Глава 5.
— Мейсон! — Мейсон обернулся и увидел молодую женщину.
— Трейси! А я не знал, что ты в Санта-Барбаре.
— Мы с мужем приехали ненадолго… Какой ты уже большой и красивый. Сколько тебе лет?
— Четырнадцать. А как твой сынок?
— Замечательно, у него и сестренка уже есть.
— Как твоим детям с мамой повезло!
Глаза Мейсона наполнились слезами.
— Пес у меня умер, четырех лет не прожил. Неделю промучился и все. Я сначала думал, что Ченнинг его отравил — мой брат таким негодяем растет — но ветеринар сказал, что Ден подхватил какую-то гадость, которая собак убивает. Когда он заболел, я приходил из школы и сидел рядом ним, гладил и просил выздороветь. А он так жалобно на меня смотрел, наверное, чувствовал, что скоро мы расстанемся. А незадолго до болезни он как-то подбежал ко мне ласкаться, а у меня после очередного разговора с отцом так паршиво на душе было, что я на Дена даже внимание не обратил. Теперь корю себя за то, что так поступил с ним, ведь в доме у меня ближе него никого не было.
— Мейсон я тебе сочувствую — это так тяжело, когда твое животное умирает, но они ведь всегда живут меньше нас, с этим надо смириться. Пройдет немного времени и тебе легче станет.
— Три месяца уже прошло, а как будто вчера было. Все время о нем думаю.
— Три месяца? Мейсон, это много. Тебе нужно учиться отпускать прошлое и переживать беды, иначе счастливо жить не сможешь.
— Да я и не надеюсь на счастливую жизнь. Если бы ты знала, каким озлобленным я стал. Я только и думаю о том, как отомщу Ченнингу, когда вырасту.
— Он действительно так плох, как ты говоришь?
— Даже хуже. Ему пару лет назад пони подарили на Рождество, так он бьет бедное животное, когда настроение плохое, и еще за то, что пони ко мне больше привязан, чем к своему хозяину. У меня вообще с животными хорошие отношения, а вот с людьми — не всегда. А сделать мне какую-нибудь гадость — для братца вообще особое удовольствие.
— А София куда смотрит?
— София уверена, что у нее — ангел, а не сын. Она и отец считают, что Ченнинг — самый умный и самый добрый. София вообще в своих детях души не чает. Ко мне она лучше относится, чем мой отец. Но мачеха все равно маму не заменит. С мамой я уже отчаялся когда-нибудь встретиться, но мне до сих пор очень ее не хватает и я до сих пор продолжаю казаться хорошим мальчиком, чтобы мама могла гордиться мной, когда вернется и чтобы отец меня уважал. Глупо, да?
— Нет, это не глупо, так уж тебе сердце подсказывает. А с другими детьми в вашей семье ты как ладишь?
— С Иден иногда можно поиграть. Но чуть что не по ее, она бежит ябедничать мамочке или папочке. Если Иден жалуется на Ченнинга, его ласково пожурят и скажут, что к младшей сестренке надо относиться бережно, если она ябедничает на Келли, ей самой начинают объяснять, что Келли еще маленькая и многого не понимает и что они — родные и должны дружить. А вот если я попаду в немилость к папиной принцессе, никто не будет разбираться, кто из нас прав. Мне припомнят все мои грехи. Мне расскажут, какой я бесчувственный и что я не умею общаться со своей прелестной маленькой сестренкой.
Келли капризничает иногда, но у нее вполне сносный характер и ко мне она привязана — Ченнингу ведь неинтересно с малышами играть, он Иден предпочитает, а малыши тянутся к старшим. Но к Иден и Теду она все равно ближе, чем ко мне — с Иден у них всякие девчачьи дела, а с Тедом — маленькая разница в возрасте. И вообще, Тед — такой чудесный малыш, я не помню, чтобы он когда-нибудь в плохом настроении был и, кажется, он любит всех вокруг, а от меня вообще иногда на шаг не отходит.
— Мейсон я помню, каким ты был прелестным малышом, я так любила с тобой возиться.
— Того прелестного малыша давно уже нет. Теперь мое сердце очерствело.
— Нет. Мейсон, ты просто забыл о том, какой ты на самом деле и поверил в то, что ты плохой.
— Трейси, ты не понимаешь…
— Я понимаю побольше тебя. Я ведь больше не юная девочка, которая пришла работать нянькой в богатый дом. Мейсон, меня всегда удивляло, как, несмотря на все трудности, ты умудрялся хорошо учиться, не только благодаря способностям, ты всегда был очень старательным. А на это нужны силы, ты никогда об этом не задумывался? И, несмотря на то, как к тебе в семье относятся, у тебя все равно любящее и преданное сердце. Ты ведь любишь своих родителей, сестер и брата, любил свою собаку. Ты ладишь с животными, а они хорошо в людях разбираются, кого попало не любят.
Мейсон озадачился. Он действительно никогда не думал о себе в таком свете. А ведь Трейси права, не поспоришь.
— Мейсон, подумай над моими словами, ты ведь всегда был умным ребенком.
— Сейчас мой ум уже против меня работает. Я понимаю, что люблю отца, хотя не хотел бы этого понимать.
Мейсон вспомнил, как на недавнем Дне Рождения Ченнинга делал вид, что искренне его поздравляет и рад, что его брат получил в подарок то, о чем давно мечтал.
— А когда я веду себя как трус, я понимаю, что я — трус.
— Это хорошо, когда человек понимает свои чувства и трезво оценивает свои поступки. Только если ты и повел себя трусливо, это не всегда означает, что ты — трус. Возможно, ты еще слишком молод, чтобы поступать правильно в некоторых обстоятельствах. Но если ты понимаешь, что поступаешь нехорошо, в будущем тебе легче будет избежать ошибок. Мейсон, ты должен помнить, что ты — больше, чем твои страхи, твои обиды и твоя злость. Ты — сильный, любящий и преданный, а о таких качествах многие люди только мечтают. И когда-нибудь ты обязательно будешь счастлив.
Мейсон чувствовал, как у него гора с плеч падает от слов Трейси, даже боль из-за смерти пса притупилась. Ведь он действительно не так плох, как это принято считать в его семье.
— Мейсон, обещай мне всегда помнить о том, что я тебе сказала.
— Да, Трейси, обещаю, — сказал Мейсон вполне искренне.
— А если вдруг начнешь забывать, обязательно позвони мне — я напомню. Мы перестали созваниваться с тех пор, как я уехала из города. Я тебе оставляла свой номер телефона, но лучше я еще раз тебе его запишу. Твой номер я прекрасно помню и сама буду звонить тебе. А то, я смотрю, совсем ты без няни распустился.
— Да и маленький я еще, чтобы обходиться без тебя. Кто же мне завяжет шнурки и соберет сумку в школу? — засмеялся Мейсон.
— Похоже, надо еще следить за тем, чтобы ты ел хорошо. А то ты совсем худой.
— Я много ем, но все в рост уходит, ты же видишь.
— Да, меня уже перерос. Девушки наверняка заглядываются на тебя.
— Бывает. Правда, больше я на них.
Лицо Трейси снова стало серьезным:
— Мейсон, и никогда не смей никого ненавидеть. Ненависть убивает.
— Это трудно — перестать ненавидеть.
— Тебе придется перестать. Иначе ты никогда не сможешь жить полноценной жизнью.
— Постараюсь, — сказал мальчик без особого энтузиазма.
Домой Мейсон летел, как на крыльях. К черту Ченнинга, к черту нелюбовь отца, он и без папиного одобрения добьется в жизни всего, чего захочет. Не только Трейси, он и себе искренне пообещал помнить о том, что он лучше, чем всегда себе казался.
О своем обещании он начисто забыл ровно через сутки, после очередного разговора с отцом. Трейси действительно звонила Мейсону, но мальчик уже не воспринимал то, о чем она говорила. Какая разница, какими замечательными качествами он обладает, если это не помогает получить любовь дорогого папули? И он никогда не звонил Трейси сам. Просто руки не доходили. Как всегда, был слишком занят своими обидами.
Любящий муж, здоровые дети, материальный достаток — у Софии было все, о чем может мечтать женщина. Но ее артистической натуре этого было мало…
Мейсон бродил по притихшему дому. Казалось, случилась страшная катастрофа и ничего никогда не будет, как прежде. Отец постарел лет на десять и ушел в себя, с трудом находя силы приласкать осиротевших Ченнинга, Иден, Келли и Теда. Девочки жались друг к другу, Тед все время плакал и звал маму, Ченнинг ходил притихшим и Мейсон не мог знать, что его брат чувствует на самом деле.
«А вдруг несчастный случай произошел из-за того, что я Софии всего плохого желал?» — в ужасе думал мальчик. И тут же себя успокаивал — «Бог ведь не слышал, когда я просил, чтобы мама вернулась, а папа меня полюбил, значит, и мои глупости Он тоже не слышал. И вообще, я же Ченнингу смерти просил, а не его матери», — Мейсон посмотрел на уткнувшегося в книгу ненавистного брата и с сожалением подумал: «И почему София, а не он»?
Первое время после смерти мачехи Мейсон, как мог, утешал сестер, придумывал для них игры и постоянно нянчился с Тедом. То, что его сестрам и малышу приходится так страдать, удручало его больше, чем сам факт смерти их матери, он врагу бы таких мучений не пожелал… ну, разве что, Ченнингу.
Через какое-то время отец начал приходить в себя. Он сильно отличался от прежнего СиСи — теперь в отце было меньше жизни, но иногда он бывал в хорошем расположении духа, занимался детьми, как это было при Софии, а по вечерам, случалось, уходил, поручив заботу о малышах прислуге и Мейсону. И тут надежда, не покидавшая Мейсон все эти годы, приобрела новый смысл. А вдруг теперь, когда отец овдовел, он позовет маму обратно? Это ведь лучше, чем проводить вечера с разными женщинами, которых он толком не знает. Мальчик затаился и ждал. Но чуда не произошло и надежда покинула Мейсона навсегда. Канула в небытие вместе с детскими мечтами о тепле и любви. Мейсон больше не плакал перед сном, да и вообще не плакал — слезы тоже закончились. Вместе с терпением.
Из комнаты Мейсона выбежал Ченнинг.
— Паразит, что ты там делал?
Но брат уже убежал.
Мейсон вошел в комнату, сел за стол и открыл тетрадь, чтобы сделать домашнее задание и увидел, что ее страницы изрисованы. Через несколько минут Ченнинг обливался слезами и скулил, так как получил хорошую затрещину, чего никак не ожидал о тихого угрюмого старшего брата.
— А ну, иди сюда! — СиСи схватил первенца за плечо и втащил в кабинет. Мейсон знал, что бури не миновать. Отец и за меньшие проступки его был готов растерзать.
— Всего год прошел с тех пор, как Ченнинг потерял мать, ты представляешь, что пережил бедный мальчик?
— Папа, а ты когда-нибудь думал, что пережил бедный мальчик, которым был я, когда ты вышвырнул Памелу из дома и привел в дом Софию?
— Не смей упоминать ее без должного уважения.
— Она причислена к лику святых?
— Замолчи!!!
— Ты хоть раз меня пожалел за последние одиннадцать лет? Хоть раз спросил, как у меня дела? Каково мне без родительской любви или хотя бы без нормального ко мне отношения?.. Так о чем мы? Ах да, Ченнинг испортил мою тетрадь и я с таким удовольствием его треснул! — глаза Мейсона загорелись бледным огнем, — как он выл! Еще бы! Маленький изнеженный ребеночек, ваш с Софией любимец, привык к совершенно другому отношению, не ждал, что придется за свою выходку ответить. А теперь он всегда от меня будет по заслугам получать. Родители не научили его, что нельзя наслаждаться чужими страданиями и быть их причиной, так я этим займусь. Ты, папочка, еще мне благодарен будешь. — Мейсон зло рассмеялся в лицо шокированному СиСи.
— Боже… какое чудовище я вырастил… — СиСи обхватил голову обеими руками. — Мой сын… да ты же не человек…
— Да, я — само Зло, я — дьявол во плоти. И это ты меня таким сделал. Я ведь был хорошим, добрым мальчиком, любил мамочку с папочкой и радовался жизни, а сейчас, если я улыбаюсь, то с сарказмом, если радуюсь, то оттого, что тебе или Ченнингу плохо. И когда-нибудь ты заплатишь за то, что сделал со мной, такое преступление не останется безнаказанным, — ярость Мейсона затмевала его страх перед отцом. Он понимал, что сейчас себе смертный приговор подписывает, но остановиться не мог. — Когда погибла София, я чувствовал сострадание к сестрам и Теду, но знаешь, что я испытывал к Ченнингу? Злорадство. Кстати, папа, как ты думаешь, он оплакивал мать или ему было все равно? Что-то особых страданий Ченнинга я тогда не заметил, к своему…
Не дав Мейсону договорить, СиСи со всей силы дал ему пощечину. Мейсон упал на софу, на которой он через четырнадцать лет будет сидеть под дулом папиного пистолета и просить, чтобы отец застрелил его.
— А знаешь, папуля, что я тогда подумал? — Мейсон чувствовал вкус крови во рту и с трудом шевелил бледными губами.
— Заткнись!!! — заорал СиСи — Не то я убью тебя!!!
— Нет, папа, ты дослушай, тебе понравится. Я сожалел, что умерла София, а не Ченнинг.
Теперь уже глаза СиСи пылали безумием. Он процедил сквозь плотно стиснутые зубы: — Убирайся отсюда, пока цел. И не в твоих интересах появляться мне на глаза в ближайшее тысячелетие.
«Мой палач…» — подумал Мейсон. Но даже в эту минуту больше всего на свете ему хотелось прижаться к груди отца.
А впереди оставалось еще много лет пресмыкания перед СиСи и напрасных усилий заслужить его хорошее отношение.
Сообщение отредактировал Clair: Среда, 31 января 2018, 06:46:40