Моник, дорогая, ты просто мастер выпрашивать подарки.

Эту гомеопатическую дозу, по выражению bastet, я, пожалуй, успеваю вывесить до официального окончания сегодняшнего дня.
***
- Вы что-то сказали? – голос Магдален вывел ее из забытья. Медлин обнаружила, что вот уже несколько минут бессознательно следит за движениями девочки, стараясь отыскать сходство с собой. Однако, этот поиск был заранее обречен на неудачу, память заботливо избавилась ото всех лишних воспоминаний. Кто такая Магдален? Она – та, кем могла бы быть Медлин или просто другой человек? Где в этой личности заканчивается сформированное средой и начинается часть, унаследованная от прототипа? Где поворотный момент? Она знала… Насколько она могла вспомнить, раскаяние пришло не сразу, сначала было сожаление из-за необходимости совершать множество бессмысленных действий, выражать горе утраты и говорить то, что она совсем не думала. Она не чувствовала, что в лице сестры потеряла кого-то родного, так как не испытывала к ней любви, однако позже пришло понимание, что она на самом деле лишилась близкого человека, – своей матери. Медлин любила ее так, как любят того, кто противоположен по натуре и всегда остается непостижимой загадкой. Эта женщина была для нее не просто матерью, она приносила с собой радость жизни и дарила ее своим детям. В юном возрасте Медлин не могла заметить, что эмоциональность матери граничит с психической неуравновешенностью, которая дала о себе знать после смерти Сары. Это событие повлияло на нее больше, чем могло бы подействовать на обычного человека, и вся ее ненависть сконцентрировалась на маленькой виновнице ее горя. Она перестала дарить радость и стала расточать душевную отраву. Этот яд проник в сердце ее живой дочери, поначалу причиняя почти непереносимые страдания, но затем боль перешла в новое качество, заставив искать возможные пути искупления собственной вины и снимая барьеры в психике, которые закладывались от рождения. Как ни странно, представление Медлин о мире по-прежнему оставалось полярным – было добро и зло, хорошо и плохо. Злой быть плохо. Даже если чувствуешь, что можешь достичь своей цели через грех, не позволяй себе этого, потому что так ты погубишь свою душу. Но яд, ежедневно вносимый матерью в ее душу, наконец, принес свои плоды. Я стала злой, поэтому моя душа погублена, и теперь я могу делать все, что захочу. Но она не чувствовала желания совершать зло и готова была выбрать достойную цель, однако разборчивость в средствах – теперь это было не ее. Она искала пути исполнения своих желаний с настойчивостью, которая привлекла тех, чья работа как нельзя лучше отвечала новым принципам, продекларированным Медлин самой себе. Она согласилась на сотрудничество без колебаний и стала тем, кем ее хотели видеть. Чудовищем. По собственным понятиям о зле - чудовищем, по мироощущению – осталась таким же человеком, как прежде. Может быть, чтобы почувствовать себя настоящим зверем, нужно и других воспринимать как зверей? Долг полностью заменил ей жалость, и она знала, это адекватная замена. Но порой было все еще странно убивать и не чувствовать ничего, ни малейшего колебания в душе, и изо всех своих деяний только за одно испытывать боль – за самое первое... Эта единственная настоящая вина была вечной. Она была своеобразной рекой, по водам которой плыла Медлин, и любое колыхание, вносимое в успокоенное течение, вызывало у нее ощущение надвигающейся катастрофы. Толкни лодку чуть сильнее, и она немедленно перевернется, потопив под собой хозяйку... Впрочем, виновник крушения тоже вряд ли уцелеет.
Глядя в большие невинные глаза Магдален, она вспоминала себя, и не могла поверить, что выглядела именно так. Нет, конечно, она выглядела по-другому, будучи сломленной морально и живя под грузом вины. Вот почему Медлин не могла поверить в возможную специализацию своей подопечной, эта девочка действительно другая – ее психика не преодолела преград, с которыми была создана. Она, хотя и является довольно замкнутой, все же остается обычным здоровым ребенком, возможно, делящим в душе мир на черное и белое и причисляющим себя, несомненно, к светлой его части.. Как превратить ее в монстра? Эта мысль вызвала у Медлин почти физиологическое омерзение. Конечно, питать к Магдален слабость было бы непростительной ошибкой и она знала, что не позволит себе этого, однако эксперимент останется чистым, каким он и был с самого начала – никаких влияний, изменяющий психику. То, что это ограничит возможности для специализации, формально не ее дело… по крайней мере, она старалась себя в этом убедить. Она не утратит той части, которая позволяет ей оставаться самой собой, не узнает, как терять жизнь по кусочкам и оставлять ее позади, не оглянувшись и не задав себе вопроса, а стоит ли оно того? Или задав, но получив однозначный ответ от себя самой. «Конечно, стоит. Моя цель – стоит». А иногда, почти украдкой, можно даже позволить себе оглянуться… Вчера, когда она шла по узкой аллее, ей навстречу выскочила большая собака. Она испугалась, вздрогнула и вдруг поняла, что ей понравилось это ощущение, когда сердце на мгновение остановилось. Именно так когда-то она могла любить и ненавидеть. Медлин говорила себе, что не страдает от утраты способности к переживаниям подобной силы, т.к. это избавляло ее от множества возможных забот, однако иногда все же проскальзывало что-то вроде удивления от того, куда же могла исчезнуть ее неотъемлемая прежде часть. Казалось, она уже пережила свое самое сильное чувство, забравшее у нее всю энергию, которой другим хватает на всю жизнь, и теперь она потихоньку умирала. Смерть началась откуда-то снизу, возможно, с пальцев ног, и постепенно поднималась к сердцу, захватив большую его часть. Оно было еще живо, и моменты вроде случая с собакой, которые неоспоримо доказывали это, доставляли ей удовольствие. Она пыталась искать свою жизнь там, где многие ее находят, - в чужих постелях, с мужчинами, способными увлечь и сделать проведенное вместе время незабываемым, однако вскоре поняла, что физическое наслаждение не имеет ничего общего с эмоциями, она была не из тех, у кого эти вещи идут рука об руку. Медлин улыбнулась сама себе – Пола она могла назвать своей слабостью, потому что он часто, намеренно или нет, вызывал у нее состояние, близкое по ощущениям к замиранию сердца. Внезапность, с которой некоторые идеи приходили ему в голову, и не только в голову, порой приводила ее в бешенство, которое, разумеется, она уже давно научилась скрывать за показным равнодушием, однако по большом счету она была даже благодарна ему за эти мгновения. Ни один из тех, с кем она вступала в связь, не потревожил ее сердца ничем – ни страстью, ни обидой. Пол был другой. Они давали ей то, чего хотела она, он брал от нее то, чего хотел сам, предоставляя ей самой заботиться о своих желаниях, с чем она прекрасно справлялась.
Продолжение неизбежно будет.
Сообщение отредактировал Ivorine: Понедельник, 09 марта 2009, 00:07:34