Два новых фанфика - Кино и Лазарет))

Первый Отдел идет смотреть «Армагеддон»

Наполовину пустой зал окраинного кинотеатра. Народ шуршит, шумит, понемногу рассаживается. В зал входят (именно в таком порядке) Шеф, Мэдлин, Майкл, Биркофф и Никита. Шеф в голубой футболке и джинсах (в последнее время ему стало казаться, что он выглядит недостаточно молодо). Мэдлин одета в топик с глубоким декольте и черные брюки (попытки нацепить пиджак закончились изъятием пиджака Шефом, зато в отместку ему она сменила предполагавшуюся короткую юбку на штаны, но она все равно не в восторге, так как чувствует, что микроскопический кусочек ткани под названием «топик» закончится насморком). Майкл одет в свитер с вывязанными оленями и выходные лосины, под страхом смерти вытребованные у продавцов в ближайшей Calcedonia, Биркофф как обычно, в невнятном хипповском наряде. Позади всех плетется злая как черт Никита, одетая в черный кожано-резиновый глухой костюм для миссий – в качестве наказания за какой-то из миллиона прежних проступков Майкл, вместо того, чтобы сообщить, что планируется культпоход, позвонил ей и страшным голосом сказал в трубку «Жозефина». За такую гадость Никита купила внизу нереальных размеров коробку попкорна, такую же коробку арахиса, в третьей М энд Мсы, а в четвертой изюм – поэтому сейчас она с трудом тащит все эти пакеты – и заставила Майкла заплатить. Майкл совсем не понял, почему он должен платить за этот пищевой мусор, учитывая тот факт, что соседний ларек был сходу и целиком куплен Шефом для Мэдлин, которая с презрительным видом возжелала взять только баночку диетической кока-колы. Зато Шеф за свой джентльменский поступок еще раз был занесен Никитой в ее Список Настоящих Мужчин, Не То Что Майкл.

Несмотря на увесистые пакеты, Никиту тянет в первый ряд (может, это просто уже отходняк такой – Первый Отдел, первый ряд…), но так как Шеф без долгих разговоров берет Мэдлин за руку и тащит ее на последний, всем остальным приходится сесть там же. Они рассаживаются, Никита ссыпает все свои сладости в самый большой пакет и перемешивает их руками. Биркофф смотрит на это и изображает, что его тошнит. Майкл активно кивает.
Биркофф(страдальчески). Ну почему, по-че-му мы должны смотреть эту муру десятилетней давности?! Сейчас можно уже скачать (начинает перечислять еще не вышедшие на экран фильмы, в основном посвященные компьютерным сетям и иже с ними). Я бы вам мог показать все, что угодно. У меня мозги и связи.
Никита(с набитым ртом). А по-моему, хороший фильм. Тем более что я его не смотрела, когда он вышел.
Биркофф(мрачно)Его никто не смотрел.
Майкл. Не понимаю, что вам всем не нравится. Скажите спасибо, что я предложил это кино, иначе мы бы все отправились смотреть «Завтрак у Тиффани», как этого хотел Шеф.
Никита (в ужасе). Завтрак у кого?
Мэдлин(почему-то в сторону Шефа). Это такие украшения. Очень дорогие.
Майкл. Это 1961й год.
Шеф(с видом оскорбленного достоинства). Старые фильмы – самые хорошие. И романтичные. (на этой фразе Никита оживает и смотрит на Шефа преданными глазами - видно, что он получил еще одну галочку).
Мэдлин(неожиданно мечтательно). Да. Я не понимаю, почему мы не пошли смотреть именно его, и я подумаю о тебе, Майкл, и о Белой комнате, пока мы будем смотреть твой боевик. Это прекрасный фильм. Главная героиня там говорит в финале: «Мы ничьи. У нас никого нет и друг другу мы НЕ принадлежим».
Шеф(все с тем же видом оскорбленного достоинства). Ха, ну а герой ей отвечает: «Люди влюбляются. Люди принадлежат друг другу, потому что это единственный способ стать счастливыми». И она с ним соглашается, не так ли?
Биркофф. (осмелев)А обязательно пересказывать тот фильм целиком? Давайте уж смотреть эту муру, раз мы здесь, не хватало еще вспоминать о той. Дословно.

Шеф хочет сказать что-нибудь очень гадкое в ответ, но тут экран загорается и в зале наступает относительная тишина.

Проходят первые кадры, представляющие из себя сцену Апокалипсиса, с титрами с именем Брюса Уиллиса на этом фоне, которое почему-то сразу начинает раздражать Шефа и кажется ему неправильным.
Шеф(с Очень Важным Видом). Да, Землю надо спасать. Я всегда это говорил. Биркофф?
Биркофф(временно отвлекаясь от лазания в пакет со сладостями Никиты). Да, сэр?
Шеф. Ты можешь рассчитать, когда ЭТО случится снова, не так ли?
Биркофф(чуть не подавившись попкорном). Эмм…да, нет, не знаю, думаю, что…
Никита. Да тише вы оба, к чертовой матери. Это вроде действительно интересный фильм!(смотрит на экран, пока там строят план по Спасению Земли). И тут у них сплошные секреты, прямо как у нас. Пойди туда, не знаю куда. (Брюс Уиллис: «Шесть биллионов людей на планете. Почему именно я»? – Никита сжимается в кресле и воет в знак согласия).

Они смотрят фильм до того момента, когда там тренируют астронавтов. На лице Майкла абсолютное презрение, на лице Никиты беспредельная зависть. Биркофф продолжает усиленно поглощать никитскую еду, он готов заниматься всем, чем угодно, только бы не видеть экрана.
Никита. Их не бьют, видали? Их ругают, но не бьют.
Майкл. Боюсь, от твоего невинного намека ничего в Первом не изменится.

Они снова сидят и смотрят всю эту муру про тренировки, в принципе это мало кому интересно, только Шеф оживает при виде Брюса Уиллиса на фоне флага, и Мэдлин, которая уже начинает заболевать в своем мизерном топике, то и дело сморкается.
Наконец эта известная сцена, где Лив Тайлер и Бен Аффлек сюсюкают и обжимаются на лужайке. Никита моментально затыкается и, оцепенев, слушает аккорды песни «Аэросмит», и это пылающее предзакатное небо, и все дела.
Никита. Майкыыыл. По-моему, это прекрасно.
Майкл. Прекрасно будет, когда ты закроешь рот.
Никита подчиняется. Они сидят молча до того эпизода, когда Лив Тайлер приходит прощаться с отцом, и это «Я хотела попросить у тебя прощения, и я люблю тебя, и не виню тебя, скорее возвращайся», и все эти объятия. Шеф ловит на себе удивленный взгляд Биркоффа, замечает, что, оказывается, давно плачет, лезет в карман за платком, но платок оказывается в руках у Мэдлин.
Шеф(шмыгает носом).А по карманам лазать нехорошо.
Мэдлин(она злая как сто чертей, так как чувствует, что кроме насморка, у нее уже поднимается температура). Нехорошо вести даму в кино, одетую как на стриптиз, понятно тебе? И вообще, настоящие мужчины не плачут.
Никита возмущенно смотрит на нее, потом на Шефа, из солидарности с которым глаза ее тоже наполняются слезами. В голове у нее все еще крутится та сценка с лужайкой, только с Майклом в главной роли, и это совершенно прекрасно.

Душераздирающая музыка, и показывают металлическую табличку с выгравированными именами и надписью – «сквозь тернии к звездам, Господи, храни команду Аполло1». Шеф уже не может этого выносить и всхлипывает, как пятилетний ребенок, так что даже Мэдлин прекращает беситься и осторожно кладет руку ему на плечо.
Никита(задумчиво). Дааа. Я не прошу табличек, если бы нам хотя бы говорили такие слова перед миссиями, все было бы куда проще.
Майклов «пустой взгляд». Биркофф уже доел никитскую смесь и играет во что-то на мобильном.
Астронавты загружаются в корабль, куча людей приветствует их, все размахивают флагами и так далее.
Никита. Елки!! На сборы полторы секунды, побежали по трем кривым лестницам, в темноте сунули в руки оружие, которое потом оказывается вообще чужим, и что-то никто не встречал меня с аплодисментами, хотя я не халтурю!
Майкл. Да замолчишь. Ты. Уже.
Никита. Тебя тоже никто не встречал, Майкл.
Ракета улетает, и приземляется куда-то на астероид, и все орут и кричат, что все вышло из строя, и все такое.
Биркофф(насмешливо). «Биркофф, выводи нас».
Никита. Даа, ты один лучше всего их командного центра!(оба они с большим намеком смотрят на Шефа, но тот все еще так занят своими переживаниями – или делает вид, чтобы рука Мэдлин оставалась лежать на его плече – что ничего не замечает). Но в таком состоянии он находится недолго, так как начинается сцена, где Брюс Уиллис в последний раз говорит с дочерью, перед тем, как отправиться умирать За Всю Планету – «я так люблю тебя, папа, и так горжусь тобой» - на этом Шеф снова заливается слезами и утыкается в плечо Мэдлин. Сцена длинная, в конце ее Никита, разумеется, рыдает в голос, про Биркоффа ничего не известно, он сидит, спрятавшись за огромным ведерком от попкорна и отказывается смотреть на экран, Мэдлин сидит с мокрыми глазами, но еще как-то держится. Наконец Брюс спасает планету, и эти взрывы, и ослепительный свет, и его последние мысли о дочери, сначала маленькой, а потом взрослой – здесь и у Мэдлин уже текут слезы, хотя она старательно делает вид, что она – это вообще не она, и ей вживили очередной микрочип в мозг или что-то в этом роде, а Никита уже воет так, что заглушает сирены на экране. Наконец планета спасена, и все радуются, и в титрах показывают свадьбу главных героев. Шеф, Мэдлин, Биркофф, Никита и Майкл выходят на улицу. Майкл практически выносит Никиту, если быть точным.

Шеф(покупает в киоске рулон бумажных полотенец, вскрывает его и раздает всем. Сам он выглядит так, как будто рыдал неделю). Что ж, дети не должны умирать раньше своих родителей, это логично. Он молодец, что не дал ее жениху сделать это.
Никита(все еще судорожно вздыхает, но мысли у нее уже далеко от трагедии). Они поженились. На ней было кружевное белое платье. и они целовались. В церкви.
Мэдлин( вытирает свой несчастный нос, в отличие от остальных, полотенце пригодилось ей совсем для иных целей). Никита, я поражаюсь твоему умению анализировать ситуацию. Далеко пойдешь.
Биркофф(тоже с трудом приходит в себя, но делает вид, что это не так). Все-таки я бы не стал так восхищаться этим фильмом. Если бы они сумели вовремя все просчитать, катастрофы бы не случилось. Они сравнивали этот Армагеддон с тем, что погубил динозавров – они вели себя ненамного умнее их!
Никита. Да. Но у нее было кружевное платье.
Мэдлин(которая уже совершенно охрипла и начинает кашлять). О мой Бог. Давайте оставим ее здесь на улице и притворимся, что никогда и не забирали в Отдел, а?
Майкл (который весь фильм просидел, глядя сквозь экран, как будто его тут и не было). Так, вы идите – я вас догоню, хорошо? Нужно зайти кое-за чем, раз мы вдруг вышли на улицу.
Никита(не дав ему договорить). Можно, я с тобой?
Майкл. Нельзя.(быстро разворачивается и исчезает за углом).
Никита(мрачно). Не ново.
Мэдлин. Никита, ликвидировать тебя, не сходя с этого места, было бы ново.(Эта фраза получается у Мэдлин совсем хрипло и неразборчиво, поэтому никто ее не слышит. Никита размышляет, стоит ли ей ждать Майкла, или можно будет просто броситься ему на шею, когда тот вернётся в Отдел. Шеф пытается обнять Мэдлин, принимая её состояние за переизбыток эмоций, но она отпихивается). Все, я иду домой.

Шеф тут же решает, что он тоже идёт, Биркофф решает, что наедине с Никитой он не останется, а Никита увязывается за остальными, размазывая по пути слёзы из-за того, что все готовы её бросить.

Тем временем, в соседнем сквере в густом кусте шиповника сидит Майкл и безутешно плачет. По поводу побежденного астероида, погибшего Брюса Уиллиса, вернувшегося Бена Аффлека, поцелуев в церкви и даже кружевного платья.

Если быть совсем честным, он только что видел фильм уже десятый раз и собирается пойти одиннадцатый.

КОНЕЦ


К А Р А Н Т И Н (продолжение похода в кино).
НАПИСАНО ВМЕСТЕ С JustSomething!!!

Когда Отдел оборудовали по последнему слову техники, техника упорно сопротивлялась и кричала, что хочет сказать ещё несколько слов. Если бы её тогда послушали, мрачно думал Шеф, сейчас из комнаты откачивали бы воздух. На всякий случай, чтобы похвастаться, что и это тоже предусмотрено. Всё остальное, кажется, было уже задействовано, и тюрьмы всего мира вешались от зависти, а Шеф развлекался тем, что придумывал, что он сделает с автором идеи, когда того разыщет. Поскольку опыт у Шефа в этом деле был богатый, то уже минут через пять он составил план, который включал в себя три государственных переворота, уничтожение пары мелких террористических ячеек и расстрел Никиты в сорока вариациях, после чего опять заскучал.
- Ты не хочешь со мной разговаривать, - пожаловался он Мэдлин. Точнее спине Мэдлин. По крайней мере, Шеф полагал, что это спина, ибо отвернувшись от него, Мэдлин накрылась одеялом с головой, заявив, что собирается спать. Учитывая, что это не мешало ей периодически предпринимать попытки стащить ещё и его одеяло, ни в какой сон Шеф не верил. Впрочем, и подальше от подобного нахальства, на свою кровать, перебираться не собирался.
- Я сплю, - не слишком убедительно отозвалась Мэдлин, не вылезая из-под одеяла. Возмутительное, по мнению Шефа поведение, но ругаться с Мэдлин в данной ситуации было сложно. Во-первых, не было сил, во-вторых, Мэдлин в её нынешнем состоянии хотелось утешать, а не ругать.
- Мы, может быть, тут умираем, - пробормотал Шеф возмущённо, размышляя над тем, что неизвестное количество времени наедине с Мэдлин представлял себе обычно немного иначе. Но на предложение принести в комнату если не шампанское, то хотя бы свечи, медицинский персонал отреагировал почему-то засунутым Шефу в рот градусником. В тот момент Шеф и начал подозревать, что умереть как следует ему не дадут. - Никогда ты этого не ценишь.
- А когда ещё нужно было? - спросила Мэдлин, смирившись с тем, что просто так Шеф от неё не отстанет. К сожалению таблички "мне плохо, не трогайте" тут почему-то не полагалось.
Шеф едва не свалился с кровати, выяснив, что его недавнее самопожертвование Мэдлин почему-то даже не запомнила. Как можно было забыть подобный случай, он не представлял. Ну да, подумаешь, он всего-то разнёс пол-Отдела, дабы нарушить собственные инструкции и умереть рядом с Мэдлин.
- Ты точно не помнишь? - поинтересовался он на всякий случай ещё раз, и полез проверять Мэдлин температуру. Вдруг у той уже начался бред?
- Я сейчас даже свое имя не помню, - измученно сказала Мэдлин и отпихнула его руку от своего лба. Шеф и не подозревал, что Мэдлин умеет так пихаться, едва ли не лучше Майкла. – Твое тоже.
Шеф послушно отполз и стал думать – насколько еще могла думать его раскалывающаяся голова. Они сидели с Мэдлин в лазарете уже пятый час – третий из этих пяти Мэдлин лежала, завернувшись в одеяло и делала вид, что ни на что не реагирует. Пять часов назад господин Биркофф (в бедной шефовой голове уже поставленный в очередь в расход) объявил тревогу и изоляцию, заприметив красивое серо-зеленое лицо Мэдлин с красным распухшим носом, когда она подходила к нему забрать отчет, а Шеф по собственной воле зашел оценить обстановку и был оставлен вместе с ней, так как всем стало совершенно очевидно, что он находится почти в том же самом состоянии. Доказать кому-либо, что все это – последствия кондиционера в кинотеатре, ни сам Шеф, ни Мэдлин так и не смогли.

В этот момент размышления Шефа прервала открывающаяся дверь. Двое людей в специальных костюмах с чемоданчиками в руках явились брать у них анализы – если памяти Шефа еще можно было доверять, он требовал это сделать ровно пять часов назад, так как на расшифровку результатов требовалось не меньше, какие бы гении ни сидели в лабораториях Первого.
Мэдлин тоже обернулась на звук разблокированных дверей и села на кровати. Выглядела она шикарно – свалявшиеся в «проволока-вата» волосы, красные глаза, распухший нос и белая дурацкая медблочная рубашка. Она тупо смотрела, как лаборанты высасывают три пробирки крови из Шефа (Шеф в то же самое время, заметив взгляд Мэдлин, очень надеялся, что это она любуется на его бицепсы и на то, как мужественно он переносит эту пытку, ведь игла в шприце очень ОСТРАЯ). Когда, закончив с ним, мучители подошли к ней, она покорно закатала рукав рубашки и скомандовала Шефу не смотреть. Ни Шеф, ни медики так и не поняли, зачем это было сделано, - на самом деле Мэдлин просто не хотелось заиметь еще и проблему в лице Шефа-в-обмороке и\или лаборантов, расстрелянных за то, что они Сделали Мэдлин Больно.

Наконец их оставили в покое, и двери снова закрылись.
- Не прошло и года, - констатировала факт Мэдлин, закашлялась, вытянула из коробки новое бумажное практически одеяло, и вместе с ним снова залезла в кровать. Как всегда спиной чувствуя все мысли Шефа, из своего «укрытия» она поспешно заранее сказала «Нет, голова не кружится, нет, рука не болит, нет, не надо меня переворачивать, нет, я не СЛИШКОМ бледная».
- Зато у меня кружится и болит, - сообщил Шеф и выдержал паузу, давая возможность Мэдлин ему посочувствовать. Он, конечно, собирался доказывать, что не стоит так из-за него переживать - если он пережил Острую Иглу, то способен пережить всё, но главным в плане было то, что Мэдлин станет за него беспокоиться. - Но я терплю. И не жалуюсь.
Из-под одеяла Мэдлин подумала, что очень за Шефа рада, но было бы лучше, если бы он не жаловался немного потише. А ещё лучше, употребил свою энергию где-нибудь в соседней комнате, на доказательство того, что не стоит поднимать столько шума из-за обычной простуды. Увы, следующие пять часов Мэдлин предстояло мириться с текущей ситуацией и постоянным присутствием Шефа рядом. Между прочим, создатели больничных кроватей явно не предполагали, что вокруг больного будет кто-то виться и не зря предусмотрели по личной кровати каждому.
- А я заразная, - подтвердила Мэдлин, заходясь в излишне долгом и громком приступе кашля. Шеф опасливо отодвинулся, но в целом намёка не понял. - Очень заразная.
- Я чувствую, - хмуро подтвердил Шеф, подтягивая к себе коробку с бумажными одеялами, и забирая себе одно под ревнивым присмотром Мэдлин. - Меня ты уже заразила.
Мэдлин попыталась было одарить его строгим обвиняющим взглядом (ведь это как раз Шеф был виноват в том, что она простыла), но вид почти полностью спрятавшегося за бумажным платком-переростком Шефа настраивал на что угодно, только не на серьёзный лад. Решив, что зато Шеф пока не обращает на неё внимания, Мэдлин в очередной раз попробовала потихоньку стянуть у него с плеч одеяло. Тот, кто придумал, что на ткани для медблочных рубашек нужно так серьёзно экономить, стоял у неё теперь в расходном списке вторым, после Биркоффа.
- Это моё! - совершенно не по-джентльменски возмутился Шеф, отказываясь делиться. Мэдлин пнула его ногой, но желаемого эффекта действие не возымело, даже после повтора. Разве что цвет лица у Шефа стал ещё более зелёным, но вряд ли это можно было считать успехом.

В этот момент за дверью кто-то тихонько поскребся. Мэдлин, несмотря на озноб (правда, она уже не понимала, был это озноб или ее реакция на НЕ жаловавшегося Шефа), слезла с кровати и прошлепала к дверям. Ей было наплевать на холодный пол, она была готова уже на что угодно, дабы сбежать от своего блин начальства.
- Это я, - радостно сообщила из-за прозрачных створок Никита и помахала ей рукой. – Привет! Как ваши дела?
- Наши неважно, твои совсем плохо, - охрипшим голосом пробормотала Мэдлин, гадая, не мерещится ли ей все это от температуры – таких глупостей даже Никита себе еще не позволяла. – Что тебе надо?
- Мне ничего, - Никита замялась. – Я подумала, может, что-нибудь надо вам? Мы вам все очень сочувствуем, даже плакат рисуем. Жизнеутверждающий. И смотрим в интернете расценки на ритуальные услу…Ой, ну так что я говорю – может вам правда что-нибудь принести? В лабораториях сказали, что-то можно передать, в таких пакетах. Забыла слово. Запаянных.
- Передай Биркоффу, что он первый на отсев, а ты – сразу за ним, - устало сказала Мэдлин, вытирая лицо куском бумажного одеяла – она в общем-то не знала, что именно надо вытирать, потому что лилось изо всех отверстий сразу. – А я из-за тебя стою тут босиком, и если получу осложнения и умру, а Шеф выживет, то дальнейшую картину предлагаю представить тебе самой. У тебя вроде богатое воображение. Привет всем.

Оставив остолбеневшую Никиту стоять за дверью, она вернулась к Шефу, забралась назад в койку, отвернулась от него и попыталась держать себя в руках, но даже у нее это плохо получалось – сидеть и как-то общаться не выходило, потому что свет физически резал глаза, а если бы Шеф подумал, что она плачет, это совсем испортило бы ей имидж – Мэдлин не допускала подобных глупостей уже 20 лет и намеревалась держаться выбранного направления и дальше. Спать тоже было невозможно из-за постоянного перетягивания настоящего одеяла, бумажного одеяла и собственного и Шефова кашля; так что Мэдлин начала было уже думать, что она умерла и попала в Ад, настолько все это было похоже на Белую Комнату. Шеф, свернувшись в клубок на своей половине кровати и высунув от усердия сине-белый язык, писал завещание и тихонько всхлипывал от жалости к самому себе (он уверял себя, что на самом-то деле, КОНЕЧНО, от жалости к несчастной Мэдлин). Часы текли, текли, текли, и Мэдлин, похоже, уже совершенно перестала соображать, на каком она свете, потому что в очередной раз разбуженная приступом собственного кашля, обнаружила, что лежит, прижавшись к Шефу, и он осторожно, едва касаясь, отводит с ее горячего лба мокрые волосы.

Вначале Мэдлин понадеялась было, что Биркофф всё-таки оказался прав, и они действительно умерли от смертельного вируса, затем вспомнила, что ни один из симптомов болезни у неё так и не прошёл. Проводить вечность в подобном состоянии Мэдлин не собиралась, а видеть галлюцинации отказывалась, так что пришлось смириться с тем, что имидж всё-таки испорчен и надеяться, что не безнадёжно. Мэдлин попыталась отодвинуться от Шефа, но выяснила, что для успешной попытки ей не хватает места. Не перебираться же через него на другую сторону кровати, так результаты будут совсем страшными. Мэдлин задумалась было, случайность текущая ситуация или хитрый план, но на этом её голова решила, что лимит умных мыслей исчерпан, и подозрения пришлось отложить.
- Пол, я заразная, - напомнила ему Мэдлин, безуспешно пытаясь оттолкнуть Шефа от себя подальше, но пересохшее горло выдало только невнятный хрип. Шеф решил интерпретировать попытку общения совершенно неправильно, и вместо того, чтобы отодвинуться, достал откуда-то стакан с водой. Впрочем, за подобную заботу Мэдлин щедро решила простить ему его недогадливость.

В следующий раз она очнулась, казалось, через пару минут, чтобы выяснить, что лежит завернувшись в два одеяла, а Шеф, исполнив её мечту, дрожит на противоположном конце кровати (во сне Мэдлин пиналась гораздо эффективнее, чем позволяло ей воспитание в бодрствующем виде). Мэдлин некоторое время понаслаждалась победой, но торжеству мешал постоянный кашель Шефа. Мысленно обругав эффективность стратегии, Мэдлин подползла к нему, и щедро поделилась одеялами. Если что, она планировала списать всё на состояние бреда и всё отрицать.

…В медблок Биркофф вошёл в самом прочном костюме повышенной защиты, который только нашёлся в Отделе. Бегать в нём было неудобно, зато такой наряд обещал пуленепробиваемость, да и узнать Биркоффа было сложно. Вальтер и Майкл с Никитой проводили Биркоффа по дверей медблока, Никита при этом в одной руке несла венок с надписью "Дорогому начальству. Наконец-то.", а в другом плакат, на котором по мнению Никиты жизнеутверждающе светило солнце, а по мнению не оповещённых об этом окружающих чуть менее жизнеутверждающе вставал ядерный гриб. Хотя Никиту и убеждали, что венок не понадобится, та всё же решила на всякий случай перестраховаться. К тому же, если снять ленту с надписью, можно было подарить его Биркоффу, которого почётное сопровождение, прослезившись и попрощавшись, всё-таки затолкало внутрь карантинной зоны.
Подбадривая себя мыслью о том, что оружие у Шефа с Мэдлин забрали, Биркофф осторожно протиснулся в комнату, пытаясь притвориться предметом интерьера. Предосторожности, похоже, помогли, поскольку обитатели комнаты не обратили на него никакого внимания. Впрочем, сам Биркофф тоже предпочёл бы не замечать, как успешно Шеф с Мэдлин поделили половину кровати, свив почти гнездо из бумажных простыней. Но долг был превыше всего и трясущимися руками Биркофф запечатлел картину на камеру, дабы в следующий раз, когда Майкл потребует материала для шантажа начальства, было бы, что ему предоставить.

Биркофф как раз успел убрать фотокамеру, когда Шеф открыл глаза, и Биркоффу стало ясно, что как маскировка его костюм никуда не годится. В глазах Шефа отражались все кары египетские сразу, но, к счастью, немедленно их все осуществить было проблематично. Уже попытка подняться на ноги закончилась для Шефа тем, что он запутался в одеялах и Мэдлин. Пробуждение последней, впрочем, Биркофф счёл очередным наказанием.
- У меня для вас хорошая новость, - выпалил он, принимая стойку для низкого старта. - Готовы результаты анализов. Это всего лишь несмертельная простуда.
- Мы же говорили, - не преминул отметить Шеф, который тем не менее немного успокоился. В глубине души он боялся, что коварные враги простудили его специально, по секретной схеме с летальным исходом. Впрочем, на запланированную им судьбу Биркоффа это никак не влияло.
- Теперь мы можем идти? - поинтересовалась Мэдлин, тем не менее, не торопясь вскакивать и бежать на свободу. Всё-таки совершенно здоровой она себя ещё не чувствовала, а что лежать было удобно, это никого не касалось. - У меня цветы не политы. И в Белую Комнату очередь.
- Вообще-то простуда вещь заразная, - сообщил Биркофф, радуясь, что в больном состоянии руководство медленно соображает. А то венок Никиты и впрямь пригодился бы сейчас, причем ему самому. - Так что карантин продлили ещё на сутки.

Конец фразы он договаривал уже на бегу. Захлопывая и запирая дверь, Биркофф вспомнил, что забыл сообщить Шефу с Мэдлин расписание оздоровительных процедур. Ладно, будет сюрприз.

КОНЕЦ

Может быть лучше их в разные темы?

Ну они же продолжение друг друга? Я не знаю, Лен, если так считашь - растащи их по разным) я тут мало разбираюсь, не была с 2005 года

После прочтения захотелось посмотреть Армагедон. А то ко своему стыду ни разу не смотрела.

Фанфик как в старые-добрые времена, когда Первый Отдел ходил смотреть что-либо
Я правда так и не не поняла почему в кино не взяли Вальтера, неужели плохо себя вел
Мэдлин как всегда, старается остаться верной себе и не проявлять чувств, а Шеф делает все возможное, невозможное и немыслимое чтобы заставить ее их проявить
Также бесконечно радуют добрые подчиненные, готовящие венок больному начальству, и доброе начальтсво, не забывающее записывать подчиненных в список расходников
La_femme_Irina, JustSomething, вы молодцы

Цитата

Посмотри, посмотри. На крепкого орешка Брюса Уиллиса и его скупую мужскую слезу.

Anabelle (Понедельник, 13 декабря 2010, 19:53:16) писал:

Спасибо!)
Вальтера я выкинула, потому что поняла, что ни одной фразы ему не придумаю, зачем он там)

Цитата

Просто он не любит Брюса Уилиса.

LenNik (Вторник, 14 декабря 2010, 09:10:25) писал:

Он любит мелодрамы с хеппи эндом?

все проще - я не умею писать про Вальтера