20
Мэри никак не могла уснуть. Она долго перебирала в памяти события своей прошлой жизни, жизни здесь, в этом городе, в этом доме. Пока она жила у Анны, она чувствовала себя как будто огороженной от всего этого стеной, стеной времени. Но сейчас все воспоминания нахлынули на нее с новой силой.
Как Мейсон был терпелив с ней тогда, как любил ее, как поддерживал, как заботился. А она? Она все время отталкивала его, не доверяла ему, слушала кого угодно, только не его. И к чему это привело? Если бы не ее слепота, не ее упрямство, всего этого не было бы. Не было бы в их жизни Марка. Не было бы ее замужества. Марк не сделал бы с ней того… того, что сделал…
Мэри инстинктивно сжалась в комочек и сильней укуталась в одеяло.
Не было бы крыши и… трехлетней разлуки… И… возможно, не было бы той чудесной ночи в шатрах. Да, были бы другие, не менее прекрасные, но этой не было бы. И, скорее всего не было бы их дочери. Могли бы быть другие дети, но не эта…
Мэри с нежностью посмотрела на дочь.
Ей нужна эта, именно эта девочка. Самая родная, самая дорогая, самая желанная…
Она осторожно погладила дочь по головке.
- Счастье мое…
Возможно, все что произошло, было не зря? «Никому не дается больше, чем он способен вынести…» Может, все это было дано им, что бы они поняли - какое чудо их любовь, та любовь, которой их одарили… Чтобы сильнее дорожили ею… чтобы оберегали ее, от всех невзгод и напастей, которые неизбежны на долгом жизненном пути…
…Я строить замок на песке боялась,
Хотя уже коснулась нас любовь.
С печалями рождалась жизни новь, -
Она страшила, и пронзала жалость
К себе самой. Я девочкой казалась,
Бредущей в страхе по тропе лесной:
Сплошной, непроходимою стеной
Стояло прошлое. Любая малость
Пугала… Как нам чувства уберечь?
Руками удержать? Опутать души?
Слова и поцелуи - словно вещь,
Ненужная, ничья…. Судьбе послушен,
Обязанностью сможешь пренебречь?
Один или другой обет нарушишь…
Однажды, она практически позволила своим сомнениям разрушить это чудо – их любовь. И, сейчас, может сделать это снова.
Нет! Она не потеряет его еще раз! Не потеряет! Он нужен ей. Нужен как воздух.
Уткнувшись в подушку, Мэри заплакала.
Ну зачем она отпустила его? Зачем?! Чего она хочет добиться? Вернуть его Джулии? Но если он не хочет возвращаться?! Почему она борется за благополучие Джулии, а не за свое счастье?! За их с Мейсоном счастье!
«Мне надо спокойно все обдумать», - Мэри передразнила сама себя.
«Что? Что еще тебе надо обдумать? Сколько можно думать! Мэри, что еще тебе не ясно?!» - Мэри всхлипнула. Одри заерзала на кровати.
«Не хватало еще дочку разбудить своей истерикой»
Мэри поднялась с кровати, аккуратно взяла дочь на руки и отнесла ее в комнату, приспособленную под детскую. Возвращаться назад в постель не хотелось. Мэри накинула халат и вышла на улицу.
Господи, как хочется быть сейчас с ним! Как хочется, побежать сейчас к нему, обнять его крепко-крепко, прижаться щекой к его груди и забыть обо всем на свете…
Мэри посмотрела в сторону особняка.
…Одри. Она не может оставить ее одну. А может… может позвонить и попросить его вернуться? Блестящая идея! И разбудить своим полночным звонком весь дом! Мэри, ты гений…
Мэри тяжело вздохнула.
Мейсону тоже не спалось. Он не смог заставить себя зайти в дом и, уже битый час, бродил по саду. Наконец, устав измерять шагами родовое имение, Мейсон зашел в бельведер.
Сколько же времени он не был здесь? Последний раз в день гибели… в день той трагедии. После, он не мог заставить себя зайти сюда. На крышу отеля поднимался, на кладбище бывал, а сюда не мог... Столько нежных, теплых, трепетных воспоминаний было связано с этим местом, что он даже рядом с ним находиться не мог, чтобы в очередной раз не травить душу тем чему, как он думал, никогда не суждено было повториться. А сейчас, вот, зашел. И на душе так легко.
Мейсон улыбнулся.
Надо идти спать. Как не хочется… Какая луна на небе. А сколько звезд... Как это здорово, просто смотреть на небо и любоваться им, любоваться, а не ждать ответа на один и тот же вопрос. Не искать среди далеких, холодных звезд любимое лицо.
Мейсон направился к дому. Проходя невдалеке от домика для гостей, он увидел Мэри, которая стояла на пороге, прислонившись к дверному косяку.
- Мэри…
Мейсон замер на месте.
Как же она прекрасна. В лунном свете она кажется сказочной феей… Ангелом, спустившимся с небес... А разве не оттуда она вернулась к нему?
Мейсон боялся дышать, чтобы не нарушить эту идиллию.
Мэри поежилась от ночной прохлады.
Надо возвращаться в дом.
Она развернулась и переступила порог домика, прикрыв за собой дверь.
Мейсон как завороженный наблюдал за ней, не решаясь остановить. Через несколько мгновений дверь открылась и Мэри снова появилась на пороге. Вглядываясь, куда-то, вглубь ночного сада, со слезами в голосе она произнесла:
- Мейсон где ты? Ты так нужен мне… Вернись, пожалуйста, я прошу тебя, вернись…
- Мэри…
От неожиданности она вздрогнула, но, увидев Мейсона, вышедшего откуда-то из темноты, тут же бросилась ему на шею. Мейсон крепко обнял девушку.
- Мейсон, ты здесь. Ты здесь. Родной мой, как я люблю тебя… как я люблю тебя…
Все это она шептала, спрятав лицо на его груди.
- Мэри…
- Нет, нет, ничего не говори.
Мэри взглянула на Мейсона и прикрыла ему рот своей ладонью.
- Молчи. Ты столько всего говорил мне, а я все время молчала. Теперь моя очередь.
Мэри провела рукой по его щеке.
- Мейсон, я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что мне страшно…
- Мэри…
- Не перебивай меня! Я… я столько глупостей наговорила тебе в последнее время. Я говорила не то, о чем думала на самом деле. Я говорила, что ты должен вернуться к Джулии, а думала, что умру, если ты оставишь меня. Я твердила тебе, что она твоя жена, а сама сума сходила от ревности… Мейсон, ты мой, ты только мой. Я никому тебя не отдам.
- Мэри…
Мейсон все крепче сжимал ее в объятиях.
- Ты нужен мне. Я люблю тебя… люблю. Не оставляй меня пожалуйста. И не отпускай от себя никогда…
Мейсон прижал ее к своей груди.
- Родная моя… родная… Я люблю тебя, я никуда тебя не отпущу, никогда. Ты моя жизнь, ты мое счастье, мое солнце. Без тебя я не живу, я существую. Так было до того, как я узнал тебя, так было после того, как я потерял тебя. Ты моя, только моя.
Мейсон зарылся лицом в ее волосы.
- Я никому не позволю снова отнять тебя у меня! Никому не позволю разлучить нас!
Мэри оторвала мокрое от слез лицо от груди Мейсона и взглянула на него.
- Мейсон, я столько боли тебе причинила, я так виновата перед тобой! Я… я не знаю как после всего этого ты можешь еще любить меня…
- Мэри, что ты говоришь такое? Причинила боль? Боль мне причиняла разлука с тобой, а не ты, невозможность видеть тебя, слышать тебя, говорить с тобой…
Мейсон усадил Мэри на скамейку, а сам опустился на колени рядом с ней.
- Да, я сума сходил от боли, когда думал, что лишился тебя навсегда. Сначала, мне казалось, что я падаю в какую-то бездонную черную пропасть. Мне было страшно, я не понимал, что мне делать, что ждет меня дальше. Мне казалось, что все это мне сниться, что, вот, сейчас, еще немного, и я проснусь. Долечу до дна этой пропасти и проснусь. И этот кошмар закончиться. Тогда я не понимал, что эта пропасть это только начало моего кошмара. Лучше бы я не просыпался…
Мейсон спрятал лицо на ее коленях.
- Мейсон…
Мэри коснулась губами его волос. По щекам катились слезы.
- Но я проснулся. Проснулся. И понял, что тебя больше нет со мной, нет, и не будет уже никогда. Понял, что никогда я не смогу посмотреть в твои глаза, коснуться твоих волос, услышать твой голос… Вот тут-то я понял, что такое боль… Боль, избавиться от которой нет никакой надежды…
Мэри плакала.
- Родной мой, прости, прости меня…
- Простить тебя? Это я должен молить тебя о прощении. Если бы не я, не моя жажда мести, желание во что бы то ни стало наказать Маккормика, за то что он сделал… Если бы не мое давление на тебя… Ничего бы этого не случилось! Это я виноват во всем!
- Мейсон, нет! Не говори этого! Ты хотел защитить меня, защитить нашего ребенка! Тебе было больно тогда, может быть даже больнее чем мне! Ведь тебе было больно за меня… А боль близкого, дорогого тебе человека, очень часто воспринимается острее чем своя. Я это знаю, я точно это знаю. Ты не в чем не виноват. Разве, только в том, что так сильно любил меня…
- Любил… и люблю. Люблю еще сильнее. Хотя, когда-то мне казалось, что сильнее любить невозможно. Мэри…
Мейсон коснулся ее щеки.
- Ты вернула меня к жизни. Ты жива – жив я. Без тебя, меня нет. Спасибо тебе, за то, что ты жива, тебе и этому твоему доктору.
Мейсон улыбнулся сквозь слезы.
- Мейсон, - Мэри взяла в ладони его лицо, - я жива только, благодаря тебе. Да, доктор Хименес вылечил мое тело, но ты… Это ты не отпустил мою душу… Это ты удержал меня на земле… Если бы не ты, не твоя любовь… меня бы не было здесь. Меня… и нашей дочери. Мы живы только благодаря тебе…
- Мэри…
- Мейсон…
Она наклонилась к нему и нежно коснулась его губ своими… Потом, медленно опустилась на колени рядом с ним. Они долго стояли, вот так, на коленях, обнявшись, и слившись в поцелуе, одновременно, и прося прощения, и прощая друг друга…
Найдя, наконец, в себе силы, чтобы оторваться от ее губ, Мейсон прошептал:
- Мэри, ты вся дрожишь. Тебе холодно? – он еще сильней прижал ее к себе, - Какой же я болван! Ты же почти раздета, а я держу тебя здесь, на таком холоде. Пойдем в дом.
Мейсон быстро поднялся и подхватил Мэри на руки.
Уложив ее на кровать, он бережно укутал ее в одеяло:
- Ты продрогла, на дворе конец ноября, а столько времени продержал тебя на улице в одном халатике. Нет, я все-таки непроходимый болван!
- Мейсон…
Мэри ласково улыбнулась и погладила его по щеке. Мейсон улыбнулся в ответ.
- Ты можешь простудиться. Я приготовлю тебе чай.
Мейсон поднялся, собираясь пойти на кухню. Мэри успела поймать его за руку.
- Не уходи.
- Я только схожу за чаем. Тебе необходимо согреться.
- Не уходи. Ни что и никто не согреет меня лучше, чем ты…
- Мэри?..
- Не уходи…
Мэри открыла глаза… Комнату освещал только свет луны, пробравшийся сквозь не зашторенное окно. Мэри приподнялась и посмотрела на Мейсона. Он спал с блаженной улыбкой на лице. Мэри тоже улыбнулась и провела кончиком пальца по его груди. Он открыл глаза.
- Ты не спишь?
Мейсон с нежностью посмотрел на нее.
- Как я могу спать в такую ночь…
Он провел пальцами по ее щеке.
- Я так счастлив.
Мейсон закрыл глаза. Мэри коснулась губами его лба. Мейсон довольно улыбнулся.
- Мэри, как я счастлив… В тот день, когда я узнал, нет, когда я понял, что ты жива, я почувствовал такое… Я не знаю какими словами можно описать это. Мне казалось тогда, что большего счастья быть не может. А потом, потом я увидел Одри. И она назвала меня папой. Так просто, как будто говорила это уже тысячу раз, а я, я как будто слышал это слово впервые в жизни. Да я ведь и слышал его впервые! Впервые по отношению к себе. Я подумал, что вот, сейчас еще одно мгновение, сейчас она еще произнесет что-то и я умру, умру от счастья. Она прикоснулась своей ладошкой к моей щеке, и мое счастье стало еще больше.
Мейсон взъерошил волосы у себя на голове.
- Сума сойти, Мэри, как это возможно, чтобы такая крохотная девочка в одно мгновение сделала мое счастье просто огромным?
Мэри нежно улыбнулась и прикоснулась рукой к его щеке. Он прижал ее ладонь к своим губам.
- А сейчас, сейчас оно стало еще больше. С каждой минутой проведенной рядом с тобой, рядом с дочкой, оно растет… растет… растет…
Мэри опустила голову к нему на грудь.
- Мейсон…
- И… я боюсь уснуть. Боюсь, что проснусь, а тебя нет рядом. Мэри, это так страшно… Просыпаться без тебя. Три года просыпаться без тебя.
Мейсон приподнялся, аккуратно переместил Мэри со своей груди на подушку и, склонившись над ней, произнес:
- Мэри, не исчезай больше, прошу тебя, не исчезай. Я не вынесу этого.
В его глазах было столько мольбы. В груди у Мэри больно защемило. Она обняла его за шею, крепко прижала к себе и прошептала:
- Я всегда буду рядом с тобой… всегда… я люблю тебя… ты…
Договорить Мейсон ей не дал…
… Когда Мэри засыпала на груди у Мейсона, за окном уже зарождался новый день.
Впервые, за прошедшие три года, она чувствовала себя абсолютно счастливой. Мейсон чувствовал то же самое…
***
- Соня просыпайся, я приготовил завтрак.
Мейсон опустил поднос на кровать и устроился рядом. Потом склонился над спящей Мэри и поцеловал ее в ушко.
- Мэри…
Мэри сонно улыбнулась, но больше никак не отреагировала.
- Мэри… Я соскучился…
Мейсон снова поцеловал ее, но уже в шейку.
- Мэри, если ты немедленно не проснешься, я зацелую тебя до…
От слов, Мейсон перешел к делу. Мэри весело расхохоталась.
- Мейсон, прекрати, прекрати немедленно…
- То-то же.
Мейсон нежно поцеловал ее.
- С добрым утром, родная.
- С добрым утром.
Мэри ответила на его поцелуй.
- Ну, и что ты тут приготовил?
Мэри потерла руки.
- Так, ничего особенного. Кое-что из того, что осталось от ужина. Парочку тостов с клубничным джемом. Чай. Кофе в доме не оказалось, ты ведь все еще предпочитаешь чай?
- Да, я все еще предпочитаю чай, и я обожаю клубничный джем, но, Мейсон, предлагать любимой завтрак без голландского масла – это позор и бесчестие…
Мейсон счастливо улыбнулся.
- Мэри, ты помнишь?
- Я помню каждое мгновение рядом с тобой.
Мейсон низко склонил голову, и произнес:
- Ну, тогда, каюсь… Обязуюсь искупить свою вину, моя Госпожа. Что прикажите сделать для Вас?
- Нууу… - Мэри подняла глаза к потолку, - Для начала… ты можешь поцеловать меня.
Мейсон не заставил просить себя дважды.
- Клянусь, с этого дня, голландского масла в нашем доме не будет никогда… Раз за его отсутствие меня ждет такое наказание.
Мейсон снова потянулся за поцелуем…
Из детской раздался плачь Одри.
- Мамочка, папочка, где вы?
- По-моему, наша дочь жаворонок. Ей бы не мешало спать подольше.
- Мейсон, ну, во-первых, уже десятый час, я бы не сказала, что это так уж рано. А, во-вторых…
- Что, во-вторых?
- Во-вторых, она впервые в жизни позвала утром кого-то, кроме меня…
Из детской снова донеслось жалобное:
- Мама, папа, ну где зэ вы?!
Мейсон сорвался с места...
- Ну что ж, завтракать одной, пожалуй, скучновато, пойду-ка, соображу что-нибудь на всю семейку.
Мэри накинула халат и направилась на кухню.