ВОСПОМИНАНИЯ О ПРОШЛОМ.
Однажды был самый замечательный день. День, когда наконец-то все прояснилось. Когда они наконец узнали, что есть я. А я узнал, что они знают про меня.
Это как будто очень сильно хочешь поделиться своей тайной, но раньше это было нельзя и нужно подождать. Как мороженое – когда болеешь, очень хочется, но вы ведь не едите мороженое, когда болит горло? Вот и я ждал удобного момента. И он наступил.
Было самое незабываемое утро и самый незабываемый день. Как будто мне подарили самый лучший на свете подарок, от которого вокруг все становится таким теплым и светлым. И хочется смеяться от счастья. Сначала узнала она…! Конечно же, сначала узнала мама. Как замечательно звучит это слово: ма-ма. Я пока не могу его сказать вслух, я даже еще не знаю какой у меня голос, но про себя я не устаю повторять это слово. Ма-ма. А потом узнал он. И его зовут - папа. Он, конечно, даже и подумать не может, но я то знаю - как сильно он обрадовался. И в этот момент все мурашки, какие только могут быть, пробежали у меня внутри: вперед-назад, вперед-назад. Я даже не думал, что взрослый человек может быть таким… Таким трогательный и чуть-чуть растерянным. Если бы это было возможно, то я бы хотел еще раз испытать эти свои чувства. Думаю, что это когда-то обязательно случиться…
Теперь я знал, что наконец я дома, что у меня есть мама и папа и что они любят меня. «Это удивительно, мы любим вслепую», - так сказал однажды папа. И я тоже не перестаю удивляться, почему из стольких людей я выбрал именно их, почему именно они станут моими родителями. Уже стали.
Конечно, я узнал про это совсем недавно и еще не всегда называю их так, поэтому вы не удивляйтесь, если я буду звать иногда их по имени. Да и вам, пожалуй, так будет привычнее, не правда ли?
- Доброе утро, Мери! Привет малыш, хорошо спалось тебе?
Мне кажется, что эти слова я слышу каждое утро всю свою жизнь, и… даже когда меня еще не было. Тепло разливается вокруг меня - это мои родители так со мной здороваются. И я им улыбаюсь. Они такие хорошие, самые лучшие.
- Дорогая, я хотел бы еще и дочку, - просит папа. Но мама почему-то не соглашается и лишь улыбается ему в ответ. Говорит, что сейчас это невозможно. Странно, думаю я, мне было бы интересно играть с сестренкой, а когда она подрастет – можно было бы дергать за косички. Это же так здорово – дергать девчонок за косички! Самое главное – быстро отвернуться – как будто это не ты. Я бы любил сестренку и защищал бы ее от хулиганов, потому как девочек обязательно надо защищать. То есть я хочу сказать, что я совсем не против сестренки прямо сейчас. Может мне попросить самому - вдруг папа и мама про это не знают?
К моему большому огорчению, сейчас у них не самое лучшее время. Мне очень плохо и неприятно думать о том, что Мери очень сильно переживает и порой не находит себе места, что Мейсон злится и хочет «стереть в порошок» того, кто обидел маму… Как бы я хотел, чтобы все поскорее наладилось!
Иногда они просто сидят и смотрят друг на друга, а иногда разговаривают про каких-то нехороших людей, которых я не знаю. Папа становится таким хмурым и мама сердится. Я это очень чувствую. Интересно, кто это такой - Марк? Папа даже имя его не хочет слышать, а мама плачет и просит папу успокоиться. Еще они иногда так тихонечко говорят, что вдруг мой папа – это не мой папа? Разве такое возможно? Спросили бы у меня. Мне ведь лучше знать – чей я сын. Ничего не понимаю – почему взрослые не видят очевидные вещи?
Однажды был и самый страшный день. Внезапно я почувствовал угрозу. Вы знаете как пахнет угроза и какого она цвета? Сначала все вокруг кажется спокойным, потом пронзительно тихим, но постепенно нарастает тревога. Это как перед сильным ураганом: темнеет, поднимается серая пыль. А неизвестность и безысходность наступают все ближе и ближе. Становится страшно и неуютно. Страшно не только за себя, а страшно, что все вдруг может закончиться, что ясный и солнечный день уже больше никогда не настанет, что вы больше никогда не узнаете - как начинается новое утро и больше никогда-никогда не сможете почувствовать как хорошо тем, кто рядом, и услышать тех, кто тебе очень дорог. Никогда. От этого слова хочется бежать так быстро, насколько это возможно. А мне бежать было совсем некуда. Мне хотелось, чтобы мама меня обняла и защитила. Но я чувствовал, что и ей необходима защита. Что же я мог придумать - ведь я так мало еще умею, совсем немного. И я все свои чувства, все свои мысли и все свои желания, что есть силы, стал отдавать ей. Как мне хотелось, чтобы она услышала и поняла меня, как мне хотелось, чтобы папа быстрее оказался рядом и обнял ее. Тогда бы я был спокоен. Вокруг все бешено колотилось, свет сменялся темнотой, темнота – светом, тысячи искр метались, не находя себе выход - будто загнанные в клетке. Я слышал голос мамы – он просил, умолял оставить ее и нас в покое, она говорила, что очень устала, что хочет только одного – чтобы наша жизнь была счастливой. И я впервые в тот момент почувствовал, что такое боль. Я совсем не понимал, чья это боль, но я чувствовал ее. И вдруг раздавались крики.
Потом все вдруг внезапно прекратилось и я уснул. Намного позже, когда я уже был не таким маленьким, я не раз слышал продолжение этой истории. Был вечер, дул сильный ветер, который гнул деревья, поднимал в океане волны и заставлял всех думать, что сильнее его никого и ничего не может быть. В тот вечер мама была на крыше отеля моего деда. Она там разговаривала. Даже не разговаривала, она кричала и просила, чтобы ей дали жить своей жизнью с теми, кого она любит. Вдруг ей стало плохо. Говорят, что так бывает, когда у женщины будет ребенок. Мама рассказывает, что была очень сильная боль, такая, что потребовалась помощь папы, чтобы он помог ей спуститься вниз. В тот самый момент, когда они были почти у выхода, раздался страшный грохот – это упала огромная буква «C», установленная на крыше. И папа теперь часто любит повторять, что мы подарили будущее. Конечно, я никому не говорил, но я думаю, что в тот день на небе услышали мои мысли и просьбы. С того самого времени дед распорядился снять эту букву и с того самого времени я понял - что теперь у мамы двое мужчин, которые будут любить и оберегать ее, – один большой – папа, а другой – маленький, ну я то есть.
После того дня все стало намного лучше. Мери волновалась все меньше и меньше, Мейсон стал еще более заботливым и внимательным. И я не перестаю удивляться и радоваться - как же здорово, когда у тебя есть родители. Они постоянно со мной разговаривают, мама любит читать мне сказки, а папа разговаривает со мной на весьма странном языке, иногда обращаясь ко мне «Ваша честь». Мери объясняет это тем, что он готовится к процессам в суде. Мне в такие моменты бывает слишком смешно и я тихонько улыбаюсь, и тем самым щекочу маму, она тоже начинает улыбаться, потом уже и Мейсон не может оставаться серьезным – и мы все вместе начинаем хохотать и веселится. Действительно, вы сами подумайте - какая же из меня «Ваша честь»?
Папа говорит, что ему повезло, что он встретил маму. У мамы в такие моменты глаза искрятся, говорит, что это - от счастья, и что если бы не папа, она бы не знала, что такое жизнь. Но такие сложные разговоры я еще не понимаю. Чувствую только, что родители очень счастливы. А еще мне нравится, когда они обнимают друг друга. Мне в такие моменты становится чуть щекотно и так приятно, как будто бы вокруг порхают самые необыкновенные бабочки, а сам я попал в самое чудесное и волшебное место.