Сообщений в теме: 9

[Агни]

Госссподи, как давно это было! Господа и дамы, учтите - далеко не лучшие вещи.
Пока боги спали.
Легенды Сумерек

Крылья есть у всех,
У каждого свой путь наверх…
Есть у каждого своя
Дорога в никуда…
Грешных и святых,
Нищих и царей земных
Одинаково пытает
Разная судьба…
Маврин. Падший.


Подходил к концу второй год Эпохи Повелителя Уайета. «Счастливого нового мира», как называли Эпоху повстанцы, с горечью кривя губы. Дела у Сопротивления шли ни шатко, ни валко. Если говорить совсем уж честно, то - просто отвратительно. И чем дальше, тем становилось хуже.
Рафаэль Ванчицетти, руководитель одной из боевых групп, вполне отдавал себе отчёт в том, что Сопротивление если и добьётся поставленных целей, то произойдёт это навряд ли при его, рафаэлевой, жизни… Впрочем, это его вполне устраивало. После гибели беременной жены Рафаэля вообще мало что интересовало. И в Сопротивление он пошёл не для того, чтобы отмстить, как считали многие. Они очень плохо знали Рафаэля. Когда первый шок отпустил, мужчина вполне трезво рассудил, что месть Лейлы ему не вернёт. Просто, решив, что жить ему больше незачем, он собирался употребить лично ему больше не нужную жизнь на полезное дело. Он всегда был прагматиком.
Раф зевнул, пружинисто поднялся с узкой койки своей маленькой, тесной, тёмной комнатушки. Кроме койки в помещеньице были письменный стол, пожалуй, слишком громоздкий для комнатушки, стул, маленький стенной шкафчик и раковина. Вот, собственно, и всё. Ни одной яркой детали, ни одной фотографии или какой-нибудь памятной безделушки. Ничто не оживляло этого унылого казарменного однообразия. Если бы случайный гость заглянул в шкафчик, то и там, кроме смены белья и бритвенных принадлежностей ничего интересного он бы не обнаружил. Уйдя в Лигу, Рафаэль не оставил себе ни одной вещи из той прежней, почти счастливой жизни.
Вчера «в полку» снова прибыло. Командиру Ванчицетти буквально навязали нескольких «слюнявых щенков», как он окрестил про себя троих парней и девушку - новых бойцов группы. Пока они осваиваются, но уже сегодня следует приступить к тренировкам. А для начала - ознакомиться с их «послужными списками»… Несколько листочков, которые необходимо будет сразу же по прочтении уничтожить. Несмотря на эту обязательную меру предосторожности, информации в таких досье обычно немного. Имя, чаще всего - выдуманное, скупой психологический портрет, возраст, операции, в которых боец участвовал, способности. Всё.
Раф задумчиво перетасовал листки.
Янек Ичи… Это тот, чернявенький….Совсем жалко выглядел вчера, когда замёрзших, промокших до нитки «бойцов» портал автоматического переноса забросил на базу.
Лейн Эрскин - голубоглазый блондин. Откуда-то с севера… Во всяком случае, он так сказал. Катрин Рейли, та самая девушка. Рафаэль поморщился и быстренько пролистнул страницу.
И четвёртый - Ирвин Бурхард. Его Раф плохо разглядел. Что-то огромное, шкафоподобное… Наверняка канадец.
Раф подумал, отложил досье Катрин «на сладкое» и углубился в чтение, по ходу автоматически заштриховывая маленьким обгрызенным карандашом поля листков. Всё оказалось не так уж плохо. Эрскин, судя по количеству боевых операций, опытный вояка… Двадцать четыре года, три из которых отдал службе в танковых войсках. Да ещё маг-пирокинетик. Такого хорошо для борьбы с «кровососами» направлять. Бурхард рекомендован как дисциплинированный, исполнительный солдат. Из Сил - телекинез и левитация. Воевал меньше, чем Эрскин, но тоже немало… Двадцать два года. Правда, Янек Ичи всё же оправдал опасения Рафа. Не имеет опыта боевых действий, в операциях не участвовал, в группу направлен сразу после обучения. Силы неплохие - взрывание, работа с энергиями. Перенос… Что ж, «новое приобретение» единственное из всей группы владеет переносом. Хоть что-то. Но мальчишке всего семнадцать. Вряд ли он так уж хорошо освоил свои таланты. И пороха ещё не нюхал. Отдать бы его в «сосунковый корпус»… Эх, нельзя. Приказ есть приказ.
Раф ещё раз пробежал глазами три досье, проверяя, не упустил ли чего. Аккуратной стопочкой положил на край стола. Долго выравнивал их - уголок к уголку. Потом бросил это занятие, сообразив, что просто оттягивает неприятный момент перехода к досье Рейли.
Он просто не мог заставить себя его читать. От участия в борьбе женщин Рафу до сих пор становилось не по себе. Попадания в своё подразделение представительниц «слабого пола» он до сей поры благополучно избегал. Перед глазами по-прежнему, спустя полтора года, стояло мёртвое лицо Лейлы… А в особенности - её вспоротый живот… Эти суки её насиловали… И пытали… А Рафа рядом не было, чтобы её защитить. Такую маленькую, такую слабую. Подонки, сволочи, уроды! Ненавижу!
Рафаэль пару раз сжал и разжал кулаки, часто-часто заморгал. Со смертью мужчин-бойцов он ещё мог как-то примириться. Но в каждой мёртвой женщине ему неизбежно виделась Лейла. Это невыносимо. Раф давно бы покончил с собой, но пользы с этого? … Лейла бы этого не одобрила.
Раф печально вздохнул и всё же открыл досье Катрин, пытаясь увидеть в той вчерашней растрёпанной девушке всего лишь очередного бойца. На первых же строчках Рафаэль удивленно приподнял брови. Присвистнул. Ого! А девчонка-то не промах! Награждена за участие в операции по взятию Нового Колизея! Дельце было жаркое… Освобождали гладиаторов – попавших в рабство магов… Рафаэль тоже участвовал. Народу перебили немерено. С обеих сторон. Значит, она сражалась где-то рядом… Почти боевые товарищи. Что ещё? Ещё - полтора десятка крупных операций… Опытный боевой маг – теле- и пирокинез, левитация, взрывание. 22 года… « Совсем ещё девочка…» - с жалостью подумал Рафаэль. Ему самому было тридцать, но себя он давно считал глубоким стариком, который продолжает жить лишь по какой-то нелепой случайности. И внутренне соглашался с кличкой «Дед», которой за глаза наградили его бойцы группы.
Впрочем, возраст сейчас не имеет особого значения. Рафаэль сам однажды присутствовал на совещании руководителей Лиги. Там выступал легендарный Кристофер Холливелл, братец Повелителя, так его разэтак. Так вот, этому Кристоферу Раф больше двадцати одного года бы не дал. А уж его ближайшее окружение… Такие же детишки… Рафаэль, помнится, в их возрасте в колледже учился и в секцию плавания ходил… Но уж такое сейчас время…
Ванчицетти равнодушно пробежал глазами длинный список подразделений, в которых Рэйли воевала до этого. А вот последние строчки поставила его в тупик. В разделе «Психологический портрет» значилось: «Перенесла тяжелую психическую травму на сексуальной почве. Имеет ярко выраженную склонность к агрессии. Вспыльчива. Психически неустойчива.» Ну, и что это значит? Уж не потому ли она так часто перебирается с места на место, что у неё проблемы с «этим»? И теперь её решили спихнуть «старому - доброму Ванчицетти», у которого без малого тридцать человек здоровых парней, больше года женщин видевших только на м-кристаллах и в визио-шарах? И что у неё за «психическая травма»? Надо будет выяснить получше, да поговорить с ребятами. Чтобы девочку не трогали. Даже в шутку.
Итого – пополнение в четыре бойца, двоих из которых лучше бы и не присылали вовсе, взамен шестерых опытных «боевиков», погибших в прошлой стычке. Шикарно!
Раф в сердцах скомкал листки, швырнул их в пепельницу и щелчком поджёг. Потом встал. Пригладил свои густые чёрные волосы, доставшиеся в наследство то ли от отца-итальянца, то ли от матери-еврейки. Задумчиво провёл рукой по колючему подбородку. Но бриться было лень. Эти три недели затишья сделали Ванчицетти ленивым. Может, это и затишье перед бурей, но если дойдёт до «горячего»… Раф сомневался, что его не соскобленная вовремя щетина существенно повлияет на обстановку.
И вообще, пора начинать тренировку.
От размышлений Рафаэля отвлёк торопливый стук в дверь и крики:
- Раф, открой! Да открой же!
Ванчицетти распахнул дверь и сердито уставился на стучавшего:
- Что случилось, Энгер?
- Командир, в тренажерке новая девчонка с Куртом дерётся!
- Уже иду! – Рафаэль прихватил куртку и поспешил в зал, отведенный для тренировок. « Ну, вот! Началось! Не было печали…».
Из противоположного конца коридора доносились возбужденные крики и ругань. Когда Ванчицетти вошёл, всё уже закончилось. Рослый, мускулистый Курт судорожно дёргался на полу. А сверху нависла новенькая. Её колено упиралось в горло хрипящего парня. Тёмно-русые волосы растрёпаны, тёмные глаза горят диким огнём. Ни дать, ни взять – рассерженная кошка. Вот бой-баба!
При появлении Рафа воцарилась тишина.
- Боец Рэйли, немедленно отставить! – свирепо гаркнул Рафаэль.
Девушка неторопливо повернула голову. Презрительно, с вызовом оглядела мужчину и, помедлив, ответила:
- Так точно, командир!
Расчетливо вдавила колено сильнее, так что Курт захлебнулся невнятным стоном, склонилась ещё ниже и прошипела:
- Больше никогда так не говори! – и убрала, наконец, ногу. После чего спокойно поднялась, одёрнула рубашку и отряхнулась.
- Боец Рэйли, если я сказал «отставить», то Вы должны «отставить» немедленно, чёрт возьми!
- Так точно, командир Ванчицетти! – наглая девица ухмыльнулась во все тридцать два зуба.
- Энгер, доложи по форме!
Ричард Энгер шагнул вперёд, вытянулся во фрунт и официальным тоном начал:
- Боец Курт позволил себе оскорбительное высказывание в адрес бойца Рэйли, после чего боец Рэйли напала на Курта…, – и сбился на восторженное. – И, Раф, девчонка завалила Курта! Без всякой магии!
- Ясно. Если бы вы вздумали тут ещё и магией баловаться, всем бы головы поснимал! – а про себя Рафаэль подумал: « Хорошо хоть, всё обошлось. Кажется, ребята не жаждут отомстить. Значит, уже за свою сошла». – Теперь. На первый раз, боец Рэйли, наказания не назначаю. Но за нарушение общественного порядка у нас полагается дополнительная работа на кухне и три часа тренировок сверх нормы. Курт, сегодня это относится только к тебе! Марш на кухню!
Курт сердито засопел, поднялся и, растирая шею, вышел из помещения. Раф продолжил:
- Остальным бойцам я настоятельно рекомендую впредь не «позволять себе оскорбительных высказываний в адрес бойца Рэйли». Вам понятно?
В ответ послышались разноголосые «так точно», «понятно», «да, Рафаэль». Раф успел заметить, как на лице девушки быстро промелькнула и исчезла довольная усмешка.
- Тогда приступим. Сегодня отрабатываем нападение на склады, охраняемые вампирами.
Никаких эксцессов больше не было, новенькие показали себя с лучшей стороны. Даже молоденький Ичи. Команды выполняли чётко, почти сразу подстроились под группу и до конца шли в общем темпе. Сколько Рафаэль ни приглядывался, особенно к Янеку и Катрин, но так и не смог обнаружить ни малейшей огрехи. Придраться было не к чему. Только вот… Катрин эта… Слишком уж на Лейлу… похожа… Как сестра родная…
Уже отпуская усталых магов, Ванчицетти как бы ненароком попросил остаться Энгера. Когда бойцы покинули зал, Раф присел на мат и жестом предложил присесть Ричарду. Тот пожал плечами и присел рядом.
- А теперь, Дик, рассказывай, как всё было. И поподробней.
- Да так и было, Раф… Курт сам нарвался.
- Нарвался… А что он сказал?
- Да, в общем, ничего особенного. Он же не знал, что у девочки крутой нрав. Что-то типа того, что « у такой красотки должен быть мужик». И что она, если хочет, может на него рассчитывать…
- Отлично, – заскрипел зубами Рафаэль. «Сразу – и по больному месту. Курт, конечно, шутил. Грубовато, но зла он ей точно не желал. Но Катрин-то этого не знала! Подумала, что нарвалась на очередного «тупого самца». Или как там женщины о нас говорят?» – А как она тебе в целом? Как её встретили бойцы?
- Да нормально. Но, Раф, ты же знаешь. У нас в отряде до этого не было женщин. Так что проблемы ещё будут. Она многим понравилась…
- Понимаю…. Слушай, я уж не буду вас всех воспитывать, но у Рэйли, судя по досье, какие-то проблемы с психикой. И именно на почве таких вот приставаний. Видимо, где-то досталось. Так что передай парням, чтобы её не трогали. Хорошо?
- Конечно. Сделаю, что смогу. То-то я смотрю – заводится с пол-оборота.
- И ещё… Приглядывай за ней. Она, конечно, за себя постоит, но не думаю, что ей это нравится. Я не всегда рядом бываю, а тебя ребята слушают.
- Хорошо. А как вообще получилось, что к тебе женщину направили? Ты ведь всегда был против? – Дик Энгер был старым приятелем Рафа. Работали вместе. По магической части. Просто Дик позже пришёл в Сопротивление. А то сейчас тоже бы был командиром, а не рядовым. Поэтому, на правах друга, Энгер иногда мог задавать Рафаэлю личные вопросы. Если тот позволял.
- Да, всегда был против. Но в этот раз меня не спрашивали. Я сам не знал, кого пришлют. Видать, в Центре совсем туго стало.
- А то. Раф, тебе не кажется, что всё катится к чертям?
- Ох, Дик!... К чертям всё давно укатилось. Так что живём мы с тобой в аду… Хвала Высшим силам, мне на это плевать.
- Всё ещё … Лейла? Так же плохо?
- Лейла, Дик, Лейла… Иногда – выть хочется, а иногда – ничего, терпимо. А вот что ТЕБЯ сюда занесло, так и не пойму. Тебе –то чего не сиделось? Зелья-то всегда нужны… При любом режиме.
- Плохо же ты меня знаешь, - с лёгким укором ответил Дик. – Я Светлым родился, Светлым и умру. Так что не мели чуши… Просто сил больше не было на всё это смотреть. Тошно стало.
- А здесь ты, вероятно, просто отдыхаешь духом…
- Не передёргивай. И здесь плохо, но там хуже было. Это ты просто рано ушёл… А за девочку не волнуйся – пригляжу… Это ты потому, что она на Лейлу похожа?
- Заметил? … И поэтому, и не поэтому… Понимаешь, не должны женщины воевать… Ладно, пойду. Скажи ребятам, что сегодня тренировок больше не будет. Могут расслабиться, в карты перекинуться… Они это заслужили.
- А сам ты опять запрёшься в своей «коробке» и будешь заливаться вискарём? – проницательно полуспросил, полуконстатировал Дик. – Приходи лучше к нам. Гитара теперь есть. Посидишь, послушаешь… Если будет настроение, сам споёшь…
- Неохота…
- Ладно, шут с тобой, - махнул рукой Энгер. – Но я бы на твоём месте всё же сходил…
- Не дай Бог тебе на нём оказаться, - проворчал Рафаэль, вставая. Прошёлся по залу, иногда кое-где смахивая пыль, сдвигая маты и мишени.
Дик ободряюще хлопнул друга по плечу и вышел…
Раф остался один. Неторопливо загасил люмо-шары… Проверил прочность магического барьера… Осталось только обойти базу. Благо, она небольшая. Шестнадцать комнатушек, из них две – одноместные… Одну из них занимает Ванчицетти, вторую вчера выделили Рэйли. Остальные рассчитаны на проживание в них двух человек. Очччень компактное. Ещё на базе имеются кухня, тренажёрка и небольшой холл…
Ну, за «нумерами» маги сами присмотрят. А вот проверка надёжности защиты других помещений на совести командира.
А потом, действительно, можно будет пойти и напиться до отупения. И заснуть без сновидений. Вырубиться. Но сегодня почему-то не хотелось. В Рафе проснулось любопытство. Впервые за полтора года.

=======================

Раф аккуратно защёлкнул задвижку двери… Достал из дальнего угла стола бутыль очень дешёвого и очень забористого виски. А другого в Лиге уже давно не было. Разве что иногда с добычей везло… Но очень редко.
Налил жидкость в кружку. Несколько минут просидел над ней, разглядывая своё отражение в мутной поверхности. Встал, походил по комнатушке….
… Рафаэль и сам не понял, как оказался в гостиной. Ноги вынесли…
Ребята уже собрались. Ванчицетти присел на одно из освобождённых для него удивлёнными бойцами (ну, ещё бы – раньше командир своими посещениями такие вот вечера не баловал. И его уже давно прекратили приглашать даже из вежливости.) мест, поближе к Энгеру. Огляделся – новенькие держатся особняком. Девушка сидит с мальчиком этим – Янеком. Невооружённым взглядом видно, что паренёк чувствует себя неуютно – самый молодой здесь. Да и робеет перед «настоящими боевыми магами». Бурхард взгромоздился на хлипкий в сравнении с его мощным канадским телом табурет с таким замкнутым, недовольным видом, что диву даёшься – зачем вообще пришёл? Может, считает, что эти «посиделки» - какой-то обязательный ритуал? Удовольствие получает, похоже, только Эрскин.
Катрин сидит спокойно. На коленях – раскрытая на середине книжка. Интересно, что читает? Только сейчас Рафаэль хорошенько разглядел новенькую. На тренировке как-то не до того было. Если честно, не так уж и похожа на Лейлу… Сходство, пожалуй, только общее – рост, цвет волос, фигура. Хотя… Сейчас уже и не воскресить в памяти любимого лица. Образ подёрнулся дымкой времени, размылся, поистёрся… Не вспомнить, какой у неё был носик… какие губы… Фотографии жены Рафаэль тоже не сохранил… Зачем?
Между тем ребята достали гитару, и она пошла по кругу. Больше половины членов группы, как оказалось, умели играть…. Песня следовала за песней… Вспоминали кто что мог… Кто-то пел весёленькие балладки, кто-то даже припомнил миленькую детскую песенку… Кое-кого просили спеть ещё. Рафаэль расслабленно обмяк на своём стуле и молча внимал музыке, искоса поглядывая на четвёрку новых бойцов. Катрин слушала очень внимательно, иногда слегка морщась, если очередной певец фальшивил. Янек – непонятно, слушает или просто сидит с отсутствующим видом…. Бурхард слегка оттаял и выглядит уже не так сердито. Эрскин даже спел…
А сегодня не слишком весело. Видимо, «старички» никак не могут освоиться с новыми лицами. Поэтому шутки сегодня робкие, а завязавшиеся было разговоры тут же и затихают. И Раф сразу почувствовал, что центром притяжения стала единственная в коллективе женщина. На неё постоянно поглядывают, иногда о чём-нибудь спрашивают, пытаясь втянуть в беседу. Но Рэйли отвечает односложно…
Наконец, гитара дошла и до Рафаэля. Энгер сунул её в руки рассеянного командира и предложил:
- Споёшь?
А почему бы и нет? В своё время Ванчицетти неплохо пел… Если бы всё сложилось несколько иначе, мог бы и в певцы пойти. Он не думал, что стал бы действительно популярным, но на кусок хлеба доходов хватало бы.
- Спой нам «Лунную ночь». Помнится, у тебя здорово получалось…
- Нет, я её больше не пою… - Раф замер над гитарой, склонив тёмную голову и полуприкрыв глаза… К чему-то прислушиваясь? … Что-то вспоминая?... Легонько тронул струны… - Думаю, это подойдёт…
И тихо, сначала неуверенно, запел. Но постепенно голос его окреп. И так неплохой, от долго сдерживаемых чувств он приобрёл волнующую глубокую хрипотцу, к которой так упорно бывало, шли иные известные певцы…

Одни, столько лет
Мы возводим замки и храмы,
Рождённые по воле рока жить…
Богам веры нет.
Снова каждый выберет сам
Свой путь, свой крест, свою судьбу и нить…
Не плачь, не жалей, не зови…
Слабому - плеть, вольному – воля…

Вот уж, воистину, здесь каждый выбрал… А слабые – остались ТАМ.
Потом Раф оторвался от гитары, почувствовав на себе настойчивый взгляд. Катрин! Она сидела, напряженно, до белизны сцепив пальцы на обложке книги, впившись глазами в лицо Рафаэля. В расширившихся тёмных – во всю радужку – зрачках плясали… давно подавленные чувства?... сцены прошлого?...не исполнившиеся мечты? Искусственный голубой свет люмо-шаров резко очертил суровые складочки у губ, сдвинутые брови. Рафа поразило это лицо – застывшая маска обреченности. И больше мужчина от него не отрывался… Всё остальное исчезло…
Рафаэль смотрел и пел… Пел и смотрел, как каждая строчка отражается в этих больших тёмных омутах.

Мой мир слов пустых
Глаз холодных и слепых.
Кто привёл меня сюда,
Демон или рок?
В город смыслов,
В рай халдеев и лжецов,
Где забыты честь и совесть,
И воспет порок…

Девушка чуть слышно выдохнула, будто до этого сидела, задержав дыхание…
Рафу почему-то стало жутко. Он чуть помедлил… Не более четверти такта… Но всё же закончил, почти через силу:

Зеркала небес
Взгляд мой отражают…
Дай мне сил дойти!
Не оставь меня…

Последние слова Раф почти прошептал…. Девушка тихонько всхлипнула под затихающий гитарный перезвон. Но, кроме Рафаэля, этого никто не заметил. Все молчали, погружённые в свои мысли… Что значит « …дай мне сил дойти» для этой девочки? КУДА идёт Катрин Рэйли? И куда хочет попасть?
Как во сне, Рафаэль впихнул вмиг потяжелевшую гитару в чьи-то руки. Странно, а до этого она казалась легче пёрышка… Кажется, его уговаривали спеть ещё. Но он только мотал головой. Инструмент перекочевал к Райану…. Немного погодя Катрин тихонько встала и вышла. Постепенно любопытство Рафа иссякло. Ему стало скучно, потянуло обратно, в комнату, к уже заждавшейся бутылке.
Для приличия он посидел ещё с полчаса, потом так же тихо встал и вышел. Ребята, с большим интересом слушавшие какую-то скабрезную песенку, не обратили на его уход никакого внимания.

В коридоре было пусто и холодно – энергию на его обогрев не тратили. Её отдавали на удовлетворение других, более насущных потребностей. Раф запахнул куртку и поспешил к себе. Он уже подошёл к двери вплотную и взялся за ручку, когда сзади послышался шорох шагов. По старой привычке (довольно часто спасавшей ему жизнь, между прочим…) Ванчицетти резко развернулся и чуть присел, готовясь к нападению. И выдохнул:
- Рэйли?! Вам что-то нужно?
- Ничего, командир Ванчицетти. Я всего лишь хотела спросить, как называлась та ваша песня… - смущенно ответила девушка, упорно разглядывая пол…
- Во-первых, в «нерабочее» время бойцы называют меня просто «Рафаэль». Во-вторых, песня называется «Рождённые жить». И она не моя. Ей уже лет двадцать, а то и больше….
- Спасибо, ко… Рафаэль. Вообще-то я тоже – просто Кэт,– она немного помялась и закончила:
- Тогда – спокойной ночи?
- Спокойной ночи, Кэт…
Раф повернулся к двери и продолжил движение. В комнате он грубо сорвал куртку и сердито бросил её на кровать. Его не покидало ощущение, что Кэт приходила не только чтобы узнать название песни… Было что-то ещё… Но чего она хотела? Рафаэль раздражённо фыркнул и тяжело уселся за стол. Повертел в руках кружку с выдохшимся виски, придирчиво понюхал. Подумал и вылил напиток в раковину. Налил свежий. Выпил. Отдышался, отёр заслезившиеся глаза. Снова налил. Снова выпил. Но блаженное отупение не наступило. Стол, правда, начал раскачиваться… И чем дальше, тем сильнее.
Чтобы этот странный эффект не мешал думать, мужчина опустил голову на сложенные руки. Но это не помогло. Тогда Раф понял, что больше выпить не сможет – организм не примет, кое-как запихнул бутылку в стол и мешком бухнулся на койку. Долго валялся без сна, продолжая чувствовать под собой медленно вертящуюся над пропастью кровать… А потом всё же рухнул в чёрную бездну.


===============


Постепенно всё вернулось на круги своя… К новеньким привыкли. А после первой совместной операции и забыли, что они – новенькие. К Катрин больше не приставали. То ли Дик постарался на славу, то ли поняли, что себе дороже. А может – и то, и это… А вскоре девушка превратилась в такого же боевого товарища … Её так же дружески хлопали по спине, обменивались с ней похабными шуточками…
А ещё – очень тактично, незаметно оберегали. В вылазках рядом с ней каждый раз, как бы случайно, оказывался кто-нибудь из парней. Прикрыть спину, помочь…
И как-то потом Рафаэль узнал, что Курт извинился перед Кэт за тот инцидент…
И - Раф заметил странную вещь – с появлением женщины члены группы стали гораздо терпимей к слабостям ближних, меньше срывались друг на друга…
В общем, время шло, а Раф всё наблюдал… Месяц, другой…. Наблюдал, как она смеётся… Всегда негромко, но искренне, и от её смеха разглаживаются вечные морщинки на лбу молчуна и ворчуна Бурхарда. Как говорит – тоже негромко, как будто слегка стесняясь, но к её словам прислушиваются. Как читает свою неизменную книжку, сидя в уголке, пока ребята режутся в карты или бренчат на гитаре. Играть она не умела – ни в карты, ни на каких-либо музыкальных инструментах, но пела. Слабым, однако нежным и верным голосом. Почти по-детски… Только уверенней. А глядя на неё, тренирующуюся, Рафаэль начинал подозревать, что она неплохо танцует.
Впрочем, она не танцевала, да и смеялась не часто.
Странное дело, иногда Рафаэлю казалось, что за ним тоже наблюдают…. Наблюдает. Иногда мужчина ловил заинтересованный, внимательный и … ещё какой-то, непонятный совсем … взгляд тёмных глаз…
Кстати, Рафаэль теперь определенно не понимал, как это могло быть время, когда Кэт не было в отряде. В это как-то уже и не верилось. Казалось, что боец Рэйли была всегда – спокойная, умелая, дисциплинированная… Только вот… Даже неплохо, что операций было так мало. Потому что теперь каждая новая вылазка заставляла Ванчицетти лихорадочно перепроверять планы на десять раз, и всё равно не спать полночи, боясь только одного – не предусмотреть всего и всё-таки подставить под удар Катрин…. Ну, и Янека. Маленький он ещё…


====================


Это случилось где-то на Эквадоре… В неприятном соседстве с вулканом Котопахи. Условно спящем, но кто знает, что может произойти?... Отряд прочно, по самые уши засел на очередной базе. До какого времени – не известно. Или среди ночи выдернут, или ещё месяц промаринуют… Климат местечка позволял предполагать, что в любом случае раньше все заплесневеют и покроются мхом. Дожди – круглые сутки, влажность такая, что тюфяки на кроватях отсыревают, как ни просушивай… С базы выйти нельзя – опасно. Да и не очень-то тянуло, разве что у кого возникнет желание прогуляться по болотам, кишащим всякими симпатичными зубастыми «сюрпризами». В помещениях базы было не особо весело – делать нечего, мрачно, даже тренировки маги стали воспринимать как развлечение. Пользуясь этим, Рафаэль увеличил время тренировок до пяти часов в день. Большего из боевиков «выжать» уже нельзя было. Поэтому свободного времени всё равно оставалось более чем достаточно. И ребята пытались убить его как могли.
И сейчас все собрались в небольшом полуподвальном помещении, в последние дни служившем отряду тренажерным залом. Гитара вяло ходила по кругу, надолго не задерживаясь ни в одних руках… Кэт со скучающим видом листала, вероятно, уже зачитанную до дыр книжку. Рафаэль с тоской вспоминал дрянной, маслянистый, вонючий виски, закончившийся ещё позавчера. Откровенно говоря, пить такое можно только в самом-самом крайнем случае… Крайний случай уже давно наступил… И даже более, чем наступил.
От печальных мыслей Рафа отвлекла гитара, ткнувшаяся ему в руку доверчиво, как слепой котёнок. Он хотел толкнуть инструмент в следующие руки, но… Замер, поймав взгляд Рэйли. Тревожно-ждущий, какой-то… молящий… И не положил гитару в уже раскрытые ждущие ладони соседа. Кэт прикрыла книгу и отложила в сторону. Только сейчас Раф заметил, что это Неруда… Как странно… Рафаэль думал, что Неруда наскучить не может. Но, значит, может… Чёрт возьми, да ещё немного – и они все здесь по потолку ходить начнут. От этого набившего оскомину однообразия. Катрин сложила руки на коленях и внимательно посмотрела на Ванчицетти. Опять. Почему? Всё повторяется…. Девушка смущенно отвела взгляд. Мужчина нахмурился и закусил губу. Но пальцы сами нашли струны, нежно и робко прошлись по ним… Как по тёплой коже любимой женщины… Так, как они могли бы касаться нежных ключиц… Кэт… Рафаэль прислушался… О чём они звенят, эти тонкие лучики? Теперь Раф слышал (…и как он мог не замечать этого раньше?) – они стонут, они плачут о двадцатидвухлетней девочке Катрин, по какой-то совершенно глупой, совершенно невообразимой жестокой несправедливости брошенной в эту кровавую бойню. Для Лейлы они своё отпели. Может быть, теперь они споют для Кэт?
Для неё хотелось чего-нибудь лёгкого, нежного, как крылья бабочки или туман над рекой. Ранним утром, когда солнце только встает… Но получилось…

Ты снимаешь вечернее платье,
Стоя лицом к стене.
Я вижу белые шрамы
На гладкой как бархат спине…
Где твои крылья?..

Он не хотел, честно. Он не хотел, чтобы эти тёмные глаза снова заблестели от непролитых слёз. Чтобы недовольно фыркнул Бурхард, и печально вздохнул Эрскин…. Чтобы Янек в каком-то трансе шептал – если Рафу не показалось – последние строчки… Поэтому он сунул гитару Дику и неловко предложил:
- Спой ту… ну, помнишь… смешную… Про двух вампирш…
Дик, конечно, спел… Но весело никому не стало. Общее дремотно-мрачное настроение последних дней захватило группу куда крепче и основательней, чем непрекращающиеся тропические дожди этого берега Пастасы.
Рафаэлю стало стыдно… Испортил ребятам развлечения.


Спать не хотелось. Всего десять вечера. Да и всё труднее стало засыпать без виски или джина. Крепкая янтарная жидкость стала самым верным способом отдаться Морфею легко и безболезненно уже давно. Стала незримой стеной, защищающей нервно-возбуждённое сознание от кошмаров прошлого и, чего уж там, настоящего. Хорошо, что никто не догадывается, как в ужасе сжимается сердце железного «Деда» Ванчицетти, как его ладони становятся влажными, липкими, леденеют, когда ему приходится убивать. Не важно – тёмную ли ведьму, оборотня, мага – транса… А какое право он на это имеет? Что дает ему власть судить, кому жить, а кому умереть? В гуще боя он не успевал подумать, но потом – с какой-то маниакальной настойчивостью сознание подсовывало то одно, то другое мёртвое лицо… Вот и сейчас…
Мягкое поскрипывание паркета в коридоре. Кто-то идёт. Кажется, мимо. Или… Пол больше не скрипит. Зато – робкий стук. Ни один из парней так бы не смог…
- Войдите. Не заперто.
- Можно? – из-за приоткрытой двери показалась тёмная головка… Катрин.
- Можно…
Кэт зашла…. Помявшись, остановилась посреди комнаты и посмотрела Рафаэлю в глаза. Тем же странным, затягивающим, непонятным взглядом, от которого Раф не мог оторваться… Сколько? Минуту? Вечность? Потом угольные ресницы устало сомкнулись, брови сдвинулись, обозначив скорбную складочку. Рафаэлю показалось, что девушка вот-вот заплачет, уронив на руки красивую голову под тяжестью густых, тёмных водопадов волос, не заплетённых сегодня в строгие косы….
Он подскочил и пододвинул табурет и пробормотал:
- Садитесь…, - от волнения снова переходя на «Вы», Раф почти насильно подтолкнул Кэт к табурету и усадил. – Что Вам… - с губ сорвался банальный вопрос… Но закончить его Рафаэль не смог.
- Я не знаю, зачем пришла, - горестно прошептала девушка. В ставших огромными, на пол-лица, глазах запылало страдание… и ещё что-то, что никак не удавалось разгадать. – Я не знаю, Рафаэль! Просто… Вы… ты… так пел, что я подумала… Нет. Не могу… Не могу этого сказать…
- Что сказать? – какие красивые, хрупкие, тонкие пальцы. Они подрагивают, выражая напряженное волнение хозяйки. Такие слабые… Сейчас… А может, и тогда… когда сжимают рукоять пистолета или атами… Спрятать бы их в своих больших ладонях. Только чтобы защитить от колючего мира. Ничего более. Потому что любить больше нельзя… Это невозможно. Им всё равно не выжить.
Но от вопроса пальцы нервно сомкнулись в кулак, девушка вскочила и замерла, а потом… Ещё чуть-чуть, и она сбежит из комнаты, рассыпая за собой хрустальные осколки битой надежды… Но не успела. И уже бьётся в крепких объятиях, как маленький глупый мотылёк.
- Что сказать, девочка?
- что… Что… Что люблю… тебя… - девушка прошептала эти слова очень тихо, сдавшись и зарываясь лицом в грудь. Потом испуганно охнула, предпринимая последнюю попытку вырваться, и застыла. Как в ожидании удара.
Бедная девочка…. Кто же тебя так?
- И я … тебя…

Койка… Какая же она неудобная, оказывается… Он думал, что будет у неё первым… Так странно… Такая уж она была неловкая, неопытная… Эти руки… И очень удивился, когда понял, что это не так. Сколького же я ещё про тебя не знаю, Катрин Рэйли? Но ты дашь мне возможность узнать?
Потом она собрала с полу одежду. Оделась, не поднимая глаз.
-Останься… Пожалуйста…
Отчаянно замотала головой…
- Нет… Нет… Мне нужно… побыть одной.
- Я понимаю…Придешь завтра? Если всё будет нормально?

Она пришла и завтра, и послезавтра, и через два дня…. Оказалось, она любит мандарины и Рильке. А ещё – мечтает побывать во Франции… И вздрагивает, если Рафаэль касается её внезапно, когда она этого не ожидала. Нет, он не понимал… Она отдавалась неистово, но так безыскусно и неловко… Ив один из дней, кажется, пятый, когда Катрин утомлённо лежала, уткнувшись носом в его грудь, Рафаэль осмелился. Нежно убрал влажные волосы со лба и заглянул в агатово-мерцающие глаза.
- Кэт… Кто у тебя был… до меня?
И пожалел, что осмелился. Она вздрогнула и отодвинулась. И отвернулась.
- Извини, я не должен был…
- Нет. Всё правильно. Ты имеешь правду знать. Но это страшно… - она сползла на самый краешек. Отчуждённая, далёкая, замкнутая. Холодная.
- Не рассказывай, если тебе тяжело вспоминать…, - Рафаэль потянулся и обнял девушку ха плечи. Чтобы согреть…
- Ты думаешь, я забываю об этом, когда молчу?... Нет, это всегда со мной… Меня насиловали… Ты, наверно, уже догадался…
- Догадался… Кто? Колдуны? Демоны? – Раф непроизвольно сжал кулаки. И разжал. Это было давно. Теперь уже их не найти.
- Нет. Люди. Понимаешь?! Обычные люди! Не тёмные колдуны, не демоны, не оборотни, а люди!... Давно, ещё во время Второй охоты на ведьм. Мне было всего восемнадцать, моя мать была ведьмой. Рэйли – не моя настоящая фамилия. Моё настоящее имя – Катрин Мельди. Слышал про нас?
Раф пораженно кивнул. Ещё бы не слышать. За зельями к Агнессе Мельди съезжались со всего Южного побережья. Но он слышал, что Агнесса с дочерью погибли в пожаре после захвата города. Значит, не погибли? Во всяком случае – дочь…
- Мама хотела передать семейное дело мне… Учила меня… Даже когда началась Эпоха, нас ещё долго не трогали. Мы думали, что всё ещё утрясётся, и мы сможем жить, как прежде. Но однажды… город сожгли. Ты знаешь, как это бывает. Маму убили сразу. Я сбежала. Но почти «выгорела». Представляешь, у меня не хватило бы тогда сил, даже чтобы свечку зажечь!... Я сбежала, я была очень-очень усталая… Мне было страшно, а вокруг всё горело… Столько … трупов! Я подумала, что одна жива осталась! Сколько блуждала, не помню… какие-то катакомбы… Там были живые люди. Я думала, помогут… А потом… Потом… - Катрин вздрогнула всем телом, всхлипнула. Раф сжал её покрепче…
- Схватили, связали, … насиловали… Били. Не кормили почти. У них самих почти ничего не было из еды. Через некоторое время уже не было ни стыдно, ни страшно. Только больно. Я совсем отупела от боли. Сбежала только потому, что они были ещё тупее. Напивались и забывали про меня. Ну, потом были отряды… Драться меня учила сама Ирэн Дэвидсон. Уж не знаю, почему она взялась мне помогать. Я была тогда почти сумасшедшая, чуть что – плакала. А она терпела как-то. Наверно, просто пожалела….
- Сколько времени они тебя…? – хрипло спросил Раф.
- Неделю… Так что ты у меня первый… Кому я поверила. Я не сразу поняла, что ты другой… Но ты так пел…
Рафаэль покрепче прижал к себе Кэт и больше в ту ночь не отпускал…



=================



Потом были бесконечные скитания по разным базам… В горах Итальянского полуострова, в джунглях Юго-Восточной Азии… То холодно так, что трескаются камни, то жарко и влажно, и не спасает даже разрешенное несмотря на строгую конспирацию заклинание «морской бриз»… Какой, к чёрту, бриз! Тут хоть чуть-чуть посуше бы было… Дышать тяжело. Духота невозможная.
Но Рафаэль и Катрин мало обращали внимания на смену климата… Они отдавались своей любви… Целиком, без остатка, так, как могут любить лишь обречённые на смерть… Смерть шла за ними по пятам, но в своей слепоте они не замечали её холодного оскала…
Это было сумасшествие …
Они любили друг друга долгими ночами на грязных, старых матрасах баз… Однажды - на поляне во время празднования удачно проведенной операции… Совершенно не стыдясь, за кустами, в высокой траве (Высшие силы! В этом мире ещё сохранилась, оказывается, совершенно обычная зелёная, живая трава! Без всяких «растяжек», «мышеловок» и «колючек»!), в тридцати шагах от остальных празднующих…. А парни из отряда запускали в воздух небольшие шарики магических фейерверков… И их разноцветные огоньки бросали блики на влажную от пота кожу переплетённых тел…. И Кэт казалась от этого ещё соблазнительней, ещё желанней, будто облитая переливающейся радугой.
И даже – вот безумие! – в каком-то парке, нашпигованном зондами «охранки», в кустах - любили …. В тот день на нём была хорошая подделка опознавателя Тёмного колдуна, а на ней – ведьмы – Изменяющейся…
Любили после операций… Даже провальных… И это было почти кощунственно - отдаваться друг другу, едва смыв с рук чужую кровь. Но иначе они не могли.
А у подножия Канадиен Нэшенел Тауэр, выстоявшей после взятия Торонто драконами Повелителя по какой-то совершенно непонятной причине, Рафаэль, смущаясь, достал из кармана маленькую коробочку и сунул в руки удивленной Катрин. Та открыла её… И не сразу сообразила, что значит вот эта тоненькая полосочка серебра на чёрном бархате… Колечко. Простенькое, с одним лишь выгравированным словом «Люблю»… А потом поняла. И задохнулась от нежности. От подступившего к горлу тёплого, ласкового комка. Рафаэль покраснел (чего и сам от себя не ожидал…) и сумел лишь пробормотать:
- Будешь моей…?
Она не смогла бы и этого… Только закивала, уткнувшись в широкую, надёжную грудь… Им не нужен был священник. Не нужны – свидетели и банкет на сотню персон… И поздравления - не нужны были. Просто они знали, что теперь - отныне и навек, и в горе и в радости – они принадлежат друг другу. Как небо и земля…
Им было страшно, но они не знали и этого, греясь от огня свой несвоевременной страсти. Они долго искали, даже не зная, чего ищут. А теперь вдруг нашли. Можно ли их было за это винить?

Но то, что должно было произойти, в конце концов случилось.
Операция – «экс». Сейчас вообще большинство операций стало «эксами». Нападение на склады. Осложнялось тем, что группе приходилось действовать сразу на нескольких уровнях – крыше, этажах, и у входа не такого уж высокого (всего пятиэтажного) здания. Рафаэль нервничал. Приказ пришёл внезапно. Кроме того, в «эксе» должны были участвовать ещё де группы – и обе смешанные. И Ванчицетти просто не представлял, как его «парни» сработаются с теми вот гоблинами… Или, хуже того, оборотнями. Тем более. Совместных тренировок не предполагалось. На «своих», конечно, должны быть опознаватели – нашивки со стилизованным голубем на фоне трилистника, символом Сопротивления - но что там в запарке углядишь?
Естественно, всё пошло наперекосяк. Рафаэль с высоты своего командного пункта – крыши, лишь скрипел зубами, наблюдая, как ребята в сумерках наступающей ночи мечутся, пытаясь отличить «своих» оборотней от «чужих», пропускают удары и, теряя голову, бегут с поля боя. Ни о каком плане речи уже не шло. Лишь бы успели добраться до квадрата В-8, где их ждёт Янек, готовый к переносу на базу. Что успели унести, то и успели. Лишь бы живы остались. Пора сматываться. Рафаэль уже хотел было отдать приказ об отступлении. Но внезапно бурное кипение боя захлестнуло почти пустую до этого крышу. В вспышке переноса появилась Катрин с каким-то магом из другой группы (Вот же***! Я же ей говорил сидеть и не высовываться!), чёрный дым принёс Тёмных колдунов, площадку наводнили оборотни.
Ванчицетти и не заметил, как ринулся в самую гущу заварушки.
Затем были механические – колоть, стрелять – оттеснить назад – огненный шар – увернуться – снова колоть – удар – заслонить – шаг назад – «чего под ногами путаешься?!» - - снова огненный шар – отпрыгнуть – трое Тёмных - снизу кричат – не слышу! – пора заканчивать - Кэти, куда лезешь? Вали отсюда, пока цела! – солоноватый привкус крови на губах – острая боль – песенка спета – небо над головой – тихо. Огромные звёзды, звон в ушах. Чьи-то ноги мельтешат, мешают видеть. Испуганное лицо Кэт. Волосы выбились из кос, чёрным ореолом окружают лицо. Чёрные волосы на фоне тёмно-синего неба. Красиво. Дымка…
А потом его куда-то ведут… Ноги – ватные, в голове шумит от кровопотери. Ведёт Кэти. Да она с ума сошла – там же край крыши!
- Куда …ты меня…тащишь?
- К порталу, куда же ещё? Переставляй ноги!
- Там … обрыв! Я … боюсь… высоты…
- Я т-те дам! «Боюсь»! Шевелись! Уф, тяжёлый!
- Оставь… меня… уходи…
- Нет. Я слевитирую, внизу нас ждёт Янек! Забыл, что я умею летать?
- Да…, - совсем слабым, обморочным голосом ответил Рафаэль и навалился сильнее на плечо девушки.
- Эй, не смей терять сознание! Убью собственноручно!
- Не … убьёшь…, – через силу улыбнулся мужчина.
- Это почему это? – подозрительно вопросила Катрин, не забывая переставлять ноги… Шаг… Ещё шаг…. Тяжёлый, паразит! Хорошо … ох… немного осталось…
- Любишь…, - безвольно обвис Раф…
Как она тащила Рафаэля оставшиеся тридцать метров. Кэт помнила слабо. Никогда в жизни ей ещё не приходилось таскать на себе взрослого мужчину. Казалось, край крыши не приближается с каждым шагом, как это должно быть, а лишь отдаляется…. Она боялась не успеть. Знала, что Янек будет держать портал только семь минут, три из которых уже прошли… Ох, как тяжело… Четыре… Только бы успеть! … Пять… Ну, ещё чуть-чуть, а там полетим… Вот он, край. Которого так боится Раф. Высота – метров двадцать пять… То-то он так не хотел находиться на верхнем уровне…. Сказать кому – обхохочутся. Суровый командир Ванчицетти боится высоты…. Но Кэт никому не скажет… Это будет их маленькая тайна… Всё! Вот он – портал! И усталое лицо Ичи. Да, малыш, тебе тоже трудно – столько времени держать – я понимаю…



=====================


Партию регенератора задержали. На сколько – неизвестно… Просили «не отчаиваться и ждать»…. Бурхард-то подождёт. Со своим переломом руки. И Дик подождёт… В крайнем случае – останется хромым… А вот Рафаэль… В первый день он ещё приходил в себя. Совсем ненадолго. Улыбнулся Кэт и хотел что-то сказать… Но вырубился… На второй день он уже не узнавал окружающих. Не узнавал вцепившуюся в его руку, судорожно, как тонущий – за последнюю соломинку, Катрин… На третий день Кэт стало казаться, что он вот-вот прекратит дышать… Она не плакала, нет. Но ребята боялись смотреть в её полубезумные, какие-то лихорадочные глаза. Два раза парням удалось заставить её поесть…. Это было в первый день. Она будто сознательно морила себя голодом. Или не хотела помнить ни про что, кроме того, что её Рафаэль…
Но на третий день, около полудня… В комнату с раненым ураганом влетел Янек. От шума Ванчицетти застонал… Кэт даже не обернулась, только нагнулась над мужчиной и принялась что-то ему тихонько нашёптывать, успокаивая. Янек не остановился на пороге, он подлетел к кровати и закричал:
- Кэт! Вот! Вот регенератор! Слышишь?! – и затряс ещё не понимающую ничего девушку за плёчо. Она подняла на него измученные, усталые глаза. Безжизненно спросила:
- Что?
- Кэти, да вот же! – мальчишка суетливо зашарил по карманам и выгреб три маленькие ампулы:
- Регенератор! Хватит ему столько? Ирвин отказался от своей доли, и Дик тоже. Сказали, если останется, тогда возьмут!
Но Катрин вряд ли слышала путаную речь парнишки. Как изголодавшийся вампир, она вцепилась в его ладонь и осторожно сгребла с неё маленькие стеклянные колбочки… Всхлипнула… Поставила две на столик рядом с койкой, а у оставшейся обломила горлышко… Трясущимися рукам принялась распутывать уже пропитавшуюся кровью повязку на груди Рафаэля… И вылила на рану лекарство. Целых три секунды ничего не происходило. А потом… Припухлость вокруг начала спадать, края – совершенно непостижимым образом – сошлись. И через мгновение остался только розовый рубец. На месте почти смертельного ранения. Раф заворочался и застонал, потревожив ещё не залеченную переломанную ключицу…. Кэт вскрикнула и торопливо сломала вторую ампулу. Но теперь она действовала осторожней. Две капли – на перелом… Ещё пара – на вспоротую руку. Капелька – на ссадину у виска. Как же ты выжил, любовь моя? Целых три дня… Какой ты сильный… Спасибо тебе! Но теперь всё будет хорошо… Вот, остальное оставим парням, ведь ты не против? Они отдали всё, но ведь этого тебе вполне хватит?... Рафаэль…
Будто в ответ на мысли, мужчина что-то забормотал, приходя в себя. И открыл, наконец, запавшие, обнесённые синью глаза. Такие угольно-чёрные на бледном до прозрачности, похудевшем лице:
- Кэти… - непослушный язык ещё пока еле ворочается… Но уже можно сесть. И обнять зарыдавшую горько и жалобно девушку. – Ну, тихо, тихо, котёнок… Всё же хорошо…
- Рафаэль… Рафаэль… Ты… живой… Никогда… так … никогда не делай… - всё, слова закончились. Остались только мучительные, тяжёлые слёзы – за все те дни, когда Катрин не могла пролить ни слезинки… Когда она думала, что умрёт вместе с любимым… Когда для неё прекратило существовать всё, кроме одного единственного человека на узкой койке в маленькой тёмной комнатке базы…
Ичи постоял у кровати. Подумал… Аккуратно взял оставшееся лекарство и на цыпочках вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Этим двоим вряд ли нужны свидетели.

Сообщение отредактировал Агни: Понедельник, 19 сентября 2011, 17:08:11

[Агни]

Три дня ПОСЛЕ прошли-пролетели, словно во сне…. Кэт не отходила от Рафаэля ни на шаг. Ей просто жизненно необходимо было иметь возможность в любой момент дотронуться до него, ощутить его сильные руки на своих плечах, чтобы поверить, что они оба всё ещё живы. Девушка просыпалась среди ночи – на самом краешке узкой койки, рассчитанной на одного человека (они с Рафом ещё не успели обустроиться на новом месте) - и долго, до боли вглядывалась в родные черты спящего рядом мужчины. Спокойное лицо на серо-голубой в полумраке наволочке подушки. Отрешенное, расслабленное, ни тени тревоги или сомнений… Ни намёка на лучики морщинок дневных забот…. Господи, неужели он не видит, что дальше так продолжаться не может?! Я не могу тебя потерять!
Наконец, Раф полностью оправился от ранений и вновь забегал по базе, везде сея суетливую нетерпеливую жажду деятельности. Для Кэт, уже окончательно переселившейся в комнату Ванчицетти, ребята перетащили ещё одну кровать и скромненько придвинули её к свободной стене – как раз напротив койки Рафа, но бесконечно далеко от неё. Рафаэль и Катрин посмеялись – и сдвинули их вместе. Получилось нечто вроде семейной двуспальной кровати. Немного неудобно, но гораздо лучше, чем раньше. Это был тот редкий момент, когда Кэт так беззаботно, искренне смеялась. В последнее время Раф стал замечать, что «его девочка» стала замкнутой, нервной, раздражительной. Почти каждую ночь просыпается вся в слезах и долго всхлипывает в подставленное плечо. Но на расспросы лишь молчит – пугливо и как-будто сердито. Но что её сердило или пугало, Рафаэль понять не мог, как ни старался.
Но всё было предельно просто. Кэт не была глупа. А иллюзии, в плену которых она находилась последние месяцы, жестоко и внезапно разбил случай. Она прекрасно понимала, что рано или поздно это должно было случиться… И будет случаться до тех пор, пока не разлучит её с Рафаэлем…. Тем или иным образом. Долго они так не протянут. Но почему этого не видит Раф?! Почему он живёт так, будто завтра не будет ничего?! Да как же он не видит?! Именно эти мысли и заставляли девушку каждую ночь заново переживать ужасы прошлого. Горящий дом, мёртвая мать… Чёрные силуэты драконов на фоне звёздного неба… Эти люди… Скоты… Боль… А теперь ещё и он… Мёртвый… И она злилась на Рафаэля, и думала… Думала, искала выход, и не находила…. И это сжигало её изнутри.


==========


Кэт сидела у стойки задрипанного, дешевенького бара и ждала, тщательно пытаясь изображать полное безразличие ко всему, кроме виски в стакане. Связной задерживался, и она уже начинала волноваться, что он вообще не придёт. Информация в этот раз обещала быть чрезвычайно важной. Уже два дня всё Сопротивление на ушах стояло - этот *** Повелитель требовал в обмен на сто пятьдесят пленных Светлых выдать лидера Лиги, Кристофера Холливелла. Конечно, об обмене речи и не шло, но и магов бросить было нельзя. Что-то надвигалось…
Она не первый раз уже ходила на такие вот «явки». Но Рафаэль просто с ума сходил от волнения. Дурачок. У неё отличная маскировка – тёмная ведьма, зельевар. Опознаватель на имя какой-то Энн Раш.
Но всё-таки, почему он не приходит?
Краем глаза девушка заметила движение. Слегка наклонила голову, чтобы лучше видеть. Какой-то серенький мужчина неопределенного возраста пробирался к ней. Странно, вроде должна была быть пожилая трансформерша? Но он так целеустремленно проталкивается к ней. Может, планы изменились? Серый уловил испытующий взгляд девушки и чуть заметно кивнул в ответ. Кэт облегченно выдохнула – связной всё же явился – и расслабилась…. Отхлебнула виски.
Серый подошёл и как бы случайно уселся на табурет рядом. Заказал какой-то жуткий коктейль. И только после этого повернулся к Катрин. Слегка наклонился и прошептал то, чего девушка ожидала меньше всего:
- Сидите и не дёргайтесь, … мисс Мельди. Вы у нас на крючке.
В первый момент Катрин показалось, что она ослышалась…. Мисс Мельди? Не может быть! Она уже давно и прочно – боец Рэйли! От прошлой жизни не осталось и следа. Она беспомощно поглядела в какие-то рыбьи, пустые глаза собеседника. И сразу поверила. Да, на крючке… Понятно, у кого, и спрашивать не надо. Сколько верёвочке ни виться, всё равно конец будет…. Шум в баре сразу сделался слишком громким, приблизился и застучал в ушах… Или это кровь? Сердце – как бешеное. Пальцы заледенели. Рафаэль не переживёт…
- Что… Вы от меня хотите? – слова с трудом вылетали из пересохшего горла. Как ленивые, медлительные осы…. Острыми колючками рассыпались в прокуренном воздухе пивнушки…
- О-о, ничего такого, чего бы Вы не могли сделать для НАС …, - серый со значением произнёс последнее слово и вперил мутный взгляд в лицо побледневшей девушки.
- Вербуете… - пораженно пробормотала Кэт.
- Именно. Мисс Мельди…. Или Вам приятней – мисс Рэйли?... Так вот. Вы ведь не глупы. И, конечно же, понимаете, что с нашего крючка уже не слезть….
- Тогда арестуйте меня! Чего ждёте?! – Катрин почти выкрикнула этот вопрос и так сжала бокал побелевшими пальцами, что будь он из обычного стекла…
- Не нужно так волноваться, мисс Рэйли…. Это вредно для здоровья…, - с заботливой издевкой протянул Тёмный. – У меня нет сегодня цели Вас задерживать… Скажу более – Вы мне крайне симпатичны…
Рэйли дёрнулась как от удара.
- Спокойней. Спокойней… Я всего лишь имел ввиду, что вообще не хотел бы Вас арестовывать… - серый прицокнул и покачал головой. - Какие нынче девушки нервные пошли…
- Что – Вы – от меня – хотите? – чётко, едва сдерживаясь, чтобы вновь не перейти на крик, выговорила Кэт.
- Ну, раз вы настаиваете…, - развёл руками мужчина. - Перейдём сразу к делу. Мне нужна информация о той операции, что назначена на послезавтра… Не делайте такие удивлённые глаза. Это не поможет. Я знаю, что планы уже рассылаются по отрядам.
- Почему Вы думаете, что я вам вот всё выложу?
- Голубушка, да у Вас просто нет выхода! – серый хлопнул по стойке и заказал появившемуся как из-под земли бармену ещё один коктейль. Видимо, давал время осознать. Бармен подал напиток и снова исчез. Серый развернулся к Катрин и заглянул девушке прямо в глаза. - Раскроем карты. У нас на крючке вся ваша группа. И уже давно. Хотите, назову адрес нынешней базы? А, ну да, ну да. Не здесь же. Это ж такая секретная информация! И теперь в Вашей прелестной головке крутится только один вопрос – «кто же предатель?». Я прав?
Слабый кивок.
- Отлично. А теперь слушайте. Ваша группа раскрыта уже месяца три назад… Знаете, Ваши забавы с командиром Ванчицетти на траве в Нью-Гарден…. Весьма и весьма недурственно.
Ещё секунду назад Кэт сидела, лихорадочно вцепившись в краешек стойки, и пытаясь сдержать панику, захлёстывающую с головой. Ей было действительно страшно. Но после этих слов – сознание выкинуло неожиданную штуку – паника уступила место злости и дикому желанию выцарапать наглые бесцветные глаза «нюхача».
- Да как ты смеешь, скотина? – выдохнула Кэт в желтовато-серое лицо.
Серый театральный жестом приподнял раскрытые ладони.
- Успокойтесь. Если вам неприятно… Так вот, теперь Вы вполне осознаёте, что брать вас мы могли ещё тогда. Но почему же мы этого не сделали? Я вижу этот вопрос в Ваших глазах. Действительно, а почему, мисс Рэйли? Причины имеются. И веские. Нам нужны планы готовящейся операции по освобождению ста пятидесяти магов. Вы ведь понимаете, о чём я? Вы не могли не слышать этой истории…. Буду с вами предельно откровенен – брать вашу группу планируется прямо во время операции.
- Я вам ничего не скажу. Можете арестовывать меня, - непреклонно поджала бледные губы Катрин.
- Подождите. Нет таких ситуаций, в которых нельзя было бы прийти к компромиссу. Вы думаете, я вам ничего не предлагаю взамен?! Нет, я за честные сделки! Хотите статус свободной от всех повинностей тёмной ведьмы сроком на пять лет? Не спешите отвечать, это ещё не всё. Послушайте дальше. Ведь Вам дорог этот Ваш Ванчицетти. Вы ведь спите и во сне видите, как бы стать миссис Ванчицетти? Он получит аналогичный статус - тёмный ведьмак, на пять лет. Подумайте только – пять лет спокойной, счастливой жизни вдали от войны и крови – с одной стороны. А с другой – неизбежная гибель. И, между нами, говорят, пыточные Повелителя – страаашная штука. Нет, я Вас не пугаю… Вы, конечно, презираете физическую боль… А Ванчицетти? Разве не хочется вам его защитить? Подумайте.
- Что будет с группой?
Серый раздвинул узкие губы в улыбке профессионального коммивояжера:
- А здесь Вас ожидает сюрприз! Ад меня побери, да я себя доброй феей какой-то чувствую! Им тоже предоставят выбор – смерть или… Ну, Вы понимаете. Ошейники, конечно, но – тоже жизнь. А там – в зависимости от поведения.
- Никто не согласится…
- Может, и никто. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны – это ведь уже их выбор, не Ваш! Согласитесь, это меняет дело. Выбор, – он особо выделил это слово, - будет у всех.
- Нет…
- Они всё равно обречены. А Вы – ещё можете спасти. Не только себя. Вы можете спасти Ванчицетти. Ведь он – ваша жизнь…, - серый приблизился совсем вплотную, так что Кэт еде удержалась, чтобы не отшатнуться, и заговорил интимным шепотом. - Вы думаете, я не понимаю, что такое любовь? Понимаю… И искренне завидую вашей смелости. И потому хочу помочь.
- Вашими устами – да мёд пить…- слабо усмехнулась Катрин.
- А я не вру. Поэтому сейчас Вас просто отпущу. Думайте…

[Агни]

- А Вы не боитесь, что сейчас я пойду и расскажу всё своим? – разве можно просто поверить? Обязательно должен быть подвох…. Не может не быть – это же Тёмный. А такие альтруистами не бывают. И нужно поскорее со всем разобраться, хоть и жутко до дрожи.
- Ну, не думайте, что я столь наивен…, - прошелестел серый, склоняясь ещё ниже (хотя куда уж ниже?), и внезапно ловко уцепил запястье Рэйли стальным кольцом холодных, влажных пальцев. Кэт уже хотела с негодованием вырваться, но серый отпустил сам. А на месте прикосновения, на внутренней стороне руки расплылась безобразная чёрная клякса, поползла грязной струйкой в ладонь… И почти сразу начала впитываться в кожу, как вода в губку, оставляя едва заметный коричневатый налёт. Пару секунд Катрин недоуменно разглядывала кисть, не решаясь дотронуться до странного пятна, подняла испуганно-изумлённые глаза на колдуна.
- Некоторые гарантии вашего молчания. Маленький свидетель. Ваша попытка любым (слышите – любым!) способом сообщить суть нашего сегодняшнего разговора любому из бойцов группы будет моментально пресечена. Это бомба. В вашем теле. Представляете – кровь во все стороны, ошмётки тканей… Бр-р-р, так неэстетично! И, наверно, очень больно. Так что искренне советую Вам хорошенько подумать. Если что – в это же время на этом же месте…
И серый ушёл. Действительно ушёл. На память оставил едва заметное, крохотное совсем, тёмное пятнышко на внутренней стороне запястья, ближе к ладони. Кровь во все стороны, ошмётки тканей… Неэстетично…. Дознаватель-эстет.
А пожилая трансформерша всё же явилась. Извинялась за опоздание – ссылалась на какое-то ЧП в штабе. И сильно смущалась отсутствующим видом, невнимательностью связной – бойца Рэйли. Знала бы ты, дорогуша, что сидишь рядом с живой бомбой…. Напоследок в ладонь Кэт незаметно вполз крохотный м-кристалл с шифрами. Девушка вздрогнула – это та самая рука, с пятнышком.
Трансформерша ушла, а Кэт осталась ещё посидеть. Как и договаривались с Рафаэлем – чтобы не привлекать внимания. Выяснилось, что коктейль, ранее казавшийся слишком забористым, теперь стал безвкусным и пьётся, как вода. И, конечно, не приносит успокоения.
Потом было возвращение на базу, мучительно-счастливые объятья Рафа, мучительно-лихорадочная передача новостей, шифровок, тревожное обсуждение предстоящей операции и не менее тревожная ночь.

Луна скупо роняла капли расплавленного серебра в крохотные окошки их с Рафаэлем комнатушки на базе. Рассекреченной. Кэт лежала без сна, разглядывая по-детски подложившего под подушку локоть Рафа. Голубоватый сумрак укутывал обнаженное плечо, ложился на скулах спящего нежнейшим призрачным туманом, поблёскивал позёмкой, укрывающей навсегда мёртвые тела, оставшиеся на поле боя в далёкой Сибири. И такой же серебристый блеск плавал в широко раскрытых мёртвых глазах тех бойцов. Которым не повезло. Его бы Кэт не спутала ни с чем.
Кэт думала. Убить себя? А толку? И это не спасёт Рафаэля. Молчать, погибнуть и потянуть за собой и его? Нет, только не он! Он должен жить во что бы то ни стало! Не для того я спасала тебя, любовь моя…

Серые стены, блики огня, тени каменных роз…
Дыханье бездны, холод дождя и застывших грёз…
Слёзы льёт ночь… В небе сгорают осколки дня….
А с ними и я…

По щекам бегут нелепые солёные дорожки. Страшно… Не заснуть и глаз не сомкнуть ни на миг, хотя резь в них становится невыносимой. А если закроешь, начинает казаться – на всём свете ты одна. Страшно так, что хочется растормошить спокойно сопящего рядом Рафаэля, и плакать, и кричать, и прижиматься к нему всем телом. Только это не поможет. И глаз не закрыть, и Рафа не разбудить. Мучительный, затянувшийся до безумия «час быка»… Час выбора, час решения. А выход ясен. Спасти Рафаэля любой ценой. Цена названа, остаётся взвешивать, измерять, считать. И тут не поторгуешься. Это вам не базар. На одной чаше весов – ЕГО жизнь, на другой – жизни Ричарда Энгера, Ирвина Бурхарда, Лейна Эрскина, Янека Ичи, Сирила, Мориса… Двадцать восемь жизней. Тяжело, ох, неподъёмно. Перевешивает эта вторая чашечка, кто-то слепой и безумно-жестокий наверху хохочет, катается по полу от смеха. Как настырный торговец барахлом, суёт под нос то одну, то другую потёртую безделушку. А ему там наверху вообще наши жизни – одна безделица. Ну, девочка, чего тебе? Выбирай! Того или этого?! А всего сразу нельзя…
Впрочем, всё это бред. Никого там нет наверху. И богов нет, иначе как бы они всё это допустили? Нет, и не было. А если и есть – то давно и беспробудно спят.
Но ведь они – мы все! – обречены! Умирать, как ни крути, придётся. Вопрос в том, кому и когда. Тем более, серый сказал, что выбор будет и у них. И, да, это будет ИХ выбор. Конечно, понятно, что они откажутся. Но, Боже, у них нет моего Рафаэля! Мы все здесь смертники, и они знали, на что шли, с самого начала. Просто я расхотела умирать.
И где здесь предательство?
Но всё равно – страшно. Темнота подступает, свалявшимся ватным одеялом давит на грудь, мешает дышать. Лунный свет обернулся жутким свирепым зверем, царапает когтями-лучиками по грязному стеклу, исходит белёсой пеной, тянется к беззащитному горлу….
Он должен жить. Любой ценой. Слёзы льёт дождь…. А боги спят.


==============================


Дальше было легко. Даже удивительно, насколько легко. Под каким-то смехотворным предлогом Кэт вернулась в тот бар. Взяла тот же коктейль. Она решила, что раз уж и так всё плохо, так пусть и выпивка будет соответствовать случаю. Минуты тянулись, как нитка огромного клубка. У них, как и у нитки, должен был быть конец, но когда – непонятно. И какой – тоже. Время покажет.
Серый был предельно пунктуален, пришёл точно вовремя. И ещё как-то старомодно вежлив, предупредителен с «дамой». Бережно поддерживая под локоток, препроводил Кэт за столик в дальнем тёмном углу заведения, затянутого сизой дымкой табачного, смешанного с какой-то наркотой, дыма. Боится, что передумаю и сбегу? Ну, это вряд ли, пока на ладони темнеет коричневое пятнышко.
- Полагаю, Вы приняли правильное решение? – ну, насчёт «правильное», сказать сложно, но какое-то уж точно приняла.
Серый заказал себе виски, а спутнице – ещё один коктейль. Сознание раздвоилось. Одна часть Катрин отстранённо наблюдала за тем, как другая – внешняя, обращённая к реальности Кэт – спокойно выдаёт шпиону Службы Дознания планы, шифровки, адреса складов – всех, какие знает, дает характеристики боевым качествам знакомых лигистов. И как они с серым синхронно поднимают бокалы, чокаясь за «плодотворное дальнейшее сотрудничество и удачную сделку». Очень просто и непринуждённо, а мысли о том, что «сделка» состоит в «сдаче» целой группы из двадцати восьми парней, младшему из которых семнадцать, а старшему – тридцать один год, сейчас задвинуты так далеко, и заколочены такими толстыми досками самовнушения, что как бы и не существуют.
Может, серого чуть напрягала та лёгкость, с которой Кэт предала то, чем жила последние два года. Но под конец он настолько осмелел, что даже отпустил какую-то шутку. И подавился смешком, натолкнувшись на пустой взгляд громко рассмеявшейся Катрин. Лицо его посерело ещё больше, сделавшись старым-старым, каким-то пергаментным. Он неловко потянулся через стол, чуть не смахнув рукавом свой бокал, похлопал Кэт по плечу, и скомкано забормотал:
- Ты, это… Перетерпи, ладно?! Потом легче станет…. Мне же стало… Пять лет счастья. Целых пять лет… Я вот уже… два года… счастлив…
Рука на плече была холодна, как у утопленника. Особого счастья в голосе не слышалось.
Катрин по инерции всхлипнула ещё пару раз от смеха, хлебнула коктейля и поперхнулась. И, пока она пыталась унять рвущийся надсадный кашель, серый тихо встал и ушёл. Под донышком его бокала остались листки инструкции…

- Ну, что ты так волнуешься, котёнок? – нежно выдохнул в затылок Рэйли Рафаэль. Тёплое дыхание заставило дёрнуться в нервном ознобе. Большие руки легли на напряженные плечи. – Замёрзла? Пока есть время – принести куртку?
Кэт не видела выражения лица Рафа, просто угадывала – заботливая тревога.
- Нет-нет, не надо! Просто у меня дурные предчувствия…, - может быть, маленький шпион в теле не сочтёт эту фразу преступлением и не обрушит на девушку всей взрывной мощи своего гнева… - Раф, оставь хотя бы Ичи.
- Глупая, не бойся, всё будет хорошо. А Янек смертельно оскорбится, если ему предложить остаться. Он же самый смелый человек в Лиге, ну, не считая Холливела. – с улыбкой пояснил Ванчицетти.
Если бы Кэт могла, она бы выкрикнула: «Уж лучше смертельно оскорблённый, чем убитый!». Но… Пришлось молчать и запихнуть поглубже раскаяние и страх. Ты сама выбрала, боец Рэйли, теперь терпи.
Терпи… Только действительно холодно.
- Да, всё-таки схожу за курткой. Нет, со мной не обязательно. Жди меня здесь, - она улыбнулась Рафаэлю, стараясь, чтобы улыбка не выглядела слишком напряженной.
- Да, конечно, Не торопись, у нас ещё пятнадцать минут.
Комната неуловимо изменилась. Или это потому, что Кэт знала, что больше они с Рафом сюда не вернутся. Кровать-монстр заправлена одеялом цвета хаки, задёрнута тряпка, играющая роль занавески на окно. На столике – ни одной вещи, чисто и пусто. Рафаэль никогда ничего на нём не оставляет. В шкафчике две аккуратные одинаковые стопки - одежда Рэйли, одежда Ванчицетти, бритвенные принадлежности Рафа; пустая бутыль из-под джина. Опять волновался, всё выпил. Надо будет отучить его от дурацкой привычки. Если живы останемся. Да, комната неуловимо изменилась. Стала нежилой. Наверно, в этом всё дело. Здесь уже не будут жить лигисты. Вообще никто жить не будет. Потому что базу сожгут, а на её месте возведут очередной лагерь-«сток». Рационалисты они, эти Тёмные – легче уж уничтожить захваченное помещение, чем месяцами искать скрытые ловушки Светлых. Кэт и сама бы могла назвать парочку «секретов» конкретно этой базы. Специально для нечисти.
Кэт стояла, а разум где-то в уголке отсчитывал время – привычка всех «боевиков». Три минуты. Дольше затягивать не имеет смысла. Кэт ещё раз окинула помещение тоскливым взглядом – ничего ценного в комнате не осталось. Не жаль покинуть навсегда. Завтра будут другие заботы, и незачем тащить в другую жизнь старый хлам. Это слишком больно… Как обвинение. Но куртка на плечах, пора.
- Ты уже? – Рафаэль рассеянно кивнул вошедшей Кэт и продолжил инструктаж:
- Лейн, ты отвечаешь за основное направление. С тобой Бурхард, Энгер, Сирил, Майлз, Морис, Деррик, Рейн, Бобби, Дэн, Морт. Нет, Янек, молчи! Ты в прикрытии, и не высовывайся! Марк, на тебе работа с заложниками, с тобой… Да-да, вы всё и так знаете, не буду повторяться. Чувствую, всё пройдёт, как по маслу! Уайету останется только скрипеть зубами от бессилия! Я в вас верю!
У Кэт тоже были инструкции – целых два комплекта. Как бы не перепутать.
Одна минута до перемещения, все выстраиваются попарно, как дети на прогулке. На это раз выделили портал автоматического переноса, и Янек не будет валиться с ног от усталости и магического перенапряжения, перенося всех бойцов туда и обратно. Рафаэль взял Катрин за руку, наклонился и тихо сообщил:
- Я тебя люблю, - последний, очень призрачный шанс всё изменить. Если сейчас… Попытаться что-то сказать, то это сорвёт операцию.
- Раф, ты меня не бросишь? Что бы ни случилось? Нет? – заглянуть в тёмные глаза и прочитать ответ в них раньше, чем его услышать.
- Конечно, котёнок, никогда не оставлю. Что-то ты сегодня не в себе… Я прямо не узнаю тебя, боец Рэйли, - ласково провёл пальцем по приоткрытым губам Катрин Ванчицетти, как бы стирая с них волнение. – Всё хорошо, вечером ты только посмеёшься над своими предчувствиями…

Голубоватая рамка, зависшая в двух дюймах над полом, - вот и весь портал. Там кружится тьма, в которой исчезают смело шагающие пары бойцов. Лейн замыкал первую «партию», Рафаэль и Кэт – последнюю. Мгновение невесомости и … Катрин чертыхнулась, вцепившись в Ванчицетти. Ну почему порталы так плохо отрегулированы?! На базе высота – два дюйма, а здесь – не менее двадцати. Кстати, где это – «здесь»? Нет, она знала заранее – Новый Колизей….Очень знакомое место. Только где…. А, понятно, отряд перемещён в кусты в ста метрах от западной трибуны. Каменные стены – громада, долженствующая символизировать мощь Повелителя Уайета. Господи, там же такие барьеры! Да ударную группу просто сметёт, если что-то пойдёт не так, если другие отряды замешкаются или не придут…
Главное, не забывать следить за Рафом – чтобы не подставился по глупости, и следить, чтобы самой не перепало. И ждать – особых поручений серый не давал, всё сделают и без неё.
Группа Лейна пошла! Откуда-то из воздуха выпрыгивают бойцы других подразделений. У Сопротивления есть тридцать секунд, чтобы уничтожить барьер арены. Очень мало. К тому же Катрин знала – на самом деле у них нет и этих тридцати секунд. Вой сигнализации, искры, глухое ворчание, предупреждающее о зарождении где-то в глубине каменной утробы огненного вала или чего-то не мене разрушительного. Крики… Пошли вампиры! Этих ни с кем не спутаешь. Где Рафаэль?! Где он, дьявол забери?! Только что был рядом! А теперь – в самой гуще, только и мелькают огненные шары. Кэт зазевалась и чуть было сама не попала под обстрел файерболов. А в воздухе уже закружились клочья чёрного тумана….
Тёмных было больше, гораздо больше. И они были хорошо подготовлены.
Поэтому вскоре бой начал затихать, так и не успев разойтись. Катрин едва успела досчитать до сорока, а всё уже закончилось. Только тела погибших и островки сбившихся в кучи захваченных в плен Светлых в защитного цвета костюмах в море «черноплащанников».
Кэт никто не трогал. Она в нерешительности постояла и двинулась в сторону ближайшего «островка». Обо что-то запнулась, опустила взгляд и едва подавила рвущийся крик. С земли на неё стеклянно смотрел Янек. Пустые, бессмысленные, широко распахнутые глаза, в которых отражаются звёзды. Руки нелепо раскинуты, будто мальчик хочет обнять весь мир, а на груди расплывается бурое пятно…
Кэт всхлипнула и побрела дальше, то и дело натыкаясь на мёртвые тела, стараясь не вглядываться в лица, чтобы случайно не узнать кого-то из своих. Оглушенных бессознательных бойцов уже стаскивали в один из заградительных контуров. Тех, кто на ногах стоять был в состоянии, согнали в группки по десять пятнадцать человек и заковали чёрными лентами того же типа. В суматохе Кэт не замечают, о ней просто забыли. Но где же Рафаэль? Кэт заметалась от контура к контуру. Среди тех, кто лежит, его, хвала Высшим Силам, нет, среди мёртвых тоже… Но где, где, где? В панике, ничего не соображая, девушка столкнулась плечом с каким-то колдуном, упала в грязь, кто-то наступил широким каблуком на руку. Попыталась подняться, но её пихнули вторично, уже специально.
- Не дёргайся, ведьма! Эй, Барк, смотри, ещё одна. Туда же – в лагерь-восемь!
Цепкие руки-клешни ухватили за плечи и рывком поставили на ноги, перед глазами возникли блестящие наручники. А группы захваченных начинали исчезать в чёрных вспышках, сопровождаемых негромкими хлопками. Наверно, в тот лагерь-восемь. Шансов отыскать Рафаэля всё меньше и меньше.
- Стой, Джи! Отпусти! Это та ведьма, про которую я говорил. Мисс Рэйли…, - Серый! Помнит – таки! Он что-то говорил, но Кэт не слышала. Едва почувствовав свободу, она рванула к ближайшей группе, заламывая от волнения пальцы, скользя по лицам цепким взглядом…
Серый побежал следом, на ходу командуя остановит переносы. А Катрин носилась от отряда к отряду, боясь, что уже опоздала. Мелькнуло одно, другое знакомое лицо. Она остановилась, не в силах сделать этот последний, решающий шаг.
- Ну, который ваш, мисс Рэйли? – выдохнул в спину серый, пытаясь восстановить дыхание после бега. – Ну, смелее. Пять лет счастья ждут.
Одно бледное лицо, непонимающие глаза… Другое… Морт, Лейн, Дик, Ирвин… Черноволосая голова и глубокие печальные глаза. От нерешительности не осталось и следа. Более не владея собой, Кэт завизжала:
- Этот! Этот! Рафаэль! – и ринулась к заслону. За её спиной серый кивнул, один из надзирателей дёрнул остолбеневшего от изумления Ванчицетти из толпы и пихнул к серому. Тут же чёрная лента вспыхнула, и группа исчезла. За ней поисчезали и остальные, а Раф как стоял шагах в пяти от Катрин, так продолжал стоять, не делая попытки подойти ближе. В угольно-черных глазах удивление медленно перетекало в понимание. Взгляд становился жестким, тоскливым, волчьим. От него захотелось попятиться или лучше – бежать без оглядки. Кэт смятенно обернулась к серому, но того и след простыл. Вместо него обнаружился другой, тоже в форме Службы Безопасности, колдун. Он оскалил белые клыки (не колдун – вампир!) и швырнул под ноги девушке два небольших жетона…. Опознаватели.
- Вот, Барк велел передать вам… «два билета в счастье». Бери, ведьма, и на дружка своего нацепить не забудь. И можете валить куда угодно…, - он развернулся и с кошачьей мягкой грацией зашагал в темноту, уже на третьем шаге обернувшись густым туманом. Туман рассеялся, а Кэт рухнула на колени, прямо в лужу, холодными пальцами пытаясь выловить металлические кружкИ из густого месива грязи. Зажала «билеты» в измазанных ладонях и тяжело, через силу. Поднялась.
- Что это значит, Кэт? – голос безжизненный и холодный, совсем как пронизывающий до костей осенний ветер.
- Это… Это…, – слова застряли в горле. Катрин знала, что будет трудно, но и не догадывалась – что настолько.
- Это предательство, - спокойно закончили за неё. Зачем, Кэт?
- А ты не видишь? – обломанные, обескровленные звуки. – Ради тебя! Ты должен… Ты имеешь право жить! Вот, возьми! – Кэт, наконец, рискнула преодолеть разделяющее их пространство, и, не глядя в глаза Ванчицетти. Лихорадочно толкнула металлический жетон в его вялые пальцы.
- Опознаватель тёмного колдуна… - брезгливо поморщился Рафаэль и выронил жетон. Тот жалко звякнул, закатившись под подошву ботинка Рэйли. Девушка снова нагнулась…. – Нет, не поднимай, Кэт! Не надо, не унижайся. Мне он не нужен.
- Рафаэль…
- Кэт… Котёнок, как ты могла?! – горькое осуждение и всё равно – любовь. Безмерная, безграничная, невыносимая. – Как ты могла думать, что я приму?
- Но…
- Молчи. Молчи, не надо ничего говорить. Хотя нет, только одно – как давно это тянется?
У Катрин оборвалось что-то внутри, или лопнуло, или… Но она ответила:
С позавчера.
- Как ты… нет, не буду. Знаю. Кэт, девочка, нельзя так сильно любить. Прости…, - скорбно ссутулившись, враз постарев лет на сто. Он развернулся и побрёл в ту же темноту, в которой несколько минут назад растворился вампир. Под ноги ему упал снесённый ветром с опалённого куста боярышника остов маленького листочка. Рассыпался пеплом и коричневой трухой…
- А ты обещал, что никогда не оставишь…, - прошептала в спину Ванчицетти Кэт и беззвучно заплакала, размазывая слёзы чёрными от грязи пальцами. – Не оставишь… не оставишь…


===============================

Рафаэль Ванчицетти, командир боевого подразделения номер сто двадцать восемь Лиги Сопротивления, погиб в ночь сокрушительно разгрома основных сил Сопротивления в операции при новом Колизее. Ему одному из немногих удалось каким-то таинственным образом избежать пленения непосредственно в ходе операции. Он просто дошёл до центральной площади, наводнённой сотрудниками СБ и СД, где, безоружный, прямо под большим постером с фотографией Избранного Повелителя, напал на «спеца». Естественно, был убит на месте.
А ровно через месяц на темном горизонте СД взошла новая звезда – Кэти-Чёрная смерть. На ближайший год она стала постоянной головной болью, страшнейшим кошмаром переживших Колизей лигистов. С непостижимой жестокостью совершенно звериным чутьём она обнаруживала, раз за разом раскрывала то одну, то другую базу Сопротивления, и позволяла своему отряду устраивать там такие дикие бойни, что, наверно, и Повелителю не хватило бы фантазии. Но с совсем необъяснимым остервенением Кэти-Чёрная смерть истребляла поселившихся в катакомбах и заброшенных тоннелях метро совершенно одичавших, не интересующих уже даже Повелителя за своей незначительностью обычных людей. Кэти стала очередной чёрной легендой этого чёрного времени.
Правда, ровно через год после Колизея, день в день, её звезда закатилась. Она, как говорили, то ли покончила с собой («А вот это – вряд ли!» - уверенно утверждали маги её окружения), то ли была убита. Так или иначе, ее тело нашли у подножия Канадиен Нэшенел Тауэр, а на крыше небоскрёба – бутылку дешевого виски. Виски разлился, и в его мутной поверхности плавали пьяные звёзды. Наличие бутыли положило начало ещё одной версии – просто напилась и случайно свалилась. С кем не бывает?
Она упала очень неудачно – переломала всё, что можно было. Узнали только по опознавателю. Странно, но на безымянном пальце вывернутой под неестественным углом руки поблёскивало простое серебряное колечко с безыскусной гравировкой: «Люблю». Это стало объектом шуточек и пересудов других ведьм её отряда на целую неделю. Кэти-Чёрная смерть никогда и никого не любила. У неё не было слабостей. Это знали все. В общем, всё списали на ловкую и дерзкую операцию повстанцев, нескольких человек даже арестовали, а через две недели уже и забыли о случившемся.
Жизнь продолжалась. Кто мог жить – жили, кто мог любить – пытались любить. Всё шло, как шло, и никто уже ничему не удивлялся.



В новелле использованы тексты песен группы «Маврик» «Падший», «Тающий мир», «Рожденные жить», «Пока боги спят»; группы «Наутилус» - «Крылья».

[Агни]

Вторая новелла из цикла. Она будет большая, около 110 тыс зн.
Ну вот, Эстель защитилась! С защитой тебя! И обещаный подарок:


Крис рылся в стопке бумаг в поисках одного очень нужного плана - где же он, чёрт возьми? – машинально напевая строчки вертевшейся со вчерашнего дня в голове песни. Что-то про иссякший дневной свет, про звезды над пустыней... Под настроение, короче.
В поисках бумажки парень даже залез под стол, надеясь обнаружить её хотя бы в куче ненужного барахла… Но там только и всего, что напоролся на прилегшего вздремнуть пса Казимира, недовольно на вторжение заворчавшего. Казимир - приблудная псина, прибившаяся к отряду примерно полтора года назад. Просто однажды вышел на поляну, где расположился временный лагерь сопротивленцев, гордо прошествовал мимо изумленных ребят и остановился около командира Холливела, полностью ушедшего в свои бумажки с планами. Подошёл, ткнулся носом... С тех пор так и обитает в отряде, кочуя с базы на базу вслед за выбранным в качестве хозяина парнем. Даже своеобразная легенда сложилась - вроде как пёс приносит отряду удачу, особенно, если почаще трепать его за уши. Глупая, если вдуматься, легенда, но Крис за полтора года пса искренне полюбил. Разумеется, когда попривык к его экзотическому виду. Золотистый, фиолетовоглазый, шестипалый, крылатый... Это вообще собака или кто? И жрёт только овощи...
Да где же ты, чертов план?
Когда вынырнул, обнаружил рядом с креслом для «посетителей» (да-да, теперь на базе М-16 – трехуровневой, с почти двумястами помещениями - появились даже кресла, такая вот нестерпимая роскошь) Эллин. Вошедшую как всегда - без стука. Как всегда – бесшумно. Он уже собирался отпустить по этому поводу какой-нибудь иронический комментарий. Что-нибудь вроде обвинения в «злостном доведении главы Сопротивления до инфаркта»… Но не стал, наткнувшись на серьёзный, напряженный взгляд серых (или усталых-усталых голубых?) глаз. Она даже не поздоровалась, сухо, отрывисто каркнула:
- Слышал последние новости, Крис?
- Нет, а что случилось? Я не запрашивал пока… - План как-то сразу перестал казаться очень уж важным.
- Так запроси! Запроси кристаллчик с последними новостями! Ребята аж десять штук с последней вылазки притащили! На улицах раздают всем подряд, направо и налево! Твой братец, мать его, требует в обмен на сто пятьдесят заложников… тебя!
- Не трогай маму… - по привычке начал Крис. И поперхнулся. – Что?!
- Да, сто пятьдесят… За тебя одного! Списки огласили. Все те маги и Старейшины, что у нас пропадали при невыясненных обстоятельствах весь последний месяц! Они нам нужны! Мы не можем их бросить… - Эл отчаянно всплеснула руками и в изнеможении рухнула в кресло. Видимо, сама только с экса или вылазки.
- Не можем… Даже если и не маги, и не Старейшины, и вообще… Всё равно не можем. Мы не можем бросить своих! Где эти новости? Показывай!
Гладкий… неприятно, скользко до омерзения гладкий кристалл – на стол, а в воздух над ним – голубое свечение адова театрика Службы новостей. На этот раз не было долгих угрожающе-внушительных вступлений, как обычно в «официалке» и ориентировках. Не было шипения и треска перезаписи с кристалла на кристалл, как бывает, если сведения секретные. И не было изображений Криса, как обычно. Сразу был он, Повелитель, который – брат Уайет. Выглядел он… смертельно усталым и злым. М-кристаллы не транслируют чужих эмоций, но сейчас Крису, несмотря на амулет-блокатор, почудилось… Далекий грохот прибоя чужого бешенства. Чего он..? Ах, да, - база в Гемпшире позавчера. Самая крупная операция месяца. Уайет был бледен (никак – от ярости), под глазами – тени бессонной ночи, и как-будто похудел слегка, а между бровями – колючая складка, холодно-серые глаза тусклы, как подернутое изморосью стекло.
- Крис, ты заигрался, - сквозь зубы, невыносимо растягивая слова, заявил … брат. – Больше я твои выходки терпеть не намерен. – А раньше – терпел?! Месяц назад, помнится, колесование обещал – это милая шуточка была? Проявление великой братской любви? – Слышишь? Не на-ме-рен. Ты потерял всякое представление о действительности. Ты и горстка твоих вшивых партизан. Мне надоело. Ты возвращаешься домой, ко мне. Шайку свою распускаешь и возвращаешься. Сроку на раздумья – три дня. А чтобы твои раздумья были плодотворны, у меня есть, чем тебя… замотивировать. – и эти паузы тоже от плохо сдерживаемого бешенства. Уайет никогда не заикался, как считали некоторые, он просто очень плохо себя контролировал еще с детства. – Сто пятьдесят магов. Колизей. Представление на празднике Полной луны. Мои представления ты знаешь. У меня талантливые режиссеры. Сто пятьдесят человек, Крис, будут на твоей совести. Списки на каждом углу. Захочешь. Прочитаешь на досуге. Возвратишься – отпущу их, так и быть. Тебе помилования не обещаю… предатель. Первого ноября, до двадцати трех часов – жду. Потом начинаю праздник. Думай, Крис.
И все – тоже никаких киношных эффектов типа зловещей музыки. Сцена театрика подернулась тьмой, кристалл мигнул, отключаясь.
- Эл, списки!
Мятый, измызганный, сложенный вчетверо листок. Три столбца мельчайшим шрифтом. Беспомощное бойца Браун:
- Вот, Крис, в Брюнне сняли с ратуши. Энтони принес…
Имена, имена, имена… Марылка Старицки, Якоб Куровски, Джим Лесли, Златулинка Кривичко, Анджей Вицкой, Тобиас Шмит… И дальше – имена… легион. Нет, не легион, сто пятьдесят человек, жизни которых зависят от крисова решения, тяжелым грузом придавили крисову совесть. В то, что Уайет их помилует, Крис почему-то поверил, хотя не должен был, наверно. И так же точно поверил – самому младшему брату Императора помилование не светит. Не колесует, но… «вразумит». Из Казематов одного бедолагу удалось вытащить, уже после пыток. Парень ничего не понимает, ест из миски, с полу, как собака, и при появлении людей забивается в угол или прячется под кровать. Что с ним там делали, и думать не хочется. И Питер говорит, это теперь навсегда скорее всего. А Уайет дважды предлагал власть и место рядом с собой. В третий раз не предложит.
- Крис, что будем делать? Крис, ты же… не пойдешь к нему?! Ты же придумаешь чего-нибудь?! Или Питер… Придумаете?! – горячечно требует Эл и заламывает руки. Светлые пряди волос выбились из пшеничного узла, обрамляют лицо растрепанным птичьим гнездом. И губы поджаты, словно у нее ноют десны. И безграничная, как у тонущего при виде спасательного круга, вера в способности Криса или Питера, или еще кого-нибудь спасти тех людей. Только вот у Криса руки тряслись, как у первокурсника перед экзаменом.
- Эл, это… «Тишину» на сутки объявить. Полную «тишину», слышишь?! Запрет на любые операции включая эксы третьей категории. Отменить переговоры с командирами пятой зоны, объявить общий сбор командиров. На нашей базе через час. В тренажерке не поместимся все… Так, этим пусть займутся Сирил, Энтони, Таня и Анастази. А мне – карты Нов-Ажа, специалистов-ломовиков… Энди пусть заглянет через полчаса, а сейчас ко мне Питера. И выйти на связь с резидентом из служб Двора. Так, что еще? Все данные на арену, какие найдете. Планировку, видео, если удастся…
Воздух около стола заслоился маревом, как над костром, Крис умолк на полуслове. Кого нелегкая несет? Кто-то из Иерархов? Эллин тоже заметила… и проступил светлый силуэт, оброс деталями.
Точно, Сверху. Старейшина Лео собственной персоной. До Старейшин, разумеется, весть уже дошла, и они не нашли ничего лучшего, чем отправить к командиру Крису отца, образец добродетели и благоразумия.
- Отец? – подскочил Крис. Где-то под столом заворчала собака. Казимир, умница, почуял смену настроения хозяина.
- Здравствуй, Крис. - Старейшина Лео привычно безупречно идеален: чистая, отглаженная рубашка (Крису непроизвольно сделалось стыдно за свою линялую футболку, грязную и мятую, как из… не будем конкретизировать), пятнистые, тоже чистенькие, словно только что из прачечной, брюки заправлены в высокие сапоги. Нужно ли упоминать, что – начищенные до блеска… - Здравствуйте, мисс Браун.
Отец прекрасно знает, что «мисс Браун» зовут Эллин или даже просто Эл, и что девушка не любит своей фамилии, однако упорно называет ее так – подчеркнуто-вежливо, льдисто-церемонно. Наверняка согласно Уставу, пункт такой-то. А Устав явно писался группкой самодовольных, напыщенных индюков. Эл вновь скривилась, как от боли и сухо кивнула:
- Здравствуйте, Отец Лео. - Эл отвечает Иерарху взаимностью, хотя со Старейшиной Ронаном, например, давно и легко – на «ты» и по имени. - Вас одних оставить?
И опять неясно, но однозначно недовольно ворчит под столом псинка командира. Эл давно заметила, что у пса с Крисом что-то вроде пси-эм-связи – во всяком случае, эмоции хозяина ловит слету.
- Да, если не затруднит.
Впрочем, если бы и затруднило, Лео это не смутило бы ни на грамм – Старейшина всегда был прямолинеен и упрям, как таран. Эллин выложила на стол еще один листок со списками и торопливо скрылась за дверью. Крис остался с отцом тет-а-тет. Ну, если не считать собаки…
Однако и наедине Лео отцовских чувств проявлять не спешил – возможно, в Уставе просто ничего не написано про отцовские чувства.
- Я по поводу поставленного тебе ультиматума, Крис, - без вступлении и вопросов о здоровье, настрое, делах и прочих «вежливостей» выдал Патриарх. И вынул из кармана м-кристалл, точную копию уже имеющегося на столе экземпляра.
- Я догадался. Так и что?
- Круг обеспокоен и желает знать, что ты намерен предпринять.
- А что думает сам Круг?
Отец уселся в кресло, завертел кристалл в руках. Иерархи не стареют, пока существует место их средоточия, вот и отец со дня маминой смерти не изменился ни капельки. Мама умерла, а у него ни морщинки новой, словно только Крис с Уаем по ночам украдкой всхлипывали в подушки.
- Мнения разошлись. Половина примерно, девяносто семь Старейшин полагают, что ты должен сдаться, но Сопротивление не распускать, а передать управление Патриарху Ринальдо, - буднично сообщил Лео.
А Крис… Крис опешил, когда сообразил. Это значит… девяносто семь человек в принципе, согласны отпустить командира Криса к брату, который, если парню память не изменяла, в прошлом месяце обещал смертную казнь через колесование. Девяносто семь Светоносцев. А управление передать Патриарху Ринальдо, значит? Мило… И Лео, деревяшка, такой равнодушный, словно бы обсуждает вечернюю прогулочку сыновей. Крис чуть не выкрикнул: «И ты так спокоен?! Я ж твой сын, в конце концов! Он же убьет меня!». Но сдержался – ему давно казалось, что отцу или кто-то мозги окончательно запудрил, или волю сломали, как это делают иногда с преступниками-магами. Или забили эмоциональную сферу подчистую. Говорят, есть у Иерархов такой «порошок забвения», с помощью которого новых членов Круга освобождают от ненужных, мешающих прежних привязанностей. Крису почему-то казалось, что отцу перепала тройная доза.
- …Еще часть считает, что такое решение ничего не даст и Император все равно в живых не оставит, поэтому твоя жертва окажется бессмысленной. Наконец, оставшиеся тридцать пять членов Круга уверены, что сдаваться ты не должен ни при каких обстоятельствах, поскольку твоя жизнь как жизнь лидера Сопротивления гораздо важней жизней тех магов.
Кристалл упал и со звоном закатился под стол. Лезть доставать его Лео не стал. По всей видимости это не соответствует статусу Светоносца.
- А что думаешь ты, отец? – сухо спросил Крис. Впрочем, он уже догадывался, что получит в ответ. Просто понадеялся, что хоть раз сидящий перед ним мужчина без возраста и ...хм…привязанностей поведет как человек, а не как безупречная мраморная статуя. Ведь любила же его мама за что-то! Не за каменное же равнодушие, мама очень светлой была и теплой. Только если Крис надеялся понять – не дождался. Мрамор не потеплел, не обернулся живой кожей.
- Исполняй свой долг, Крис, вот и все.
- Значит, отправляешь на смерть, да? Так легко, отец? – хрипло поинтересовался парень. Хоть он и ожидал, зла, но в горле все равно приморозило обидой.
- Это мой долг. А твой – отвечать за свои действия. Ты действительно заигрался, Крис. Ты мог не доводить до открытого конфликта с братом.
- Мог. Разумеется, мог. Сейчас сидел бы рядышком с ним на очередном «представлении» и обжимался бы с грудастой вампиршей.
- Я не про это. Ты знаешь, что твоим предназначением было следить за братом, держать его. Ты должен был стать его якорем. Твое единственное предназначение. Ты не справился, теперь расплачиваешься.
- А ты, отец Избранного не должен был, нет? Так когда расплатишься ты?
- Должен был. Но мой долг перед Светом был еще больше. И я отдал Свету последнее, что имел. Очередь за тобой. – Ну да, если последним, что отец имел, считать мозги… Хотя нет, их он пожертвовал Свету– все, до малого – в первую очередь.
- Твое окончательное решение? – на всякий случай уточнил Крис.
- Разумеется.
- Спасибо за совет. А Старейшинам передашь, что я намерен побороться. Мы освободим заложников. Разгромим Колизей. У меня сто пятьдесят тысяч человек бойцов, а после Гемпшира - новейшее оружие. Но мне нужна техническая поддержка Круга – «ломать» барьеры и искать ловушки. Мои техники в одиночку могут не справиться.
- Ты с ума сошел! Не хуже брата! – впервые за весь разговор в голосе Лео проскользнуло нечто живое. Кажется, ужас пополам с осуждением. – Рисковать столькими жизнями! Сто пятьдесят заложников, да еще сколько погибнет при твоей попытке…
- Ты совсем в меня не веришь, да?
- Делай свое дело, выполняй предназначение до конца.
- Нет у меня… никакого предназначения... По определению… не может быть предназначения…, - закипел Крис, а, закипев, начал растягивать слова, становясь удивительно похожим на Уайета и сам этой похожести не осознавая. Зато осознал Лео – и неприятно, глубоко, опять же брезгливо изумился… Только виду не подал – разучился. А закипел Крис тяжело, тихо, подспудно, на манер родителя. – Не может быть…предназначения у человека, зачатого по оплошности и невнимательности. Наверно, случайный порыв низменной страсти, а мама забыла выпить таблетку? Да, папочка?
- Откуда... Я же вроде… - И еще одна живая эмоция – замешательство. Не вина и не раскаяние. – Но это без разницы. Ты родился, и ты должен делать свое дело. Впрочем, руководишь здесь ты. Я всего лишь посредник между тобой и Кругом. Я передам твои слова.
Лео поднялся, явно намереваясь «прыгнуть».
- Это все? Ничего больше передать не нужно?
- Нет, с остальным потом. Связисты передадут.
- Ладно, я пошел…
И опять – ни «до свидания», ни «удачи». Только равнодушие. Может, правда – «пыль забвения»? И уже исчезающему мареву Крис прошептал:
- Да, и еще, отец… Моим предназначением было расти в нормальной семье, воспитываться любящими родителями. Никто не рождается «якорем» или придатком к другому человеку. Пусть и Избранному. Я тоже человек…
Разумеется, отец не услышал. Да он и не должен был.

Крис вздохнул и поднял второй кристалл с полу. Казимир не спал, оказывается, так и сидел под столом. На хозяина поглядел тревожно и непонимающе, робко вильнул хвостом.
На этот раз Эл в дверь постучала. Побоялась нарваться на замечание «правильного» Иерарха Лео, как видно.
- Крис, все готово. Сообщения разосланы, ломовики ждут.
- Да, спасибо. – Рассеянно отозвался Крис. «Делай свое дело», - сказал отец. Иди и умри.
- Трудный разговор? – тут же догадалась Эл. Она эмоции командира читает не хуже Казимира. А ведь Тазимир просто «настроен» на своего хозяина-эмпата. И это плохо. Иногда. – Опять он тебя…?
- Типа того. Вот что. Эл. «Тишину» продлить на ближайшие двое суток, совещание – через час, через полчаса позвать ко мне ломовиков. А до этого времени.. не беспокоить. Хоть двадцать минут. Хорошо?
- Хорошо. Крис. Ты бы не переживал так, а? Он просто придурок…
- Эл…
- Молчу. И ухожу. А ты приляг, отдохни. Скоро не до отдыха станет.
- Попробую. И пусть Казимира покормят…
- Разумеется. Казик, пойдем, я отведу тебя к Анне. Она тебе чего-нибудь вкусненького сообразит… - Эллин широко распахнула дверь, подзывая пса выйти в коридор. Казимир просто обожает носиться по коридорам М-16, наводя веселый ужас на новых бойцов базы своим лохматым, буйным видом, и чуть не до смерти зализывая старых знакомцев и друзей. Однако на этот раз пес лишь выглянул из-под стола, тоскливо и задумчиво оглядел коридор, но с места не сдвинулся… Проскулил протяжно и остался на месте.
- Ясно. Видишь, Крис, Казик тебе тоже сочувствует. Ладно. Принесу ему пожрать сюда…
И Эл тоже ушла. Но отдыхать на кушетку Крис не пошел. Он откинулся в кресле, подтянул колени к подбородку, прикрыл глаза...
***
В Нов-Аже было холодно, температура гораздо ниже нуля, и придворные модницы одна за одной облачились в затейливые шубки, стремясь перещеголять друг дружку прихотливостью кроя или необычностью мехов. Банальный бобер или песец не шли ни в какое сравнение с мехами львов, тигров, пантер, леопардов, белых медведей, даже некоторых иномирских зверушек, попавших в эту реальность контрабандой. На днях Уайет видел дамочку в шубке из конкура – нежно-фиолетового грызуна типа белки, ныне уже довольно успешно разводимого торговцами магическим зверьем. А сегодня на прогулку в Манеже Саламандра Далия, бывшая фаворитка, напялила пушистую и очень теплую шубку из леригона, крылатого пса наподобие того, с которым на некоторых записях случалось видеть блудного братишку. Значит, и их навострились на одежку пускать. Почему-то факт этот неприятно Уайета поразил, вспомнилось, как явно Крис демнострировал привязанность к своей «собаке». А меж тем на шкурку Далии мог пойти тот самый пёс. По крайней мере, цвет тот же.
Проклятый братец! Уайет бы ему целый зверинец из таких леригонов подарил, да хоть звезду с неба! А Крис...
К середине октября листва облетела и слежавшимся одеялом побурела на земле, а деревья торчали корявыми костистыми лапами в небо. Уже тогда было холодно, а сейчас, в конце ноября дыхание уплывало с губ белыми пушистыми барашками. От мороза пощипывало в носу и слегка подмерзали пальцы – Уайет бродил по дорожкам Манежа второй час. Везде эта войлочная листва, и небо – серое. И очень тихо. И снега нет. Уайет бродил по самым затаенным местечкам парка в его поисках, но не нашел. Конец ноября. А серые тучи ползут тяжело и медленно, словно на сносях, и все никак не разродятся снежными холодными хлопьями, такая незадача. Холодно, но при этом душно (вот разве так бывает?!), и ввинчивается в левый висок иголочка мигрени. Если бы рыжая стужа поздней осени, уже обратившая землю в камень, могла и эту боль выморозить, выстудить… Но нет, никакого с мигренью слада – ни таблетки, ни спиртное не помогают. Подлец Крис. И тоска, тоска зеленая…
А власть лежит у ног, как верный пёс. Этот долбанный мир сдался и теперь униженно хнычет у колен. Но что мир? Мир – красивая игрушка, не более того. Игрушка-безделушка, блестящая побрякушка, говорили, у мира есть душа? Хрен вам, а не душа. Никакого такого «Мирового Духа», «Песни Сансары», «Дыхания всего сущего» нет и в помине – сказки, выдумки. Иначе Уайет его обнаружил бы, ведь так? Ведь он разобрал этот мир по камешку, а потом наново собрал – и ничего. Ни-че-го! В склеенной чашке и то больше трансцендентального. Нет, в мире чего-то недоставало, и это никак не позволяло зарасти дыре в груди. Власть выглядывала из глаз изредка встречающихся в парке придворных, проступала в каждом изгибе прихотливых скульптур, шуршала в трепете голых веток… Но этого было мало, не достаточно было этой как шлюха бесстыдно отдавшейся в руки власти, дешевого картонного могущества, если оно не абсолютно. Мир разобран по косточкам, но он неправилен. Чем неправилен, доходить начало только сейчас.
В двадцать четыре года власть – и ни одного родного, близкого существа. Власть, все дело в ней. Императора Уайета боятся, уважают, ненавидят, воспевают в каких-то поэмах, его внимания добиваются с упорством, достойным лучшего применения и всеми доступными средствами. Позапрошлой фаворитке соперница подсыпала перед балом в туфли битого стекла, например. «Молодая поросль» недалеко ушла – яды, наемные убийцы, горы компроматов и доносов в приемной Императора – секретарь Клейтон сходит с ума, их разбираючи. Впрочем, это уже головная боль штата секретарей и делопроизводителей. У Уайета же своя головная боль… Безумное одиночество. Предатель Крис, ушел, оставив одного. И снега нет. Почти декабрь, а снега нет. Снег – белые пушистые горы, погребающие под собой лежалый слой тоски. От мигрени Уая знобило, а висок пылал жаркой болью, и мечталось упасть лицом во что-нибудь холодное и спать.
Только спать не получалось – возбуждение мешало. Уайет сделал все, что мог, теперь оставалось только ждать. Сходил в Казематы, навестил заложников. Обнаружил там, кстати, среди прочих и Иерарха Ансельмо, одного из бывших преподавателей, вот потеха. Затем внимательнейшим образом прочитал сценарий праздника, внес некоторые поправки, выслушал отчеты начальника СБ, протекторов и глав общин. Но сейчас затишье, только и событий, что реставрационные работы в Риме и Бельриве. Вампиры решают свои внутриобщинные вопросы, зооморфы тоже притихли, Саламандры особых проблем никогда не доставляли, а после того, как шлюшка Далия получила Венгрию в управление, совсем успокоились. Людишки в городах выпендриваться уже перестали, даже крисово блядское Сопротивление сидит по норам. Видать, Крисси над предложением думает. И правильно, обдумать нужно. Крису будет предложено в третий раз. И если он не согласится… Пощады не будет. Жив останется, и будет при Дворе –сопротивление развалится, едва хреновы партизаны узрят своего главаря на каком-нибудь балу. А если малыш еще и речь произнесет… Ну, типа, я был не прав, глубоко раскаиваюсь, и давайте, ребятки, следуйте моему примеру, выходите из тени. Произнесет, еще как. Ты сломаешься, Крис, все ломаются. Только, черт, ты мне нужен таким, какой ты есть. Должен ждать меня дома, рассказывать про учебу, про то, какие заклинания освоил, предлагать посмотреть фильм или попить кофе на кухне. Чтобы, черт возьми, мне было, куда возвращаться по вечерам! Чтобы я знал, что кто-то ждет меня и не спит, если я задерживаюсь! Чтобы загонять тебя в постель, когда простынешь, в конце концов! Ты нужен мне. Ты должен был… А вместо этого… Предпочел грязь, боль, страх, то, чего ты вообще никогда в жизни не должен был видеть – мне! Мне предпочел! Ушел…
И теперь – тоска, а снега все нет. Уайет с надеждой вгляделся в небо, но в серой его глубине не обнаружилось ни намека на грядущие метель или снегопад. В небе было так же пусто, как и на земле. Крис, если бы ты знал… ты должен быть со мной, это твоя обязанность. И ты будешь.
Еще сегодня комнатки присматривал братишке. Одну – на случай, если в кои-то веки он поступит благоразумно. Не комната, целые покои не хуже Императорских, только все в нежно любимых золотистых и очень идущих к его глазам зеленовато-ореховых тонах. Еще бассейн – плавает Крис как наяда. Библиотека – будет просто в восторге. Специально для него коллекцию собирал. И прочие приятные мелочи и радости жизни. И заживем, наконец, нормально… Это если мозгов у братишки хватит брать, когда дают.
А если не хватит… Семь на десять метров, да санзона три на четыре, Третий Ярус, сыро и душно, металлическая койка, прикрученная к полу, растяжка на стене, цепь на всякий случай. Если ты, братец, вынудишь. Я умею обращаться с дикими животными. Но, Мать-Тьма, как же болит голова! И как я… не могу без тебя! Тьма… Тьма и тоска, как же.. сдохнуть хочется… Перетерпеть два дня… Только бы перетерпеть мигрень, лизоблюдство, женщин с масляными глазами блядей и мужчин с лицами профессиональных отравителей, попугая-Клейтона, который возомнил себя официальным толкователем приказов Императора и главным знатоком придворного этикета, новую фаворитку, блеклую, плоскую, как вобла, но на удивление выносливую нереиду Леире. Перетерпеть… Только бы выпал снег и остудил пылающий висок.
Слезящимися от боли глазами Уайет неотрывно вглядывался в небо. И когда он совсем уже подумал, что голова лопнет от боли, или придется застрелиться, что-то изменилось. Посвежело и стало легче дышать. Недоверчиво подставив ладонь, Уайет разглядывал тающие на ней тонкие крупинки. Пошел снег. Уайет понял, что сумеет заснуть нынешней ночью.
***
Сверху на М-16 явилось двадцать Старейшин-добровольцев – по числу групп захвата, участвующих в предстоящей операции. Все Старейшины были мрачны и неразговорчивы, и выражения лиц имели как на похоронах. Все сплошь добровольцы были из числа тех, что проголосовали в поддержку плана Криса, но… Но и они, как Лео, в главу Сопротивления не верили. Крис им тоже, если честно, не особо доверял. И не для того пригласил, чтобы они что-то там «ломали» - ломовики у Криса благодаря разборчивости и профессионализму Энди были выше всяческих похвал. Нет, Старейшины нужны были как символ – в каждом отряде свой Светоносец, своя персональная «благодать». Ребята идут делать невозможное и они должны верить, что их кто-то поддерживает, что кто-то будет с ними. Несмотря на падение Небес авторитет «небожителей» до сих пор небывало высок. Для простых партизан они – существа мифические и могущественные до неприличия. И еще - если уж они согласились помочь, значит, дело верное.
Да, людям нужна была вера. А еще больше нужно веры человеку, вознамерившемуся этих людей отправить на смерть. Крис ощущал себя пауком, сидящим в укромной щели кабинета и плетущим сети, свивающим нити, которые свяжут между собой живых людей и заставят их действовать слаженно, дышать в такт, на те пятнадцать минут стать огромным единым организмом. Или наоборот, если не выйдет – завязнуть бесчисленными букашками в невразумительном крисовом плане, задергаются и окончательно прилипнут на клейкой нити. И станут добычей другого паука. И тот, другой, их не пощадит.
Отец велел идти и умереть, и с точки зрения отца это действительно гораздо правильней и естественней, чем рисковать жизнями тех ста пятидесяти и многими тысячами вообще посторонних магов и Иерархов. Бедный Казимир. Обреченный вечно разделять настроение хозяина, он жалобно тычется мордой в колени Криса в поисках утешения. Увы, Крису некогда заниматься собачьими горестями…
Итак, Колизей – собственно поле арены, затем пятьдесят ярусов трибун, служебные помещения. Два крыла под камеры «гладиаторов». Еще два крыла – резервные, складские помещения, комнаты обслуживающего персонала. Система охраны – три защитных периметра по принципу луковицы. Самый надежный и сложный – внешний, разумеется. Силовой купол, отсекающий любую постороннюю магию, сигнализация и собственно оборонительные линии. Вроде как электрошок, возможно, огненный вал. При чем купол позволяет проникнуть внутрь любому, у кого имеется пропуск. И достать одноразовые пропуска в форме билетов на представление не составляет труда. Они продаются в центральной кассе Нов-Ажа, да к тому же среди кассиров есть свой человек. Проблема – пользоваться собственной магией внутри купола, пока он активен, невозможно. От купола необходимо избавиться в первую очередь.
Следующий «слой» - барьер вокруг трибун. Он позволяет изолировать зрителей друг от друга по секторам. Просто силовые линии, необходимые для подавления возможных беспорядков в среде болельщиков. Этот же барьер замыкает и камеры. Говорят, отключить его легче легкого, нужно только добраться до главного пульта. Главный пульт на плане – красный крестик в западном крыле. Но самый опасный все же третий, центральный барьер, отделяющий арену от зрительских мест. Он выполняет сразу две функции: и щита, ограждающего зрителя от случайных фаев, дротиков и прочих шальных колюще-режущих предметов; и – своеобразного жандарма, карателя. Взбесившиеся игрушки чуть что будут уничтожены легко и непринужденно – либо сплошной стеной пламени, либо прицельно, отдельными коротенькими электрическими импульсами. И техники говорят, с пульта этот барьер не снимешь, там хитрое устройство, кнопки разблокировки должны жать одновременно пять человек в разных концах Арены. Ну, это исключительно дело техники, пусть Энди разбирается, это его святая обязанность.
Дальше. В восточном крыле камеры с заложниками чередуются с вольерами диких животных. Замки электронные. Можно было бы легко распахнуть с пульта. Но из-за животных придется вручную и каждую камеру в отдельности. Иначе выскочившие голодные, например, тигры, а то нечто поэкзотичней – добавят суматохи в и без того насыщенный «сценарий». В северном и южном крыльях, слава Свету, зверья нет. Две небольшие комнаты между тринадцатой и четырнадцатой камерами… Внутренне поморщившись, Крис размашисто вывел в квадратиках «зачистить!». Это медбоксы, в которых «приводят в порядок» гладиаторов после представлений, а по совместительству – лаборатории. Ходят слухи, что именно там были разработаны и впервые применены «ползучий тлен» и «каталонский саван», отравляющие чары удивительной даже для Эпохи жестокости и мерзости воздействия. Например, область Каталонии, где чары были применены при подавлении мятежа… Нет, об этом Крис подумает в другой раз. Пора заняться конкретно разработкой плана.
Значит, прикинем хронологию. В двадцать три ноль-ноль должен начаться праздник. Император появляется обычно минуты за три-четыре до начала мероприятий. За тридцать минут до начала боев (информация надежная – связи в Колизее имеются), то есть примерно в двадцать два сорок пять, участников представления выводят из камер в общее помещение, так называемый «загон», откуда уже по ходу программы они и выводятся на арену. Остальные, следовательно, сидят по камерам. За пять минут до начала на трибуны перестают запускать зрителей – сотрудники СБ «шмонают» по рядам. Затее, в двадцать три ноль ноль – речь Императора, какое-нибудь коротенькое пиротехническое шоу минут на десять, а затем собственно представление. Что из этого следует?
Крис закусил губу, разглядывая столбик цифр. Моральные мучения временно поблекли, отошли на второй план. Перед Крисом лежала головоломка, которую нужно было разгадать, а мнение Лео уже не волновало. Казимир перестал ворчать, расслабленно распустил кожистые золотые крылья и уютно пристроился рядом с хозяином в широком кресле. Головоломка его не интересовала – пес утомился нервничать и теперь намеревался поспать.
А план вылетал из-под быстрого носика ручки легко, молниеносно, почти по собственной воле. Складывался в ровные уверенные строчки, отмахивал лист за листом.
Состав… девять тысяч…. Быстрые прыжки пальцев по клавишам допотопного калькулятора… нет, перечеркнуть… восемь тысяч пятьсот пятьдесят человек. Из них ломовиков – не менее двадцати звеньев по пятнадцать человек…
Боевиков – в сопровождение ломовикам. Скажем, человек по пять? И по два-три телепортиста? Больше двадцати человек в группе? Слишком громоздко. Оптимальный размер звена – тринадцать-пятнадцать человек, это всем известно. В мелких «эксах» удобны так же «пятерки» и «семерки». Но больше пятнадцати – никакого смысла не имеет, теряются мобильность и легкость координации действий. А если, скажем, семь ломовиков, пять боевиков и два телепортиста? Четырнадцать человек. Хорошо. Значит, сорок три звена. Как размещаем? Пятьдесят на пятьдесят, половина вне барьера, половина – на зрительских местах? Нужно уточнить у Энди, как ребята намерены работать – пометочка на полях.
Но возвращаемся к боевикам. Боевые отряды – основная часть «войск» Криса. Если охраны в Колизее примерно полторы тысячи штатных, а в дни особых торжеств с присутствием Уая увеличивается в разы за счет внештатных – «серых» и чернорубашечников. То есть, очевидно, тысяч пять будет. Из них тысячи две – слабые чародеи и Низшие, «мясо» и «живые щиты», случайная шушера. Один крисов боец может на себя двух-трех таких взять. Лучше, конечно, не рисковать, но и жертвовать мобильностью ради численности? Бессмысленно. У Уайета – почти неограниченные людские ресурсы, которые он может привлечь в любой момент. У Криса же… ну, не сто пятьдесят тысяч, как он сгоряча ляпнул отцу. Общее число сопротивленцев сейчас – пятьсот сорок тысяч. Из них около ста сорока тысяч работает под прикрытием в имперских организациях всех уровней. Около ста семидесяти тысяч - беженцы и «мирные», те люди, ради которых все Сопротивление и затевалось. Их не вооружишь и не отправишь воевать – женщины, дети… Это балласт, тормозящий движение и при том - якорь, придающий всей крисовой деятельности хоть какой-то смысл. Оставшиеся двести тридцать тысяч рассеяны по сотням баз по всему земному шару. Из них процентов пять-семь небоеспособны ввиду ранений, болезней или отсутствия связи, снабжения, боеприпасов. Из боеспособных пятнадцать процентов – техники, двадцать – теоретики, чароплеты, медики, обслуживающий персонал, телепортисты. Пси-эмов всех типов – еще семь процентов. Очень тоненькая, но весьма ценная прослойка в четверть процента – «нюхачи». Пятьсот тридцать пять человек, способных видеть магию в любом ее проявлении. Идеально ищут ловушки, распутывают сложные магические плетения, снимают маскировки. По одному такому в каждую группу – предел мечтаний, но и преступное расточительство. При всех своих уникальных способностях эти люди абсолютно беззащитны. Гиперчувствительность к магии делает их уязвимыми перед любым воздействием, а боевыми способностями нюхачи, как правило, не обременены. Сколькими из них можно пожертвовать ради операции? Что, командир Холливел, скольких из них вам не жаль зашвырнуть в горло этого молоха? Они так слабы…
А за всей этой арифметикой боевиков в чистом виде остается сто пятьдесят шесть с чем-то тысяч. Из них реально доступны – тысяч пятьдесят, если очень постараться. Но такую массу в пятнадцать минут не мобилизуешь. Да и как координировать их действия? Нет, брать нужно не численностью – здесь Сопротивление проигрывает без вопросов, а молниеносностью удара. За десять минут и Уайет с его сверхспособностями не успеет собрать всех своих людей. Нет, все дело в скорости и мобильности. Значит, четыре с половиной тысячи бойцов, триста ломовиков, шестьсот телепортистов – по два на группу. Пси-эмов… оставить «дома» и не выпускать, даже если будут рваться в бой как бешеные. Телепаты в такой сутолоке вряд ли сумеют существенно помочь в координации, эмпаты вообще опасны – «заразятся» чужим безумием, да еще и своим же начнут «транслировать».. Ну а «манипуляторов» в Сопротивлении нет вообще. Брать ли медиков? Нет, не стоит. В бою будут только мешать, а раненых так и так нужно будет переправлять на базы. Итак, с численностью определились. Теперь самое главное – как и куда такую уйму народу направлять.
Ручка заметалась по листкам совсем уж лихорадочно – засновали стрелочки по карте, забегали строчки. Когда случалось вдохновение, Крис за ним не поспевал. План складывался ясный, четкий, интуитивно понятный, и слишком уж все просто выходило. Так просто, что не бывает. Где-то или лажаете вы, командир Крис, или ошибка в исходных данных. Ничего, время еще есть, аналитики будут дорабатывать план еще часов десять без перерывов на перекур и обедов. Аналитиков – сработавшаяся команда из тридцати двух человек. Найдут ошибку, если она есть.

Сообщение отредактировал Агни: Пятница, 03 июля 2009, 20:10:25

[Агни]

Про отзывы не забываем! не забываем, товарищи)))!



- Крис, ты тут живой?
Усталый голос Эллин ворвался в натужно-медлительные после «прилива» мысли Криса и выхватил того из раздумий. Девушка привалилась к косяку двери (и когда войти успела? Тихо ж все было вроде?) и оттуда смотрела – внимательно, печально и осуждающе. Так, словно командир Крис в чем-то виноват. Нет, он виноват, конечно…
- Эл? А что случилось?
Казимир вопросительно поджал крылья, выражая непонимание хозяина.
- Да ничего. Просто ты пропустил обед, не вышел к ужину. К тебе Алек стучался , но ты не отзывался. Тогда Алек заволновался и позвал меня.
- О… - Да волнение, наверно, имело совершенно определенную направленность. Не то, чтобы Криса кто-то подозревал в суицидальных наклонностях, но вот ночью Питер настойчиво намекал, что в любом случае жизнь командира ценна сама по себе и не стоит думать, что его смерть кому-то там поможет… - Задумался, наверно. Я тут план набросал, отнесешь к аналитикам? И нужно инструкции записать на кристалл и размножить. Карту скопировать…
- Разумеется. Ужинать будешь?
- Не сейчас. Мне еще нужно переговорить с ломовиками и телепортистами, дать указания аналитикам, провести совещание с руководителями групп…
Боже, сколько еще всего. А в сутках двадцать четыре часа. А суток осталось – двое.… Как бы я хотел плыть в лодке морем на закат… Вольным быть, как зверь свободный, и растить свой сад… Свет, дай мне сил!
К утру мандраж поднял голову и ощущался легкой вибрацией во всем теле. Казимир таскался за хозяином хвостом и периодически тоскливо подвывал. Крис пробовал запирать его в комнате, но тот едва дверь не вышиб. И Крис смирился. Хоть поведение пса и производило тягостное впечатление на окружающих и самого Криса.
Крис, разумеется, пробовал успокоиться. Тем более что план окончательно оформился и получился – картинка с выставки. Никаких ошибок аналитики не углядели, доправили корявые яновы наброски, расписали их в простые алгоритмы и сценарии, подготовили шифровки с инструкциями для каждой из трехсот сорока трех групп. И, обессиленные, завалились спать – двенадцать часов непрерывного титанического труда на фоне регулярных недосыпов с ног свалят и мула. Аналитики же совсем не мулы, и даже не быки, а просто мужчины и женщины хрупкого, астенического, «интеллигентского» сложения.
Аналитики спали, а в это время «досрочно», в приказном порядке отоспавшиеся положенные семь часов ломовики трудились в поте лица. При чем пот явно был кровавым – Энди себя не щадит и другим спуску не дает. Потом ломовиков вновь отправят спать, набираться Сил перед операцией, а место в тренажерке займут телепортисты. Телепортистам легче, они ничего нового разучивать не будут, повторят синхронизацию и каскадные порталы – и свободны. Медики спешно, суетливо проводят инвентаризацию оборудования и ревизию медикаментов. Но к завтрашнему утру освободятся и они – и разойдутся по своим «двушкам» и «одиночкам», чтобы отдохнуть перед «страдой». Три нюхача, которых, скрепя сердце, Крис позволил задействовать в операции (будут работать на пульте, под хорошим прикрытием), тоже спят. Им запретили предпринимать даже минимальные магические усилия, дабы не перетрудить их чуткие «обонятельно-осязательные» способности. Итак, база М-16, а следом и семнадцатая, и восемнадцатая, и первая «элочка», что в Южном Ауде, и двадцать вторая «ашка», и еще множество баз - погрузились в неспокойную дрему. Один только командир Крис – везде и всюду. И прилечь отдохнуть никак не получалось.
Сначала работал с аналитиками, затем помогал ломовикам, после ободрял телепортистов, принимал отчеты медицинской службы и руководителей групп. Потом имел долгий и серьезный разговор с Питером. Опять. И не спится же человеку. А любит он по ночному времени задушевно пообщаться. С зевающим, вырубающимся на ходу командиром. Да, «командир» ему в сыновья годится, да, черт побери, Питеру удалось почти заменить Крису отца…. Но.. Но Крис не хотел больше выслушивать рассуждения о том, как именно ему следует беречься и остерегаться в грядущей эпохальной операции. Он знал, там, на Арене, Уайет его почувствует, это неизбежно и, в общем, правильно. Семнадцать лет чувствовали друг друга через любые расстояния, и пси-эм способностей Уайету никаких не нужно было, чтобы знать, как там у младшего брата дела. И только последние три года… псу под хвост. Так что почувствует. А почувствовав, сделает все, чтобы возвратить блудного «предателя». Уйти будет сложно. Если все удастся, уйдут и бойцы, и те сто пятьдесят пленных. И, если очень повезет, никто серьезно не пострадает. Но вот чтобы уйти удалось командиру Крису, повезти должно поистине феноменально. Нет, на благоприятный исходя именно для себя Крис не то, чтобы не рассчитывал… Он жаждал его со всей страстью, на какую только был способен, и он ничуть не сомневался, что у Уайета буде плохо… После той инъекции стимулятора пси-эм-способностей, а далее – от постоянных щедрых обещаний колесовать и вообще голову оторвать ничего хорошего от брата Крис не ждал. Он видел того парня, который после Казематов считает себя собакой. Итак, Крис жаждал выжить. И с большей долей вероятности рассчитывал, что если уж его поймают, то его людям позволено будет уйти беспрепятственно.
Однако часов за пятнадцать до «момента Х» вдруг понял, что ничего не получится. Что неверна была начальная посылка - никакого толку от столь масштабной операции не будет. Ультиматум поставлен Крису, а не тем шести с небольшим тысячам бойцов, жизни которых Крис посмел поставить на карту. А значит, и разбираться должен был самостоятельно, не прячась за чужими спинами. Прав был отец, прав. И Уайет правду говорил – отпустит заложников, если только брат не станет ерепениться. Крис знал, когда Уайет врет, а когда говорит искренне. Так стоит ли овчинка выделки? В случае удачи в Сопротивление, конечно, потянутся новые силы, вообще удастся доказать, что Сопротивление чего-то стоит, и что с ним следует считать. Но достаточная ли это цена за такой непомерный риск? Не продешевил ли командир? Крис не знал.
Позвать отца? Снова поговорить? Нет, не стоит. Отец, как это ни странно, отправился добровольцем в одно из слабых «ломовых» звеньев. Сейчас или тренируется, или спит. Никаких иллюзий относительно мотивов поступка Патриарха Лео Крис не питал – отец не поверил внезапно в правоту младшего сына, и не выказывает тем самым согласия с его решением. Он просто опять «делает, что должен». Легко все-таки отцу. Удивительная способность делать то, во что не веришь ни на грош. И ведь от Лео не зависит ровным счетом ничего: может хоть фаями мух обстреливать, хоть в потолок плевать – положение не сдвинется ни на йоту. А вот … За Крисом ходят по пятам Энди, Энтони, Эл, Питер, Алек… И Казимир, эх. Распустить всех и идти сдаваться. Так честней.
Последняя общая тренировка ломовиков. Перекличка. «Перекликает» лично командир Холливелл.
-Анатоль Бартич?
-Здесь!
-Кристося Ломовец?
-Тут я!
- Белла Мартина?
- Тут, командир Крис!...
И все как на празднике. И приподнято-нервное общее на всех настроение, и куча народу, и улыбаются. И Крис тоже улыбался. И Крис говорил, что верит – все получится. Что все закончится в десять минут, что амулеты и бронежилеты обеспечивают девяностопроцентную защищенность, и это на целых пять процентов больше, чем в предыдущей модификации снаряжения. Что плечом плечу – это великолепно, прекрасно, и что те сто пятьдесят человек нуждаются в нашей помощи. Что сам Небесный Совет дал свое благословение и выделил по Старейшине в боевые группы (во все не хватило, всего шестьдесят Светоносцев, но это ведь не столь важно?). И главное – Крис со своими бойцами. Тоже плечом к плечу.
И тут Криса замкнуло. Анабель какая-то… фамилии не запомнил, в досье – двадцать один год, бойцовский стаж – полтора года… вместе со всеми кричала в полнейшем восторге – да, ура, все получится, и если с Крисом вместе, то хоть в Нижнее пламя! У девушки были узкие плечи, ало-цветочные губы и ясные глаза оттенка весеннего неба над Познанью. И вся она была такая невесомая. Кружевная, воздушная в грубой, мешковатой форме сопротивленки. И нашивка – опознаватель на ее плече с наивным бесстыдством выпятила белого голубя, символ Сопротивления, будто и правда поверила!
А Крис как раз думал, как сработала служба разведки и дезинформирования противника – боялся «утечки» до холодного пота. О том, что Криса замкнуло, знал только Казимир. Ни на миг не поблекла улыбка – она, скотина, приклеилась к губам еще с утра. Ни на миг не изменил голос – он редко теперь подводит, он для этого стал слишком усталый. А то, что завыл пес – за общим ревом и не услыхать. Крис давно заблокировал свои общие пси-эм-способности, но через заржавелые щиты бился восторг толпы в триста человек, а навстречу ему из глубины, и тоже откатываясь от ржи заслона – поднимался ужас.
И когда стало совсем невмоготу, Крис сделал вид, что его срочно вызывают по коммутатору – ложью и трусостью командира итак пропитался весь зал, одним лицемерным жестом больше, одним меньше – и сбежал из суетливой деловитости уже вовсю кипящей тренировки. Никто и не заметил. Сбежал в душевую, захлопнув дверь перед носом обиженного Кази.
В помещении было сыро и душно, и напарено каким-то любителем крутого кипяточка до плотного, хрустящего тумана. Зато теперь уже любитель ушел, и в помещении стало пусто. Стены сочились стылыми простывающими слезами, в запотевшем зеркале Крис сделался бесформенной пятнистой тенью, а люмо-шар под потолком мигал и потрескивал угрожающе. Видимо, давно не подзаряжали, скоро окончательно потухнет. Но это неважно, важно другое. В душевой очень тихо. И на обычный слух, и Поверху. Только ознобно как-то несмотря на духоту. Крис склонился над раковиной и долго грел руки в начинающей остывать воде. В конце концов вода совсем остыла. Затуманенное зеркало почти очистилось, заблестело редкими капельками воды, напугало Криса внезапностью движения в своей глубине, когда парень резко поднял лицо от желтизны раковины. Крис вздрогнул, потом сообразил, что это он сам и отражается, что нет на самом деле никого за спиной, как показалось.
Долго изучал в зеркале собственное лицо: коричневые, болезненные тени под глазами, сами глаза – в красных прожилках бессонницы, обветренные, потрескавшиеся губы, нездорово блеклая кожа. Отражение было отвратительно Крису до глубины души, хоть не смотри. Сейчас он ненавидел всего себя целиком. От и до. Но прежде всего – свою трусость. Нужно набраться храбрости - отменить операцию, передать дела Питеру и Энтони, а самому сдаться. Крис опять это понимал со всей очевидностью, и снова понимал – все будет, как будет. Никого он теперь не распустит, ему этого банально не позволят. У нас демократия.
Зеркало выплакало последние слезы и теперь отражало все ясно и ровно. И опять эти тени, и набрякшие веки, и складки дурной усталости у крыльев носа. Если бы кто-то мог понять, как Крис себя возненавидел! До невозможного, до тупого бессильного зуда… всей кожей, и застрявшего в горле на выдохе воздуха, до звонкой тишины в пустой голове, до… Вышибить себе мозги. Если бы кто-то мог – опять трусость! – снять с Криса еще и это бремя. В зеркале отражался лжец. Трус, предатель. Зеркало не могло врать.
В кулак пальцы сложились сами собой, и сама собой поднялась рука. Изо всей силы…. Сделать больно – себе и тому, зеркальному. Целый миг позли по ясной поверхности паутинные трещинки, а после осыпались сверкающим каскадом. Руки отдернуть парень не успел, да и не спешил. Поранил запястье. В старой желтой раковине мешанина – алые кляксы на стеклянных колючках. В продолжающейся прострации Крис смотрел на неожиданно учиненное безобразие и все никак не мог понять, что нужно делать. Странно, но сначала никакой боли - и никакого от нее удовлетворения – он не почувствовал. Только после. Когда потекло в рукав.
…- Что случилось? –вообще-то Крис хотел сам перевязать руку, не будить Пита. Полез к тому в саквояж и уронил какую-то дрянь. Разбудил.
- Неудачно поскользнулся в душевой. Въехал кулаком в зеркало.
Питер хмыкнул и туго перемотал порез. Анна прибрала осколки. Эллин поругала. До «времени Х» осталось тринадцать часов. «… И любить как все…»
***
Его императорское величество Властелин Уайет изволил маяться бездельем. То есть он с удовольствием помаялся бы чем-нибудь другим, но первого ноября третьего года Эпохи с пятнадцати до двадцати двух ноль ноль по стандартному времени заняться больше нечем. При таком штате замов, вице-корольков, протекторов, даже …хм… племенных вождей в некоторых районах Император иногда, очень редко, но мог позволить себе роскошь безделья. Однако именно сегодня ему такая роскошь поперек горла костью встала. И душила. Время тянулось неизъяснимо медленно, привычные развлечения казались пресными и скучными. Хотел было поразвлечься с Далией, темпераментная огненная саламандра иногда умела придать пикантной остроты самым обыденным вещам. Да вдруг почувствовал такое отвращение к ней – ну прям до тошноты. Прогнал. Тьма свидетельница, едва не зашиб дуру. Леире прискучила окончательно – эти ее рыбьи глаза, эти ее чешуйки на спине меж лопатками, ее вечно сухие, твердые губы. Нет, постель Уайета сейчас не прельщала. В Казематы он тоже не пойдет. Он пообещал себе, что отыграется на заложниках в случае чего, если с Крисом обломится. Хотя дознаватели и сыскари в этот раз поработали хорошо. Молодцы. Недолго Крисси трепыхаться остается. Возвратится как миленький. В восемнадцать ноль ноль последние серые отправят последние шифровки, и план нашего гениального стратега будет как на ладони. Маленький братец весьма недурственно составляет планы операций, но вот не учел одной вещи. Но позже…
Так что если и не заложники, то Уайету все равно будет, чем заняться. Но пока у Уайета образовались совсем незанятые часы. И он отправился бродить по покоям, попутно снова перепроверяя мысленно «планы на вечер». Алый бархат портьер – увеличили охрану до семи тысяч человек. Поставили на уши всю СБ, ни одного случайного или неопытного сотрудника. Витые, замысловатые узоры канделябров из собрания Людовика XIV – Уайет любил такие вот старинные вещицы, намекающие на времена, когда ни о каком техническом прогрессе и слыхом не слыхивали. В любой, даже самой секретной, подпольной, повально зараженной манией преследования и конспиративизмом организации найдутся один-два сомневающихся. Этакие гнилые зубы. И они подадутся, нужно только знать, куда «наступить». У Криса собрались почти фанатики. Но… Но у этих фанатиков, к его несчастью, еще сохранились иные чувства кроме собачьей преданности лидеру. Кстати о преданности. Сначала, когда только-только ловили первых партизан – кололи их долго. И навыков почти не было, и… Уайет сначала думал, братец их зомбирует. Этакие твердокаменные борцы за идею. Так не бывает. Ан нет. И Уайет долго думал, в чем тут штука. Так и не понял толком. Но гнилые зубы – они и есть гнилые зубы. Особенно когда партизанчики голодают, живут черт-те где, мерзнут и прочее, прочее. Цинга начинается. И гнилые зубки – вываливаются. Вот мы их и нашли. И надавили. И теперь – не отвертится.
Так, а здесь у нас – нечто вроде мемориальчика. Прислуга и подстилки сюда не допускаются ни под каким видом, поэтому можно кое-чего себе позволить. Несколько маминых вещей – заколка из слоновой кости, старинная, еще от прабабки, скромная брошь заколке в тон, носовой платок – и янов дневник, сколь это ни смешно. Дневник за седьмой класс, предпоследний, значит. Потом, после восьмого у них уже коллежские курсы начинались. Так вот, в том дневнике – весь Крис. От первой до последней страницы. Наивная аккуратность, старательные – от усердия аж губу закусил, так и видится – ровные строчки. Простецкие общеобразовательные предметы вперемешку с серьезными магическими. Ботаника и алхимия, рисования и теория псионики, литература и специализация. Четверки, пятерки, за весь год – Уайет специально проверил – всего одна тройка, за боевые искусства. Да, раньше братишка драться не любил. Щенок… И всего одно замечание по поведению. Всего одно, но какое. Уайет до сих пор помнил, словно это вчера случилось. Это когда Крис в одиночку, когда в одном месте зудело, страсть как нужно было свежевыдуманный опыт провести, остался в лабораториях после занятий. Их почему-то не заперли, наверно, упущение обслуживающего персонала. Ну и нахимичил – чего-то там нанюхался весьма ядовитого и в обморок грохнулся. Хорошо, медик школьный мимо проходил, услышал грохот и звон стекла. Успел откачать. Ух и досталось тогда Крису от всех подряд – от Фиби, от медика, от учителей, при виде Крисси обычно млеющих так же дружно, как и свирепеющих после общения с самим Уайетом. Даже от отца перепало за нарушение дисциплины. Ну и конечно – от Уайета. И от нагоняй Уайета оказался строже остальных – нацепил на братишку «ошейник», чтоб приходил домой вовремя. Уже тогда Уайет со всей очевидностью понял – младший брат относится к той категории дивно одаренных, умных, замечательно-честных, но к реальной жизни совершенно не приспособленных вечных мальчиков и девочек, что так никогда и не вырастут по-настоящему. «Маленькие собачки». Такие и знать не знают, что существуют подлость, предательство, расчет, смотрят на мир широко открытыми восхищенными глазами, при том непостижимым образом умудряясь оставаться в своем, внутреннем мире грез и иллюзий, не признавать очевидного. Они живут замшелыми, но врожденными представлениями о справедливости и даже не подозревают, что кто-то может их обидеть. Такие набивают шишки, обламывают крылья, ломаются и умирают, однако так и ничему не учатся на собственных ошибках. У Криса – весь этот комплект, да еще милый «бонус» в виде таланта влипать в неприятности.
Так что братец нуждался и продолжает нуждаться в опеке. Он и сам не знает, чего ему нужно, и что для него лучше. Он, как и пять, и семь лет назад – неразумное дитя, тянущееся к опасной игрушке. Игрушке, играть с которой могут только взрослые. Заблудшая овечка, которую мы скоро возвратим в стадо. Посадим под замок, как блох, выловим все революционные идеи. Прочистим мозги, откроем глаза. Найдем «важные» занятия, которые помогут ему смириться с его истинным призванием – быть рядом со мной. Будет учиться, защищать права обездоленных в каком-нибудь своем игрушечном протекторате… Сопротивление сгниет на корню… В детстве он вечно собирал бродячих котят и псов. Мирная такая жизнь. Он вообще ничего не должен был видеть, нужно было его, Тьма побери, под замок на время Переворота посадить! Меньше знаешь, крепче спишь. Ничего, ничего… Все еще будет. Мой и только мой маленький братец в шкатулке из дворцовой роскоши.

Сообщение отредактировал Агни: Воскресенье, 19 июля 2009, 19:13:28

[Агни]

Так - отзывов жду. Поскильку у мну они - как праздник.

Да, вот еще:

Картинку эту подарила мне Варяня Феникс-Тигр в качестве иллюстрации то ли ко Времени гнева, то ли вообще к моему циклу. Мне она очень нравится, поэтому решила ее сюда закинуть). Спасибо за картинку).
***
Итак, полтора часа до. План Крис уже зазубрил наизусть. Он командир, ему и команды отдавать. А план пришлось в последние часы существенно подкорректировать. Билетов в Колизей раздобыть удалось куда меньше, чем предполагалось изначально, а подделать успели совсем немного. Сократили группы ломовиков, вообще – сократили группы. До двенадцати человек. И сократили их число – до трехсот. Из них за купол проникнет от силы четверть, чуть больше тысячи бойцов. Среди тринадцати с лишком тысяч зрителей никто, даст Свет, и не заметит. Отдельная головная боль была – разыскать ребятам штатскую одежку поприличней, если не по последней моде, то хоть чтоб в толпе пальцем не показывали. Ничего, справились. Немножко «отпустило», когда бойцы женску полу выбирали себе наряды. Операция серьезная, все на взводе, а девицы попискивают, разглядывая топы в кружевах и юбки каких-то там покроев… Давненько они ничего нарядней пятнистых «спецовок» и черных футболок не видали.
Но мандраж, мандраж…
Хуже всего – заняться нечем, план заучен и перезаучен, и если еще немного – то просто вылетит из памяти, как пробка из бутылки шампанского, которую долго и упорно трясли. И все готово. Крис даже амулет свой защитный заряжал три раза – исключительно от нечего делать. Кто может – спит или делает вид, что спит. Или сидят по комнатам, изображают беззаботную уверенность в успехе грядущей операции. Впрочем, вранье чистой воды – таких масштабов операций еще не предпринималось ни разу, по базам разлито, так и плывет в воздухе напряжение. Питер – бродит по М-16, проверяет… Что проверяет, Свет его знает. Эллин вот изображает глубокий сон - завернулась в одеяло и молчит. Крис даже почти поверил, что боевая подруга изволит почивать, да потом приметил – слишком уж плечи напряжены. Ну да ладно.
И Крис бы даже ничего, только заняла девушка именно его койку. Командиру досталось кресло. Впрочем, Казимир полагал, что на самом деле кресло досталось ему, ведь самая важная персона на базе – он. Иначе почему бы все именно ему уши теребили и крылья оглаживали? Вот хозяину ушей никто не теребит… Но Казимир жаден не был и милостиво уступил хозяину краешек кресла. Да командир Холливел и не собирался спать. Не спалось. Традиционно запустил пальцы в густую шерсть боков собаки, поразглаживал крылья, задумчиво потрогал когти… Казимир, кажется, успокоился. Пригрелся в кресле. По крайней мере, больше не скулит тоскливо и не заглядывает в глаза с голодной просьбой. Если бы еще объяснить мог, чего ему не хватает…
В дверь тихо заскреблись. Казимир недовольно повел ухом, а у Криса – сердце ухнуло куда-то к желудку. Что-то…? Нет, если аврал, не скребутся - барабанят в дверь кулаками и еще вопят на весь коридор, как свиньи резаные - недорезанные. Или даже не барабанят – врываются в кабинет без стука. Но узнать, кто же навязчиво домогается внимания командира - все равно нужно. Казимир обиженно фыркнул, когда хозяйские руки его покинули, но зато и разлегся привольно на все кресло. Кого же нелегкая несет?... За порогом…
Стоял тот, кого Крис меньше всего ожидал сейчас увидеть. Отец. Неожиданность так неожиданность. Чего ему приспичило? Вот сейчас, за полтора… Нет, извините, за час двадцать до начала? С какой радости? Через тридцать минут уже перекличку начинаем. Да и выглядит довольно необычно – «штатская» темно-синяя рубашка, вместо обычных пятнистых брюк формы черные, на вид скользкие и мокрые. Это что, так сейчас одеваются? Пожалуй, неплохо смотрится, хотя форма гораздо удобней и практичней. И все-таки как же он непривычно выглядит в «гражданке» - таким Крис отца не видел с такого-то лохматого года. Ну и хрен с ним. Лишь бы папенька из толпы не выделялся. А то всю маскировку собьет. Да, и нервный папенька необычно – без нужды одернул ворот рубашки, зачем-то расстегнул верхнюю пуговицу. Ждать, когда он вообще чертову рубашку затреплет до неподобающего, смысла не имело.
- Отец?
- Крис. – Кивок, и рубаха оставлена в покое. – Можем поговорить?
Быстрый взгляд Крису через плечо и дополнение:
- Наедине?
Крис тоже задумчиво оглядел комнату. Ага, Эллин разлюбезному батюшке мешает.
- Можем. Пошли в мой кабинет… - даже и не скрывая своего недовольства, скривился Крис. Сейчас такой порцией упреков угостят, что только в петлю лезь. Нужно было запретить кому бы то ни было беспокоить перед операцией. Дать отдохнуть и собрать разнюнившуюся волю в кулак.
В кабинете командира Холливела такие царили бедлам и безобразие, словно все Великое переселение народов имело это скромное помещеньице перевалочным пунктом. Разбросанные по столу карты, до сих пор не выветрившаяся вонь жженой бумаги – уничтожали шифровки и планы, так, на всякий случай. С десяток грязных кружек алюминиевых – нервные аналитики пили кофе. Пепельница в кабинете некурящего командира полна окурков и пепла. Ага, папенька, поругай сына за сигареты и девочек! За Эл, в смысле… Вот же!
Крис вообще смутно подозревал, что его «клинит» и «штырит» - как «замкнуло», так с тех пор и не отпускало. Вот и мысли всякие дурные в голову лезут. И еще разговор с отцом.
- Так и? – Крис смахнул с ближайшего стула ворох бумаг - наводить чистоту и порядок будем потом, после операции, если вернемся живыми – и уселся. Неопределенно кивнул, предлагая отцу самому выбрать достойное место для его Светоносного зада. Грубо, да. Четыре с половиной тысячи человек.
Патриарх Лео тяжело вздохнул. Оглядел тоскливо бардак, особое внимание уделил грязному, залитому кофе столу, однако садиться не стал. Вместо этого полез в нагрудный карман, снова вздохнул. Вынул неопределенный сверток – нечто небольшое, завернутое в носовой платок.
- Держи.
Платок свежестью не отличался, что само по себе папеньке, аккуратисту до мозга костей, свойственно не было. Но вот то, что скрывалось под мятой клетчатой тканью…. В кончиках пальцев сразу же засновали тупые иголочки онемения. Магия. Сильная. Древняя. «Пустая», с запоздалым привкусом затхлости. Как и у всего, от чего осталась только оболочка. Изжившая за древностью свой смысл и самое себя…. Крис нахмурился. Крошечный золотой крестик… Только не христианский, не католический. Над перекладиной – петля. Египетский анкх? Да, именно. Очень тонкий чеканный узор – какие-то фигурки, животные, люди… Полулюди-полуживотные? Не разглядишь, мелко слишком. От силы пара сантиметров вещица. Но Сила в ней – просто чудовищная.
- Что это?
- Это вещь твоей мамы. Что, я точно не знаю, она мне не объясняла. Просто однажды показала мельком и сказала, что это должно передаваться по наследству - старшей женщине семьи. Зачем, тоже не сказала. Насколько я знаю, этим она никогда не пользовалась. После ее смерти крест хранила Фиби. Потом… Не только ты был у нее на квартире после разгрома. Удивительно, как ты мог мимо такой вещи пройти и ничего не заметить. «Мусорщики» ладно, у них аллергия на Добро, но ты… Ладно. Я его взял и хранил у себя.
- Мамино? – Тонкое-тонкое плетение узора. Крис поднес поближе к глазам, и теперь ясно увидел - фигурки дружно, восторженно тянут руки к чему-то в центре, солнцу с крючочками на концах совсем уж миниатюрных лучиков. Местами узор ломается, затертый временем, кое-где рисунок смазан, словно мастер сомневался. Если бы поглядеть через лупу, возможно, удалось бы понять смысл сюжета. Но одно то, что крест принадлежал маме, а после перешел к тете…
- Да.
- Не пойму…
Египетская мифология? Анкх? Крест жизни? По наследству в американской семье? Откуда и зачем? И зачем… отец приволок реликвию именно сейчас, после трехлетнего молчания?
- Не пойму, почему ты принес его мне. Я вроде не старшая женщина рода…
- Ты единственный наследник, так получается. Или ты хочешь, чтобы я отнес его Уаю? – нет, с отцом сегодня однозначно творится нечто странное. Не позаботившись о том, чтобы сгрести хлам с ближайшего стула – рухнул на него. Беспомощно и растерянно потер переносицу. – Как ни крути, ты единственный, кто у меня остался.
Можно было ехидно поинтересоваться – а как же братья и сестры во Свете? Как же Круг? Или Свет больше не греет? Крис пожал плечами – на ехидство моральных сил не осталось. Отложил артефакт – наверно, какая-то женская магия. Онемение в пальцах не проходило, ширилось, грозило затопить ладони целиком – не нравится вещице, что ее лапают чужие руки.
- Ладно. Но почему сейчас? Не мог после? Мне через десять минут начинать сбор.
- После будет поздно. – Лео забарабанил по столу костяшками пальцев, отбивая нечто тоскливо-ритмичное. – Я сегодня раскинул гадальные кости…
Удивляться Крису сегодня было не с руки – но чтоб отец гадал? Единственное, чего от него можно было ожидать – подыскания советов из Устава. Но представить отца пифией-прорицательницей?
- Не смотри на меня так. Я этим занимался от силы раза четыре за последние десять лет. И у меня не слишком хорошо получается, если ты про то, что можно было использовать мои умения при разработке планов. Очень уж ненадежно. А вообще для Хранителей это довольно серьезное умение. Не все время же просить совета Верховного Прорицателя. У нас даже предмет был такой… не важно. Так вот, я заглянул в будущее. И в целом не очень понял, но про тебя – так вообще не разберешь. Ты жить останешься, это точно… Но ничего конкретного, какие-то тени, провалы… Останешься жить, а потом вроде умрешь… Несколько раз. Я думаю, магическое поле нестабильно, вот и выдает такие перлы. Скорее всего имелась ввиду опасность… Так что будь особенно осторожен.
Час от часу не легче – отец заглядывал в будущее сына?! И … беспокоится?!
- … Но вот насчет моего будущего никаких сомнений. Я три раза раскидывал – одно и то же выдает. Я погибну. Сегодня. Уже буквально через пару часов. Так что бери. Если твой план удастся, если вы выживете, если у тебя будут дети – передашь крест им.
- Отец…
Нет, Крис много раз говорил себе, что отца у него нет, и что ему плевать на судьбу Патриарха Лео. Говорил. Оказалось – не плевать.
- Может, ошибка…
- Нет. Не ошибка. Да я и раньше чувствовал, что скоро эта свистопляска для меня закончится. Ничего страшного. – И опять отец стал привычным – спокойным, уверенным, надменно-сухим. Словно маску натянул. Крис внутренне содрогнулся – так легко говорит.
- Ты остаешься на базе. Точно, на базе останешься! Это ошибка в гадании, совершенно точно, но с таким настроем нельзя идти даже на простенький экс!
- Нет, не останусь. Сделаю, что должен. ТАМ все равно теперь, после Переворота, ничего нет. А мне ваши игры с Уайетом уже осточертели. Но ты, никак, за меня волнуешься?
- Отец…
- Отец, да.
Нет, этого человека Крис не сумел бы понять никогда – ну почему он так спокоен?! Когда речь идет о его жизни?!
- … Послушай, Крис. Особо близки мы с тобой не были никогда. Я не буду сейчас говорить, что мне жаль, или что я хотел бы все исправить или узнать тебя получше. Я ни о чем не сожалею. Всю жизнь я делал, что должен был. Благо Света всегда стояло для меня на первом месте. Я знаю, ты думаешь, я бесчувственное чудовище, наплевавшее на собственных сыновей. Может, ты и прав. Только хотелось бы, чтоб ты знал – ни ты, ни Уай никогда не были мне безразличны. И я хотел бы, чтобы ты выжил в этой войне. Хоть я и не справился с ролью отца.
Ну что же… В первый раз отец признал, что младший сын для него не совсем пустое место. Расписался в своей полной отцовской несостоятельности. Но признался так, что никакого такого злорадного удовольствия, как предвкушалось, мечталось лет в шестнадцать, что вот отец возьмет и, жутко смущаясь, краснея или там, полным раскаяния голосом, например – будет просить прощения и обещать, что больше никогда Криса не бросит, и не посмотрит так холодно, словно на редкий вид инфузории-туфельки в микроскоп – не случилось. Нет, и здесь отец сумел… выйти сухим из воды?... А Крис и так был на взводе.
- И тебе потребовалось трижды погадать и увериться в скорой своей смерти окончательно – чтобы только сообщить, что я тебе не чужой? Вот так, на краю могилы? Знаешь, отец, а я вот много о чем жалею….
Не то, чтобы было время устраивать семейные ссоры – тридцать пять минут до сбора. Но вот именно сейчас в Крисе проснулось нечто истеричное, требующее воплей и бурного выхода, шумной ссоры, звучных плевков и возможно даже – звонких пощечин. То самое напряжение.
- Нет, не перебивай! Если бы ты не бросил нас с Уайетом, скорее всего сейчас мир был бы прежним. Мы так нуждались в твоей поддержке! Хотя с точки зрения Света ты, разумеется, был прав. Но на самом-то деле ты трусливо сбежал, правда ведь? – Крис на отца больше не смотрел, аккуратно сгребал в серую кучку разлетевшийся по столу пепел. – Сбежал ведь?
Отец ровно выдохнул. Легонько дунул на кучку, результат минутных усилий Криса, так, что пепел опять разлетелся - усилия тщетны. Так же легко признал:
- Сбежал. Знаешь, однажды я все же пошел на поводу у своих эмоций. Моя вина, да. Вас нельзя было оставлять с Фиби. Нужно было сразу отдавать в послушничество, из Уайета выбили бы всю эту дурь. Пожалел. Подумал, что вы еще слишком малы...
Ага, точно – детишек сразу чуть не в монастырь законопатить должны были! А что Уаю, например, катастрофически не хватало любви и ласки – ничего? Тридцать две минуты до сборов.
- Мы с тобой точно никогда не поймем другу друга, отец. И ты не умрешь. Не сегодня. Ты останешься на базе с медиками, будешь их подстраховывать, а вместо тебя я Кита поставлю.
- Нет, я пойду. Крест я тебе оставил, все вроде сказал. Возвращаюсь в свое звено. А ты береги себя, раз уж затеял такую рискованную штуку. Желаю тебе прожить подольше.
- А сам, значит, спокойненько умрешь?! Опять сбегаешь?! – Это весь мир сошел с ума, или только командир Крис? Или – Патриарх Лео «немного того»?
- Не сбегаю. Просто опять исполняю долг. И ты это понимаешь. А от судьбы не уйдешь – если не пустишь на операцию, здесь балка на голову свалится. Или поскользнусь, шею свернуть. Так какая разница?
Разницы, действительно, выходило – никакой. Оставались надежда на ошибочность гадания да золотой крестик на столе. А отца уже и след простыл.
***
Десять. Крис пересчитал ядовитые дротики в чехле. Семь зеленых – с тиурой, десять белых – паралитические.
Девять. Переглянулся с Эллин, необычной серьезной и почти свирепой с нашивкой начальника второго звена.
Восемь. Казимир настойчиво тянет за штанину – совсем ты, что ли, хозяин, с катушек съехал, такую кашу заваривать?! Пойдем лучше в комнату – есть и спать!
Семь. Энтони пересчитал свою подгруппу, машет рукой – все на месте.
Шесть. Теперь назойливо вьется в мыслях, не дает покою тот крестик, что притащил отец. Этакое наследство. Отца, кстати, не видать. Все мелькал в толпе, когда сбор только объявили. А теперь пропал в частоколе одинаковых пятнистых фигур. Или нет, Крис спутал – все правильно, отец уже и должен исчезнуть. Он же из «зрителей». Они сейчас на перевалочной базе – отправляют их по очереди, небольшими «порциями» разбрасывают по прилегающим к Колизею улочкам. Хорошо, если батенька еще помнит, как это – изображать праздношатающегося туриста.
Пять. Почему улыбаются? Вот чему радуется тот мальчишка-ломовик лет девятнадцати, рыжеволосый, конопатый, с наивной деревенской мордахой? Нет, по нынешним меркам никакой он не мальчишка, а взрослый опытный боец, так же как Крис в его двадцать с небольшим – почти старик. Что уж говорить о сорокалетнем Питере? Так долго теперь не живут.
Четыре. На Л-1 уже полным ходом идет отправка групп «зрителей». Первые звенья уже преодолевают кордоны охраны – с настоящими и поддельными билетами, со сплошь искусственными улыбками и восхищением. А самые первые – начинают прощупывать барьер изнутри.
Три. Нынешнюю ночь (в Нов-Аже уже ночь) Крис скорее всего проведет с братом. За разговорами по душам. Как там? «Pater noster…»? Или лучше – «Свет, приди и прими же сына твоего…»?
Два. А может, отменить? Отозвать ребят, пойти одному? Так честней.
Один. Не успеть. Всё. Последнее звено с «элки» отправлено. Более того – барьер уже ломают. Сейчас затрещат щиты, посыплет искрами система защиты, взвоют тревожные сирены.
И как звонкая гитарная струна в воздухе лопается общий полувздох - ноль!

Сообщение отредактировал Агни: Пятница, 07 августа 2009, 10:03:53

[Агни]

***
Десять. Крис пересчитал ядовитые дротики в чехле. Семь зеленых – с тиурой, десять белых – паралитические.
Девять. Переглянулся с Эллин, необычной серьезной и почти свирепой с нашивкой начальника второго звена.
Восемь. Казимир настойчиво тянет за штанину – совсем ты, что ли, хозяин, с катушек съехал, такую кашу заваривать?! Пойдем лучше в комнату – есть и спать!
Семь. Энтони пересчитал свою подгруппу, машет рукой – все на месте.
Шесть. Теперь назойливо вьется в мыслях, не дает покою тот крестик, что притащил отец. Этакое наследство. Отца, кстати, не видать. Все мелькал в толпе, когда сбор только объявили. А теперь пропал в частоколе одинаковых пятнистых фигур. Или нет, Крис спутал – все правильно, отец уже и должен исчезнуть. Он же из «зрителей». Они сейчас на перевалочной базе – отправляют их по очереди, небольшими «порциями» разбрасывают по прилегающим к Колизею улочкам. Хорошо, если батенька еще помнит, как это – изображать праздношатающегося туриста.
Пять. Почему улыбаются? Вот чему радуется тот мальчишка-ломовик лет девятнадцати, рыжеволосый, конопатый, с наивной деревенской мордахой? Нет, по нынешним меркам никакой он не мальчишка, а взрослый опытный боец, так же как Крис в его двадцать с небольшим – почти старик. Что уж говорить о сорокалетнем Питере? Так долго теперь не живут.
Четыре. На Л-1 уже полным ходом идет отправка групп «зрителей». Первые звенья уже преодолевают кордоны охраны – с настоящими и поддельными билетами, со сплошь искусственными улыбками и восхищением. А самые первые – начинают прощупывать барьер изнутри.
Три. Нынешнюю ночь (в Нов-Аже уже ночь) Крис скорее всего проведет с братом. За разговорами по душам. Как там? «Pater noster…»? Или лучше – «Свет, приди и прими же сына твоего…»?
Два. А может, отменить? Отозвать ребят, пойти одному? Так честней.
Один. Не успеть. Всё. Последнее звено с «элки» отправлено. Более того – барьер уже ломают. Сейчас затрещат щиты, посыплет искрами система защиты, взвоют тревожные сирены.
И как звонкая гитарная струна в воздухе лопается общий полувздох - ноль!
- Приступаем! Со второй группы – марш! – Крис не ожидал такого колокольного полнозвучия от своего голоса. Непринужденно, играючи перекрыть возбужденный гомон тренажерки...
Телепортисты тоже не зря тренировались последние сутки до изнеможения – на диво слаженно распахиваются порталы. Сразу пятнадцать межпространственных голубых окон, каждое из которых пропустит сквозь себя по семнадцать групп, чтобы выкинуть их у одного из пятнадцати входов в Колизей. Очередь Криса и его группы – третья в пятом окне – это напротив пятого входа. В командирском пятом звене – пять боевиков, три ломовика, два телепортиста, один Старейшина, Патриарх Андрей, и особо ценный член звена – нюхач. Нюхача зовут Марк, ему восемнадцать и он лучший маг такого профиля во всем Сопротивлении. Но Крису его жаль до слез почти: парень и так натерпелся, верхний Распределитель прошел… А вот, остался же в Сопротивлении. Не время для лирики – очередь!
- Придерживаемся очередности! После нас – шестнадцатая, семнадцатая, восемнадцатая, девятнадцатая!
Темнота портала встречает холодной липкой волной не-пространства и не-времени, на время Крис перестает существовать, а когда вновь возникает – ночь, но не темно. Наоборот – свистопляска огней, мельтешение фаев в воздухе, стены Колизея ярко иллюминированы, и да, воют сирены.
Значит, взлом купола идет полным ходом. Наушник кристалл-коммутатора в ухе тут же оживает, плещет возбуждением:
- Командир Крис! Командир! Прием! Это группа К-3!
- Прием! Крис слушает!
- Крис, у нас проблема! Потеря связи с внешней К-4! Третий блок!
- Секунду! Попробую разобраться.
Как «внешняя» может потеряться? Внешняя – вне купола, считанные минуты назад десантирована! Она нужна для поддержки и прикрытия, она почти сплошь из боевиков!
- Крис, отбой! Они ответили! Говорят – связь барахлила! Сейчас они на месте! Всё! Справимся!
Хвала Свету! Первые минуты. А уже терять целые звенья?! Самый важный вопрос:
- Потери?
- Все целы!
- Отлично! Отбой! – Щелчок перехода на общую позывную волну. – Эллин! Вторая! Вторая!!
- Слышу! Не ори! Работаем! Дошли до шестого блока! Третья расчищает дорогу к пульту! Двигайся к центральному!
Ага, все. Главный купол снят. Что ж, нечего «топтаться на пороге». Пора тоже заходить!
- Понял. Потери?
- Палец порезала! Не дрейфь, все путем! – треск, шорохи и шипение на линии. А голос боевой подруги плещет бешеным восторгом и веселой яростью.
- Хорошо. Отбой!
И снова щелчок переключения.
- Эдвин! Шестнадцатая?! Эд, что у вас?
- Крис? Норма! Мы на подходе к северному третьем! Сняли одну перегородку! «Серых» почти нет, везет дико! – не доверял Крис везению. Вот кожей чувствовал – дерьмо это, когда все так легко!
- Потери?
- Лиз руку вроде сломала, а так все в норме! Хорошо идем! Почти добрались до цели!
- Пусть возвращается! Слышишь? Возвращай ее!
- Понял. Отправляю!
И снова отбой. Пока все нормально, пока все по плану – секунда в секунду. Ломают силовые перегородки между трибунами. Жертвы – все еще не докладывают. Даст Свет, по минимуму обойдемся. Но это только начало – Уай появится с минуты на минуту. Крис этот момент обязательно почувствует и сообщит по линии. Но сейчас брата нет и следует пользоваться оставшимися минутами по максимуму. Добраться до пульта, открыть камеры южного крыла, затем зачистить лаборатории, после бежать в северное, где ждут оставшиеся пленники.
А пока – бедлам, в который нужно окунуться с голой. Первая группа чернорубашечников. Эрик, Анхель – прикрывают спину. Остальные бойцы – прячут Марка от случайных файеров и мимолетных дротиков. Магический фон просто искрится от мешанины заклятий и плетений, а крисов амулет – мелко вибрирует на груди, старательно генерирует слабый, но плотный защитный барьер. Ничего, пока «тянет».
- Вперед! Эрик, все по плану!
И – двинулись вперед. Первый черненький достался Анхелю - с почином его Крис поздравить не успевает, ему «приплыл» – громадный детина в хамелеоновой броне, злорадно щетинящийся парой острейших клинков. Крис и сообразить не успевает – движения тела рефлекторны, давно привычны и въелись даже не в кровь, в саму его суть. Что он сделал, как? Или это Эрик? Не разобрать, в левом ухе – вопли:
- Командир! Скорей! Их все больше!
- Кого больше? О чем вы?! Кто говорит?! - шум и целая орда черноголовок мешают сосредоточиться на воплях в левом наушнике.
- Крис! Это семнадцатая! Мы дошли до южного крайнего отсека! – в ухе чей-то натужный хрип. В ухе или все же здесь, рядышком? – И тут нас накрыли! Их слишком много, черт! Мы сидим под щитом, но он уже трещит! Крис!
- Семнадцатая?! Черт! Сейчас распоряжусь! Сколько вас… Осталось сколько? Сейчас… Там пятнадцатая рядом, они вас прикроют.
- Поздно! С ними уже три минуты нет связи! А до этого.. они… все. А нас семеро осталось!
- Ох, Свет! Потерпите, попрошу подмогу с базы! Три минуты! С вами выйдут на связь, вы должны будете назвать свои координаты! К вам «прыгнут»! Ждите!
- Ждем! Только скорей, ладно? Мы недолго еще сумеем!
- Я очень постараюсь.
Так. Так, вот что…
- Эрик! Стоим! Мне нужно связаться с базой! – И снова в кристалл. – Эм-шестнадцать! База! Прием!
- База слушает! Крис?!
- Пит, ты? Срочно подкрепление семнадцатой! Свяжитесь с ними! И узнайте, что с пятнадцатой!
- Полминуты…
- А я иду к пульту.
И – продвижение вглубь продолжается, к чернорубашечникам прибавились «серые» - невесть откуда. Чехарда лиц, карусель боевого «танца». Краем глаза заметил – из-за широкого плеча своего «телохранителя» нюхач Марк мечет мелкие, как бисер, фаи. Хотел рыкнуть, чтобы энергию зря не тратил – она еще парню понадобится, когда доберется до пульта. Там должны быть крутые ловушки. Работа Марка – обнаруживать и снимать темные плетения, с остальным без него справимся. Не успел выкрикнуть замечание: включился коммутатор.
- Крис! Ответь!
- Слушаю.
- Крис… С пятнадцатой кончено. Теперь и семнадцатая не отвечает. И связь скачет, словно ее что-то глушит. Крис, кажется, нужно сворачивать операцию.
- Глушит?! Кто может глушить?! И я не могу сворачивать – мы еще не добрались до заложников.
- Тебе лучше знать. Решай сам! Я всего лишь вижу – ситуацию мы не контролируем. Ещё пропали четвертая и двадцать седьмая группы И до пятьдесят шестой не достучаться! Произошел сбой! Решать тебе, но…
- Понял! Я доберусь до пульта и объявлю отбой. Сам сделаю остальное.
- Что?! Сам?! В одиночку?!
Дальнейших возмущенных воплей Пита Крис предпочел не слушать. На линию рвалась Эл:
- Крис, сорок пятая в ловушке! Их за северной перегородкой зажало!
- Пусть пытаются прыгать на базу! Передай им! Если их телепортисты живы – пусть немедленно «прыгают»! Без геройств обойдемся! А если нет, пусть просят на базе.
- Передам. Крис, что происходит?!
- Не знаю! Вот что, двигайтесь тоже к пульту. Встречаемся там! Я сейчас попытаюсь разобраться…
- Хорошо, мы там близко…
- Отбой…
Черт! Черт, все шло отлично шло! Так где косяк?! Где напортачили?! Криса обуяла паника… Семь групп? Уже семь групп пропало?! Так, спокойно … Спокойно. Просто кто-то глушит связь. Кто же? Уайа еще нет, это точно. Кто-то или что-то?! Заклинание? Нужно поглядеть Поверху, вот что. Самому.
- Андрей, страхуйте меня. Я в транс. Анхель, Эрик, Богуслав – щит сможете? Марк, готовься чуть что «прыгать» на базу. Ежи, держи портал под рукой. Так, я на пару минут, только разберусь в ситуации.
Глубоко ходить Крис не собирался – опыта почти нет, только прикинуть расстановку сил. Собственно, только «настроиться». Ну и не сразу «настроился» - полминуты мучился. Поверху все смотрелось подгорелой кашей - чернота, вонь отработавших боевых заклинаний, изломанная сетка взорванных экранов, мелькающие огоньки – зрители в панике мечутся по трибунам. Черные огни – охранка. В темном море удручающе мало – светлого. Черт, и черных огней все больше! Больше, больше и больше! Откуда их столько? Ооо… Порталы! Темные пятна-кольца – оцепление! Отбой! Отбой, Свет побери! Не выходя в реал, прямо Поверху – широкополосная трансляция приказа. Дубляж – по коммутатору:
- Общий отбой! Мы в окружении! Отбой! Эл! Эдвин! Я к вам! Снимаем и уходим! Остальным отбой! Каскадный «прыжки»!
И уже своим, в реале:
- Марк! На базу! Тебе здесь больше нечего делать! Без вопросов! Ежи – сопровождай! Назад не возвращайся, если не позову – нам Антона хватит. Андрей – со мной! А остальные – «таран» и к объекту!
И снова – Поверху. Тревога. Отбой! Да, все плохо, все просто отвратительно, но спастись еще можно. И большинство спасется! И те сто пятьдесят человек! Но мы ничего не выиграли, только потеряли… Одну жизнь командира-недотепы на сколькие выменяли? Нет, даже не выменяли еще. Тут постараться нужно… И где же Уай, почему до сих пор нет? Но «таран» - сработал. Ближайших «серых» просто по ветру развеяло. Дальше Крис превратился в нечто механическое, бездушное, безэмоциональное – колющее, мечущее файеры и дротики, подсекающее чужие выпады, отпрыгивающее и ставящее щиты с автоматизмом робота. Такие же бездумные, на инстинкте, команды:
- Эрик, влево! Андрей, выше возьми! Твою ж…, Анхель! Ты меня зашибить решил?! Ты чего?! Вперед! Живо!
В наушниках мерно отчитывались:
- Звено одиннадцать – отбываем на базу. Миссия выполнена. Звено пятнадцать – отбываем... Звено шестьдесят шесть – мы уже на шестнадцатой! Потерь нет. Звено тринадцать – отбываем. Потери – один боец. Миссия выполнена…
Звеньев было много, шли они не по порядку, и Криса все мучил вопрос: а многие ли на самом деле спаслись? Проверять по спискам было некогда. А до пульта – два пролета, арена, отсек, и снова поворот. Но прежде нужно нажать еще четыре кнопки в разных концах Колизея – снять защиту с «рубки».
- Разделяемся! Анхель! В левый отсек, здесь сворачивай! Нажимай разблокировку! Эрик, за тобой правый отсек – аналогично! Андрей, на тебе точка в семнадцатой! Лори, твоя семьдесят девятая! Остальные, за мной! Собираемся у пульта!
Остальных – Крис сморгнул пот и неприятно удивился – остался один единственный телепортист Антон. Когда и куда делись Богуслав, Добр и Ежи… нет, Ежи ушел с Марком… Крис не уловил. Поэтому рассчитывать, что кто-то будет прикрывать спину, уже нельзя. Наоборот, прикрывать нужно Антона, который – единственный оставшийся в группе телепортист.
Удар, блок, «таран» - дуэтом, три белых дротика подряд - безумно жаль их целую секунду, потом забывается за суматохой, фаи с ладоней сыплются совсем мелкие, крошечные оранжевые бусины, зато сразу россыпью, как мыльные пузыри.
- Крис, осторожней! Слева!
И Крис послушно брал влево.
- Вперед! Беги! Я прикрываю!
Длинный коридор – темные стены, давящий крышкой гроба потолок, тусклое освещение – обрывается центральной ареной. Невысокие бортики, желтый мелкий песок – бежать по ней до противоположной оконечности метров двести, становясь идеальной мишенью?
- Антон, «прыгаем»! – в пределах видимости «прыжок» никаких затруднений не вызывает, затруднения вызывает заградительный кордон на той стороне. Пятерка черноголовок. Кинжал завязает в ребрах второго. А у Криса дротиков всего три осталось, и тратить их нельзя. «Бисерность» файеров становится просто катастрофической – энергия тает, усталость так некстати подкатывает, но вылезли, исключительно на адреналине. Кордон разбит. Вперед и только вперед! Распахнуть камеры с пульта, а дальше заложники будут свободны – и среди них найдутся «прыгуны». Дальше уже не заботы Криса. Вперед!
- Антон, скорей!
Крис на бегу оборачивается, Антон кивает, а потом вдруг начинает скалиться, как оборотень в момент трансформации. И утыкается лицом в грязный пол. На футболке между лопатками у него большое черное пятно. Крис притормаживает, хоть и чувствует – останавливаться нельзя, Антону уже ничем не поможешь, главная цель все равно пульт. И теперь уже последний поворот – карта послушно всплывает перед глазами. Да, точно, последний поворот. И топот погони. Успеть нажать кнопку и «прыгнуть» за Эриком. А остальных ребят подхватят телепортисты группы Эллин.
Коротенькая передышка в темном закутке:
- Эл, прием! Второе звено!
- Я слушаю! Крис, мы уже близко!
- Хорошо. Я к пульту и «прыгаю». Антона, телепортиста, зашибли. Я подхвачу Эрика. Анхель на вашей совести. Андрей «прыгает» сам. Так что – в семьдесят восьмую!
- Поняла. Семьдесят восьмая…
- Доложи, как выполнишь. - Уф, одна забота с плеч. Крис глубоко вздохнул – и рванул за последний на сегодня, как он отчаянно надеялся, опасный поворот.
Маленькая караульная перед «рубкой». Пустая. Странно, где вся охрана? Чтоб в таком переполохе, да не оказалось никого на посту?! Что, черт возьми..? Но пусто. Ладно, подумаем после. Важней – солидная, монументальная металлическая дверь в пультовую. Она даже издали выглядит абсолютно неприступной. «Огненный вал»? «Таран» в одиночку? Нет. Не возьмет - совсем почти выложился. Тогда что? Быстро осмотрелся, даже Поверху коротенько глянул, но погони за собой не обнаружил, сектор вообще словно вымер. Или ребята так хорошо поработали, или…Подскочил к двери. Или попробовать «удар молотом»? Не особо рассчитывая, дернул ручку… Та поддалась. Вопреки всякой логике. Замялся на пороге – в «рубке» было темно, только перемигивались алым и зеленым лампочки на пульте.
- Эл, я у рубки. Берите Эрика, если он уже все сделал, и уходите.
- Поняла. Слушай, а может, подождать тебя? Или даже подхватить?
- нет, иди, через минуту на базе буду.
- Ну, смотри тогда. Жду на базе.
Эл озабоченно выдохнула и ушла с линии. Пустая линия тихо шуршала, а Крис соображал, что ему в помещении не нравится. Не сообразил – Поверху все вроде правильно и ровно. Сюда бы Марка, тот универсал. Не сообразил. Шагнул в темноту. И сразу смолкли посторонние шумы, словно отрезало. Ненормальной тишиной даже по ушам резануло. Хорошая звукоизоляция? Но.. даже наушник больше не трещит… Глушат связь? Крылся какой-то подвох, но задерживаться здесь долго Крис и не собирался. Насчет пульта Крис знал – жать нужно самую большую красную кнопку. Но которая из них, трех десятков ровными рядами, самая крупная, если все одинаковые? И которая…
- Медленно подними руки и повернись ко мне лицом. Ты оглох! Я сказал - руки поднял, командир Крис! – почти пропели за спиной, когда в спину уперлось острое и холодное, царапнуло кожу через ткань штормовки.
- Ч..то?
- Медленно. Не делай резких движений. Его величество велел брать тебя живым, но вот немного поразвлечься с тобой не запрещал. А ну оборачивайся! На мордаху твою погляжу.
Попался. Попался, как школьник, когда цель была так близка! В полутьме ярко и издевательски перемигивались кнопки доски пульта. И теперь Крис ясно различал среди них ту, что нужно было нажать, самую главную. С краю, даже не кнопка – целое блюдце. В круглой ее красноте бились сто пятьдесят жизней. Под лопатку упирался кинжал или что-то вроде. И – «ободряющее» его шевеление царапиной на коже.
- Ты там примерз что ли? А ну поворачивайся! Будешь умницей, не сделаю тебе больно и не позову ребят. Давай же!
И Крис послушался. Обернулся – резко, уходя от клинка, наваливаясь на доску плечом и надеясь, что среди прочих кнопок нажал и нужную. Лезвие прочертило колючую линию от лопатки к плечу, продирая куртку, но дальше уже Крис знал… тело знало, что делать. Короткий удар снизу по руке с кинжалом – под вой включившихся сирен, и оружие вываливается из лапищи, отлетает в темноту. Крис наконец видит противника – высокий, на голову выше, широкий, почти квадратный, этакий шкаф. Темный, но не черноголовка и не красный, несмотря на комплекцию. Маг из Высших. И явно из иной весовой категории, нежели сам Крис – ловкий, привычный к дракам, да. Но... против лома нет приема. Тут только Сила. В ладони горит и бьется живое, привычное пламя, бьется совсем близко под кожей – метить традиционно, в глаза – и не находит себе выхода! Не получается на ладони файера! А Темный уже ловко заламывает заведенную для удара крисову руку…
- У тебя плохо со слухом, командир Крис?! Я сказал – медленно, без резкий движений… Нет здесь магии, соплячок. А без магии ты ничто, червяк. Мы под куполом с тобой. Не ожидал? Ждали, ждали тебя. Брат совсем по тебе соскучился. Меня вот встречать отправил… - глаза у Темного, Крис хорошо теперь разглядел, когда руку завели – больнее некуда… Совершенно глаза садистские. И губы – тонкие, злые. - Но мы все еще можем по-хорошему. Ты сдаешься, спокойно, не сопротивляясь, позволяешь отвести себя к Императору. А я, так и быть, не сообщаю ему о твоих мелких шалостях. И мне, и тебе удобно – у меня очередное повышение по службе, тебе не припаяют «Оказание сопротивления при задержании» - от года до пяти строго режима. Так и?
Нельзя файеров, так что же… Когда еще есть кулаки, локти, два дротика и запасной охотничий нож за голенищем сапога. Кнопка нажата, пора убираться отсюда подобру-поздорову. Крис вдруг почувствовал себя крысой, у которой только когти и зубы, а отступать некуда – за спиной огонь, и тьма, и боль. У крыс всегда так. А нужно всего лишь добраться до двери «прыгнуть». Пока этот не позвал каких-то своих «ребят». Как крыса Крис себя и повел: окрысившись, напал первым. Извернулся, вырывая запястье из захвата, ловко выхватил нож… Метя в глаза или горло, бил… И вырывался, и пинал, и отскакивал. Вылитая крыса. Пока тот не попятился. Не подался, зажимая страшную рану поперек форменной куртки спереди, от плеча, и не захрипел:
- Вашу мать! Подмогу! Налево, где вы все, черти?!
Будь он человеком, не жилец бы уже. А Крису и нужно то было всего – добежать до порога. Эл уже на М-16, ждет. Не успел. Насыпало Темному подмоги как горошин из стручка, и Криса закружило, завертело, и сломался нож, и рассекли лоб, и кровь заливала глаза, и парень не успел заметить, чем его там по затылку. После которого темнота и безвременье.

[Агни]

В честь сдачи одного экза)..
ОТЗЫВЫ! нЕ ЗАБЫВАЕМ!

***
На душе впервые за свет знает, сколько времени было хорошо, спокойно. Словно отпустило давно давившее удушье или тяжесть свалилась с плеч. Все вдруг сделалось простым и ясным, как после принятия Сана… Тогда еще, лет восемьдесят с чем-то уже. Давно… Свято уверенный в конечном торжестве Света вчерашний послушник трепетно, радостно, чуть испуганно повторял строчки Клятвы вслед за наставником. И сияли белизной, благосклонно внимая сбивчивым от восторга словам, кажется, все Небеса разом.... Очень давно.
- Отец… тут ребята… - мямлит недавний школьник, кажется даже, одноклассник Киса, ныне звеньевой командир Эсташ. Вырывает из спокойной мути мыслей. – Вы уж извините… Ребята хотят перед операцией… Благословите, отче.
И горят надеждой и затаенным, от самого себя скрываемым страхом глаза «командира». Благословить? Тоже давненько не бывало, чтоб попросили. Давно забытые слова Наставления и Утешения. Помянуть Свет, который старанием старшего сына превратился в пустой звук? А почему бы и нет? Напоследок? Ощущая себя полковым капелланом, осенил знаком Добра склонивших головы мальчиков и девочек, гадая, многие ли из них доживут хотя бы до завтрашнего утра. Наворотили делов Крис с Уаем. Впрочем, скоро и это – пройдет. Прекратит тревожить.
И умиротворенное ожидание продолжалось. Не отвлекали ни гомон возбужденной базы, ни бесконечное мотыляние сотен пятнистых фигур. Наверно, во всем Сопротивлении Старейшина Лео сейчас самый спокойный маг. Ледяной тяжелый айсберг. А задание несложное – приглядывать за ломовиками, подпитывать их энергией при необходимости. И не забывать поддерживать личины. Все звено через пару минут обернется Тьмой – обзаведется аурами вампиров и зимбези, родная мать не признает. Разве тогда, восемьдесят лет назад, можно было представить, что когда-нибудь придется старательно изображать вампира? Да уж. Будущее во все времена приносило Лео исключительно неприятные сюрпризы.
- Отец Лео, открываем порталы?
- Да, разумеется…
Расшвыривали куда придется, по прилежащим к Колизею улочкам, и за десять минут нужно было добраться до седьмого парадного входа. Лео, например, выпихнули в полутьму неосвещенного тупика, воняющего псиной и мускатной крошкой, модным нынче афродизиаком. Кто-то развлекался… На улицах Сан-Франциско пахло иначе.
Лео пожал плечами, оправил рубашку и зашагал в сторону высящейся в квартале от тупика громадины Колизея. В центральном квартале Нов-Ажа тоже было иначе, чем в городе Святого Франциска – в стенах мрачно-великолепных особняков не ощущалось истории или изящества ни на грамм. Зато история ощущалась в каждом булыжнике мостовой родного города Лео в его первый и единственный день «увольнения», полагающийся каждому Хранителю после принятия Клятвы. Обучение закончено, Служба еще не началась, целых двадцать четыре часа на отдых и размышления: действительно ли хочет новоявленный Страж Света служить светлым ведьмам, или предпочтет место и карьеру в многочисленном штате небес. Для Лео этот вопрос к Посвящению был давно уже решенный однозначно – служить людям, магам и прочим магически одаренным. Наставники объясняли: это и есть наивысшее проявление любви к Свету – бескорыстное служение. Лео всегда и всем доверял своим учителям. Так что вопрос о дальнейшей службе Лео уже не тревожил, и молодой Хранитель просто гулял по Сан-Франциско, в котором не был черт знает сколько. Еще до войны, еще до... ага, до смерти. А молодому человеку двадцати пяти лет от роду Сан-Франциско кружил голову с непривычки такими мирными послевоенными запахами: свежей выпечки, поп-корна, каких-то дешевых карамелек, примоченной дождем кирпичной пыли. Шел тысяча девятьсот сорок седьмой год, октябрь…Начиналась уже "холодная война", но до Фриско еще не докатилось ее тяжелое, маниакально-подозрительное веяние.... Лео, впрочем, политика тогда мало интересовала.
Нет, теперь все иначе. Нов-Аж – пария, нувориш, набоб, заносчивый выродок нового режима, бахвалящееся грубой роскошью и неловким, незаслуженным богатством убожество. И Колизей – опять пародия. У Уая или глаз нет, или вкуса – одно из двух. На входе – «шкафы» охраны, но билет у Лео настоящий, и личина сидит крепко, не к чему придраться. В фойе обнаруживаются остальные бойцы звена. Издали похожи на потерявшихся в сутолоке цирка начала прошлого века детишек. Вертят головами. Неприкаянно шатаются по помещению в ожидании момента, когда уже запустят на трибуны... Ничего, уже скоро. Нужно только набраться терпения. В последний раз.
Колизей... Да, свой двадцать пятый день рождения Уай встретил Императором. Его отец в двадцать пять получил первую подопечную.
«Задание высокой степени сложности, девушка очень непростая, хоть и не без способностей. Кроме охраны будешь помаленьку обучать ее плетениям, травоведению и врачеванию. Сделаешь знахаркой – задатки неплохие. Но слишком упряма и заражена опасными идеями. Помни, твоя главная задача – нравственное воспитание подопечной и удержание её на стороне Света»... Да, примерно так Гидеон тогда и сказал...
Лео был горд полученным заданием: он должен будет удержать одну заблудшую овцу в Светлом стаде, делая мир хоть чуть-чуть, а лучше. Почетное, важное задание – как раз для лучшего послушника выпуска сорок седьмого года. Подопечная показалась Лео совсем маленькой и беззащитной – восемнадцать лет, черноглазая, бледная и очень худенькая, недокормленное дитя военных лет. Какими опасными идеями она может быть заражена, Лео и представить себе не мог, но раз наставник сказал…. И толком ничего не объяснил – значит, Лео сам должен был догадаться, что за идеи. Или этому учили, но Лео по невнимательности пропустил?... Лео мучили догадки и несоответствия: между многозначительными намеками Наставника Гидеона и большими туманно-влажными глазами Донеги, между данной учителем характеристикой подзащитной и невинными ромашками на ситце платья девушки… Посчитав себя уже достаточно взрослой, она уже переехала из отчего дома, снимала две комнатки на окраине города, и все стены у нее были увешаны туманными угольными набросками, листочками нескладных юношеских стихов о какой-то там свободе и об одиночестве. Лео определенно подзащитную не понимал – чуть не каждый день делала перестановку в комнатах, таскала домой то больную собаку, то выпавшего из гнезда птенца…
- Отче! Мы начинаем?!
- Ага. Да, конечно!

Сообщение отредактировал Агни: Понедельник, 05 октября 2009, 15:13:43

[Агни]

Прода по требованию.


И на некоторое время становится не до призрака Донеги, так и вьющегося в мареве памяти. Ломают первую силовую перегородку, притом успешно ломают. Потом вопят собравшиеся на трибуне зрители, а задерживаться нельзя, впереди следующий барьер. Но опять время замедляется – к сотому году жизни внезапно подкралась старость? Смешно – Аделе вот не меньше ста пятидесяти было, и она при удачном стечении обстоятельств могла еще с легкостью на сотню-другую лет рассчитывать. Так что век не возраст. Однако вот плывут клочья. И чувствует себя Лео старым, изношенным…
Донега была странной и непонятной. «Лео, вот ты для чего живешь?» Лео пожимал плечами – жил, чтобы жить и Служить. «А служить зачем?» Ради Света, разумеется… Что такое Баланс?! Взрослая почти ведьма, без пяти минут знахарка – и не знает?! Лео приносил Донеге рекомендованные Наставником книги, даже Устав. Но ее… невежество в мировоззренческих вопросах иногда ставило молодого Хранителя в тупик. Например, зачем нужно подчиняться Координатору-Наставнику, почему нельзя помогать невинным, если они так нуждаются в помощи, и чем тогда Светлые лучше Темных? Почему кошке она может помочь, а больному ребенку – нет? Лео эти проблемы разрешал для себя просто – запрещено Уставом, а Устав не обсуждается. Но Устав Донега заучивать наизусть отказывалась. А ведь если не выучит – не получится из нее знахарки. Первое задание Лео провалит.
Училась Донега усердно, но слишком уж неровно – то сутками готова была корпеть над составом, а то четыре стандартных часа отзанимается и уже просит отдыха. Число листочков по стенам росло в геометрической прогрессии. Знакомые и друзья Донеги Лео не нравились – длинноволосые, неряшливые музыканты, «свободные художники», прочие «декаденты», половина из которых сидит на наркотиках давно и надежно. Но поделать здесь Хранитель не мог ничего , вмешиваться в личную жизнь подзащитных запрещено Уставом. А Донега кидалась из крайности в крайность – то с этими своими дружками пропадала невесть где, а после стопки стихов и зарисовок снова резко подрастали, то вдруг сделалась истовой прихожанкой ближайшей церкви, то вообще устроилась санитаркой в детское реанимационное отделение. Тут Лео не возражал – у будущей знахарки должна быть практика, но... Кто-то из Старейшин мимоходом подловил Донегу на нарушении Устава: несмотря на магическое эмбарго, незаметно помогала простецким докторам – подпитывала умирающих, подкрепляя в них волю к жизни солидными порциями жизненной энергии, подпаивала магическими составами. По первому нарушению Лео получил выговор, а Донеге временно заблокировали лекарские способности. Вот тогда и начались настоящие проблемы.
Умер какой-то там пациент Донеги, которого она со всей очевидностью спасла бы, будь с ней ее способности. С горя напилась. А Лео ведь ей объяснял, что дела простецов ее не касаются, и что она и не должна была того ребенка спасать – все в руках Баланса. Она опять за свое – «Чем мы лучше? Кто дал нам право оставлять их, так нуждающихся в помощи простецов? Почему Лео такая деревяшка?» После того, как забрали у девушки магию, пациенты ее по понятным причинам умирать стали чаще и… Она слишком расстраивалась. Не понимала, почему должна стоять в стороне. Не принимала Света. Книг Лео не читала. Пересказов лекций Наставника и слушать не хотела. Несколько раз Лео ловил ее с наркотиками. Потом чуть не устроила пожар в квартире – жгла стихи и рисунки. Лео полагал, что ей не хватает смирения. А она в ванной порезала вены, а с самонанесенными ранами уже ничего не сделаешь. Остался один рисунок – нагая женщина с огромными ангельскими крыльями, кружащая над костром в клубах дыма, да записка – «Чем мы лучше?» Лео пять лет отбывал наказание…
- Старейшина, куда дальше?
Вторая перегородка взломана. Еще одну, и миссия выполнена.
- Вперед. Там дальше – последний барьер. Вы как, справляетесь?
- Да, отец. Но нам нужна ваша подпитка.
- Обеспечу. Двигаемся…
Перебежка, остановка. Перебежка – еще минута отдыха. Ломовики измотаны до предела. Ничего, энергии Старейшины хватит, чтобы подпитать их скудные запасы. А на мягких лапах подбирается тысяча девятьсот девяносто шестой год. После первого «блина комом» и в особенности – после пяти лет раскаяния и наказания Лео поднабрался опыта, повзрослел, вырастил уже троих чародеев. На пятой опять начались проблемы, тот дурацкий арбалетный Болт Темного Хранителя.
Тогдашняя Пайп в двухтысячном году носила густой короткий "хвост" и чем-то напоминала одновременно и Донегу, и шестьдесят шесть лет уже покоящуюся с миром мать Лео Примулу. Пайп из двухтысячного шла по жизни спокойно, вдумчиво, неспешно, исполненная чувства собственного достоинства и уверенности в собственных силах. От нее за версту веяло свежестью здоровья – и душевного, и физического, молодости и неукротимого жизнелюбия. В семьдесят четыре года Защитник Лео выглядел ее ровесником, а чувствовал – робким пятилеткой перед воспитательницей в детском саду. Он смотрел на нее, невысокую, снизу вверх, высоко задрав подбородок и широко распахнув глаза в восхищении. С какого момента к его восхищению начало примешиваться нечто опасно большее, нежели обычная профессиональная доброжелательность Хранителя по отношению к подзащитной?...
- Отец, у нас не получается! Ничего не выходит!
Лео вздрогнул – последнюю минуту он спокойно плыл в потоках Силы, щедро разливая ее между пыхтящими от натуги ломовиками:
- Что? Дайте-ка глянуть…
Сквозь густой частокол ресниц барьер виделся плотной черной сеткой сложного плетения, под пальцами – кололся и обжигал, как крапива. По всей видимости, трехминутные потуги ломовиков не произвели на него ровным счетом никакого впечатления. Мелкоячеистая его структура оставалась ровной, четкой, без намека на разрывы. Более того, она как-будто сделалась крепче и толще, и не спешила истончаться под рукой Старейшина. Лео нахмурился, соображая, что бы такая неподатливость могла означать.
- Погодите…
А если вот так? Жидким пламенем? Подпалить, авось дальше само?
- Отец Лео! Крис велел возвращаться! Отбой объявил!
- Погодите…
- Отец, уходим!
- Без паники. Мы еще не исполнили миссию. Если не снимем барьер, здесь не сумеет пройти вторая группа. А значит, ребята не доберутся до пульта и не освободят заложников…
- Отец, командир объявил отбой!
А если не так? Если найти начало плетения?.. Уходить однозначно нельзя – группа два должна снять блокировку с пульта, иначе Крис не нажмет кнопку. А среди заложников отец Ансельмо, один из бывших наставников. Но и детишек держать не след – им еще жить да жить, и если Крис объявил отбой, имелись веские на то основания.
- Хорошо. Возвращайтесь на базу… - рассеянно кивнул Лео, обшаривая барьер на предмет непрочных «швов», откуда можно «выдернуть» «нитку».
- А вы, отец?
- Я сниму барьер и за вами. «Прыгать» я умею.
- Идемте с нами, Отец, это опасно! Идемте! – настойчиво дергает за плечо Эсташ, сбивая настройки.
- Идите, я доделаю. Иначе сорвется операция….
- Вы можете погибнуть! Идемте, Крис отдавал специальные распоряжения в отношении вас – мы обязаны вас защитить!
- Не спорьте со мной, Эсташ, я вы зря теряете время и рискуете жизнями бойцов…
- Отец, у меня приказ!
- Я подчиняюсь исключительно решениям полного Круга. Идите…
- Есть, Отец.
Лео больше не отвлекали. Но барьер установлен был на совесть, кажется, иного выхода, чем ломать по кирпичику, по звену, нет. И Лео, отключившись от шума и вспышек то и дело взрывающихся над головой файеров, принялся за работу.
Так с какого момента Лео понял, что Пайп - особенная, неповторимая, единственная и родная? С первого взгляда? Наверно. Загорелая, невысокая, очень крепенькая, каждым движением утверждающая свою женскую власть, она поразила Хранителя еще при знакомстве. Никаких сомнений – с первого взгляда. Только от полной неопытности Лео далеко не сразу понял, что же с ним произошло.
А вот когда Пайп решила, что позволит Лео стать мужчиной её жизни – оставалось загадкой. Когда, перечитав с десяток книг о взаимоотношениях полов и сообразив, что влюблен, волнуясь и краснея, Лео преподнес чародейке строго в рамках этикета собранный из чайных и алых роз? Или когда, от смущения вдруг онемевший, молча протянул ей два билета в оперу? Или – когда учила его целоваться? Или ее пленила абсолютная невинность Хранителя, когда вдруг, и сам не зная, как, и толком не зная, что там происходит между мужчиной и женщиной, Лео оказался в ее постели? На войну Лео ушёл в практически полном неведении об отношениях между мужчиной и женщиной, тогда это всё строже было, Наверху этому не учили, эротику он не смотрел. А Пайп была опытной. И сильной. И Лео не понимал, чего она в нем нашла, когда спрашивал – только смеялась или говорила, что любовь зла, полюбишь и…
В Уставе говорилось о нежелательности личных отношений между Хранителем и его подопечными, но впервые в жизни Лео плевать было на Устав. Ещё Устав запрещал Хранителям вступать в браки, но Лео сходил в магический ювелирный магазинчик и приобрел платиновое колечко с крошечным зачарованным изумрудом...
А барьер почти снят, осталась пара десятков «кирпичей». Только бы успеть. Что там, за спиной, происходит, Лео толком не понимал, но чутье его никогда не подводило – Темные совсем близко. И еще одно усилие – полминуты транса есть. Пайпер была единственной, ради кого стоило бы жить…
Насчет полминуты Лео ошибся – тюкнули по затылку и загнали под левую лопатку кинжал куда раньше. Из транса Лео выйти просто не успел И даже не сразу понял, что мертв. Остаточная магия в кончиках мертвых пальцев довершила его последнюю работу – барьер рухнул в тот же момент, когда и обмякшее тело Старейшины мягко осело на залитый кровью пол.
***
Уай с полным правом праздновал победу. Да, потери среди чернорубашечников значительные, да, сто сорок девять заложников из ста пятидесяти смылись (один погиб от шального фая), да, сорвалось такое представление. Но оно того стоило. Крис пойман. Поэтому удирающих партизан преследовали без особого фанатизма, так, в меру сил. Чтобы только не подумали, что Император лишился зубов и когтей. И плевать Уайет хотел на сбежавших заложников. Всё равно намеревался отпустить, если Крис придёт сдаваться. И Крис ведь пришёл? Ну, можно так считать...
Поэтому Уай был доволен, спокоен и даже - сам себе изумился - небывало добр. Хотя бы потому, что позволил сбежать половине вшивых сопротивленцев, и даже не наказал никого из остолопов-СБшников, проворонивших момент начала нападения. О, Уайет пребывал в прекрасном настроении. Яносю сейчас приводят в чувства - группа захвата была неаккуратна несмотря на все предупреждения. Но и их Уай сегодня склонен был простить и не наказывать - Крису всего-то досталось по голове, да пара легких ранений. Еще буквально пара минут, и встретимся...
Обставил Уай встречу торжественно. Ещё минута...
В кабинете, где Уай ждал брата, царили тишина и нежный полумрак - за окном вспыхивали последние отблески заката и лучи прожекторов и люмо-шаров СБшников, ведущих дознание на месте происшествия. Это недалеко, в квартале от нынешней резиденции Императора. Да мягко светится бра на стене, позвякивает хрустальными подвесками на легком осеннем ветерке из распахнутого окна. Чуть позже загорится роскошная люстра под потолком, зальёт все вокруг неприятным резким светом, и захлопнется окно, но пока Император изволил наслаждаться покоем. Сейчас...
В дверь деликатно заскреблись.
- Да?
- Ваше Величество, пленник подготовлен... - угодливо склонился у порога смутно знакомый паренёк из прислуги Большого дворца. Только курчавый затылок и видно.
- Вводите.
Люстра загорелась, а окно закрылось. Уай еще глянул рассеянно на улицу - совсем темно, а серые всё суетятся, и загорелась, дымит какая-то дрянь. Бочок у них мусорный вспыхнул что ли? Когда обернулся, Криса уже ввели. Бледного, худого, с широкой полосой пластыря поперёк лба Криса. Уай рассеянно кивнул, хотел отпустить охрану, но его неверно поняли - толкнули пленника на колени.
Едва не растянулся на полу, но удержался, выпрямил плечи, гордо задрал подбородок, но смотрит всё равно в пол. На коленях имеет такой вид, словно это и не он у ног Императора, а перед ним тут все согнулись. Впрочем, подумалось это Уайету мимоходом, и тут же забылось - смотрел на Криса. Давно не виделись. Очень.
Ну не считать же, в самом деле, редкие кадры на записях с вылазок партизан и сообщения по головидению нормальным братским общением? Честно говоря, брата Уай себе представлял несколько иначе. По полустершимся воспоминаниям двухлетней давности Крис выходил высоким, узким и наивно-растерянным. А Крис изменился. Вырос..
Стал шире в плечах, теперь уже не мальчишка-подросток, вполне сформировавшийся мужчина. Черты лица заострились и стали жестче. Детская неопределенность окончательно пропала, теперь брата можно назвать даже красивым. Те пушистые ресницы остались, остались красивая форма губ и правильный прямой нос... Из гадкого утенка в лебеди - наверно, партизаночки от своего командира просто без ума. Небось, штабелями в его постель укладываются. Или нет? Брат всегда был скромнягой, в присутствии девочек краснел и бледнел... Интересно, есть у него женщина? Может, та светловолосая девица, которая вечно попадает с ним в кадр? Спросить при случае.
Однако молчание затягивается.
- Ну здравствуй, брат.
Крис наконец-то поднял глаза. Глаза тоже изменились. Нет, цвет остался прежним - серо-зеленый, разве что потускнел слегка от усталости. Изменилось выражение - как и черты лица... заострилось. Стало жестким и непреклонным. И насмешливым. Тьма, насмешка-то откуда?
- Здравствуй, Император. Или правильней - Ваше Величество?
Ага, ловко. Одной фразой и оскорбить, и унизить, и показать, что Уайета за брата более не считает.
- Значит, до сих не нагулялся?
Кивнул охране. Всё-таки поняли верно - перегибаются в поклонах и гуськом покидают кабинет.
- А должен был? Так скоро?
На ногах еле держится, а смеет зубоскалить. Впрочем, Уай пребывал в превосходном настроении и пока решил не злиться. Крис устал, возбужден после драки, слегка нездоров и вообще только что очухался. Вряд ли он способен сейчас воспринимать действительность адекватно. Нет, Уай был почти счастлив, даже голова не болела, и не раздражала ранее ненавистная помпезность обстановки.
Обошёл вокруг Криса, совсем как если бы в галерее - вокруг мраморного изваяния. Оглядывал долго и внимательно. Действительно - вырос. И спина-то какая прямая! Никак, это последняя мода революционеров, подымающихся на эшафот - какие мы гордые, ну надо же! Гордые-то гордые, а напряжение в спинке есть - ждёт удара. От брата? Боится... Несгибаемый сопротивленец командир Крис... Ну-да, ну-да, я ж ему колесование, кажется, обещал... И,Тьма побери, за дело!
И губы поджал, и стоит неподвижно, словно то изваяние. Даже головы повернуть не смеет, хоть плечи и напряглись непроизвольно, когда старший брат оказался за спиной. А всё-таки красив. Теперь уже, вблизи, без всякого сомнения. Может, и не по моде нынешней, не блондин, не голубоглаз и не рафинированно-изнежен... Что затертый кинжал благородной стали средь вороха декоративных пилочек. Кровь чувствуется, порода. Шевельнулось нечто вроде гордости за брата. Будет украшением Двора, а мода изменится. Шлюшки дворцовые по пятам за ним бегать будут, липнуть хуже мух на мёд. Констатировал:
- Значит, мозгов не прибавилось, - покачал головой. - Крис, и когда же ты повзрослеешь?
- Чего тебе от меня нужно? Хотел устроить представление из моей казни? Вот он я, перед тобой. Так к чему эти разговоры? - Крис поморщился, как от зубной боли, и наконец позволил себе "вольность" - осторожно пощупал собственный залепленный пластырем лоб. - Уай, я устал. Давай уже скорей.
Пришла пора Уайета морщиться - самое любопытное, ни грамма пафоса в словах братишки. Этот осёл и взаправду настроился умирать. Но это мы еще посмотрим... Не думал же он всерьез про колесование? Осёл, что с него взять.
Да, а одежонка на братце так себе, более чем скромная. И уж не в этих ли кроссовках он ушел два года назад из дома? Да нет, вряд ли, нога-то подросла.
- Значит, пришёл геройским образом погибнуть? Такого ты обо мне мнения, Крис? И поднимись с колен. Смотреть противно.
Усталость в лице Криса сменилась растерянностью - промелькнул живой интерес (впервые с момента, когда парень переступил порог кабинета - замкнутый, равнодушный, насмешливо-презрительный), сдвинулись сосредоточенно брови, и на миг Крис стал прежним, тем любознательным подростком из прошлой, допереломной жизни. Впрочем, ненадолго. Опять сжал губы в полоску и разом потускнел. Но с полу поднялся.
- А кого я о тебе должен быть мнения после всего, что ты натворил, а, Уай?
Ну хотя бы "Уай", а не "Император". Уай был и этому рад. Похоже, постепенно у Криса мозги встают на положенное место.
- Ты видишь только одну сторону медали. Я помогу тебе разглядеть вторую. Возвращайся домой. Пора, наигрался.
- Домой, говоришь? - подбитые губы сдвинул в ухмылку. - Я бы и рад, только дома у меня нет. Сгорел во втором восстании, когда ты велел ввести в Фриско чернорубашечников. Пятое мая две тысячи двадцать четвертого года, половина первого ночи. Так что дом ты наш сам уничтожил. Разве что базы Сопротивления? Тогда да, туда я бы не прочь возвратиться. Но ты же не отпустишь теперь.
- Дом - это там, где тебя ждут. Помнишь, ты сам мне когда-то давно сказал? Так вот, я тебя по-прежнему жду и предлагаю место рядом с собой. Место при Дворе. Хочешь?
Показалось, что Крис усиленно думает. Закусил губу и смотрит с непередаваемым выражением - и изучающим, что у естествоиспытателя, и усталым, и тоскливым. А потом вдруг рассмеялся:
- Место при Дворе? Среди твоих лизоблюдов? Кем? Ещё одним твоим жополизом? И чем же я там займусь? Тебя развлекать буду? Когда тебе наскучат твои представления на арене?.. Как ты вообще до такой жизни докатился? Не стыдно тебе?
Уай стиснул кулаки, хотя чего-то подобного можно было ожидать. Старая песенка на новый лад...
- Ты меня еще стыдить будешь? На себя посмотри! Бегаешь по болотам с кучкой вшивых партизан, скоро и на человека походить перестанешь! И везде мне клинья в колеса вбиваешь! Мозгов понять не хватает, зато мнишь себя, наверно, спасителем людишек, светлым ангелом в грязном вертепе Тьмы сейчас, а? Роли мученика захотел? Извини, не позволю. Знаешь что, кончай уже ломаться. Произнесешь речь, призовешь своих партизанчиков сдаться, и уже заживем нормально. Поумнеешь, даже до политики допущу.
- О, вот с этого и нужно было начинать! Речь ему произнести! А две речи не хочешь?! Уай, ты идиот. Ты вообще не понимаешь, что натворил?! А своих я не сдам, и не надейся...
А глаза -то у нас засверкали, а кулаки сжались! Вот-вот кинется на брата... Собственно, только кинуться и может - на шее ошейник-блокатор. Не сдаст? Это мы еще посмотрим.
- Я не прошу тебя их, как ты выразился, "сдавать", что ты. Ты же у нас герой, Крис, пламенный революционер. И печешься о балге своих людишек? Хочешь, чтобы они выжили? Нет, я тебе не угрожаю, что ты. Спрашиваю, хочешь? Ну, отвечай!
- Сам знаешь, - опять стискивает зубы.
Злится? А с чего бы это ему злиться? О чем его старший брат таком спросил? Уай поморщился - в виске слабо кольнуло в предчувствии боли.

Сообщение отредактировал Агни: Пятница, 08 апреля 2011, 15:39:11

[Агни]

Ну вот, нашла я этот рассказик 4-летней давности. Сырой и страшненький...


Время всякой вещи под небом.
Время обнимать.

Первый драббл. Всего их задумано шесть – по книге Екклезиаста (Ветхий Завет), 2:1-2:2, 2:5 – 2:8. Это будут ( я надеюсь), кроме представленного ниже «Времени обнимать», «Время уклоняться от объятий», «Время рождаться» и «Время умирать»; «Время войны» и «Время мира». Здесь вы встретитесь со всеми основными персонажами «Времени гнева». И даже неосновными, которых вы, возможно, даже не заметили… Ну, загадывать не будем…


Старшему Целителю Первого отделения медицинской службы Двора Кирку было скучно до сводящей скулы от тщетных попыток сдержаться зевоты. Бал Месяца шёл своим чередом – лились рекой дорогие креплёные вина, «дамы» становились всё раскованней, а «кавалеры» - всё развязней. Скоро в соседнюю залу, где угощения иные – шарики «льда», белые аккуратные прямоугольнички «марок», высокие бокалы психоделических настоек (всё это запрещено, но в качестве поощрения самым верным своим слугам, в число которых неожиданно для себя год назад вошёл и Крик, Повелитель разрешает эти наркотики на ежемесячных Балах) - потянутся любители «закинуться» и «ширнуться». Но ещё раньше подолы платьев «дам» волшебным образом задерутся под настойчивыми «уговорами» их ухажеров. На этом официальная часть приёма сама собой закончится, зал покинут последние официальные лица, а с ними можно будет тихонько уйти и Кирку. Официальная часть, которую чаще всего посещает сам Избранный Повелитель, обязательна для присутствия всеми приглашёнными, а затем «веселье» бурными потоками выплёскивается за пределы бальных помещений и продолжается в «приватных» комнатках и на улицах Нов-Ажа. Нынешний Бал не стал исключением – Лорд Уайет толкнул вдохновенную речь, поднял первый бокал вина, пятнадцать минут посидел на троне, негромко переговорил с несколькими избранными и, не утруждая себя церемониями, просто испарился.
- Ты чего такой смурной? Не нравится? – вино в бокале кончилось, но истины на дне, как всегда, не обнаружилось. Зато под правым локтём обнаружилась помеха – подошедший со спины и в грохоте музыки не замеченный младший целитель Аристо, он же «лизоблюд Ари», фамильярно подхватил начальника под локоток.
- Аристо? А? Нет, всё прекрасно. – Не считая тяжелого, гремящего музыкального сопровождения, от которого мозги плавятся; отвратительного, аляповатого декора в лже-готическом стиле; откровенной пошлости, прямо сочащейся отовсюду вместе с очень ярким золотистым светом. Впрочем, большинству присутствующих нравится. Или они хорошо претворяются. Гораздо лучше, чем это умеет Старший целитель Кирк, если уж его скуку заметил туповатый Ари. Кроме скудных умственных способностей младшего целителя отличали любовь к стукачеству и страстное, даже и не слишком скрываемое желание занять кирково место - Ари спит и во сне видит, как бы ему стать старшим целителем Первого отделения. А ещё у Аристо есть таинственный покровитель в высших эшелонах, иначе бы начисто лишенный лекарских способностей и не отягощенный «лишними» знаниями по медицине полукровка не вскарабкался бы так высоко. Откровенно говоря, и место младшего целителя не слишком Ари подходило. Быть бы ему коновалом в нижних отделах… Все эти обстоятельства в совокупности делали Аристо субъектом опасным и неприятным в общении. Поэтому давать ему лишний повод накатать донос о том, что де, целителю Кирку приём не понравился, о чём целитель и заявил во всеуслышание, да ещё ругал Императора (Статья 15 Кодекса Империи – «Публичное оскорбление чести и достоинства Избранного Повелителя» - лишение жизни через четвертование), не следовало. – Просто голова с утра раскалывается.
- Снять? – с фальшивым сочувствием предложил Аристо, с готовностью протягивая руку. Кирк только волевым усилием заставил себя не отшатываться слишком резко.
Поганец под это дело попытается мнимую головную боль начальства усугубить, а потом начнёт рассыпаться в извинениях, когда отсутствующая головная боль превратится во вполне реальную и нестерпимую. Или попытается незаметно залезть в мысли и чего-нибудь подглядеть.
- Нет-нет, спасибо, Аристо. Я уже столько дряни заглотил, но ничего не помогает. Это, видать, переутомление. – Чтобы высвободиться из слабого зажима холодных и влажных, как кожа лягушки, пальцев неприятного собеседника, Кирк изобразил, что жаждет глотнуть вина, и потянулся к проплывающему в шаге от магов подносу. На нём оказалось шампанское, которое Кирк терпеть не мог, но что поделаешь…
Ари манёвр начальника разгадал, на миг узкое желтоватое лицо исказила гримаса злого разочарования, но тут же скрылась под искусственным дружелюбным интересом:
- Слышал, тебя переводить собираются? В специальный отдел?
Ну вот, опять сплетен нацеплял, как собака блох, и ходит с ними, суётся в чужие дела. Но слух интересный. У кого сцапал?
- Нет, что ты! – Самая широкая, радостная улыбка из киркова арсенала. На, выкуси! – Высоко слишком для меня – Спецовка. Я с вами остаюсь! Мне здесь нравится…. Такой замечательный коллектив! Я, кстати, с завтрашнего дня хочу назначить тебя заведующим в сектор санобработки. В качестве поощрения. Я считаю, своей прилежной работой ты как раз заслужил. Ты молодец!
Маска дружелюбия трещит по швам. Работа в отделе санобработки – самая муторная, сложная и грязная. Это вам не с обходами по Распределителю ходить. Платят, правда, на порядок выше, чем младшему целителю, но почему-то желающих не находится.
- О… Спасибо, Кирк…, - Кирк сладко улыбнулся, представив, что скрывается за этим «спасибо». Что-то вроде «С*** Кирк. Тварь, подонок! Ненавижу!»? Пожалуй. А Ари пятится бочком, аккуратненько пытается ускользнуть и перебраться в более дружелюбную компанию. Понял, гад, что если посмеет ещё надоедать начальству, то получит «поощрение» уже в виде курирования службы дезинфекции.
Кирк кивнул, дескать, обращайся, и отставил полупустой, искрящийся пузырьками бокал на подвернувшийся поднос. Лениво оглядел залу, подмечая, что из «официальных» остались всего двое – Лорд-Протектор Океании и Начальник СБ. Ну, эти долго не задержатся. Утомлённый взгляд заскользил дальше, зацепился за шумную компанию в уголке – пара демонесс и четверо вампиров, кажется. Обратила на себя внимание и парочка демонов, беззастенчиво милующаяся у окна, ничуть не стесняясь пока ещё присутствующих «чинов». Не терпится… Взгляд скользил, плыл сухим осенним листком по ветру праздничного гомона, мотался из стороны в сторону, пока не натолкнулся… Не натолкнулся – прикипел, приклеился, прирос, рассыпался крошевом осколков и вновь собрался на ярко-алом пятне… Как маковый цвет, как полыхающий рассвет, как дорогая сортовая роза… Кирк не умел делать комплименты и не знал пышных сравнений, но сейчас ему захотелось петь.
Она была далеко, у противоположного окна – почти на краю света, ещё чуть дальше, и она, наверно, просто перестала бы существовать… Алый шёлк платья мягко облегал её хрупкую, изящную фигуру, а яркий свет как будто робел и лился на мраморную белизну открытых плеч с нежностью и трепетом влюблённого, начисто потеряв противную желтизну. Она была далеко, она была прекрасна и она была одна.
Кирк моментально забыл и про Ари, и про гремящую музыку, и про аляповатую фальшь убранства. Зал превратился в волшебный чертог, таинственную и волнующую обитель принцессы из сказки. Вот она вздохнула (алые губки приоткрылись, добавив лицу детскости и неуместной здесь невинности) и печально склонила головку на бок, очевидно, как и Кирк, еле сдерживая раздражение приёмом. Потом лёгким взмахом подозвала к себе поднос с винами и сняла широкий тёмный бокал красного…. Снова вздохнула и отвернулась к окну, предоставив Кирку возможность любоваться нежным бархатом кожи спины в глубоком вырезе платья. Беззащитный, едва угадывающийся позвоночник вызывал целый букет эмоции, одна другой удивительней…
- Что, нравится крошка? Это Алиса…, – липкий голос подчинённого грубо вырвал в реальность. Кирку как раз начало казаться, что красное на белом гораздо красивей, чем красное на чёрном… Но, оказывается, Ари не успел ещё слинять окончательно. И теперь его глазёнки засверкали в предчувствии возможности вылить на Кирка целый ушат сплетен о незнакомке, скучающей у окна. Аристо перешёл на таинственно-ликующий шепот и снова подхватил Кирка под локоть – Говорят… она была любовницей самого Повелителя! И как-будто не он её бросил, а она его, а он ничего – отпустил!
Но ведь так не бывает, правда? А ещё она никому не позволяет дарить себе подарки. Месяцами может жить на содержании у очередного влюблённого барана, но – никаких подарков. Представь! За ней ухлёстывают даже сб-шники, а она уже несколько месяцев - ни с кем. Она странная. А ещё она ниррити…
- Почему она одна? – Ниррити, так ниррити. То, что «ни с кем» – просто замечательно. А ещё замечательней – её густые тёмные волосы, уложенные в высокую причёску… Но на нежной коже шеи – видно и отсюда – вьются несколько выбившихся колечек-кудряшек.
- Это её закидоны. Сказала, что голова болит, и всех прогнала. Прям как ты…
- Почему я не видел её раньше? – а ещё очень тонкие запястья. И никаких украшений. И отсутствует косметика в три слоя, как это принято у ведьм и демонесс. Только чистая, свежая кожа…. От неё, наверно, пахнет… фиалками и женщиной… Настоящей…
- Она всего второй раз на Балу Месяца. А в прошлый раз тебя не было. – Ари знаёт всё и вся…. У него, наверно, сведения записаны на м-кристалл и вызубрены до автоматизма. – Хочешь познакомиться? Не парься. Она не разменивается на ме… То есть – в таком настроение она и Лорду отворот-поворот даст.
Кирк ещё полюбовался на капризную красавицу. Познакомиться? Может, Ари познакомит? Но того уже и след простыл. Хитрая физиономия мелькнула в группке целителей рангом пониже, потом узкая спину исчезла в зале со «специальным» угощением. Ну и не велика потеря. Даже лучше, что эта тварюшка сбежала. Кирку только новых сплетен не хватало.
Не отрывая взгляда от далёкой алой розы платья, Кирк почти автоматически поправил и так хорошо сидящий фрак, откинул со лба длинную прядь чёлки и смело ринулся к своему «маяку» через бурные пьяные волны гостей. Краем глаза заметил, что место для «випов» подёрнулось чёрной дымкой – последние официальные лица покинули празднество, сейчас начнётся гадюшник. Если девушке не нравится Бал, то нужно поторопиться, она может исчезнуть в любой момент. Как назло, разошедшиеся в отсутсвие надзирателей гости становились всё более буйными, и, дойдя до середины залы, Кирк начал подозревать, что не успеет. К девушке подобрался какой-то длинный, мрачный, небритый тип и что-то нашёптывал ей на ушко. Неужели он ей нравится?! У-у-у, это чучело?! Спокойно, Кирк, спокойно. Не ты ли слывёшь в Первом отделении самым уравновешенным и рассудительным магом? Спокойно… Ещё не познакомился, а уже ревнуешь. Тем более, уже видно, что он Алисе всё же не нравится. Она морщится и пытается отстраниться….Но собеседник настойчив. Это чучело посмело её лапать! Приобнимает за талию и продолжает что-то шептать на ушко! Вот же…! Спокойно, Кирк.
Вот уже преодолён последний барьер в виде группки увлеченно обменивающихся опытом в «развлечениях» магов. До окна – не более десяти шагов. И тут на целителя внезапно напала робость. А ведь никогда же и ничего не стеснялся! И не боялся – со дня Инициации.
Девушка же словно совершенно не замечала замершего в двадцати футах Кирка, что-то раздраженно и тихо выговаривая назойливому поклоннику. Но он продолжал развязно прижимать ниррити к себе, и Кирк почувствовал, что снова начинает закипать. Но он всё ещё держал себя в руках.
А дальше….
Девушка сердито-негодующе вскрикнула и попыталась отпихнуть обнимающего её мага. Тот вцепился в ниррити с яростью акулы и громко, злобно прошипел:
- Сссссучка!
- Пусти!
Перед глазами Кирка подёрнулась пелена холодного бешенства. Через эту пелену проступали только огромные испуганные глаза Алисы и изогнувшая узкие губы её обидчика злая усмешка. Как будто со стороны он слышал свой – и как-будто не свой, чужой, хриплый голос:
- Дама, по-моему, довольно конкретно выразила своё нежелание общаться с Вами, сударь!
И тоже хриплый, как у злостного курильщика, изумлённый голос небритого типа:
- А ты ещё кто?
- Отойдите от дамы!
- А-а-а, лекаришка? Уйди с дороги, шваль!
- Вы, кажется, не поняли…
- Дуэль? – почти радостно откликается длинный. Он похож на почуявшего добычу упыря - тупую, вызверившуюся в предчувствии крови тварь.
- Нет. Я просто убью Вас, как взбесившуюся собаку!
- Ах ты!
И звонкий голосок ниррити:
- Прекратите! Не нужно! Господа, остановитесь! Что вы делаете?!
Господа делали… много чего. Припоминая события этого вечера, Кирк сам потом изумлялся – и откуда только что взялось? Но тогда Крис почти не соображал, что делает, применяя небогатый боевой арсенал (целитель всё-таки) скорее по наитию, интуитивно. И – очень пригодились медицинские знания. Болевые точки, артерии, внутренние органы. Кирк не хотел убивать противника. Может, зря – униженный враг вдвойне опасен. Через взвихрившееся огнём файеров, звоном битого стекла, улюлюканьем собравшихся зрителей и взвесью трухи от какого-то разбитого в щепы предмета меблировки мгновение всё было кончено. Пощаженный враг скулит на скользком паркете бальной залы, а ниррити Алиса в волнении теребит шёлковый платочек, то - с мольбой – поглядывая на одурманенного победой Кирка, то – брезгливо - на скорчившегося поклонника. Теперь уже наверняка бывшего. Кирк чувствовал себя… Чувствовал себя так, как никогда ещё в жизни. Впервые он дрался с магом, куда более искушённым в боевых искусствах (да что там, вообще впервые в жизни дрался по-настоящему!), и победил! Но теперь определенно не знал, что делать с этой победой. Разошедшиеся зрители скандировали «добей!», а маг немо шевелил разбитыми губами, но в его глазах читалась не мольба, а то же самое – гордое и безумное «добей!». В поисках поддержки он обернулся к Алисе…
- Не нужно, - молитвенно сложила ладошки ниррити. Желание дамы закон. Кажется, так.
Кирк склонился над поверженным противником, провёл над телом ладонью, сканируя мага на предмет не совместимых с жизнью повреждений, ничего не обнаружил и очень чётко, разборчиво, чтобы до того дошло, проговорил:
- Ничего серьёзного. Скоро заживёт. Или обратитесь к целителю. Я не буду лишать вас жизни.
Маг поморщился, пытаясь понять. Понял, скривил губы и злобно выплюнул:
- Лллллекаришка! Я тебе это ещё припомню! – и замерцал, даже не потрудившись подняться. На паркете осталась лужица уже буреющей крови. Да, нужно было убить. Теперь могут быть неприятности. Разочарованные свидетели поединка расходились, возбужденно обсуждая увиденное. Вскоре около разбитого столика остались только смущённая ниррити и не знающий, что сказать, Кирк. Девушка опомнилась первой:
- Кажется, мне нужно выпить… Меня всю трясёт. Как вы его… Брррр…, - поёжилась она. Кирк молча махнул рукой, подзывая один из продолжающих курсировать по залу подносов с выпивкой.
- Белое или красное?
- Пожалуй, красное…
Кирк снял два одинаковых бокала с жидкостью цвета крови на паркете и протянул один из них девушке. После первого глотка та улыбнулась:
- Быть может, пора уже познакомиться? – и протянула узкую ладонь. Кирк не совсем понял, чего от него ожидают – то ли рукопожатия, то ли… Но всё это казалось ему неправильным, поэтому он склонился к ладошке и поцеловал, скорее, просто прикоснулся своими горячими губами к кончикам её тоненьких пальцев. Похоже, такой несколько старомодный жест пришёлся ниррити по душе, потому что она рассмеялась, и руки не отняла.
- Алиса. Ведьма Императорского Двора. Вторая категория.
- Кирк. Старший целитель Первого отделения медицинской службы Двора.
- Для Целителя ты неплохо дерёшься…
- Для простой ведьмы Вы слишком, безумно, ошеломительно красивы…, - пылко ответил Кирк. Алиса вновь рассмеялась и отняла, наконец, руку. Поднесла бокал к губам, но передумала…
- Вы мне льстите…
Шум в зале нарастал, Кирк оказался прав в своих самых мрачных предположениях – начинался гадюшник. Разговаривать, не пытаясь перекрикивать насыщенный алкогольными парами гомон, становилось всё сложней. Поэтому Кирк как-то незаметно почти для себя оказался с девушкой на крыше кого-то небоскрёба. Далеко внизу растекались чёрные потоки захмелевших магов и демонов, изредка возносились в небо одуванчики и гвоздИки фейерверков и рассыпались с едва слышными хлопками совсем невысоко над головами ниррити и целителя. На крыше было темно, спокойно и очень тихо. А звёзды в прозрачно-синем, холодном небе намекали на возможность – здесь и сейчас – говорить любую чушь и не стесняться этого. Более того, они намекали, что и ПОТОМ о сказанном можно будет не жалеть. Кирк пользовался намёком на полную катушку. Честные голубые глаза звёзд-искусителей вынуждали утопать в сравнениях, вспоминать все самые смешные случаи из жизни, изобретать комплименты (довольно неповоротливые и неуклюжие, конечно…) и впитывать – жадно, всей кожей – глубину ЕЁ глаз, бархат ЕЁ голоса, запах ЕЁ тела. Она смеялась, она придумывала истории в ответ, она широко, как ребёнок, распахнув глаза, впитывала выдумываемые на ходу кирковы байки. Кирк толком не помнил, что конкретно ей сказал, когда она вдруг невпопад кивнула и неожиданно протянула руку – кончиком указательного пальца провела линии подбородка. Как-то удивительно невинно – без всякого эротического подтекста, как если бы просто исследовала плавные изгибы мраморной скульптуры.
- Поиграем?
Ох, если бы тогда Кирк знал, ЧТО это будут за игры! Он согласился, не зная, под чем подписывается, но никогда, никогда потом не пожалел о своём выборе. Ниррити – дети с глазами порочных ангелов, кошки, не испытывающие не малейшей жалости к жертвам, попавшим в их коготки, сирены, перед чьими гибельными напевами не устоял бы ни один моряк. Не потому, что злы, не потому, что им нравятся чужие мучения. Ниррити не знают, не имеют ни малейшего представления о том, что такое страдания. Они не различают добра и зла, они как Ева до грехопадения. Они живут одним моментом, они – бабочки-однодневки. Умирают в конце дня, что бы пробудившись от сна-смерти, подняться и раскрыть новые, другие крылья… Тоска и боль стекают с них, как вода… Кирк не знал, все ли ниррити таковы, но Алиса была – такая. И Алиса предложила игру. Правила менялись ежесекундно, но название оставалось прежним. Ниррити предложила игру в любовь.
Они занимались любовью на крыше небоскрёба, а звёзды стыдливо отводили глаза и к утру, покраснев и побледнев, окончательно исчезли. Они занимались любовью в пропахшей травами задней комнаты лавчонки Алисы, а посетители сердито стучали по прилавку, требуя «заячьих ушек», сердец нематод, крыльев махаонов, но уходили, смущённые стонами и страстными всхлипами. Они любили друг друга в закоулке Рынка, надёжно скрытые от посторонних глаз мороком. Они «faire d'amour» в Париже, на Елисейских полях. Они занимались сексом в крошечной квартирке целителя Кирка, забыв поставить звукоизоляцию. Она становилась то пламенным фениксом, то остывала и замерзала в ледяную статую, снежную королеву. Она то требовала себе поклонения, как богине, то превращалась в покорную, лишенную собственных желаний рабыню, чей смысл жизни – услужить своему повелителю. Она придумывала правила, и Кирк никогда не знал, переносясь в лавочку «Магические зелья», что его сегодня ждёт. Она предлагала, он принимал.
Алису никогда и ни что не смущало, и если бы ей взбрело в симпатичную головку затащить Кирка в постель, разложенную на крыше Нового Камелота, он бы не удивился и не воспротивился бы. Она говорила, что любит Кирка, и, кажется, сама в это верила. Что, впрочем, не мешало ей тащить в кровать кого ни попадя – симпатичного слабенького мага-некроманта, звероподобного демона Службы Наказаний, пожилого библиотекаря – в те дни, когда Кирк не приходил, занятый по службе. Но целителя это не сердило, ведь это тоже было частью игры, а, согласившись в ней участвовать, Кирк подписался под всеми её правилами. И Кирк, равнодушно прогнав за дверь очередного обнаруженного в постели Алисы «постороннего», просто прижимал её к себе и говорил, что любит. И надеялся, что это действительно так. Пару раз он предлагал ниррити, то ли в шутку, то ли всерьёз, выйти за него, но «однодневка» обещала подумать, а через минуту напрочь забывала о предложении. И тут же придумывала новую забаву, куда безумней предыдущей, что иногда казалось просто невероятным….
Дни сменялись днями, каждый из которых был непохож не предыдущий, и иногда даже не верилось, что в сутках – двадцать четыре часа. Иногда время тянулось почти бесконечно долго – когда Кирку приходилось сутками дежурить в Казематах, а иногда – разлеталось хмельными сумасшедшими брызгами – рядом с ниррити время определенно пасовало, смущалось, съёживалось. Часы оборачивались минутами, минуты оказывались короче секунд. Сколько продолжалась «игра», Кирк не знал, как не знал, не помнил другой жизни кроме жизни с Алисой. Дни были серы, зато ночи сверкали всеми цветами радуги. Он и не знал никогда, что можно жить с кем-то, не одному, и что этот кто-то сможет изменить жизнь настолько. Кирку завидовали, и он думал, что да, есть чему завидовать. Правда, оборотной стороной этой зависти оказались мерзкие слухи, попытки доносов (Тьма берегла – вовремя «отлавливаемых») и козни обойдённых соперников. Но всё это воспринималось как само собой разумеющееся и даже не раздражало.

Ночь выдалась на удивление беззвёздной, туманной, сыроватой, только луна мутно поглядывала на никак не желающую успокаиваться, копощащуюся людишками и прочей тёмной и светлой швалью Землю. С болот тянуло сыростью и затхлым застойным душком. На болотах, говорили, живут то ли упыри, то ли какие-то водные твари из палеореконструированных. И, может, это они подвывали – тоскливо и протяжно. Алисе здесь не нравилось, она зябко поводила плечами при каждом дальнем вопле, куталась в лёгкую газовую накидку и бросала короткие настороженные взгляды на густую тёмную чащу за спиной Кирка. От ниррити веяло испугом напополам с любопытством, но Кирк не совершенно не понимал, зачем девушка потребовала перенести её сюда, почти на край света – в джунгли у чёрта на куличках.
- Алиса, зачем мы здесь?
Алиса одёрнула накидку. Кинула ещё один опасливый взгляд ему за спину и хихикнула:
- Не торопись…
Потом потянула Кирка к себе.
- Пойдём… присядем куда-нибудь.
Нет. Поступки этой женщины Кирк понять и не пробовал даже. Поэтому покорно стащил с плеч куртку и расстелил прямо на мокрую, всю в бисеринках ледяной предутренней росы, чёрную в лунном свете траву. Сел на самый краешек, оставляя место Алисе, но та предпочла с удобством устроиться на коленях любовника, так, что большие тёмные глаза ниррити оказались как раз напротив глаз мага. В осовелом свете луны Алисины зрачки кажутся бездонной пропастью, а губы манят вишнёвой свежестью… Сейчас, застигнутые врасплох, они податливы и покорны. И Кирк решил окончательно и бесповоротно – потонет в этом вишневом омуте, а на остальное плевать. Какая разница, что холодно, мокро, что на болоте подвывают неведомые твари, если есть ночь, луна и любимая женщина в объятьях?
Но у ниррити, кажется, было другое мнение. Она протестующе упёрлась маленькой ладошкой целителю в грудь и мотнула головой:
- Не сейчас… Подожди… Рано, - шевельнулись влажные губы. Кирк почувствовал себя ребёнком, у которого забрали уже освобождённую от фантика конфету.
- Чего мы ждём?
- Такой нетерпеливый! – хихикнула Алиса и посерьёзнела. – Мы ждём Чёрного слона.
- Слона? – красивые женщины – существа ещё более таинственные и непонятные, чем сенегальские нго… Что творится в их хорошеньких головках, не разберёт и сама Тьма. Зато можно попробовать на вкус прохладную бархатистость кожи шеи, слизнуть тепло роскошной груди….
- Подожди! И не смей смеяться! Говорят, здесь живёт волшебный слон. Он исполняет желания и дарит счастливую долгую жизнь… - Кирк видел, Алисе тоже хочется уже выгнуться навстречу, позволить себе отдаться любовному дурману. От неутолённого, нестерпимого сродни жажде желания её голос стал глух и прерывист, и глубок той таинственной тёмной глубиной, что у Кирка ассоциировалась с непокорной мощью, непредсказуемой и страшной властью Геи, земли. Гортанный, низкий, животно-страстный. Кирк больше не мог терпеть:
- Это всего лишь легенда… Глупыш… - шепнул он, и…
Все Три мира опять полетели в тартарары. Там им и место… Пусть их… Запах свежесмятой травы, прелой и пряной лесной подстилки, болотной тины, чего-то перечно-острого – кружили голову, растекались невообразимой мешаниной по обнаженной коже. Трогательно беззащитное в своём исступленном желании тело ниррити голубовато сияло испариной и оттого казалось невесомо бесплотным – того и гляди, истает. Держать, не отпускать… Лесной эльф – маленький, гордый, задиристый, вот ты кто, Алиса. Моя Алиса…. Земля содрогалась в экстазе, луна отплясывала сарабанду, гигантские деревья, эти лесные исполины, изящно склонялись, изгибались, трепетали и взволнованно шумели, а неведомые чудовища испускали мучительно-радостные вопли. В разметавшихся по куртке чёрных длинных волосах ниррити запутались и тщетно пытались выискать дорогу на волю серебристые лунные лучики. Кирк не знал, что хорошо бывает ещё и ТАК. Так, Тьма! Алиса!!!
Лунный лик всё ещё прыгал по небосводу, то и дело попадая в мягкие пушистые объятья облаков, а дыхание Алисы под боком всё ещё прерывалось счастливыми всхлипами, но по телу уже разливалась приятная истома. Зверски хотелось курить – казалось, сердце не выдержит всей полноты обрушившегося щемящей болью счастья, а горький обжигающий дым поможет. Разделит, утишит, позволит вбить в память каждый миг…
Ветерок заставил поёжиться и вспомнить про одежду - прикрыть Алису, ещё простудится. Ниррити такие нежные…. И страстные, и гибкие, и огненные, и ртутно-переменчивые. Кирк продолжал ощущать себя преступно счастливым. Исключительно от присутствия Алисы рядом, в крепких объятьях – не отпущу, никому не отдам, ни с кем не поделюсь. Моя…
- Жаль, что мы не увидели слона. Я так хотела. – Уже звонкий, беспечны голосок вывел Кирка из задумчивости, но счастливой сосредоточенности не нарушил. Алиса рядом, и Алиса хочет слона…. Далеко-далеко – так далеко, как только мог мысленно дотянуться Кирк - затрещали ветки. Невидимый пресс проехался по случайно подвернувшейся куче палой листвы и древесной падалицы. Получилось громко. Даже, пожалуй, чересчур. Алиса вздрогнула от неожиданности и прижалась к Кирку всем своим недлинным телом.
- Ой…. Что это? – Хруст стал ближе. – Что?
- Может, твой слон? – усмехнулся Кирк, наблюдая борьбу страха и здорового детского любопытства, восторга и предвкушения чуда, и недоверия происходящему – чего только не было в этом сияющем нетерпением взоре.
– Ты шутишь…., - неуверенно шепнула Алиса.
- Ну, это ведь ты хотела слона, не я…, - пожал плечами Кирк и прикрыл глаза – так легче было концентрироваться на «слоне». Алиса помолчала, всё так же настороженно прислушиваясь.
- Слон? Ты думаешь, он всё-таки существует? Чёрный?
- Разумеется, - не раскрывая глаз, пробормотал Кирк. Алиса ещё подумала и… со всей силы пихнула Кирка кулачком в бок.
- Это ты! Признавайся! Обманщик!
Концентрация исчезла, и хруст моментально прекратился. Это только Лорд Уайет умеет одновременно разговаривать и держать под магическим контролем всё окружающее пространство. Обиженная ниррити, похожая одновременно на рассерженную кошку и разъяренную орхидею (если такие существуют), была очаровательна. Яростный огонь в глазах, сведённые брови. Кирк открыл было рот, чтобы начать оправдываться, но тут в кустах снова затрещало. И Кирк голову бы дал на отсечение, что на сей раз его магия ни при чём. Алиса замерла, прислушиваясь, и тихонько, с недоверием спросила:
- Опять твои штучки?
- Нет…
Хруст и шелест сделались совсем уж близкими. Кирк торопливо засветил файер. Если эти тварюшки полезли из болота, то файерболла им будет достаточно. Через кусты слева что-то яростно продиралось. Что-то очень большое и неповоротливое. Алиса плотней прижалась к Кирку, будто желая слиться с ним воедино. Кусты раздвинулись…
Зверь был красив и огромен. Кирк не так уж много раз за свою жизнь видел живых слонов, но был уверен – этот слишком велик для такого леса. Он вообще слишком велик, таких не бывает в природе совершенно точно. И не бывает настолько чёрных. Свет непритушеного файера растекался оранжевыми лужицами на гладких эбеновых боках гиганта. Голова с глубоко посаженными крохотными глазёнками гордо несла тяжеленные, очень длинные светлые бивни. Под ногами слона, кажется, прогибалась земля.
Ведьма рядом восхищенно выдохнула:
- Чёрный слон… Настоящий…
Слон шёл, высокомерно не обращая внимания на немо замерших возбуждённых наблюдателей. Шёл уверенно и целенаправленно, туда, откуда начались неудачные кирковы попытки имитации. Не останавливаясь, поднял массивный хобот и торжественно-печально затрубил. От громких, пронзительных этих звуков на миг защемило сердце – какая-то тоскливая обреченность.
Кирк боялся пошевелиться, спугнуть чудо. Откуда оно тут? Непостижимо…. Слон? Чёрный?
Кусты покорно расступились под напором массивного тела. Короткий чёрный хвост, толстые задние ноги, треск… Ещё минут пять можно было слышать, как шуршит листва под ногами слона. Ещё минут пять потребовалось Алисе, чтобы опомниться от изумления. А затем словно плотина прорвалась. Алиса резко села и, медитативно глядя в пустоту перед собой, забормотала:
- Чёрный слон… Самый настоящий Чёрный слон. Значит, это правда. Счастливый Слон! Кирк, это слон! Ты тоже видел?! – она по-прежнему была соблазнительно нагой, заботливо наброшенная рубашка сползла на траву, только чёрного агата сердечко на бархатной ленте, мягко перечёркнувшей бледную кожу, манило к ложбинке между грудями. Тёмные соски в самом зените… Плодородная тяжесть… «Живот твой – круглая чаша…. Два сосца твои, как два козлёнка, двойня серны….»* Тьма, что со мной?
Где-то очень далеко опять зашумело и зашуршало… И… затрубили… Лёгкий ветерок утих, мир погрузился в тишину. Кажется, даже странные твари на болотах примолкли, прислушиваясь. Кирк прижал Алису покрепче, чувствуя дрожь тёплого тела – то ли испуганную, то ли восторженную.
- Чёрный слон…
Ловкие пальчики пробежали по напрягшимся плечам Кирка, вишнёвые губы изогнулись лукавой полуулыбке…
- Это что-нибудь, да значит? Как ты думаешь, любимый?
Луна выглянула из тёмно-синего облака и с интересом уставилась на обнимающуюся далеко на земле парочку. Ей уже скоро нужно было уходить, уступая место дневному светилу. Но не досмотреть, чем всё кончится, любопытная луна просто не могла. Кирк подмигнул луне и с самым серьёзным видом принялся раздувать чёрные пряди, прилипшие к влажному плечику ниррити. Насчёт слона он ничего не думал. То есть – абсолютно ничего. Всё потом. Но всё-таки интересно, какие выводы сделает иррациональная до мозга костей, до кончиков аккуратных алых ноготков Алиса.
- Если он пришёл, значит, что-то должно произойти, а?
«А возможно, уже произошло », - подумалось Кирку. Только Алисе он этого говорить не стал и снова промолчал, продолжая гонять лёгкие пушистые прядки по белой коже алисиного плеча. Девушка сердито фыркнула, но потом рассмеялась – легко и беспечно – и неожиданно заключила:
- Ты подаришь мне колечко…. Из слоновой кости. И серьги, и колье. Такие большие, в этническом стиле. Прямо завтра. Вот.
***
Чёрный слон предвещал, как оказалось, конец, а не начало. Или начало конца? Что-то в этом роде… Кирк подарил Алисе и колечко, и серьги, и колье. И ещё браслеты… Всё из желтоватой слоновой кости. Ниррити говорила, что это единственный подарок, который она когда-либо принимала от любовников. А потом как-то незаметно начала уходить от Кирка, отстраняться. Сначала пропало ощущение волшебства. Как и не было. Потом закончились игры. Исчезли новизна, неожиданность, нетерпеливое любопытство…. Последним выветрилось опьянение жизнью, и на трезвую голову жить оказалось мерзко. Особенно, когда ниррити рядом, всегда рядом, по-прежнему рядом, но уже не твоя. Тёмные глаза таинственны и глубоки, но смотрят уже не на тебя. Через месяц она съехала обратно в свой маленький магазинчик на Рынке, хотя и продолжала считаться любовницей целителя. И он в любой момент, разумеется, мог заскочить и – «приятно провести время». Но не более. Ощущение полёта не возвращалось, небо больше не плясало. Почему так произошло, Кирк и не пытался понять, как никогда не пробовал понять саму Алису. Некоторые вещи слишком хороши, чтобы копаться в поисках их причин и следствий. Некоторые события нужно принимать как данность…. Но, наверно, счастья и не должно быть много, да? Иначе как бы мы знали, что оно – было…


* Песни песней Соломона, 7:3-7:4.