XIV «В разных частях света»
В Санта-Барбаре стояла ужасная жара. Воздух был душный и тяжелый. Все вокруг наполнилось ожиданием дождя и грозы. Мейсон чувствовал, что и в его жизни вот-вот разразится гроза, и засверкают молнии. Всю неделю с момента его приезда в Санта-Барбару он раздумывал над тем, как ему поступить, чтобы удары этих молний не разрушили жизнь его близких. Но самым главным для Мейсона все равно оставалось счастье Мэри. Он бредил ей. Он скучал по ней каждую минуту, каждую секунду с тех пор, как за ним захлопнулась дверь ее парижской квартиры. Он был одержим ею. Только Мэри стала для Мейсона не злым духом, вселившимся в него, а добрым. Власть этого доброго духа над ним была бесконечной. Он жил ради Мэри, он хотел стать лучше ради нее. Ему часто вспоминались слова, сказанные ею когда-то в конюшне: «Ты лучше. Ты лучше всех на свете». И, чтобы сделать ее счастливой, Мейсону хотелось действительно быть лучше всех на свете, быть лучше себя. Каждое утро он просыпался с мыслью о ней, с мыслью о том, что у него, наконец, появилась цель, к которой он должен стремиться. Жизнь Мейсона обрела смысл, потому что всю ее до краев вновь заполняла Мэри. Однако он постоянно мучился, переживая, как она сейчас относится к нему. Зная ее упрямый, своенравный характер, который, он уверен, не могли изменить ни амнезия, ни любой из катаклизмов, существующих на этом свете, от Мэри можно ожидать самых резких шагов. И шаги эти будут вероятнее всего направлены отнюдь не в его сторону. Что она выкинет на этот раз? Прибегнет к своему излюбленному способу – выйти замуж за другого мужчину? Сбежит в неизвестном направлении, как тогда, когда она скрылась в стенах монастыря после признания ему в любви, а он, Мейсон, был вынужден изображать из себя частного детектива, разыскивая ее? Или в арсенале Мэри появился какой-нибудь новый, оригинальный приемчик? … Немного успокаивает лишь одно, размышлял Мейсон, он передал ей записку, где объяснил обстоятельства, вынудившие его срочно покинуть Париж, а также поделился своими планами в отношении расследования дела «Мэри-Джоанна». Также Мейсон надеялся на приготовленный им для Мэри сюрприз, возможно, он хотя бы немного растопит ее сердце.
Несмотря на то, что сейчас Мейсону хотелось думать только о Мэри, ему приходилось отвлекаться на мысли о других вещах. Перед ним стояла дилемма. Рассказать Джулии о Мэри до его поездки в Канаду, или после того, как он найдет нужные ему доказательства и убедит свою любимую в том, что они всегда принадлежали и в будущем должны также принадлежать друг другу. Поставь Джулию в известность о последних событиях в его жизни сейчас, размышлял Мейсон, и она вполне может помешать моим планам. Но в его ушах постоянно звучали возмущенные слова Мэри: «Я ненавижу ложь». Скрыть от Джулии правду не означало для Мейсона, что он тем самым лжет ей. Однако Мэри имела по схожим ситуациям довольно определенную позицию. Мейсону же очень хотелось больше ее не разочаровывать своими поступками. Предоставим судьбе право решать, с какими трудностями мне придется бороться, заключил Мейсон. Важнее то, что, если я буду откровенен с Джулией, Мэри не упрекнет меня в очередной лжи.
До сегодняшнего дня Мейсон просто не мог рассказать своей жене о «воскрешении» возлюбленной. Саманта была в очень тяжелом состоянии, а Джулия хотя и пыталась держаться стойко, но под сильным напором стресса ее эмоциональные силы почти истощились, результатом чего были часто возникавшие истерики. Огорошить Джулию новостями о Мэри, означало бы при таких обстоятельствах окончательно добить ее. Вчера же вечером лечащий врач Саманты сообщил, что жизнь и здоровье их дочери находятся вне опасности, она очень быстро идет на поправку, и дня через три ее, скорее всего, выпишут из больницы. Услышав радостное известие, Джулия мгновенно расслабилась, а позднее Мейсон видел ее в Ориент Экспресс, где она ужинала с подругой. Они о чем-то оживленно беседовали, довольно часто взрываясь беззаботным, веселым смехом. Сейчас больше нет необходимости тянуть, решил Мейсон, надо идти и поговорить обо всем с Джулией, а потом как можно быстрее отправляться в Канаду. Ожидание встречи с Мэри становится все более не выносимым.
Мейсон зашагал по пляжу в направлении дома своей жены. Раскаленный от солнца песок обжигал его босые ноги. Внутри у Мейсона тоже все горело. Этот пожар начался в тот момент, когда он решился на разговор с Джулией. Чувствуя, что уверенность в правильности задуманного с каждой секундой покидает его, Мейсон прибавил ходу и практически добежал до знакомых дверей, ставших ему за последние годы родными. За этими дверями находился близкий для него человек, которому сейчас, он это знал, ему предстоит причинить боль. Мейсон некоторое время стоял на месте, не решаясь войти, как будто это промедление могло его спасти от неумолимо надвигающегося неприятного объяснения. Наконец, призвав на помощь профессиональную привычку сохранять самообладание даже в самых трудных ситуациях, Мейсон уверенно переступил порог дома и произнес:
- Привет Джулия! Мне нужно с тобой поговорить.
Джулия вскочила с дивана, и, бросившись ему на встречу, повисла у Мейсона на шее, целуя его в щеку. Женщина ласково заглянула в глаза мужу и нежно засюсюкала:
- Мейсон, дорогой! Я так соскучилась. Саманта чувствует себя отлично, и мы, наконец, можем немного расслабиться и заняться нашей личной жизнью. – Сказав это, Джулия приблизила свои губы к губам Мейсона.
Он мягко, но решительно отстранил ее и без каких-либо предисловий сообщил:
- Мэри жива. Я встретил ее в Париже. Я всегда любил и сейчас люблю ее. Мне очень жаль, Джулия, но это так. Сегодня или завтра я улетаю из Санта-Барбары. Эта поездка касается Мэри. Прости меня, но я вынужден просить тебя о разводе.
При слове «развод» Джулия вышла из оцепенения. Глаза ее были расширены от ужаса, она смотрела на Мейсона, как на сумасшедшего. Вцепившись пальцами в рукав его пиджака, она спешно заговорила:
- Мейсон! Я понимаю, ты многое пережил из-за несчастного случая с Самантой, провел несколько бессонных ночей у ее постели, поддерживал и успокаивал меня. Тебе просто надо немного отдохнуть…
- Джулия! – остановил ее Мейсон. – Со мной все в порядке. Я не сошел с ума. Для твоей уверенности, когда я вернусь из Канады, мы можем провести психо-неврологическую экспертизу. – Мейсон слегка улыбнулся. - Я сказал тебе абсолютную правду, хотя происшедшее и кажется невероятным. Я бы и сам никогда не поверил в это, если бы не ряд неоспоримых доказательств того, что Мэри жива.
Джулия разглядывала спокойное лицо Мейсона, излучавшее абсолютную уверенность в том, что он говорил, и постепенно стала осознавать реальность происходящего. Но словно, желая убедиться в справедливости своих ощущений, автоматически спросила:
- Мейсон, ты сказал правду?
- Да, Джулия. Прости меня – ответил он.
Джулия с минуту смотрела на мужа, и в ее взгляде сомнение и гнев несколько раз сменяли друг друга. Наконец, гнев победил, прорвавшись наружу резким криком:
- Ты всегда ее любил! Значит, я и Саманта были для тебя лишь временным пристанищем, где ты всего лишь зализывал раны, прячась от воспоминаний о ней? А мы для тебя пустое место! Стоило Мэри вновь появиться в твоей жизни, и ты мигом забыл, что ты муж и отец! Тебе плевать на весь мир, кроме тебя и нее! Ты просто подонок! – Глаза Джулии полыхали огнем ревности.
Ее бурная реакция не вывела Мейсона из себя, а побудила его приступить к активной обороне. Он потер пальцами уголок рта и с ледяным спокойствием произнес:
- Джулия, ты, как адвокат, должна знать, что обвинитель и судья не могут совмещаться в одном лице. Сейчас ты взяла на себя обе эти функции. Обвинила меня во всех смертных грехах и незамедлительно вынесла приговор. Я думаю, у меня все-таки есть шанс оправдаться. Я не совсем потерянный для общества человек, хотя оно частенько и записывало меня в изгои.
Джулия прервала Мейсона, не давая ему договорить, и вновь разразилась криком:
- Прекрасно, Мейсон, что ты не забыл хотя бы законы юридические. Потому что знание и соблюдение нравственных законов никогда не было твоей сильной стороной. Но напомню тебе изречение Горация: «Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов»!
- Один из законов все же, думаю, мне пригодится. – уверенно парировал Мейсон – Это тот, который дает мне право и позволяет развестись с тобой.
Глаза Джулии метали молнии. Мейсон чувствовал, что она вот-вот набросится на него с кулаками. Тем не менее, он продолжал:
- Позволь и мне напомнить тебе одно древнее изречение: «Когда бряцает оружие, законы безмолствуют». Ты уже начала бряцать оружием, Джулия. Но не становись на тропу войны. Мне бы не хотелось, чтобы отношения между нами перестали подчиняться каким-либо законам, будь то законы юридические или законы приличия. Так веди себя прилично, Джулия. Не превращайся в истеричную бабу.
Джулия отреагировала на тираду Мейсона звонкой пощечиной. Он потер ноющую щеку и приложил руку к распухшей на ощупь губе. Саркастически улыбнувшись, выходя из дома, он бросил через плечо:
- Я дам тебе совет на будущее, Джулия. Волна общественного возмущения в нашей родной Америке против насилия в семье надвигается все сильнее, скоро этой волной накроет многих. Ты замечательная женщина, и, наверняка, еще выйдешь замуж. Но не следует давать своему новому мужу затрещину всякий раз, когда он не будет вписываться в рамки твоего личного мировоззрения. Иначе, брачные цепи могут превратиться для тебя в цепи правосудия – Мейсон поставил точку в этом тяжелом для обоих разговоре, захлопнув за собой дверь.
В это время в другой части света, в Париже, Джоанна укладывала вещи в небольшую дорожную сумку. Джим крутился рядом, постоянно встряхивая своей огромной мохнатой головой. Пес словно проверял, все ли необходимое его хозяйка собрала в дорогу. Было десять часов вечера, сборы подходили к концу, когда в квартиру кто-то позвонил. Джим, обгоняя Джоанну, поспешно ринулся в прихожую.
- Тебе конечно больше всех интересно узнать, кто там пришел – засмеялась Джоанна и открыла дверь, попутно отодвинув любопытного пса в сторону.
Лестничная площадка была вся заставлена корзинами цветов. Воздух наполнился их ароматом, и Джоанна почувствовала себя, как в одной из оранжерей замков Луары, где она любила бывать летом. Сердце женщины запрыгало в груди, встревоженное смутным предчувствием. Она протянула руку к карточке, торчавшей из ближайшей корзины, и прочла на ней: «Я люблю тебя. Мейсон».
Джоанна не успела опомниться и до конца осознать, как она относится к увиденному, а Джим уже стал тянуть ее зубами за халат.
- Ну, куда ты еще меня зовешь? – ласково спросила Джоанна.
В ответ Джим проследовал по направлению к балкону, который был открыт, поскольку на улице стояла теплая летняя погода. Джоанна вышла наружу вслед за Джимом и поразилась красоте открывшегося перед ней зрелища. Во дворе она увидела макет Эйфелевой башни высотой примерно семь метров. Дивное сооружение светилось разноцветными огнями, а на его фронтальной части горела надпись «Я люблю тебя Джоанна». У подножия этого великолепия разместился оркестр, заигравший восхитительную, знакомую каждому французу мелодию песни Джо Дассена «Et si tu n`existais pas». Бархатный мужской баритон проникновенно запел знакомые Джоанне слова, которые мечтает услышать любая женщина: «Если бы тебя не было на свете, зачем бы тогда я жил?...» Джоанна была заворожена тем, что она увидела, а звуки музыки и прекрасного голоса певца уносили ее в другой мир, где она танцевала, тесно прижавшись к своему возлюбленному, ощущая на себе глубокий взгляд его янтарных, наполненных светом любви, глаз. Губы Джоанны нежно зашептали:
- Мейсон… Мейсон…
0
Последние сообщения
Clair (Среда, 19 декабря 2007, 12:54:06) писал:
Была не права 
Правда, Лаэрта я не застала, собачку Келли, если я не ошибаюсь, показали только в момент дарения, с лошадками действительно конфуз вышел 
. Дальнейшее поведение вашей Джулии, на мой взгляд, принадлежит какой-то другой женщине, но, с другой стороны она измотана переживаниями за Саманту и признание Мейсона возможно могло спровоцировать истерику подобную той, что вы описали. Ладно, Джулия не главный персонаж этой истории.
. Я согласна с Марией 1:
, а вы представили все примерно так. Начав с
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
Пятница, 19 декабря 2008, 17:00:03
Наверх