***
- Иден, привет! Приезжай и найдешь свою беглянку: девочки уже полчаса шепчутся в комнате Саманты, видимо, думая, что их совсем не слышно, - Джулия улыбнулась в трубку.
А Иден было не до смеха. Господи, нашлась! Она снова набрала номер Круза - который снова был выключен. Круз - тот, кто был больше всего нужен ей в эти часы паники - не хотел ее слышать. Но сейчас главное - ее девочка в порядке! Иден бросилась к машине.
- Что там у вас? - спросила Джулия, впуская Иден. - Девчонки то смеются, то плачут.
Иден открыла рот, пытаясь что-то сказать, но не смогла. Как было объяснить все то, что произошло за эти пару дней? И нужно ли? Иден в который подумала о том, как так случилось, что у их с Крузом семье уверенно стоящих на земле реалистов выросла девочка-мечтательница, девочка-романтик, девочка…больше похожая на Роберта?
В детстве Адриана была обычной Кепвелл: веселой, бойкой, умеющей за себя постоять. Уже потом, с высоты нынешнего опыта, Иден начало казаться, что эти качества, заложенные природой, могли раскрыться благодаря Кармен и Рафаэлю, души не чаявших в детях и занимавшихся ими куда больше родителей. Но Иден и Круз все равно были очень близки с детьми. С Чипом, несмотря на все традиционные проблемы переходного возраста, у них были отличные отношения. Немало проблем в свое время принесла Виктория, внезапно вернувшаяся в их жизнь и заявившая свои права на сына. Были и слезы, и непонимание, и Чип, хлопающий дверью…но после всего этого не перестал называть Иден «мамой». Как-то уложил в своей голове, что мамы у него две, и все тут. Круз очень помогал ему тогда, но до много Чип дошел сам. Иден гордилась сыном.
С Адри было проще – до удивления просто. По мере взросления она становилась такой мягкой и послушной, словно и не из Кепвелловского теста была сделана. Многие говорили, что она похожа на Иден, Иден и сама охотно с этим соглашалась.Адриана, сейчас свернувшаяся калачиком на диване Саманты, сейчас думала о чем-то похожем. Ей так часто говорили, что она похожа на маму. Да, пожалуй, похожа, во только…
Было одно «но». «Но», которое счастливая семья Кастильо почему-то не замечала. Адриана была похожа на Иден образца двухтысячных. Спокойную, доброжелательную, всегда улыбающуюся, всегда поступающую правильно…Образец для подражания, идеал, пример женщины, жены и матери. Казалось, ее все любили – и не любить было невозможно. Что касается Круза, то тут схема та же: образец, идеал и пример.
В семье двух идеальных, конечно, должны быть идеальные дети. Чипу было легче – его история оказалась неидеальной с самого начала. А Адри старалась. Старалась изо всех сил: быть хорошей девочкой, не огорчать родителей, хорошо учиться, не быть легкомысленной, дружить с такими же хорошими и нелегкомысленными, словом, с «подходящими друзьями»…это не было специально, нет, Адри и в голову не приходило, что она себя в чем-то ограничивает, она просто хотела, чтобы родители любили ее. То, что родители могли любить ее другой, в голову ей почему-то не приходило. И это не отпускало ее никогда: я буду хорошей, очень хорошей, пусть только меня любят, пусть только все будет как раньше.
Кто, как не Иден, мог заметить это? Кто, как не Иден, мог понять, что Адриана другая, совсем другая, что она не имеет ничего общего с семнадцатилетней Иден – задорной бунтаркой, упрямо и смешливо глядящей на мир из-под челки? Что дочь слишком простая и понятная для подростка, для молодой девушки?- Джулия, это слишком долгая история.
- Ладно, все хорошо. Саманта, считай, что срок заключения истек, - громко сказала Джулия, открывая дверь. Они с Иден зашли в комнату и…обнаружили там только Саманту.
- Но где же она? –спросила Джулия.
- Кто? – на всякий случай изобразила удивление Саманта.
- Ты прекрасно знаешь, - начала было Джулия, но Иден перебила ее:
- Саманта, я ищу Адриану. Я очень за нее волнуюсь. Я знаю, что она была здесь и мне во что бы то ни стало нужно ее найти.
Саманта внимательно посмотрела на тетю Иден. Вся бледная, с покрасневшими глазами. Да что с ними со всеми сегодня?
- Она только что ушла, - с аккуратностью настоящего юриста начала она.
- Куда? – не замедлил прозвучать вполне ожидаемый вопрос.
- Я не знаю. Правда.
- Саманта, послушай, не нужно сейчас играть в игры, - начала терять терпение Джулия. Она знала меру упрямства своей дочери и понимала, что она может часами тянуть беседу и не рассказывать ничего о сестре, если не считает это нужным. К ее удивлению, Саманта это не сделала:
- Но я и правда не знаю! – воскликнула девушка. – Я вообще не понимаю, что с ней происходит! Она прибежала вся в слезах, ничего толком мне не рассказала, потом посидела здесь немного – и ушла другим человеком! Сначала мы разговаривали, потом она о чем-то задумалась, а потом встала, вытерла слезы – и попрощалась!
- И не сказала, куда идет?
- Нет! Но она была такой спокойной!
Саманте стало страшно, поэтому она и рассказала все это. Слишком много загадок: Адри с ее непонятными сменами настроения, тетя Иден, которую она никогда не видела такой перепуганной…было, чего опасаться.
- Пошла домой? – неуверенно сказала Иден, с надеждой взглянув на Джулию.
- Возможно, - развела руками та.
Иден села в машину, положила руки на руль, и уперлась в них подбородком. Что происходит с ее девочкой? Что она сделала не так?
Впрочем, у Адрианы была отдушина, которая помогала ей в ее идеальности – это были книги. Читать она любила с детства, и с каждой новой книгой погружалась в новый мир, переносилась за километры от Санта-Барбары, и заживала другой жизнью. Жизнью любой из понравившихся героинь – чаще всего главной героини, конечно, переживала с ней все ее удачи и горести, вместе с ней боялась и радовалась, и восхищалась, восхищалась, восхищалась. Вряд ли она отдавала себя в этом отчет, но именно это постоянное проживание чужих жизней, чужих чувств и ощущений давало ей возможность не скучать в ее обычной – идеальной – жизни.
Но появился Роберт – и все это стало не нужно. Ее жизнь, эта идеальная, эта серая скучнейшая жизнь хорошей дочери и внучки вдруг стала другой, наполненной событиями, адреналином…любовью? Разом спали все сковывающие ее правила и условности и – к ее собственному удивлению – Адриана оказалась такой же, как героини ее любимых книг. Яркой, чувствующей, способной на безрассудные поступки. Три недели в Нью-Йорке она жила взахлеб, стараясь надышаться этой жизнью, этим…счастьем? Саманта отметила перемены в сестре: Адри стала задорней, непосредственнее, и вне зависимости от того, смеялась она, плакала или боялась чего-то – из нее ключом била жизнь. Саманта списывала это на влюбленность. Откуда ей было знать, что жизнь и правда наконец-то вырвалась из воображения наружу?И сейчас, за прервавшимся разговором с сестрой, Адриана вдруг подумала: почему она ревет? Неужели ее любимая Скарлетт О’Хара поступила бы так же? Конечно, нет! Она свернет горы, чтобы вернуть своего Ретта, а Адриана сидит тут и плачет как бесцветная Мелли! Она сейчас же пойдет к Роберту и сама поговорит с ним. Ей не нужны ни признания Иден, ни ее раскаяние в деле двадцатишестилетней давности, ни ее сочувствие маленькой Адри! Она знает, что Роберт что-то чувствует к ней и не собирается так просто отпускать его! Она видит, что с ним происходит, когда она рядом, и она не позволит ему просто выставить ее за дверь. Адриана вытерла слезы и, сказав своим сомнениям сакральное «Я подумаю об этом завтра!», попрощалась с удивленной Самантой. Оказавшись на улице, она гордо вскинула голову и, вполне довольная собой, направилась прочь.
***
- Черчилль, хватит! Что ты все скребешься у двери? Потерпи, мы уже скоро улетим из этого города.
Он не сказал «домой». Понятие дома вообще отсутствовало.
Но пес продолжал интересоваться входной дверью. В очередной раз посетовав на это неразумное создание, Роберт направился к нему. Как раз в этот момент в дверь позвонили, и что-то сразу подсказало ему, что Черчилль не просто так сидит здесь. Он поджидает кого-то. Ее.
Так оно и было. На пороге стояла Адриана. Ощущения дежавю не получилось: она прямо и с каким-то едва уловимым вызовом смотрела ему в глаза. Совсем не так, как вчера.
- Как ты меня нашла?
- Я все-таки дочь инспектора полиции, - усмехнулась она и прошла внутрь.
- Надеюсь, мы не на допросе? – он принял ее манеру разговора, надеясь понять, зачем она пришла и в чем причина перемены в ней. Сейчас – пожалуй, впервые за все время из знакомства – она действительно напоминала Иден.
- А если так? – Адриана улыбнулась. Не мягко и нежно, как было всегда ей свойственно, а медленно, опасно, словно играла.
На самом деле она и правда играла – играла в Скарлетт О’Хара, завоевывающую Ретта Баттлера, и обе реплики, а также улыбки и взгляд были тщательно отработаны по дороге. Она надеялась, что повернет разговор в нужное русло, и это поможет ей держаться в образе.
- Знаешь, я не люблю допросы. Даже с таким очаровательным инспектором, - Адриана сначала озарилась своей детской, радостной улыбкой, говорившей о том, что подобной фразы она и ждала, и лишь долю секунды спустя заменила ее на «взрослую». Эта секундная разница позволила Роберту почувствовать, что эта, играющая Адриана, пусть и похожая на молоденькую Иден, не значит для него ничего – но так девочка, которая промелькнула сейчас, она…да, она значила. Но почему Адриана сознательно ее прячет? Что за игрушки? Он так устал за последние дни, что уже чувствовал себя старее на несколько лет. Разгадывать эту загадку не было сил, но и выставить Адриану сейчас же он почему-то не смог.
- Но может быть, мы вместе распутаем одно увлекательное дело? – девушка сверкнула глазами. Вообще-то ей очень хотелось видеть со стороны, не переигрывает ли она в своей безрассудной идее, но делать было нечего.
- Знаешь, Адриана, я не люблю ни допросов, ни загадок, и еще больше не люблю, когда меня принимают за идиота. Зачем ты пришла?
Холод голоса мгновенно остудил новоиспеченную Скарлетт. Дурочка, чего она себе навыдумывала? Что она, светская львица и коварная обольстительница, сейчас заставит его забыть обо всем на свете, увезти ее в Нью-Йорк, и, главное, выбросить из головы ту, что не дает ему покоя уже двадцать шесть лет? Думаешь, любовь выбрасывают по истечении срока годности? Сама же верила в то, что она вечна! Как вечна его любовь к…Иден?
Ее смятение, растерянность, мигом рухнувший план – вес было как на ладони для него. Вот только чего она хотела? О чем пришла спросить, когда все вопросы уже были заданы и ответы получены?
Она пришла только за одним, за одним-единственным ответом, и все остальное было неважно: неважно, что он о ней сейчас подумает (хуже все равно уже некуда), неважно, что скажет, что это не ее дело, неважно, что прогонит… Нет! Это именно ее дело! Ее! Те три недели – разве они были просто так?
- Ты все еще любишь ее? – вырвалось у Адрианы, и она заставила себя смотреть ему в глаза. В ее собственных глазах стоял неприкрытый страх, и отчаянность, и отблеск какой-то надежды…она знала, что ему не составит труда прочитать это, но все равно заставляла себя смотреть. Пусть лучше скажет ей так. Она выдержит. Может быть, она разлетится на куски потом, за его дверью – но сейчас она выдержит.
- О ком ты? – максимально спокойно постарался ответить Роберт. Он не понимал, что творится с девочкой, но то, что ей нужна была его помощь, было очевидно. За этой помощью она и пришла.
- О ней, - Адриана помолчала, не зная, как ее назвать, и назвала единственно возможное для нее сейчас – Об Иден.
- Что ты имеешь в виду? – взгляд Роберта стал отстраненным. Это только его боль. Слишком много людей ворошило эту историю – зачем теперь и она?
Стоять вот так и не отводить глаз – нет, это было выше ее сил! Крушение ее собственного мира, стыд, ревность, придуманная ею самой любовь – все это кричало в Адриане, и она села на диван, закрыла лицо руками и разрыдалась. Она плакала так долго и безутешно, что Роберт был не в силах ее остановить, лишь изредка среди рыданий угадывая слова: «Упал… Так кричала… Никогда такой…не видела… Прикоснулась к щеке… Провел по волосам… Вы…вы… Ты любишь…ее… Статья… Прости… Я читала… Рауль… Пять лет… За нее… Так любил…и до сих пор … А я? Я…я для тебя – она? Ты вообще…вообще меня не видел… Видел ее… Был с ней…»
Голова шла кругом. Эта девочка сейчас пересказывала ему его биографию, словно вынула ее из его головы. Читала какую-то статью про Рауля, видела их с Иден вместе…неужели обо всем остальном догадалась сама? Вот уж и правда – дочь инспектора полиции. Адриана и отталкивала его, мучаясь, что он не разуверяет ее в своих чувствах к Иден, и сама прижималась, надеясь найти в нем поддержку, почувствовать его тепло, его руки на своих плечах.
- Все хорошо. Ну же, все хорошо, - шептал он ей, глядя по голове, обнимая другой рукой и легонько покачивая, как ребенка. Что из всего случившегося было «хорошо», сказать было трудно, но других слов в голову не приходило.
В это «хорошо» хотелось верить им обоим. Ей – что все внезапно окажется выдумкой, и Роберт внезапно махнет рукой и скажет: «Что тут поделаешь, раз ты такая упрямая… Летим со мной», ему – что этот день пройдет, и он вернется в Нью-Йорк и заживет прежней жизнью, вдох-выдох, вдох-выдох, без Иден и без Адрианы. А обе раны затянутся – и та, застарелая, и эта, с такой жестокостью нанесенная этой молоденькой девочкой с добрым сердцем.
Она подняла на него глаза.
- Тушь вся растеклась… Я сейчас ужасно страшная, да? – сказала она и так печально всхлипнула, что не улыбнуться было невозможно.
- Считай, что ты готова к Хеллоуину – осталось только подыскать костюм, - он протянул ей платок.
- И подождать праздника в таком виде несколько месяцев, - усмехнулась она в ответ и начала старательно стирать черные дорожки со щек.
- Зачем тебе тушь? Ты красивее всего вот так, - сказал Роберт, когда она закончила.
«Без туши я кажусь младше» - был вечный ее ответ, но сейчас она его не озвучила, просто брызнула засветившимся счастьем глаз. И в который раз потянулась к нему, не поцеловала, нет, едва уловимо коснулась его щеки губами, щекой, носом, прикрыв глаза, словно ласкающаяся кошка. В ней было слишком много нежности, чтобы отстранить ее – но он должен был.
- Не нужно… Адриана, возвращайся домой. Я отвезу тебя. Забудь все это как нелепый сон.
- Я не смогу забыть… - все так же, не раздумывая, касаясь его щеки и шеи, как будто и не слышала его.
- Послушай, уже поздно. Тебе неприлично оставаться у меня в такое время. Я отвезу тебя домой.
- Роберт, но если я...если я хочу остаться?
Он взял ее за плечи, резко отстранил от себя.
- Адриана, о чем ты? Опомнись.
О чем она думала и думала ли? В голове почти не было мыслей, стучало только странное: «Кто ты ему? Ты даже не его женщина. А она – да. Она была. А ты? Ты?» И почему-то уверенность: если он позволит ей остаться сейчас, это и будет ответ. Не будет Иден, не будет разлуки, будут только они вдвоем, здесь и в Нью-Йорке – только они и только вдвоем.
- Я хочу быть с тобой. Этой ночью. Всегда. Ты не понимаешь?
Роберт продолжал держать ее за плечи. Эта девочка в каком-то коматозе говорит слова, смысла которых до конца не понимает…неужели это с ней сделал он? Неужели она и правда полюбила? Эти слова отозвались болью. Слишком хорошо он знает, что это такое – когда отвергают твою любовь. Но он не может. Не должен дать им сейчас сойти с ума, ради нее самой, ради Иден… «Ради Иден»… Он специально достал эту палочку-выручалочку из своего сознания, фразу, которая держала его на плаву много лет. Пять лет в тюрьме, шестнадцать – после их расставания в 89-м. Он знал, что сработает и сейчас. Но какие найти слова…
- Адриана, послушай, - она улыбнулась и потерлась щекой о его руку, лежащую на его плече. – Послушай! – он слегка встряхнул ее, стараясь вывести из этого непонятно ему состояния. – Я не видел в тебе Иден, и ты это знаешь. В глубине души – знаешь. Но именно ты – ты принимала меня за другого человека. Та статья. Естественно, она произвела на тебя впечатление. Но пойми, для любви этого недостаточно. Прислушайся к себе. Ты просто мечтала о любви и увидела красивую историю. А я как таковой просто оказался рядом. Прости меня, я не должен был…я не должен был начинать всего этого. Я виноват перед тобой. Но мы оба ошибались.
Почти помимо совей воли она запоминала каждое слово, запоминала бессознательно для того, чтобы вспомнить и осознать смысл каждого предложения – но потом. Сейчас в ней пульсировала только одна мысль: «он не любит, не любит!», она перекрывала все остальные, не позволяла чувствовать.
Почему именно сейчас – неизвестно, но Адриана вдруг начала вспоминать какой-то старый эпизод детства. Сколько ей тогда было? Шесть? Семь? Вряд ли больше. Она сидела на чердаке и копалась в каком-то старом сундуке, а может, это было просто коробка, которая в ее воображении превратилась в сундук. Так было много интересного: красивый гребень, похожий на тот, что был у Ариэль в мультике, блестящая брошка, которую Адриана тут же старательно прицепила к футболке, и две ракушки, такие большие, каких она раньше не встречала. Адриана вытащила одну из них и прижала к уху. «Шшшш, шшшш» - сразу зашумели волны. Она сидела так немного, а потом заметила на дне коробки какой-то журнал. С обложки ей улыбался какой-то красивый дядя. Девочка потянулась к журналу рукой, не выпуская из другой ракушки, но ракушка была слишком большая для маленькой ручки, поэтому выскользнула и разбилась. На шум поднялся папа и весело сказал, что они ее давно ищут и вот, оказывается, где она спряталась. А потом увидел осколки ракушки и помрачнел. Адриана испугалась, что он будет ругаться, что она разбила ракушку, но папа не стал ее ругать, а подошел к коробке, посмотрел на то, что там лежит, а потом вытащил журнал. Это было так странно: папа был мрачнее тучи, но совсем не ругал ее, и вообще на нее не смотрел. Потом взял журнал и пошел вниз. Адриана подумала-подумала и пошла за ним: извиняться за ракушку. Но на верхней ступеньке лестницы так и остановилась, удивленно глядя вниз: папа с мамой ссорились. Но это было так страшно и случалось так редко, что Адриана не могла ни спуститься, ни убежать, подойти к ним она боялась, а уйти не хотела – она не могла понять, почему папа ругает за ракушку маму, а не ее.
- Иден?
- Да, дорогой? – Иден с улыбкой обернулась к мужу.
- Объясни мне одну вещь. Что это? – Круз швырнул журнал на стол.
Еще не глядя на обложку, просто видя лицо Круза и то, как он бросил этот несчастный журнал, Иден все поняла. Говорила же себе тогда: выброси, выброси все это! Она помнила: тогда, в 89-м, когда все у них начало налаживаться, когда она почти летала от счастья и верила, что все получится, как-то вечером она решила собрать и выбросить все, чему не было места в их доме. Всего набралось: две ракушки, брошь, этот журнал и записка, лежавшая когда-то в букете цветов и заканчивающаяся словами «С любовью, Роберт». Когда-то она так и не смогла прочесть это вслух, малодушно дочитав до конца в вариации «С любовью, папа». Нет, она не станет вспоминать! Она соберет это все в одну коробку и выбросит. Вот только на стадии коробки все и закончилось. Едва она закрыла картонный верх, как слезы полились сами собой. Иден постояла на коробкой немного, а потом разом раскрыла ее, высыпала все на диван, взяла ракушку в руки и расплакалась. Она уже выбросила его из своей памяти однажды и не могла сделать это во второй раз.
- Это журнал, - мужественно сказала Иден в 95-м.
- Я вижу, что это журнал. Не наблюдал за тобой привычки хранить их по шесть лет.
- У меня ее и нет.
- Значит, этот был тебе особенно дорог?
- Значит, он просто случайно завалялся, - устало отозвалась Иден.
- Вместе с ракушками и черт знает еще чем?
Иден вжала голову в плечи.
- Просто выброси все это, и забудем.
Она хотела сказать «весь это хлам», но не смогла себя заставить. Спустя шесть лет это все еще был не хлам. Это была часть ее жизни – прошлой, сознательно забытой жизни, но важная ее часть.
- Это совсем разные вещи, Иден. Выбросить я могу. Но как я пойму, что ты забыла?
Ей было тяжело смотреть на Круза: у них все было так хорошо, а тут это злосчастный журнал…что он думает сейчас о ней? Что она бежит любоваться на журнал каждый раз, когда его нет дома? Да она так с тех пор ни разу и не открыла эту коробку! Ей просто было нужно знать, что та где-то лежит.
- Разве ты не видишь? Разве ты не знаешь меня? Разве не понимаешь, что я здесь, с тобой, а не в мифических снах с участием журнала и ракушек?
- Я не знаю, во что и верить, - Круз покачал головой. – Если бы ты говорила правду о том, что все в прошлом, ты бы избавилась от всего этого уже давно.
Бедный. У него не было сил даже кричать на нее. У Иден защемило сердце.
- Пожалуйста, Круз, не надо.
- Иден, ты так любила его, что даже не смогла выбросить… - в голове не укладывалось. – Выходит, мы уже шесть лет живем в одном доме с Барром?
- Я прошу тебя, не драматизируй, я…
Дальше Адриана не помнила. Она уже почти не слушала, потому что была вся в своих мыслях. Что же это? «Ты так любила его»… Кого? Дядю с обложки? Мама кого-то любила? Ну и что, ведь это было до папы? Или нет? Если до - то почему они ссорятся, то почему она плачет? Значит, есть что-то другое. И мама мгновенно стала для Адрианы не просто мамой, простой и понятной. Она была Иден – героиней красивой книги про любовь. Про что-то тайное и неизведанное, про что-то, про что Адриана еще мало читала и только украдкой заглядывала в книги из бабушкиной библиотеки. Это было так страшно – потому что разрушало привычный мир – и так захватывающе, что просто забыть об этом Адриана не могла! Иден и какая-то удивительная история!
Адриана побежала в свою комнату и начал думать об этой истории, воображать какие-то небылицы, которые быстро стали похожи на ее любимые истории про принцесс, потом стала сама с собой играть в эту принцессу: надела корону, сделала себе юбку из скатерти…и подбежав к зеркалу, чтобы полюбоваться на отражение, увидела, что к футболке все еще приколота та самая брошь с жемчужиной.
И вечером, когда печальная мама зашла поцеловать ее на ночь, Адриана, которой очень хотелось извиниться за то, что из-за нее мама с папой поругались, сказала: «Смотри, что у меня для тебя есть» - и протянула ей брошку. Мама так удивилась, и все смотрела, смотрела на нее, так долго, что у нее заболели глаза и полились слезы,а потом крепко-крепко сжала брошь в руке и поцеловала Адриану. Больше Адриана брошь никогда не видела.Адриана поняла: это был последний кусочек картинки. Все сложилось. Сложился паззл если не фактов – то чужих чувств и недоговоренностей. Это была только их история. Иден и Роберта. Потом пришел вопрос. Тот, который она задала в начале и на который он не ответил. Но ей важно было именно услышать – не догадаться, а услышать.
Адриана помотала головой, словно показывая, что не слушает. Роберт замолчал, видя, что она хочет сказать что-то важное для нее.
- Скажи…ты все еще любишь ее? Просто ответь.
Внезапно он понял, что именно сейчас его ответ может поставить точку. Точку, которая больше не превратится в запятую. Точку, которую она постарается преодолеть – и без его помощи.
- Да. Это так.
Адриана прикрыла глаза и кивнула, словно этого и ждала.
- А я?
- Ты…ты – совсем другое. Ты – лучик, который незаслуженно заглянул в мою жизнь.
Он говорил еще что-то, но, к ее собственному удивлению, она поняла, что уже услышала главное. «Ты – другая». Другая! Роберт был первым человеком, который не увидел в ней продолжения Иден.
- Ты отвезешь меня домой? – тихо спросила она.
- Конечно, - так же тихо ответил он.
Адриана поднялась с дивана. Роберт взял ключи от машины. В дверях она остановилась и, потупившись, попросила:
- Обними меня. Напоследок.
И Роберт осторожно обнял ее. Он старался избежать чувственности, но этого не вышло: он обнимал ее бережно, но как девушку, и она прижалась к нему не как к другу, а как к мужчине, к любимому. Он не знал, что творилось в ней сейчас. А Адриана мысленно просила у него прощения: за то, что с разбегу влетела в его жизнь, не спросив разрешения, за то, что требовала отменить свою любовь к той, с которой они связаны целой жизнью, за то, что он извинился перед ней вслух, а она не сможет этого сделать. «Я люблю тебя» - без звука, одними губами выдохнула она ему в плечо. Но Роберт услышал – или почувствовал. Нельзя, нельзя – он прижался лбом к ее лбу и тихо проговорил: «Ты будешь очень счастлива. Я знаю, ты будешь».
Вышли они молча.
Сообщение отредактировал JaneBennet: Суббота, 27 октября 2012, 23:02:04
0
Последние сообщения
Иден Кастилио (Четверг, 29 декабря 2011, 23:34:04) писал:
Ну, а насчет содержания, и кто кого там любит, так однозначно и не могу сказать, это подумать надо... 
Сложный клубок чувств вы закрутили...
Так что любое мнение приму)
Эта глава - точка в их отношениях, вы так задумывали, как автор? 
Смеющийся смайлик - это нервное. Я сама себя запутала в этом фике, знаю только, что через одну-две главы напишу окончание, и знаю какое. А в остальном: мне, видимо, нельзя комментировать свои фики - мне чужие как-то понятнее 
А я думала, что до окончания этого фанфика еще как до Луны пешком... 
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
Суббота, 29 сентября 2012, 23:49:18
Наверх