Дороги, которые мы выбираем

valentina 90, спасибо за отзыв.

Цитата

Мы рады, что удалось отразить ее чувства к ребенку в том числе. По нашему мнению, иначе и быть не могло, она обязательно о нем бы подумала и переживала бы сильно, тем более в такой ситуации.

Цитата

Это просто Робику так "везет"

Цитата

Да, мы тоже так думаем

Цитата

Конечно. В мечтах у любого человека все всегда иначе, нежели получается в реальной жизни. Даже если мечты сбываются. И Роберт не исключение.

Цитата

Спасибо, что читаешь! Картинка очень символичная

Уже июль.

Очень жду продолжение!!!!!!!!!!!

И я

Иден Парризи (Пятница, 02 декабря 2011, 12:24:00) писал:

Хаппи, аудитория какбЭ намекает И ждёт)

Дорогие читатели! Авторы очень ценят ваш интерес к фанфику! Спешим заверить вас, что мы находимся в непрерывном творческом процессе Но вот беда - жизненные обстоятельства в виде болезней , занятости и работы на благо государства , а также разнообразных ЧП нам очень и очень мешают. Пока что все против счастья ИР, вот прям как в сериале.
Но мы не сдаемся!

Все будет хорошо И у героев тоже)))

Happiness (Воскресенье, 11 декабря 2011, 23:31:28) писал:

Ни-ког-да!!!

Сообщение отредактировал Ольга 0891: Четверг, 12 июля 2012, 00:43:06

Глава 11.

Я хочу поверить тебе, когда ты говоришь, что всё будет хорошо.
Да, я пытаюсь поверить тебе.
Я уже верю. (с)

Поздно вечером Роберт, наконец, ушел из больницы. Настойчивые попытки медсестер сообщить ему, что посторонним находиться в отделении после девяти часов вечера строго запрещено, не производили на него никакого впечатления. И только, когда в палате появился лечащий врач и потребовал немедленно прекратить это безобразие, он был вынужден уйти. Иден невольно улыбалась, вспоминая возмущенное лицо пожилого доктора, который зачитывал им правила больничного распорядка, нервно поправляя очки после каждого предложения и намеренно делая акцент на слове «запрещается». И глаза Роберта в тот момент – пляшущие огоньки радости и надежды, совсем как тогда, в Лос-Анджелесе. Его руку, не выпускающую ее ладонь ни на секунду. Его голос, заверяющий врача, что подобное «безобразие» никогда больше не повторится, но они непременно вернутся к этому вопросу завтра.

Роберт ушел, оставив после себя смутное ощущение легкости, смешанное с ароматом его туалетной воды, – такое же эфемерное, ускользающее, но подарившее Иден возможность немного успокоиться и спокойно пережить эту ночь.
С ним, с ее Робби, всегда было так – все самое сложное, невозможное и неразрешимое для нее, казалось таким простым и легко достижимым для него. И что удивительно, те готовые решения, которые он ей предлагал – теперь казались логичными и правильными. Нужно все честно рассказать и просто уехать, прямо сейчас, немедленно, не оглядываясь на прошлое. Действительно, разве что-то еще имеет значение, если есть любовь? Когда любишь, то всё преодолеешь. Разве она не знает это? А дети её обязательно будут с ней!
«Тебе страшно решиться изменить свою жизнь...»
«Нужно прекратить прятаться и обманывать…»
Да, Роберт прав. Именно это необходимо сделать. И она постарается это сделать. Сама. Только сама. Иначе нельзя. Завтра она встретится с Крузом и все ему объяснит, потом расскажет правду детям – они поймут, обязательно поймут, ее девочка не может не понять… Потом позвонит Софии и… мама тоже должна понять, у нее же всё именно так и было… потом придет Роберт и спросит: «Все решено, Иден?». А она ответит просто: «Да». И облегчённо вздохнёт – на ней больше не лежит непосильная ответственность за чужие судьбы. И счастливо засмеется – она теперь будет просто «беременной Иден». А дальше всё решится само собой.
Не надо ничего усложнять. Надо только перестать прятаться и обманывать. Быть сильной и не бояться. Нужно просто позволить себе быть счастливой.

Этой ночью ей снова снился папа. На этот раз никакой другой девочки во сне не было. Папа смотрел прямо на Иден. Себя она не видела, но знала, что он смотрит на нее, и улыбается.

Утром Иден позвонила Крузу. Его сотовый телефон молчал. Тогда она решилась набрать домашний номер.
«Здравствуйте, это Круз и Иден. Мы очень рады, что вы позвонили! Оставите ваш телефон и имя, мы обязательно свяжемся с вами, как только освободимся…»
«Привет! С вами говорит голос Чипа. Он как всегда куда-то запропастился. Но вы можете поговорить со мной...»
"Hola! Это Адри. Мой автоответчик принимает только хорошие новости и приглашения на вечеринки!»
Этот отголосок прошлой безмятежной жизни заставил Иден вздрогнуть и горько усмехнуться: «Кто в этом доме рад твоему звонку Иден? Что ты скажешь своим детям? Ты сообщишь Адри хорошие новости или в одну секунду разрушишь её мир?»
Она бессильно откинулась на подушки, уронив руки на одеяло, и закрыла глаза.
Стоп, стоп, Иден. Всё уже произошло. Уже нельзя вернуться в прошлое и все исправить – сделать так, чтобы ничего не было, и никому не было больно. Так не бывает. Успокойся. У тебя всё получится!
«– Ну чего ты боишься?
– А ты храбрый, да?
– Теперь, да…»

Иден сделала над собой усилие и позвонила в полицейский участок. На прямой звонок в кабинет капитан Круз Кастилио не мог не ответить.
– Здравствуй, это я, – почти прошептала в трубку Иден.
– Я понял, – последовал короткий сухой ответ, и в трубке воцарилось молчание.
Спустя несколько секунд Круз наконец прервал неловкую паузу:
– Как ты себя чувствуешь?
– Все порядке. Круз... я... прости, что я вчера бросила трубку. Я не могла говорить и поэтому...
– Иден, это неважно, – перебил он. – Зачем ты звонишь?
– Круз, мне нужно поговорить с тобой. Ты не мог бы приехать?
– Не думаю, что это хорошая идея. Я так понимаю, ты уже всё мне сказала.
– Круз, это срочно.
– Что-то случилось?
– Нет, но... нам необходимо встретиться. Пойми, мне это нужно, Круз.
– Ладно. До полудня я занят, много работы. Заеду в обеденный перерыв.
– Спасибо.
– Вот только не нужно меня благодарить.

Чтобы скоротать время до полудня, Иден бесцельно бродила по белому лабиринту больничных коридоров. Ей внезапно захотелось уйти из самой комфортабельной и дорогой, по словам медперсонала, палаты. Она не могла больше находиться в стенах прямоугольной комнаты, где провела последние сутки. Самые длинные в ее жизни… Если всего лишь сутки показались вечностью, то как выдержать месяцы? Врач категорически запретил ей перемещаться на расстояние более 10-ти метров от кровати, но разве она когда-нибудь следовала предписаниям врачей? Или прислушивалась к благоразумным советам любящих людей, которые всегда хотели как лучше? Так и сейчас – ей нельзя было волноваться, а она все равно волновалась. Запрещено нарушать постельный режим, а она встала и просто ушла, никого не предупредив. Круз всегда называл эту ее черту «чисто кепвелловским упрямством». Однажды Адриана спросила, что он имеет в виду. Круз рассмеялся и ответил: «Примерно то же самое, когда ты продолжаешь читать ночами под одеялом всякие глупые книжки, хотя все вокруг твердят тебе, что это вредно для зрения». Еще одна маленькая деталь ускользающего прошлого – счастливые улыбки, родные голоса дочери и мужа. Эта картина вдруг явственно стала у неё перед глазами, предательски разрушая нарисованный в воображении иллюзорный мир их с Робертом бдущего. Такой непрочный, собранный из обрывков его фраз и спокойной уверенности в голосе. А что если все сложится совсем не так, как она себе представляет? Что если Круз никогда… А если представить хоть на мгновение, что Адри будет ненавидеть её так, как она когда-то ненавидела маму?
«А что, если ничего не получится? Что если твой вариант решения не сработает? Что тогда с нами будет, Роберт?»
Нет-нет. Другие же как-то это решают… Все они живут в цивилизованном мире. Тысячи людей ежегодно разводятся и создают новые семьи, а дети продолжают любить своих родителей, тем более, почти уже взрослые дети. Все образуется, главное – найти правильные слова. Просто нужно позвонить Роберту, услышать его голос и успокоиться. А потом честно и искренне поговорить с Крузом.

Сообщение отредактировал Niro: Суббота, 25 августа 2012, 14:36:32

Глава 12.

Это был их час, их миг.
Дарованные им минуты любви. Расцвет их счастья.
Краткая вспышка их полуденного солнца. (с)

Иден вернулась в палату и взяла телефон. Резко забилось сердце. Десять непринятых звонков.
Она еще только набирала его номер, когда дверь распахнулась, и в комнату ворвался Роберт. В руках у него был огромный нелепый букет роз. Он бросил цветы на кровать, стремительно подошел к замершей Иден и поцеловал долгим и каким-то неуместным для этой больничной безликой палаты поцелуем, от которого у Иден сердце ухнуло и остановилось.
– Почему ты не отвечаешь на звонки? С тобой что-то случилось? – Вид у него был взволнованный и сердитый.
– Со мной всё в порядке, – сердце очнулось и громко забухло – вверх, вниз, вверх, вниз.
– Я звонил тебе все утро. Ты хоть понимаешь, что я чуть с ума не сошел?
От глупого, невозможного в её возрасте, неподдающегося никакому анализу счастья она совершенно потерялась. Разве это возможно быть счастливой только от того, что он рядом и вот так смотрит на неё? Господи, он волновался, что она не берёт трубку. Он волновался… А она не подумала об этом.
– Со мной действительно все хорошо. Не волнуйся. Я гуляла по больнице, мне трудно находиться в палате. А вот сейчас, как раз в эту минуту я собиралась тебе звонить.
– Слава Богу, все в порядке. Никогда больше не пугай меня так, слышишь? Иден, любимая.
Роберт смотрел на нее с такой осязаемой нежностью, что Иден снова оцепенела и замерла от его взгляда, от его запаха, от тепла, исходящего от его тела.
– Я так тебя ждала... – вдруг добавила она. И это была истинная правда. Как и когда так получилось, что он стал ей нужен, она не знала. Но это была правда, такая очевидная, такая простая правда. Он должен быть теперь рядом с ней. Всегда. И ей сразу захотелось обнять его, прижаться лицом к теплому плечу и ни о чем не думать. Пусть бы он работал, или разговаривал по телефону, или дремал перед телевизором. Только бы был рядом. Его приятно было обнимать любого… Зачем она об этом думает? Да, что же с ней такое творится?
– Ты сейчас должен уйти. Тебе нельзя здесь оставаться, – очнулась наконец Иден и глубоко вздохнула.
– Почему? Что-то все - таки произошло, да? Что?
– Я утром звонила Крузу и попросила его приехать. Ты прав – нам нужно честно поговорить. Про нас, – Иден ещё теснее прижалась к нему. Как хорошо, что он сейчас рядом!
– Значит… ты наконец решилась?
– Да. Я попытаюсь всё ему объяснить. Он поймет…я надеюсь. Я постараюсь…
–Ты уверена, что тебе нужно говорить с ним одной? Давай, сделаем это вместе? Или я буду рядом, в коридоре?
– Нет. Я должна сама. Только сама.
– Позволь мне помочь тебе. Ты сейчас не в том состоянии…
– Ты не понимаешь, я должна сама, – перебила его Иден. Ей не хотелось тратить эти драгоценные мгновения мгновение на всякие объяснения тем более на разговоры о Крузе... – Роберт, я сама.
– Хорошо, пусть сама, – улыбнулся он.
Ее волосы щекотали ему лицо, он чувствовал себя молодым и счастливым. Очень счастливым.
– Иден… Иден…Ты самое удивительное, что случилось в моей жизни.
До чего же он испугался сегодня утром, когда она не отвечала на звонки. Он был уверен, что с ней что-то случилось. Он измучился от неизвестности, пока добирался до больницы. Странно даже подумать, что еще несколько дней назад он точно знал, что никогда не увидит эту женщину. А теперь он стоял тут рядом с ней, и одно только выражение её лица стоило этого месяца одиночества, до что месяца – всех прошедших лет одиночества. Смелая, упрямая девочка, которая привыкла справляться с жизнью в одиночку. Больше он этого не допустит. Это её последнее «я должна сама». Теперь он всегда будет рядом.
– Роберт, тебе нужно уходить. Он сейчас придёт, – наконец очнулась Иден. – Пожалуйста.
– Я всё понимаю, Иден. Я сейчас уеду. Но ты сразу мне позвони. Ладно? А потом уже начинай бродить по больнице.

Любовь и счастье бывают разными.
Счастье может бурлить, как будто открыли шлюз, и в него хлынула вода. Именно это Роберт ощущал месяц назад в доме на берегу моря. Иден была такой непосредственной, открытой, юной. Она вся была как праздник, и ее любовь была как праздник. Он тогда полностью растворился в этой женщине и погрузился в эту любовь.
Сейчас счастье стало острым и пронзительным. Роберт был полностью оглушен этим счастьем. Он любил Иден как свою первую женщину, как свою последнюю женщину, как единственную женщину в мире. Два дня он думал только о том, чтобы, задыхаясь от перебоев сердца, ощущать её руки, согревать её ладони, целовать её лицо.
Сегодня всё окончательно и бесповоротно решится в его жизни, в их с Иден жизни. Круз Кастилио больше никогда не будет стоять между ними и превратится в смутный призрак прошлого, а потом и совсем исчезнет. Они с Иден будут вместе, вместе навсегда.
Роберт шёл по улице. Теплое солнце приятно согревало ему плечи и спину. Долетавший до него солоноватый бриз – приносил покой. Он бессмысленно улыбался и ждал ответных улыбок. И прохожие улыбались ему в ответ. Они отвечали ему, не отдавая себе в этом отчёта, без всякой цели и не задумываясь, просто желая разделить с ним хорошее настроение. Весь мир улыбался ему в ответ.

Любовь и счастье бывают разными.
Счастье бывает молодым, бешенным, когда бежишь по берегу океана, брызги в лицо. От такого счастья хочется кричать. Именно это Иден ощущала месяц назад в доме на берегу моря. Бывает влюбленное счастье, как живешь с высокой температурой – возбуждение, зачарованность, сердце стучит вверх-вниз. Все это Иден чувствовала теперь, когда Роберт приехал. В её мыслях он теперь присутствовал постоянно, как тихая музыка. Музыка звучала, когда она вчера заснула, и когда проснулась, снова звучала, и когда он ушёл, звучала тоже.
А ещё, и об этом даже страшно было подумать, безукоризненная жена и мать Иден Кастилио, всегда следовавшая общепринятым правилам и нормам, всегда знавшая как надо и как правильно, теперь умирала от любви к Роберту Барру и хотела осознанно разрушить свою семью. Её раз и навсегда выбранная, идеальная и единственно правильная жизнь теперь катилась в неизвестном направлении.
Впервые в жизни рассудочная, сдержанная Иден не владела собой, своими планами на будущее и своей жизнью. Теперь в ней жила незнакомая ей женщина, которую переполняла любовь и булькающее внутри счастье. Эта женщина физически ощущала свою любовь, которая жила в её теле сама по себе, сводила живот, распирала грудь и щекотала в горле.
«Я больше не хочу быть хорошей девочкой. Почему им всем можно, а мне всегда все время нельзя?» – твердила себе эта женщина. «Неужели с тобой это впервые в жизни, Иден? А может быть нет? Это всё уже было с тобой. Ты просто забыла. Или запретила себе вспоминать? А может быть именно так и должно быть? Именно это и есть настоящая жизнь?» – настойчиво требовала она ответа.
Поудобнее устроившись на кровати, Иден стала думать об их с Робертом будущей жизни –вдруг сила мысли поможет реализовать мечты. Скоро она поговорит с Крузом, и все её проблемы решатся. Решатся сами собой.

Сообщение отредактировал Niro: Суббота, 25 августа 2012, 14:36:53

Глава 13.

Каждому уготован свой ад. (с)

Круз не хотел ехать в больницу к Иден. Весь прошедший день и всю ночь он пытался найти хоть какой-то достойный выход из создавшегося положения. Выход, после которого он мог бы уважать самого себя. Однако, решения, приходившие ему в голову, были столь ужасными, как будто это была и не его голова. Мстить Роберту Барру. Пойти и убить Роберта Барра, а ещё лучше посадить его в тюрьму до конца жизни. Внять голосу крови, и первобытным инстинктам. Подать на развод, пока Иден находится в больнице. Рассказать детям, что на самом деле представляет собой их мать. Внять самому низкому и мелкому, что начинало копошиться внутри. Но он, Круз Кастилио, не мог поддаться ни голосу предков, ни голосу человеческой подлости. Он не мог вести себя так. Вести себя достойно – это было естественным для него, и это было единственным, что ему оставалось.
А ещё ему было нестерпимо жалко Иден. Он видел её в ту ночь в больнице, измученную, желто-восковую. Приоткрыл дверь, увидел и не вошёл. О чем она думала там, в палате, глядя в потолок застывшим взглядом? Он боялся узнать, о чём думает эта новая Иден. Боялся мгновенно понять, что она уже всё решила для себя. Нет, лучше не знать. Лучше оставить всё, как есть.
В действительности же все происходящее теперь казалось Крузу нереальным, несуществующим на самом деле. Он так и не осознавал до конца, что произошло. Внутри царили смятение и хаос, переплетались любовь и ненависть, обвинения и оправдания. Все «да» и «нет», «за» и «против», «почему» и «как она могла» кружились в его голове в бесконечном едином водовороте. Он встряхивал головой, как лошадь, отгоняющая мух, словно видел дурной сон и хотел проснуться... Проснется, а Иден рядом…
В его кармане лежала её заколка. Выходя утром из дома, он увидел эту заколку на столике около двери и машинально положил в карман. Зачем??? Весь день Круз опускал руку в карман и проводил по ней пальцами.

– О чем ты хотела поговорить, Иден?
– Здравствуй, – она с усилием поднялась с кровати и подошла к мужу. Разговаривать с ним лёжа она не могла. Осунувшееся, покрытое землистым оттенком боли и усталости, лицо мужа мгновенно заставило ее сердце сжаться от жалости. – Как... как ты?
– Ты позвала меня для того, чтобы узнать как я?
– Я беспокоюсь о тебе, правда, – она дотронулась до его небритой щеки.
– Поверь мне, это лишнее, – Круз вздрогнул и убрал ее руку. – Твое состояние сейчас гораздо важнее. Врач всё время повторяет, что тебе нельзя волноваться. И ради Бога, Иден, ложись. Не надо этого героизма, особенно ради меня.
– Ты уже понял, наверное, мне придется провести в больнице какое-то время. Я переживаю из-за Чипа и Адрианы. И очень скучаю по ним. Вчера приходили мама и Келли. Детей не пустили.
– Ты сказала им?
– Кому?
– Софии и Келли.
– Нет. Я думала...
– Ты думала, я все сказал?
– Нет. Послушай... Я как раз хотела поговорить с тобой об этом. Нам надо всё обсудить… что будет дальше… решить … нашу проблему... цивилизованно…
– Нашу проблему? Нашу??? Если проблема в том, что ты не можешь уйти, чувствуя себя виноватой передо мной, то я тебя цивилизованно отпускаю. Ты вольна делать все, что хочешь со своей жизнью. Но если тебя мучают угрызения совести за то, что ты сделала — эта проблема только твоя, Иден. И решай её сама. Без меня.
– Я знаю, знаю – я одна во всем виновата и должна всё делать сама… Но я никому не хотела намеренно причинить боль. Круз, прошу тебя, дай мне объяснить...
– Нечего объяснять, все и так ясно. Прекрати плакать, тебе нельзя. Слушай, мне не стоило приходить. Я знал, что ничем хорошим эта затея не кончится. Давай поговорим в другой раз. И ляг в кровать, наконец, – Круз резко повернулся и направился к выходу,
– Нет, не уходи, подожди, – она остановила его у самой двери, судорожно вцепившись в рукав чёрной кожаной куртки. – Не уходи. Понимаешь, это очень важно. У нас дети, они не должны пострадать, я этого не хочу. Я знаю, что ты тоже этого не хочешь. И главное нужно, чтобы мы с тобой... мы поговорили по-человечески и поняли друг друга. Мне нужно все тебе объяснить. Тебе, Адриане, Чипу и...
– Нужно кому? Тебе? То есть, что ты мне предлагаешь Иден? Чего ты хочешь? Чтобы я помог тебе объяснить детям, почему их мать променяла семью, отношения, основанные на любви и доверии – все, что создавалось годами, на какого- то...., – он резко осекся и отвернулся от нее, чтобы снова подавить в себе мерзкое, возникшее помимо его воли, принципов и понятий правильного и разумно поступающего человека, желание уничтожить ее, себя и всех вокруг. – Я не хочу и не буду этого делать. Я тебя не узнаю, я не знаю, с кем я жил все эти годы. Я не могу просто взять и принять тот факт, что женщина, которую я любил, которая была всем для меня в этой жизни, оказалась способной на такое.
– Прошу тебя, не надо!!! Я всегда любила тебя и детей, я всегда старалась, я не хотела, чтобы так получилось, я не хотела...
– Ты не хотела! Иден… я верю , что ты не хотела. Но ты это сделала. И ни разу не подумала о том, каково будет мне, детям, всем людям, которые тебя любят! Тебе было все равно, когда ты легла с ним в постель, а потом лгала мне. Тебе было безразлично, когда ты уехала на неделю и лгала всем нам снова! Ты думала только о себе! И чего ты хочешь теперь от меня??? Чтобы я подумал о тебе?
Он резко замолчал и сложил руки на груди, как человек, выносящий суровый приговор или скорее как тот, кто уже принял окончательное решение и которого уже не в состоянии поколебать никакие мольбы и доводы подсудимого.
– Дай мне сказать! Ты же совсем не слышишь меня! Я знаю!!! Я знаю, что виновата, что поступила непростительно, но вы мне очень дороги. А мы с тобой должны все...
– Нас с тобой больше нет.
– Круз, пожалуйста...
– Это бесполезный разговор, Иден. Давай его прекратим, пока у нас еще есть то, о чем можно сожалеть…
– Но Адриана и Чип должны знать, что на самом деле происходит. Должна понять, что так бывает в жизни. И все остальные тоже.
– Значит, – он медленно поднял голову и встретился с ней взглядом. – Сама посмотри им в глаза и расскажи правду. Так, чтобы они тебя поняли и простили. Я тебе в этом не помощник. До тех пор дети останутся со мной. Завтра же я заберу их домой. А потом они будут сами решать, каким образом им поступить и что думать о твоих поступках.
– Но я не могу ни с кем нормально поговорить, не могу ничего решить, пока нахожусь здесь. Что же мне делать?
Круз поднял глаза и впервые за это время внимательно посмотрел на Иден. Все в ней выражало отчаяние – плечи, голова и даже изгиб спины. Живыми оставались только глаза, прикованные умоляющим взглядом к его лицу. Неожиданно это подействовало на него, подействовало сильнее, чем любая мольба, а лицо исказилось, как от глубокого внутреннего надлома. Предательская жалость к ней, крадучись, выползла из потаённых уголков сердца и стала опутывать его.
– Иден, успокойся, прошу тебя. К чему эта спешка? Тебе сейчас нельзя волноваться. Ты не в том состоянии, чтобы заниматься этими проблемами. Выйдешь из больницы и поступишь так, как считаешь нужным. Уверен, у тебя все получится.
– Нет! Хватит твердить о том, что мне нельзя волноваться! Потом будет слишком поздно! Необходимо решить сейчас!
– Почему? – внезапно он всё понял, в одну секунду кусочки разговора и сбивчивая речь Иден сложились в единую картину. – Все дело в нем, да? Он дал о себе знать? Поставил условие или что? Черт возьми, отвечай!

Иден вдруг стала стремительно подниматься куда-то вверх, в зияющую пустоту, а в ушах звенел голос мужа: «Отвечай!!! Отвечай!!! Отвечай!!!»

– Иден!!! Иден!!! Что с тобой???

Комната показалась Иден какой-то странной, одновременно очень знакомой и чужой. Люди, находившиеся в ней, были смутно знакомыми. Кажется, один из них – её муж. А остальные кто? Всё выглядело ненастоящим: то ли нарушение пропорций, то ли искривление пространства. И вдруг Иден поняла – она смотрит на них сверху, смотрит даже не с потолка, а с какой-то небывалой высоты. Эта женщина на кровати – она. А комната – её больничная палата. С ней что-то произошло, совсем недавно. Почему они так суетятся вокруг неё? Что с ней случилось? Почему такое бледное и потерянное лицо у Круза? Нужно его успокоить. Он не должен за неё волноваться.
Она сделала попытку пошевелиться, и стала вдруг стремительно падать со своей высоты прямо в палату, полную людей и острого запаха лекарств. Ей было очень страшно. Скорость падения все увеличивалась, и в последнее мгновение она увидела себя на больничной кровати.
Молнией сверкнула мысль: «Я не хочу обратно. Я боюсь! Там больно и страшно.»
Она застонала, хватая руками того единственного человека, который был ей сейчас нужен и в котором виделось спасение от этого кошмара: «Роберт, забери меня отсюда!!! Увези меня далеко-далеко. Роберт…»
– Вернулась... – отчетливо проговорил кто-то у нее над головой.
Открыв глаза, она увидела лицо Круза, сведённое судорогой. И сразу навалилось чувство вины – мерзкое, ненавистное, унизительное.

То, что происходило, когда Круз вышел из палаты Иден, он помнил с трудом. Он долго сидел на стуле, на самом краешке стула, где ему было неудобно, но подняться с которого никак не мог. Всё это время он почему-то держал в руке заколку Иден.
«Роберт забери меня отсюда!!! Увези меня далеко-далеко. Роберт…»
Только теперь, когда Круз услышал этот хриплый зов Иден, к нему, наконец, пришло окончательное понимание того, что случилось на самом деле. Эти слова Иден словно порыв ураганного ветра, чуть не сбили его с ног, заставили пошатнуться и опереться о стену. Посреди больничного шума для него внезапно наступила тишина. Оглушительная и ошеломляющая. Он оказался в одиночестве. Время исчезло. Словно он упал в безвременье, и даже двигаясь и видя, что делает, он не вполне это сознавал. Как будто действовали его руки и тело, а не мозг. Он шумно дышал, но каждый вдох и выдох давались ему с трудом. Круз понял, что сидит на стуле, только после того, как смог встать на ноги, и эти принадлежащие кому-то другому, чужие ноги понесли его домой.

Вот он дом. Их дом. Здесь ничего не могло случиться плохого. Дом, на пороге которого, он всегда открыто смотрел в лицо всему миру. Дом, куда приходил, уверенный, что там его ждут, что там счастье и покой. Дом, где он точно знал, нет места предательству и обману.
Почему его всего этого лишили? Что он, Круз Кастилио, такого сделал?
Он почувствовал аромат риса и зелени. Ему показалось, он слышит женский голос:
«- Адриана, ты сделала уроки? И не забудь убраться в комнате. Сейчас придёт папа. Мы скоро будем ужинать.
- Хорошо, мама. Я сейчас уберусь. Не напоминай. Я знаю, папа любит порядок.»
Именно это ему нужно в жизни!!! Только это!!! Почему он это потерял? Почему у него всё отобрали? Чем же он согрешил? В чём и перед кем он провинился?
Спотыкаясь и пошатываясь, словно уже успел впить, Круз начал подниматься по лестнице. Он был пьян. Пьян вином. Вином горя и ненависти.
Наконец он остановился на пороге спальни и открыл дверь. Вдруг ему снова явственно послышался голос Иден:
"Я люблю тебя больше всех на свете и всегда буду любить!»
Его охватило ощущение, что всё вернулось, что он снова находится рядом с ней. Во всём чувствовалось её незримое присутствие. В воздухе ещё витал аромат её духов. Он ощущал его всем своим телом. Через спинку стула небрежно переброшен халат. Он отчётливо услышал его шорох. Казалось, её призрак подошёл к нему и нежно обнял сзади. Он вспомнил тепло её поцелуев. Необузданную весёлость улыбок.
«Иден, детка, его девочка, только его, его…»
Вдруг Круза снова охватила ненависть. Иден и Роберт Барр вдруг живо встали у него перед глазами. Как будто он сам присутствовал при их встрече, стоял у них за спинами. Явственно видел, как оживали их общие воспоминания, крепли старые узы, разгоралось пламя былой любви. Слышал их шёпот в пылу страсти. Чувствовал единение их душ:
«Мы теперь всегда будем вместе и всегда будем любить друг друга.»
В сердце снова открылась кровоточащая рана. Круз с трудом добрёл до стула и стоял, опершись на него руками, задыхающийся, ослепший, покалеченный. Кровь бешено пульсировала в висках, а руки вцепились в воротник рубашки. Он расправил плечи и повертел головой, словно желая освободиться от этих призраков навсегда.

Окно пропускало в комнату свет заходящего солнца. Ковёр на полу местами вздыбился и сместился, словно кто-то прошёл по нему неровной походкой или даже упал, а потом не поправил. В центре ковра раскинулось уродливое тёмное пятно в виде краба. Широкую кровать несколько дней не заправляли. Посеревшее бельё обнажило её деревянное основание с одной стороны и сползло с другой. Рядом с кроватью валялся ботинок. В центре комнаты стоял стол, а на нём три неподвижных предмета – стакан, помутневший от многократного использования, бутылка виски и безжизненная голова со спутанными волосами. Принадлежащее этой голове тело сидело на покосившемся стуле. Одна рука сжимала горлышко бутылки.
Послышался стук в дверь. Ни слова, ни движения в ответ.
Стук повторился. На этот раз к нему присоединился голос.
– Круз. Отопри. Это Келли.
Никакого ответа. Голова чуть шевельнулась. В дверь ещё раз постучали.
– Круз. Отопри. Мы все волнуемся. Тебя ищут на работе. Ты не отвечаешь на звонки и не выходишь уже три дня.
Голова оторвалась от стола, чуть приподнялась, не открывая глаз.
– Кому нужен этот день? – заплетающимся голосом спросила она. – Пустота между ночами. Бессмысленная пустота.
Ручку безрезультатно пытались повернуть.
– Круз впусти меня. Так нельзя. Мы не можем больше говорить твои детям, что ты опять уехал по делам.
Он поднялся со стула. Шатаясь, в одном ботинке побрёл к двери и повернул ключ.
– Келли, мне ничего не нужно. Я ничего не хочу. Тем более жалости и заботы.
– Можно хотя бы войти? Может разрешишь здесь убраться? Поменять бельё на кровати?
– Зачем? Я же теперь один на ней сплю.
– Давай включим свет?
– А на что тут смотреть? Здесь кроме меня никого нет. Кроме меня и …
Он наклонил бутылку над стаканом. Из неё не вылилось ни капли. Перевернул горлышком вниз. Снова ни капли.
– Хотя мне нужно виски. Можешь принести…
Келли включила свет. Круз попытался остановить её слабым движением руки. Его собственное тяжёлое дыхание отдавало шумом в ушах. Нащупав стул, на котором он сидел, Круз с трудом поднялся и сделал несколько шагов по направлению к кровати, но его ноги подкосились, и он упал рядом с ней на колени. Его руки беспомощно потянулись вперёд, цепляясь за покрывало. На кровати лежала заколка Иден. Словно в ответ на его порыв, она шевельнулась. Круз судорожно схватил этот кусок металла и прижал к губам.
- Келли, почему? Почему???
Его голос еле слышно прорывался сквозь сдавленные рыдания – рыдания взрослого мужчины.