Ты и Вы

Ну, что же – извольте. Только не обессудьте, если мой рассказ покажется вам несколько длинноватым. Я-то и в самом деле хотел сделать его коротким – вот только короче рассказать всё как-то не получается. И так, как сказал поэт, и как вы сами должно быть, знаете:

“Римская Империя времени упадка
Сохраняла видимость строгого порядка.
Цезарь был на месте, советники - рядом.
Жизнь была прекрасна - судя по докладам...” (с)

Что, впрочем, вовсе не мешало упомянутой Империи медленно, но верно упадать. Прежде всего упадали ремесла – а вместе с ремеслами сокращались налоговые поступления, бешено росли цены, а императорам всё время не хватало денег. Непрерывно вторгались варвары – против них на северных и восточных границах римляне возводили валы с частоколом из заостренных бревен по верху и рядом башен чуть сзади, и тянулись валы порой на сотни километров, вот только варвары чихать хотели с высокой колокольни на эти валы, вместе со всеми их башнями, и охранявшими их легионерами и упрямо продолжали вторгаться. Наконец, все эти бесчисленные, бесконечные бунты и военные мятежи. Власть в Империи принадлежала тому, кто располагал военной силой, Римская Империя (не путайте с республикой) как раз и началась с личной армии Гая Мария, которую тот сформировал сам, на свои кровные, поэтому любой пират или офицер, способный вывести в поле хотя бы легион, с тоской и надеждой поглядывал на опасный, но такой заманчивый трон, раздумывая на досуге - а не пора ли? Словом, весело и интересно было жить в Римской Империи времени упадка. А однажды случилась в Риме история и вовсе неслыханная.

Назначил как-то один из императоров префектом претория (командиром императорских гвардейцев) одного очень строгого генерала старой школы. Строгий генерал старой школы принялся преторианцев, (сиречь гвардейцев) на свой старо-строгий манер муштровать, обучая атаковать “черепахой” и рассыпным строем, преодолевать полосу препятствий и тому подобному. До той поры преторианцы из науки воинской если что-то и умели, так это блистать на парадах, да ещё нести караул в императорском дворце – правда, всё это они умели делать очень хорошо, а вот служить по-настоящему, с потом и кровью... Словом, в один прекрасный день, преторианцы взбунтовались, убили собственного командира – того самого строгого генерала старой школы, увлеклись – перебили часть офицеров, а затем, вероятно следуя принципу: “гулять – так гулять”, свергли и императора. Естественно, со смертельным исходом. “Сегодня – трон, а завтра – эшафот: такая вот забавная профессия...” (с). А потом, слегка придя в себя после бунта, вдруг сообразили, что попросту не знают, что делать дальше. Бунт и переворот оказались стихийными, никто его заранее не готовил и кого, скажите на милость, теперь возводить на трон... Так знаете, что преторианцы сделали? Ни за что не догадаетесь. Они вышли на главную римскую площадь и устроили самый настоящий акуцион, заявив, что возведут на трон любого, кем бы он ни был, лишь бы сумел заплатить больше.

“Вот если бы я был не один.” - размышлял как-то на досуге римский император Диоклетиан, сидя на троне в своем дворце-крепости. Дворец был не просто дворец, а крепость была не просто крепость – за высокими стенами скрывался целый город, с внутренними дворами, потайными ходами и казармами. Расквартированные в этом дворце-крепости легионы не имели никакой связи с внешним миром – так, на всякий случай. Подобных мер предосторожности осторожный Диоклетиан принял немало. “Вот если бы я был не один, - продолжал рассуждать Диоклетиан. - Если бы меня было двое или трое... Только представьте: один император живет и правит в Риме, решая запутанные финансовые вопросы. Второй в это же самое время отражает вторжение пиктов в Британии. А третий, не отвлекаясь ни на что другое, давит мятеж сирийских легионов. И незачем было бы денно и нощно сидеть в этом треклятом дворце, в этой золотой клетке, где достаточно стрелы, свиснувшей из-за портьеры или чаши вина, поданной лучшим другом...” Вот так на свет и появился знаменитый закон, согласно которому отныне в Римской Империи будет не один император, а целых четверо.

Начнем с того, что в Римской Империи появилось два старших императора, и носили эти старшие императоры гордый титул “Август”. Один из “Августов” ведал делами западных провинций Империи, а другой делами её восточных провинций и именно так было заложено будущее разделение Римской Империи на Западную и Восточную. Сам Диоклетиан стал “Августом” восточных провинций. А ещё в Римской Империи появилось два младших императора, и носили эти младшие императоры несколько менее гордый титул “Цезарь”. Таким образом у каждого императора-“Августа” был свой “Цезарь” - император-ученик, набиравшийся ума-разума у более старшего товарища. Предполагалось и было уговорено между всеми четырьмя императорами, а сами императоры поклялись в этом перед бессмертными богами, что каждый из “Августов”, отбыв на троне, отправив и отцарствовав двадцать лет, добровольно отречется и передаст полномочия своему “Цезарю”. Тогда “Цезарь”, сам ставший “Августом”, в свою очередь выберет себе императора-ученика... Ну, и так далее.

Предполагалось, что подобная, пусть и несколько громоздкая система позволет быстро и качественно решать текущие дела, не откладывая их в долгий ящик. Представьте, сколько было нужно времени, пока гонец с донесением доскачет или доплывет из Лютеции или из Александрии до Рима. А потом императору нужно было всесторонне изучить проблему, принять решение, а потом гонцу с упомянутым решением нужно было скакать или плыть из Рима в Лютецию или в Александрию. Теперь же один из императоров мог сам отправиться в Лютецию или в Александрию и решить проблему на месте. Этим же пресекалась любая попытка мятежа или покушения – ведь теперь вождю мятежников или заговорщиков противостоял не один император, а целых четверо. Да и если бы одному из “Цезарей” или даже из “Августов” вздумалось бы сыграть в свою игру – остальные трое быстро бы показали такому умнику маму Кузьмы и место жительства зимних раков.

Но слушайте дальше:
Коль скоро императоров в Римской Империи стало четверо, то каждый из них отныне действовал не самостоятельно, а от имени всех четверых. Благо, каждый из императоров, вне зависимости от того, был ли он “Августом” или “Цезарем”, западным или восточным, обладал в пределах Империи всеми присущими императору полномочиями, а изданные им распоряжения были обязательны для исполнения во всех частях Империи. А раз так, то отныне изменялась и форма обращения к императору: теперь к императору обращались не как к одному человеку, а как к группе. В прежние времена даже страшному Нерону говорили “ты”, не забывая, впрочим, сдобрить это “ты” эпитетами “славнейший” и “мудрый”. Теперь же, если император занимался государственным делом, то даже если он был один, ему всё равно писали и говорили “вы”: “обращаю ваше внимание”, “прошу вас дать распоряжение”, ну и так далее... Мало того – упомянутые распоряжение император отныне так же отдавал не от себя лично, а от имени всех остальных, то есть: не “я принял решение”, а “мы приняли решение”, не “я приказываю”, а “мы приказываем четвертому и одиннадцатому легионам оставить Британию и идти на помощь осажденной галлами Лютеции...”

Прошло двадцать лет. Как и было условлено, западный “Август” Максимилиан и восточный “Август” Диоклетиан добровольно отказались от власти и удалились в свои поместья. Диоклетиана потом долго и упорно звали вернуться во власть – но у себя в поместье Диоклетиан полюбил возиться в земле – сажать, поливать, пропалывать, окучивать и собирать урожай. Поэтому на все призывы и посулы, какими бы заманчивыми они ни были, неизменно отвечал: “Если бы вы только знали, какая замечательная капуста выросла у меня в этом году...”. Ну, а без Диоклетиана всё “Августы” и “Цезари” очень быстро передрались между собой и всё вернулось к естественному порядку, когда в Империи был только один император... Вот только за эти двадцать лет успела сложиться традиция. Отныне к императору и только к нему обращаются не в единственном, а во множественном числе. Точно так же, как не в единственном, а во множественном числе говорит о себе и сам император.

Прошло ещё несколько столетий – западные области Римской Империи, в том числе и сам город Рим захватили варвары. Все эти вандалы, остготы и вестготы, лангобарды, аллеманы, франки и прочие были именно что варварами, и жили ещё при первобытно-общинном строе, а потому были здорово ошарашены, получив во владение благоустроенную страну с богатыми и красивыми городами, с великолепными дорогами, с водопроводом, банями и библиотеками... Варвары многое разрушили, но многое и переняли. А варварским королям очень понравилась традиция, согласно которой к государю и только к нему обращаются на “вы” - не в единственном, а во множественном числе, так же, как и сам он говорит о себе не “я”, а “мы”. Так понравилась, что варварские короли очень быстро её приняли, и теперь какой-нибудь Кловис или Пипин Короткий требовал, чтобы ему говорили: “вы”, сам же он говорил только “мы” и никак иначе.

Зато потом “вы” и “мы” ждала разная судьба. “Мы” как было, так и осталось прерогативой правящего монарха. Даже в наши дни сказать о себе “мы” имеет право только король или император. Ни королева – жена короля (но не правящая самостоятельно королева) ни принцы и принцессы – дети короля, будущие наследники говорить о себе “мы” права не имеют. Представьте себе реакцию короля или императора, когда тот узнает, что некий граф или герцог вдруг начинает говорить о себе “мы”, как будто он сам король. У короля или императора сразу же появляется подозрение: а что, если упомянутый граф или герцог не ограничится только этим “мы”? А не претендует ли этот граф или герцог, помимо королевского “мы” и на настоящую королевскую корону и на настоящую королевскую власть? С “вы” же вышла ситуация несколько иная, прежде всего потому, что на “вы” всегда обращается нижестоящий к вышестоящему. Поэтому какой-нибудь провинциальный барон, знающий о традиции обращаться к королям на “вы” и желая подольститься к своему герцогу или графу, запросто мог ему “выкнуть”. А герцог или граф, в той же ситуации, на удивленный вопрос короля, запросто мог сделать удивленное лицо и с самым невинным видом сказать: “А я здесь ни при чем, ваше величество. Я ничего такого не делаю, и ничего плохого против вас не замышляю. А что касаемо этого “вы” - так я ничего такого, это они самы “выкают”. Поэтому обращение на “вы” сперва перенимает от королей высшая знать – те самые герцоги и графы, потом от них – средняя знать, бароны и рыцари, потом просто люди с положением, ну а потом обращение на "вы" стало просто способом выразить уважение к человеку.

Вот, собственно, и всё. На этом мой длинный рассказ закончен... А обращаться друг к другу надо, всё-таки на "вы". Но при этом "Я" писать и говорить только с большой буквы.

Atta, спасибо за инфу!

Alexandra (Вторник, 15 декабря 2009, 11:47:15) писал:

Когда Келли в белом платье и круглой шляпке собралась за ядовитой бирючиной, Ник чинил корзинку. И Келли, уходя, сказала ему: "работай". Не "работайте", а именно "работай" - в единственном числе. Потом набрала она этих ягод полную корзинку, попутно налопалась сама, ей стало плохо и Нику пришлось её выхаживать. А когда он её выходил, Келли первым делом бросилась к Нику целовать руки и объясняться в любви. И говорит она ему "вы" - "я вас люблю". Естественно, происходит это в сериях на французском.

М-да, в любом переводе есть свои косяки.

Ольга Качулкова, "Робинзон в русском лесу".

Россия, вторая половина XIX века. В имении, с отцом, матерью и сестрами живет мальчик двенадцати лет, как и положено молодому баричу, несколько хулиганистый. А, может быть, вовсе и не хулиганистый, а просто очень живой... Во всяком случае, бродить по окресностям с ружьем и удочками ему не в пример интереснее, чем с умным видом дома скучать над учебниками. Папа мальчика, видя такое отношение к французскому, немецкому и всем наукам подумывает отправить сына в город, учиться в кадетский корпус.

У мальчика есть друг - тоже мальчик, ровесник, сын бывшего крепостного его отца, по имени Вася. Над этим Васей тоже нависла страшная угроза - его хотят оправить в город, учиться ремеслу. Вася боиться, что в учении пьяный мастер будет его пороть.

Вот тут-то обоим мальчика приходит в голову идея: удрать в лес и жить там на манер Робинзона Крузо. Про Робинзона Крузо молодой барич совсем недавно прочитал книжку. Сказано - сделано: мальчики сделали тележку, нагрузили её разным добром, вроде пороха, пуль, одеял, семян огородных растений, котла и бутылок с водой и удрали в лес. Неподалеку от имения, принадлежавшего отцу молодого барича, был обширный и глухой, редко посещаемый людьми лес.

Вот так два с половиной года, два лета и три зимы мальчики в этом лесу робинзонили: построили дом, сложили в этом доме печь, развели огород, охотились на зайцев и волков, приручили лосиху. В середине третьей зимы, когда у них уже подходил к концу порох, их случайно обнаружила разведочная партия, намечавшая трассу будущей железной дороги.

А мораль этой истории вот какая: мальчики прожили в этом лесу солидный кус времени, хлеб и соль делилил пополам, вдвоем месили одну и ту же глину для кирпичей, причем сын крепостного Вася оказывался и умнее и сообразительнее, чем его образованный и начитанный друг - молодой барич. Но при этом молодой барич всё время называет Васю на "ты" и по имени. А Вася молодого барича - только на "вы" и по имени-отчеству.

Atta, Спасибо! Очень познавательно

Забавно:
Перечитывал "Трех мушкетеров"... нет, на русском языке, пока ещё на русском - я не настолько гениален, как, может быть, кое-кто тут обо мне думает... глава XVI, "Бастион Сен-Жерве":

Цитата

Как-то резануло: дворянин, граф, королевский мушкетер говорит простолюдину "вы" - "принесите!". Не выдержал, залез в оригинал, благо сейчас в интернете есть всё, что угодно. И в самом деле:

Цитата

Правда, я не знаю, насколько изменился французский язык со времен Дюма. Интересно, кстати: а "-es" и "-os", за которые Дюма извиняется в самом начале, во французском языке читаются?

О чем речь то идет. Я сейчас смотрю сериал Мария Селесте венесуэльский. И там половина главных героев с Колумбии . И вся семья главной героини обращается друг с другом на Вы .
Так что обращение на Вы по крайней мере в Колумбии в 90 годах 20 века было принято

Знаете, в разных языках употребление "мы" вместо "я" может быть не только возвеличиванием себя любимого, но и уничижением (дескать, я лишь один из серой массы). Это, кажется, в восточных языках принято, но и в английском раньше проскальзывало

Clair (Вторник, 15 декабря 2009, 02:38:22) писал:

И в испанском тоже, только без использования женского рода.