/…Тетя Фиби и Уайет всегда приветствовали редкие вылазки Криса на молодёжные вечеринки, поскольку это отрывало Криса от его вечных пыльных книжек, и совсем не пыльных, но и не способствующих укреплению здоровья электронных архивов, а способствовало, как говорит психолог комиссии опеки и попечительства мисс Бартон, социализации Криса, что было «полезно, учитывая характер мальчика и перенесенный им шок».
Вот и сегодня Крису только что платочком на прощание не помахали и не благословили, но уж принарядили на свой вкус и по последней моде, да снабдили карманными деньгами во внеочередном порядке. Несмотря на все эти обстоятельства, чувствовал себя Крис на вечеринке предурацким образом. Начиная от того, что ему не нравилась музыка, и заканчивая — было скучно, а как себя развеселить в шуме и прерывающимся, дробном свете цветомузыки, Крис не знал. Было бы поспокойней, достал бы из рюкзака «Тайный знак», и то было бы, чем заняться.
На вечеринку его притащили Тэдди Баскин, приятель, одногодок Криса, из параллельного класса, пообещав какое-то новое развлечение, какого Крис ещё не пробовал. Но пока ничего нового Крис не наблюдал, да ещё Тэдди велел ждать в общем зале молодёжного развлекательного клуба, а сам скрылся за дверью подсобного помещения. Давно уже. И всё не появлялся. А музыка в зале постепенно сделалась ритмичной, сильно акцентированной, бьющей по ушам и совсем не мелодичной. По светлым стенам поплыли лазерные геометрические фигуры кислотно-ярких оттенков - зигзаги, треугольники, квадраты, греческие лабиринты. Движения танцующих тоже стали соответствующими - резкими, механическими, дерганными. Это что, новая мода?
- Я забыл предупредить, это вечеринка в стиле Гоа-транс, - в таком шуме шагов Тэдди расслышать не удалось, да и слова Крис разобрал с величайшим трудом. И какое удовольствие от этакой какофонии? - Нравится?
- Не очень. А что такое «Гоа-транс»? - Крис понадеялся, что расслышал верно. На прошлой вечеринке, куда опять же Тэд таскал, было хоть не так многолюдно.
- Сейчас увидишь. Это ретро, так в семидесятые годы развлекались. Может, даже твоя тетка. – Крис заметил, что и Тэд временами морщится, пытаясь перекричать рев динамиков. - И тебе понравится, просто нужно слегка растормозиться. Я тут раздобыл самое главное, глянь.
На протянутой ладони Тэда лежали две полоски бумаги, похожей на лакмусовую — тоже узкие и длинные, только кислотно-зелёного цвета.
- Что это, Тэд? – ни в каких бумажках, чтобы начать получать удовольствие от вечеринки, Крис, определенно, не нуждался.
- Ну, это «марки». Знаешь такие? Дорогие, заразы, аж по десять долларов за штуку. Тебе и себе взял, потом деньги вернёшь.
- Нет, не знаю. Все таки, Тэд, что это такое? Что за «марки»? - обстановка почему-то нравилась Крису все меньше и меньше, а вот в рюкзаке книжка валяется…
- Честно говоря, сам ещё не пробовал, но ребята говорят — здорово подымает настроение и помогает расслабиться, - с небрежностью бывалого «прожигателя жизни» пожал плечами Тэдди. Но на самом деле никакой уверенности он не испытывал, Крис это прекрасно чувствовал даже в сутолоке сотен тел.
- Наркотик, что ли? – пробовать наркотики как-то не входило в ближайшие Крисовы планы.
- Нет, не совсем. Исключительно растительный препарат, безвредный. Я ж говорю – еще наши предки оттягивались. Даже твоя тетя, вот об заклад готов биться! Наверняка же пробовала. Ну, бери! Чего стоишь? С таким трудом раздобыл, знаешь какая очередь?
- Не буду. Нам же в школе говорили....
- Трусишь? Нужно было кого-то посмелее из ребят брать.... Это безвредно, даже похмелья, как после коктейля, не бывает. Зато здорово расширяет сознание и позволяет разговаривать с теми, кого нет, прикинь. Индейцы со своими богами разговаривали, значит, и нам можно!
- Я не трушу. Но это же наркотик наверняка! Иди, отдай обратно. В школе как раз насчет такого предупреждали, помнишь?
- Точно - трусишь. Говорят же тебе, натуральная штука ,плесень какая-то, из нее кислота… Эта, лизергиновая. Говорят, даже психологи используют! Так будешь, или мне на завтра останется? Трусишь или в кои-то веки как все нормальные ребята поступишь?
- Ты сказал, что можно общаться с теми, кого нет? – если это не наркотик… А, даже если наркотик. Если можно… с мамой?
- Точно. И расслабляет. Само то для нормального оттяга.
- И это не наркотик?
- Неа. – Тэдди задумчиво оглядывал танцпол.
- Давай, – решился Крис. Нет, конечно наркотик, в этом можно даже не сомневаться. Но он же безвредный. Если из натурального сырья? Значит, не подсядешь, и тошнить не будет? - А что с этим делать?
- Жевать, что же ещё. Только пойдём выйдем. В зале нельзя, тут поймать могут. Потом вернёмся, когда самый расслабон начнется.
Тэд сунул ему одну полосочку и повел за собой, через ту же подсобку, в тёмный, грязный проулок за зданием клуба. Там было сыро и воняло тухлятиной, но зато валялись деревянные ящики, на одном из которых Тэдди и пристроился, жестом предложив Крису присесть на соседний. После чего спокойно запихнул полосочку в рот и разжевал. Крис повертел бумажку в полоске света из щели двери, понюхал, взвесил все «за» и «против», решил, что «за» всё-таки перевешивают, и последовал примеру приятеля. В конце концов, с одного раза точно ничего не будет.
Сначала действительно ничего не происходило, совсем даже - Крис недоуменно переглянулся с Тэдом. Хотел было уже заметить, что, похоже, приятель зря потратил деньги, что его накололи аж на двадцать долларов. Подсунули каких-то обрезков бумажных. На вкус, правда, кисленько, как витаминки такие мелкие, но в целом – ничего особенного. И уж точно, не как обещал Тэд – оттяг и расслабон.
Но претензии приятелю Крис не высказал, поскольку понял вдруг, что он - большая морская звезда на дне океана, и над ним — кубометры, сотни тысяч тонн воды, и снуют любопытные рыбёшки, и вяло колышутся разноцветные водоросли. А он лежит на спине, раскинув конечности, и разглядывает голубую колышущуюся гущу над головой. И холод аж до костей пробирает, потому что на такую глубину солнечное тепло не проникает, но при этом спокойно, хорошо… Лежишь себе, и ничего делать не нужно, и никто ничего не требует. Вечность бы так лежал себе.
Над головой проплыл огромный ярко-желтый треугольник. Рядом кто-то залился счастливым смехом, а вода давила и обтекала, и колыхала маленькое пятиконечное крисово тельце, а под лопатками перекатывавшиеся мелкий, желтенький океанский песок. Затем мимо поплыл косяк оранжевых жирных овалов, и некоторое время ничего интересней не было, чем считать снующие туда-сюда фигурки. Однако на второй тысяче занятие Крису всё же прискучило, и овалы тут же пропали, сменившись ромбами и легкими, смеющимися и сияющими мыльными пузырями. Они плыли медленно и величаво, иногда касались то лапки, то лица Криса и пахли лавандой и мускусом. И тогда что-то снова поменялось, и прямо из Криса с шелестом и покалыванием, точно из сердца, начала прорастать огромная водяная лилия. Восковая зелень хрупкого высокого стебля и тонкие, анемичные лепестки, а сам Крис – крошечный и все уменьшающийся по мере того, как цветок крупнел, тяжелел, уходил ввысь.
Пока Крис не лопнул, как давешний мыльный пузырь, и не растворился в воде, став самим океаном, чтобы, чуть поколыхавшись, превратиться в легкокрылую чайку с белыми боками и атласной черной шапочкой на головке – в стае таких же болтливых, легких морских птиц. Он взмахнул крыльями, и стало легко-легко, почти невесомо, а внизу расстилались бесконечные морские просторы, голубая шероховатая поверхность в барашках волн, а соленый ветер свистел в ушах и перебирал нежные перышки. А солнце светило как сумасшедшее.
И было отчего-то так хорошо, что Крис громко рассмеялся – чайки захохотали в ответ – и полетел высоко-высоко…. только этого было мало, нужно было поделиться этой буйной радостью еще с кем-то, кроме чаек, исключительно чтобы не умереть от избытка счастья. Хотя Крис достоверно не помнил, кто такой Уайет, но знал, что ближе никого нет, поэтому мысленно позвал этого Уайета – далекий серебристый огонек – и залил потоками восторга. Так, что огонек заметался, но не погас, а вырос в длинный оранжевый лепесток, качнулся тревожно, что-то шепнул неразборчиво. Но Криса он больше не интересовал, Крис спешил излить свое упоение еще на кого-нибудь, хоть на тех же чаек вокруг…
И небо голубело. И гладь моря была чиста… И вдалеке торчал, как клык, серый островок. Скала даже скорее. И почему-то от ее вида защемило в груди остро и стыло, и пьяное счастье начало таять. Тяжело стало на душе, дождем запахло. И разрывалась тоской одинокая скрипка предчувствия. Крис покружился над островком, постепенно снижаясь, чувствуя, как тяжелеют крылья, как набухает влагой перо. Внизу выступили серые острые камни, чахлые кустики, узлы прошлогодней квелой травы. И печальная женщина в глубоком трауре, спиной к Крису.
А скрипка надрывалась. Но даже со спины… даже в темноте, даже издали… Крис не спутал бы маму ни с кем на свете!
- Мама? Мамочка? – вместо оклика вышел чаячий хохот, но мама все равно обернулась. Точно – мама. Только… другая, не как раньше.
Скрипка придушенно пискнула и исчезла, потому что лицо у мамы было синее, как у утопленницы, а глаза мертвые, рыбьи.
- Мам? Мамуль? Ты мертвая? Ну почему? За что?
Крис расплакался – так же безудержно, как перед этим смеялся - захлебываясь и задыхаясь. И тогда реальность начала рушиться солеными осколками, истаяло море, рассыпался островок. Последней, извиваясь в огне и рассыпаясь черным пеплом, как бумажка на свече, исчезла женщина в трауре кружев. А зеленый еж тряс за плечи и требовательно вопил в ухо:
- Крис, что с тобой? Ты чего-то нанюхался? «Кокс»? Или курнул? Отвечай!
Еж был настойчив и колюч, поэтому пришлось выковыривать из памяти:
- Ма… Марка…. Лизер…
- Твою ж в***! Ясно, ЛСД! Ты где вообще эту дрянь отыскал?
И еж отпустил. Снова поплыли треугольники и полезли из земли зеленые фосфоресцирующие грибы. И вдруг сразу Крис оказался под ледяным душем, удерживаемый в вертикальном положении чьими-то сильными руками, и задрожал от холода. И над ним был Уайет, тряс за плечи и с остервенением шипел:
- Вот же дурь! Ну же, приходи в себя! Это не должно длиться долго! Не должен же ты был большой дозой «загнаться»?! «Первачкам» больших доз не продают! Вот же придурок, Мать-Тьма! Придурок, тащит в рот всякую дрянь!
Уайет был ужасно смешным, когда вот так вот хмурил светлые брови и поджимал губы. Он стал походить на важного, надутого таракана, только усов не хватает. Крис хихикнул раз, другой, а потом, когда Уай снова обозвал придурком. Не выдержал и расхохотался в голос. Уай рассвирепел пуще прежнего, затряс за плечи и заорал:
- Прекращай! Приходи в себя! И чтоб никогда больше не смел даже! – и снова заливал ледяной водой, и было до того невыносимо смешно, что Крис никак не мог успокоиться – зубы выбивали дробь, а с губ сами собой срывались смешки.
В конце концов Уайет осознал всю тщетность своих потуг успокоить младшего брата. Тогда из крана потекла теплая вода, от которой Криса разморило, а в воздухе поплыли золотые рыбки и голубые искорки. Уайет прекратил издеваться, стащил с Криса мокрую одежду, хорошенько растер махровым полотенцем, завернул в простыню и без затей отнес на кровать. Уже оттуда Крис и долавливал последних летучих кроликов, а после провалился в сон, напоминающий темную яму или черную дыру.
Когда проснулся, дико хотелось пить, но оцепенелое тело оделось такой слабостью, что до кухни за водой «прыгать» казалось слишком опрометчивым, а дойти ножками – просто невозможным. Обнаружилось, что все еще ночь, но уже начинает светлеть, в окно пробивается предутреннее мертвенное серебро ранней зари. Почти вплотную к кровати придвинуто кресло, в котором кто-то спит, негромко посапывая. Крис неловко перевернулся набок, ощущая неприятный, пугающий контраст между недавним легким парением и нынешней каменной неповоротливостью. Кровать противно скрипнула, спящий встрепенулся, напряженно приподнялся, стало понятно, что это Уайет.
- Очухался? Пришел в себя? – голосом со сна хриплым и тревожным вопросил он. – Не будешь больше беситься?
- Пришел… Беситься? А я бесился?
- Ну, не то чтобы бесился… Но с кровати постоянно подскакивал. Потом успокоился, и я заснул ненароком. Ну и ночку ты нам с Фиби устроил. Веселенькую. Как ты себя чувствуешь? Не знобит? Не тошнит?
Крис прислушался к себе – недавнее прошлое куталось в тумане забвения, но чувствовал себя мальчик вполне сносно.
- Нет, нормально. Только пить хочется.
- Ладно. Обошлось, надеюсь. Пей…
Оказалось, на столе дожидается заранее приготовленный стакан с водой. Благословенная предусмотрительность старшего брата! Вода показалась на языке чуть не божественным нектаром. Уайет забрал опустевший стакан обратно, пощупал лоб Криса, посчитал пульс, заставил обернуться к окну, поразглядывал братские зрачки, а после посерьезнел, ощетинился колючками раздражения, сердитым недоумением.
- Так и? Как будешь объяснять свое поведение? Зачем ты это сделал? Тетя Фиби места себе не находит, говорит, это она виновата.
- Уайет, я не хотел…
- Ну нет, так не годится! От тебя я всех этих «не хотел» и «так получилось, оно само» не потерплю! Так может оправдываться весь этот планктон, твои друзья, но не ты с твоим IQ под сто шестьдесят! Когда ты тянул в рот чертову «марку», ты должен был понимать, что пробуешь наркотик! Что так и наркоманом можно стать! Что это опасно и вредно! На что ты рассчитывал?! Зачем тебе вообще такое приключение понадобилось?!
- Уайет, мне сказали…
- И слышать не хочу, кто и что тебе сказал! У тебя своя голова на плечах, ведь так?! И свои мозги! Мне что, теперь везде с тобой таскаться?!
- Уай, послушай… Ну, мне сказали, что это растительное, что это безвредное…
- И ты уши развесил! Ширнулся, ага?! Придурок… Видел бы ты себя в том проулке… Точь-в-точь шизик. Я чуть с ума не сошел! Всё, сидишь дома! Неделю! А узнаю, что ты снова пробовал, запру в комнате!
Крис определенно не понимал, почему Уайет так нервничает. И почему он сердится, но при этом боится? Все же обошлось? Крис совершенно точно не испытывал никакого желания повторят эксперимент… Только вот припомнилось – Уайет, злой как черт, с трясущимися руками, а взгляд пустой, тяжелый, расфокуссированный. И осенило:
- А ведь ты тоже пробовал… Тогда, год назад примерно! И ты не «марки» пробовал, что-то другое, тяжелое! Да? Если ты пробовал, то почему мне нельзя?
И зря сказал, наверно. Уайет стал совсем как в свои «волчьи дни»:
- Запру… Как есть – запру. Только попробуй еще раз такое сказать… Тебе – нельзя. И ты – не будешь! Я прослежу, чтоб ты больше никогда… даже близко мимо такой дряни не проходил!
- Ничего ты мне не сделаешь! Захочу – снова попробую! – зачем Крис это ляпнул, он и сам не знал. Наверно, из упрямства. И потом, Уайету, значит, можно… Уайету вообще постоянно все можно, чего нельзя Крису. И плести в свое удовольствие заклинания, и «прыгать», куда хочет, и вообще, в последнее время в его дела чтобы никто и носа сунуть не смел! Избранный, понимаешь ли! Нашелся тут. И уже сказанного казалось мало, чтобы выразить все накипевшее, и так и рвалось с губ. – И вообще, кто ты такой, чтобы мне указывать?! Я что, твоя собственность?! Что хочу, то и делаю! Раз уж даже отец не вмешивается! Да даже тетя Фиби! И вам всем все равно плевать! Плевать, слышишь?! И мне плевать!
Уайет тяжело молчал, и его молчанием постепенно придавило ту «накипь», стало стыдно, но не настолько, чтобы сразу начать извиниться. Уайет помолчал, видимо, собираясь с мыслями, а потом тихо, холодно, веско заметил:
- Не плевать. Мне и Фиби – не плевать. А отец и раньше был таким. И ты – не моя собственность, это верно. Ты – мой младший брат. Младший… и ты должен быть со мной. Себе я могу позволить ошибиться, я имею право. Ты – не имеешь. Ты еще слишком слаб и беспомощен, ты не можешь о себе позаботиться. Поэтому я забочусь о себе и о тебе, в этом вся разница. Но ты должен быть со мной всегда. Ты единственный, кто у меня остался, как я единственный, кто о тебе позаботится.
Крис еще кипел, еще сопротивлялся прозрачно высказанной своей функции – быть младшим и быть всегда рядом:
- Я ничего тебе не должен!
- Молчи. Ты сидишь дома. Сидишь, пока вот это не прекратится. Я не позволю тебе наделать глупостей.
- Я… Я… - тут Крис хотел повторить свою коронную штучку – «прыгнуть» не поднимаясь с постели. И понял, что заперт, что стоит барьер. А вот барьер – это коронная штучка Уайета. – Пусти! Выпусти меня!
- Посидишь в комнате, остынешь. Тебе чего-нибудь принести? Есть хочешь?
- Пусти меня!
- Значит, не хочешь. И не кричи, Фиби разбудишь, а она только недавно спать пошла. Тоже с тобой сидела. Или поставить еще и звукоизоляцию?
- Пусти!
- Ладно, пошел тогда…
И вот так взял – и ушел… Не обращая внимания на несущиеся в спину проклятья ровным счетом никакого внимания. Крис посидел-посидел – и разревелся с тоски. Нет, ну правда, отчего так несправедливо? Это же нечестно! Уайету, значит, можно было, и никто его в комнате не запирал… Но огорчало на самом деле даже не это. Огорчало, что не сбылось обещанное. Крис осознавала – с самого начала, с момента, когда Тэд принес эти «марки» - что все это наркота и вообще плохо. Но он пошел на риск с одной единственной целью – хотел посмотреть на маму. Очень хотел. Что бы там не говорили, но, после смерти... это уже не жизнь. Да, там что-то есть... Но настолько чуждое человеческому разумению, что души вообще забывают, кем они были на земле. А если и вспоминают... Всё равно с мамой уже больше никогда не удастся свидеться. От мамы, той, которую Крис так любил, которая иногда устраивала пикники и никогда не ругала ни за какие шалости, осталась только горстка пепла в урне склепа. И значит, когда мама умерла – это случилось навсегда. Никакой надежды. Когда месяца через два после ее смерти на улице к Крису, задумчиво шлепающему по лужам и не замечающему промокших насквозь кроссовок прицепился адвентист (эти стервятники всегда слетаются на запах мертвечины) и завел волынку о том, что следует верить в лучшую жизнь, и что Господь любит всех одинаково, Крис поднял глаза на взрослого, серьезного, одетого траурным грачом человека с лицом фанатика, и только рассмеялся. Тихо и совсем не страшно. Но человек отчего-то испугался, отшатнулся, как от прокаженного, и точно так же, шлепая по лужам и не разбирая дороги, побрел в другую сторону. Так что когда Тэдди заикнулся про «говорить с теми, кого нет» - внутренне Крис согласился в тот же миг. Маме теперь уже все равно, а он бы хоть еще разок на нее посмотрел. И мама пришла, но такая… Стало страшней, чем было.
Вот Крис и ревел, как девчонка, уткнувшись в подушку и комкая липкими от горя пальцами простыню. Пока не пришла тетя Фиби. Проклятый барьер, на которые брат большой умелец… Свободно пропускает к Крису посетителей, и даже выпускает обратно, а вот самого Криса – никак. А еще Уайет забудет его снять, и будет Крис сидеть неделю – и пропустит занятия.
- Доброе утро, Крис.
Тетя зашла тихо и ругаться не стала. А села на край кровати, помолчала и принялась наглаживать племянника по трясущимся плечам.
- И чего плачем? С Уайетом поссорился? Ну ничего, ничего… Уайет рассердился, да. Но он отходчивый, покипит и успокоится…
- Он… он меня запер… - сквозь всхлипы в подушку и истеричную нехватку воздуха прошептал Крис.
- И ты поэтому так надрываешься? Успокойся. Уайет перетрусил, вот и перегнул палку. Просто он вчера как почувствовал, что с тобой чего-то не того… ты бы его видел. Я уж думала за успокоительным бежать. Побелел как простыня. Ну а потом, когда нашел тебя… Ты нас так больше не пугай. Хорошо?
-Хо…рошо… Н..не…буду…- когда плачешь, внутри как-будто что-то рвется.
- Точно не будешь? Обещаешь? Крис, ты только никогда не прикасайся к наркотикам, хорошо? А то…Скажи. Я плохо о тебе забочусь?
Крис бессильно помотал головой – ну с чего тетя могла такое подумать?
- Просто когда дети пробуют наркотики, это всегда вина их родителей или опекунов. А ты же мальчик умный…Слушай, ну зачем?! Пайпер бы сразу знала, что в таких случаях делать, а я вот не знаю… - В голосе тети чувствовалось неподдельное отчаянье. Крису стало стыдно. Про тетю он думал меньше всего.
- Я…по маме соскучился…- жалко признался Крис, чувствуя себя донельзя глупо и тоскливо. – Думал, что её… увижу.
Фиби долго молчала. И убрала руки. Встала, походила по комнате. Потом другим – старым, тяжелым, скрипучим голосом сообщила:
- Крис, это не поможет. Мамы нет. И больше никогда не будет. А мы должны жить дальше. Жизнь дается один раз, и грех тратить ее так глупо. Наркотики никому еще не помогли и никому не помогут.
Слезы высохли сами собой. Тетя Фиби опять была старая-старая, как тогда, на похоронах. И захлопнулась дверь, отделившая детство Криса от... не взрослости… Чего-то другого, что заменяет детство детям, у которых забрали беззаботную веру в будущее…/
Сообщение отредактировал Агни: Понедельник, 19 сентября 2011, 12:43:28