Мэйсон и Мэри.
Глава 35. «Завтрак с Мэри».
То, что переживала в эти часы Мэри, было несоизмеримо с теми эмоциями, которые лавиной обрушились на Мэйсона.
Он был ошеломлен, повержен, смущен, словом – был счастлив. Мэри, его Мэри, такая милая и родная снова ходила по земле. Можно было смотреть на нее, держать за руку, вдыхать тонкий аромат ее духов, смешанный со сладким запахом кожи. И вполне возможно, что Мэйсон сошел бы с ума от всего этого, если бы не то обстоятельство, что теперь этот мужчина не был важной частью ее жизни. Вернее, он был для Мэри никем. Он воспринял это мучительно больно. Тот факт, что любимая не оставила в своей памяти хотя бы уголок, в котором уместились бы их совместные дни и ночи, повергал Мэйсона в ужас.
Он размышлял об этом и вдруг понял, как он снова эгоистичен в своих желаниях. Можно ли быть настолько жадным и неблагодарным, если судьба и так уже подарила самый дорогой подарок – вернула Мэри жизнь. Нет, он не будет сетовать на судьбу. Самая важная в его жизни женщина жива и спит сейчас под одним с ним небом. А это – главное.
Мэйсон не станет роптать и не упустит второй шанс. Он больше не повторит прежних ошибок. Мэйсон постарается быть самым нежным и терпеливым. Он будет ждать ее, сколько потребуется. Мэйсон не возьмется на нее давить, а, просто, начнет все сначала. С чистого листа. Как будто они только что встретились, и не было никаких кошмаров. И той страшной ночи на крыше.
Он решил сделать для нее все. Все, на что только способен обезумевший влюбленный, потерявший когда-то свое счастье и, вдруг, неожиданно, обретший его вновь. В его душе больше не будет место злобе и мести, интригам и беспробудному пьянству. Теперь в его жизни есть смысл. У него есть Мэри.
Не дождавшись, пока откроются первые цветочные лавки, Мэйсон ранним утром следующего дня помчался в дом Кепвеллов. Мужчина, не стесняясь, жадно начал срезать самые лучшие розы в саду. Набрав охапку, которая, по мнению Мэйсона, хоть немного соответствовала величине его чувства, он помчался к дому Мэри. В тот момент он не мог рационально мыслить и поэтому ни на секунду не задумался о том, не слишком ли ранний и неприличный его спонтанный визит.
- Доброе утро! Это тебе.
- Доброе… Ты, что, домой не уезжал?
- Я не помню. Это прощается?
- Не уверена. Но, все равно, спасибо за цветы. Никогда не видела столько красивых роз и в таком количестве.
- Знаешь, они, прямо так и растут…
- Вот таким букетом?!
- Только - в Санта-Барбаре и только - для тебя!
- Зайдешь?
- Вообще, я на это и рассчитывал.
- Я догадалась. Проходи. Позавтракаешь со мной?
- А, что будет еще и завтрак?!
- Ну, не могу похвастаться французскими булочками, но тосты с кофе – будут.
- Тосты – моя слабость.
- Присядь пока, сейчас я принесу завтрак.
- Я помогу тебе.
- Ни за что. Я никому не раскрываю секрета моих тостов.
Мэри вышла, а Мэйсон начал разглядывать ее жилище. Вчера, совершенно ошарашенный ее внезапным воскрешением, он плохо соображал. И, уж, конечно, ничего, кроме, Мэри не видел. Сейчас он решил осмотреться.
Домик был очень старым, но довольно милым. Мэйсон улыбнулся, угадав в милых безделушках, расставленных на полках, маленькую слабость Мэри.
Эта, казалось бы, незначительная деталь наполнила его душу удивительным теплом. Ведь, именно, так раньше украшала Мэри их квартиру.
- Вот. Можешь наслаждаться. Твои любимые тосты. Правда, подгорели немного, извини…
- Если бы ты помнила, Мэри, что подгоревшие – мои самые любимые тосты, то не стала бы извиняться.
- Извини, за то, что извинилась. Что-то не так?
- Почему?
- Ты на меня так смотришь…
- Ты не спала сегодня?
- А, что это заметно?
- Ты выглядишь усталой. Почему ты не спала?
- Ну, у меня были на то причины…Эта коробка, которую ты привез, Мэйсон…
- Ты спросить что-то хочешь?
- Да.. Эти люди на снимках...я их всех знала?
- Конечно.
- Тогда, дело обстоит хуже, чем я думала. Я не помню. Я, вообще, никого из них не помню. А, эти детские вещи и игрушки…
- Извини, это было жестоко… я не должен был…
- Это… это, тоже, мое? То есть, я хочу сказать – это моего не родившегося ребенка?
- Да. Мы покупали это для нашего ребенка.
После этой фразы, Мэйсон тысячу раз пожалел о том, что, вообще, затеял эту историю с фотографиями, а тем более – с детскими вещами. Он проклинал себя. Какой идиот. А, Мэри, сидела напротив притихшая, и, опустив глаза, роняла слезы в свой горячий кофе.