Самый родной и любимый (Мейсон и, конечно, Мэри, а также СиСи, София, Идэн, Круз, и некоторые новые лица...) - Фанфики по сериалу Санта-Барбара | Santa Barbara - Fanfictions - стр. 4

Ключ
- Смотри мне в глаза! Не отворачивайся!
Крепко держа Мэри за подбородок, Марк другой рукой откинул с ее лба и глаз, сбившиеся от пота в мокрые пряди волосы, и крепко прижал их ладонью к подушке.
- Мааа…р…, по… жааа…ста…, - Мэри беспомощно извивалась всем телом.
- Я тоже много раз говорил тебе это слово, только на тебя оно никогда не действовало!
Марк попытался еще сильнее сжать подбородок жены, но его пальцы соскользнули. Все лицо Мэри было залито беззвучными слезами.
- Но большую часть времени ты даже «пожалуйста» не говорил…. Ты просто де…де..лал, что тебе нравится… си..лой…
Несмотря на боль, Мэри удалось высвободиться и быстро вскочить с кровати. Но, Марк - с завязанным вокруг бедер полотенцем и всклоченной бородой - грубо толкнул ее обратно. Его сжатые губы чуть подрагивали, а в глазах загорелись недобрые огоньки. По горькому опыту Мэри знала, что в такой момент лучше прекратить сопротивление, и, попытавшись отключить эмоции и мысли, просто выполнять, как сквозь туман, доходящие до нее приказания. Иначе, все равно выходило так, как хотел Марк - только помимо душевный пытки, она еще получала и порцию физических истязаний…
Как бы это страшно не звучало, но за четыре года жизни с Марком Мэри привыкла, что ее тело насилуют порой несколько раз за ночь. Он была податливой, послушной и терпеливо ждала, пока Марк, насытившись, наконец, откинется в сторону и заснет. Она молча твердила себе, что не имеет права сдаваться, потому что Мэтью еще очень мал, чтобы остаться без матери. Она молила Бога простить ее и дать ей сил…
Но труднее всего было заставить себя не вспоминать в такие моменты полные всепоглощающей нежности и какого-то священного трепета прикосновения… Мейсона.
Но в этот раз все было иначе… Все было просто ужасно! Даже ожидание боли не могло заставить Мэри прибегнуть к обычному притворству – опустошающей, дикой игре с самой собой… Мейсон… Перед глазами стоял только Мейсон… Слова Эндрю Арчера с новой силой оживили прошлое, и Мэри с отчаяньем поняла, что помимо любви, нежности и благодарности, она стала испытывать еще и ревность… Которая странным образом смешивалась с невероятным облегчением и радостью – он счастлив, у него все хорошо…
А еще ко всем этим чувствам примешались стойкие воспоминания о ее таком недолгом женском счастье. Несмотря на все усилия воли, эти образы никак не удавалось прогнать прочь. Они были так реальны, будто все происходило только вчера. Будто только что ее пальцы касались мягких волос любимого, а губы целовали его глаза с пушистыми ресницами… Будто только что она подняла голову с груди Мейсона, все еще ощущая его родной запах, все еще наполненная до краев его страстью…
Мэри открыла глаза… Сквозь мерцающую пелену над ней маячило ненавистное лицо сопящего Марка. К горлу подступил ком - не в силах больше бороться с тошнотой, она из последних сил оттолкнула Маккормика, и еле успела перегнуться через край кровати…

Я, верно, сумасшедший, Мэри… Ты…умерла у меня на руках, а я продолжаю разговаривать с тобой. Пишу тебе письма… За четыре года их тут скопилась целая коробка… Я иногда перебираю их и смеюсь сам над собой…Но, это такой горький смех…Знаешь… Я…даже иногда вижу тебя… Ты звонила мне по телефону… И ты разговаривала со мной… Я схожу с ума… Или ужа давно сошел… Я постоянно тебя ищу…
Я люблю тебя, Мэри… Время отказалось меня лечить… Я не знаю, когда в следующий раз натолкнусь на бьющее током воспоминание… Имя, обрывок стихотворения, похожий тембр голоса, знакомый запах, знакомое место, когда-то звучавшая только для нас двоих музыка… И тогда сердце начинает бешено колотиться… Я понимаю, что все напрасно – все, что вокруг меня, все – напрасно!…
Сколько раз я тебе писал и говорил, что никогда себя не прощу? Ненавижу себя за то, что не увез тебя куда-нибудь - в горы, в Канаду, в Европу… Что не пришел домой на минуту раньше, что не поднялся на крышу на секунду раньше…Что ты вообще оказалась на этой проклятой крыше…
Время отказалось меня лечить. Мне не только не стало легче… Нет… Я люблю тебя еще сильнее, чем раньше…
О, как я лгал когда-то, говоря:
"Моя любовь не может быть сильнее".
Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.
Случайностей предвидя миллион,
Вторгающихся в каждое мгновенье,
Ломающих незыблемый закон,
Колеблющих и клятвы и стремленья,
Не веря переменчивой судьбе,
А только часу, что еще не прожит,
Я говорил: "Любовь моя к тебе
Так велика, что больше быть не может!"
Любовь - дитя. Я был пред ней не прав,
Ребенка взрослой женщиной назвав.
Случайности… Было ли все это случайностью? И сколько за нами осталось не прожитых часов? Прости меня…Я иногда даже ненавижу… первые мгновения, когда я…тогда… Мэри, мне кажется, что если бы ты никогда не полюбила меня, то была бы сейчас жива… Но, мне тогда казалось, что я задыхаюсь, если тебя не было рядом... И вот… прошло столько времени…тебя нет рядом уже так долго… А я все еще дышу…
Пусть бы ты просто не хотела со мной разговаривать, пусть бы я тебе был чужой, пусть бы ты совсем ничего ко мне не чувствовала, но я бы знал, что ты где-то есть…живая… А сейчас тебя нет вообще… И я даже не могу себе объяснить, почему сам остался жить…
Мейсон бережно свернул исписанный лист и положил его в коробку, стоящую у стола. Затем подлил в бокал виски из графина, и немного поколебавшись, снял телефонную трубку.
- Джулия Уэнрайт, - раздался в трубке звонкий голос.
- Зря ты все-таки не стала менять фамилию. Джулия Кэпвелл звучит намного красивее и солиднее.
Мейсон попытался шуткой смягчить начало неприятного разговора. Но, эффект, кажется, получился обратным. Жена раздраженно фыркнула и перешла в атаку.
- Господи, Мейсон! Я прождала тебя целый час! В результате отправилась в магазин одна. Пропустила свою очередь в парикмахерской! Теперь у меня ужасный вид и ужасное настроение! Мы опаздываем… А ты вместо того, чтобы объяснить причину своего отсутствия, звонишь невесть откуда и спокойным голосом отпускаешь шутки?!
- Джулия, ты будешь прекрасно выглядеть и без прически. Это, во-первых. Во-вторых, ты так переживаешь, будто мы опаздываем на прием в Белый дом. Успокойся, это всего лишь званая вечеринка по поводу рождения еще одного внука СиСи Кэпвелла…
- Причем тут твой отец, Мейсон?! Нас пригласили Идэн и Круз. Более того, я тебя просила не опаздывать, потому что мне важно поговорить с женой мэра. А они уже предупредили всех, что рано уходят. Боже мой, Мейсон, хоть раз в жизни можно было подумать о ком-то, кроме себя?!
Мейсон устало опустился на диван, и чуть отстранил от уха трубку телефона.
- Я был занят. У меня было срочное дело.
- Ты же сейчас не работаешь, дорогой…
Джулия попыталась сделать свой тон как можно более язвительным.
Мейсон усмехнулся.
- Спасибо, что напомнила…
- А ты сейчас, собственно говоря, где?...
Мейсон огляделся. Все в этой комнате осталось, как и прежде – их общие с Мэри фотографии на камине, книги и журналы, которые она не успела дочитать, занавеси на окнах, которые она перешила собственными руками, какие-то мудреные цветы в горшках, за которыми ему пришлось научиться ухаживать…
- Нууу…
- Все понятно! Встретимся в ресторане!
Джулия нажала на отбой, и раздраженно пнула валяющуюся на полу подушку.
Мейсон же бережно переложил коробку с письмами в ящик стола, и снова присел на диван. Наверное, с Джулией нужно поговорить - постараться как-то объяснить все, что с ним происходит. Конечно, ее не может не тревожить его поведение в последние дни, и это вполне понятно. Ведь свой отъезд в Бостон и Майами он практически никак не обосновал…. Наверное, Джулия просто решила, что ему нужно отдохнуть и особо не стала приставать с вопросами. Тут нужно отдать ей должное…
Но вот их личные отношения сейчас оставляли желать лучшего, и Мейсон ничего не мог с собой поделать. Все его умственные силы уходили на Гранта, а душа была занята только Мэри. И еще Самантой. А Джулия… Мейсон почувствовал укор совести. Он должен с ней поговорить! В конце концов, последние два года именно Джулия была ему самым верным другом – кому, как ни ей понять его, и, даже, возможно, простить…
Но, как рассказать жене, что тебя преследуют видения давно умершей возлюбленной?! Как объяснить, что Мэри может померещиться ему в любом месте, и он вовсе не собирается с этим бороться?…
«В любом месте… в любом месте….», - Мейсон вновь обвел глазами комнату, останавливаясь на каждой детали.
«Везде… Но только не здесь… И так же…ничего не было ни в Бостоне, ни в Майами…».
Мейсон резко поднялся и направился к выходу. Сегодня вечером на приеме нужно будет обязательно поговорить с отцом! Дальше ждать нет смысла – теперь игры с Грантом в одиночку могут быть не только опасными, но и глупыми… Сани был прав, и ему удалось переубедить Мейсона во время их последнего разговора в аэропорту. Да и сам дядюшка, вчера объявившийся на приеме у мэра, также, похоже, решил открыть кое-какие карты. О появлении «блудного брата» восторженно завывает вся «желтая» пресса Санта Барбары!
Итак, сегодня! Главное, что документы в надежном месте – в случае чего, Сани знает, что делать…
Оказавшись в холле, за дверью, Мейсон на секунду замешкался, а потом просунул указательный палец в крохотный разрез, который они с Мэри, как-то, дурачась, проделали сзади огромной плетеной корзины с каким-то вечнозеленым растением, призванным украшать коридор. Этот тайник, как с серьезными видом тогда пояснили «недогадливому мистеру Кэпвеллу», нужен был для хранения запасного ключа от квартиры!
Мейсону, который поначалу выдал сотню версий странных действий Мэри, но так и не попал в цель, причуда любимой показалась странной, но забавной, так что спорить он не стал. Наоборот, пока Мэри, давясь от смеха, расковыривала шпилькой корзину, честно наблюдал за тем, не идет ли кто из соседей. А она почему-то была уверена, что однажды они еще скажут ее предусмотрительности спасибо… Мейсону же Мэри в тот момент казалась маленькой девчонкой, которая прячет от мамы и сестер в потаенный уголок свои нехитрые сокровища – зеркальце, фантики от конфет, заколки… Ее так хотелось обнять, взять на руки и… зацеловать. Что он тогда немедленно и сделал…
Сейчас же… К горлу вновь подступил ком…
А ключ все еще был воткнут в корзину – поблескивал, зажатый между желтыми прутьями…