Волны с шумом набегали на берег и откатывались назад, оставляя на песке след белой, быстро таявшей пены. У самой кромки мокрого песка сидела женщина. Иногда холодные волны касались ее босых ног, но она не замечала этого, как и пронизывающего октябрьского ветра. В Беверли Бич в это время года всегда прохладно. Она привыкла. Человек привыкает ко всему: и к холодной погоде, и к одиночеству, и к отсутствию любви. Даже к боли можно привыкнуть. Хуже, когда нет никаких чувств, никаких желаний. И мечтать не хочется.… Не о чем мечтать, все, что было потеряно, а будущее не грозит переменами.
Впрочем, перемены были, только ее словно бы не коснулись. А муж злился, видя, что ей все равно…. Пусть он будет счастлив, если счастье есть на этой земле. Должно быть… наверное.… Ведь все так ждут… так ищут… так хотят быть счастливыми. А в чем оно - счастье? В браке? В любви? В детях? От любви она отказалась. Детей - бог не дал. Брак сошел на нет.
Она поднесла правую руку к лицу, взглянула сквозь тонкие пальцы на лучи заходящего солнца. Маленький брильянт в обручальном кольце отвечал на движения вспышками разноцветных огоньков.
Она вспомнила как надела кольцо впервые в машине скорой помощи. Вой сирены. Умоляющие глаза друга детства: «Просто носи его…».
Просто не получилось. В жизни редко бывает "просто". Или она сама все усложняет?
Женщина резко поднялась на ноги, сдернула с пальца маленькое напоминание о семейной жизни и, размахнувшись, швырнула его в океан, словно жертву вечно живущему Посейдону. Вот и все последняя связь разорвана. На какой-то миг стало страшно, и она даже обрадовалась, ведь то было настоящее чувство. Однако в следующую минуту апатия вернулась - что ни делай, ничего не изменишь.
Да и что собственно менять? И для чего? Бороться за мужа она не собиралась. Не было даже попыток. Хотя нет - в самом начале она боролась… с собой. Борьба была долгой и мучительной. Она проиграла. Так что теперь, победив и истерзав саму себя, даже не могла понять грустить ей или радоваться.
Он ушел. Когда-то в самом начале она бы обиделась - ведь столько сил потрачено, чтобы совместно одолеть недуг и наладить новую жизнь в новом городе. Спустя несколько месяцев, устав от капризов мужа, она почувствовала только облегчение, когда он, наконец, нашел работу и перестал сидеть дома. Сейчас в душе осталась одна апатия.
Ей давно уже все равно, что было вчера. Безразлично, что произойдет завтра. Не важно, вернется ли муж и когда. Его такое настроение жены, кажется, страшно злило. Он то кричал и ругался, то пытался развлечь ее подарками или романтическим ужином при свечах. Хуже всего было, если муж, рассчитывая на какой-то отклик, добивался близости. Он не знал, что именно после их брачной ночи все и началось.
Подходил к концу первый год ее супружества. Год этот был сложным: скоропостижная свадьба с умирающим женихом, его внезапное избавление, оказавшееся, к несчастью неполным, переезд с мужем-инвалидом в чужой город.
И все же Мэри не унывала. В Беверли Бич она быстро нашла хорошую работу и новых друзей, а уход за прикованным к инвалидному креслу Марком отнимал все свободное время. О прежней своей жизни в Санта-Барбаре она приказала себе не думать. Только редкие письма от младшей сестры - Кристи могли теперь напомнить о Калифорнии. Эти письма она читала жадно, словно стараясь найти что-то между строк. Старалась и не находила. А потом сестра, как бы между прочим, написала, что Тэд Кэпвелл пригласил ее на свадьбу своего старшего брата. Мэри улыбалась, читая вслух мужу об этом, и только где-то на периферии сознания звучал странный вопрос, «отчего строчки так предательски расплываются, а глаза Марка налились вдруг яростью?». Больше писем от сестры она почему-то не получала…
В остальном жизнь текла спокойно, размеренно и предсказуемо. Утром она помогала Марку совершить туалет, кормила его завтраком и убегала на работу. Возвращалась Мэри после обеда и отвозила мужа на курсы реабилитации. После они гуляли иногда по вечернему городу. Но Марк, все еще стыдившийся своей беспомощности и огромного неповоротливого кресла, эти прогулки не любил. Так что чаще они просто возвращались домой, ужинали, готовились ко сну. На ночь Мэри целовала мужа в губы и отправлялась спасть в свою постель.
Выходные чета Маккормик проводила на море, чаще всего в компании соседей - немолодой и одинокой супружеской пары. Это была, пожалуй, единственная компания, которую одобрял Марк. Если Мэри приглашала к ним своих коллег из больницы, то муж всегда нервничал, а вечер обязательно оканчивался скандалом. Мэри хватило всего двух подобных случаев, чтобы понять: гости в их доме нежелательны.
Но недавно все изменилось. Благодаря регулярным занятиям в реабилитационном центре, Марк начал выздоравливать. Перемены происходили незаметно. И однажды Мэри осознала: сиделка ее мужу больше не нужна. Но как-то так вышло, что в другой роли она себя рядом с Марком не представляла. Тогда Мэри стало страшно.
Женщина усмехнулась. Нет, это был еще не страх. Только предчувствие страха. Настоящий страх накрыл ее позднее, когда муж впервые попросил лечь рядом с ним в постель.
Мэри ощутила приступ тошноты и противную ватность. Отказать Марку она не смела. Все дальнейшее потом вспоминалось со смесью липкой мерзости и стыда. Марк блаженно улыбался, а заметив ее подавленность, сказал только:
- В первый раз всегда не очень…. Но вот поправлюсь совсем и покажу своей женушке…
Он зевнул, чмокнул ее в ухо и отвернулся к стене. Его женушка беззвучно плакала и молилась лишь об одном: никогда больше…
Она заснула под утро, измученная угрызениями совести и слезами. Ей приснился сон, в котором она никогда не покидала Санта-Барбары. В этом сне она ушла от мужа, к тому другому, чье имя она давно пыталась забыть, чьи прикосновенье и поцелуи были слаще меда. Ушла к нему и была счастлива. Ушла от мужа и вскоре погибла. Умерла прямо в объятиях любовника. Умерла счастливой.
Наутро Мэри пыталась убедить себя, что это лишь сон. Всего лишь яркий, но ничего не значащий сон. Однако чувство - пронзительное чувство приснившегося ей счастья - было таким сильным, что она неожиданно поняла, как страстно желает испытать подобное в реальной жизни, пусть даже потом придется умереть. Такая мысль была грехом и Мэри отогнала ее.
Шло время, муж быстро поднялся на ноги. Он исполнил свое обещание и показал вскоре все свои постельные способности. Она неумело улыбалась и кусала губы, чтобы не расплакаться, ругала себя за бесчувствие. Даже ходила тайком к сексопатологу, а после в церковь на исповедь. Не помогало ничего, отвращение росло с каждым разом. Играть роль всем довольной любовницы она просто не умела. Муж обижался и сердился. А она стала тихо себя презирать.
Облегчение приносили лишь яркие цветные сны. В них Мэри была счастлива. В них она любила и была любима. Но днем Мэри забывала об этом.
Когда муж устроился на работу, до нее стали доходить слухи об изменах. Тогда впервые женщина поняла, что жертва была напрасна - муж ее не любил. С того дня все ее чувства словно умерли и пустота поселилась в сердце.
Солнце уже клонилось к горизонту. Ветер стих и отчего-то стало жарко. Хотелось пить и щеки горели, но она не двигалась с места, продолжая неотрывно глядеть на спокойную гладь океана. Вдалеке появилась белая яхточка. Таких было много в порту Санта-Барбары, но в Беверли Бич подобная роскошь не в чести. Наверное, очередной богатый чудак плыл из Канады в Ньюпорт, а может и дальше… в Калифорнию…
Она тут же забыла о яхте, представив родные берега и теплое солнце. Будь она дома, сейчас еще можно было бы купаться… Господи, как же хочется нырнуть в соленые волны! А почему нет? Для октября довольно тепло.
Она разделась и, покачиваясь, пошла к воде. Голова приятно кружилась. Волны обдали холодом, и женщина на секунду заколебалась. Однако радость и внезапное чувство свободы, такое естественное и давно позабытое, пересилили слабые доводы разума.
Она плыла не оборачиваясь, забыв о всякой предосторожности. Холодная вода пьянила и гнала вперед. И только почувствовав тяжесть в ноге, Мэри оглянулась, ища глазами берег. Он был почему-то едва виден. В первый момент Мэри даже не испугалась, удивилась лишь, что так далеко заплыла. Но плыть назад было трудно. Отчего-то очень трудно. Нога сделалась совершенно чужой и предательски тянула вниз. Ужасно хотелось спать. Господи, как страшно. Как хочется жить!...
- Помогите!
Она протянула руку к самому дорогому на свете лицу и, превозмогая страшную боль, прошептала:
- Никогда не забывай, я любила тебя…
Маленькая фигурка беспомощно взмахнула руками и скрылась под водой. Женщина на палубе в ужасе отшатнулась от борта и завопила:
- Лайонел, скорее! Да сделай же что-нибудь!
- Возьми штурвал! - прокричал в ответ ее спутник, кидаясь к борту со спасательным кругом в руках.
Открыв глаза, Мэри увидела небо.. золотистое закатное небо. На его фоне к ней склонилось лица... испуганное лицо. Такое знакомое лицо.
- София?! - прошептала одними губами молодая женщина, и снова потеряла сознание.
- Никогда не забывай, я любила тебя…
В ее палате было уютно, почти по-домашнему. Не удивительно, ведь последние два года Мэри сама здесь работала. Здесь ее ценили, можно сказать любили, и если бы не душевное отупение последних месяцев, она могла бы найти здесь поддержку верных друзей. Кроме того, была София, которая ежедневно навещала ее, принося с собой фрукты, цветы и свежие новости. Они с Лайонелом явно не собирались сниматься с якоря, пока не убедятся, что спасенная ими пловчиха полностью поправилась.
Один раз приходил Марк. Просил прощения. Мэри не сердилась на него, даже пожелала счастья в новом браке. Он улыбнулся и, как прежде, легонько провел кулаком по ее щеке.
- Наконец-то я узнаю тебя! Мне стыдно и больно сознавать, что это я сделал тебя другой.
- Ты не виноват. Мы просто не любили друг друга.
Когда он ушел, Мэри позволила себе разрыдаться. Она больше не стыдилась своих чувств, и было обидно, что вот и он нашел свое счастье, а Мэри свое упустила.
София, например, не побоялась пойти против целого мира, даже против собственных детей, ради любви.
Мэри сначала странно было думать о Софии, как о миссис Локридж. Но видя эту пару вместе нельзя было не признать, что они счастливы. Впрочем, все их счета давно оплачены. София рассказала, что дети приняли ее выбор, а СИСИ отпустил ее и живет сейчас с другой женщиной по имени Меган.
Мэри с интересом слушала о том, что происходило в Санта-Барбаре за время ее отсутствия. Иден и Круз поженились, и у них родилась дочь - Адриана. Тэд стал журналистом и работает на радио. Келли вышла замуж за младшего брата Мейсона - Джеффри. И только о самом Мейсоне София упорно молчала, а Мэри не спрашивала, боясь услышать: «Мейсон счастлив в браке».
- София, спасибо тебе за доктора, что приходил сегодня.
- Не за что, - улыбнулась миссис Локридж. - Правда, мне он сказал, что его услуги тебе не очень-то нужны.
- Не совсем так. Этот разговор был важен. Но оказалось, что холодные купания полезны для моей психики.
- Хорошо, что все обошлось…
- Прости, что напугала…
- Ерунда! Главное, Лайонел успел спасти тебя!
Женщины обнялись. София погладила Мэри по волосам.
- Я всегда относилась к тебе, как родной, - сказала она. - Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты была счастлива….
Мэри отстранилась. Ее лицо помрачнело.
- Боюсь, я упустила свой шанс… Вернее даже не знаю, был ли он…
- Если ты о Мейсоне (Мэри даже вздрогнула, услышав запретное прежде имя наяву), то я думаю, шанс был…
Мэри вздохнула и подернула плечами.
- Тем хуже для меня…
- Ты не права…
- Пойми София, я просто струсила, - она проглотила слезы и заговорила быстро и сбивчиво. - Мейсон вызывал во мне слишком много чувств. Разных чувств и совсем незнакомых. Он казался мне непредсказуемым, ветреным, ненадежным. Я всегда боялась потерять голову. Боялась, что обманусь, доверившись ему. Боялась, что он просто играет со мной. Что, наигравшись, банально бросит. Я выбрала Марка, потому что он был предсказуемый, знакомый, обычный. Он не бросил бы меня. Я сама его оттолкнула. Сама не смогла стать ему хорошей женой. Не смогла жить так, как должна была…
- Нельзя так изводить себя! - перебила ее София. - Ошибки совершают все! 25 лет назад я сама выходила замуж за нелюбимого. И я уверена, будь Марк терпеливее и внимательнее… Но такие мужчины, как СИСИ или Мейсон, рождаются редко…
- Я предала его… - Мэри всхлипнула. - Там в больнице, когда я согласилась… Я помню его глаза… столько боли, столько тоски… И потом… перед свадьбой с Сантаной… это было невыносимо… Я предала его. Предала свою единственную…. Любовь.
Последние слова заглушили рыдания. София вновь обняла подругу, гладя по плечам, некоторое время молчала, давая выплакаться.
- Мы с Лайнелом возвращаемся в Санта-Барбару. Предлагаю тебе плыть с нами.
- Нет, - Мэри покачала головой. - Не сейчас. Пусть пройдет еще время. Я не хочу мешать...
- Решать, конечно, тебе, но я не совсем понимаю, чему ты можешь помешать, вернувшись ненадолго в родной город, где тебя вспоминают только добром?
- Мейсон…
- Мейсон?
- Он женат…
- Ах, да… ты ведь не в курсе. Он развелся. Уже почти год. Я не хотела говорить с тобой об этом, потому что вам обоим нужно все решить самим, при встрече. Скажу одно, я ни разу не видела Мейсона счастливым c тех пор, как ты уехала.
- Я не уверена, что это правильно… что смогу… что он сможет…
- Мэри, никто не знает, что правильно, когда речь идет о любви.… У тебя есть шанс вернуться, а что будет дальше, неизвестно. Но остаться здесь, где у тебя друзья, работа, дом, конечно, будет спокойнее.
Мэри вздрогнула, закрыла глаза. «Никогда не забывай…» - зазвучал в ушах собственный надтреснутый голос.
- Я еду! - твердо ответила она Софии и кинулась ей на шею.
Мейсон Кепвелл криво усмехнулся, взглянув на свое отражение в зеркале. Внешних следов похмелья вроде бы не осталось, но на душе по-прежнему было мерзко. Теперь придется извиняться перед Джулией за испорченный вечер. Интересно, зачем она вообще назначала ему это свидание? Что дело только в претензиях его бывшей жены на сына и алименты, Мейсон не очень-то поверил - уж слишком странный, можно сказать кокетливый был при этом у коллеги вид. А ведь они с Тори, кажется, подруги... Ну и что же, что подруги? Если Джулия, наконец, разглядела, что за соседним столом сидит интересный мужчина... Это может быть забавным. Только нужно как-то поаккуратнее дать понять Джулии, чтоб не строила далеко идущих планов. А коли не поймет, ей же хуже - Мейсону вполне хватило одной неудачной женитьбы. В ближайшую тысячу лет он не собирается дарить свое имя или сердце какой-нибудь дамочке! Если только... Но об этом даже мечтать глупо.
Мейсон поправил галстук, взглянул на часы и поморщился. Ему давно пора быть в прокуратуре. Итак, лучше начать с менее неприятного - занести Тимансу отчет, а уж после Джулия. Может букет цветов заказать? Некогда. Позже, из конторы, если время найдется.
Он взял со стола кожаную папку, вышел из комнаты, на ходу проверяя документы, спустился вниз по мраморной лестнице дома Кэпвеллов, подошел к входной двери, взявшись за ручку, окинул рассеянным взглядом пустующий холл.
Звонок в дверь раздался одновременно с тем как Мейсон уже начал открывать. Он без интереса посмотрел на, видимо никем неожидаемого, посетителя.
Время остановилось – на пороге стояла Мэри...
-----------------
Идея последней сцены принадлежит ~Oksana~.
Сообщение отредактировал chernec: Воскресенье, 13 сентября 2009, 13:03:29