Начало. На моей половине мира.

Симона.

Ей снился кошмар. Красивый мужчина в черном, гибкий, сильный, безжалостный, такой, в которого может влюбиться такая женщина, как Симона. С таким теряешь голову. Такой переворачивает весь мир. Его глаза – весь ее мир. Его серые… Его зеленые глаза смотрят на нее, и она не может двинуться с места, не может дышать. Становится жарко. Ничего не слышит, глохнет, начинает читать по его губам. Его голос наверно прекрасен, но она не слышит его голоса. Видит его глаза, любовь моя, цвет зеленый…
И он убьет. Симона старается не думать о том, что знает. Знать – это привилегия для нее, только для нее. Он дарит ей это знание в знак уважения. Потому что она хороший друг. Его глаза меняют цвет. Ее мир меняет цвет. Серый.
Любовь моя, цвет серый.
Становится холодно. Он протягивает руку, едва прикасается ее кожи. Сердце останавливается перед прыжком в пропасть. Она знает, что будет дальше, но не может отвернуться. Его рот смеется, глаза – нет, меняют цвет, меняют ее мир.
Он причиняет ей боль. Но Симона знает, что она ему «хороший друг», значит не убьет, значит она будет жить. Он убивает только тех, кого любит. Симона знает это.
Она не связана, она может сбежать, но он смотрит пристально и она остается.
Симона не понимает, почему раньше она закрывала лицо руками, теперь она обнимает живот. Она изменила приоритет. Она знает, что сейчас красивое лицо не имеет значения. Она боится. Ей не нужен такой мир, она не смотрит в глаза. Она не хочет боли.
Она умоляет, но он не слышит ее, он не читает по ее губам. Он откидывает свои волосы назад. И она снова видит его глаза. Снова пустой взгляд, он не видит ее, он наклоняется над ней и ее обжигает ледяное дыхание.
Лежа на полу, она прижимает к себе колени. Ей не нужен мир. Она закрывает глаза и плачет. Симона знает, что ошиблась – ей не нужны его глаза, зеленые… серые…
И он знает.
Он не приходит.
Он не придет.

Симона проснулась от собственного всхлипа. Она провела рукой по лицу – кожа была горячая и влажная от слез.
Непроизвольно она положила руку на живот.
- Снова кошмар? – голос не напугал ее, он прозвучал из угла ее темной палаты, был мягким, хриплым, теплым.
- что ты тут делаешь? – Симона предпочла прозвучать злобно, но усталость затмила злость, и голос прозвучал тоже тихо и мягко.
- пытаюсь тебя беречь, пытаюсь тебя спасать.
Слезы опять обожгли щеки. Хорошо, что в темноте никто их не видит.
- не плачь.
- я не плачу – с вызовом бросила Симона.
Юрген резко поднялся и в два шага пересек разделяющее их расстояние. Он сел на край и рывком притянул к себе Симону. Она всхлипнула – больше от неожиданности, чем от боли.
Ее кулаки уперлись в его рудную клетку.
- я ненавижу тебя. Он не придет, когда ты здесь сидишь!
Юрген не отвечал, только гладил ее по голове, словно успокаивал ребенка.
- он не придет, - сонно бормотала Симона.
Она снова проваливалась в темноту. Ей снова снился он. Странно, она никогда раньше не видела снов.

Ее разбудил свет, кто-то включил свет. Свет в палате включается автоматически. Врачи настраивают режим.
Не отрывая голову от подушки, она сонно произнесла – Ты не можешь сидеть тут двадцать четыре часа в сутки.
- завтракать будешь?
- нет, не хочу.
- надо поесть.
- отстань, сказала же – начала заводиться Симона.
- хорошо, позже.
- я поем, когда ты уйдешь. Иначе меня вырвет. – Симоне и вправду стало дурно, стоило подумать о еде.
Юрген закатил глаза и покачал головой. Он явно не воспринял ее слова в серьез. Его настораживало одно – ее состояние. Потому что по всем показателям она могла работать, но Медлин заточила ее в палате. Лечения она не получала, начальство к ней не заходило. Ей, конечно, было плохо, но в крайнем случае, ее отправили бы в отпуск на недельку. А здесь… даже Симона чувствовала, что что-то с ней не так. Она никак не может набраться сил, восстановиться, ее изматывают кошмары и она просыпается уставшей.


Медлин.

Когда же Пол выйдет из себя. Это как не похоже на него. Это очень странно. Еще немного и Сенд превратиться в моего мужа. По всей вероятности, Пол не просмотрел еще записи из моей квартиры. Может быть ему вообще все равно. Как еще вывести его из себя?
Чарльз слишком умный, чтобы мне верить. Почему он не спрашивает, что за всем этим стоит? Почему он позволяет себя использовать?
Сто тысяч почему.
Размышления прервал визит Майкла.
Он все еще красив. Потрепанный немного, но красивый. Вот его бы Пол точно рядом со мной терпеть не стал. А жаль…
Медлин критично оценила его внешний облик. Волосы были длинноваты для агента, вились. Беспорядок на голове… зато полный порядок в голове. Темный костюм из дорогого материала, изящно. Фасон очень идет ему, воротничок-стойка придает ему строгий вид, несмотря на волосы, выглядит он сдержанно. Чертовски красив. Глаза особенные. Необычный цвет. Толи серый, толи зеленый, а может это все мое воображение? с таким мужчиной оно активизируется, представляю себя в его объятьях. Стоп. Это уже было. Проходили. Еще рано его экзаменовать по этому предмету.
Ай да умница, Медлин! разглядела в толпе именно его! ай да молодец! И работать может, и играть роль, и убивать, и учиться способен, и вкус имеется. Какие еще таланты ты скрываешь в себе, Майкл Сэмюель? Безжалостность, в этом мы в очередной раз убедились, сдержанность, хотя не лишен эмоциональности, чувствительности, амбициозен, вынослив, умен…
Стоишь передо мной, ждешь от меня приказов, информации. И как будто не ждешь. Терпелив. Сильная нервная система.
- ты показываешь хорошие результаты. – произнесла Медлин. Ее тон был строг. Глаза не смотрели приветливо.
- проходишь все тесты, – продолжала она.
- мы ждем от тебя большего.
Взгляд Майкла остановился на Медлин. вот теперь, - пришла к выводу психолог, - ему стало интересно, о чем я говорю. Он ждал похвалы, натолкнулся на критику, предупреждение, даже угрозу. И ему стало интересно! Он азартен, он любит власть. Он будет хорошим агентом. Может быть лучшим, если не натравить Пола на него.
- ты справился с заданием. Молодец. Было тяжело? – Медлин сменила тон. Теперь она почти сочувствовала ему.
Майкл думал над ответом несколько секунд.
- я предоставил отчет. Если у вас возникли вопросы, мне стоит его переделать.
Отлично! Браво! Медлин была готова аплодировать, но за восторгом скрылось раздражение – он слишком скрытен. И слишком дерзок. Никто не может скрыться от Медлин.
- ты был у Симоны?
- нет. Она на реабилитации.
Я знаю, где она.
- и это единственная причина? Ты не испытываешь чувства вины?
- это наша работа. Чувство вины… не думаю, что это именно то, что я испытываю.
Вот это уже интересно.
- что же по твоему тебе мешает ее увидеть?
- я не считал необходимым ее видеть, Медлин. Вы рекомендуете встретиться с ней?
Так-так-так… Майкл Сэмюель, чувство вины здесь не при чем? Так что же ты ее имя произнести не можешь? – почти рассмеялась Медлин, мысленно спрашивая своего оппонента.
Ты умен, но не умнее меня, - улыбалась Медлин.
- поступай так, как считаешь нужным. –
вот тебе загадка, улыбнулась женщина. Не приказ, не совет, не рекомендация, только свобода выбора тебя сейчас выбьет из колеи. Удобно ли тебе теперь стоять передо мной?
Итак..
- Майкл, тебе предстоит серьезное задание. Долгосрочное. Неспецифическое.
Оперативник молчал.
- обычно Отдел не поручает это неопытным агентам, но ты проявил себя, Отдел готов рискнуть. – произнесла Медлин вслух, а про себя продолжила – рискнуть моей головой.
- здесь все, что тебе пока надо знать. Готовить тебя буду я и Симона. Для начала ты должен выучить все, что есть в этом файле.
- это тяжелое задание, Майкл. Придется импровизировать, играть и притворяться, долго быть тем, кем не являешься.
- если это так, то это не будет сложно.
- посмотрим. Готовься, сейчас у тебя одна цель – запомнить все, что есть в файле.
Майкл взял диск и направился к выходу.
- Мишель…
Он замер.
И медленно повернулся. Он не успел собраться и надеть маску безразличия, он выглядел усталым.
- не пытайся от меня скрыть свои чувства, даже если они не касаются Отдела. У тебя нет семьи, кроме Отдела. И сестры у тебя тоже нет.
Медлин нарочно закрыла какую-то папку и переключила свое внимание на монитор, показывая, что аудиенция закончена.
Но он не уходил. Женщина медленно перевела взгляд на него.
- когда нам нечего терять, - Майкл улыбнулся, - мы чудовищны и опасны.
Пальцы Медлин замерли над клавиатурой. Неприятный холод пробежал по спине. Его тихий голос и улыбка показались Медлин изощренным издевательством. Ну да, - думала психолог, - это же я учила его пытать, причинять боль, запугивать, манипулировать.
Медлин осталась одна.
Пора доложить Полу.

Может сегодня она сможет вдоволь поиздеваться над ним, над своим ненаглядным Шефом?

Что с тобой, Пол Вульф? Ты бы еще свитер с оленями одел.
- будь проще – и люди потянутся к тебе?
- что?
- ничего.

Прекрасное начало разговора.
- Майкл получил задание по Елене.
- хорошо.
Молчание…
Да… даже свитер с оленями не поможет – не притянет. – размышляла Медлин. Как бы просто он ни оделся, с ним всегда будет сложно. Медлин потерла висок. Нелепый жест, выдающий ее усталость. Ну, давай, возликуй уже, да, я устала.
- Медлин, я отстраняю тебя от дела по Симоне.

Да когда же тебе надоест меня отстранять, ошибаться, а потом бежать ко мне за советом.
Медлин выглядела спокойно и лишь не многие могли догадаться, как кипит кровь. Пол догадывался почти всегда.
- Медлин, так будет лучше. Я обеспокоен
- да что ты? Ты никогда не верил в мои идеи! И не надо говорить о том, что тебе не хочется причинять мне боль, - хотелось возопить. Но я молчала.
Еще тогда, когда Эдриан подставила всех, создав такой наинелепейший дуэт – Пол и Медлин, Пол во главе Первого. Медлин… его раба.
Как много ненависти не находит выхода из этого тела. Как много слов не признано здесь… Обидно, например, Больно, Страшно, - эти и все остальные слова здесь неслышны. Здесь никто никого не слышит. Пол, ты никого не слышишь. Только себя. И себя ты не слышишь вроде.
Какую чушь ты сейчас несешь!
Ты обеспокоен?
Какого черта!
С Симоной справлюсь только я.
Здесь ты вообще ни с кем не справишься.
И тем более со мной.

Не трогай меня!
Пол сжал ее плечо.
Медлин хотела скинуть его руку, но она не стала этого делать. Посмотрим, - решила она, - как далеко он зайдет. Пол, ты загоняешь сам себя в угол.
Пол убрал руку и прикоснулся к ее волосам на затылке.
Они молчали. Глаза говорили многое. Медлин ненавидела его сейчас. Пол… Медлин не хотела видеть в его глазах абсолютно ничего – ни чувств, ни мыслей. ей хотелось оттолкнуть от себя, сбежать. Не видеть его – одно из ярких ее желаний. Целовать ее – одно из ярких его желаний и уже давно, но он помнил, чем заканчивались все их поцелуи. Пол помнил их Первый поцелуй, еще при Эдриан – завершился пощечиной. Второй – ударом в солнечное сплетение. Третий – презрительным взглядом. Четвертый – едва уловимой насмешкой. Пятый… от пятого пострадала Медлин, получила пулю в брюшную полость. Шестой поцелуй… будет взрыв? Ядерный…
Медлин замерла. Впрочем, она и пошевелиться не смела. Ей казалось, она горит, плавится. Этот холодный взгляд впивался в нее, она ощущала этот взгляд, он иголками впивался в ее кожу, душил. Она не хотела смотреть в его глаза, поэтому опустила взгляд. Губы. Его губы совсем не собирались ее целовать. Это невольно возмутило ее.
Пол расплылся в довольной улыбке.
- не воспринимай мое решение как нечто унизительное. – прошипел Пол.
Медлин с трудом вспомнила, о чем они говорили. «Меня отстраняют от Симоны, не верят в мою компетентность и… обнимая меня, думают о… работе…»
Пол не спешил ее отпускать.
Медлин понимала, что терпения у него хватит стоять так вечность. Ему наплевать, он показал, что может так решать вопросы Отдела – стоять в обнимку с ней и руководить Отделом. Это кажется бредом. Но это Медлин – великая умница, талантливый психолог, изощренный садист и плач, - совсем теряет терпение и лицо. Это Медлин не выдержит еще какую-то вечность стоять так, смотреть на него.
Отпусти…
Но Пол не отпускал.
Медлин знала, что он ждет. Ее лицо приблизилось к его лицу. Пол стал еще сосредоточеннее, казалось, что вот-вот отстранится и освободит ее. Медлин ощутила его парфюм еще острее. Он шел ему – острый, с горечью.
Медлин прикоснулась губами к его губам. Пол закрыл глаза и ответил на это прикосновение невесомым, осторожным поцелуем. Медлин не ожидала этого. Она помнила, каким он жадным может быть до ее губ, до ее прикосновений. Его рука опустилась на ее плечо, заскользила по предплечью, задержалась на запястье. Медлин продолжала его целовать, тонко, неторопливо. Холодно, надменно.
Пол отстранился от Медлин. непроизвольно женщина потянулась к нему. Пол наблюдал за ней, на лице играла самодовольная улыбка.
Медлин была ранена. Да, она ощутила боль, такую острую, до слез…
Она сделала шаг назад. Пол не отпускал ее руку. Медлин смотрела на его руку, чтобы не смотреть ему в лицо.
- Медлин…
Пол слегка сжал ее руку.
Медлин нехотя подняла голову.
Теперь она увидела другую гамму чувств. Насмешка слетела с его лица как маска.
Медлин разжала руку. Она удивляла саму себя – оказалось, ее ладонь отвечала его ладони. Оказывается, она целовала его и хотела не останавливаться….
- так если ты отстраняешь меня, то кто сообщит Симоне о ее беременности? И о нашем решении сохранить ребенка?
Медлин всегда думала о работе. Почти…
Она задала ему вопрос и, не дожидаясь ответа, вышла из кабинета.
Хотелось прижаться к холодной стене и съехать на пол – такую поверхность, которая не штормит под ногами. Но таких поверхностей для Медлин сейчас не существовало. Она не могла позволить себе ничего – ни эмоций, ни чувств, ни мыслей.
Она просто шла. Шла в свой офис. Шла, чтобы идти. Сотрудники, подчиненные здоровались с ней. Она отвечала коротким кивком, улыбкой. Медлин всегда безупречна. Медлин всегда знает все наперед, Медлин не знает нерешаемых проблем. Медлин не знает…

Пол.

Пол цокнул языком, в самом деле, если отстранить Медлин от вопроса с Симоной, то кто будет решать этот вопрос? Проблема в том, что Медлин уже отстранена. Проблема в том, что Пол не может просто так разбрасываться приказами, отменить отстранение невозможно. И кто будет заниматься Симоной? Кто?

Пол вышел из офиса. Пора спуститься на землю, решил он. он на мгновенье задержался у кабинета Медлин. за дверью было тихо. Ну а что он хотел слышать? Бой стекла, душераздирающие крики доведенной до бешенства Медлин? во-первых, ее не доведешь, как ни старайся. Во-вторых, стекла в кабинете нет. В-третьих, Медлин никогда не кричит. Она улыбнется и промолчит. И ты – проиграл.
Пол шел по коридорам Отдела. Его королевство… его тюрьма. Мужчина смотрел на стены, на людей, своих подчиненных. Его боялись. И стены тоже. Пол снова ощутил тоску. Он должен всегда показывать, кто тут главный. Как в своре волков – вожак подавляет стычки, отвечает на вызов, подтверждает свой статус. Затишье – это иллюзия. Затишье перед бурей, бунтом, войной.
Пол снова подумал о Медлин. Он видел сквозь стены – она сидит за компьютером, решает проблемы Отдела, составляет отчеты, продумывает миссии, оценивает рекрутов, исправляет все наши ошибки… черт бы с ней – с этой Симоной. Ну захотела бы Медлин ее спасти. Мне что, жалко? Зачем я ее отстранил? Что я пытаюсь доказать? Что я чудовище? Что Отдел принадлежит мне, и все, кто в Отделе – тоже? Что Медлин – моя?

Эта знакомая тоска. В последнее время, она часто поглощает все вокруг, топит, заливает чем-то серым, вязким… или это просто усталость?
Просто это что-то последнее. Не для Медлин, для Пола. Мужчина осознал, что в его жизни – любовь к Медлин станет единственной. Медлин для него – последняя, и больше никто не затмит ее. В этом ощущении мелькает тень смерти. Пол знает, что Другой не будет. по сути до Медлин не было никого. До Медлин был другой Пол, который прожил совсем другую странную жизнь, с другими женщинами. И как он мог отпустить единственную свою любовь?

Пол пришел к Вальтеру. Его старый друг совсем недавно занял должность оружейника, но уже успел изменить свое рабочее пространство до неузнаваемости. Пол огляделся – полки, ящики были заполнены каким-то хламом. Как можно в таком беспорядке быстро найти нужное – загадка. Вальтер не оружейник, Вальтер иллюзионист. Старый бес.
Вальтер отложил свою работу и проследил за молчаливым взглядом Пола.
- ну беспорядок, да. Но в этом жизнь. Когда все безупречно – попахивает Смертью, не замечал?
- нет.
Вальтер пожал плечами. Поговорить с Полом был рад, отчитываться перед начальством – нет. он хотел понять, Пол явился как шеф или как друг?
- ты думаешь, я не прав с Медлин?
- вы снова поссорились?
Пол не ответил. Сел на стул и уставился на стенд с оружием.
Повисла тишина. Вальтер продолжил ковырять отверткой в каком-то механизме.
- у вас всегда были конфликты. Что на этот раз?
- на этот раз я устал. – вздохнул Пол.
- тогда отпусти ее.
- в смысле «отпусти»?
- дай ей право выбора.
Пол уставился на Вальтера.
- Медлин не Коринн.
- я знаю, что Медлин не Коринн. – разозлился Пол. – кстати, пошли. У нас миссия.
- какая миссия? – удивился Вальтер.
- надо сообщить Симоне.
- о господи! Ты отстранил Медлин – в ужасе воскликнул оружейник, догадавшись, в чем причина очередной ссоры с психологом.
- да, так что пошли. Если что, прикроешь меня. – попытался пошутить шеф. Оба знали, что в ярости Симона становится опасной. И оба знали, что она не очень уважает Пола и Вальтера. Единственный авторитет для нее была и остается Медлин. к ее советам она прислушивается всегда. И ее приказы она неукоснительно выполняет.
- взять бронежилеты?
- возьми шарики и цветы, черт. – фыркнул Пол уже на ходу.
Вальтер тяжко вздохнул и поплелся следом.


Симона выглядела уставшей, необычно тусклой и помятой. Синяки почти исчезли, но побитый вид сохранился. Пол перед тем как войти в палату осведомился у врачей о ее состоянии. Токсикоз в разгаре, утренняя рвота, иногда и днем. И вечером. Субъективно – усталость, кошмары, нервозность, граничащая с истеричной плаксивостью… мда, он готов был реабилитировать Медлин, слушая медиков. Вальтер мрачнел. Два мужика будут сообщать женщине, что она в положении и что это выгодно Отделу.
Симона встретила их молча. Она смотрела исподлобья, набычившись. Вальтер натянуто улыбнулся и поприветствовал ее. Она не ответила, она смотрела только на Пола. Пол поставил стул на значительном расстоянии от койки. В зале они были одни. В палате царил пулумрак. Свет шел только от световой панели над койкой Симоны.
- где Медлин? – спросила она, неуверенно покосившись на Вальтера. Пол и Вальтер? Вальтер и Пол? что за глупый нелепый тандем? Где Медлин?
«Я тоже задаю себе этот вопрос» - подумал Пол.
- Симона, как ты знаешь, Сэмюель в скором времени будет участвовать в миссии по Вачек.
Симона молча кивнула, она старалась терпеливо его выслушать и не показать своей обеспокоенности.
- и он недостаточно опытен для такой миссии. – продолжал Пол.
- Отдел должен контролировать его эмоциональную стабильность. – Пол городил слова, стараясь подражать стилю Медлин.
- ты являешься его основной опорой. И мы не можем позволить тебе несдержанность и неустойчивость.
- это понятно. Медлин уже объяснила мне задачу.
Вальтер взохнул. Он явно хотел исчезнуть.
- Симона, ты беременна. – произнес Пол, стараясь сделать голос бесстрастным.
Симона замерла. Казалось она зависла. Потом Пол увидел, как ужас переполнял ее, словно поднимался откуда-то из живота – выше, к груди, - ее дыхание сбилось, ей не хватало воздуха и она начала вдыхать, вдыхать воздух, втягивать его носом, ртом, яремные ямки стали отчетливыми. Взгляд забегал, словно она искала выход, дверь или окно, хотя бы маленькую щелочку… Пол наблюдал за ней, ему не было ее жаль. Вальтер топтался за его спиной.
- мы намерены сохранить плод.
Симона инстинктивно снова обхватила живот. Для чего? – кричало все в ней.
- для того, чтобы Майкл выполнил свою работу.
- а потом? – прохрипела Симона.
А потом… а потом… а потом мы убьем тебя и твоего ребенка, потому что Отделу вы не нужны, вы станете отработанным материалом и никто не будет возиться с вами обоими. Может быть Медлин и пощадила бы вас, или хотя бы ребенка, но я ее отстранил и у вас нет шанса. Вот правда.
- миссия Майкла не на неделю, это его вторая линия жизни. – произнес Вальтер, но не договорил, Симона его перебила – а я и мой ребенок – это тренажер для Майкла? Репетиция его семейной жизни с Еленой?
Да, сказал бы Пол. Но он хотел думать и говорить как Медлин. что сейчас он должен сделать? успокоить, солгать или сказать правду, лишить ее надежды? Она не выдержит правды. Она явно не согласится с правдой.
- а если это не от Майкла? если он мне не поверит?
Тогда беременность никому не нужна.
- Симона, Майкл должен выполнить задание! Твое положение только усилит над ним контроль. От тебя необходимо только одно – стабильность и поддержка. Что будет дальше – даже Медлин не спрогнозирует.
- я хочу говорить с Медлин!
- это невозможно. – Пол был категоричен. Он сухо смотрел, как Симона собиралась пустить в ход слезы. Истерики его не волновали и не пугали. Симона была слабой, жалкой, разбитой. Но он не был уверен, что она в скором времени не возьмет себя в руки и не превратится в разъяренную тигрицу.
Вальтер попытался утешить Симону. – слушай, не все так ужасно! Не нервничай!
Бла-бла-бла, мысленно передразнил Пол Вальтера. Может раскрыть ей карты? Нет, ее сердце остановится от этого ужаса. Хотя в этом нет ничего ужасного. Наверно.
- теперь ты знаешь. Твоя миссия – сохранить плод. – произнес шеф, про себя добавил «а все остальное сделает Отдел».
Он поднялся и вышел. Вальтер сочувственно глянул на женщину и вышел следом.
Пол направлялся в свой кабинет, там, выше его офис.
Вальтер отстал, они не сказали друг другу ни слова. Он ушел к себе.
Пол хотел остаться один. Он снова вспомнил, что у пешек есть чувства и мечты, которые он разбивает. Было бы прекрасно, ели бы они все были мертвецами, думал он, глядя сверху вниз через прозрачную панель на своих подчиненных, было бы прекрасно, если бы им не было страшно и больно. Он затемнил панель, и сфокусировал взгляд на своем отражение – было бы прекрасно, если бы я был мертвецом, не знающим усталости… страха и боли.

Никита.

Девушка думала о том, что было бы неплохо на этой неделе увидеть мать. В последнее время она совсем плоха. Очередной муж ее оставил, забрал с собой не только часть душевных сил ее матери, но и последние деньги, и подарки, которые дарил он, и которые дарил предыдущий муж, которые в свою очередь тот не забрал по какой-то нелепой причине. Никита знала, что мать непременно зальет обиду и боль чем-то покрепче, поэтому не рвалась видеть ее. К сожалению, дочь ей никогда не была нужна – ни когда появлялся муж, ни когда он исчезал. Никита воспринимала это как что-то естественное, так как с самого детства была обделена ее заботой. Девушка выросла, стала самостоятельной и в материнской опеке не нуждалась. Конечно, она знала, что мать любит ее, просто не так сильно, как в сказках матери любят своих единственных дочек-принцесс. Отца она никогда не видела, мать про него абсолютно ничего не рассказывала, но девушка подозревала, что этот тип наверняка был из серии бессовестных подлецов. Глядя на мать, Никита понимала, что внешностью пошла в отца – ни белокурых волос, ни голубых глаз, словно горное озеро, у матери не было. И характер явно отцовский, или среда заставила ее стать сильной, решительной, упрямой. Порой ее неуступчивость выводила мать. девочка не была ласковым ребенком. Впрочем ее сложно винить. Ее воспитывала дворовая компания, и методы этого воспитания были совсем не справедливые и милосердные. Она была готова драться, защищая себя, но не могла оставить в беде и слабых. Поэтому получала в два раза больше и слез было тоже больше, просто их никто не видел. С малых лет она наблюдала, как ее слабая мать убивает себя пьянством и зависимостью от мужчин. И поэтому мужчин она остерегалась. Она старалась оградить себя от сальных взглядов, вела себя как пацанка и одевалась в бесформенные одежды, чтобы скрыть свою женственность. Иногда она долго смотрела на витрины с красивыми платьями и костюмами, но никогда даже мысленно не примеряла нечто подобное на себя. Она была уверена, в этом мире можно выжить только если будешь сильной, незаметной и независимой. Ее пугала любая форма зависимости. У нее не было дома, не было еды, денег, работы, подруг, образования и веры в светлое будущее. Нет, она видела красоту мира, просто считала, что некоторые по рождению приобретают право на счастливую жизнь, а некоторые – немногие – вообще не должны были родиться. Ее мать говорила, что Никита – второй вариант, так же как и сама она, но все равно, жизнь без дочери была бы еще более бессмысленная. Никита любила ее, но иногда она хотела родиться в другом мире. Возможно в сказке, там, где она была бы принцессой. Иногда она мечтала. Понимала, как глупы ее мечты, но все равно мечтала…

По крайней мере, мать в сознании, - вздохнула Никита, увидев привычную картину. Хаос, что царил в маленькой комнактке-клетке, никогда не исчезал, но всегда удивлял своими масштабами. Какого хлама тут только не было – и грязные бурые тряпки, служившие постельным бельем, и отколотые чашки и прочая битая, треснутая посуда, с остатками окаменевшей или плесневелой пищи, и ломаная старая мебель с помоек… полумрак, сырость, и в самом мрачном углу, прислонившись к обшарпанной стене спиной на полу сидела размякшая, унылая мать. на ее лицо не падал свет, но клаза были открыты, потому что Никите показалось, что они светятся как у кошки, Ее волосы были когда-то очень красивыми, - подумала она. и вообще, мать могла бы стать первой красоткой. Жаль, я сама не унаследовала ничего – ни бархатных карих глаз, ни густой каштановой шевелюры, даже цвет лица у меня – бледный, бесцветный. У матери, правда, сейчас он не совсем прекрасный. Что уж говорить пьянство не красит. Никита отвернулась. Детский ужас, что мама заболеет и умрет никогда не исчезал, просто она научилась его прятать глубоко в душе. Ведь если Никита заплачет, мать не пожалеет ее, напротив, скорее разозлится. Наверно, так она проявляет свою заботу – периодически злится на свою дочь. На самом деле она ненавидела саму себя. Никита видела, что ее мать просто не способна переносить одиночество, она совершенно не может жить в реальном мире.
Никита достала из кармана бутерброд, завернутый в салфетку, и протянула его матери. Она пыталась скрыть злость, перемешенную с обидой. Ну почему она снова позволила причинить ей боль? почему ей мало дочери? Почему ей всегда нужен еще кто-то чужой, тот, кто никогда не станет ее семьей, опорой, защитой.
- мам, слышишь? – Никита присела на корточки рядом.
- девочка моя…
- мам, пойдем в ванную, тебе надо умыться… пойдем? Я тебе помогу. – девушка помогла ей подняться и сделать несколько шагов. Мать была очень слаба.
- девочка моя, не приходи сюда. Непутевая я мать.
- тише, мам. Сейчас помоемся, и все пройдет. Все будет хорошо.

Теперь пару дней можно пожить здесь – привести в порядок комнату, мать, сделать вид, что теперь все будет хорошо. но вскоре она снова найдет свою любовь и Никите придется уйти – не мешать ее счастью. Но это будет потом. А пока…

Симона. Юрген.

Под ее ногами проваливалась земля. Куда бы она ни вступала – почва пенилась, крошилась, с гулким ревом или гробовой тишиной обрывалась вниз, в мглу. Из этой мглы веяло холодом, как со дна могилы. А где-то наверху она слышала голос Майкла. он отвечал Полу. Симона кричала его имя, звала, протягивала руки, пыталась вскарабкаться туда – наверх, но не могла. И ей протягивает руку он. нет. не Майкл, тот все еще говорил с Полом – спокойным тихим голосом. Протягивал руку Юрген. Она не успела ухватиться и полетела вниз. Она не кричала. Только раскрыла глаза так широко, чтобы видеть до последнего, слышать до последнего своего вздоха. Его голос все звучал и звучал, словно колыбельная…
Она открыла глаза. Каждую ночь ей снятся сны. Стоит ей закрыть глаза, попадает в яркий сюрреалистический мир сновидений.
Она все еще была заключенной в мед отсеке. Про нее все забыли. Медлин не навещала. Майкл игнорировал. Вальтер избегал. Биркоф и не вспоминал. Кристофер не получал приказа ее навестить. Юрген был рядом. Она смирилась с его постоянным присутствием. Он всегда был где-то рядом. На миссии он не выходил, Отдел тоже бросил его, забыл. Майкл скорее всего вкалывает за их двоих. Все попытки разузнать о нем у Юргена заканчивались или ссорой или отговорками. На ссоры у Симоны не было сил, на отговорки – терпения.
После разговора с Полом и Вальтером, она решилась рассказать Юргену. Он был рядом и это подкупало. Она хоть и раздражалась, но в глубине души была благодарна ему.
- Юрген, ты знаешь, что со мной?
Юрген насторожился. Он наблюдал за Симоной долгое время, замечал все странности и необычное поведение, видел, как изменился ее взгляд, видел, как беспокойна она и одновременно спокойна. Но он не знал причины. Прижать медиков он не решался, да и начальство не угрожала ей ничем, поэтому он решил, что лучше пока не вмешиваться в ход событий. В конце концов, по физическим показателям все было в норме. Одно смущало его – эта ее тошнота и рвота, смена настроения. Он предпологал, что Симона беременна. Он почти знал это. Но не хотел торопить ее.
- нет, Симона.
- я беременна.
Юрген помолчал. Он думал об этом. Знал, что Отдел не позволит ей рожать. Это прописано в правилах. Но у него было право голоса. Он мог рискнуть. Пока Юрген размышлял, Симона наблюдала за ним. он не был удивлен, он не запаниковал, не ужаснулся, не стал задавать кучу бесполезных вопросов. Его решительное спокойствие вселяло надежду.
- ты хочешь сохранить беременность?
- Отдел хочет, чтобы я сохранила… - ком в горле мешал говорить. Она едва не заплакала.
- успокойся, - Юрген сел на кровать и погладил ее руку. – мы что-нибудь придумаем.
Симоне было обидно, ей хотелось, чтобы это сказал Майкл, чтобы он был рядом.
- это не от тебя! – на грани истерики крикнула она.
Юрген был также спокоен. На него больше не действовали ее истерики. Впрочем, Симона не помнила, когда он воспринимал ее слова всерьез.
- это не важно. Будет так, как ты решишь. Не бойся Отдела.
- зачем ты это делаешь?
- это может быть и мой ребенок. – солгал Юрген. Симона видела, что ему это не столь важно. «я люблю тебя, и твоего ребенка я тоже люблю» - вот что она читала в его глазах.
- я устала здесь.
- я поговорю с Медлин.
- она наверно отстранена. Потому что о беременности мне сообщал Пол.
- какой ужас!
Симона смогла рассмеяться. - Да, он приперся с Вальтером. Это было бы забавно, если бы не случилось со мной…
- Юрген…
- что?
- в Отделе были такие случаи?
Были. Женщина делала аборт. Если ей удавалось скрыть и пропустить срок наиболее безопасного устранения беременности – избавлялась от плода по воле Отдела. потом проходила тестирование и проверку. Точнее – не проходила и отправлялась в расход. Если ей удавалось разжалобить начальство – Медлин в частности, то сразу после родов подлежала устранению. А ребенка отправляли… было всего два случая рождения – первого отправили инкогнито в детский дом, второго – неизвестно. Скорее всего Отдел решился на какой-то эксперимент. Но во всех случаях женщины не выживали.
- Были – нехотя ответил Юрген. Он не собирался рассказывать все, что знал по этой теме.
- и все было печально… - произнесла Симона глухо.
- у них не было секретных расшифрованных файлов, Симона. они не могли диктовать условия. А мы можем бороться.
- да, у них не было тебя. Но я никогда не буду твоей. Беременность сохранена для Майкла. Для его безупречного выполнения задания…
Черт. Юрген старался держать свои эмоции под контролем. Он готов был своими руками придушить его. он снова посмотрел на Симону. Она была разбита. Прежняя уверенная, гордая, строптивая Симон растворилась в этой слабой, растерянной женщине. Юрген задумался, какая Симона ему ближе. Слабая, зависимая от него или сильная, не зависимая ни от кого, даже от Отдела? и он не смог ответить себе. Наверно он просто привык заботиться он ней. или хотел все-таки видеть кого-то, кто сильнее Отдела. Его чувства к ней – сильнее воли Отдела. Выше приказа. Вне правил.
- это будет долгое падение. Начало конца… - улыбнулась Симона.
- значит, мы успеем отрастить крылья.
- ты не обязан лезть в это.
- а ты не обязана противостоять им.
- я уступлю, чтобы победить. Но я могу работать. Здесь я умру. Убеди Пола выписать меня из лазарета. Я не стеклянная.
- хорошо. Я поговорю с Полом.

Когда Юрген вышел, Симона позволила себе устало упасть на подушки. Она выйдет из этой чертовой палаты. Она увидит Майкла. Она увидит его, поговорит… Глаза его, голос, кожа, запах – все это придаст ей немного сил, придаст смысл. Она скучала без него. Юрген сделает то, что она сказала. Ее ручной раб сделает все для нее. И для них.
Симона устала притворяться. Она скучала по своему мужчине. Она хотела его видеть. И она увидит его.

Сообщение отредактировал Anlil: Суббота, 23 февраля 2013, 14:17:01

Майкл.

Ему выдели кабинет. Маленький серый офис оказался идеальным местом для работы. Там ничто не отвлекало. Монотонно-серые стены не раздражали воспаленные глаза. На дне океана наверно также – глубоко, тихо, обездвижено. Он изучал ее. Когда он только открыл папку, он ждал увидеть очередной ужас, чудовище, преступника, его жертв. Впрочем, открыв папку, он увидел девушку - Такую обычную примерную мамину дочку, что немного расстроился. Работать с ней предстояло скорее всего ему и ему придется портить ее жизнь. Девушка смотрела прямо, открытый доверчивый взгляд ее пронзал насквозь. Майкл поморщился, вспомнив Софи. Если та подбиралась к его душе при помощи слов, то эта будет смотреть в самую душу, и куда денешься от взгляда? Майкл отложил ее портрет и начал читать ее досье. Ее досье не удивляло ничем.
Зашла Медлин. Майкл поднялся, но женщина жестом показала, не нужно вставать. Впрочем, Майкл вежливо дождался, когда Медлин сядет напротив.
- как продвигается?
Майкл не спешил отвечать. Он так долго сидел в тишине, наверно несколько дней, ни с кем не говорил, что теперь ему было сложно и непривычно произносить какие-то слова.
Медлин взяла в руки портрет девушки.
- она красивая. – сказала Медлин, ни лице ее была улыбка, словно она гордилась той девушкой.
- она молода и чиста. – наконец-то Майкл произнес хоть что-то. Голос его звучал хрипло, глухо.
Медлин не выпуская из рук фото, взглянула на Майкла и слегка повела бровью.
- это мешает тебе?
- мешает? Нет, не мешает, - лгал Майкл, - немного удивляет, зачем она Отделу.
Медлин немного расслабилась и облокотилась на спинку кресла, молодой человек почувствовал себя свободнее. Медлин сейчас, казалось ему, перестала его экзаменовать и ставить оценки. Она была намерена просто поговорить. И сделать выводы, конечно. Майкл это понимал.
- Конкретно она Отделу не нужна. Нужен ее отец. Зовут его Салла Вачек.
- и мы выйдем через нее. – предположил Сэмюель.
- да. Тебе надо будет соблазнить ее.
- не думаю, что ее можно просто и быстро соблазнить. – задумчиво проговорил молодой человек.
- верно. – согласилась психолог. – не просто и не быстро, - улыбнулась она. – но Отдел готов ждать. Салли Вачек крупная рыба, такую не вытащишь одним рывком.
Повисло молчание. Женщина огляделась вокруг.
- как тебе офис? – спросила она.
- здесь удобно работать.
- отлично. – Медлин начала привыкать к его скупости. Жаль, что он не будет «душевным парнем», размышляла она. но ему легче так, и значит пока он справляется с заданиями, пусть таким и остается.


Медлин.

Вероятно, Симона его совсем не волновала.
Медлин уже собиралась покинуть его кабинет, но развернулась и глядя в глаза произнесла – Как ты относишься к Симоне?
Майкл поднял голову. Серые глаза смотрели спокойно, едва слышно он ответил – она хороший друг.
- ну да, конечно. – сказала Медлин, отвернувшись. Она была недовольна его ответом, хотя и почувствовала, что он не лгал. Просто теперь он сложнее, чем был. Психолог любила сложных, она изучала их, ставила эксперименты…
Этот Сэмюель умный тип, Отдел многому его научил… и он пользуется знанием.. Медлин, конечно, не собиралась отказываться и была намерена и дальше его обучать, но…
Что Но? – задавала себе вопрос она. Неуверенность настораживала ее, интуиция ее никогда не подводила. Кем он будет? Майкл явно превышал свой официальный уровень. На сегодняшний день, это был весьма толковый агент – и выследить сможет, и участвовать в захвате, и спланировать этот захват. И как руководитель себя проявил… и как стратег, и допрос проведет…
Но…


Чарльз.

Он уже несколько дней не сталкивался с Медлин. А про визиты к ней домой стоит, видимо, и вовсе забыть. Преследовать ее бесполезно. Можно отдать всего себя работе, но Медлин никуда его не отправляла, а Пол… Тот брезгливо морщился или явно игнорировал. Чарльз чувствовал бы себя ничтожеством, если бы не обладал врожденным иммунитетом на косые взгляды. Мнение начальства его немного волновало, но он не собирался выслуживаться и что-то объяснять, завоевывать потерянное доверие считал глупостью. И вел себя так, словно его проблемы Отдела вообще мало касаются. Это безумно раздражало Медлин, кстати. Она все время думала об Отделе. Чарльз же думал о чем угодно, но не об Отделе. Он полагал, что эти мысли помешают ему работать. Нельзя придавать всему происходящему здесь большое значение.
Вот и сейчас, холодность и равнодушие Медлин он воспринимал как что-то естественное и не собирался ни бороться за нее, ни вмешиваться в развитие ее чувств. Ее чувства давно умерли. Медлин никого не могла любить – он знал это. Просто ей иногда хочется поиграть в любовь, получить тепло. Насытившись, Медлин уходила. Чарльз понимал, что Медлин никогда не позволит себе быть зависимой от кого-то. Она слишком много взвалила на себя и не может позволить слабость ни себе, ни окружающим. Ее давние конфликты с Полом казались Чарльзу единственно искренними ее чувствами. Ведь это было нерационально – ссориться с Шефом, но она все равно постоянно сталкивалась с ним. Медлин умная. Наверно самая умная среди всех. Мудрость ее поражала на многих миссиях. Но что касается Пола – там она всегда вела себя как девчонка. Чарльз не ревновал, потому что это было бессмысленно. Медлин спала с ним, да, иногда делилась своими переживаниями, усталостью, но она никогда не была его женщиной. Просто Чарльза было удобно использовать в роли любовника и друга. Он не создавал ей никаких проблем.
Увидев ее, он почему-то остановился. Медлин выходила из чьего-то офиса и направлялась куда-то еще. Дело не в этом.

Просто чужая боль. Просто чужие страхи.
Пронзительный ветер. Скрежет плахи.
Не жди от нее встречного взгляда.
Она будет всегда и никогда рядом.

Чужие ладони. Просто чужой смех.
Тебе плевать на всё и почти на всех.
Сядь, повтори самые простые правила.
Ошибешься - перепишем все набело,

«Просто чужая боль. Просто чужие лица».



Чарльз смотрел, как красиво она уходила. И ему впервые хотелось ее остановить.

Симона.

Это будет долгое падение. Я успею отрастить крылья.
Симона почти чувствовала их за спиной, когда шла по коридорам. В поисках нужной двери. В поисках нужного человека. Он сидит там, занятый работой. Ему идет быть занятым, недоступным. Симона не видела его с тех пор, как они справились с тем заданием, но она была прекрасно осведомлена. Он получил новое задание, он изучает свой объект – Елену. Ему дали кабинет. Он погружен в работу. Стены Отдела словно становились прозрачными, она могла видеть его – Сэмюеля, невозмутимого, немногословного… Он совсем ей не нужен, он не поможет ей, он не станет этого делать. Она не успела привести себя в порядок, волосы были ужасны, цвет лица тусклый, глаза утратили свой прежний игривый блеск. Беспокойство, граничащее с паникой и истерикой, легко читалось в ее движениях, некогда грациозных. Когда-то она была уверена в себе, теперь она сдерживала себя, чтобы не оборачиваться назад. Она опасалась каждого встречного агента, шарахалась от каждой тени. Она шла, едва сдерживала себя, чтобы не держаться за стены, чтобы не прижаться к стене спиной. на пике этой ниоткуда возникшей паранойи она обняла себя за живот, защищая самое дорогое – новую жизнь.
Симона всегда отличалась сильной интуицией. Ее с детства учили слышать свой внутренний голос. Как иначе она стала бы лучшей соблазнительницей, лучшей гейшей? Ее профессии невозможно обучиться, заучивая свод правил и тактик. Подарить наслаждение человеку – это не просто совершить манипуляции с его телом. Симона училась слушать чужое тело. Но чтобы услышать чужое, надо было услышать свое. Это было сложный и противоречивый период ее жизни. Она становилась лучшей любовницей, почти идеальной. Она подчинила интуицию себе. Самое важное для Симоны было одно – выжить. Неважно, где, как. Теперь ее приоритеты изменились. Она еще не осознавала этого. Но теперь ее главная задача была сохранить живое, новую жизнь. И все движения, все мысли, все поступки были направлены на это. В Отделе ее мало что пугало до этого. Теперь же она снова раскрыла глаза. Сколько опасности было здесь. В воздухе. В людях, в их взглядах – холодных, равнодушных…
Симона подумала об Юргене. Странно, это немного ее успокоило. Он был тоже живой, как и она. И он сможет помочь ей. Симона не заметила, как изменила к нему свое отношение. Он перестал быть для нее болваном, глупым, жалким. Теперь она готова была прятаться за его спиной, просить о помощи. Она забыла, как презирала его. забыла, как использовала в своих интересах. Даже то, каким образом ей удалось убедить начальство выпустить ее из лазарета, она не вспомнила – как соблазнила Юргена обещаниями, обманула своей слабостью и беззащитностью. Симона не знала, зачем он ей. Она понимала только то, что Юрген способен ей помочь.
Симона искала этой поддержки у Майкла. Она ждала от него интереса к своей персоне. Она хотела его защиты. Может быть любви.
Симона не могла изображать любовь, ни разу не влюбляясь и не зная, что это вообще такое. Одной интуиции тут было недостаточно. Но впервые увидев Майкла, она поняла, что ничерта не знает о любви. С ним все получалось впервые. ее первое чувство. Чувство страха. Милосердие. Жалость. Страсть. Злость. Отчаяние. Жертвенность. Смелость. Слабость. Радость. Счастье. Слезы. Боль. Все стало иначе. Не Отдел сделал ее мир другим. Он, тот, у кого глаза непонятно какого цвета, открыл ей совсем другое измерение. Теперь она в этом измерении летела в пропасть. Но может быть Симона успеет отрастить крылья. Может быть ее интуиция ее не подведет и в этот раз. Может быть ее страстное желание жить уведет ее от беды. Но одно изменение – она уже не так страстно хотела жить, интуиция была направлена на другое – она страстно желала сохранить в себе новую жизнь.
Она не сомневалась, что это ребенок Майкла. Она не сомневалась, что там мальчик. Она просто знала, что сможет воспитать мальчика только от любимого мужчины, чтобы он был копией отца. А Юргену она родила бы дочь. Эти фантазии когда-то рассмешили ее. Симона знала, Юрген тоже уверен, что ребенок Майкла.
Интересно, как отреагирует на это сам Сэмюель.


Майкл.

Рабочий стол был завален распечатками и фотографиями. Он почти уже ненавидел эту Елену. Ему было необходимо составить план, как втереться в ее доверие. Он уже не считал ее такой простой, какой она показалась на первый взгляд. Ее миловидное лицо стало казаться Майклу безобразно неискренним и лживым. Он видел маску – блестящие глаза, улыбка, спокойное счастье этого человека выводило из себя. Майкл не понимал ее. Ему было не интересно читать ее биографию. Елена Вачек может стать идеальной женой, домохозяйкой, заботливой матерью. И отношения у нее с возлюбленным могут быть только стабильными, ровными, надежными. Елене не знакома сжигающая страсть. Майкл хватался за голову. Как бы он не злился, он понимал, что раздражен он только из-за того, что он сам чем-то похож на эту бледную особу – он тоже не может чувствовать в полной мере. Он тоже скучен, пуст и неинтересен. У него внутри такая пустота, в которой тонет все потенциальные чувства и эмоции. Даже голос у него ровный, монотонный. Майкл старался сделать свою речь другой. Но нет, мертвость слышится во всех его отработанных интонациях.
Елена Вачек являлась портретом Дориана Грея. Дорианом был Майкл с поставленным голосом, внимательным взглядом… истинный Майкл был таким же пустым человеком, как и Елена. Медлин приходила снова. Убеждала его в том, что Елена интересная особа. Майкл не верил ей. О каких скрытых гигантских умственных процессах она говорила, всматриваясь в ясные глаза Елены? О какой нераспустившейся красоте она говорила, загадочно улыбаясь, гипнотизируя своим шоколадным взглядом. Майкл не верил ей. Как не верил кролик удаву. Но он не мог отвести от нее взгляда. Он спорил с ней. но даже поставленного голоса не хватало, чтобы Медлин хотя бы частично согласилась с ним. Майкл понимает, Медлин надо, чтобы он словно влюбился в Елену. Отделу надо. и ему самому надо это, чтобы выполнить задание. он может думать только о задании. Только о Елене. Не о Медлин. о Елене. Майкл одергивал сам себя. Он восхищался Медлин. Она была ему интересна. Да еще и красивая. Опасная. Таинственная. Чужая. Запретная даже. И все-таки ранимая. Майкл хотел забыть то, что не сможет забыть – ее в Сиднее, без сознания, словно спящую, словно видевшую красивые сны. Не мог выбросить из головы тот ужасный секс на ее рабочем столе. В смысле, вел он себя ужасно. Майкл хотел провалиться, когда начинал ворошить те картины прошлого. Медлин, думал он. он думал о Медлин. а следовало бы об Елене. Майкл повторял себе, что может думать только о задании.
Он увидел Симону сразу. Он смотрел на нее своим невидящим взором. Симона изменилась, но Майкла не интересовали ее перемены. Майкл дернулся, чувство вины больно кольнуло внутри. Он снова увидел ее лежащую на полу, избитую, больную, несчастную. Он наверно в ответе за нее.
- привет. – ее голос звучал как-то странно.
Майкл кивнул.
Он ждал от нее слов осуждения, эмоций. Но бури не было.
- поздравляю с новым заданием.
Ах вот оно что. Ревность. Симона приревновала к Елене.
- Елена Вачек – очередная жертва.
- Отдела. – вздохнув, продолжила Симона за Майкла.
- и моя. – едва слышно произнес он. они встретились взглядом. Они понимали, о чем они говорят и что значит молчание.
- нам надо бы поговорить. – резко произнесла Симона.
- да, о чем?
- обо мне.
Майкл молчал. Ну конечно, о ком же еще. Но я могу думать только о задании.
- я беременна.
О задании. Что? Беременная?
- от кого? – первое выпалил он. Это пришло в его голову и он озвучил это сразу. Хорошо, что не спросил, как это могло произойти.
Симона молчала. Майкл молчал.
Глупая ситуация. Он не так ответил.
- это бессмысленно.
- что бессмысленно? Ребенок бессмысленно? – агрессивно спросила Симона.
- В Отделе беременность – это… прецеденты были?
- были. Но не долго были. – усмехнулась Симона. она продолжала сверлить его взглядом.
- и что ты… Отдел намерен делать?
- ничего, Майкл. я еще жива. Как видишь.
- как долго… – Майкл готов был ударить себя. Что он несет?
- они ждут более устойчивого периода. Чтобы ты не сорвался сейчас. Они думают, что возможно, ты привязан ко мне. Что ты даже любишь меня.
- Симона, я никогда не говорил тебе этого.
- да, я помню. Я хороший друг. Хороший беременный от тебя друг, Майкл.
Майкл видел ее новую. Более искреннюю, реальную, человечную. Но и такая Симона его почти не волновала. Он прислушался к себе и так и не услышал никаких чувств. Он говорил что попало, потому что это первое, что приходило в голову. Он не старался подбирать слова, он вообще сейчас не старался.
- делай аборт. – сухо произнес он.
- нет.
- а как тогда?
- я не знаю. Реши что-нибудь.
- я решил. Прости.
Майкл наблюдал, как гаснет огонь в глазах его друга. Майкл видел, как в нем разочаровываются, как влюбленность рассыпается, как пепел. Он просил прощения. И не просил его. В это слово он не вкладывал никакой боли сожаления. Он в слова давно ничего не вкладывал. Это были звуки. И не более. Его Прости звучало как Уходи.
Симона предположила, что все его Прости будут звучать так.
Майкл выдержал ее взгляд. Этот взгляд ждал от него еще чего-то. Он не мог двигаться. Не мог обнять. Не мог и шага сделать в ее сторону. Майкл снова чувствовал себя беспомощным.
- я не могу спасать. Я могу только ломать, рушить, убивать. Я разрушаю.
- да, разрушаешь. Но ребенок все-таки твой. Ты его создал.
Майкл внутренне воспротивился этому определению. Ребенок? Пара клеток. Не ребенок. Эмбрион. Только не ребенок. Еще слишком малый срок… еще можно не любить это, не привязываться, не давать имя. Можно убрать пару этих клеток, и все! И не страдать так, словно потерял самое ценное. Не ребенок! Мой ребенок. Живой… Настоящий человек…. в ней сейчас. В Симоне. И она защищает его от любой опасности – от Отдела, от меня, от себя самой. Движения осторожные, она словно прислушивается к себе.
Она верит, что пара клеток с набором хромосом – Ребенок.
Во что верит Майкл?
В то, что он не способен чувствовать.

Медлин.


Медлин прислушалась. Свободный вечер опьянил тишиной. Медлин улыбалась своим мыслям. Свободных вечеров в ее жизни было очень мало. Если Отдел отпускал ее ненадолго, то Медлин искала своеобразный отдых. В основном она не покидала Отдел, доставала старые записи, смотрела, анализировала, запоминала. Или просматривала дела отделовцев, натыкалась на дело Чарльза, задумывалась на мгновенье и ехала к нему. Он был умным человеком. Его сложно было застать врасплох. Он умел ухаживать, умел слушать, молчать, любить. Он был почти идеальным для Медлин. она была в него почти влюблена. Но в этот вечер она не осталась в Отделе. Она поехала по городу. Медлин никогда не любила быстрой езды. И в этот раз она с удовольствием застряла в пробке. Здесь очень сложно вести себя достойно. В Отделе и даже дома, она контролировала свои движения, осанку, взгляд, речь. Со временем это стало естественное ее поведение. Но как долго Эдриан билась с ней – не передать словами. И все равно, если Медлин сейчас встретит ее, то будет чувствовать себя неловкой девчонкой. Эдриан, ее бывшая начальница, ненавистная начальница, была самим совершенством, идеалом. Юная Медлин ее ненавидела, презирала. Она перечила, спорила, передразнивала своего наставника. Право, она любила Отдел, ей было интересно в Отделе, но она ненавидела ту женщину. Эдриан указывала ей на ошибки, задевала самолюбие и всегда оказывалась права. И вот теперь, она вспомнила слова той всегда сдержанной леди. «Должно быть место, где ты можешь быть собой. Не Отдел, не твоя квартира, нечто иное. Этого места не должно существовать.» Тогда Медлин посчитала это бредом. Теперь же она прекрасно понимала, что нашла это несуществующее место, где она может не следить за собой. Медлин стоит в пробке. В свой свободный вечер. Может быть ей надо подыскать более удобное…
Ну конечно, Пол и пару часов не может без своего ненаглядного психолога, проворчала Медлин, когда услышала сигнал вызова. - Что на этот раз?
- не понял?
- я слушаю.
- ты нужна мне в Отделе.
- я в пробке.
- прислать танк?
- нет, я справлюсь.
- отлично.

Шеф в легком бешенстве, как всегда.
Добираться до Отдела вовремя ее научили еще в первый месяц оперативной работы. Не раньше, не позже, вовремя. и вот, Медлин снова была внутри муравейника. Снова прежней идеальной. Медлин остановилась у Биркофа.
- случилось страшное? – на полном серьезе спросила она, правда в интонации все же можно было расслышать издевку. Но программист не слышал.
- нет, все спокойно пока.
- меня вызвал Пол.
- я не знаю. Но сам он в Башне уже час.

Медлин развернулась и пошла в направлении к кабинету шефа. Кабинет его и в самом деле был пуст. Как минимум это странно. Медлин недолго постояла в его офисе, разглядывала через большую панель людей, снующих внизу.
Медлин набрала команду для связи с Башней.
- я в твоем кабинете.
- поднимайся.
Пол приказывал. Медлин всегда с точностью определяла это. Пол никогда не использовал приказной тон по ошибки. Медлин замерла. Игнорировать приказы не в ее правилах. Но здесь пахло превышением полномочий. Медлить она больше не могла. Медлин знала, что Пол наблюдает за ней. он не должен думать, что ее можно чем-то смутить и она способна терять равновесие. Медлин поднималась в Башню. Так они называли зону отдыха шефа. Ровно 54 ступени. Да, прежде чем решиться на отдых, надо принять во внимание, что тебя ждет 54 ступени. Поэтому Пол редко отдыхал.
Сама зона отдыха походила на квартиру. Там была кухня, ванная комната, большой зал. Медлин там была один раз. У других допуска не было. Исключение – личный повар. Он же делал уборку.
- надеюсь, я не нарушил твои планы.
Медлин не видела Пола, только слышала голос.
Она не спешила отвечать. Она прошла в зал. Остановила взгляд на кровати, затем на стоящем рядом небольшом столике с фруктами, вином и мясом. Медлин вспомнила, что давно не ела. В животе заурчало.
- я проверил, Чарльз на задании, поэтому решил, что не нарушу твоих планов.
Медлин скрипнула зубами. Ну нет, она не поддастся на провокацию. По крайней мере, Полу все равно придется сказать, зачем она здесь.
Шеф вышел на свет. Медлин смогла его увидеть. Какой уютный ты можешь быть не в костюме.
- сядь. Пожалуйста.
Как Пол взвинчен, Медлин поняла по его тону. Он был готов приковать ее к стулу в белой комнате. И психолог не удивится, если он так сделает. Смог же он в нее стрелять. Медлин не забывала про это. Но подчинилась она не потому. Ей нужно знать, что его тревожит.
- я был бы плохим руководителем, если бы закрывал глаза на очевидные проблемы.
Медлин наблюдала за ним. Пол злился на самого себя, потому что не мог сказать прямо, для какого разговора он ее вызвал. Если Медлин ему не поможет, Пол совсем утратит уверенность.
- какие проблемы очевидны, Пол? Сирия, Вачек, или может быть Уиркс? Красная ячейка? Комитет? Центр? Симона?
- С этим всем справится Отдел. Меня волнуют наши с тобой взаимоотношения.
Пол начал ходить из стороны в сторону. Медлин не сводила с него глаз. Странное желание возникло, подойти и обнять. Это все потому что она не до конца осмыслила, что надо стать прежней идеальной Медлин.
- воевать еще и с тобой у меня нет времени, сил. И это не рационально.
- Пол, у нас никогда не было гладких отношений. Мы не можем найти решение этой проблемы много лет.
- нет, мы не хотим.
- возможно.
Повисло молчание. Медлин вздохнула. Пол на мгновенье замер и внимательно на нее посмотрел.
- Пол, ты не будешь против, если я поем? Я голодная как собака.
Глаза Пола округлились. Он опешил от неожиданного сравнения, потом засмеялся как-то по-доброму, уютно. Жестом пригласил к столу. Пока Медлин Садилась ближе к еде, Пол принес с кухни вино и два бокала.
- не против? – спросил он, остановившись на полпути.
- нет. – Медлин слегка улыбнулась.
Странный вечер.
- когда я впервые тебя увидел, ты показалась мне всезнайкой.
- а я назвала тебя напыщенный индюком.
- и получила подзатыльник от Эдриан.
- это было ужасно. Я думала, что готова убить вас обоих.
- я помню этот взгляд.
Медлин рассмеялась.
Повисло молчание. Пол наполнил снова бокалы.
- если бы мне сейчас попалась такая девчонка, какой была я, я бы ее ликвидировала за дисциплинарные нарушения. Эдриан терпела меня.
- да, она тебя не жаловала. Но с заданиями ты справлялась. И устранять человека с такими мозгами, как у тебя, Медлин, ты бы не стала. Я иногда думаю, что Шефом могла быть ты.
- несмотря на мой мозг, решительности мне тогда не хватало. Я не руководитель, я советчик. И потом, у тебя больше опыта. У тебя Вьетнам. Сколько лет ты был в разведке?
- не важно. – Пол решил сменить тему. – ты сейчас хочешь доказать, что мы хорошо ладим?
- нет, я не хочу доказывать, Пол. у нас отвратительные отношения.
Пол удовлетворительно кивнул. Медлин готова была рассмеяться, браво, они признали это и даже не спорят.
- чему радуешься?
- наверно это вино.
Медлин чувствовала на себе его внимательный взгляд. Ее бросало в дрожь. Медлин оторвала виноградинку и отправила ее в рот. Рука потянулась за второй. «А что если это сделать медленно»… Медлин слегка прикусила ягодку, покатала ее языком и бросила томный взгляд на Пола. Она едва не поперхнулась этим чертовым виноградом. Пол даже не смотрел, как она насиловала еду. Он занимался куриной ножкой. Ее глаза стали больше, она смотрела, как ее шеф раздирал зубами птичье бедро. Хорошо, что пальцы не облизывал. Медлин не растерялась. Она схватила бутылку, по-свойски плеснула вина ему и себе, Пол взял бокал, Медлин не обратила внимания, едва не залпом опустошила свой. Затем вытерла рот тыльной стороной ладони и наколола на вилку самый большой кусок отбивной. Вонзилась в него зубами. Пол находился в замершем состоянии с поднятым бокалом красного вина. Медлин откинулась на спинку кресла.
- Отменная еда. Твой повар гений.
- я рад, что ты довольна. Надо почаще устраивать тебе выходные. Ты слишком зажата в Отделе.
- не согласна с тобой. Мне вполне комфортно в отделе. Я нахожусь на своем месте.
- а я иногда думаю, где бы я был сейчас, если бы не Отдел.
- и где?
- скорее всего был бы одной из звездочек на доске славы, безымянным героем. Или вернулся бы к Коринн. У меня было бы пять детей и собака. Бассет.
- Почему бассет?
- Тебя только это смутило? – Пол улыбнулся, - в детстве хотел собаку. У соседей был бассет по кличке Фродо. Я так завидовал им. Родители собаку так и не купили, в общем.
- а я всегда получала то, что хотела. – голос Медлин звучал немного отстраненно.
- Медлин, ты не должна винить себя. Ты была ребенком.
- да, и это дитя довело мать до сумасшествия, убив свою родную сестру.
- мы не можем исправить ошибок прошлого.
- но это не значит, что мы должны забывать о них.
Пол резко встал и прошел к «окну». Окон в Башне быть не могло, так называемым окном был экран, на котором можно было менять заставку. Пол был мрачен.
- В Отделе есть куда более опасные преступники. Юрген, Сэмюель… Кристофер. Даже Чарльз не ангел. Вальтер не без греха.
- мы здесь не потому, что преступники. Потому что мы не хотим возвращаться к прежней жизни. Ты обманываешь себя, если веришь, что вернулся бы к Коринн. Тебе предъявили бы обвинение в предательстве родины. В любом случае, ты бы придумал войну, чтобы участвовать в ней.
- а ты? Ты не хотела бы нормальной жизни? Где дом, муж и дети?
- многие женщины в Отделе не справляются с игнорированием материнского инстинкта. Но не я. Я равнодушна к детям.
- у тебя просто нет опыта. Ты не держала в руках свое дитя.
- да. А ты?
- не имеет значения. – резко оборвал Пол. – я хотел обсудить Уиркс.
- собираю данные.
- я хочу видеть ее здесь.
- почему? И в качестве кого? Судя по данным, убийцей она не станет. И второй Симоной тоже. Или это личное?
- она мне не дочь, если ты об этом.
- тогда тем более я не понимаю.
- когда-нибудь я смогу найти вразумительный ответ.
- не знала бы я тебя, решила бы, что тобой манипулируют.
Пол усмехнулся. Он стаял от нее на расстоянии, повернувшись почти спиной. Но Медлин знала, что он усмехнулся. Знала, что сейчас он улыбается едва различимо.
- мы могли бы инсценировать несчастный случай… Кристофер мастерски все выполнит.
Пол резко повернулся. – я знаю, ты сама не хочешь этого. Тебе интересна она.
- да, но больше меня волнует Елена и Майкл.
- Майкл?
- Сэмюель. Он нестабилен. А Елена слишком юна.
Пол снова отвернулся к окну. – я хорошо знаю таких женщин. Им нужен хорошенький мальчик с качествами сильного мужчины. Ответственный, честный. И уж точно не привлечет нестабильный юнец, не умеющий улыбаться.
Медлин засмеялась. Тебе, Пол, редко кто улыбается. Медлин потянулась. Кресло было не совсем удобным ей. Она сняла туфли и вытянула ножки вперед.
- потанцуй со мной.
Голос Пола был тихим, Медлин замерла. Пол набрал комбинацию на панели, и зазвучало танго. Медлин любила танго. Но они редко танцевали вместе. Когда-то она училась танцевать. Адриан ставила их в паре. Пол на тот период времени был уже опытным партнером. Но подножки, пинки, провокация имела место быть со стороны обоих. Это был поединок. Укротить Медлин не всегда получалось. Впрочем, обыграть Пола не всегда выходило и Медлин. Адриан улыбалась и строила планы. Когда Пола назначили шефом, а ее – помощником, Медлин поняла смысл той улыбки. Это было для Адриан сладкой местью за тот цирк, который они устраивали в серьезной военной организации.
Но сегодня они стояли в близких объятьях, чувствовали друг друга.
- не знал, что ты так любишь виноград. – тон его был не выразительным, но Медлин заметила странный блеск в глазах. И тут женщина увидела зеркало. Ну конечно, трюк с виноградинкой Пол все же наблюдал. Теперь ей казалось, что ее пытают медленным огнем. Пол был слишком близко, его дыхание касалось ее щеки. Медлин ничего не ответила.
- признай, дорогая, ты хочешь этого не меньше меня.
- чего? Секса?
- вообще-то я имел в виду танго, но… - Пол вывел ее на элемент, где по инерции ее бедро должно было скользить по его бедру. Медлин воспротивилась этому, но рука Пола не позволила ей отступить. Пол издевался над ней.
- я ненавижу тебя.
- упрямая девчонка.
Пол крепко держал ее в руках. Медлин чувствовала головокружение. Он слишком быстро кружил ее на хиро. Все, что требовалось от Медлин как от партнерши – это выбросить все мысли из головы и довериться партнеру. Пол не сводил с нее жадных глаз. Медлин теряла ощущение реальности. Становилось жарко. Сколько прошло времени, Медлин не понимала. Она чувствовала его поддержку, Пол казался ей надежным, начни она падать, удержит. А может быть, нет… Музыка замолчала на одно мгновенье и заиграла новая, более нежная и спокойная.
Медлин попыталась освободиться от его рук, Пол отпустил ее, Медлин потеряла равновесие, и тут же почувствовала его поддержку.
- Эдриан здесь.
- что? – Медлин решила, что это послышалось.
- я нашел ее. Она в Отделе.
- где?
- в белой комнате.
- и… как она? где ты ее обнаружил?
- не важно, где была она. Я говорил с ней два часа. И после разговора мне остро потребовалось достать тебя. Прости.
Брови Медлин удивленно изогнулись.
- Она всегда была сдержанной и надменной.
- я помню, - мрачно пробубнила женщина.
- и это не всегда казалось естественным.
- к чему ты клонишь?
- в ней был запущен один процесс. Он подавляет выработку некоторых гормонов. Подробнее скажут наши ученые и медики.
- хочешь сказать, она ледышка, потому что кто-то заблокировал какие-то процессы выработки гормонов? Это чушь!
- нет, я хочу сказать, что ты не сможешь сама стать машиной без вмешательства в твой организм. Ты всегда хотела быть похожей на нее. Ты не должна больше себя замораживать.
- потому что это невозможно, ты считаешь?
- потому что это неправильно. Я покажу тебе ее. Ты сама все увидишь. Этот процесс уже необратим. И у нас нет времени.
- она умирает?
- да.
Пол и Медлин спускались вниз молча. Они шли тайными коридорами. Им никто не встречался. Медлин была благодарна Полу за это решение.
Когда двери Белой комнаты раскрылись перед ней, она увидела ее. Медлин вздрогнула. Она была все та же. Холод пробежал по ее спине. Медлин не решалась зайти.
Эдриан была неопасна. Кисти рук были зафиксированы. Но, казалось, отпусти ее, она не шелохнется. Так и будет сидеть с ровной спиной, надменно поднятым подбородком и с прикрытыми веками.
Медлин разозлилась на свою нерешительность и сделала несколько уверенных шагов. Пол неслышно зашел следом.
Эдриан словно очнулась от звука ее каблуков.
- здравствуй, Медлин.
- Эдриан.
- ты все такая же.
Медлин не могла уже про нее сказать тоже самое. Голос был бесцветным. Глаза тусклые.
- мы пробовали все – она не знает ужаса и страха, ненависти, радости и других чувств. – произнес Пол.
- совершенно верно, Пол.
- это блеф, - произнесла Медлин.
- ты упряма, Медлин. по крайней мере, ты всегда можешь просмотреть данные исследований, прежде чем открывать рот, чтобы возразить своему шефу. – казалось, она скучала. Тон Эдриан был лишен эмоциональности.
Медлин начала закипать, но все же посмотрела на заключение медиков.
- абсолютный ноль. – пробормотала она.
- да. Но проблема не только в этом.
- я умираю. – равнодушно сообщила она.
- зачем она нам живой? – пожала плечами Медлин. – мы можем изучить этот процесс, набрав биологического материала. У нас ее тело.
- этот процесс не обнаружить в биологической среде. Мертвому телу не надо ничего подавлять, поэтому вы ничего не найдете.
- что конкретно ее убивает? – сухо спросила Медлин, повернувшись к Полу. Общаться с Эдриан ей не хотелось.
- мы не знаем. Головные боли, единственное, что она чувствует. Но убьет ли это ее, неизвестно. Но медики сообщили, что она не протянет и суток.
- ты сообщил Центру?
- нет. но если мы не найдем решение…
- надо замедлить процесс. И не убить.
- да. Но как?
- очень просто. – Медлин подошла ближе к Эдриан. – Поместим ее в привычную для нее среду. Лед.
- криокапсула ее убъет.
- нет. Если сделать это быстро. У нас будет время подготовиться к изучению процесса. Я хочу знать об этом все.
- Тебе не кажется это слишком жестоким? Она была одной из нас. – Пол колебался.
Медлин подошла еще совсем близко, посмотрела в стеклянные глаза Эдриан.
- ей все равно, поверь мне. Она ничего не чувствует. – Медлин замолчала на мгновенье. – кто запустил в ней процесс. Центр?
Зрачки Эдриан едва заметно расширились. Медлин находилась довольно близко, чтобы различить, как губы ее дрогнули, словно произнесли имя Джорж.
Медлин заинтересовало это. Она решила, что должна повторить исследование перед тем как отправит ее в криокапсулу.
- если мы получим препарат, мы избавимся от многих проблем. – произнес Пол. – ты можешь делать с ней что угодно. Мне нужен результат.
Шеф отдал приказ и вышел из комнаты, оставив их одних.


Пол.

Черт возьми, я должен гордиться Медлин. Должен ценить ее работоспособность. Должен поощрять ее сдержанность, хладнокровие, безжалостность, решительность, непоколебимость. Я не имею права выжимать из нее человечность и милосердие. Не должен ждать от нее любви. Не должен сталкивать ее в пропасть. Не должен играть с ней, показывать контрасты. Огонь и лед. Я не должен был будить в ней женщину. Она мой советник, она сотрудник Отдела. Она не может быть моей женщиной. Пол сжал кулаки. Он ненавидел сейчас Отдел. Медлин все делает правильно. Она не должна терять голову, не должна чувствовать. Не должна сомневаться.
Пол остановился. Он не хотел знать ничего об этом процессе. Он боялся, что Медлин испробует это на себе, рано или поздно. Рано или поздно, они все станут как Эдриан. Пол закрыл глаза. Он все еще был один посреди коридора. Мужчина понимал, что на данный момент намного слабее Медлин. Ему нужна она, живая, настоящая. А не ледяная, четко контролирующая себя идеальная исполнительница его приказов.
Пол доказал сам себе, что Медлин еще можно вывести из себя. От Эдриан он не мог добиться никаких эмоций. Она равнодушна ко всему. Полу было не по себе. Неуверенность росла в нем, когда он наблюдал, как растет решительность Медлин. Да, он понимал, что психолог ненавидела своего прежнего начальника. И что Отдел обязан провести исследование и получить нечто запускающее этот процесс в пробирке. Но…
Черт возьми, однажды они доиграются…

Сообщение отредактировал Anlil: Суббота, 27 апреля 2013, 13:44:58

Никита.

Создавалось впечатление, что все было против нее. Сегодня был не ее день. Она оказалась в чужом районе как раз в момент накала страстей между дворовыми группировками. И эти дворовые войны затевали совсем не шалопаи. Сумерки спустились на город и Никиту поглотила тревога. Эти дикари только и ждут случая напасть на беззащитного чужака. Никита искренне не понимала, к чему все это, если они не имеют за душой ни гроша. Ох, как она ошибалась на самом деле. Главарь их района никогда не был бедняком. И уж точно никогда не был беззащитным. Его звали Ллойд. Его братки собирали дань со всех торговых точек. Чем торговали - не важно, главное было уплатить налоги не только государству, иначе никакая полиция и не защитит их бизнес, а может и жизнь.
Никита шла беззвучно и была совсем незаметной тенью. Она не оглядывалась, смотрела под ноги и молила всех известных ей богов, чтобы они не послали ей неприятностей. Никита считала свою жизнь сплошной неприятностью. И в этот раз видимо ее боги спали и не слышали ее мольбы.
- эй! Парень!
Никита почувствовала, как остановилось ее сердце. Ну конечно! – зло усмехнулась она. Сердце ухнуло и долбануло ее с такой силой, что казалось, все услышат ее тахикардию. Ее паника сменилась агрессивностью. Эта особенность редко помогала ей. От страха она боролась еще отчаяннее.
Она остановилась и резко развернулась на звук. Их было всего пятеро. И у них были дубинки и кастеты. А у одного был ножик. Такой маленький и блестящий. Она знала всех по именно. И они не были ее друзьями.
И они узнали, кто она. Подружка Ллойда. И не волновало их, что информация давно устарела.
- ты? – насмешливо произнес один из них и презрительно сплюнул.
Никита сжалась. Она одна против пятерых. Не самое страшное, ей богу, успокаивала она себя, пыталась выровнять дыхание. Вот куда страшнее одна против всего мира, - думала она. Она огляделась. Под ногами она увидела тонкую цепь. Ребята были достаточно далеко и можно развернуться и бежать. Бежать и прибежать к их товарищам. Это не самый лучший вариант, несмотря на то, что бегать Никита умела хорошо. Девушка присела и быстро схватила цепочку. Отлично, к концу цепи был привязан свинцовый грузик. Если хорошенько раскрутить, то это может оказаться неплохим оружием даже против пятерых. Никита знала их, они были тупыми, неловкими и не умели работать сообща. Никита была одна и умела защищаться.
Парни подходили ближе. Они смеялись и выкрикивали оскорбительные слова в ее адрес. Никита не слушала их. Она сосредоточенно сматывала цепь. Ей надо бы определить ее длину. И надо было освободиться от мешковатой куртки.
Пятеро подошли на расстоянии цепочки Никиты. Они продолжали озвучивать свои планы на счет нее. Когда Никита начала снимать куртку, они насмешливо подбодрили ее. Но Никита не собиралась уступать им ни в чем. Сбросив куртку она вкинула руку. Один их пятерых резко завопил и прижал руки к лицу. Сквозь его пальцы сочилась кровь. Четверо его дружков в прямом смысле отскочили от него. Никита раскручивала на головой цепочку так быстро, что ее не было видно в полумраке. Один озверевший ринулся на нее, получил болезненный удар по голове. Грузик на конце цепи делал это простое оружие почти смертельным. Он заорал больше от испуга. Боль пришла позже, и он снова закричал, свалившись на землю.
- ведьма!
Никита стояла на месте, ее обидчики не могли понять, что их косит.
Трое.
Никита смотрела зло. Ее глаза блестели от возбуждения и ужаса, который сковывал внутри все, как ей казалось. Она знала одно отчаяние. То, что двоих она срезала, ее не воодушевляло. Трое осталось. Трое против одной. Если эти трое возьмут себя в руки, она проиграет их силе. Но просто так не сдастся.
Трое кинулись к орущим. Помогли им подняться. Никита могла использовать это для побега. Но бежать еще три их квартала. В принципе, она знала короткий путь. Но и эти товарищи знали короткий путь. И нет никакой вероятности, что эти кварталы курируют сегодня только они. Чертов Ллойд затеял войну. А Никита одна.
Девушка прекратила раскручивать цепь. Ее руки висели расслабленно. Она смотрела на троих своих обидчиков. Двое не могли прийти в себя. Раны были серьезные, они были оглушены.
Трое подходили ближе. Она медленно пятилась назад. Понимала, что это бессмысленно, это только делает ее жертвой, а их охотниками, но она выбрала все-таки движение, ее походка была пружинистой, она словно танцевала, медленно и красиво. Знала, если остановится, то не сможет пошевелиться. Сложно двигаться, когда испытываешь ужас, когда страх сковывает.
Одного ударила резко выбросив цепь, второго – ногой в солнечное сплетение. Но и ей досталось. Когда сразила второго, третий сбил ее с ног и проехался ботинком по голове. Впрочем, Никита сбила с ног и его, удавив своим ботинком в колено. Что-то хрустнуло. Никита была без оружия, если не считать зубов и ногтей, сильных рук, ног и хорошей реакции. Ну и конечно привычки всегда бороться. И умения бежать и прятаться.
Она вынуждена была стать такой отчаянной и наглой. Наглость ее заключалась в том, что все было против нее, но она все равно выживала.
Она бежала по подворотням, избегала открытых участков и прямых дорог. Она словно тень, стремительно скользила, исчезала, оставалась незамеченной. Ее ловкость поражала. Она взбиралась на крыши, преодолевала высокие заборы с такой легкостью, словно не весила ничего, а ее тело было пружиной. Она не теряла равновесия, когда пробегала по узким, ненадежным балкам. Она знала только одно – если подумаешь, что упадешь – упадешь. Поэтому она не думала. Не думала о том, что она с чем-то не справится. Сердце глухо билось. И ей все еще было страшно.
Даже в своем районе, в безопасном для нее месте, она не сбавила скорость. Даже когда увидела своих. Для нее по сути не было своих. Она была одна. Просто иногда некоторые люди не доставляли ей неприятностей, она не считала их своими друзьями. Ведь даже за то, что они ее не обижают, приходилось платить. Добравшись до своего чердака, она рухнула на свою импровизированную кровать. Она тяжело дышала и ее кулаки были сжаты. Она готова была защищаться. Успокоилась она нескоро, загнанная лань. Сегодня ей повезло. Холод начинал сковывать ее разгоряченное от бега тело. Куртку она оставила там. Мокрый от пота свитер на голое тело становился ледяным. Она сняла его и стала растирать кожу. Нашлась холодная, но сухая одежда. Никита сидела во тьме. Некрасивая, грязная, голодная и злая. На свое чувство, что весь мир против нее, она ответила яростно – Черта с два! Ее глаза метал молнии. Правда их никто не видел. Никита немного согрелась. Вернее, она была уже не смертельно замершей.
Уснула она быстро. Это было ее единственным лекарством. Сон спасал от голода и от реального мира. Она видела очень яркие сны. Во снах она часто смотрела на солнце и оно не слепило ее. Во снах ей было тепло. Она улыбалась во сне. Просыпаясь, ее улыбка не всегда успевала исчезнуть. Но через миг она снова становилась угрюмой, недоверчивой и осторожной.
На следующий день она обнаружила у порога куртку и немного еды. Никита знала, кто ее ангел-хранитель. Ллойд. Его разведка хорошо работает. Даже Никите не удавалась скрыться от нее. Никита хмуро надела куртку и поела. За это внимание полагалось расплачиваться. Но кто сказал, что Никита следовала правилам? Если Ллойд надеялся на другое, то это было его проблемами. Никита твердо решила, что к нему никогда не вернется. И она также знала, что скоро останется в самом деле одна против всего мира.

Пол.

Глава Первого Отдела стоял неподвижно в своем офисе и невидящим взглядом словно просверливал на экране стены дыру. Внутри все кипело. Он хотел взорвать это место. Вальтер бы помог ему, если бы знал. Но не знал никто. И никто не помогал. Пол сосредоточенно и непоколебимо топил себя в своей ярости. Ощущение беспомощности и усталость в последнее время были его спутниками. Он не мог понять, почему, и вскоре стал воспринимать это как нечто само собой разумеющееся, то, чего не избежать человеку, стоящему выше всех в Отделе. Пол помрачнел, «выше всех в Отделе» - факт, он действительно стоит на верхнем ярусе этого муравейника. Вот и все. Он не имеет абсолютную власть, а свободы у простого рекрута больше, чем у него. Даже у узника в Белой комнате, прикованного к стулу, больше свободы, чем у него. Пол ненавидел это место. и каждого. И Медлин.
Медлин. На этом имени он начал спотыкаться.
Он бы убил ее, если бы мог. Но она и тогда не станет его. Пол скривился. У него в руках весь Отдел и пол мира. И у него абсолютно ничего нет. Кроме усталости и чувства беспомощности.
Вчера он пришел к Эдриан. Молча сел напротив и смотрел на ее лицо. Женщина устало смотрела на него. Ее мучили головные боли, но ей кололи сильнодействующее обезболивающее. Пол хотел поговорить с кем-нибудь, кто бы его понял. Эдриан раньше хорошо его понимала. У них были крепкие рабочие отношения. Эдриан устало усмехнулась. Когда-то давно она советовала Полу избавиться от Медлин. Эдриан надменно наблюдала за ним до сих пор. Может быть, она сделала Медлин его помощником, чтобы Пол рано или поздно послушался ее совета.
Пол знал, что Эдриан попытается сбить его с верного пути, попытается настроить против Медлин.
- вот она, жизнь, - сказала Эдриан. – Вечно все то же: один ждет другого, а его нет и нет. всегда кто-нибудь любит сильнее, чем любят его. и наступает час, когда хочется уничтожить то, что ты любишь, чтобы оно тебя больше не мучило. Ведь так?
Но Пол ничего не мог ответить.
Он поплелся прочь. С таким настроением можно спровоцировать серьезный конфликт. Пол вспомнил про Сирию. Спровоцировать мировую. Ядерную. Ой-ё-ё, - Пол зажмурился и тряхнул головой – все войны начинаются из-за женщины. Моя Жозефина.
Пол бродил по коридорам Отдела. Когда слышал чьи-то шаги, сворачивал в тихий коридор. Благо, для него не было запретных зон. Он ждал, когда вернутся силы. Ждал, когда стены Отдела поделятся своей нерушимостью, холодом, равнодушием. Он резко остановился, когда понял, что идет за шагами. Знакомыми ему шагами. Медлин. он стал спотыкаться на имени. Он услышал, как она смеется. С ума сойти, как сексуально она смеется. Пол едва сдержался, чтобы не побежать к ней. Он стиснул зубы. Он напрягся. Словно тигр перед прыжком, он замер. Шаги удалялись. Снова приглушенный смех. Пол не выдержал и пошел вперед. Он увидел, как мелькнули их тени. И скрылись.
В Отделе не было запретных зон для Пола. Но ему показалось, что сквозь него прошел ток. Перед ним возник невидимый экран. Он не пускал его. Он больше не мог сделать ни шага.



Юрген.

Он свернул ему шею.
Его жертвой оказался молодой парень лет двадцати. Совсем ребенок, Юрген поморщился.
- прости, - пробормотал он, равнодушно разглядывая лицо мальчишки. – Отдел поручил тебе невыполнимое задание.
Это его четвертое убийство за месяц.
Юрген набрал номер Сеймура.
- слушай, пришли зачистку. И выбери более ненавязчивого следока для меня.
Юрген отключился. Отдел решил следить за ним, но работать и так некому, поэтому посылал неопытных агентов. Юрген старался их терпеть. Но терпение рано или поздно заканчивалось.
Он готовился к спасению Симоны. Нашел им уютный небольшой домик. Оборудовал подвал. Он же должен противостоять целому миру. Он вообще-то не совсем представлял, как это все будет происходить. Он будет бросать гранаты, а молодая мать стирать пеленки и унимать капризного выродка? Юрген разозлился на себя. Он стал ловить себя на мысли, что ненавидит это отродье. Был бы другой отец, только не Майкл.
И даже если так все примерно и будет, не факт, что эта своенравная бешеная Симона не бросит все и не кинется вытаскивать Майкла из очередного дерьма, в которое он обязательно влезет. А еще лучше – пошлет главного спасателя – Юргена.
Может быть убедить Симону сделать аборт… но она загрызет, не согласится. Уже не согласится. В ней сильно развился материнский инстинкт.
Можно спровоцировать выкидыш. И Отдел почти доволен, и Симоне ничто не будет угрожать. Проверку она пройдет. А если не пройдет, то я возьмусь за ее подготовку и восстановление. А Майкла я убью.
Тоже не вариант. Отдел ее защитит, и Майкла тоже. Они им нужны. А я нет.
Все предельно просто. Так что подбирай обои в доме, мебель, к мебели ищи шторы… читай книги – курс молодого папы, заодно и мамы. Потому что вряд ли с Симоной не будет сложностей в первое время.
Можно грохнуть еще и Майкла. Ему дали сложное задание. надо бы выяснить, какое именно, перехватить этот объект. Тогда Отдел будет принадлежать мне. Я буду красным кардиналом.




Чарльз Сенд.

Чарльз вернулся с задания. Обычно его встречали. Обычно это был Пол. иногда Медлин. Реже – оба. Сейчас же двери лифта раскрылись, он не увидел никого. Даже Вальтер не вышел.
Это было как минимум странно.
Чарльз попытался приглушить свое раздражение, смешанное с тревогой.
«да ничего особенного не произошло»... повторял он себе. Для начала ему надо отметиться у Биркофа, потом сдаться Вальтеру, потом с отчетом снова к Биркофу, тот уже направит его или к Медлин, или сразу к Полу. Или может просто отправит отчет, а Чарльзу придется ждать распоряжения. К радости многих агентов, ждать можно было в комнате отдыха. Если, конечно, не было других распоряжений. Можно было принять душ, поспать, перекусить. Можно было отправиться в тренажерный зал. Своеобразный отдых, но многие агенты выбирали этот вариант. Или сон, или тренажеры.
Чарльза видеть из начальства никто не захотел. Его отчет отправили Полу. Чарльз немного потрепался с Вальтером, собрал информацию и поплелся в зону отдыха. Он рассчитывал на пару часов сна. Отчет он составил наискучнейший, задание выполнил идеально, и о нем вряд ли вспомнит начальство.
Прошло три часа. Он умел во время сна контролировать время. Он мог запрограммировать себя на пробуждение. И это не единственные его навыки и умения. Его берегла от пуль какая-то неведомая сила. У Сенда было всего два ранения. Кстати, это часто выставляло его в невыгодном свете. Но он всегда мог ответить Полу и Медлин, почему он остался жив.
Он открыл глаза и увидел Медлин.
- это сон?
Медлин думала.
Сенд протянул руку и дотронулся до ее плеча. Женщина медленно повернула голову.
- хорошая работа.
- а по-моему хуже не бывает.
Медлин резко дернулась и в одно мгновенье оказалась рядом с Чарльзом, ее голова оказалась на его плече. Сенд решил не шевелиться.
Он был в некотором случае подкаблучником. Да и кто с ней не будет подкаблучником? Всегда все решает она. а ты можешь соглашаться, можешь не соглашаться. В конечном итоге будет так, как она хочет. Без вариантов. Поэтому не было никакого смысла ее соблазнять, завоевывать, удерживать. Медлин приходила сама, уходила без предупреждения, внезапно. Даже остро. С этим ничего нельзя было поделать, и Сенд смирился, он принял ее такой. Он был скучный. Но верный.
Кто знает, может быть Медлин нужен кто-то родной, кто-то верный. Иногда.
- ты думал о браке?
- о чем?
- о жене.
- нет. Не думал. А ты? Хочешь замуж? – глаза Сенда были закрыты. Он улыбался.
- это глупо. Бессмысленно. Нерационально. Абсурдно. Вызывающе.
- да – Сенд все еще улыбался. – это что-то новенькое. – его заговорческий шепот щекотал ее шею.
Но Медлин внезапно резко встала, поправила костюм и вышла из комнаты. Сенд улыбнулся шире. Глаза он не открывал.
Все-таки о нем думали. По нему скучали. Немного.



Медлин.

Медлин, возьми себя в руки. Ты теряешь голову. Да, он невероятно притягательный тип. Его сдержанность заводит. Но помни кто ты, кто он. гипноз. Он обладает секретами гипноза. А руки? Господи, это лучший ученик Симоны. Это огонь и лед. Это жизнь и смерть. Майкл Сэмюель.
Когда Медлин исследовала Эдриан, чувствовала в себе растущее бунтарство. Хотелось снова ей перечить. Хотелось быть огнем. Потому что лед Эдриан был слишком сильным оружием. Медлин поняла желание Пола увидеться со своим психологом после беседы с бывшей главой Отдела. Медлин испытала то же самое.
Но у нее было много дел. Надо было решить вопрос с Симоной. А Симона не была готова решать вопросы. Она злилась на Майкла. и Медлин пришлось пойти к нему. А он в свою очередь, слишком долго изучал пресную Елену, слишком долго выслушивал капризы Симоны, слишком долго сидел в своем офисе, слишком одурел от серых стен. Всего было слишком. Медлин оправдывала себя. Оправдывала его. И готова была оправдать Симону. Потому что она тоже не прочь залететь от такого, как Майкл. Стоп. Медлин снова тормозила себя. Это все проделки этой ведьмы Эдриан. Запихнуть ее к криокапсулу и забыть на полвека ей уже не хотелось. Эта женщина была весьма интересна. Но работать с ней было тяжело. Необходимое противоядие она нашла. Майкл Сэмюель.
Как ужасно. Как грубо. Как не похоже на нее – сдержанную Медлин. Разумную Медлин.
Чем дольше общалась с ней Медлин, тем меньше хотела быть похожей на нее.
Она понимала, что Пол не оставит это так. Она знала, что у Майкла слишком много в отделе неприятелей. Она знала, что Елена еще не на крючке. Все еще!
Медлин придумала план. Она пустит пыль в глаза Полу. Она отстранит всех майкловских неприятелей. Она поможет найти подход к Елене.
Стоп.
Первый Отдел…
Приоритет… доминанта… альфа…
Медлин снова и снова возвращалась к изучению Эдриан.
И все отчетливее понимала, что сходит с ума.



Майкл.

Елена Вачек любит искусство эпохи Возрождения, готовить, читать и заниматься в саду.
Елена Вачек недавно пережила смерть матери. Осталась одна.
Весьма самостоятельна. Работает в информационном центре.
После работы ничем особым не занимается.
Личная жизнь… нет личной жизни. И не было.
Влюбилась однажды. На первом курсе. Безответная любовь. Два года страдала. Сейчас все ровно.
Елена Вачек правильно говорит, не любит быстрой езды, готовит строго по рецепту, одевается неброско, скромно.
Любит рыбалку. Отпускает на волю всю пойманную рыбу.
Елена Вачек необщительная, замкнутая.
Елена Вачек… Застрелиться какая скучная особа, со скучной улыбкой, блестящими карими глазами и недурной от природы фигурой. Елена Вачек не собирается влюбляться в кого бы то ни было, она хочет большой дом, крепкую семью и много детей. И что бы никаких соседей и их визитов. И других людей тоже. И вообще, жить в пустыне. На необитаемом острове. На Марсе. А еще лучше – на Луне.
Елена Вачек вежливая и холодная рыбка.
Майкл готов был взвыть.
Они слишком похожи друг на друга. Если оба любят молчать, из этого ничего не выйдет.
Майкл вышел на ее место работы. она работает там шесть лет. У нее нет подруг. На обеды ходит одна. Ее никто не встречает с работы. Она ни с кем не общается, не поддерживает сплетни и распри, не клевещет ни на кого. Ответственно подходит к порученному делу. Майкл собирал информацию. Он попал в ее поле зрения. Она посмотрела на него, и продолжила работать. И все. Майкл был обескуражен. Может ее интересуют девушки? Он сел неподалеку и стал наблюдать. Она странно смотрит на людей. Елена Вачек слепая бездушная куколка… обычно человек сначала смотрит на лицо. Потом пробегает по фигуре, потом снова возвращается на лицо. Это если смотрят на противоположный пол и это им интересно. Но Елена вообще не смотрит! Ее ничего не интересует.
Как ее заинтересовать…
Как заинтересовать себя…
Она очень изящная. Она милая. У нее красивые волосы. И зубы.
Боже мой, лошадь у меня вызвала бы больше симпатии.
Так нельзя. Итак, Елена Вачек. Красивое имя. Красивые длинные ноги. Тонкая талия. Кисти рук – очень мило… Майкл был готов выть прямо там. Он не знал, как с ней работать.
- молодой человек, Вам нехорошо?
У Елены Вачек приятный голос.
- Вы слышите меня? с Вами все в порядке? – Елена стояла совсем рядом и обращалась к Майклу. Она нервно озиралась, ей было не совсем комфортно, но она не могла позволить себе пройти мимо бледного полуобморочного человека.
- все хорошо, здесь душно просто.
- хотите я провожу Вас к окошку?
- нет, спасибо.
Елена внимательно посмотрела на мужчину. Потом неуверенно повела плечами и прошла на свое место. Майкл не улыбался ей. Он сидел на своем месте, равнодушно поглядывал в ее сторону. Вот теперь Елена тоже была вынуждена следить за человеком, которому было явно нехорошо. Через час скрытого наблюдения, Елена поймала себя на мысли, что наблюдает за ним в открытую. Даже улыбается. Но он не отвечает на ее улыбку. Вот это странно. Елена знала, что обладает очаровательной внешностью, и ее немного задело, что тому мужчине она не приглянулась, не очаровала его. подошла его очередь и Майкл скрылся в одним из кабинетов. Он знал, что Елена неосознанно ждала, когда он выйдет. И он знал, что она бросит на него взгляд, а потом неделю будет жалеть о том, что не попыталась познакомиться. Поэтому он вышел из кабинета со скандалом, шумно хлопнул дверью и проорал, что им плевать на чужие беды. Елена изобразила сочувствие на лице и уткнулась в свои бумаги.
Майкл покинул центр. По крайней мере она его запомнит.

В этот раз он ни от кого не бежал. Симона в Отделе ходила за ним по пятам, ему было немного ее жаль, но он злился на нее. Как глупо поступать так, - считал он. Если она хочет погубить себя, то почему он тоже должен этого хотеть? Она свалила всю ответственность за беременность на него. И Майкл предлагал свое решение проблемы. Но Симона упрямилась. Отдел не предпринимал ничего. Майкл рассматривал все варианты. Вариант, где ребенок появляется на свет, ему нравился меньше всего. Обсудить это с бывшей любовницей не получалось, и Майкл утратил надежду быть услышанным. И он был вынужден оставить вопрос нерешенным. Не было никаких задушевных бесед с Симоной, они были сами по себе. Каждый решал текущие проблемы. У Майкла была Елена, у Симоны – токсикоз. Он рассчитывал на помощь Симоны в деле Вачек, но это оказалось бессмысленно – спрашивать советы по соблазнению другой особы. Симона бы точно задымилась. Или ее разорвало бы от злости, которую она не может выплеснуть на Майкла. Он парализовывал своим безразличием, холодным пустым взглядом.
Что касается Медлин, то она оказалась весьма кстати. Он так долго сидел над делом Елены, что начал терять ощущение реальности. Он помнил, что с Медлин шутки плохи. И что просто так ничего не происходит. но черт возьми, ему было плевать на это. С головой в новый омут. Тем более неизвестно, какие бы были последствия, откажи он ей. Она ему нравилась. Нет. Не нравилась. Он хотел ее. И он был умнее в этот раз. И потом, должен же был он реабилитироваться после того ужасного поведения, когда он едва сдал экзамен, тогда, на столе. Майкл даже думать о том случае не хотел. в итоге он весьма успешно сдавал все зачеты и экзамены. Впрочем, иногда прекращал быть милым и становился более требовательным к Медлин. Теплых отношений между ними не было. Медлин не пыталась вывернуть его душу наизнанку, ей было плевать на него. Майклу было плевать на нее. Так он думал, что Медлин контролирует ситуацию так же как и он. Правда однажды она так смотрела в его глаза, что Майкл едва не закричал – Пожалуйста, не надо о чувствах, не надо произносить что-то про любовь. К черту ее!
Майкл оставался холодным. Он научился уходить красиво. Его же научила когда-то Медлин не портить все лишними словами, объяснениями, взглядами и так далее.
Однажды он вышел на свежий воздух и ему стало плохо. Он едва не упал на газон. Он так хотел почувствовать прохладу травы, свежесть ее. Он вспомнил, как в детстве он любил валаться на спине и смотреть в небо, как ветер гонит пушистые мягкие облака, как они меняют форму. Майкл поднял голову и увидел серое небо. и стало так душно, он готов был плакать. Он хотел зареветь. Громко, горько. Он провел ладонью по щеке – слез не оказалось. Он увидел отражение в витрине. Мертвец. Майкл улыбнулся своему отражению – получи. Он с наслаждением всматривался в себя, он хотел, чтобы ему стало еще хуже. Еще больнее, ближе к смерти. Он шел к Елене и думал о том, что он не приближается к смерти. Он приближается к вечности. Отдел не увеличивает шансы встретить смерть. Отдел делает его бесконечным.
С этими мыслями он пришел к ней на работу. Он решил не терять время, как в прошлый раз. В любом случае, она от меня никуда не денется, - поставил точку он, - поэтому не будем тратить время на бессмысленные переглядывания и нерешительность.
- привет. – Майкл постарался сделать взгляд теплее.
Елена вздрогнула от неожиданности, испуганно уставилась на Майкла, потом огляделась. Было ощущение, что она забыла, где находится.
- привет – голос у нее был красивый.
- во сколько вы заканчиваете работу? Я приглашаю вас на кофе. Вы пьете кофе? – Майкл пытался быть не столь агрессивным.
Елена начала что-то мямлить. Майк смотрел ей в глаза, не отрываясь, не отвлекаясь на ее лепет. Ему было все равно, что она скажет, потому что сегодня вечером он в любом случае ведет ее в кафе.
Вдруг Елена замолчала. Майкл улыбнулся.
- тогда сегодня в пять, - мягко и уверенно произнес он, оторвался от ее глаз нарочно нехотя и нашел взглядом бейджик, - Елена, - словно пропел он ее имя, пробуя звуки имени на вкус.
Любая бы растаяла. Елена потеряла голову. Ей понравилась его уверенность и наглость. Майкл хорошо ее изучил и знал, что начал покорять ее своей силой. Елена слабая. Кто-то рядом с ней должен быть уверенным и сильным.
Майкл уходил прочь, он знал, что она не сводит глаз с него.
«Добро пожаловать в мир иллюзий и лжи. Добро пожаловать в Отдел, Елена».

Сообщение отредактировал Anlil: Воскресенье, 26 мая 2013, 11:09:05

Майкл.

И после бури идет дождь. Крупные капли стекали по лицу, падали на рубашку, ткань намокала. Майкл облизнул губы. Минералка с газом.
Симона тяжело дышала. Ее лицо начинала приобретать осмысленное выражение. Выплеснуть стакан минералки в лицо Майклу, после того, как он протянул тот злосчастный стакан ей, дабы успокоить, прекратить ее истерию и панику. Не сказать, что это ей не помогло. Она по крайней мере молчит.
Майкл прекрасно понимал ее. И не спорил, потому что женщина была права. Да, он бесчувственная скотина.
Майкл спокойно пошел в ванную за полотенцем.
Женщина в гостиной плакала. он замер на какое-то мгновенье и посмотрел на себя в зеркало. Бесчувственная скотина. Женщина всхлипывала. Можно подойти и обнять. Можно не обращать внимания. И тогда она уйдет. Можно снова попытаться обратиться к ее разуму. И снова выслушивать истерику.
Майкл не мог решить. Он смотрел в зеркало. Лицо его было спокойным, равнодушным. Жутким. Но руки дрожали. Он опирался о край раковины и всматривался в свое лицо.
Он вышел из ванны. Симона подняла на него глаза. Она была напугана. Она ждала его слов.
- ты права, Симона. – произнес он тихо. – ты чертовски права. Я бесчувственная скотина. Я никогда тебя не любил. Ты права, пытаясь бороться, пытаясь сохранить другую жизнь. Ты права.
Симона все еще смотрела на него.

Две недели назад Медлин ушла от него. Две недели назад он начал встречаться с Еленой. Вачек оказалась не такой сложной и дикой. Медлин оказалась не такой идеальной. Симона оказалась не такой сильной. Софи-Жозефина оказалась не такой глупой. Кассандра оказалась не такой беспомощной. Разочарование? Да брось, Майкл. ты сам оказался не совсем сильным. И не идеальным. И совсем не сложным. Не самый умный. И не всемогущий. Вот даже со своими дрожащими руками не можешь справиться. Нервную дрожь не унять. Так хочется быть пустым и равнодушным. А внутри шторм. Чем сильнее шторм, тем бесцветнее лицо. Бесчувственная скотина?
- мне нужны гарантии, что они ничего не сделают ребенку. – проскулила Симона.
- я хочу его защитить. Слышишь?
- я не смогу сохранить это все, если тебе все равно.

Симона говорила. Она была права. отдел не станет с ней церемонится, когда поймет, что Майклу все равно, что он и без Симоны справится с Еленой. И с любым другим порученным ему заданием. Он на сегодняшний день справится даже с дьяволом. Один.
- выходи за меня.
Повисло молчание.
- если ты будешь моей женой, Отдел не станет рисковать. Кстати, твое задание помогать мне, не так ли? Что может быть лучше такой тренировки.
Майкл ненавидел себя за такие холодные слова. Они причиняли ей боль. но иначе он не мог. Не мог себе этого позволить.
Симона смотрела в одну точку. Она устала. Она усмехнулась и бесцветно произнесла – Мне надо подумать.
- хорошо.
Майкл хотел было пройти на кухню, но что-то его остановило.
- почему? Почему для тебя так важен этот… эмбрион?
- впервые в жизни я почувствовала, что я что-то делаю правильно. Мне кажется, что я знала это еще при нашей первой встречи. Я не позволю никому причинить ему боль.
Майкл подошел ближе. Он наконец-то обнял ее. Осторожно прижал к себе. И впервые за много недель ему стало немного легче. Какая-то боль, старая, начала немного его отпускать.
- я бы хотел тебе помочь. – прошептал он. он не для Симоны это сказал. Он сознался перед самим собой.
- я выйду за тебя. сообщи об этом Полу.
Симона выбралась из его объятий. Ей пора было уходить. Движения ее были красивыми, но усталыми.
- сообщи Полу – твердо сказала она, приходя в себя после сложного разговора. Она отвернулась и как-то совсем холодно, бесцветно – а Медлин сообщу я.


Это было самое главное – сообщить об этом глупом шаге начальству. Держать это в тайне не имело никакого смысла. В общем, мы ради этого все это и затеяли. Симона нашла кольцо, мне пришлось зайти в первый попавшийся ювелирный и купить себе золотое обручальное кольцо. Немного подумав, я купил Симоне ее. Как-то не по себе было осознавать, что это игра. Поэтому пусть хоть кольца будут вручены правильно. Я отдал ей его, произнес слова, которые обычно произносят в таком случае и мы скрепили наше решение поцелуем. Я заметил, что Симона едва удержалась, чтобы не изобразить недовольство. Мы пошутили на тему, что если мы надоедим друг другу, то на этот случай у нас всегда с собой оружие. это немного ее расслабило и она впервые улыбнулась свободно и искренне.
- всех ушедших хватило мне, чтоб уверовать в право всех других воскрешать.

И это тоже было правдой. Те, кто умер, те, кто оставил меня и кого оставил я, были со мной. Или во мне? В любом случае, они были.

Я в Отделе.
Биркоф ответил мне, что шеф не в духе и что будет счастлив выбить мои мозги и сделать из них коктейль. Странный он, этот Биркоф. Произнеся это, он задумался, видимо представив вкус этого напитка, побледнел и ринулся что-то печатать, погрузился в работу. И больше спрашивать я его ни о чем не стал.
Шеф и в самом деле стал немного неадекватным. Он резко осунулся. Таким измотанным я его еще не видел. Казалось, он не слышал меня, кивал своим мыслям. Я сообщил ему о том, что Симона моя жена и что мы не намерены сдаваться, что мы будем бороться. Пол молчал. Стучал пальцами по столешнице. Это немного нервировало.
- это все очень интересно, конечно. Мне понятен ход мыслей. Но ты уверен, что Елена на крючке? Почему ты думаешь, что я не грохну тебя и не заменю? например, Юргеном? У него есть привилегия, посильнее твоей. И опыт. Побольше твоего.
- да, но вы не хотите работать с Юргеном.
- тоже верно. Но это слабый аргумент.
Я не знал, что ответить ему. он ждал ответа. Или не ждал. Он просто молчал, сверлил меня своими стальными взглядами. Он ненавидел меня.
И вдруг он рассмеялся – Для Медлин это будет сюрпризом.
И помрачнел.
- хорошо, Майкл. Считай, Симона получила отсрочку приговора. Но учти. Я позволяю тебе так вести себя только потому, что ты меня пока интересуешь. Не разочаровывай меня. Твой детский лепет меня позабавил. Но знай меру.
Никто здесь меры не знает. В Отделе это чувство атрофируется, черт возьми. Но ты еще слишком заменяем, Майкл Сэмюель.
Пол поднялся и прошел к экрану.
-подойди сюда.
Я сделал это. Теперь я стоял рядом с ним. Странное чувство. Я смотрел туда же, куда и он. И видимо ощущал то же самое. Власть. Непроизвольно я вытянулся. Смотреть свысока. Полу сложно этого не делать.
- что ты видишь? – его властный тон вернул меня с небес на землю.
Я подумал секунду и ответил. Самое нелепое, что мог сказать – Людей.
Потому что я в самом деле видел их.
Пол усмехнулся едва заметно. Одними глазами.
- оперативники Отдела. Юрген. Симона. Медлин… Кристофер, - Пол перечислял имена. – Вальтер. Сеймур. Я называю только имена. Ты понимаешь, о ком я, хотя Вальтеров, Сеймуров, Медлин десятки здесь. Назову имя «Майкл», и каждому потребуется уточнение. Какой Майкл. какой Майкл Сэмюель? Первоклассный агент? Правая рука Шефа? – Пол смаковал слова, но следующее произнес мрачно – подстилка, любовник Медлин? тебе решать. Можешь идти.

Вышел я молча. Сеймур был прав, Пол с удовольствием сделай коктейль из моих мозгов. Что я творю? Если Симона подписывает себе приговор, почему я тоже должен так поступать? Почему я тоже смотрю в бездну?
Смотреть так на все это больше не получится – свысока. Теперь я среди планктона. Я планктон.
Я поднял голову. Пол беседовал с кем-то. Его собеседник заметно нервничал. Шеф был спокоен.
Через пол часа я встретился с Симоной. Она ликовала. Глупая маленькая женщина. Думает, что победила.


Медлин.

Слишком много дел. Рекруты в этом сезоне не прошли проверку. Сто процентов на ликвидацию. Учебный состав в этот раз плохо справился со своими задачами. Скоро придется самой браться за подготовку агентов. Тюрьмы и психушки – не самые удачные места вербовки. можно хватать людей с улиц. И что? И ничего. Ликвидировать через месяц – другой.
И Пол уже не требует объяснений. Он улыбается и пожимает плечами. «Справишься».
Где набирать людей?
И как их готовить?
Всех отдавать Юргену? Кристоферу? А может и в самом деле придется самой обучать. Читать лекции. Какой бред. Нерациональный, непродуктивный план.
Медлин разозлилась и открыла папку по Никите. Вот кого не хватает Отделу – контрольный выстрел – ни в какие рамки не вписывающаяся девочка-подросток, дикая и своенравная. После стопроцентного провала остается вербовать вот таких. И можно положить заявление на стол и пустить пулю себе в лоб.
Работать некому.
Так что с пулями в лоб потом. Хотя в этой чахорде никто не удивится, что загнанная Медлин пристрелит себя. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?

Хорошо, что Майкл не ошибается с этой Вачек. Медленно, но верно девочка влюбляется, привязывается. Самое сложное в этой истории – уравновесить Майкла. стоит его немного толкнуть – его заштормит и миссия окажется на грани провала. И Пол собственноручно спустит с него шкуру. И заодно с меня.
Елена Вачек. Майкл выучил ее наизусть. Хорошо работает. Мне он нравится. И Пол им тоже доволен, пока.
Пол. часто мои мысли возвращаются к нему. Я начала зависеть от него. Зависеть от оценок моим действиям. После романа с Майклом, а Пол узнал о нем, шеф стал безразличным. Возможно это усталость. Возможно, я ему опротивела. Такое тоже может быть. Но скорее всего, это все проделки Эдриан. Пол регулярно навещает ее. Я готовлю ее организм к заморозке. Пол не вмешивается. И я не тороплюсь. С этой дамой нельзя торопиться. Жаль, что она не сможет стать моей подчиненной.
Тревога последних дней не оставляет меня. Пол может решить, что ее советы ценнее моих и тогда я поменяюсь местами с ней… Пол больше не нуждается во мне, как раньше. И почему-то это меня злит.
Даже больше, чем успех Майкла с Еленой.
Даже больше, чем наивность Симоны. И ее положение.
Даже больше, чем стопроцентная ликвидация рекрутов этого сезона.
Ничего страшного, наберем новых учеников. Ничего страшного, справимся со взбалмошной Симоной, ничего страшного, мы контролируем Майкла. Ничего страшного, я верну расположение Пола.
Как-нибудь…



Пол.

Здесь слишком душно. Надо все-таки вникнуть в то, что говорит мне этот человек. Вирус. Одна маленькая страна вывела новый вирус. Другие маленькие страны пытаются выкрасть этот вирус. Оружие массового поражения. Массового уничтожения. Была бы здесь Медлин. вот послушать бы и ей этот тридцатиминутный бред. Какой смысл в вашем вирусе? Какой смысл Отделу защищать вас, нерадивых? Нет, пусть этот вирус перехватят другие страны. И умы всех стран найдут вакцину. Вот тогда это оружие можно будет использовать. Какой смысл ставить под угрозу все слои населения? Мне нужна вакцина. Дурак, ты полный идиот. Или меня таким считаешь.
Вот стоишь передо мной, обливаешься потом, брызжешь слюной. Занимаешь мое время. И я могу заткнуть тебя. навсегда. Одним движением. Ребром в гортань. Похрипишь минуту и все. Так ведь ты нам нужен живым. Ваша маленькая страна нужна нам.
Я знаю, что придется выделять им людей. А их мало. Может быть тех нерадивых новобранцев? Все равно вирус попадет в чужие руки.
Ты говоришь и не знаешь, что один штамм уже находится под изучением в моей лаборатории. И если мои ученые найдут вакцину, ты и твоя маленькая страна мне будет не нужна. И прекратятся поставки оружия на ваши игры с соседями. И все… впрочем, твоих соседей мы тоже снабжаем. Они платят нам тоже. А когда вы уничтожите друг друга, вы явитесь снова и попросите еще средств. У вас появятся другие соседи. Более могущественные. Тоже мои «друзья». Им я тоже помогаю. Их я обегаю от таких мелких и назойливых стран.
Как душно здесь.


Биркоф.

Люблю шум рабочего компьютера. Здесь все так, как мне удобно. Иногда кажется, что Отдел весьма участлив к моей доле. Иногда кажется, что я здесь особенный. У меня много работы. Как и у всех. У меня задания. И я тоже стараюсь не ошибаться. Вальтер добр ко мне. Медлин снисходительна. Шеф не замечает. Но иногда он улыбается и в знак уважения или благодарности за хорошую работу жмет мою руку. Это воодушевляет. Правда иногда кажется, что этими же руками он когда-нибудь окрутит мою голову, в случае чего. Вальтер говорит, что он не всегда был таким. Говорит, что раньше он был веселым дурнем, который любил выпить и подраться. Наш шеф был, говорит он, тупым неуправляемым обормотом. Вальтер много говорит. Он скучает по тем временам, но сам я бы не хотел увидеть того Пола. Еще он рассказывал про Медлин. Она всегда была умницей, а еще была своенравной бунтаркой, сводила с ума начальство своими выходками. Он так и говорит – Когда Медлин была совсем девчонкой… в эти моменты я озираюсь по сторонам. Вальтер, говорю я, здесь же повсюду прослушка, но Вальтер только смеется и повышает голос, мол, ему все равно. Он, видимо, не изменился. Но мне нравится болтать с ним. Мне стало казаться, что мы все – одна семья. Есть здесь и странные личности, от которых я всегда держусь подальше. Но их совершенно не опасается Вальтер. Весьма коммуникабельный тип. Вначале он меня раздражал. Но он познакомил меня с такими людьми… чего стоит знакомство с Дженн… а Сара… в общем, Вальтер любит закатывать вечеринки. Как ни странно, в его графике находится время на эти увеселения. Иногда я считаю его безумным. Я все время его таким считаю. И все его считают веселым, влюбленным в жизнь безумцем.
Но после таких встреч он угрюм и мрачен.
Однажды он весь день ворчал. Ему не нравился Отдел. Он ненавидел его. и хотел все взорвать. Он говорил об этом громко. Даже Медлин это говорил. Но Медлин лишь улыбалась и уходила прочь.
Он стал скрытен в последнее время. Я знаю, что ему поручили выслеживать будущего новобранца. Отдел все еще не завербовал ее, но Вальтер распсиховался жутко. И его смена настроения начала меня нервировать. Я боялся за него. Старик смеялся в ответ и самонадеянно утверждал, что начальство не посмеет его устранить. Но я не совсем верил ему. и я видел, что и сам Вальтер в это не совсем верит. Прошлое осталось в прошлом. Они изменились. Пол не такой добродушный парень, а Медлин не такая своенравная и свободолюбивая, как прежде. И их команда давно распалась. Нет больше трио. Никто никого не уравновешивает. Они нашли в себе баланс и твердо стоят на ногах. Только Вальтер живет там, в тех воспоминаниях, когда он был нужен. Я боюсь, что его убьют.
- ты нужен мне, Вальтер. Старина, здесь станет невыносимо без твоих вечеринок.



Кассандра.

Молодость простит тебе почти все. Вот что странно. двадцатилетней девчонке сходит с рук безумство. Сорокалетнюю даму за то же безумство осудят. Я бросила свою родину. Сменила имя. Это первый ряд моих сдвигов.
Я опустилась на самое дно. Это второй ряд.
Я не торопилась выкарабкаться.
Я отвергла своих добрых друзей.
Я даже, был период, перестала рисовать. Не было вдохновения. Не было сил работать.
Я вернулась в Париж. Вернулась домой.
Я помню, как забралась на самую высокую точку в этом городе, чтобы провести ночь, глядя на огни. Я смотрела и смотрела. Миллиард огоньков. Звезд в небе меньше, чем в Париже. Я любила этот город. Я любила этот ужасный город одиноких людей, которые время от времени позволяют себе поверить в любовь. Я кричала имена, стоя на смотровой площадке. Я была там одна. На ночь ее закрывают, но я упросила охранника и меня заперли там. Я кричала имена всех, кого любила.
Рауль.
Мишель.
Эмилия.
Вильям.
Рене.
Я звала их.
И была услышана. Рене объявился. Чувствует он что ли? Безумие, не правда ли? Я спрашивала его.
А потом перестала спрашивать. Я уснула на его плече, обнимая его руку. Мне так было спокойно. Так тихо. Я любила его.
Он любил меня. я знаю это. Он никогда не говорил мне этого. Но он терпеливо ждал и не шевелился, пока я спала. А я делала вид, что сплю. Просто мне нравилось это спокойствие – он рядом. И я знала, что он знает, что я только делаю вид. Я всегда что-то изображаю. Я всегда любила пустить пыль в глаза. Я люблю, когда обо мне никто ничего не знает. Когда никто не догадывается, что у меня на душе, но все равно не уходит. Все равно рядом.
Я подумала, что пара признаться себе в том, что испытываю неприязнь к брату. Я люблю его. Но из-за него погибли люди. Я нашла пострадавших. Выживших и погибших. И их родственников. Я записалась в волонтеры. Помогала инвалидам. Хотя саму себя тоже считала инвалидом.
Но прошло время. Не вылечило.
Но мне стало легче дышать.
Рене ушел.
Рауль пришел. Я спала с ним.
Вот и все, что можно сказать о наших отношениях. Рауль был эгоистичным и красивым. Скучным. Даже предсказуемым. Но я ничего не имела против него. Иногда он казался мне совсем чужим. Но все-таки это не мешало нашей близости.
Он не мог целоваться как Рене – это мои капризы, я понимала.
Еще меня немного мучила совесть. Эмилия все еще была его подружкой. Впрочем, я не удивлюсь, если узнав о нас, она не обидится. У нас у всех стерты рамки морали. Мой братец – убийца, как и человек, которого я люблю. Я сама – заблудшая душа. А Эмилия… кажется настолько пустая и бесчувственная красавица, что ее мало волнуют все мои шалости.
Шалости…
Миллион звездочек зажжет ночь…
И когда Кассандра закроет глаза, она увидит сны, о том, как могла бы прожить эту жизнь иначе.
Ярче. Быть может, одной из огоньков.
Ярче… как иллюзия, придуманная в аду.
Как ты там, мой братишка, в аду? Должно быть там теплее, чем тут.



Никита.

После той ссоры в чужом районе было бы глупо рассчитывать на спокойную жизнь. вот я и не рассчитывала. Те хотели моей крови. Ллойд взвесил все за и против, и сдал меня им. бежать я не могла. Бросать мать я не собиралась. У нее кроме меня никого. У меня кроме нее тоже. Впрочем, не в первый раз мне выпутываться самой. Бегать я умею быстро. Проблема в том, что догонят. Драться умею. Проблема в том, что они сильнее.
Да, как всегда.
Выпуталась из одной проблемы, попала в другую. И угораздило же. Глупо ссориться со всеми сразу. Глупо жить на улице и не иметь никакой защиты от мира. Пойти жить домой – мать прогонит. В приют? Нет, уж лучше улица.
Действительно, что может быть лучше этой дыры.
У кого-то жизнь совсем иная. Мечты, что я могла бы жить как нормальный человек, спасают. Я могла бы родиться в семье, где есть отец и мать. и они совсем не пьют. Разве только по праздникам по бокалу шампанского. И я спокойна и красива, сыта и образованна, у меня есть будущее. У меня есть все, что бы быть самой счастливой. Какие мечты…
Глянцевые журналы на помойке.
Однажды я слишком долго их листала. И придя домой, громко сказано, но в общем пришла туда, где лежали мои вещи, я умылась, причесалась, накрасилась маминой косметикой. Надела ее чулки и туфли. А потом она увидела меня. скривилась, ударила по щеке и за волосы потащила в ванную, умывать ледяной ржавой водой. Вот и весь глянец. С тех пор я не смотрела журналы. Не смотрела в витрины с красивыми манекенами. Это была не моя сказка. Моя сказка все никак не становилась светлее. Выгорали мои волосы, я становилась совсем не похожей на свою мать. Мне было тогда одиннадцать. Служба охраны детства махнула на меня рукой. Я не поддавалась обучению. Я сбегала из всех тюрем. Благо, бегать я умела. И они не бежали за мной. Никому я была не нужна. А если вдруг оказывалась нужной, меня это настораживало. И все повторялось. Жизнь научила меня бегать.
Иногда казалось, что я бежала бы и бежала. Без остановок. Но меня останавливала мама. Я не могла ее оставить.
Она в тысячный раз бросит меня, оставит. Я давно перестала плакать.
Главное не рассчитывать только на себя. Главное, не ждать от других людей ничего доброго.
Главное не верить сказкам.
Нет для меня ничего доброго в этом мире.
Надо быть готовой бежать.
Чувство голода притупляется, если спать. Чувство усталости становится бессмысленным, если перестать жалеть себя. Никита, говорю я себе, тебя некому жалеть и ты себя не жалей.
Как-то я справлялась со всеми своими неприятностями. Справлюсь и теперь. Никогда не просила помощи, и сейчас не стоит начинать. Ллойд только этого и ждет.
Если бы я была слабая, я бы не выжила на улицах. Значит я сильная.
Или просто живучая.
Свободы не существует. Я искала ее здесь – на улицах. Я искала воздух, которым дышать можно. Но здесь душит все. Стены сдавили меня. Я бы хотела быть бродягой. Невидимой, никчемной, как моя мать.
Разучиться бы мечтать. Мечтать о чужой жизни, где есть дом, семья и не надо сбегать.
Парк, где пряталась девушка, был сказочно красив. Никита любила там проводить дни. Полиция не обращала на нее особого внимания. Они знали ее. Жалобы на нее в последнее время не поступали. И они знали, что бесполезно отправлять ее в ночлежку для бродяг. Они старательно не замечали ее. Она не мозолила им глаза, вовремя уходила вглубь парка. Совсем скоро, Никита знала, что они получат распоряжение отловить ее и передать тем бандитам с чужого района. Маленькая услуга. Они не останутся в долгу. Все преследуют свои интересы. И ее интересу, кроме нее, некому защитить.
Никита не верила, что так будет продолжаться всю ее жизнь, но выхода она не видела.

От голода ей снились яркие сны.
Пожалуй, это и был выход.