***
Я редко ошибался в людях – и в ожиданиях, и сейчас так же был не тот случай. На пороге передо мной стоял обычный босой оборванец в майке и джинсах.
- Где моя дочь?
Этот простой и понятный вопрос застал его врасплох. Он явно не ждал меня. Но, судя по выражению его лица, мы друг друга поняли.
- Прекрасно, Паризи или Барр… или как вас там сегодня, – вы догадались, кто я. Значит, и я обратился по адресу. Я приехал за своей дочерью. Где Иден?
- Если бы она хотела вас видеть, вы бы об этом узнали.
- Тебя это не касается, мальчик.
Я сказал это почти ласково – как если бы обращался к умственно отсталому, но он, как ни странно, не оценил мою вежливость.
- Это мой дом, а Иден – моя жена, и я не помню, чтобы мы вас сюда звали!
Я посмотрел на него снисходительно – другого я и не ждал.
- Просто скажи мне, где Иден, и я не стану докучать тебе своим присутствием. Поверь, я приехал только за тем, чтобы забрать свою дочь. Ничего другого мне здесь не надо.
- Вы зря теряете время.
Насчет времени я позволил себе сомневаться, но терпение терять уже начал. И потерял его окончательно, когда этот сукин сын со словами: «Всего хорошего, мистер Кэпвелл» захлопнул дверь у меня перед носом.
- Ты еще не понял, с кем имеешь дело? – прорычал я, отталкивая дверь. – Иден!
Должно быть, он ожидал найти ее привязанной к стулу с кляпом во рту. По крайней мере, вид у него был именно такой.
- Думаете, я держу ее в заложниках? – поинтересовался я, наблюдая, как он заглядывает в комнаты.
- Что я думаю – тебя не касается! – отрезал он, не отрываясь от своего занятия. Он повернулся ко мне только когда завершил обыск. – Моя дочь живет в этом сарае? Ты считаешь, она заслуживает именно этого?
В его взгляде читалось недоумение.
- Что я считаю – вас не касается.
Кажется, он понял, что недооценил меня.
- Послушай, мальчик. Я не буду мешать тебе жить, если ты не будешь мешать жить Иден. Я даже готов проявить великодушие и заплатить – сколько скажешь.
Вот это было его самой главной ошибкой. Я словно сорвался с цепи.
- Вы предлагаете заплатить мне за Иден? Хотите купить ее у меня? Как вы сказали? – торг уместен? Вы привыкли жить в мире, где все продается! Вам и в голову никогда не приходило, что не все измеряется в деньгах и не все можно купить! Вы понятия не имеете, что есть другой мир, отличный от вашего, что есть другие люди – не такие, как вы, и что они тоже имеют право на жизнь! Вы смотрите на мир сквозь шоры и не желаете признавать, что Иден устала от вас! Я не продаюсь, мистер Кэпвелл! Я ненавижу таких, как вы! Катитесь к черту с вашим великодушием и вашими деньгами!
Я снова хлопнул дверью.
Немного пропетлял по улицам, чтобы оторваться от возможного хвоста – и выпустить пар, и, убедившись, что за мной не следят, нашел Иден.
- Нам нельзя возвращаться домой.
- Почему? Что-то случилось? Опять люди Тонелла?
Я кивнул.
Она услышала, как я встаю. Чертов диван! Я был уверен, что она спит.
- Робби? Ты уходишь? – ее голос действительно был сонным.
- Я быстро.
Она поднялась с подушки.
- Я с тобой.
- Нет.
- Это из-за ундины, да?
- Там остались вещи. И деньги, – попробовал оправдаться я, понимая, как нелепо, должно быть, все это выглядит.
- Я пойду с тобой.
Я взял ее лицо в ладони и постарался быть как можно более убедительным.
- Я вернусь очень быстро. Со мной ничего не случится, обещаю.
Она покачала головой.
- Робби, пожалуйста… Забудь о ней. Не уходи. Мне страшно.
Я обнял ее. Я не хотел, чтобы она волновалась.
Он перемахнул через невысокий забор и мягко приземлился с той стороны. Я решила не повторять его действий. Отсюда были видны наши окна. Два одинаково темных окна на втором этаже.
Я следила, как он пересекает двор, как идет к пожарной лестнице, как перебирается по балконам к нашему и как, наконец, исчезает в квартире.
Когда я видела его, время шло быстрее. Я ёжилась от ветра и не двигалась с места, пока в наших окнах не зажегся свет.
Пока я перебиралась через забор, пока бежала по двору, пока огибала дом, я думала, что его убьют, и отчаянно боялась не успеть. Сердце заранее разрывалось на части. Я не знала, как буду спасать его и что смогу сделать, я просто знала, что должна быть там, рядом с ним.
Дверь была не заперта, и по-прежнему горел свет. Стол и два стула в кухне были опрокинуты. На полу лежали осколки разбитых чашек и еще – два человека. Я знала этих двоих.
Он шагнул из комнаты с ворохом одежды в руках.
- Что ты здесь делаешь? Ты же обещала..!
Я все еще не могла отдышаться от быстрого бега, от пережитого страха, от волнения. И теперь еще – от обиды и возмущения.
- Где папа? – спросила я, едва справляясь с голосом. – Его ты тоже..?
Слезы застилали мне глаза. Я прошла мимо него в комнату и взяла из ящика комода свою рубашку и фотографию. Ту, где мы с отцом и большой рыбой.
- Иден, он хотел увезти тебя. Он предлагал мне деньги!
Я покачала головой. Я не желала все это слышать. Довольно было того, что я увидела.
Одежда теперь валялась на полу – он ее бросил.
- Неужели ты правда думаешь, что я мог что-то с ним сделать? Его здесь не было, когда я вернулся!
Я не думала. Правда не думала. Я думала только о том, что он солгал мне. И еще – о папе. Мне так отчаянно захотелось обнять его, что я едва не плакала. Вернее, уже плакала. Я поняла это, когда облизнула губы и почувствовала солоноватый привкус.
- Куда ты идешь? Иден!
Я обернулась.
- Папа был прав. Мы не подходим друг другу. Все это было ошибкой. С самого начала. У нас нет ничего общего. Не знаю, как я могла влюбиться в тебя.
- Что?
Я увидела его глаза и испугалась. Не знаю, чего сильнее – своих слов или его взгляда.
- Ты не знаешь элементарных вещей! Бросаешься на людей лишь потому, что они тебе не нравятся! Ты умеешь только изворачиваться, воровать и обманывать! По-твоему, это жизнь?
Я говорила – и не понимала, почему не замечала всего этого раньше. Все было так прозрачно, и это видели все, кроме меня.
- А, по-твоему, жизнь – это прогулки на яхтах, обеды в ресторанах и платья стоимостью с целый дом?!
- Ты винишь меня в том, что я не родилась в рыбацкой хижине? В том, что мой отец сумел добиться в жизни больше твоего?
- Хочешь вернуться домой, к дорогому папочке? Уж у него-то точно нет никаких недостатков!
Я хотела. Именно сейчас, в эту минуту. Я очень хотела домой. И он это понял.
- Давай! Проваливай! – услышала я вслед. И еще услышала, как снова что-то разбилось.
***
Я ждал ее четыре дня. Или пять. Или только три.
Больше не было смысла скрываться. Больше ни в чем не было смысла.
Я так и не вернул на место ни стол, ни стулья – в них просто не было необходимости. Я вполне комфортно чувствовал себя на полу. Особенно, когда освободил его от мусора. Я поставил перед собой ундину и время от времени – очень часто – смотрел на нее. Теперь я ее ненавидел.
Я представлял, как она жалуется отцу на меня, как радуется, что она снова дома, как сидит в фарфоровой ванне в клубах пышной пены, как забирается в свою шелковую постельку с сотней подушек и, сонно зевая, расчесывает волосы черепаховым гребнем. И думает о том, как ей теперь хорошо, спокойно и уютно. А перед сном ее надменный папаша заходит навестить ее и, гладя ее по голове, желает спокойной ночи.
Разумеется, он уже простил ее и, конечно, больше не сердится. Так, просто журит слегка свою любимую беглянку, принцессу Иден… Будь она неладна! И она, и ее мерзкий папаша!
Рядом со мной уже батарея пустых бутылок. На каждую из них я возлагал надежды. Я думал, что мне станет легче. Но легче не становилось. И надежды уже не было.
- Открыто! – крикнул я, прихлебывая бренди, когда в дверь постучали. Стук повторился, и мне пришлось подниматься и открывать самому.
Мистер Си Си Кэпвелл, стоящий на пороге, вызвал у меня противоречивые чувства. Должно быть, я у него тоже. Он снова пришел забирать у меня Иден. Я смерил его презрительным взглядом. Он – меня. И мой жалкий вид заставил его поверить, что она уехала.
Теперь я испугался. Если она не дома, тогда где?
За несколько минут ко мне вернулась ясность рассудка. Мысли завертелись с такой скоростью, что я не успевал за ними. Я пытался сообразить, что произошло и где теперь искать ее. Я ненавидел себя за то, что не предусмотрел такого поворота, за то, что позволил ей уйти, за то, что вообще вернулся в эту чертову квартиру. И еще – за то, что допустил все это. Что, если она вовсе не собиралась уходить? Или собралась, но передумала?