Бездна

Девочки, спасибо за отклики.

Цитата

Пардон, если напугала кого, но вроде уже первые главы ничего хорошего сразу не предвещали. Но еще раз пардон. Издеваться я над героями умышленно не буду.

Цитата

Мне тоже...

Продолжение

6.
* * *
Джереми вернулся как обычно поздно вечером и сразу понял, что что-то произошло. Уж очень возбужденной была Кристина. Ему хватило одного взгляда на отвернувшуюся к стене Мэри, чтобы понять, что происходило в этой комнате.

- Было бы странно, если б узнав все, что с ней случилось, она принялась бы прыгать от радости, -сказал он сестре. – Ее реакция обычная человеческая реакция на шок. Через несколько дней организм возьмет свое, она смирится со всем, что потеряла и начнет приспосабливаться к новой жизни. Главное, давай ей лекарства и корми получше. Эти заостренные черты мне не нравятся.

- Она отказывается от еды, отказывается разговаривать. Даже пить не просила. Я с утра как капельницу убрала, так и все.

- Кристина, не будь дурой, на ночь сделаешь ей укол и подсоединишь капельницу. Она поймет, что мы не дадим ей умереть от голода. Хороший уход должен сделать свое дело. А сейчас я попробую поговорить с ней.

Джереми подсел к кровати, взял руку Мэри и поставил ее палец на ячейку « Tellatouche ». Но она вырвала руку.

- Оставьте меня, - глухо попросила она.- Я не хочу ни с кем гооврить. Пожалуйста, оставьте меня.

Из ее незрячих глаз снова лились слезы.

- И так весь день, - сказала Кристина, - то плачет, то просто лежит и даже не шевельнется.
- Ничего пусть сегодня отлежится, а завтра будем приводить ее в чувство. Сейчас укол и капельницу. Утром уберешь все отводные карманы. Естественные рефлексы преобладают и она захочет, по крайней мере, встать, а это уже полдела.

* * *
Как же быть ? Как же быть ? Она лежала нестерпимо долго, молясь только об одном чтобы Господь поскорее прибрал ее. В какие-то мгновения ей казалось, что она снова различает вдали яркий свет и что Бог снова зовет ее. Но проходили минуты, а может быть, часы, и свет исчезал. А потом она провалилась в темноту. Проснувшись, она почувствовала всю ту же повязку на глазах, все те же катетеры в руках и всю ту же зловещую тишину. Ничего не изменилось. Она по-прежнему жива, ее насильно усыпили и так же насильно кормят. Она резким движением стала отдирать пластыри, придерживающие катетеры. Кто-то рядом мешал ей это сделать.

- Пожалуйста, оставьте, я не хочу жить, - молила она.

Но ее не слушали, в ее измученное тело что-то кололи, по ней стучали, ее трогали, обмывали. Как в тумане она встала, с чьей-то помощью сделала шаги по комнате. Ее отвели в туалет, помогли умыться. Разговарить с собой она не давала. Потом она снова лежала, поджав колени к подбородку, и в голове стоял лишь один вопрос : почему она еще не умерла ? Если ничего не есть и не пить, она умрет, но это грех, страшный грех, тогда она никогда не встретится ни с ребенком, ни с Мэйсоном. Но жить было нельзя. Нужно отпустить Мэйсона. Она была в тупике и не знала, как быть. Всю жизнь она твердо веровала в заповеди Господни, а сейчас она была готова нарушить самую строгую из них. От этого становилось еще нестерпимее.

Ее пытались покормить, но она отводила эту чужую руку от своего лица. Она знала, что в комнате находилась не только эта медсестра Кристина, но кто-то еще, наверное, врач. Она чувствовала на своем лице и теле мужские руки, она не боялась, что эти руки причинят ей боль, краешком сознания она понимала, что это медицинский осмотр, но это были не руки Мэйсона, и этого было достаточным, чтобы их прикосновение было невыносимым. Ей не дадут умереть, в нее будут продолжать что-то колоть, подсоединять к ней капелньицу. Но почему, почему после всего пережитого не разорвалось на клочки сердце ?

И что-то еще было не так, совсем не так. Ощущение беды окутывало ее. Это не было связано с ее увечьями, это не было зримо и осязаемо, это был страх, затмевавший все остальные чувства. Инстинктивно она понимала, что она сможет найти причину этого страха, но ей была нужна ясная голова, надо поесть, чтобы были силы подумать. Со стыдом, презирая себя, моля у Бога прощения одновременно и за свою слабость и за то, что это не вера, которая заставляет ее бороться, она позволила накормить себя.

И снова нахлынули тяжесть и угрызения совести : Бог покарает ее за ее малодушие, ее веры было недостаточно,чтобы продолжать жить, это какая-то неразрешимая загадка заставляет ее цепляться за жизнь. Раньше Бог для нее был всем, теперь она молила лишь Бога карающего понять ее. Она заслужила все, что с ней случилось за трусость, за кощунство в том, что пытается пойти на сделку с Богом. Мысли снова начали путаться. Мама частенько говорила ей : « Ты слишком много думаешь, Мэри ». Мэйсон тоже так считал. Она всегда пыталась все продумать, от этого вся ее жизнь и была полна сомнений. Какой парадокс, самые счастливые моменты в ее жизни были, когда она просто отдавалась своим чувствам !

Она потеряла счет времени и не знала, сколько прошло часов или даже дней с тех пор, как она очнулась в первый раз. Иногда она проваливалась в забытье, и ей снились чудесные сны. Красочные и яркие. Там не было место никому, только ей и Мэйсону. Она как будто заново переживала во сне их историю любви. Его сильные руки, бережно сжимающие ее в объятиях – как было бы хорошо никогда не покидать убежища этих рук ! Его страсные и в то же време безгранично нежные поцелуи, от которых у нее подкашивались ноги. Ночь в шатрах, когда они в первый раз стали по-настоящему едины, тот небывалый вихрь восторга, что закружил ее тогда, его губы на ее теле... Ей не хотелось просыпаться. Как странно, она засыпала, чтобы ВИДЕТЬ, когда же она открывала глаза, видеть она больше не могла.

Но тут в памяти всплыло, как ей что-то чертят на руке, она не сразу понимает, что с ней происходит, а потом осознает : ей пишут ее имя, чтобы она поняла, что случилось - так общаются со слепо-глухими. Но ведь она умера там на крыше, Мэйсон оплакивает ее. Откуда эта женщина знает ее имя ? Или ее первая мысль верна : Мэйсон знает, что с ней ? Нет, это невозможно. Она уже один раз усомнилась в его любви, и это привело ее к гибели. Так почему они знают, как ее зовут ? Она пыталась представить себе ниточку событий. Медленно, с трудом картина происшедшего стала вырисовываться.

Ее увезли в морг, и там в морге она, наверное, очнулась, но они ведь знали, кого везли, значит, должны были сообщить Мэйсону, иначе он был бы здесь. Или же Кэпвеллам случайно отдали другой гроб, и вместо нее похоронили кого-то другого ? Или произошла еще какая-то путаница. Наверное так. Мама и Кристи были в Европе, она сама купили им это путешествие. Кэпвеллы знали, что они в Европе, но не маршрут, ни даты им известны не были, разыскать их было практически невозможно. Значит, ее похоронили без них, наверное, Сиси распорядился не открывать гроб в похоронном бюро, чтобы не травмировать Мэйсона. « Бедный, мой бедный , как же ты там без меня ». Или гроб забрал Марк ? Да, наверное, так и было, он мог не дать Кэпвеллам даже приблизиться к ней, у него были все права – муж. Она вздохнула и тут же вздрогнула. А вдруг Марк здесь ? Нет, вряд ли, она бы ощутила его присутствие, ее страх не относился к Марку, это было что-то другое, связанное с тем, что эти . люди знают ее имя. Она вспомнила, как ее отводили в ванную. Это была не больничная палата, ванная комната находилась слишком далеко от кровати, ей еще тогда показалось, что идти надо слишком долго. Она вспомнила, как рукой она дотронулась до чего-то, что напомнило ей деревянные перила лестницы, но тогда она не обратила на это внимания. Она не в больнице, а в частном доме. Да, так и есть. Кто-то знал, кто она, что она осталась жива и увез ее ото всех и от Мэйсона… Но с какой целью, что с ней собираются делать ?

Бедная, бедная моя девочка! Какая умничка. Она обязательно выпутаеться из всего этого. Мэри Мэй, спасибо за продолжение и спасибо, что Мэри по крайней мере ходит.

natala (Понедельник, 14 декабря 2009, 12:45:16) писал:

Иначе я ее не вызволю, яведь не врач, а только учусь.

Мэри Мэй, это уже слишком, я уже подумала, что вот- вот и она прозреет, жить захочет, но страшнее вряд ли придумать можно, какой ужас- то , жить во мраке, да ещё с такими мыслями. Спать сегодня точно не буду, так поиздеваться над бедняжкой, представить страшно , хочется надеяться , что Марка в этом фике не будет, одного чудовища и так хватает.

Мэри Мэй, а у меня, знаешь, вроде легче, наоборот, становится... Вроде все мрачно и мысли далеко не самые лучшие у Мэри, но у меня появилась какая-то надежда. Почему? Да потому что она стала что-то делать, думать, вспоминать, размышлять. Кушать вот решила. Молодец. Всегда надо с чего-то начинать выбираться, она у нас ведь сильная, я уверена, что до конца она не пустит свои такие темные мысли действовать. Тем более, что она начинает задавать себе вопросы. Я в нее верю!

Julliana (Понедельник, 14 декабря 2009, 15:16:04) писал:

Нет, она уже начинает потихоньку цепляться за жизнь.

Цитата

Марка я и сама не вынесу. Будет только его тело (наверное)

Julmers (Понедельник, 14 декабря 2009, 18:03:26) писал:

Julmers, я рада, что ты меня поняла. Ей еще очень тяжело, но пусть осознанно или неосознано, но ей уже хочется выбраться оттуда.

Мэри Мэй (Понедельник, 14 декабря 2009, 22:12:22) писал:

Какой же он обояшка все-таки ! как его все любят

Продолжение.

7
* * *

Джереми без отрыва смотрел на Мэри. Это началось вчера, или не вчера, а гораздо раньше ? Ответа на свой вопрос он не знал.

До вчерашнего дня Мэри была для него пациенткой, но не просто пациенткой, а той, которая пришла на смену Кимберли, той, для которой он дожен был сделать то, что не смог сделать когда-то для Кимберли. К тому же, она была так похожа на Кимберли. Порой ему казалось, что это Кимберли, что это ее светлые волосы он поглаживает, чтобы она успокоилась, что это с ней он пытается заговорить, что это ее он кормит с ложки, и выводит на прогулку в сад. Потом он осознавал, что это Мэри, и он был благодарен ей, что она так случайно вошла в его жизнь, чтобы он смог искупить свой грех.

Она была жива только для него, для него одного, он собирался заботиться о ней, поставить ее на ноги, вернуть в ней жажду жизни. Она была его Галатеей, он создал ее, вытащил из темной бездны и вернул ее к жизни. Ему нужно было, чтобы она была рядом, нужно было ощущать ее присутствие, он не задавал себе никаких вопросов. Эта пациентка была его спасением. Его единственным беспокойством было только, чтобы никто не узнал о ней. Кристина была ненадежной, ох ненадежной, к тому же было кое-что, что она не знала, а он понятия не имел о том, как скрыть это от нее и что ему делать. Правда, пока все шло так, как он хотел, но в отличие от первых дней он знал, что долго так продолжаться не может. Его мысли были заняты проблемой Кристины, и он иногда даже забывал о Мэри. До вчерашнего вечера.

Кристина беспокоилась, что Мэри практически ничего не ела, много плакала, а если и позволяла с собой разговаривать то только, чтобы спрашивать про тот страшный день, когда она « умерла ».

- У нее нет надежды, нет надежды, - шептала она. – Если бы она сохранила ребенка, это дало бы ей силы и надежду.
- Перестань, - оборвал ее Джереми. – У нее могут быть другие дети.
- Другие дети ? Как ? Ты лишил ее всего ! Запер здесь ее и меня. Не даешь ей вернуться к жениху. С кем у нее могут быть дети ? Уж не с тобой ли ?

Джереми с мгновение смотрел на сестру и хладнокровным , размеренным движением отвесил ей сильную пощечину. Потом, не оглядываясь, ушел к себе в комнату.

А ночью ему приснился престранный сон. Он был с Кимберли, он был счастлив, они любили друг друга. Лаская ее тело, он потянулся к ее губам, и увидел, что он сжимает в объятиях не Кимберли, а Мэри, что это губы Мэри он жадно, до крови целует. Он плохо помнил остальное, знал только, что Мэри по-прежнему с ним.

Утром он проснулся в отличном расположении духа, что с ним не бывало никогда. И в первый раз мысли о Кимберли не потревожили его. Она как будто отпустила его. Он облегченно вздохнул, но тут же понял, что на ее место пришла Мэри и что отныне это Мэри, кто займет его сердце. Пигмалион влюбился в свою Галатею.Или все это сон, ночной сон ? Ему срочно надо было посмотреть на нее. Он вошел к Мэри в комнату. Кристина помогала ей одеваться и не услышала его. Одного взгляда на полуобнаженное тело Мэри ему хватило, чтобы желание обладать ею с бешеной силой охватило его. Он не мог двинуться с места. Но в его мозгу шла лихорадочная работа : он пытался разобраться, как же так получилось, что Мэри перестала быть для него пациенткой и вдруг стала всем. В ту же минуту он еще сильнее возненавидел Мэйсона Кэпвелла за то, что это ему достались слова любви и нежные взгляды Мэри, за то, что это в его объятиях она стонала от страсти и наслаждения, и он поклялся, что Мэйсон никогда не увидит Мэри.