Два старых рассказа

Дискуссия на соседней ветке побудила поместить сюда и эти два произведения. В качестве анонса - "Другой" - мой первый рассказ вообще, самый давний, сейчас в чём-то примитивным кажется, но уж как есть. А "Двое" -более свежий, хотя тоже несколько лет назад написан.

Другой

В тарелке была жуткая мерзость. Куинн вздохнул и отправил в рот очередную ложку под пристальными взглядами Мистера и Миссис… То есть, как они себя называли, мамы и папы…
Ему недавно исполнилось восемь, и он уже почти пару лет как знал, что эти люди его купили. Страшное слово "купили" иногда снилось ему и больше всего походило на чудовище из сказки с пустыми мёртвыми глазами и застывшей злобной усмешкой… И ещё он знал, что где-то есть другой пацан, очень похожий на того, кого он видит в зеркале, и, наверно, тот пацан…
Размышления прервал грубый окрик:
-Ты как сел! Не знаешь, как надо сидеть за столом?! Ты же живёшь…
Да, да, он помнит… "В настоящем английском доме"… Хотя этот дом меньше всего подходит под определение "настоящий"…А что подходит? Наверно, тот пацан знает… Он ненавидит того пацана.
Он огляделся.
-Нам вчера сказали… - дальше он недоговорил. Отец резко ударил его так, что он чуть не подавился и закашлялся.
-Тебе сколько раз говорить - не болтай за столом!
Ребёнок с трудом проглотил кусок какого-то овоща и замолк.
На глаза навернулись слезы, и стало трудно дышать. Он всхлипнул и, продолжая одной рукой ковыряться вилкой в тарелке, другой принялся размазывать по лицу всё, что текло из глаз и носа.
-Иди сюда, дьявольское отродье, - мама, скорчив брезгливую мину, села рядом, и, больно схватив его за шею, другой рукой вытерла ему лицо и заставила высморкаться.
-И за какие грехи ты нам достался? - сопроводила она свои действия комментариями. - Все соки вытягиваешь, чтоб ты провалился….
Куинн резко высвободился и кивнул. Он, наверно, был бы не против провалиться, лишь бы не слышать…
-Доедай! Быстро и молча! - прикрикнул отец.
Куинн перепугано закивал.
Поспешно выпрямившись и опустошив тарелку, он "цивилизованно" выбрался из-за стола, "цивилизованно" пробормотал "спасибо", совсем "нецивилизованно" набил карманы печеньем и, воспользовавшись тем, что родители отвернулись, выскочил за дверь.

Полминуты спустя, закрывшись в своей комнате, он улёгся на кровати, закинув руки за голову и ноги на подушку. Так, как это делают уверенные и сильные взрослые в фильмах. И как совершенно не подобает делать воспитанным английским детям. Совершенно неподобающе засунув в рот печенье, он попытался подумать о доме. Где-то ведь должно быть то, что является, а не просто называется домом. Конечно, должно быть. И есть. Там живёт тот пацан.
Куинн дожевал одно печенье и вытащил из кармана другое. Тот пацан, наверно, не боится рассердить мамочку с папочкой, когда берёт сладости. Они, скорее всего, сами ему сладости покупают. Небось, каждые выходные водят его в какое-нибудь кафе, там суют продавцам зелёные бумажки - те самые, которые получили за проданного другого сына - и ненавистный братец набивает рот мороженным. А потом мамочка с папочкой дарят ему новую игрушку, хватают его на руки со словами "Иди сюда, чемпион!" и он обнимает их своими липкими от мороженого лапами. И они втроём счастливо смеются, потому что нет ничего, что мешало бы им счастливо смеяться…
Он не будет об этом думать, не будет, не будет, не будет…

Но оставаться здесь он не может. Ему надо бежать. Неважно куда, но так, чтобы ветер гудел в ушах и весь мир мелькал калейдоскопом перед глазами…
Пробормотав себе под нос услышанное вчера в школе крепкое словечко, он схватил ручку и кусок бумаги и нацарапал корявым почерком:
"Мама, папа!
Я пойду погуляю.
Куинн"
Встречаться со взрослыми и слушать очередные наставления не хотелось. Поэтому пользоваться услугами двери он не стал, а вместо этого распахнул окно и выпрыгнул вниз, больно отбив ноги.

Четверть часа спустя он оказался на месте, меньше всего подходящем для благовоспитанного английского ребёнка. Больше всего оно напоминало заброшенный пустырь, где, кажется, раньше пытались что-то построить, но так и не довели задуманное до конца.
-Куинн! - окликнул его знакомый весёлый голос.
Куинн обернулся. Его приятель и одноклассник Кен сидел верхом на каком-то заборе и болтал ногами. Рядом точно так же пристроился его братишка Билли, годом младше.
-Кен, Билл! - Куинн кинулся к друзьям.
Подтянулся, подпрыгнул - и через минуту уже сам сидел на том же заборе. Забор предостерегающе заскрипел и пошатнулся.
-Ты его сломаешь, - усмехнулся Билли.
-Я лёгкий, - с этими словами Куинн стукнул по забору ногой, в результате чего его ботинок глухо плюхнулся на землю. Он и правда был лёгким. "Кожа и кости" - так сказали про него на прошлой неделе какие-то незнакомые врачи, обследовавшие их класс.
-Чёрт! Ну надо ж так!
Куинн спрыгнул с забора. Достал ботинок из кучи песка и, убедившись, что тот цел, принялся водружать его обратно.
-Армитадж, раз уж ты внизу… - завёл Кен.
Куинн подпрыгнул на заново обутой ноге.
-Не-а! - он ухватился за края забора и, подтянувшись, попытался снова занять былую позицию. Но наглый Кен столкнул его.
-Сгоняй за мороженым.
-Ага. Жара жуткая, - поддержал братца Билли.
-Да что я … - начал было Куинн, но Кен уже всовывал ему в руку пару монеток.
-Себе тоже купи. Я угощаю.
-Ладно! - махнул рукой Куинн. - Сейчас!
Он зажал монетки в ладошке и умчался.

Куинн вернулся спустя восемь с небольшим минут с двумя порциями начинающего таять клубничного мороженого в руках. Вручил одно Кену, а сам вместе с другим устроился на том же заборе. И принялся с улыбкой уплетать лакомство. Здесь к нему никто не пристанет. Никто…
Это он думал, что не пристанет.
Билли бросил взгляд на жующего мороженое брата, прикинул что-то в уме, и протянул ручонки к Куинну.
-Отдай, это моё!
-Я себе купил, - Куинн откусил ещё с явным наслаждением. Ему редко было так хорошо… Мама с папой, если изредка и покупали ему сладости, то так внимательно следили за каждой отправляемой в рот ложкой и так жужжали что-то о цивилизованности и чем он там им обязан, что мальчик начинал ненавидеть и их, и угощение, и себя.
-Я себе его купил. А ваше я вам отдал, - повторил Куинн и замолк, еле успевая слизывать липкую сладкую жидкость с ладошек.
-Кен, скажи ему! - ринулся обиженный Билли к брату.
Кен поглощал свою порцию с не меньшим удовольствием, чем Куинн - свою.
-А что? Я обещал угостить Армитаджа. За услугу.
Билли рассеяно заморгал:
-А мне? - он с силой вцепился в плечо братца. - Надо делиться! Ты должен делиться со мной!
Кен отмахнулся от братишки как от назойливого насекомого.
-Везёт тебе, Куинн, - заявил он, обернувшись к приятелю. - Никаких вредных братцев. А ко мне вот лезут… - он снова толкнул Билли, да так, что тот чудом удержался на месте.
-Обидно, - машинально согласился Куинн, стараясь не замечать почему-то подступивший к горлу комок. Это было очень странно - ведь ничего - совсем ничего - не произошло. Но на глаза отчего-то навернулись слёзы, и он поспешил отвернуться в надежде, что никто этого не видел.
Но его друзей это просто не занимало. Кен поглотил свою порцию и показал брату язык. Тот, недолго думая, кинулся на него с кулачками.
-Козёл! Ты что себе позволяешь!
-Это ты баран!
-Сейчас по шее получишь!
-Только попробуй!
-Ах ты…
Раздался глухой звук. Покачнувшийся забор напугал вцепившегося в него Куинна, заставив его крепко зажмуриться и невольно размазать остатки мороженого у себя на коленке.
Придя в себя пару минут спустя, он обнаружил, что сидит на заборе совершенно один, а Кен и Билли сцепились внизу на груде песка. Руки и ноги мальчишек слились в неразличимое целое, невозможно было понять, где чьи, они оба то и дело выкрикивали что-то нечленораздельное, а Куинн, глядя на них, вдруг подумал, что не может разобрать - ссорятся ли братья или играют, дерутся или обнимаются.
Он заставил себя отвернуться от приятелей и сильно-сильно сжал кулачки, стараясь не думать… Не думать о том, что если бы родители - те, другие, которые не захотели стать его родителями, - не продали его, у него сейчас тоже был бы такой вот вредный братец, и они также кувыркались бы на песке, также обменивались бы взаимными "Ну, держись!", и сами не разбирали бы, где кончается один из них и начинается другой. А потом бежали бы домой наперегонки, и он, Куинн, всегда бы выигрывал, а в дверях их встречала бы мама, - которая и не думала никого продавать, - и по-доброму ворчала бы:
-Опять подрались? И на кого вы похожи?
А они бы, переглянувшись, прыскали со смеху, и заявляли, что похожи друг на друга.
И тогда их обнимали бы с одинаковой силой и ласково толкали куда-то в сторону ванны.
Куинн с силой треснул кулачком по деревяшке. Идиот! Такого не могло быть, просто не могло. Те люди продали его! И тот пацан, наверно, в душе смеётся над несостоявшимся братцем. Если вообще знает о нём… Он вздрогнул и слетел с забора. Он не будет об этом думать. Ему не нужны те люди, не нужен тот дом, не нужен тот братец…
Он встряхнул головой, смахнул ладошкой непослушные слёзы и помчался куда подальше. Быстро-быстро.
Он знал, что бегает гораздо быстрее того пацана. Откуда он это знал? Неважно. Знал и всё.

Домой он прибежал в рекордные сроки - за семь с половиной минут.
Подпрыгнул, залез в окно - и с размаху рухнул на кровать. Плакать уже не хотелось...Сил не было… Куинн почувствовал, что засыпает.
Он отчаянно попытался увидеть во сне того пацана. Это было его давней навязчивой идеей. Он очень отчётливо представлял его себе наяву - зализанного, обласканного и довольного. Но не во сне. Во сне ему никак не удавалось увидеть тот дом, который у него отняли. И того пацана, который его отнял…. Может, сейчас… И он провалился в другое измерение. Туда, где живут сны.

Тот пацан не снился. Наверное, не хотел. Или ещё по какой-то непонятной причине.
Вместо этого приснилась полная ерунда - какой-то заброшенный песчаный берег, освящённый слабым лунным светом, качающаяся на волнах рыбацкая лодка, и возящиеся на песке двое мальчишек - ровесники самого Куинна. Один - пухленький блондинчик в перемазанной чем-то синим футболке, - не представлял собой ничего особенного. Второй… второй тоже. Физиономия этого второго была в тени, а он сам, темноволосый и напряжённый, полулежал на животе и смотрел в сторону воды, попутно нащупывая в песке вокруг себя камешки и ракушки и выкладывая из них фигурку маленького кораблика. Больше всего этот парень походил на скелет, обтянутый изрядно поцарапанной кожей.
-Что домой не идёшь? - обратился блондинчик к приятелю.
Темноволосый взбрыкнул исцарапанными ногами, давая понять, что отвечать не намерен. Затем взял довольно большой камень, кинул его в сторону воды, - но не докинул.
-Что домой не идёшь? - повторил блондинчик, положив ладошку на спину скелетоподобного.
-Отстань! - вдруг резко вскрикнул тот, вздрагивая всем телом.
-Ты что? - испугался блондинчик.
Темноволосый уронил голову на руки и несколько секунд лежал неподвижно.
-Я… не… пойду… туда… Я больше не пойду туда, - забормотал он. Забивающийся в рот песок и душащие слёзы не давали ему нормально дышать.
-Тебя что, опять поколотили? - бестактно спросил приятель.
-Исчезни! - глухо прикрикнул скелетообразный.
-А что ты наделал?
-Ничего!
-А…
Дальше он не договорил. Точнее, этот темноволосый дальше не слушал. Он смахнул слёзы и уселся, смешно, словно маленький лягушонок, двигая конечностями. Лунный свет скользнул по грязной, покрытой бесконечными ссадинами, руке мальчишки, по худеньким плечам….

И тут раздался резкий окрик.
-Куинн!
Куинн вздрогнул и открыл глаза. Над кроватью, скрестив руки на груди, стояла мама.
-Как тебе это в голову пришло?! Залезть на кровать в ботинках! Разве так полагается вести себя в настоящем…
Куинн зажал уши ладошками, зажмурился и замотал головой, изо всех сил стараясь не слушать дальше.

Двое

Он был везде. Всегда, с самого начала, или ещё до самого начала… Его слышишь, его чувствуешь, на него периодически натыкаешься. А если он утихомиривается и засыпает, приходится тоже утихомириться и заснуть – ничего не поделаешь.
-Чёрт бы побрал такие условия! А ты почему….?! – грубый мужской голос извне заставляет его выпустить изо рта палец – то ли свой, то ли брата, он не всегда отличает, – и отпрянуть назад.
-Я хотела дождаться тебя, - голос женщины уставший и спокойный. Кажется, ничего особо страшного не грозит. Он немного расслабляется.
-Ты ужинал? – спрашивает женщина.
-Какой ещё ужин?! Сегодня рыбы нет!
-Есть вчерашняя.
-Давай сюда.
-Иду.
Женщина медленно, с трудом поднимается. Его откидывает в сторону, он вытягивает обе ноги сразу, натыкается на братишку, который, видимо, решил сделать то же самое.
-Тихо, тихо, - говорит женщина, положив руку на огромный живот. – Мама устала.
Он замирает и к чему-то прислушивается. Другой, видимо, тоже затих.

Это было следующим утром. Они танцевали. То есть, не они, конечно, а мама, но их тоже покачивало в такт знакомой мелодии. А потом уже не в такт. А потом время взяло своё, природа взяла своё… Что-то, сильнее их, было пугающим и непонятным. Он испуганно свернулся калачиком – для надёжности. У другого это не получилось….

Резкий свет больно бьёт в глаза и заставляет зажмуриться. Ему холодно. Чужие руки перевернули его и подняли, демонстрируя.
-Смотрите, у вас сын!
-А! Боже! – вместо радости выдаёт женщина, и её лицо искажает болезненная гримаса.
Он кричит. Начинает несильно, затем всё громче, по ускоряющей. Что он здесь делает? Что он делает в этом чужом холодном мире, где никто не улыбается? Что он здесь делает один?

Другой как раз заявил о своём появлении громким воплем – громче, чем у первенца. Ему повезло больше – лицо матери при виде второго сына озарила улыбка – не совсем любви или радости, скорее, облегчения. Кричать дети перестали почти одновременно.

У них ещё не получается сфокусировать взгляд, но они лежат рядом, повернув головы друг к другу. Он сыт. Тот, другой, тоже сыт. Вот только…. Нет, это ему не нравится. Он кричит. Другой тоже кричит, хотя неясно – он-то зачем?
Подошедшая мама как-то опасливо, словно стараясь от чего-то оградить себя, щупает одного, затем второго, и берёт его на руки. Он замолкает.
-Ты-то что орёшь? – спрашивает она у захлёбывающегося криком второго, лежащего на кровати. Он тоже замолкает.

Этот мужчина, их отец, видимо, ещё не понял, с кем имеет дело. Его шершавые пальцы слишком грубые, от него несёт чем-то неприятным, и он слишком глубоко запихнул в него бутылку – ребёнок чуть не подавился. Но уже всё почти нормально, он занят важным делом – обедом, лёжа на руках отца и разглядывая маму, кормящую братишку.
-Ты подумала? – спросил мужчина, неуклюже поднимая покончившего с бутылкой сына, и начиная носить по комнате.
-Но как? – отозвалась женщина, поправляя ребёнка. – Как это возможно?
-У нас есть выбор? – мужчина положил его на кровать и забрал у матери второго.
Голос женщины дрогнул.
-Но… это преступление.
-Преступление – дать обоим умереть с голоду. Мы же никого не бросаем, - он присел рядом, приобнял жену. - Тебе больно, но подумай о детях, а не о себе.
-Я и думаю, - женщина всхлипнула.
-Я говорил с этими людьми, - продолжил мужчина. – Интеллигентны, обеспечены, образованы… Они дадут мальчику больше, чем дали бы мы. И ещё они дадут нам деньги. Деньги очень нужны.
-Тебе всегда нужны деньги. У тебя никогда их нет.
-Теперь будут. И они помогут тому из мальчиков, кто останется с нами. Помнишь, мы ведь ждали одного ребёнка? Мы даже имя выбрали…
-Да… Робби.… И пока я даже не знаю, к кому из них так обращаться.
Она обернулась, посмотрев на обоих сыновей. Один из них устало зевнул. Другой, не мигая, смотрел куда-то сквозь неё.

Их положили довольно далеко друг от друга – так, что, размахивая ручонками с ещё не разжимающимися кулачками, до братика он ни разу не достал. Он скосил глаза в его сторону. Брат предупредительно чихнул и заорал во всё горло – пронзительно и пугающе, совсем не так, как они вместе плакали чуть раньше... Почему? Зачем? Он не понял. Но, наверно, были причины. … Он ещё крепче сжал кулачки и тоже отчаянно завопил – изо всех сил.

Везунчик-1111 в старых традициях