***
По главной сути
Жизнь проста:
Ее уста...
Его уста...
Василий Федоров
У него были удивительные руки — теплые, чуткие, нежные. Казалось, они могут уберечь от любой беды и утолить любую боль. Когда они бережно, с трепетом и благоговением прикасались к ней, словно к святыне, Иден чувствовала, как и ее тоже захлестывает волна пронзительной, безудержной и неутолимой нежности. И она до слез, до беспамятства прижимала к щеке его прохладные, пахнущие морем ладони, гладила и целовала его длинные тонкие пальцы и нервные сильные запястья с проступающими под кожей выпуклыми голубыми струнками вен.
Они занимались любовью всегда, как в последний раз, и оба, не стесняясь, плакали от застарелой, глубоко спрятанной боли, которой наконец позволили выплеснуться наружу, и переполнявшего их невыносимого, мучительного счастья. Роберт не спешил, и, казалось, совсем не думал о себе, он словно чувствовал Иден кожей, без слов понимая все по затуманенному взгляду и полузакрытым ресницам, едва уловимому вздоху и дрожащим побелевшим пальцам, сжимающим его локоть. Медленно и нежно он доводил ее до исступления, заставляя забыть обо всем и в полузабытьи, почти теряя сознание, вновь и вновь повторять его имя.
Это было как наваждение, как откровение, данное свыше, Иден никогда прежде не испытывала ничего подобного, даже с Крузом.
Первые несколько дней ее продолжало мучить чувство вины. По ее твердому убеждению, любящая жена и мать не могла, не имела права наслаждаться жизнью с другим мужчиной. Она и теперь так считала, но постепенно угрызения совести притупились, отошли на второй план. Да, это было легкомысленно с ее стороны, и еще совсем недавно Иден пришла бы в ужас от такого эгоизма и безответственности. Но, по всей видимости, наблюдая за изменениями в Роберте, она и сама изменилась за эти две недели.
Новая Иден решила для себя, что она, в конце концов, не робот, а живой человек, и не обязана всегда быть идеальной и правильной. Она сумела примириться с мыслью, что в ее сердце, которое должно целиком принадлежать Крузу, теперь есть и другая любовь, не менее сильная. Отрицать это было глупо и жестоко по отношению ко всем, включая саму Иден. Она и не пыталась больше, поняв в какой-то момент, что любовь Роберта и любовь к Роберту — не ошибка и не наказание, а неожиданный подарок судьбы, который следует принять с благодарностью и смирением, как и все, что посылает Бог. И верить, что рано или поздно провидение само подскажет, как быть с этим подарком дальше.
А пока оставалось только одно — радоваться тому, что есть. И она радовалась — свежим цветам на своей подушке поутру и аромату хлеба, которым наполнялся дом, когда из соседней лавки приносили корзину еще теплых хрустящих кукурузных лепешек. Солнечным зайчикам, пляшущим по комнате в жаркий полдень, и отблескам лунного света, выхватывающим из темноты задумчивый профиль Роберта в проеме окна.
Она, как и Роберт, просто позволила себе стать счастливой.
И чувство вины отпустило окончательно, уступив место осознанию того, что во всем случившемся есть какой-то скрытый смысл, что Роберт появился в ее жизни не просто так. Дело было не только и не столько в их совместном прошлом, теперь Иден это отчетливо понимала. И даже не в проблемах с Крузом, как могло показаться со стороны.
Нет, самое парадоксальное, что ее чувства к Крузу с появлением Роберта не изменились, она по-прежнему любила его. Они были по-настоящему счастливы, никому бы и в голову не пришло назвать их пресыщенной бытом и друг другом парой, живущей вместе только в силу привычки. Иден никогда не чувствовала себя погрязшей в стирке и готовке домохозяйкой, ей никто не мешал заниматься любимым делом, строить карьеру. С детьми тоже не было проблем — их можно было со спокойной душой оставить на Кармен. Не могла Иден пожаловаться и на охлаждение в отношениях, ни со своей стороны, ни со стороны Круза. Им хватало и страсти, и романтики, и приключений. Муж продолжал удивлять и восхищать ее даже спустя пять лет после знакомства, а то, что он сам отпустил ее к Роберту, еще раз убедило Иден, что Круз по-прежнему готов ради нее на все, даже пожертвовать собственным счастьем.
Так может быть, проблема в ней самой?
Иден всегда считала себя сильной и независимой женщиной, которая добивается всего в жизни сама. Ей не нужен был мужчина для счастья, по большому счету, ей вообще никто не был нужен, пока она не встретила Круза. Она стал для нее идеалом, примером для подражания. Рядом с ним Иден вдруг начала остро ощущать собственное несовершенство и решила бесповоротно измениться, чтобы стать достойной Круза, соответствовать придуманному ей самой образу добропорядочной жены полицейского и матери его детей. И ей это почти удалось, по крайней мере, Иден так считала до появления Роберта. При этом она никогда не задумывалась, а нужно ли это Крузу, и до сих пор не замечала, что эта роль в глубине души тяготит ее.
Иден искренне старалась быть мягче и слабее, но мешала необходимость постоянного контроля над собой. Получался достойный афоризма парадокс — чтобы стать слабой, требовалось немало сил.
А Роберт освободил ее от всех условностей и ярлыков. Иден знала, что он любит ее такую, как есть, и поэтому могла по-настоящему расслабиться и перестать контролировать каждый свой шаг. Перед Робертом она была совершенно беззащитна. А он так же беззащитен перед ней. И они оба — беззащитны перед любовью, словно заблудившиеся в лесу дети, которые без страха и сомнений бредут куда-то наугад, крепко взявшись за руки, с твердой верой, что Бог их не оставит, и они обязательно найдут выход.
Может быть, поэтому она и оказалась здесь, — чтобы вернуться к себе и научиться жить одним днем, не сожалея о прошлом и не заглядывая в будущее, радуясь самым простым вещам.
Но было и что-то другое, чего Иден пока не могла уловить, какое-то странное чувство, что это не конец, что она должна разобраться в чем-то еще. И чувство это с каждым днем крепло.