Начало. На моей половине мира.

Вальтер.

Оставь надежду всяк сюда входящий. Данте наверняка работал в Отделе, - смеялся Вальтер, очищая проводок для очередного детонатора. Провод не поддавался и Вальтер по привычке закусил его зубами, дернул, плюнул резиновую оболочку проволки и полюбовался результатом – то, что надо. Он получил нужную детальку, теперь можно преступить к делу посерьезнее. Если, конечно, не помешают, - нахмурился Вальтер, почувствовав на себе взгляд. Даю свою руку на отсечение – Медлин, - заключил сделку с самим собой, не поднимая головы. Его рука внезапно зачесалась, когда он услышал шаги. Так крадется только Она. И еще Смерть – снова хмыкнул Вальтер.
Она остановилась перед ним. Мужчина все не поднимал головы. Он занят, что неясно? Он, конечно, понимал, что сегодня это не прокатит.
- Если хочешь, я могу сделать вид, будто верю в то, что тебя сейчас ни в коем случае нельзя отвлекать… - осторожно проговорила Медлин.
Вальтер улыбнулся и медленно произнес – да, иначе разнесет тут все ко всем… - он хотел сказать «чертям», но все-таки перед ним стояла настоящая леди. И не важно, что леди не из робких. И не хуже него разбирается в взрывчатке. Впрочем, хуже.
- Вальтер, я серьезно.
- я слушаю тебя, Медлин – решил он немного уступить. Все же любопытно, что ее сейчас привело.
- если ты не прекратишь паясничать, мне придется тебя ликвидировать, - заговорчески зашептала она, Вальтер даже поначалу оживился, словно сплетнику подкинули новый фрейм.
- умеешь ты заинтересовать, - обиженно буркнул старый друг. – так и знал, не ждать от тебя доброго и светлого.
- кстати, о добром и светлом. Пол тебя собирается пустить в расход.
- да едрить твою налево, Медлин! – не сдержался Вальтер и швырканул отвертку. Потом взял себя в руки и произнес, - если вам это доставит радость, то всегда к вашим услугам.
Он наблюдал, как Медлин взяла отвертку и какой-то болтик и попыталась привинтить болтик к железяке.
- мартышка с гранатой.
Медлин замерла, потом медленно подняла на него взгляд. Ее глаза пытались его убить. Он выдержал, и не показал, что он успел раз пять умереть от этих молний.
- ну, Медлин, зато ты классный психолог! – примирительно мямлил друг.
Взгляд Медлин потеплел.
- и … и… человек х хороший, - менее уверенно произнес он.
Теперь Медлин бросила отвертку.
- довольно. У тебя задание.
- так точно! – отрапортовал Вальтер.
- вне Отдела. Надо последить за объектом.
- так точно последить за объектом.
Медлин старалась не кипеть.
- поможет Биркоф. Надо установить над ней постоянное автоматическое наблюдение.
- за ней? – Вальтер перестал валять дурака и заинтересовался. – Она красивая?
- она молодая. Слишком. – предостерегающим тоном произнесла Медлин.
Вальтер скис. – Убийца, маньячка, террористка?
- нет.
- чья-то дочь?
- нет.
- дочь Пола?
- ннет, - смутившись пробормотала Медлин.
Вальтер прищурился.
- нет, - твердо произнесла Медлин. – главное, она не должна ничего заподозрить. И это секретная миссия.
- шеф в курсе?
- это его приказ.
- понял. Когда приступать?
- как закончишь, - Медлин кивнула в сторону хлама, которое в будущем должно взрываться. – данные в твоем файле. Биркоф в курсе.
- кому докладывать о результатах?
- мне. Будут вопросы – я у себя.
- ага. И я – у себя.
- Вальтер.
- что? – наивно посмотрел он.
- не вынуждай меня думать, что профилактическая беседа не повлияла на тебя.
- не злись. У меня просто хорошее настроение сегодня.
Вальтер обратил внимание, как удивилась Медлин этой фразе. Мало кто в Отделе мог похвастаться хорошим настроением. Но мало кто в Отделе мог испортить настроение ему – Вальтеру, ее старому другу.
Оставь надежду всяк сюда входящий.

Медлин ушла, Вальтер задумался. Он просмотрел файл своего задания. Кто такая Никита? И почему ей занимается Вальтер – друг Шефа и Медлин? а не агент пятого-шестого уровня, или как обычно – Кристофер – второй советник Пола и Медлин? Вальтер ужаснулся, нет, подумал он, эта детка не для Кристофера. Очередные интриги, - сделал вывод бывший оперативник. Наверняка, что-то личное.

Юрген.

Человеку с хронической болезнью сложно быть великодушным. У меня есть такая болезнь, от которой не скрыться. И она меня убьёт, рано или поздно. Эта болезнь в моей крови, она портит мой организм.
Смерть.
Так она называется.
И все в Отделе заражены Смертью.
Невозможно быть великодушным и прощать кого-то. И жалеть очень тяжело. Черная, словно нефть или деготь, она течет по нашим венам. Иногда вытекает изо рта невидимой струйкой, иногда прозрачной из глаз. Сдавливает сердце Смерть, легкие, не дает вышать. Ты просто забываешь, как это – дышать. Больно. Всегда больно, что привыкаешь не орать. Не скулить, не выть, не просить ни о чем. Знаешь, Смерть в тебе, ее не надо звать, уговаривать, умолять… Она в тебе, ты мертв.
Когда я умер, мое тело по инерции движется, мозг работает, но уже заражен. Это все только иллюзия жизни. Жизни в нас давно нет. Только, может, в Симоне. Она струна. Звонкая струна, и Смерть ее не поразила. А может, ее нет. Симоны нет. может, это мое воображение. Мое воспоминание? Моя потребность Любить, жалеть, потребность прощать? Воспоминание моей Жизни? Может и сейчас меня нет. давно нет? и эта кровь, черная, как нефть, мне только кажется. И боль – это игра моих нервных клеток и мозговых сегментов.
Сиииимооона…
Песня моя. Мой крик от боли. Я кричу ее имя, пытаясь отвернуться от боли и смерти.
Сииииимоооона. Сомун. Сомун Ли. Как Аминь в конце молитвы.
Сомун Ли.
Симона.
Моя Симона.
Когда слишком больно, нужно кричать. Иначе сердце не выдержит. Надо выпускать из себя, выдавливать из своего тела боль криком. И я если кричу, то кричу ее имя. Неосознанно. Я зову ее. Я не прошу Смерть прикончить меня и освободить. Я зову Симону придти и не отпускать меня.
Я не мог не опустить голову. Шея не дежала ее ровно. Я боялся, глупо так, но боялся, что мой нос отвалится. Он был таким тяжелым, наполненный кровью, черной кровью, бесформенный. Ненавижу, когда ломают нос. Эти бесконечные ринопластики потом. Тоже не очень приятное ощущение, когда в твой и без того огромный нос засовывают метровую турунду, утрамбовывают ее, от чего кажется, что вся твоя черепная коробка заполнена скрученной змейкой турундой. И мозга нет – только эта марлевая полоска. А потом ее вытаскивают. Точнее отдирают от слизистой. Снова кровотечение. Очередная тампонада. Отвратительно.
Я начал кипеть от ненависти к своим врагам. Они обрекли меня на этот ужас – в Отделе мне будут делать новый нос.
Из-за них. Пол Вольф отправил меня одного в эту чертову страну, разбираться с шайкой головорезов. И я, ай да молодец, стратег хренов, ломонулся в самый центр, к самым главным. Если бы проник в периферию, меня бы грохнули сразу. А так – любо дорого посмотреть, прессуют, пытают, хотят знать кто я.
Я Смерть.
Видите, я же говорил, что я Смерть. Главное, не увлекаться, не давать много воли внутреннему вирусу. Все заражены летальной формой. Все мертвы. Кроме двоих. У них латентная форма. Они тоже умрут. Но позже.
Эти двоя – я и шеф этой некогда процветающей системы.
Моя добыча окажется в Отделе. Меня отправят на восстановление. Его – в белую комнату.
Все просто.


Уже в Отделе. Это работает Система. Тут не надо много думать. Надо совершить какое-то действие и это действие запускает механизм, что-то происходит с тобой, уже по инерции. Отделу нужен человек, которого ты нашел, обезоружил. И они вытаскивают этот объект и тебя заодно. Ты сам, как агент, им не очень то нужен. В крайнем случае, они отправят группу зачистки. Я столько раз объяснял это своим ученикам. Не до всех дошло. Приходилось показывать на практике. Им дали задание, а они его не выполнили во время. И я им показывал, как работает группа зачистки. На них показывал. Может и Майклу покажу.

Симона расстроится. Как привязалась к нему. Ходит, глаз не сводит, с щенка этого. И на меня, урода избитого, раз взглянула. Да и отвернулась. Что же ты не верещишь как истеричка надо мной, как верещала бы над его ссадинами. Почему он в тебе пробудил эти странные материнские инстинкты? Щенок, он и есть, щенок. А сука, и здесь, в Отделе, сука.
Симона-Симона, погибнешь ведь. А я спасти не успею. Уже не успел.
Жаль.
Но я просто так не сдамся. Твой верный пес.






Симона.

Думала, стоит только затащить его в свою кровать, и он мой. Черта с два.
С той ночи прошло много времени. Много столь же диких ночей. А я все такой же «хороший друг».
И он, все тот же немногословный Майкл.
Переспал с Медлин. Медлин мне дала несколько рекомендаций. Я едва выдержала это. Ладно-ладно, не выдержала. А Медлин молча выслушала мои истерики. Как будто мне надо только одно – чтоб меня выслушали. А мне не это надо было. Мне надо, чтоб его оставили. Это не возможно, конечно. Но МОЙ он. это даже Юрген признал. Медлин Майклу итоговый экзамен устроит. И он не посмеет отказать. А может, посмеет? Вдруг?
Если не откажет, будет как и я.
Может и мне когда-нибудь сказать НЕТ.
Хоть раз.

Все шло по плану. Только Майкл стал скрытным. Я недавно поняла, что он всегда таким был. Ну разве помню я его компанейским болоболом? Нет. просто сейчас это остро чувствуется. Интересно, а с Софи-Жозефиной он был таким же? Надо выпросить у Медлин записи их встреч. Не что бы потом проесть ему плешь, лишь на благо миссии, в образовательных целях, как скажем. Ладно-ладно, я извожусь от ревности.

Я и не знала, что Юрген был на задании. Я о нем как-то не думала. А тут на глаза попался – калека жалкая. Но его нельзя совсем игнорировать. Он может помочь. вообще-то всегда он мне помогал. Кретин, конечно. Но терять такого раба смысла не вижу. Не зря я с ним в свое время возилась.
Черт возьми. Иногда кажется, что я скучаю по нему. Нет, я скучаю по своему успеху. Его я завоевала, а Майкла не могу. Или не хочу. Ладно-ладно, я не могу достучаться до Сэмюеля.
Однозначно. Я не Юргена люблю, а свою успешность.
Да, люблю я только себя, такую холеную, умную, хитрую…




Медлин.

Итак, за это время ты сумела вернуть прежние отношения с Полом.

Лгунья.
Жалкая вруша. Как я не могу справиться с проблемой, я начинаю лгать. Сколько версий было тогда для мамы? Каждый раз новая? Сестра сама упала. Сестра специально упала, что бы обвинили Медлин. Виновата Сара. Медлин ничего не видела. Сколько этой лжи было для мамы? Потом мать перестала спрашивать, а я все равно говорила и говорила ей. Или себе. Сочиняла ложь, которая не могла быть реальностью. Я хотела куклу. Куклу я получила. Вот и все.
Я просто всегда получаю то, что хочу.

С Полом Вольфом все ужасно.
Он ждет меня. А я не приду. Я не хочу.
Даже Эдриан не могла заставить меня сделать то, что было не по мне.

Ну… Может все само собой образумится.
Лгунья…

Вальтер следит за Никитой. И каждый раз на докладе поет мне про ее адекватность, почти рыдает, уговаривая меня не портить девочку. А я что? Я ничего… я не решаю, это все Пол.. Мне эта Уиркс тоже не нужна здесь. Вторая я – упрямая.

Елена Вачек ждет своего принца. Будет ей принц. Майкл почти готов. Пока Елена переживает смерть своей матери и привыкает к одиночеству, мы готовим Сэмюеля к семейной жизни. Скоро внедрим его. Жаль Симону. Она не переживет. В прямом смысле.
С Симоной нам придется распрощаться. Пол настроен решительно. Да и я не вижу смысла в дальнейшей эксплуатации агента с псевдонимом Симона. разве что отдать ее Юргену. За оставшиеся данные. Может быть.
Об этом я потом подумаю.
Хотя жаль, что Симона испорчена. Но Майкл того стоит. Хороший будет агент.
Надо будет изменить мнение Пола о нем. его не стоит ликвидировать. Но об этом рано. Посмотрим, как он со всем этим справится. Но уверена, справится.



Вальтер.

Разве я могу что-то сделать? я и так на каждом докладе заявляю, что эта девочка не нужна Отделу. Пол вроде даже и не интересуется ей, и Медлин не слушает, но и с меня задание не снимают. Ничего в ней нет, твержу я сам себе, чтоб поверить в эту ложь.
В ней есть характер, красота, смелость, упрямство, выносливость, ум, неприхотливость. И главное, доброта. Что самое удручающее. И еще эмоциональность, чувственность, чувствительность, свет… в ней всё!
Бедная девочка. Жертва.
И ведь вцепились в нее прочно. Так прочно, что расслабились отделовцы, никуда теперь не денется. Крошка эта белобрысая обречена. Сотрут ее в порошок жернова Отдела. может Юргена с ней познакомить? Слышал я, что он имеет здесь некоторую власть… пусть очаруется малышкой и… уничтожит. Его же Симона уже успела отравить, обозлить до невозможного. Теперь вот продолжает плести паутину, стерва.
Один лишь Биркоф радует. Никаких проблем. Живет себе в своих программах. И нет для него другого счастья. Интересно, а с девушками у него как? Может быть, сосватать ему подружку? Ага, пусть взбунтуется и выскажет все нашим шефам или еще хуже, откажется потом нормально работать, будет еще думать не о том. Вот как я, например, собирая детонатор…

Сообщение отредактировал Anlil: Пятница, 30 ноября 2012, 22:49:24

От автора: присутствуют элементы жестокости, возрастное ограничение.


Майкл.

Это был очень простой план. Я никого не отталкивал. Меня окружало очень много людей. С кем-то я тренировался, с кем-то учил языки, кто-то расшифровывал вопросы истории, политики, культуры, некоторые занимались со мной психологией, логикой, ораторским искусством и даже учили гипнозу. С Симоной я проводил ночи. Кристофер занимался моей физической подготовкой. И это не занимало у него много времени. Я занимался самостоятельно большую часть времени. Я видел, как бесится Юрген, наблюдая за мной на тренировках. Он не замечал за мной этого альтруизма, когда я был его учеником. Но тогда я сам решил для себя, что быть среднячком – самое лучшее здесь. Теперь же я пытался прыгнуть выше – как можно выше, и выше этого предела. Я не ждал, когда меня сломит боль или измождение. Я не допускал даже мысли об этом.
Моя квартира превратилась в штаб. Я работал и там. Все стены были увешаны портретами политиков с краткой характеристикой. От каждой фотографии тянулись нити – разного цвета, они связывали их всех вместе. Каждый цвет отвечал за характер связей. Криминальный, идеологический, скрытый, явный, даже родственный, были и такие. Симона, она в последнее время, часто у меня бывала, фыркала, глядя на все это, но напрямую недовольства не выказывала. Да и мне было плевать на ее мнение. Меня не устраивал мой статус в Отделе. Я не хотел ни от кого зависеть. Не хотел больше подчиняться. Не мое это – подчинение. До Отдела я нашел себя, бунтуя против целого политического строя. Я боролся за независимость. Сейчас я тоже, снова, борюсь за нее. Я всегда был анархистом. Рене говорил, что это в моей крови. И ему было бы стыдно встретить меня здесь таким. Надеюсь, мы не увидимся.
Я начал смотреть глубже. Теперь я смыл с себе флер антиполитической агрессии. Я учил сдерживать свои чувства, когда был крайне не согласен с каким-то режимом. Я должен был знать, что каждый предпримет, я должен был думать как они – какое-то мгновенье. Я хотел знать наперед, что они скажут, я вел их к решению, которое принял я. Я учился гипнотизировать своим взглядом. Сначала на Симоне. Потом на оперативниках. Последней была Медлин. Самая сложная и умная женщина. Но и там я выстоял. Все-таки она женщина, и ничего чувственное ей не чуждо. Я чувствовал, что симпатичен ей, что ей интересен, и это должно стать моим коньком. Я решил, что если мне потребуется, то смогу раскрыть любую женщину.
Я наблюдал за Полом. Я перенимал у него манеру говорить, логически мыслить, взвешивать все за и против и еще – игнорировать чужую боль и смерть.
Я учился убивать. Заново. Я думал, что еще до Отдела научился этому. Но оказалось, что нет. Юрген не учил меня убивать. Он учил выполнять приказы. Теперь я заставлял себя быть хладнокровным, расчетливым, сдерживал адреналин, эмоции, боль и ужас. Я убивал. Медленно. Быстро. Жестоко или милосердно. И я убивал в себе все лишнее. Симона морщилась каждый раз, наблюдая за мной. Она почти все время была рядом. Я не прогонял ее. Пусть смотрит.
И с ней я заставлял себя быть галантным, обольстительным. Я соблазнял ее. Играл с ней. С ней легко было играть. Я не думал, причиняю ли ей страдания. Мне было плевать. Я не держал ее. Она сама шла ко мне. Я гипнотизировал ее своим взглядом, улыбкой или молчанием. Но иногда сводил с ума своей речью. Отлично поставленным голосом. Я учился и этому.
Я выдержал, когда Кристофер своим металлическим могильным голосом уточнил у меня про Кассандру. Я спокойно выслушал его треп о том, как он собирал про нее данные, о том, как она несчастна и разбита. Он хотел видеть мою боль. Я игнорировал любые разговоры на отвлеченную тему.
Ибо мой план был прост. Я окружил себя людьми. Я впустил их в свою жизнь. Да, я брал у них все, что мог взять и собирал себя нового, как по пазлам.
Рядом со мной были люди. Они думали, что я их собственность. Но никто, ни один не знал, о чем я думаю, что в моей голове, душе. И есть ли она вообще? Даже Медлин не знала. Я ходил регулярно к ней на беседы, она поощряла мои вопросы. Я спрашивал. Только то, что мне пригодилось бы в самостоятельной независимой деятельности. Я не собирался оставаться пушечным мясом. Я не буду ничьей подстилкой или шестеркой. Анархия в крови.
Я попросил Медлин обучать меня. Помимо умения убивать, мне необходимо навык изъятия нужной информации. Я должен уметь проводить пытку. Что я только не делал. Методично, словно маньяк я медленно доводил клиента до сумасшествия. Я ломал кости, резал или сдирал кожу, поджигал, было и кое-что повеселее – перетирать бечевкой нежные перепонки между пальцами – то медленно, то быстро. Это очень больно. Я на себе испробовал почти все.
Симона орала на меня, называя психом.
Медлин бледнела и молчала. Наверно у нее волосы вставали дыбом. Она проводила со мной тесты на мою адекватность.
Я был адекватен. Просто не совсем понятен им.
Что касается пыток, то я быстро потерял к ним интерес. Теперь я действовал тоньше. Я узнавал, где самое больное место у клиента. И бил. Не важно, что это – часть тела, другой человек, или, а было и такое, чувство. Один боялся стать уродом, другой – видеть, как его дочери угрожают.
Мне не было их жаль. Они перестали быть людьми, когда стали моей целью.
Сложнее было с невинными. Их я старался обходить стороной. Но не всегда получалось, ибо для меня важнее задания не было ничего. И я научился не реагировать на них, если без жертв не обойтись.
Однажды я оспорил решение Юргена. Пол выслушал меня. Но у меня был не достаточно высокий уровень, чтоб мой план использовали. Юрген был взбешен. Симона ликовала. Пол высказал мне после, что это нарушение субординации. И похвалил. Как я понял, Юрген был раздавлен презрением шефа. Медлин молча наблюдала за мной.

Она начала внушать мне, что я должен притормозить. Но я не хотел этого. Я понимал, что они ждут от меня такого же резкого, как и подъем, спада. Я нестабилен. Но мне было плевать, чего они ждут.
Я не хотел быть пешкой.
Мне надоели эти снисходительные взгляды. Я знал, что умнее каждого из своих «ровесников», что я сильнее и выносливее, у меня просто не было тормозов. Я их стер, когда подорвал людей, когда меня казнили, когда потерял Софи, Кассандру, шанс на спасение. У меня не было выбора. Я хотел выжить. А жить я мог только так, как раньше – независимо. Я не могу быть пешкой. Я должен быть выше. Как можно выше. Я хочу управлять. И не хочу, чтобы управляли мной. Больше терять мне некого – я сильный. Сильнее каждого здесь. Просто они пока еще этого не знают. Они видят, но не верят глазам. Скоро они поверят.
Мне надо работать. Постоянно. Даже во сне. Я научился программировать себя на пробуждение в нужный час. Я научился не дышать, не думать, не чувствовать.
У меня не было предела. Нет предела памяти – я учил языки, развивал память, нет предела силы – я разбивал стены, нет предела выносливости – я бежал до тех пор, пока не умирал от боли, бежал и тогда, и после продолжал бежать, нет предела нежности – я прислушивался к Симон, когда мне это было необходимо, нет предела…
Нет предела…
Нет…

Симона.

Очередная головная боль! Когда выпрашивала его у Медлин, я и не подозревала, насколько он несносен!
Такого упорства и самобичевания я давно не встречала.
Такого… безразличия и необоснованной жажды стать первым во всем я мало в ком видела даже здесь!
За эти короткие две недели, кажется, что я начала его ненавидеть.
Я не могу о нем не думать. Он стал моей бессонницей. Еще пару дней нервотрепки и я начну, упаси Боже, седеть!

Его даже Медлин не может остановить. Вот взбредет ему в его шальную голову идея, и все – пойдет по головам. По моей тоже. Да о чем я говорю, не уверена, что он тогда бы сестрицу свою пощадил. И мать родную. Бес вселился. Найти экзорсциста, что ли?
Юрген.
Может Юрген поможет?

Симона смотрела, как Майкл добивает своего напарника на тренировке. Уже второго за неделю. Она стояла, облокотившись плечом об стену, и делала вид, что происходящее в зале ее мало волнует. На самом деле, в ней боролось чувство восхищения, смешанного со страхом и полное отвращение. Он чем-то похож на Юргена, сделала Симона вывод. Но только лучше, красивее, грациознее и… драматичнее.
Симона коротко вздохнула и легко прикоснулась к векам, пытаясь стереть ощущение усталости. Майкл же, во всем черном, стремительный и неумолимый, наконец-то «прикончил» своего «противника». Его грудная клетка тяжело вздымалась, волосы завились еще больше от пота, а руки все еще била нервная дрожь едва сдерживаемого напряжения. Стоит ему потерять контроль, и он убьет противника уже по-настоящему.
- Браво! – Симона хлопнула в ладоши, чтобы переключить его внимание. Она оторвалась от стены и лениво, словно довольная тигрица, подошла ближе. Траектория ее была необычной – она не рискнула подойти прямо к нему. Вместо этого, она словно обходила его стороной. Она видела, что Майкл готов продолжить бой. А это был именно бой, а не тренировка, как звучит официально. Симона видела, что ладони собраны в кулаки, глаза горят огнем ярости, а челюсти сжаты так, что, кажется, зубы его сейчас же раскрошатся. Симона скосила взгляд на напарника Майкла. Он без движения лежал у ног победителя.
- Браво. – Симоне не удалось скрыть хмурые нотки в голосе. На что Майкл посмотрел прямо в ее лицо.
Симона прочитала в его выражении вопрос и удивление «Ты не довольна?», секунда и выражение сменилось презрением. Майкл отвернулся.
Симона впилась ногтями в ладони от досады – «он снова замкнулся в себе».

За прошедшие недели Майкл показал хорошие результаты. Пол им доволен. Медлин не обольщается, ждет спада. А я начала терять Сэмюеля. Хотя он по-прежнему пускает меня в свою кровать…
Я теряю гордость. Если она вообще у меня была.
И цену. А вот цена у меня была. И высокая. Такая, что могла выпросить что угодно у Медлин. и почему мне был угоден этот Сэмюель? Дьявол! Сила, сметающая все на своем пути. Ох, не стоять бы мне на твоем пути…

Симона скрестила руки и наблюдала, как Майкл подал руку изрядно потрепанному агенту, помогая ему подняться. Майкл казался спокойным. Но Симоне было этого недостаточно. Она хотела извести его, чтобы он не был способен на агрессию. Хотя бы на пару часов.
И она порекомендовала ему пробежку на тренажере. Бег Майкл не особо любил. Он с большим удовольствием занимался плаванием. Но Симона и не собиралась его поощрять за проведенный бой. Она собиралась его измотать и морально. А монотонный, скучный бег как раз то, что нужно.
Майкл никак не проявил недовольства. Напротив, он без промедления прошел на беговую дорожку. Симона фыркнула, такое подчинение не доставляло ей удовольствия. И убедившись, что Майкл поставил самую жесткую программу, удалилась из зала.

Она направилась к Медлин. В последнее время отношения у них были напряженные. Отчасти, в этом была виновата Симона. Она изрядно ревновала и не могла выбросить из головы факт, что между Майклом и Медлин была связь. Конечно, она понимала, что это не прихоть Медлин, а ее очередная проверка агента. И что Майкл получил даже оценку. Завышенную. Весьма, притом. Потому что, черт возьми, он на тот момент был не так замечателен. Значит, Медлин он просто нравится! Симона не могла ей простить такой подлости. Но теперь время пойти на перемирие, ибо Симоне нужен совет и рекомендация – ЧТО С НИМ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?

Медлин сидела за рабочим столом, полностью откинувшись на спинку своего кресла. Глаза ее были прикрыты. Она выглядела очень измотанной. Перед ней мерцал монитор.
- тяжелый день? – тихо спросила Симона.
Медлин медленно открыла глаза.
- тяжелая жизнь, - усмехнулась она, но взяла себя в руки. Усталость сменилась сдержанностью и вниманием. Она выпрямилась и улыбнулась Симоне.
Оперативница не дожидаясь приглашения села на стул напротив.
- и как это было? – злобно спросила она, в ее голове возник образ Медлин и Майкла.
- не отвечай, - быстро спохватилась она и сжала виски пальцами, пытаясь сосредоточиться. На Медлин она не смотрела и не видела ее понимающей грустной улыбки.
- мне нужна помощь. – холодно произнесла она.
- я вижу. – спокойно ответила Медлин.
- помоги мне… - выдохнула она, так и не глядя на Медлин.
Повисла тишина.
Симона знала, что не поможет. И не вина Медлин в том. Здесь ей вообще никто не поможет.
И тут …


Медлин.

- я могла бы сказать тебе, что это была проверка и что это ничего для меня не значило. И ты бы мне не поверила все равно. Но мы бы закрыли эту тему навсегда.
Медлин видела, как Симона упрямо отказывается посмотреть ей в глаза.
- хорошо. Симона, это была его проверка и для меня ровным счетом ничего не значило. – отчеканила Медлин.
Симона вспыхнула, и, казалось, едва не зашипела.
Глаза ее засверкали.
Медлин ждала.
Через минуту Симона успокоилась – ты провоцируешь меня и проверяешь.
- да, и показатели твои никуда не годятся. Симона, ты не какая-нибудь первокурсница с невинным мироощущением. – возмущалась Медлин, хотя и страралась сдержать свой несколько агрессивный тон. – а ведешь себя как влюбленная дура.
- а я и есть дура! – повысила голос Симона.
- как я устала от вас!

Медлин действительно ощущала, что сил бороться с отделовцами нет.
- давай-ка чай заварю. – предложила психолог, ухватилась возможность успокоиться и себе, и Симоне.
- ой, кексы к чаю забыла. – ворчал агент. Она без приглашения прошла за журнальный столик.
- стерва. – констатировала Медлин. в этот раз последнее слово за ней. Но и Симона не уступила.
- взаимно.
- хватит.

Повисло молчание. Чай заварился быстро. Напряжение спадало медленно.
- извини. – пробубнила Симона и упрямо добавила – но себя не чувствую виноватой.
- зачем тогда извиняешься? – Медлин засмеялась. Ее забавляло упрямство Симоны.
- мне нужен совет.
- с этого мы и начали. Какой совет, Симона?
- Майкл.
- одобряю, - невозмутимо произнесла Медлин и сделала глоток напитка под тяжелым взглядом Симоны.
- что «одобряешь»?
- а что «Майкл»?

Их непродуктивную беседу прервал экстренный вызов Пола.
- надеюсь, я не оторвал от чего-то важного? – ради приличия сказал Пол
- нет, бессмысленный треп с Симоной.
- Медлин, с тобой все хорошо? с каких пор твои беседы стали трепом. Но не суть. У нас проблемы. И большие.


Майкл.

Вот Симона распугала всех в зале и они по одному освободили поле нашего боя.
Вот в нерешительности замерла перед душевой кабиной, в которой стою я.
Ну иди уже сюда.
Открывает дверь.
Да, это ты. Твой запах. Да и кто еще посмеет… глаза я не открою. Я не смотрю. Иди сюда…

Холодно. Ее пальцы скользят по моей коже.
Я открываю глаза. И снова их закрываю.
Не настроен на романтический лад. Хотя ее руки настроят на что угодно. И что угодно… Воспитанная талантливая гейша. Умница.
Включаю ледяную воду и поливаю еще и ее. Отрезвляет?
Сквозь ресницы я вижу, как она восстанавливает свое сорвавшееся дыхание.
- о чем ты думаешь? – тихо и беспечно спрашивает она. отличное место для неторопливой беседы.
- что пора домой.
- я с тобой?
- я бы предпочел остаться один.
Только сегодня? Или вообще – читаю я в ее глазах немой вопрос.
Я не знаю.


Юрген.

Всегда люблю решать проблемы. Проблемы Отдела – мои проблемы. Проблемы Симоны – тем более мои проблемы. Проблемы Майкла – мои тоже. Мои проблемы – не проблемы.
Что опять?
Ну прикажи ему не сходить с ума и не маяться, своему Майклу. Он не способен больше ни на что – он запрограммирован на выполнение приказов. Я программировал.
В последнее время Симона частый гость в доме. Приходит поорать, поплакаться в жилетку, попить, поесть и поспать. Отлично устроилась, пока я на больничном.
И все речи про этого Майкла. Все мысли о нем.
Странно, я спокойно выслушиваю ее. С каких пор я стал ее подружкой? Докатился.
И сегодня. Принесла свое тело мне, душу оставила ему. Никто не обижен.

Интересно, он понимает, что ее надо беречь?
Душу ее.
Мне она пригодится.

Плачет.
Хитрая стерва. Знает, как на меня ее слезы влияют.
Хорошо, я разберусь, что там с этим Майклом.


Майкл.

Несколько месяцев бешенного ритма подготовки и я овощ. Брюссельская капуста. Медлин была права. Только одно она не учла.
Я не принимаю во внимание чье-то «не могу». И свое – тем более. Я жесток к окружающим не больше, чем к себе. Но как же…
Устал.

Погода в городе такая, что пить и играть что-нибудь тоскливое на виолончели. Родители были хорошими психологами. Меня, меланхолика, отправили в класс виолончели, а сестру, тоже нелюдимую, в класс живописи. Ее – для того, чтобы выплескивала свои чувства, умела показывать их на бумаге. И начала крошка с обоев, конечно. Родители еще тогда разглядели в ней талант. Мы были так похожи с ней. Но мне всегда давалось все тяжелее. Быть может, я слишком многого от себя хотел. В то время как Кассандра тонула в творчестве, я пытался держаться на поверхности и контролировать абсолютно все и всех. Я не был так талантлив, так безумен.
Усталость привела меня в святую святых. В маленький уютный магазинчик, где продавали музыкальные инструменты. Гитары, скрипки, даже барабаны и аккордеоны. Нет только ее – тучной, громоздкой на вид и такой тонкой и нежной по звучанию виолончели.
Не знаю, что на меня нашло. Я хотел подержать в руках инструмент. Обнять его. Заставить его петь. Нет, не заставить. Уговорить его зазвучать. Она так больно звучит. Я совсем забыл.
Мои руки были слишком грубыми для музыки. Я стал слишком черствым и безжалостным. Музыка никогда не равнодушна. А я именно такой. Равнодушный до всего на свете.

Для меня привезут виолончель через неделю. Я договорился.
- извините. Я передумал… - произнес я, осознав, что поддался простому очарованию этого магазина.
- то ничего, месье, бывает. Но виолончель будет вас ждать столько, сколько понадобится.
- нет, вы не поняли. Да и я не могу играть. – я начал оправдываться перед продавцом. Но старик слушал меня только из вежливости.

Я выскочил на улицу. Голова шла кругом. Я передумал! Первый Отдел! Я передумал! Я не могу так жить. Я не могу оставить сестру. Я не могу…

Больше убивать не могу…
Не могу…


Майкл не понял сразу, что обжигает его щеки, и что душит.
Он просто хотел домой. Он так устал быть мертвым…

Юрген.

Отдел вызвал меня. Как только увидел Пола, понял, что где-то напортачил. Рядом с ним стояла Медлин с каменным лицом. Не люблю я это.
Холод побежал по моей спине. Не в первый раз выдерживать это гробовое молчание. Не в первый подставлять свою голову палачу.
- ты хорошо поработал в Сирии. Обезвредил группировку. – Пол начал издалека. Он словно рассуждал, говорил таким жутким мечтательным тоном и улыбался.
Медлин следила за мной.
Пол замолчал. Медлин не продолжила речь. Это означало лишь одно. Мы кого-то ждали.
Появился хмурый Биркоф. Парень передал Медлин данные. Психолог быстро просмотрела текст и остановилась на нижней строке. Заключение. Медлин помрачнела еще больше. Пол взглянул на нее, та в ответ покачала головой, едва уловимо. Но это был ответ «Нет». Биркоф сел за компьютер. Перед начальством он мог не ждать приглашения. Он был компьютерщик, а не оперативник. Пусть у него не было пятого уровня. Тем не менее, стояли мы, сидел он, в удобном кресле. Он быстро открыл карту и вывел ее на панель.
Наконец-то явился то, кого мы ждали. Местная звездочка. Майкл Семюэль, собственной персоной. Сегодня без Симоны.

И вот в чем проблема. Несколько дней назад я вмешался в деятельность некой группировки, привез трофей из Сирии. Так вот с трофеем я ошибся. Он остался жив, потому что сложно было убить такого. Возьми с ним было много, поэтому я привез в Отдел именно его. и вот тут корень зла. Он не поддавался шантажу, пыткам, самой Медлин. на боль он не обращал внимания, страх ему не ведом. В общем не человек, скала. Он выдал нам координаты своих друзей, но все оказалось уткой. Отдел подверг его анализу и узнал слабое место. Это его погибшие товарищи и идея. Давить на идею – бесполезно, на соратников – невозможно. Тех, кого мы знаем – убиты мной, кого не знаем – соответственно и не знаем где они.
Понятно, зачем я. Отдел может договориться с ним. Он Отделу информацию, Отдел ему – меня, мою жизнь, смерть и возможность отмщения.
Понятно, зачем тут Биркоф.
Для чего Майкл?
Вот это меня нервировало.
Я предложил свой вариант Полу. Он внимательно слушал, периодически кивал. Медлин молчала. Биркоф составлял прогноз. Внезапно Пол остановил меня и обратился к Майклу.
- Есть соображения, Майкл?
- цена велика. Агент пятого уровня…
Медлин кивнула.
Изначально Медлин не нравилось мое предложение. Меня пугало, что скорее всего у нее есть свой вариант решения этой проблемы.
Повисла тишина. Я отвлекся и посмотрел вниз. Там пересекала главный зал Симона. Она сегодня особенно хорошо выглядела. К моему ужасу, ее тоже вызвали. Мне не понравилось, что она будет принимать участие в решении этого вопроса.
- я могу внести свое предложение? – ровный голос Майкла нарушил тишину. Непроизвольно у меня сжались кулаки.
- говори. – позволил Пол.
- мы могли обнаружить любовницу или жену погибшего. Спасая ее жизнь, он может пойти с нами на сделку.
- весьма зыбкий план, Майкл. – Не оценил Пол. но что-то во взгляде его изменилось. Мне это не нравилось еще больше.
Про Медлин я забыл, она молчала, но за ней закреплена большая роль. Пусть Полу принадлежит заключительное слово. Но это Слово редко противоречит решению Медлин, главного неофициального советника.
- но это может сработать. Зачем терять агента пятого уровня, если мы можем не терять никого? – аргументировала Медлин. – Майкл, где мы возьмем жену?
Я уставился на Майкла. И не только я. А он молчал. Взгляд его был холодным. Тяжелым.
- вызывали? – прекрасная Симона предстала перед нами. Медлин обернулась, Пол улыбнулся еще шире. Биркоф казалось занервничал еще больше. Только Майкл не обратил на вошедшую никакого внимания.
Только не ее.
- я настоятельно рекомендую свою кандидатуру. – отчаянно проговорил я.
Но меня уже никто не слышал.

Симона.

Так больно мне еще не было. Да, можно сказать, я самого рождения переношу боль стойко. Я даже могу посмеяться в особых случаях. Смех – хорошее обезболивающее. А в этот раз смеяться было не положено. Я должна была орать от боли, умолять и плакать. Даже терять сознание было нельзя. В этом мы с Майклом сработались славно. Он не доводил меня до грани. Вначале я видела, как он нервничает, как нервно проводит рукой, поправляя свои волосы, видела его глаза. Он совсем не прятал их. Вначале мне нужен был его взгляд, что бы все это выдержать до конца. Но конца этому не было. Тот, другой, не кололся. Казалось, я скорее умру, чем он выдаст что-то. Я видела Юргена. Он тоже хорошо справлялся со своей ролью. Изображал понимающего добряка, этакого мудрого старика, который не одобряет жестокости по отношению к человеку. Я презирала его. Он, только он мог придумать такое. Использовать меня. Это его месть. Майклу было тяжело, невыносимо. А потом он стал срываться и мне не нужны были его глаза. Он хотел все закончить, чтобы раскололся тот тип, чтобы все это прекратить. Но он ничего не говорил, а я орала, умоляла и плакала. Просила сохранить жизнь еще не рожденному ребенку, я сочиняла на ходу. Но через какое-то время я сама поверила в свою беременность. Майкл даже замер на секунду. И я увидела ужас в его глазах. Он поверил, так хорошо я играла свою роль. И тогда он закрыл глаза и скинул меня на пол. Новые удары. Я перестала кричать. И наконец-то закричал тот.
- Изверги, оставьте ее. Я скажу. Я все скажу.

Я видела, как Майкл уходил. Надо было доиграть роль. Я едва ли не позвала его. Но надо было проверить информацию. Если это очередная утка, то я не знаю, что еще бы Отдел придумал. Я боялась пошевелиться. Юрген присел рядом и убрал волосы с моего лица. Я хотела отвернуться, но не могла.
Никогда я еще его так не ненавидела.

Впрочем, нет.
Информация подтвердилась. Меня отнесли в лазарет, перед этим вколов мне транквилизатор. Нес меня Юрген. В полузабытье я равнодушно наблюдала, как он никого ко мне не подпускает, как сидит у моей койки… как просит прощения, как он хотел, чтоб все это было не так.
Моя ненависть росла.

Когда я пришла в себя – он был рядом. Я хотела видеть не его. Но почему-то всегда рядом оказывался он. Что это? Судьба, рок?
- где Майкл?
- на задании.
- как он?
- Симона, с ним все в порядке. Не переживай. – Он старался успокоить меня, но я слышала раздражение.
- отличный план, Юрген. Очередной прогиб перед начальством?
- это не мой план.
- чей? – я удивилась и испугалась.
- спи. Тебе надо отдохнуть.
И вот тут моя ненависть достигла пика.
Если я способна его так возненавидеть, то как он ненавидит себя…
- помоги ему – попросила я – выжить помоги.
Он смотрел на меня, я чувствовала его взгляд. А потом он поцеловал мою ладонь и вышел, не произнеся ни слова.

Заключенный Отдела.

Перед смертью проносится вся жизнь. Чушь!
У меня ничего не пронеслось. Быть может потому, что смерть ко мне не спешит. Но я сразу почувствовал ее. От того человека веяло холодом. Что-то во взгляде выдавало его. Когда мы взяли его, он не испытывал страха, словно все он контролировал, все шло по его плану. Да, позже мне пришлось осознать, в какую ловушку мы угодили. Не знаю…
Не знаю, дьявол ли это или еще какая-то потусторонняя сила, так не может драться обычный смертный, выстрели ему в сердце – не убьешь. Жизни в нем точно нет, забирать нечего.
Не знаю, почему он оставил именно меня. Быть может, потому что я не был удивлен, как мои друзья. Я не был удивлен, когда оказался не в подвале, не в какой-нибудь землянке с фанатичными ублюдками, а в весьма обустроенном помещении. Я не видел коридоров, по которым меня вели, не видел лестниц и лифтов, не мог видеть людей, которые расступались перед моим конвоем. В общем, первое, что я увидел – свет. Такой неприятный, проникающий внутрь тебя свет. И тишина – абсолютная. Такая тишина, что слышишь собственные мысли, свой страх, а биение собственного сердца так вообще оглушает. Меня оставили в этой клетке. Даже нет, это был куб. Большой куб, с белесым свечение внутри. И я в центре куба. Такое ощущение, что все, что кинешь, отскочит от стены и попадет в меня. так и было…

Через несколько часов, а может дней, время в кубе останавливалось, ко мне пришли. Били долго, методично. Без агрессии, но унизительно. Они хотели сломать меня морально, но я был готов.
Я был готов и к визиту леди, такой мягкой, успокаивающей красоты. Она представилась, сказала, что зовут ее Медлин. ей необычайно шло имя. Я решил, что могу назвать свое. Она улыбнулась. Конечно, она знает, кто я. Было видно, что она сочувствует мне, что ей искренне жаль. Но это видел я. Что было на самом деле в ее голове и в сложенных за спиной руках – я не знал. Она ушла, так и не узнав от меня ничего. Когда она развернулась, чтобы уйти, я с особым интересом отметил, что в руках у нее не было абсолютно ничего. Немного разочаровала, я ждал оружие. Что-то мощное, совсем не изящное, не женское. А потом я вспомнил ее глаза. Она же знала, что ничего не скажу, поэтому убивать меня пока рано. Но я почему-то был уверен, что эта милая леди именно этим здесь и занимается – пускает пулю в лоб израсходованному материалу.

Когда пришли двое в одинаковой форме, я захотел ускорить время. Они показались мне муторными маньяками. Они даже не говорили друг с другом. Нет, вот первые бойцы мне были больше по душе – они были людьми, которые выполняли приказ, они разговаривали, потом обсуждали между собой планы на вечер. Это было бы довольно мило, но и мне было довольно больно, и я не оценил по достоинству их душевность. Эти двое общались телепатически, двигались синхронно и не моргали вообще. Через какое-то время мой куб поплыл, эти двое начали троиться, а через некоторое мгновение и вообще стали расти в геометрической прогрессии. Они спрашивали про реку, солнце, любимый цвет, запах, спрашивали про первую любовь… а потом про моих друзей. Они не знали, что в свое время на меня был поставлен блок. Они не знали, что я не поддаюсь наркотическому опьянению и наркозу. Точнее, оглушить меня можно, но некую информацию я не выдам. Если сам в трезвом уме не захочу рассказать.

Мне дали оклематься. Наверно прошло пару дней. Меня отвели в другую комнату, где была кровать, санузел, зеркало и стул. Но тот же свет. И еще я чувствовал, что на меня смотрит она.

Я вспомнил своих друзей, они стояли рядом со мной. Они поддерживали меня, они чувствовали мою боль, как я чувствовал их. Мой брат убил себя, когда понял, что мы в ловушке. Мне же помешал тот тип. Или я испугался. Или испугался мой брат.

Я готов был выть, потому что мне легче вынести удары тех примитивных упырей, даже психологическую атаку Леди и ее иллюзионистов.
Но не этот комфорт. Не это безвременье. Всему должен придти конец. Но в этой комнате я могу существовать вечно.

Они верно выбрали цвет. Белый.
Белый цвет усиливает боль. Это не свет проникал в меня. в меня проникала боль – насквозь.

Нет ничего абсолютного. Нет зла и нет добра. Нет жизни. Нет смерти.
Я видел несколько людей – Медлин, моего захватчика, парней, методично избивающих меня, тех гипнотизеров. Они двигались, шевелили губами, чтобы что-то произнести, совершали вдохи и выдохи. Но были отчаянно мертвы. Как и мои друзья были мертвы. Но друзья стояли живыми передо мной. И я мне не было стыдно! Я был честен по отношению к ним. Я не выдал никаких связей, координат.
Я не святой. И может быть заслуживаю всего, что со мной происходит. Наверняка. Но черт возьми, явно не это – в комфортабельной тюрьме в ожидании непонятно чего. Понятно чего – смерти. Смерть она всегда понятная. Или нет? живые, мертвые – все перемешалось.

Медлин заходила на чай.

Она каждый день заходит на чай.

Только с ней и можно поговорить. Ну или с отражением в зеркале. Но с ней приятнее. Наверно и умирать тоже. Магическая женщина.

Сегодня она грустна. Я спросил, что случилось. Она попросила все рассказать.

Потом уходя, произнесла – им же все равно, кто еще умрет… Им плевать.

Я так и не понял, кому все равно – ее начальству или моим друзьям.

Когда меня вывели из комнаты в куб, я увидел ее снова. Рядом с ней стоял мужчина и скалился, самодовольно так, что хотелось плюнуть. Что собственно я и сделал бы, если бы мой конвой не читал мои мысли. Медлин, показалось мне, пожалела, что ничего не вышло.
В кубе меня посадили в железное кресло. Зафиксировали руки, чтобы я никого не поранил и чтоб не отвлекаться на мои руки. Явился тот, кто меня схватил. Я ему нос разбил, так он взбесился тогда… сейчас моя очередь, вероятно.
- привет.
Я молчал. Услышал какой-то удар, звонкий, словно пощечина. В кубе мы были не одни. Там находился еще человек. И некто в кресле. Я услышал рыдание – это была женщина. Тот мужчина бил ее.
- я Юрген.
Я назвал свое имя, не отрывая взгляд от тех.
- сигарету?
Я молча отказался.
- а я пожалуй покурю.
- знаешь, жаль ее. У молодых агентов никаких принципов. Поэтому его и выбрали для нее.
- кто она? – спросил я.
- жена или любовница одного из твоих друзей. Явилась на вашу точку. Если знает, где тусили вы, может знать, где другие.
- я ее не видел ни разу.
- им все равно.
- Юрген, чего ты тянешь? Делай свою работу.
- зачем? – Юрген прищурился от дыма. – Он все сделает за меня.
Я не мог не смотреть на них. Мне было искренне жаль ее, она не могла ничего знать. Ее мучитель присел перед ней, и я увидел ее лицо – посиневшее, опухшее, изможденное лицо. Я пожалел, что отказался от сигарет. Парень что-то тихо ей говорил, она заплакала сильнее. Он поднялся, поправил рукой волосы. Нервный жест, руки его дрожали. Он едва сдерживался. Маньяк забьет ее до смерти. Юрген в это время ходил по залу и искал, куда заткнуть окурок. Парень отвлекся на него, на что мой палач ответил – работайте-работайте, таким успокаивающим и извиняющимся тоном, что стало не по себе. Тот парень точно без тормозов. На нее обрушились новые удары. Ее руки не были прикованы к креслу. Она время от времени съезжала со своего пьедестала, но изверг рывком возвращал ее на место. Она умоляла, ревела и кричала. Юрген разбил мне нос. Ну это было справедливо. Ему нос тоже подпортили. И в конце концов, это унизительно сидеть, бамбук курить и наблюдать, как измываются над той. О друзьях я уже не думал.
- ты понравился Медлин. Она просила тебя не мучить. И чем ты ее подкупил, мразь?
- я мразь. Но и вы отморозки.
- да. Но у нее есть шанс выжить. Если скажет все, что знает. Она не преступница. Свидетелей мы обычно щадим.
- видно…
Парень не прекращал. Он стал быть ее по ребрам. Он явно псих.
Девушка закрыла живот руками и взвыла. Какой-то животный, леденящий душу, рык. Гортанный. Жуткий.
- ребенок…
Расслышал я.
И зажмурился.
Исчезло бы все…
Но свет проникал сквозь веки. Этот белый свет, усиливающий боль.
Я задыхался. Мне не хватало кислорода. Я многое видел, многое натворил. И заслуживал ада. Но заслужила ли его она?
Он схватил ее за волосы и скинул с кресла. Она уже молчала, когда он ногами…
Только дергалась от ударов и крепче прижимала колени, оберегая живот.

- Изверги, оставьте ее. Я скажу. Я все скажу.

…….
Медлин придет, я знаю.

- вы знаете координаты. Но вам не победить.
- это не важно. Вы уже мертвы.
- что будет с женщиной, Медлин?
- отдохнет, продолжит работу.
Я не понял.
- она работает с нами. – Пояснила леди с понимающей улыбкой.
Я бы засмеялся. Но как-то страшно стало.
- что же вы за твари… своих…
- кому-то надо побеждать, - пожала она плечами.
- а тот парень? – мне было любопытно.
- ее напарник. И любовник.
- весьма извращенно. А ее беременность? Ложь?
Медлин замолчала.
Грустно смотрели ее глаза.
- спасибо за сотрудничество. – произнесла она.
И ушла.
Я рассчитывал на пулю от нее.
Потом вошел тот надменный тип. Не ждал его. Он не похож на исполнителя. Он похож на шефа. Может Медлин его напарница… может не все здесь ложь. Может, я ей действительно нравился. Тогда ясно, почему он исполнитель.


Перед смертью видишь свою жизнь? Чушь. Перед смертью видишь дуло пистолета.



Юрген.

Самое простое было убедить Медлин и Пола, что Майкл не справится без более опытного оперативника. Самое сложное – это действительно помочь ему. Я слишком хорошо знал, как на Майкла влияют депрессивные настроения. Его эгоизму нет предела. Медлин этого видеть не хочет, Пол тем более. Майкл подкупил его своей бескомпромиссностью. Я и сам таким был – слишком юным, самонадеянным и глупым. Я тоже мог раньше исполнить любой приказ. Это теперь у меня появилась возможность выбирать задания и высказывать свое мнение. Самое странное, что я безропотно отправился за Майклом. Наверно потому что сам был эгоистичной сволочью. Ведь я мог возразить начальству. Но я хотел, чтобы Симона посмотрела на своего ученика другими глазами, полными ненависти, а не любви. И вот результат – лечу быстрее ветра за этим депрессивным типом, чтобы вернуть птенчика в родимое гнездышко. Ехать в глубинку за группой Майкла и думать обо всем, что произошло за последнее время. И неосознанно упираться в единственную причину. Симона. Вот та сила, которая заставляет событиям происходить, ошибкам совершаться, глупостям воплощаться в жизнь. Появится в чьей-то жизни Симона – и изменит все, начиная с мыслей, заканчивая обстановкой в квартире. Да что уж, столкнешься с этой бестией, и от тебя прежнего ничего не останется. Как вихрь, все перевернет вверх дном и исчезнет. И не удержать. Ну как ее удержишь – она как воздух.
что касается Майкла, то с ним все в порядке. Его все недооценивают. Это тот еще монстрик. Юный, поэтому жестокий и непреклонный. Я сам таким был. Отдать должное, он вел себя хорошо и, если отбросить все эмоции и презрение, то действовал он весьма грамотно. Надо сказать, что было бы хуже для Симоны, если бы он не справился с заданием. Во-первых, гнев Пола, смешанный с желанием поработить каждого. Во-вторых, проблема с группировкой никуда не исчезнет, если сказать, «Нет, это миссия нам не по душе, поэтому, пожалуй, мы пойдем домой пить чай с плюшками». В-третьих, Медлин никогда не упустит это из своего внимания. Наш Отдел существует благодаря ее всевидящему оку. И если Медлин сделала вид, что не замечает очевидного, то это значит одно – тебя ждут бОльшие проблемы чуть позже, тогда, когда Отделу это будет выгодно. Майкл оказался смышленее, чем я надеялся и он способен прочитать мысли начальства. Ведь он озвучил их решение. Поэтому и заинтересовал Пола.
Нашел я его. с виду держится более чем стойко. Я ему не особо нужен. Группа ликвидирована, связи с другими корпорациями взято под контроль. Все весьма недурно – без лишней суеты и возни, с минимальной потерей с нашей стороны.
Я стал как полтергейст, добродушное приведение, которое появляется внезапно и так же внезапно исчезает, когда никому не нужен. Впрочем, я же именно этого и желал, чтобы Симона в первую очередь бежала ко мне, искала помощи у меня. Это ощущение нужности ей…
Когда я стал таким зависимым и слабым?

Кристина (Кассандра)

Быть счастливой – труд. Быть художником – труд. Все время надо работать над собой. Для счастья так мало надо. Так много. Наверно, Кассандра стала мудрой. Или уставшей ненавидеть. Теперь все, что она чувствует, она подвергает анализу. Она начала думать о том, нужна ли ей эта эмоция или нет. Как мало в ней осталось от прежней Кассандры. Кристина не узнает себя. Всего-то надо было – сменить имя, бросить Париж и привычную жизнь. И лишиться всего, что когда-то любила. И всех.
Кристина вздохнула. Для грусти нет времени. Хандра мешала работать. А работала она в последнее время много. Она потеряла своего спонсора и отказалась от его поддержки. А как еще она могла избавиться от Рене? И теперь она рассчитывала только на себя. Первые глотки свободы дурманили ее, оглушали. Она бросила рисовать, шаталась по барам, клубам, заводила странные мимолетные знакомства и сбегала также внезапно, как и появлялась. Но ее страсть взяла вверх над ее беспутством. Она вернулась в академию, начала отдавать все свои силы на развитие своего таланта. Ее работы стали намного интереснее, сильнее. К безупречной технике добавилась сила и глубина эмоций, чувств. Теперь она была не пуста. Теперь она видела больше. И могла больше. И делала. Она находила время для работы официанткой в кафе. Бралась за любую работу. Шеф ее ценил, всегда поддерживал и прощал, если ей надо было убегать снова.
Внутренняя уверенность отразилась на ее внешности. Она перестала быть замкнутой, молчаливой и незаметной. Она превратилась в молодую загадочную женщину. Она становилась настоящей красавицей. Она не зацикливалась на своей внешности, но всегда выглядела прекрасно – ее серо-зеленые глаза блестели, темные волосы контрастировали с белой нежной кожей. Она была изящна и движения ее были плавными, словно танец.
Она часто вспоминала своих друзей. Эмилия, неугомонная болтунья, рыжая бестия, иногда они созванивались, закрывая глаза на то, что общих тем почти не оставалось. С Раулем общение закончилось в Париже. Это живое воплощение Давида олицетворяло все красивое, что может быть в человеке, но, к сожалению, он был избалованным и капризным, чтобы понравиться Кассандре. Вильям беспокоился за свою ученицу и верил, что рано или поздно она вернется, но он утешал себя тем, что его Сандра достаточно смелая и умная девочка, чтобы идти своей дорогой, искать свой путь. Он понимал, что все, что совершает Кассандра – это не блажь, а необходимое изменение. Рене, самый сомнительный и в тоже время самый толковый друг, исчез. Он всегда исчезал, но в тоже время никогда не оставлял ее. Кассандра сменила имя, страну, и все равно этого мало, чтобы избавиться навсегда от него.


Симона.

По всем ее подсчетам Майкл не должен задержаться больше чем дня на три. Не справившись со своей тревогой, она отправила к нему Юргена, получается, они должны вернуться со дня на день.
В этот раз Симоне было труднее восстановить свои силы. Она чувствовала себя разбитой. Она ни в коем случае не винила в Майкла. она понимала, что он поступил так, как должен был поступить оперативник и даже пыталась радоваться его успеху. Но ее пугало, что даже после пробуждения, она хотела спать так, словно не спала трое суток. Ее мучил вопрос, что с ней происходит. Медлин, всегда терпеливая и внимательная, теперь была недовольна и молчалива. Симона спрашивала у нее, что происходит, но не получала ответа. Врачи также упорно молчали. Синяки сходили довольно быстро, ушибы заживали, ссадины заживали. Ко всему добавился странный аппетит. Ей хотелось есть все подряд.
Симона раздраженно грызла ноготь. Дурная старая привычка. Несколько лет Симона была уверена, что избавилась от нее, но теперь она так нервничала, что не могла себя контролировать. Ей снились кошмары. это тоже ее сильно напрягало, потому что в обычное время она вообще снов не видела. И если появляются сны – значит что-то не так. Как ни гадала Симона, она не могла понять, что не так.


Пол.

Чем больше опыта было у оперативника, тем скучнее был его отчет. Если отчет по миссии интересен или обращает на какую-то деталь внимание, тем он хуже. Молодые агенты грешат чрезмерной эмоциональностью и детализацией или напротив – смазанностью. Одну из последних миссий проводила Медлин. Пол скорчил недовольную физиономию. Он мог бы простить такой отчет кому-то другому, но не Медлин. придется вызвать ее и порекомендовать доработать отчет.
Видеть ее желания не было, но отдавать приказ по внутренней линии было как минимум нетактично. Пол раздраженно бросил отчет на сто. Началось, думал он, теперь я беспокоюсь о психологическом комфорте своих подчиненных. Пусть это и Медлин, но она все-таки моя подчиненная. Не напарник, подчиненная. Пол убеждал себя, но не мог окончательно позволить себе неуважительное отношение к ней. Он понимал, что Медлин не заслуживает хорошего отношения. Она совершает прокол за проколом, ее опала продолжается по сей день. Еще эти неуставные отношения с Чарльзом. И этот наглец смеет смотреть в глаза своему шефу! Впрочем, почему нет? Пол мерил кабинет шагами. Его бесило все – начиная с висящих дел, по которым Отдел не продвигается, заканчивая нерадивыми сотрудниками. Его недовольство достигло своего пика и он вызвал к себе Медлин. она предстала пред ним как солдат. Это немного смерило ее гнев. Строгая сосредоточенность Медлин, внимательный взгляд ее и безупречный внешний вид. Пол выдохнул. Да, ее облик всегда действовал на него успокаивающе. Пол молчал, хотя вопросов к психологу накопилось много.
Начала Медлин.
- что-то не так с отчетом?
- его необходимо… - Пол подбирал слова – доработать.
- хорошо.
- что по Вачеку, Медлин? На Отделе висит это дело уже долгое время.
- Майкл получит задание по возвращению.
- хорошо. Ему понадобится твоя помощь, и я не хочу, чтобы мы упустили его.
- я понимаю.
- Медлин… - Пол снова почувствовал, как сложно подбирать слова. Но Медлин не шла навстречу.
- мне не нравится твоя работа. – резко сказал он. Медлин лишь повела бровью и гордо подняла голову. Впрочем, ее реакция удовлетворила шефа.
- наши показатели не снижены.
- но и не повышены. Отдел не может стоять на месте. Центр недоволен.
- Центр не берется за наши дела.
- я не про дела говорю, про твою работоспособность. Мне кажется, ты ослабила хватку. Что за проблема с Симоной?
Медлин молчала, явно решая, говорить Полу или нет.
- Пол, она беременна.
- и? – Пол пытливо смотрел на нее, не понимая, какая в этом проблема.
- и она догадывается. Аборт - стресс, я не думаю, что сейчас время.
- ты не думаешь? Медлин, что это за материнские инстинкты?
- Пол, Майкл будет работать с Еленой Вачек. Симона ему необходима. Симона может заупрямиться.
- предлагаешь сохранить?
- я думаю. В любом случае, ребенок не появится на свет. Просто время сейчас не подходящее.
- может ты права. Хорошо, повременим с этим.
Повисла пауза. Беременность сотрудника не редкость. Редкость – сохранение ее.
- Майкл знал?
- нет.
- Юрген?
- нет.
- с ним будут проблемы.
- я думаю над этим, - устало произнесла она.
- отправь его куда-нибудь.
- куда? – безнадежно спросила она.
Да, - размышлял пол, - избавиться от него будет тяжело.
- что по Уиркс?
- никаких изменений.
- оставлять ее не хочу.
- вербовать ее не вижу смысла.
- посмотрим на реакцию Центра.
Очередное молчание. Пол не знал, хочет ли он спрашивать про Чарльза.
- я обязан спросить… про Сенда.
Медлин молчала. Пол знал, что их встречи продолжаются.
- все… серьезно? – спросил Пол, понимая, что любой ответ не удовлетворит его.
- я контролирую ситуацию.
- хорошо. Не будем об этом. – разозлился Пол. Ему по душе было отдать приказ прекратить все эти отношения. – я не намерен это терпеть, - хотелось сказать ему. Но он не сказал.
Отпускать ее не хотелось. Оставаться одному не хотелось. Один на вершине…
Она была его подчиненной. Не было ни одного документа, подтверждающего обратное. Статус Медлин был четко определен. Но он не мог ей приказывать. Рядом с ней, он терял свое звание.
Он не хотел ее отпускать. Как он устал! Он хотел попросить Медлин остаться рядом, потому что, когда она рядом, он перестает быть Шефом.

((немного лирики))



Сенд.

Холодно в городе. В этом городе так холодно.
Ветер срывает с прохожих лица или маски, и за ними – пустота. Мы переполнены пустотой. Отдел так мало изменил мою жизнь, так мало изменил меня. Только холоднее. Но это всего лишь ветер.
Цыганский табор промчался мимо, шумный, яркий, грязный. Чарльз любил эту часть города, подальше прилизанных улочек с бутиками и кафешками, навязчивой рекламой. Босоногий мальчишка с гитарой отстал от своих, чтобы позвать за собой бродячего пса. Дряхлый полуслепой старик, сгорбленный, тащит этюдник. После смерти его ждет слава. Слава после забвения. Бессмысленное богатство… - размышлял Чарльз, - старик, ты богат. Голоден и богат…
Чарльз любил людей. Таких разных и одинаковых, таких смертных, несчастливых, одиноких, потерявшихся.
Сенд любил этот район, в нем было что-то искреннее, унылое очарование, не было этой ванильности, позолоты, ажурности. Граффити, разбитые заборы, осыпающаяся брусчатка, грязь… серые лица, яркие одежды цыган, оборванцы, воры, убийцы, карманники… и Чарльз, безупречно одетый. Чарльз, с букетом чайных роз…
Медлин предпочла этот район города. По крайней мере здесь кипит жизнь. настоящая. Пусть каждый ности маски. Здесь они обнажены. Каждый встречный понятен, по его лицу можно прочитать, как прожил он жизнь и какая смерть его ждет.
Холодно в городе. В этом городе всегда холодно.

Чарльз постучал в дверь. Он никогда не звонил. Медлин никогда не смотрела в глазок. Когда она встречалась с Чарльзом взглядом, начиналась ее любимая игра. Они смотрели друг другу в глаза. Иногда Медлин улыбалась. Сегодня она не улыбалась.
- ты пришел, - произнесла Медлин. Чарльз не понял интонацию. Звучало так, словно эти визиты спасают ее и она так ждала его. но он понимал, что это не возможно. Он целовал ее пальцы или ладонь, словно путник прикасался губами к роднику, осторожно, боясь спугнуть, он обнимал ее, словно маленькую птичку.
- ты пришел, шептала она губами, едва не плача. Она прятала лицо. Чарльз был высоким, сильным, она пряталась за его фигурой. Их встречи были разными. Иногда молчаливыми, холодными, иногда игривыми, иногда трогательными. Иногда спасительными. Иногда с привкусом гибели. Чарльзу иногда казалось, что ей страшно.
Чего боится она?
Что в ее глазах? Что за всеми ее масками? Другие маски. Другие чувства, мысли, роли, жизни, смерти.
Он любил ее. Берег. Да, он больше всего хотел ее сберечь, сохранить. В Отделе, вне Отдела, не важно. Она была женщиной, что живет в этой части Парижа, женщиной, что открывает ему дверь и смотрит так, словно всегда его ждет. Медлин на этот раз не поразила его изысканным платьем, каблуками, безупречным макияжем и укладкой. И ужина не было. Никаких устриц и прочих изысков, никаких надменных взглядов, таинственных улыбок. Но Чарльз любил ее и такой – потерянной, взъерошенной, ранимой. Чай с печеньем был их ужином, старая мыльная опера вместо чарующей музыки. Розы лежали забытые в прихожей. За весь вечер они произнесли совсем не много слов. И ночь тихо подкралась, опустила покрывало, убаюкала.
Чарльз понимал, что это до конца. Не будет другой женщины. Медлин фатальна. Никакой другой не будет. их встречи сочтены. Это не может продолжаться долго. Не разрешено.
Чарльз почувствовал, как Медлин напряглась. о чем думала она? Чарльз никогда не спрашивал, если мог, обнимал сильнее, если не мог – утешал ее как ребенка, если и этого не позволялось – смотрел. Этого никто не запрещал. Смотрел в ее глаза, молчаливые карие глаза.
Он любил ее.
- меня вызывал Пол.
Внезапно начала Медлин.
Чарльз ждал, его рука скользила по ее обнаженному плечу, пальцы выводили незатейливый узор. Казалось, он задумался.
- он совсем один.
Чарльз молчал.
- я вдруг подумала, что он один.
Чарльз молчал.
Медлин вздохнула и закрыла глаза. Чарльз не видел. Только почувствовал, как ее ресницы щекочут его кожу.
Чарльз знал так мало… Первое, он любил ее. Второе, женщина, которая лежит в его объятьях, думает о другом. Третье, холодно в городе. В этом городе всегда холодно.

Майкл.

О Симоне старался не думать. Задание было выполнено. Он работал над следующей миссией и собирался выполнить все безупречно. Идеально сделаешь – вопросов не возникнет. А если не сделаешь – вопросы будут. И что на них ответишь? Не смог? Не захотел? Можно начать с длинных слов – Так сложились обстоятельства… звезды не так встали, планеты не так повернулись…
Сделаешь все, как им надо – оставят в покое, в душу не залезут. Живи как живешь, думай о чем угодно, только выполняй приказы, убивай.
Так хотел власти… надо чего-то хотеть. Вот только в том беда, что власть – это не свобода. Это оковы. Это меч над головой тех, кого я люблю. И спасение.
Люблю? Симона… нет. это слишком неуправляемо. Как можно любить и убивать? Как? Ну как? Я один человек, я не могу раздвоиться и быть хорошим для одних и плохим для других. Хорошие и плохие… существуют ли такие категории? Есть приказ, есть шеф, есть исполнение и есть исполнители. Вот и все. Пожалуй, есть еще власть. Я имею над ней полную власть. Я ее не люблю. Какая любовь? О какой любви она постоянно меня спрашивала? Я не понимаю, о чем она. Мне так жаль, что ей было больно… Но я не мог иначе. И она бы не выдержала иначе. Или я иначе не выдержал. А я выдержал? Господи…
Дьявол…
К кому обращаться теперь проклятым?
Медлин?
Пол? Юрген?
Юрген появился внезапно. Я его не ждал. Сначала я не понял, что ему надо здесь. только потом дошло, Отдел рассчитывает, что я бьюсь тут головой об стену и схожу с ума от чувства вины. А я не схожу с ума и головой не бьюсь. Вот так, Симона, мне все равно. Как ты там, ненавидишь меня? а можешь ненавидеть? Если любить мы не можем, то о какой ненависти идет речь? Вообще, о каких чувствах можно говорить? Страх? А чего бояться? Нелепо бояться каждую минуту. Страх притупляется и исчезает. Нет страха.
Вообще ничего. Пусто.
И мыслей нет. О чем думать? Приказ довольно ясен, задание выполнено.
Юрген говорит. Юрген смотрит. Наблюдает. Его задание меня не волнует.
Ничего не волнует.

Я всего лишь хотел власти. Я не хотел причинять тебе боль. Прости меня. Прости. Прости.

Не прощай. Никогда мне этого не прощай. Я не буду просить. Не прощай.
Нельзя такое прощать. Так не правильно. Так не должно быть.

Я так хотел власти.
Я хотел быть самостоятельнее, я хотел что-то значить, хотел найти свое место. В Отделе…

Но я не мог не сделать с тобой такое.

Господи…
Дьявол…
У кого я прошу прощения? У проклятой? У той, кто убивает, лжет… и я, проклятый, хочу быть прощен? Я – убийца, лжец? Я – мертвец, хочу быть прощен? Зачем?

Зачем?

Юрген презирает меня. говорит о том, что я, щенок, ничтожество и сукин сын. Да мне плевать, кто я. И Симона твоя мне не нужна. И жизнь мне эта тоже не нужна. И Отдел. Идите к черту.
Если еще не там…

Майкл был разбит. Сам себя он доводит до грани умело, четки и безжалостно. Юрген не знал, за что браться. Задание он свое выполнил, конечно, Юрген порадовался только тому, что парень-то весьма исполнительный и обязательный. Расшибется, но выполнит все, скорее из-за принципа. Вот это и помогло ему с Симоной так обойтись. Теперь он напоминал водоросль в водовороте. Его швыряет из стороны в сторону. Уверяет, что все в порядке… и не отходит в сторону, когда стоит на путях и скорый поезд мчится на него. Вот так он себя ведет. Жажда жизни нулевая. Незачем жить, кретин? Юрген нашел и назвал бы ему причину – так хочет Симона. Но о чем с ним говорить? Какое ему дело до тех, кому он нужен? Зачем-то нужен…


Майкл смотрел на свою сестру. Юрген отвез его посмотреть на нее. Рискованный шаг. Но иначе Майклу не выжить. Надо заставить его чувствовать хоть что-нибудь.
Вот твой свет, да? Сестра? Как ее зовут?
Кассандра…
Живи, Майкл. Живи. У тебя есть сестра. У тебя хоть что-то есть.

Пол.
Это что-то последнее. Вот почему я не останавливаю Медлин. Она сама избавится от Сенда, потому что так не должно быть. Он нужен ей, чтобы потом избавиться от него. Странный подход,
Это что-то последнее. И ей надо время это осознать. А мне – принять.

Пол смотрел на графики, сводки, таблицы. Через час у него состоится разговор с одним из политиков. Пешка, не лишенная честолюбия и мании величия. Думает, купит представителя Первого Отдела и не подозревает, что представитель – не менеджер, не секретарь, а Шеф. Пол засмеялся. А может, пригласить Кристофера с его прекрасным баритоном… человек из стали.
Пол ослабил узел галстука. Надо разобраться с соседями. Второй Отдел перехватил их клиента. Центр не станет вмешиваться, надеюсь. В крайнем случае, мы украли у них Уиркс. Зачем им она? кто она? узнать бы раньше, чем начать планировать операцию. Может и в самом деле вербануть? Грубо и нагло. Потом посмотреть на реакцию Джорджа. Потом избавиться от девчонки. Или нет? пол вывел на экран ее досье. И что это за белое пятно – ее отец. Это очень не нравится Медлин. впечатление, что она боится ее. Черт возьми, я сам ее опасаюсь. Как бы не нарваться на бомбу с замедленным действием. Впрочем, судя по ее темпераменту – рванет. И рванет независимо, где – в Центре, в Отделе или на своей помойке. А что если она под прикрытием? Собирается внедриться в нашу яму, разнюхать и доложить врагам. Например Центру. Джордж давно неровно дышит в нашу сторону. Подгоняет с Вачеком. Прекрасно знает, что с ним не возможно решить быстро. Он весьма осторожен. И то, что Медлин ставит на Майкла – настораживает как минимум. Была бы возможность – сам бы взялся. Как там? Елена Вачек? Непризнанная наследница. Он слишком умен, чтобы так подставлять и себя, и ее. А может ему все равно. Я тоже к сыну не лезу с отцовскими чувствами. Иначе грохнут. Обоих. И Каренн оставил по той же причине. Несчастная маленькая женщина, слабая до омерзения. Жалкое существо, не способное о себе позаботиться. Хорошо, что у нее есть муж. Вот Медлин никогда не будет слабой. Со мной – никогда слабой не будет.
Да, это что-то последнее. Не могу определить, что именно. Не сплю несколько ночей.
Пол вызвал Вальтера. Налил бокал виски себе и ему. Они молча выпили. Вальтер ушел.
Это что-то странное, никаких нравоучений, советов, недовольств. Покосился на экран, на свою беспризорницу и помрачнел. Неужели жалеет ее? Хотя Вальтер всех жалеет. Даже меня.
Кто знает, может эта чертова блондинка с улиц станет в Отделе второй Симоной. Единственной. С этим агентом придется расстаться. Никогда ее не воспринимал всерьез – слишком особенная. Агент Отдела должен быть незаметен. Вот Майкл, например. Быстро освоился – тише воды, ниже травы. Исполнительный. Немного депрессивный. И не очень честолюбивый. Но ревнивец, задатки лидера, хочет выслужиться, чтобы подняться выше. Надо будет, чтобы Медлин взялась за него.
Что бы я делал, если бы Медлин покинула меня? если бы ушла в Центр. Я бы продался туда на любую должность? Это не есть хорошо. благо, она не знает об этом. Когда я ее подставляю и использую, сложно сделать вывод, что я готов ползти за ней, готов умереть за нее. И не надо ей знать.
До переговоров осталось десять минут.
Пол налил еще виски. Посмотрел на блондинку, закрыл ее файл и открыл Медлин. Ее карие глаза, спокойное лицо, красивые губы. Шеф провел пальцем по экрану. Сентиментальный дурак, - разозлился Пол и сделал глоток виски. Алкоголь бодрил, это был единственный способ продержаться еще. Он лгал, единственной его поддержкой была и будет Медлин. может их дороги никогда не пересекутся, но эти дороги идут рядом, в одном направлении. Они связаны. И она тоже знает об этом.
Может когда-нибудь она придет.
Может когда-нибудь она будет его.
Пол осушил бокал.
Затянул обратно галстук и закрыл файл агента.
Биркоф подтвердил соединение с оппонентом. Пол едва заметно вздохнул. Рутина его усыпляла.


Переговоры прошли бессмысленно, но быстро. Пол просто задавил своего оппонента. Шеф бывает настройчив и неуступчив. Впрочем, политик, существо пугливое. От него ничего толком не услышишь, ничего четкого и ясного, все игры слов. Пол отрезал ему пути отступления, продиктовал условия. Они согласны не спорить. Скучный был диалог, односторонний.

В офис ворвался Вальтер. ну что еще? – раздраженно смотрел Пол, - еще виски?
- что ты намерен сделать? как ты с ней поступишь? – начал допрашивать оружейник.
Пол молча смотрел на своего старого друга. Интересно, он прихватил с собой паяльник иди динамит.
- ты ее защищаешь?
- она… она не подходит Отделу. Оставь ее в покое.
Пол вздохнул.
- Вальтер, я рад тебе.
- не уходи от ответа. Я знаю, вы с Медлин что-то задумали.
- мы не знаем, что с ней делать.
- как?
- не знаем, кто она. Но она нужна Центру.
- зачем?
- не знаю – Пол развел руками. Хоть он не лебезит, - с облегчением и благодарностью думал он о Вальтере.
- ладно. Я пойду. – замялся Вальтер. – извини.
- ничего. Бывает…
- что с тобой. Выглядишь неважно. Медлин?
Пол оскалился и ничего не ответил.
Вальтер нерешительно пошел к выходу.
- слушай – не выдержал и остановился, - Медлин не нужен Сенд. Не кипи.
- Вальтер, иди уже. – Полу стало весело.
- и кстати, почему меня не пускают к Симоне?
- старый ловелас, уймись уже.
- да она мне как дочь!
- раз так, что же ты не уследил за ней, папа?
- в смысле?
- она в положении.
- о… - отвернулся Вальтер, понимая, что это не может быть радостным известием.
- беременность будет сохранена, если ты об этом.
- я понимаю Медлин, но…
- при чем тут Медлин?
- ну это же она уговорила?
- так выгодно Отделу.
- да… если так. Ну я пошел.
- подожди.
Вальтер замер.
Пол задумался
- ты думаешь, Медлин когда-нибудь думала о…?
- ну, она же женщина.
- свободен. – резко произнес шеф
- ушел. – поспешил исчезнуть он.

Пол задумался и одновременно пытался прогнать мысли. А что если она захочет ребенка? И как быть с Симоной, поступить как с отработанным материалом? Посмотрим, что предложит Медлин. но почем у то мне сейчас кажется, она постарается сохранить им жизнь. Это ее инстинкт. Мы поменяемся местами. Теперь она – инстинкт и эмоция, я – разум и рациональность. В вопросе с Симоной доверять Медлин нельзя.

Сообщение отредактировал Anlil: Вторник, 29 января 2013, 17:20:40