Тоже подписалась на сайт.
1
Стефан Данаилов / Stefan Danailov / Стефан Данаилов
Нунцио Марчано, "Спрут 7"
Автор
luigiperelli, Пятница, 29 августа 2008, 14:11:58
Последние сообщения
-
Песнь о небесах/Восхождение фениксов/The song of heaven / The Rise of Phoenixes/天堂之歌/(2018)808
kuvshinka, Сегодня, 08:03:31
-
Приключения молодого Индианы Джонса / The Young Indiana Jones Chronicles23
Vикторина, Вчера, 21:13:54
Новые темы
-
"Государственное преступление" ("Delitto di stato")6
Итальянские сериалыluigiperelli, 17 Ноя 2024, 13:16
-
"Конец века" ("На рубеже веков") ("Fine secolo")2
Итальянские сериалыluigiperelli, 10 Ноя 2024, 08:50
luigiperelli (Понедельник, 18 июля 2022, 22:10:31) писал:
1993 год.
Стефан Данаилов и Цветана Манева в постановке "Смерть девушки"
https://jasmin.bg/20...ata-refleksiya/
Фото ещё с одной девушкой
Стефан Данаилов и Светлана Фомичёва (впоследствии Светлана Тома) на съёмках фильма «Солдат из обоза» («Братушка»), 1975
Стефан Данаилов и Светлана Фомичёва (впоследствии Светлана Тома) на съёмках фильма «Солдат из обоза» («Братушка»), 1975
Сообщение отредактировал Galeena: Среда, 20 июля 2022, 02:57:21
Ещё одна девушка с воспоминаниями о Стефане – самыми проникновенными, какие встретились мне в Сети
Мария КАСИМОВА, журналист и дочь известного в 1960—80-е гг. болгарского актёра Хиндо Касимова
https://www.ploshtadslaveikov.com/moyat-lichen-lambo/
Мой личный Ламбо
«… однажды я увидела Стефана Данаилова на радио. Отец забрал меня из детского сада, и, поскольку присмотреть за мной было, как обычно, некому, взял с собой в студию на какую-то запись. Студия была небольшая, но для того времени очень современная… а до самой стены шла вделанная в пол прямая дорожка, вымощенная белыми речными камешками средних размеров. Конечно, эта дорожка больше всего меня занимала. Как так камни в комнате?! И куда она ведёт, эта дорожка в закрытом помещении? Помню, как сидела на стуле, болтала ногами, которым, чтобы достать до пола, нужно было расти ещё лет пять-шесть, и соображала, как бы поиграть на дорожке из камешков в короткие перерывы между записями.
И вот как раз тогда, когда наивные, но дерзкие детские планы, как урвать время для игры, начали путаться у меня в голове, в студию влетел высокий человек. Когда я говорю «влетел» – это в буквальном смысле. Своим детским воображением я как будто увидела его крылья и ощутила турбулентность полёта через дверной проём, за которым, как мне казалось, он сидел, высунув язык, и ждал, когда дверь студии откроется. Человек метнул своё пальто на соседний стул, сказал что-то, на что взрослые рассмеялись, а потом началась запись. Они всё повторяли и повторяли на разные лады непонятное, от аппарата им давали указания, а я зевала, болтала ногами и дожидалась того момента, когда смогу поиграть на дорожке из камешков.
Но в перерыве случилось нечто другое. Лампочки в студии загорелись зелёным, отец и ещё несколько человек вышли покурить, а высокий человек остался в студии. Он что-то читал, напевая себе под нос. Это нарушало мои планы — я ждала, когда и он выйдет, чтобы спокойно исследовать камешки. Я так пристально на него уставилась, что через минуту он повернулся ко мне, искоса взглянул мне в глаза и сказал:
— О, так ты настоящая! А я-то думал, что кукла, которую посадили на стул!
Сказать женщине, даже когда ей пять лет, что она кукла, — верный способ заставить её улыбнуться. Я не стала исключением. Моя ухмыляющаяся детская мордаха, в свою очередь, заставила улыбнуться и высокого человека. Он перестал читать и напевать, и мы с ним пустились в разговоры. О детских садах и театрах, о воспитателях и артистах, о друзьях и коллегах, о том, каково это, когда приходится есть манную кашу, которую ты не любишь, и что это почти то же самое, когда приходится играть то, что тебе не нравится.
«А ты не знаешь, зачем в этой комнате дорожка из камешков?» – в какой-то момент осмелилась я спросить своего нового взрослого друга.
«Как это зачем?! – удивился он. – Для меня это волшебная дорога в сказку, в каждой студии должна быть такая!»
И абсолютно профессионально и чертовски убедительно растолковал мне, что эта дорожка может превращаться в реку, море, горнолыжную трассу, шумный бульвар, где расхаживают дамы с зонтиками и господа с тросточками, по ней возят детские коляски и гоняют мяч, на ней лепят снеговиков, и вообще на этой вымощенной камешками дорожке можно прожить целую жизнь.
Ему было весело, и я чувствовала это и громко смеялась. Мне нравилось, что он держится со мной не как с ребёнком, а говорит по-взрослому, не меняя голоса, и принимает меня всерьёз.
«Эге, да я и не заметил, что праздник кончился! А почему это ты со мной болтаешь, разве не знаешь, что взрослым нельзя разговаривать со всякими незнакомыми детьми?!
Так он сказал мне на прощанье, как раз перед тем, как в студии снова зажглись красные лампочки, и вылетел через дверь так же, как появился, – вихрем. Мне осталось только смеяться в одиночку и сочинять новые истории о дорожке из камешков …
Только на следующий день я узнала от домашних, что его зовут Ламбо. О нём говорили за утренним кофе, папа рассказывал о записи, мама смеялась. А я чудесным образом получила объяснение того волшебства, которое витало вокруг него — Ламбо. Как «лампа»… Светильник… Фонарик! Конечно – как же тебе не быть волшебником, если твоё имя – Фонарик!
Кто такой Стефан Данаилов, я узнала гораздо позже. Малышами мы смешили друг друга историями про Митко Бомбу и майора Деянова. Став постарше, пересказывали эпизоды из сериала «На каждом километре», разыгрывали целые сцены, и больше всего споров было о том, кто кем будет: «я – Деянов!», «а я – Митко Бомба!» А мне и невдомёк было, что майор — это тот самый Ламбо, с которым мы «гуляли» по вымощенной камешками дорожке.
Мама как-то сказала мне, что Стефан Данаилов — это болгарский Ален Делон. А когда она показала мне их фотографии, я, во-первых, сразу решила, что Ален Делон — это французский Стефан Данаилов, а во-вторых… во-вторых, я узнала своего взрослого друга, с которым познакомилась как-то вечером в радиостудии, человека по имени Ламбо. И мне казалось, что я знаю о нём что-то такое, чего больше никто на этой земле не знает…
Потом пришли времена, когда я видела его на сцене и на экране. И по сей день мои первые ассоциации с именем Стефана Данаилова, если, конечно, не считать личных встреч с ним, связаны с одним из созданных им образов – Гарольдом из телефильма «Гарольд и Мод»… Не знаю, почему мне так запомнился именно этот образ. Может быть, потому, что именно тогда я поняла, что Стефан Данаилов – это не просто болгарский Ален Делон, а глубокий актёр, цельный, ценный. И потому что в его Гарольде я узнала того человека по имени Ламбо, с которым гуляла по белым речным камешкам в студии Национального радио.
В том же году, когда фильм «Гарольд и Мод» вышел на экран, в 1986, умер мой отец. На его похоронах я в последний раз встретилась со Стефаном Данаиловым.
… Мама решает, что мне не надо слушать эту депрессивную официальную речь в ритуальном зале и смотреть на то, что долгая болезнь и недавняя смерть оставили от моего отца. … Она приводит меня к свежевырытой могиле послушать, что говорят друзья отца, а когда видит, что меня душат рыдания, обращается к окружающим с какими-то словами. Через некоторое время она жестом показывает мне, чтобы я посмотрела направо. А там мне машет рукой… Стефан Данаилов. Это он, мой Ламбо, человек-фонарик!
Иду к нему как в бреду, а он бодро говорит, что отвезёт меня домой. …
Ламбо крутит руль, а я глубоко дышу и смотрю через окна его автомобиля на мир, в котором больше нет отца. …
Ламбо говорит мне, что с моим отцом они не были закадычными друзьями, но что отец – прекрасный человек. Он говорит о нём в настоящем времени и при этом ненавязчиво и так естественно, как свойственно только ему. Называет отца отличным, богемным, интеллектуальным актёром. Ламбо не ставит себе стратегической цели очистить горизонт моей юности от травмы потери отца. Просто говорит со мной о совершенно обычных вещах – о море, о съёмках, о встречах с отцом по работе.…
Говорит, что рад познакомиться со мной – того случая на радио он не помнит. Я не стала ему напоминать – то, что те или иные события вплелись в твою жизнь красной нитью, вовсе не означает, что они должны были так же вплестись и в жизнь другого человека. И это вообще не важно – иногда откровения, которые мы получаем от, казалось бы, случайных в нашей жизни людей, сильнее и содержательнее тех слов, которые нам говорят люди, постоянно в ней присутствующие. …
То ли потому, что это тот самый Ламбо с радио, то ли потому, что мне шестнадцать лет, то ли потому, что бывают моменты, когда идёшь по канату, натянутому между жизнью и смертью, но его обыкновенные слова звучат для меня как заветные...
Стефан Данаилов высаживает меня перед входом в наш многоэтажный дом, а прохожие узнают его и останавливаются, чтобы посмотреть на него. … И они, такие разные, – кто с бутылкой кефира и половинкой батона в авоське, кто с газетой под мышкой или с ребёнком за руку, – замирают с наивными улыбками на лицах и отрешаются от своих дел, чтобы отдаться этой сокровенной встрече. Как дети, которые незаметно выпадают из обыденности и переживают миг волшебства. Как малыши, на чьи любопытные вопросы только что нашлись ответы. Как души, которые кто-то ведёт по нелепой, вымощенной белыми речными камешками дорожке, а та может оказаться и морем, и горнолыжной трассой, и бульваром, и полем битвы...»
***
Эта статья вышла в 2017 году. В конце было так: «Девятого декабря Стефану Данаилову исполнится семьдесят пять лет. Но мой личный Ламбо никогда не постареет. …»
А если б она появилась сегодня, то в конце, наверное, было бы так: «Девятого декабря Стефану Данаилову исполнилось бы восемьдесят лет. Но мой личный Ламбо никогда не постареет. И никогда не умрёт».
Мария КАСИМОВА, журналист и дочь известного в 1960—80-е гг. болгарского актёра Хиндо Касимова
https://www.ploshtadslaveikov.com/moyat-lichen-lambo/
Мой личный Ламбо
«… однажды я увидела Стефана Данаилова на радио. Отец забрал меня из детского сада, и, поскольку присмотреть за мной было, как обычно, некому, взял с собой в студию на какую-то запись. Студия была небольшая, но для того времени очень современная… а до самой стены шла вделанная в пол прямая дорожка, вымощенная белыми речными камешками средних размеров. Конечно, эта дорожка больше всего меня занимала. Как так камни в комнате?! И куда она ведёт, эта дорожка в закрытом помещении? Помню, как сидела на стуле, болтала ногами, которым, чтобы достать до пола, нужно было расти ещё лет пять-шесть, и соображала, как бы поиграть на дорожке из камешков в короткие перерывы между записями.
И вот как раз тогда, когда наивные, но дерзкие детские планы, как урвать время для игры, начали путаться у меня в голове, в студию влетел высокий человек. Когда я говорю «влетел» – это в буквальном смысле. Своим детским воображением я как будто увидела его крылья и ощутила турбулентность полёта через дверной проём, за которым, как мне казалось, он сидел, высунув язык, и ждал, когда дверь студии откроется. Человек метнул своё пальто на соседний стул, сказал что-то, на что взрослые рассмеялись, а потом началась запись. Они всё повторяли и повторяли на разные лады непонятное, от аппарата им давали указания, а я зевала, болтала ногами и дожидалась того момента, когда смогу поиграть на дорожке из камешков.
Но в перерыве случилось нечто другое. Лампочки в студии загорелись зелёным, отец и ещё несколько человек вышли покурить, а высокий человек остался в студии. Он что-то читал, напевая себе под нос. Это нарушало мои планы — я ждала, когда и он выйдет, чтобы спокойно исследовать камешки. Я так пристально на него уставилась, что через минуту он повернулся ко мне, искоса взглянул мне в глаза и сказал:
— О, так ты настоящая! А я-то думал, что кукла, которую посадили на стул!
Сказать женщине, даже когда ей пять лет, что она кукла, — верный способ заставить её улыбнуться. Я не стала исключением. Моя ухмыляющаяся детская мордаха, в свою очередь, заставила улыбнуться и высокого человека. Он перестал читать и напевать, и мы с ним пустились в разговоры. О детских садах и театрах, о воспитателях и артистах, о друзьях и коллегах, о том, каково это, когда приходится есть манную кашу, которую ты не любишь, и что это почти то же самое, когда приходится играть то, что тебе не нравится.
«А ты не знаешь, зачем в этой комнате дорожка из камешков?» – в какой-то момент осмелилась я спросить своего нового взрослого друга.
«Как это зачем?! – удивился он. – Для меня это волшебная дорога в сказку, в каждой студии должна быть такая!»
И абсолютно профессионально и чертовски убедительно растолковал мне, что эта дорожка может превращаться в реку, море, горнолыжную трассу, шумный бульвар, где расхаживают дамы с зонтиками и господа с тросточками, по ней возят детские коляски и гоняют мяч, на ней лепят снеговиков, и вообще на этой вымощенной камешками дорожке можно прожить целую жизнь.
Ему было весело, и я чувствовала это и громко смеялась. Мне нравилось, что он держится со мной не как с ребёнком, а говорит по-взрослому, не меняя голоса, и принимает меня всерьёз.
«Эге, да я и не заметил, что праздник кончился! А почему это ты со мной болтаешь, разве не знаешь, что взрослым нельзя разговаривать со всякими незнакомыми детьми?!
Так он сказал мне на прощанье, как раз перед тем, как в студии снова зажглись красные лампочки, и вылетел через дверь так же, как появился, – вихрем. Мне осталось только смеяться в одиночку и сочинять новые истории о дорожке из камешков …
Только на следующий день я узнала от домашних, что его зовут Ламбо. О нём говорили за утренним кофе, папа рассказывал о записи, мама смеялась. А я чудесным образом получила объяснение того волшебства, которое витало вокруг него — Ламбо. Как «лампа»… Светильник… Фонарик! Конечно – как же тебе не быть волшебником, если твоё имя – Фонарик!
Кто такой Стефан Данаилов, я узнала гораздо позже. Малышами мы смешили друг друга историями про Митко Бомбу и майора Деянова. Став постарше, пересказывали эпизоды из сериала «На каждом километре», разыгрывали целые сцены, и больше всего споров было о том, кто кем будет: «я – Деянов!», «а я – Митко Бомба!» А мне и невдомёк было, что майор — это тот самый Ламбо, с которым мы «гуляли» по вымощенной камешками дорожке.
Мама как-то сказала мне, что Стефан Данаилов — это болгарский Ален Делон. А когда она показала мне их фотографии, я, во-первых, сразу решила, что Ален Делон — это французский Стефан Данаилов, а во-вторых… во-вторых, я узнала своего взрослого друга, с которым познакомилась как-то вечером в радиостудии, человека по имени Ламбо. И мне казалось, что я знаю о нём что-то такое, чего больше никто на этой земле не знает…
Потом пришли времена, когда я видела его на сцене и на экране. И по сей день мои первые ассоциации с именем Стефана Данаилова, если, конечно, не считать личных встреч с ним, связаны с одним из созданных им образов – Гарольдом из телефильма «Гарольд и Мод»… Не знаю, почему мне так запомнился именно этот образ. Может быть, потому, что именно тогда я поняла, что Стефан Данаилов – это не просто болгарский Ален Делон, а глубокий актёр, цельный, ценный. И потому что в его Гарольде я узнала того человека по имени Ламбо, с которым гуляла по белым речным камешкам в студии Национального радио.
В том же году, когда фильм «Гарольд и Мод» вышел на экран, в 1986, умер мой отец. На его похоронах я в последний раз встретилась со Стефаном Данаиловым.
… Мама решает, что мне не надо слушать эту депрессивную официальную речь в ритуальном зале и смотреть на то, что долгая болезнь и недавняя смерть оставили от моего отца. … Она приводит меня к свежевырытой могиле послушать, что говорят друзья отца, а когда видит, что меня душат рыдания, обращается к окружающим с какими-то словами. Через некоторое время она жестом показывает мне, чтобы я посмотрела направо. А там мне машет рукой… Стефан Данаилов. Это он, мой Ламбо, человек-фонарик!
Иду к нему как в бреду, а он бодро говорит, что отвезёт меня домой. …
Ламбо крутит руль, а я глубоко дышу и смотрю через окна его автомобиля на мир, в котором больше нет отца. …
Ламбо говорит мне, что с моим отцом они не были закадычными друзьями, но что отец – прекрасный человек. Он говорит о нём в настоящем времени и при этом ненавязчиво и так естественно, как свойственно только ему. Называет отца отличным, богемным, интеллектуальным актёром. Ламбо не ставит себе стратегической цели очистить горизонт моей юности от травмы потери отца. Просто говорит со мной о совершенно обычных вещах – о море, о съёмках, о встречах с отцом по работе.…
Говорит, что рад познакомиться со мной – того случая на радио он не помнит. Я не стала ему напоминать – то, что те или иные события вплелись в твою жизнь красной нитью, вовсе не означает, что они должны были так же вплестись и в жизнь другого человека. И это вообще не важно – иногда откровения, которые мы получаем от, казалось бы, случайных в нашей жизни людей, сильнее и содержательнее тех слов, которые нам говорят люди, постоянно в ней присутствующие. …
То ли потому, что это тот самый Ламбо с радио, то ли потому, что мне шестнадцать лет, то ли потому, что бывают моменты, когда идёшь по канату, натянутому между жизнью и смертью, но его обыкновенные слова звучат для меня как заветные...
Стефан Данаилов высаживает меня перед входом в наш многоэтажный дом, а прохожие узнают его и останавливаются, чтобы посмотреть на него. … И они, такие разные, – кто с бутылкой кефира и половинкой батона в авоське, кто с газетой под мышкой или с ребёнком за руку, – замирают с наивными улыбками на лицах и отрешаются от своих дел, чтобы отдаться этой сокровенной встрече. Как дети, которые незаметно выпадают из обыденности и переживают миг волшебства. Как малыши, на чьи любопытные вопросы только что нашлись ответы. Как души, которые кто-то ведёт по нелепой, вымощенной белыми речными камешками дорожке, а та может оказаться и морем, и горнолыжной трассой, и бульваром, и полем битвы...»
***
Эта статья вышла в 2017 году. В конце было так: «Девятого декабря Стефану Данаилову исполнится семьдесят пять лет. Но мой личный Ламбо никогда не постареет. …»
А если б она появилась сегодня, то в конце, наверное, было бы так: «Девятого декабря Стефану Данаилову исполнилось бы восемьдесят лет. Но мой личный Ламбо никогда не постареет. И никогда не умрёт».
Сообщение отредактировал Galeena: Среда, 20 июля 2022, 03:15:36
0 посетителей читают эту тему: 0 участников и 0 гостей