Шестнадцать лет спустя

Спасибо! Все настолько замечательно, что даже не знаешь, что выделить.

Яська, спасибо большое!

***
Дорогие девочки! Вот я и добралась до окончания этого фика. Окончания, которое было придумано давно и уже не раз названо мною малодушным. Пусть так, пусть многие решат, что это банальный и очень изворотливый ход - но я могу сказать только то, что я верю в каждый - правда в каждый - вариант окончания. А вы, может быть, найдете хоть один, который покажется правдивым вам.
Хочу сказать вам большое спасибо за вашу помощь. Без нее продираться сквозь дебри этого фика мне было бы куда сложнее. Я правда вам очень благодарна.
Итак, предлагаю три версии окончания этой истории. Каждая вольна выбрать свой - а остальные просто не читать.
***

Сообщение отредактировал JaneBennet: Воскресенье, 28 октября 2012, 16:15:31

Вариант 1.

***
Первое, что увидела Адриана, зайдя домой – маму, которая сидела на диване, обхватив голову руками и не шевелясь. И впервые за последние дни девушка задумалась о ком-то кроме себя и Роберта. Ей стало стыдно перед мамой. Как мама из «Иден» превратилась обратно в «маму», Адриана не успела понять, было не до этого. Она столько вывалила на нее в последние дни – а потом и вовсе убежала, крикнув «ненавижу» - мама наверняка искала ее.
- Я дома, - сказала она, так и остановившись в дверях.
Иден подняла голову, почти неверящим взглядом посмотрела на нее.
- Слава Богу! – она бросилась к дочери, прижала ее к себе. Она снова дома! Она жива, здорова, она не сделала ничего с собой – в порыве эмоций Иден даже не сразу сообразила, что Адриана не отстраняется, а тоже обнимает ее. – Я чуть с ума не сошла, - сказала она, чуть отстраняясь и заглядывая в дочкины глаза.
- Прости, - опустила голову Адриана.
«Где ты была?» - хотелось спросить Иден. А также «что произошло?», «почему ты вся в слезах?», «ты не видела папу?» и «раз ты вернулась – значит, что-то решилось?». Но не задала ни одного вопроса. Она просто не знала, может ли сейчас что-то сказать Адриане: та стояла потерянная и беспомощная, и в то же время в ее глазах было что-то, что предупреждало: помощи она сейчас не примет.
- Что с тобой? – осторожно спросила она.
Адриана покачала головой.
- Я пойду к себе, ладно?
Иден кивнула. Что ж, она не должна требовать большего: Адриана ничего с собой не натворила и вернулась домой. А потом – потом все наладится. Обязательно наладится.
Девушка прошла в свою комнату, включила свет и сразу же выключила. Девичья комната в пастельных тонах, огромный белый медведь в углу, стеллажи с любимыми книгами…как все это было далеко и ненужно. Даже казалось, что не ее, чужое, лишнее – или это она чужая здесь? Она словно уезжала на месяц, а вернулась через десять лет. Адриана без сил опустилась на кровать, кое-как замотавшись в покрывало. Странно: сил нет, а спать не хочется. Вообще ничего не хочется. Хочется лежать в темноте, и желательно при этом не думать. Роберт любит Иден. Роберт-любит-Иден, Роберт-любит-Иден: кажется, она знала эти слова всегда. Может, есть такая детская считалочка? Да нет вроде. Тогда откуда? Что за глупости лезут в голову? Что? За? Чушь?
Иден хотела просто на минутку заглянуть в комнату дочери: проверить, что она спит, поправить одеяло, провести рукой по волосам… Но Адриана не спала. Она так и лежала в одежде поверх покрывала, глядя куда-то в сторону окна. Глядя так равнодушно, что Иден стало больно. Она бы все отдала, чтобы ее девочка была счастлива – но что должно произойти, чтобы она была счастлива в данном конкретном случае? Иден боялась даже думать.
- Адри, - вырвалось у нее. Адриана повернула голову. Иден присела на кровать и взяла ее за руку. Девушка не отняла руку, но та лежала так безвольно, что Иден не смогла посчитать это хорошим знаком. – Я не могу тебя такой видеть. У меня сердце разрывается, пойми. Прости меня за все, в чем я виновата перед тобой – но скажи, чем я могу помочь?
Помочь. Чем мама сейчас может ей помочь? Чем Иден могла помочь Роберту? Да, это был единственный вопрос, который сейчас ее действительно интересовал.
- Скажи, - начала Адриана, понимая, что этот вопрос будет бестактным – и болезненным для мамы. Но все равно. Ей почему-то было все равно. Она больше не может быть той Адри, которая всех слушалась и которую за это все любили. – Почему ты отказалась от него тогда?
Иден провела рукой по лицу. В 89-м ей казалось, что она просто вычеркнет эту часть из своей жизни, и все пойдет по-прежнему, все будет хорошо. Но раз за разом система давала сбои. Что это было? Почему судьба постоянно наказывала ее – и с каждым разом все больнее? Что она сделала не так?
Но Адриана ждет от нее ответа – и она ответит. И будет честной, потому что дочь ждет от нее честности. Иначе у них вообще нет шанса.
- Послушай, разве это было возможно? Ты знаешь, как я люблю вас: тебя, Чипа и папу. Неужели ты думаешь, что я могла оставить вас?
- Я не об этом, - отозвалась Адриана. – Почему – тогда, в 79-м?
Иден вздрогнула.
- Он рассказал тебе…
- Нет. Я нашла в Интернете статью 89 года. О том, что случилось. Так почему? – Адриана, которая раньше казалась абсолютно равнодушной, повысила голос на последнем вопросе. В глазах наконец мелькнуло подобие чувства – это было ожидание. Единственное и самое непонятное из того, чего она не знала в этой истории – почему?
- Я… - начала было Иден и поняла, как неестественно, как глупо прозвучит все то, что она скажет. Как в банальном сериале. Как в глупой книжке. Так, как не должно было быть в их жизнях. Но она скажет. – Вскоре я попала в аварию. У меня была амнезия. Я вспомнила многое – но не его. Я ничего не помнила десять лет.
Слово за словом – как шаг за шагом по битому стеклу. Столько лет заставлять себя забывать и столько раз обжигаться о воспоминания.
- Ты все забыла? – Адриана была так поражена, что с нее на время даже слетело оцепенение. Вот как! Та «мисс К.», которую Адриане было удобнее считать погибшей и которая, оказавшись живой и здоровой, вызывала только недоумение и раздражение, оказывается, потеряла память! Выходит…
- А если бы…
- Я не знаю! – резко отозвалась Иден. – Я не знаю, что было бы, если бы! Меня волнует только то, что есть сейчас! Моя семья! Ты, папа, Чип!
«А Роберт?» - прозвучало в Адриане. О чем она? Неужели она хочет справедливости даже ценой маминых мучений? Папиных? Своих? Адриана откинулась на подушку. Она ничего уже не понимала и не хотела понимать.
Иден смотрела на дочь и не узнавала ее. Куда делась ее милая маленькая девочка, всегда улыбчивая и безмятежно-спокойная, всегда разумная, всегда - не вызывающая тревоги, так все у нее хорошо и правильно? Казалось, за этот день она не просто повзрослела на несколько лет – она как будто стала другим человеком. Еще утром, когда она кричала «ненавижу» и убегала из дома, Иден могла узнать ее, девочку-подростка, но та, что лежала сейчас перед ней, никого не обвиняющая, не жалующаяся, и только в самой глубине души разрывающаяся от чувства, которому Иден не могла дать ни названия, ни объяснения – эту девушку она видела впервые.
- Адриана, - позвала она. Да, эту девушку зовут Адриана. Она откликается на это имя. Что еще Иден о ней знает? Неважно. Важно то, что она должна помочь. И помочь не ребенку – помочь девушке. – Послушай. То, что я скажу, тебе сейчас может показаться глупым и банальным. Но поверь: это пройдет. То, что ты чувствуешь сейчас. Тебе станет легче. Все проходит, и это пройдет.
«Все проходит». Она говорила себе это, безутешно рыдая на отцовской яхте в 79-м. Она говорила себе это, молча глотая слезы в 89-м. «Все проходит»…тогда почему эта история не может пройти, закончиться, прекратиться, кануть в вечность, забыться навсегда?
- У тебя прошло? – эхом отозвалась Адриана, словно слышала ее мысли.
- Да, - твердо сказала Иден. – Прошло.
- Я видела, - на губах дочери появилось подобие улыбки. – Только вот я видела твой ужас, желание помочь, и то, как ты помогала… Это ты называешь словом «прошло»?
Она никогда не говорила таких слов. Не то что – не разговаривала так с матерью – она вообще не умела так говорить. Иронией ли или сарказмом это назвать – но ее девочка этого не умела. Откуда?
Чего Адриана хочет от нее? Она ждет признаний, откровения – чего? Иден не может и не станет выплескивать на нее все то, в чем сама так ничего и не поняла за шестнадцать лет.
- Всегда есть то, что важнее. А самое важное в моей жизни - это вы.
То, что мама говорила, было логично. Да, логично. Но и то, что говорила Адриана, не было неверным – это было видно даже по маминой реакции. Тогда кто прав? И есть ли вообще правда? А может – правд бывает несколько? Столько, сколько людей замешано в истории? И ни один никогда не докажет свою правоту другому – и не поможет ему? Она не может помочь маме сейчас точно так же, как та не может помочь ей самой. У них просто разные правды. Вернее – у Иден своя правда есть, а Адриана еще только наощупь идет к своей. Только вот уже чувствует, что она будет другой.
- Мам, все будет в порядке. В конце концов, я Кастильо-Кепвелл, если помнишь.
Они обнялись. Иден не понимала, как, но она смогла сделать что-то, что было нужно Адриане. Безразличие, которое весь вечер отражалось в ее глазах, ушло. Пока ему на смену пришла только отражавшаяся в глазах напряженная работа мысли, Иден почти видела, как крутятся колесики, разгоняя одну идею за другой. Иден все еще было страшно за дочь – но уже не так, как пару часов назад.
- Постарайся поспать.
Адриана кивнула. Иден поцеловала ее в лоб и вышла. Когда она в следующий раз заглянула в комнату, Адриана и правда спала. Еще один сгусточек страха отпустил Иден.

***
Иден сидела за столом в гостиной, одной рукой бесцельно вращая телефон. Второй час ночи, а «абонент» все еще «выключен или находится вне зоны действия»… Но дверь открылась – и вошел Круз, такой же целый и невредимый, как и Адриана. Во второй раз за вечер выдохнув «Слава Богу!», Иден поднялась ему на встречу.
- Где ты был? Я пыталась дозвониться, я…
- Ты звонила? – удивился Круз. – Зачем?
- Затем, чтобы узнать, где ты!
- Зачем?
- Круз, я волновалась!
- Правда? – слишком много скепсиса было в этом вопросе. – Что, мистер Барр уже перестал подавать поводы для волнений?
- Круз, послушай…то, что произошло…я просто испугалась. Испугалась, понимаешь? Мне никогда не хотелось, чтобы кто-то умер на моих глазах.
- Особенно если это он, верно? Постой, Иден, - Круз протянул руку, видя, что Иден собирается что-то сказать. – Мы сейчас не об этом. Будь добра, объясни мне, что… - и все то, что он передумал и перечувствовал за этот день, разом решило выплеснуться, - Что, черт возьми, ты сделала с нашей дочерью?!
- Что я сделала?
- Да, Иден, именно ты! Именно ты и именно сделала! Почему Барр смеет называть ее имя?! Как она вообще оказалась рядом с ним?! Почему ты врала, постоянно врала мне? Отвечай же!
- Круз, - Иден схватилась за голову. – Я все объясню… В это невозможно поверить…
- Я приложу все усилия, - хмыкнул Круз. Иден подняла на него глаза. Что она может сделать, чтобы он поверил? Она и правда врала, врала на каждом шагу.
- В Нью-Йорке… Они случайно встретились в Нью-Йорке.
- Случайно. Ну конечно, случайно! Что может быть случайнее, чем встреча в многомиллионном городе?
- Я не знаю! Но это правда!
- Иден, ты хоть сама понимаешь, что говоришь? Человек, которого Адриана встретила в Нью-Йорке, по чистой случайности оказался Барром?
- Да! И она назвала ему выдуманное имя, придумала себе биографию…он тоже не знал, что это она…
Теперь настал черед Круза хвататься за голову. Все, что Иден говорила, было сплошным безумием.
- Ладно. Давай так. Сделаем вид, что я во все это поверил.
- Но это…
- Подожди. Пусть так. Избавь меня от описания того, почему она вообще не сказала, что дом престарелых через дорогу и чтобы он держался от нее подальше. Но объясни – какого черта ты ничего не сделала?!
- Я пыталась!
- Как? Устроив «командировку» в Нью-Йорк? Наплетя мне историй про Адриану и влюбленность в какого-то мальчика, к которому она убежала? На каждом шагу выдумывая все новые и новые небылицы – лишь бы защитить его от меня?
- Лишь бы защитить тебя! Адриану и – тебя! Круз, послушай! Я хотела решить все сама! Я должна была! Сначала я тоже думала, что все это подстроено, что все это жестокая игра, спустя годы направленная против меня, и я должна была положить этому конец! Но все оказалось не так… Все должно было закончиться сразу же после моей поездки в Нью-Йорк…я же не знала, что Адри… И мне пришлось скрывать все это – да, пришлось! – потому что я знала, чем это станет для тебя! Я должна была помочь Адриане в одиночку – и я пыталась!
- Иден, это просто набор слов. Здесь нет логики, нет объяснений – есть только твое желание быть рядом с этим человеком.
- Неправда! Круз, все не так, совсем не так, почему ты мне не веришь…
И она заплакала. Так горько, как он не видел уже много лет. Казалось, Иден все эти годы была так счастлива, что слезы были просто не нужны. Он даже отвык от того, как это – видеть ее плачущей. И оказался так не готов к этому, что разом отошли на второй план злость на нее и растерянность перед всем тем непонятным и пугающим, что случилось сейчас.
- Иден… Иден, не надо. Просто постарайся объяснить мне…я пойму, я постараюсь понять.
Слезы потекли еще сильнее, потому что она понимала – не поймет. Не поймет, потому что понять практически невозможно. И она, и Адриана – каждая понимала какой-то свой кусочек истории, которой вряд ли суждено было когда-то стать целой. И все, что мог сейчас сделать Круз – разом объявить амнистию и простить ее. Как прощал в те годы, до свадьбы. За каждую ее глупость, самонадеянность, за каждый необдуманный, эгоистичный поступок. Она и сейчас поступила глупо, сумасшедшее: она посчитала себя в силах одной защитить их всех, она улетела, даже не посоветовавшись, не попросив поддержки, так самонадеянно, словно она Джеймс Бонд, собирающийся спасти мир. И постепенно, слово за словом, слеза за слезой, она начала рассказывать. Рассказывать ему все, что случилось, рассказывать все свои мысли, всю свою жизнь. Все то, в чем она окончательно запуталась – и ей нужна была помощь. А Круз всегда помогал. Круз всегда знал, как ее утешить, Круз всегда находил выход, Круз всегда знал, как лучше… Она верила в него – и она не ошиблась.
- Ох, детка, - выдохнул он, притянув ее к себе. Судьба наградила его большим счастьем в лице Иден – но и заставляла платить за это счастье. Но он поможет ей. Она так запуталась в своих призраках и кошмарах, а он не замечал этого. Теперь все будет по-другому. Теперь, когда она готова не скрывать от него ничего в закоулках своей души – теперь все изменится. Все у них будет хорошо. Круз был в этом уверен – и через объятия, через прикосновения, через короткие слова – эта уверенность передавалась и Иден.

***
Роберт уже привык ничему не удивляться – не удивился и сейчас, когда среди утренней почты увидел письмо со штемпелем «Принстон, Нью-Джерси» и именем Адрианы. Не удивился настолько, что не стал избавляться от письма и вскрыл конверт. Аккуратные строчки побежали по белому листу.
«Роберт!
Знаю, что не должна писать тебе. Я совершала разные поступки в жизни – но ни за один мне не стыдно так, как за тот день в Нью-Йорке. День, когда я назвалась чужим именем и придумала себе чужую судьбу. Я не могла тогда и думать, что это повлечет за собой. Но не могла – это не оправдание. Я причинила тебе только боль. И я бы многое отдала, лишь отменить, зачеркнуть это. Пусть даже ценой того, что мы никогда бы не встретились. А для меня эта встреча изменила все. Раньше я жила – и не жила одновременно. Настоящая «я» словно была выключена. Жизнь проходила мимо, а я видела ее сквозь пелену, и мне было все равно. Эта жизнь была нужна– кому? Зачем? Но так было «правильно».
Когда я встретила тебя, я сделала первый самостоятельный вдох. Кто-то скажет: я начала врать, притворяться, но это не так. Я просто боялась выйти на свет без привычной оболочки и судорожно искала ей замену. Так появилась «Саманта из Чикаго». Но все остальное: каждое слово, каждый жест – все это была я, та я, которая никогда не показывалась, боясь, что ее не полюбят. А ты полюбил ее. По-своему, не так, как я требовала – но это сейчас не важно. Ты был первым человеком, который показал мне, что я есть, и что я кому-то нужна такая, какая есть, и что эта «я» отличается от привычной, наносной «я» как сахар со всеми своими недостатками отличается от сахарозаменителя, который нужен только больным.
Не знаю, во что превратилась бы моя жизнь, если бы я не поняла всего этого. Недавно мне нужно было выбирать университет – и вдруг оказалось, что вся моя семья была уверена (ума не приложу, почему), что я буду изучать экономику или юриспруденцию. Ни один из них за все эти годы не увидел, что нет ничего более далекого от меня. Сейчас я учусь в Принстоне на факультете искусств. Это было второе самостоятельное решение в моей жизни – и принесшее мне столько же счастья, сколько и первое.
Я лишь хочу сказать, что настолько же, насколько я виновата перед тобой – настолько же и благодарна тебе. Сейчас, когда я отключила автопилот, я увидела, что автомобиль ехал совсем в другую, ненужную мне сторону. Но я сама села за руль – и это самое прекрасное ощущение, которое я испытывала. Каждый следующий день зависит только от меня – как и твой зависит только от тебя. Мне кажется, именно ты сможешь меня понять.
Искренне твоя,
правда – искренне, правда – твоя,
Адриана».

Роберт сжимал письмо и не мог понять, что же это. Эта девочка, которую он так и не смог до конца понять – неужели она была так одинока? В своей любящей семье, среди людей, души в ней не чаявших? Так бывает? Наверное... Он говорил ей тогда «ты будешь очень счастлива, я знаю» - и теперь он действительно знал.
«Мне кажется, именно ты сможешь меня понять», - написала она. Роберт сел в машину и усмехнулся, подумав, что, видимо, поэтому так и ездит с коробкой передач, не желая менять ее на автомат. «Каждый следующий день зависит только от меня – как и твой зависит только от тебя». Не от Иден, не от ее настроений и его воспоминаний – только от него. Эта семнадцатилетняя девочка или была сумасшедшей, или куда лучше него разобралась в жизни. Роберт завел машину и вместо того, чтобы привычным движением положить одну ладонь на руль, взялся за него двумя руками. Автопилот был выброшен. Начиналось оперативное управление.

Вариант 2.

***
Все утро это неразумный пес ни с того ни с сего принимался радостно лаять. Потом начал бегать по квартире. Потом вытащил откуда-то игрушку, купленную специально для пса Адрианой. Адрианой. Роберт улетел из Санта-Барбары две недели назад – и ему самому казалось, что за эти две недели он прожил целую жизнь. Это не было пустыми словами. Двадцать шесть лет он жил жизнью под названием «Иден». Жил минутами рядом с ней, жил воспоминаниями о ней, жил мучениями, связанными с ней. Все самое драгоценное и самое терзающее – все имело одно имя. Сказочное имя из четырех букв. Он так привык к этой жизни, что даже не сразу понял, когда она закончилась. А потом осознал – закончилась, и все. Пусто. Больше нет. Четыре буквы все те же – но без магии. «Иден». Не горит, не сводит с ума. Только отголоски былой боли и какое-то странное сочувствие. Не все у нее так просто. И даже лучше, если она этого не понимает.
Это так странно – когда ее нет. Просто нет, и все. Может, ему нужно было раньше увидеть ее, чтобы понять – что это конец? Что те их внезапные, мимолетные, инородные в том доме прикосновения друг к другу – не больше чем прощание. Финал. Точка. Двадцать шесть лет без воздуха, без надежды – может быть, ни одно чувство этого не выдержит?
Но постепенно откуда-то из глубины сознания начал пробиваться ответ. Ответ глупый и ненужный, ответ пугающий и беспощадный, ответ, требующий быть услышанным: причина была. И она была в этой девочке с мягкой улыбкой и сияющими глазами. И это было до того ужасно, что Роберт расхохотался. Двадцать шесть лет бежать от одной невозможной любви – чтобы придти к другой, такой же невозможной? Нет, это была просто насмешка судьбы! Но он не станет слушать этих глупостей. Впервые за столько лет внутри него больше нет Иден – и он собирается наконец-то зажить спокойно.
Роберт надел Черчиллю ошейник, спустился вниз и направился в сторону Центрального парка. Вообще-то он любил гулять с Черчиллем. Парк давал хоть ненадолго побыть на природе – то, чего жители Нью-Йорка лишены по определению. А деревья – они успокаивали. Не так, как океан, конечно, но хоть что-то.
Внезапно пес зашелся счастливым лаем и с силой рванул поводок. Роберт обернулся, пытаясь понять, что так разволновало Черчилля, и увидел – ее. Адриана шла навстречу и не могла сдержать радости: она лилась из светящихся глаз, из широкой улыбки, из всей тоненькой фигурки. Легкая струящаяся материя платья практически превратилась в паруса за ее спиной, когда девушка быстрым шагом преодолела последние метры, разделявшие их.
- Здравствуй! – и снова счастье било из нее фонтаном. Она просто стояла и смотрела на него, окатывая Роберта потоками этого счастья.
- Ты… - он не знал, рассердиться на нее что было сил или рассмеяться, что он не может в который раз сажать ее на самолет и отправлять обратно. Положение спас пес, который принялся скакать вокруг девушки и норовил лизнуть руку.
- Я рада тебе, Черчилль, - наклонилась к нему Адриана. – Скажи своему хозяину, что теперь мы соседи. Я живу неподалеку и собираюсь поступать в Нью-Йорский университет. Ты рад за меня? Спасибо, дорогой! Я тоже рада.
Она выпрямилась и вскинула на Роберта глаза.
- Ты можешь уйти. Но теперь ты знаешь, где меня искать. Если захочешь.
- Не захочу.
Адриана покачала головой. Все, что он говорил, было логично и правильно, но когда он обнимал ее на пороге гостиницы в Санта-Барбаре – тогда она впервые почувствовала, что он сам с трудом в это верит. А если так, тогда почему же…
- Зачем ты здесь?
- Нью-Йоркский университет – прекрасное место. Я всегда хотела здесь учиться. И потом, говорят, здесь сильная кафедра искусств.
- Еще месяц назад ты об этом даже не думала.
- Я повзрослела.
Они уже несколько минут стояли рядом, а поток ее счастья все не иссякал: она рядом с ним, она рядом! Да что же делать с этой девчонкой? Роберт чувствовал, что этот поток постепенно заливает и его самого, что еще немного – и он готов будет признать, что и сам счастлив ее безрассудству.
- Кто привез тебя сюда на этот раз?
- Никто. Я ехала поездом. Поэтому получилось долго.
- А квартира? Как ты могла ее снять без документов?
- Мне сдала ее Самантина подруга. Именно без документов. А свой банковский счет у меня давно есть, как и у каждого Кепвелла. Вообще очень многое кажется невозможным, когда об этом думаешь, и очень простым – когда делаешь.
Адриана пожала плечами и улыбнулась.
- Ты сошла с ума, - улыбнулся ей в ответ Роберт и окончательно констатировал, что тоже сходит с ума.
- Я знаю, - снова беспечно пожала плечами Адриана. – В тот самый день, когда встретила тебя. И я никогда не была счастливее.
Пожалуй, нужно было знать, какая она застенчивая, какая скрытная, чтобы оценить то, что она делала сейчас. Сама приехала, сама нашла его, сама говорила вещи, которые большинство женщин не говорят, стараясь выиграть побольше. А она стояла тут и всем своим видом давала понять: «Вот она я, такая, какая есть. Я не могу без тебя. И если я нужна тебе – забирай».
- Как они тебя отпустили? – спросил Роберт, чтобы промолчать о главном.
- Да у нас там такие события… Прямо как у Толстого: все смешалось в доме Кепвеллов. Сначала дядя Тед вернулся из путешествия с новой женой – афроамериканкой. Потом Чип и Саманта объявили всем, что давно встречаются и не собираются расставаться. Потом Лесли сказала, что влюблена в соседку по парте. Потом, конечно, оказалось, что она пошутила, но влетело ей за специфическое чувство юмора все равно неслабо. Все до сих пор пребывают в шоке, только дядя Мейсон философствует, цитирует Шекспира и защищает Саманту. Кстати, я думаю, они с Чипом будут частыми гостями у меня. Им сейчас не очень-то весело в Санта-Барбаре.
И она рассмеялась. Роберт постарался представить, что чувствует СиСи Кепвелл, видя, как на его глазах разрушается целый клан, но не смог. С их стороны было бы милосерднее вообще держать его в неведении.
- Ну а новость о том, что я уезжаю учиться в Нью-Йорк, была последней. Родителям после Чипа было не до этого – мне кажется, они сами себя убедили, что меня интересует здесь только учеба. Им так легче – и хорошо. Пусть. Я не собираюсь скрывать, но и на каждом углу кричать не стану.
- Скрывать что? Кричать о чем?
- О том, что я так часто тебе повторяла. И что ты ни разу не говорил мне. Но я подожду. Я подожду столько, сколько тебе потребуется, - Адриана встряхнула головой с безрассудностью юности, - У меня в запасе много времени. Вся моя молодость – против твоего упрямства.
За эти две недели она как будто перестала быть девочкой. Выросла. Встала с ним на одну ступень. Не смущалась и не боялась его. Просто – сошла с ума? Просто – любила?
- Кстати, я кое-кого с собой привезла. Черчилль, она тебе понравится, - девушка обернулась и крикнула кому-то, кого пока видела только она. – Джинджер, ко мне! Где ты пропадаешь?
И с соседней дорожки к ней бросилась собака, до этого что-то увлеченно раскапывавшая на обочине. Золотистый ретривер с умильной мордочкой и таким же безмятежным выражением глаз, как у Черчилля.
- Джинджер, познакомься, это мой большой друг – Черчилль. Он настоящий джентельмен.
Настоящий джентельмен, чье внимание до этого принадлежало исключительно Адриане, сразу же заинтересовался новой знакомой.
- Черчилль, покажешь даме Нью-Йорк? – рассмеялась девушка.
Она все говорила, говорила с самой их встречи – а Роберт просто стоял и смотрел на нее. Она боялась замолчать, чтобы не услышать того, чего не хотела слышать. А он не мог сказать то, что хотел сказать. Она ненормальная. Но почему тогда сердце стучит так, словно эти две недели ждало – ее? Роберт, опомнись! Вспомни, кто она! Вспомни, как она молода! Вспомни, в конце концов, ты, эгоистичное создание, что она в любой момент может упорхнуть от тебя!
Но ее глаза лучились такой безоглядной любовью, и все в ней дышало такой искренностью и чистотой, что плотина была прорвана. Он больше мог сопротивляться, когда против его воли сражались двое – эта девочка и его собственное сердце. Он не коснулся ее лица, не взял за руку. Он просто улыбнулся ей. Она расцвела улыбкой в ответ. Она не ждала от него всего сразу. Всему свое время. И теперь она знала, что это время – оно придет.
Два золотистых ретривера посмотрели на удаляющихся по парковой дорожке хозяев и, радостно вздернув хвосты, затрусили следом. Собачье чутье подсказывало им, что сегодня выдался хороший день.

Вариант 3.

***
Иден повернулась на бок и свернулась комочком, не открывая глаз. Не хотелось ни просыпаться, ни вставать, ни начинать новый день. С недавних пор ей казалось, что она живет в чьем-то больном воображении, которое с изощренностью выдумывает для нее все новые и новые испытания. Адриана и Роберт. У нее до сих пор не укладывалось в голове. Иден сжала веки еще плотнее, натянула на голову одеяло.
Из соседней комнаты донеслось детское гуление. «Ребенок?» - сонно подумала Иден. Откуда в доме взяться ребенку? Иден провела рукой по лицу, по волосам. Волосы. Они почему-то были длиннее обычного. Открыла глаза, внимательно посмотрела – так и есть. Волосы спадали ниже плеч – она давно так не носила. Все еще плохо соображая после сна, Иден поднялась и пошла в детскую. Вошла и распахнула глаза – годовалая Адриана стояла, опираясь на спинку кроватки, и тянула к ней ручку. «Боже мой», - только и смогла выдохнуть Иден. Она оглядела детскую – точно такую же, как шестнадцать лет назад, взглянула в зеркало, где отразилась Иден образца 89 года, снова посмотрела на дочь. Сон? Просто сон? Но ей казалось, что она прожила каждую минуту из этих шестнадцати лет – разве такие сны бывают? Адриана и Роберт. Ну конечно, это мог быть только сон! Иден подхватила свою малышку на руки и закружила по комнате. «Ты будешь самой, самой, самой счастливой девочкой на свете! Обещаю тебе! Я все для этого сделаю, все, все!» - и Иден целовала щечки Адрианы, носик, ручки. Сон, все сон! Иден сможет избавить ее девочку от всего этого кошмара! Она сделает, все сделает!
Иден спустилась в гостиную, готовила завтрак, радостно напевая, кормила детей, шутя и смеясь вместе с ними, а в голове все крутилось: сделает, она все сделает!
И только усевшись наблюдать, как дети возятся с игрушками, она вдруг подумала: а что она сделает? Что она сделает, чтобы все было по-другому? Когда Адриана вырастет, не станет никуда отпускать ее одну – вдруг она встретит Роберта? Или не Роберта – просто плохую компанию? Нет, не то. Значит, она воспитает ее как-то по-другому? Что в этом странном, непонятном, до жути правдоподобном сне она сделал не так? Иден начала вспоминать. Все казалось простым и понятным: идеальная семья, идеальные дети. Откуда же такая неидеальная концовка? Она стала вспоминать Адри из сна, когда той еще не было семнадцати: «да, папа», «хорошо, мама», «я всего чуть-чуть», «я вернусь не поздно». Иден и Круз гордились тем, что их дочь даже в детстве была разумной и послушной, не то что неуправляемые ураганы чувств и поступков – Саманта и Лесли. Иден даже иногда сочувствовала Келли и Мейсону: сколько ночей им придется не спать, волнуясь за дочек! А у Адри все будет хорошо, она умница! Почему? Иден посмотрела на годовалую Адри, с возмущенным визгом не отдающую Чипу большого желтого жирафа. Почему ее дочь из обычного ребенка превратилась в автомат по проживанию правильной жизни? И это вечное «она просто копия тебя, Иден» - и ее смущенно-гордая улыбка при взгляде на Адриану. Да она ни капли не похожа на нее! На нее – упрямую, самонадеянную, уверенную в своей правоте Иден. На Иден, которая сама кому угодно и что угодно докажет. На Иден, для которой нет авторитетов.
И внезапно Иден поняла, что все, что она думает сейчас – относится к той Иден, какой она сама себя помнит в семнадцать. А там, в своем сне – разве она была такой? «Да», «хорошо», «извини», «пожалуй, так и правда лучше». Стоп! А сейчас, не во сне, не в мыслях – а в своей настоящей жизни она такая? Нет, больше нет. Она сознательно изменилась. Изменилась ради тех, кого любит. И Адриана тоже менялась ради тех, кого любит…только, выходит, «те, кого любят», не были правы? Разве они с Крузом этого не замечали?
Иден друг вспомнила их разговор после того, как Адриана вернулась домой. Первый разговор после всего этого ужаса. И свои мысли – свои собственные, так искренне и безусловно звучавшие в ней мысли: «И все, что мог сейчас сделать Круз – разом объявить амнистию и простить ее. Как прощал в те годы, до свадьбы. За каждую ее глупость, самонадеянность, за каждый необдуманный, эгоистичный поступок. Она и сейчас поступила глупо, сумасшедшее: она посчитала себя в силах одной защитить их всех, она улетела, даже не посоветовавшись, не попросив поддержки, так самонадеянно, словно она Джеймс Бонд, собирающийся спасти мир». Все это думала она? Но как? Иден в 89-м отчетливо понимала, что Иден в 2007 поступала единственно возможным способом, спасая ситуацию насколько было возможно – как же быстро она отреклась от этого. Как быстро обвинила себя. Черт побери, может быть, эта вечна привычка обвинять себя и меняться, меняться, меняться ради любимых – она и передалась Адриане в гипертрофированной – да какой там гипертрофированной, самой обычной форме! Девочке с детства рассказывали, как она похожа на маму. Она и впитала в себя все, какой была Иден – от начала до конца. И эта квинтэссенция добродетелей Иден оказалась настолько нежизнеспособна, что потянулась к единственному, в чем видела спасение – к Роберту. Иден в 89-м схватилась за голову. Она сходит с ума? Чем был этот чудовищно реалистичный сон? Просто выдумкой, которая развеется с утра? Параллельной реальностью, показывающей Иден, что станет с Адри при таком подходе? Или попыткой ее собственного подсознания достучаться до нее, попыткой, где она сама была Адрианой, и она была такой хорошей, и ее все любили, и все вокруг тоже были очень хорошими, только вот сама Иден-Адриана сквозь толщу всей этой хорошести, в которой она тонула, что было силы кричала: «Роберт! Роберт!»
Иден опустила голову на руки и замерла. Сейчас она понимала только одно: она не хочет этого. Она не хочет спустя шестнадцать лет мечтать не открывать глаза, лишь бы не начинать новый день. Она должна что-то с этим сделать. И прежде всего – с собой. А дети – им будет легче, когда мама научится ладить с самой собой.
- Иден? – на пороге стояла София и обеспокоенно смотрела на дочь.
- Мама, - почему-то с облегчением выдохнула Иден и поднялась ей навстречу.
- Что случилось? На тебе лица нет.
- Да так. Просто дурной сон.
- Просто? – София внимательно посмотрела на дочь. – Тебе редко снятся «просто сны». Обычно они оказывают на тебя большое влияние.
- И даже бывают вещими, - невесело усмехнулась Иден.
- Не расскажешь?
Иден покачала головой.
- Это было слишком страшно. Мама, - помолчав, добавила она. – Я очень изменилась за последние годы, да?
- Иден, ты становишься лучше с каждым днем, - ответила София, все так же обеспокоенно глядя на нее.
- Ты правда так думаешь?
- Конечно. Иден, ты…ты всегда поступаешь так, как другие люди по глупости или эгоизму поступить не в состоянии. Я горжусь тобой. И знаешь…ты такая, какой всегда хотелось быть мне.
София сказала это серьезно, без иронии, но Иден безумно захотелось рассмеяться. Адриана в ее сне была такой, какой ее хотела видеть мама-Иден – и была абсолютно нежизнеспособна. Иден была такой, какой ее хотела видеть мама-София, и была…такой же безжизненной?
- А если… - начала она, раздумывая, говорить или нет. Потом встряхнула волосами – будь что будет. – А если бы я вдруг перестала быть такой? Вспомни, тогда, когда ты только вернулась, я была взбалмошной и своенравной – я ведь доставляла тебе немало хлопот.
- Но ты и тогда была моей дочерью, Иден, - тихо и как-то немного удивленно добавила София.
- То есть? Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что я всегда буду любить тебя – и поддержу тебя такой, какой ты решишь быть. Особенно тогда, когда ты будешь заслуживать одобрения меньше всего. Потому что именно тогда это будет тебе особенно нужно.
В глазах что-то предательски защипало. Слова, которых она не слышала никогда. Не слышала – и никогда не говорила их Адриане. Казалось, дочь и так все поймет. Но дочь-Адриана не понимала точно так же, как не понимала и дочь-Иден.
- Сейчас как раз тот случай, - Иден все-таки заплакала и уткнулась в мамино плечо. – Я больше не могу.
«Я устала быть хорошей» - в первый раз в жизни пронеслось в ее голове.
А потом они говорили, и пили чай, и снова говорили, и играли с детьми, и опять говорили…и Иден отпускало. Она сама не могла объяснить, что сделала с ней София, но почему-то понимала, что именно она сейчас была необходима.
- Знаешь, что? Давай я тут посижу пока с Чипом и Адрианой, а ты просто выйдешь подышать. Развеешься – и возвращайся. Тебе станет легче, вот увидишь.
- Думаешь?
- Конечно. Океан всегда тебя успокаивал, - почему-то София знала, куда Иден пойдет.

Иден вышла из дома и направилась к побережью. Она выросла здесь, и сейчас так же, как и всегда в детстве, радовалась встрече с океаном. Впрочем, дело было не только в детстве. У них с океаном была тайна – на двоих.
- Привет, - раздался голос, от которого рванулось сердце, так и не привыкшее к этому звуку. Если и был кто-то, чьи отношения с океаном были ближе и важнее – то только он, который сидел сейчас на песке недалеко от нее. Казалось, она не видела его так давно – шестнадцать лет. Она так скучала по этим глазам, по сжатым губам, по каждой черточке лица… За эти шестнадцать лет она видела его лишь дважды – все равно что две секунды по сравнению с вечностью.
- Привет, - сказала она. И поддалась первому порыву – Я присяду?
Роберт неопределенно махнул рукой рядом с собой. Иден подошла и села рядом. Двое молчали, лишь океан шумел волна за волной. Когда-то он шептал им о любви. С тех пор Иден разучилась понимать его. Она просто знала, что он хранит ее тайну – но больше не говорила с ним.
- Как думаешь, что он хочет мне сказать? – кивнула Иден в сторону океана.
- Не знаю. Наверное, что он скучал по тебе.
- Я тоже, - она опустила голову и, набрав в ладони песка, начала медленно пропускать его сквозь пальцы. – Я тоже очень скучала.
- Это имеет значение?
- Для меня – да.
- Что ж, - неопределенно отозвался Роберт.
Теплый песок высыпался, высыпался из ладоней, и вот ускользнули последние песчинки. Иден привычным жестом отряхнула руки.
- Я не видела тебя целую жизнь, - вырвалось у нее, пока она оборачивалась к нему.
- Мы виделись позавчера, и ты не изъявляла желания видеть меня когда-либо еще.
И с тех пор прошла целая жизнь. Пустая, неправдоподобная, нелепая жизнь. Жизнь без него. Иден снова запустила пальцы в песок, думая, часто ли она делала это за те шестнадцать лет во сне. Не помнила. Что за глупости лезут в голову?
Среди горсти зачерпнуто песка попалась ракушка. Крошечная, с мелким цветным узором.
- Красивая, - улыбнулась Иден. Та Иден из 2007-го, которая так давно не видела ракушек.
Роберт бросил взгляд на ракушку, потом на саму Иден. Что с ней? Очередная игра?
- Ты хотела что-то сказать?
- Я… - Иден растерялась, но это и правда было так. – Да…я хотела. Может, и не должна, но хотела. Я просто подумала… Знаешь, на что все это похоже?
- Что?
- Я. Мы. Все эта ситуация, - Иден дополнила невнятное объяснение неопределенным жестом. – Я как будто всю жизнь не хотела убирать свою комнату, и лишние вещи: мешающие чувства, мысли, желания, - запирала в большом шкафу. Поэтому все, кто приходил ко мне в гости, удивлялись чистоте и порядку в комнате. Хвалили меня, ставили в пример. Я гордилась этим. Только вот «ненужных» вещей с годами становилось все больше: к ним добавлялась и растущая усталость, и раздражение, и желание все переделать по-своему, и объяснить всем, как им самим надо жить и как давно пора оставить меня в покое… А я продолжала хладнокровно складывать это в коробки и убирать в шкаф. Выбросить собственные чувства нельзя, а запереть огромным замком – вполне себе можно. К тому моменту, когда я встретила тебя в 89-м, шкаф и так уже был заполнен. А места в нем вдруг потребовалось немыслимо много: чтобы запрятать туда все то огромное, что я чувствовала к тебе, каждое воспоминание, каждую «расово неправильную» мысль, каждое лишнее движение своей души, каждый сон с твоим участием… Шкаф был переполнен, а я все продолжала запихивать и запихивать туда чувства и желания, заталкивать ногами, наваливаться на дверцы всем телом – лишь бы закрылись. К шкафу стало просто опасно подходить, но в остальном комната продолжала быть идеальной. И вот однажды я, случайно проходя мимо, задела дверцу, и она открылась. Остановить это было невозможно: на меня сыпался ворох одежды, летели с верхних полок шляпные коробки, падали неиспользованные счастливые билеты подаренные судьбой и выброшенные мной…сыпались переживания, запретные чувства, давно запертые и забытые эмоции… Я закрывала голову руками, пытаясь сохранить себя, и даже не старалась затолкнуть это обратно. Но когда это все высыпалось – я разозлилась, как ребенок. Я кричала во все горло, что все эти вещи вполне красивы, и я оставлю их все в свое комнате, нравится остальным это или нет. В тот вечер я уехала с тобой в твой дом в Лос-Анджелесе. И уже там, остыв, успокоившись, я в который раз подумала: почему бы не начать все складировать заново? Шкаф большой, если все аккуратно перебрать и разложить рациональнее, он снова станет закрываться. Так я попросила отвезти меня домой. Но дома, оказавшись снова в этой комнате… Я просто поняла, что не только не могу, но и не хочу прятать все это. Я больше не могу жить в постоянном страхе и ожидании того, что шкаф вот-вот откроется, и все ужаснутся, какая я плохая девочка. Роберт, я больше не могу, - Иден снова обернулась к нему, ища в его глазах поддержки.
Роберт все думал, думал и все боялся поверить, что все эти слова, которые она сейчас говорила, все то, что было так важно для нее, имеют и другое, гораздо более короткое значение, состоящее всего из трех слов. Трех слов, которых он ждал он нее годами. Трех слов, в которых был для него смысл, цель и единственная причина существования.
- Ты знаешь, что в свое время я нередко заглядывал в чужие тайники. Содержимое твоего шкафа мне тоже вполне известно. И, как видишь, меня оно не смущает, - улыбнулся он ей. Иден сейчас казалась просто маленькой девочкой, испугавшейся, что ее станут ругать, и ищущей утешения.
- И я даже знаю, почему, - улыбнулась она, и из испуганной девочки на этот раз превратилась в хитрюшку из 79-го, - Там слишком много полок уделено тебе.
- Прячешь меня в шкафу, значит? Прямо как в несмешных анекдотах, - подсказал он ей в ее же шутливом ключе.
- Нет, - вдруг покачала головой Иден, на этот раз повзрослевшая до 89-го. Подняла голову и прямо посмотрела ему в глаза. – Я больше не хочу тебя прятать. Пусть это сумасшествие, пусть нам будет трудно, пусть все вокруг будут осуждать меня, пусть я буду злиться и периодически заявлять, что это ты во всем виноват – но я хочу быть с тобой.
- Иден? – осторожно начал он. Слишком осторожно – потому что слишком хорошо знал, чем это все может обернуться. Она просто испугается и убежит. – Ты хочешь сказать…?
- Да, - на мгновение в ее глазах мелькнула паника той самой девочки из красивой чистой комнаты с огромным переполненным шкафом, но Иден продолжила, - Роберт, я люблю тебя. И хочу быть с тобой.
Слов оказалось не три, а девять. И это было в три раза прекраснее.
- Я не говорю, что готова. Я не говорю, что это будет немедленно. Но я…я приняла решение и буду держаться его – до конца.
И слов больше не было нужно. Она опустила голову ему на плечо, а он гладил ее по волосам, осторожно, кончиками пальцев касался кожи, целовал светлую макушку. Иден уткнулась в его свитер и все шептала «люблю, люблю тебя», словно ящик за ящиком разгружала свой шкаф от этого слова и чувства и находила каждому место в ее комнате. И когда она закончила, комната показалась ей невероятно красивой – потому что она была не искусственной, бездуховной, а настоящей, живой. Иден тихонько засмеялась и снова уткнулась в свитер с таким родным и таким до боли – теперь уже приятной, тягучей боли – незабытым запахом. «Шшшшш, шшшшш» - довольно шумел океан. Эти двое, которых он соединил десять лет назад, все-таки оказались умнее своих человеческих сородичей. И поняли главное. Простое, необъятное – и несокрушимое, как сам океан.

Сообщение отредактировал JaneBennet: Воскресенье, 28 октября 2012, 16:33:55

Не хочу обидеть автора, но .
Каждый из представленных вариантов финала кажется мне слабее всей предыдущей части фика. Очень жаль.
Лучше бы было не три варианта, а один, с любым финалом, но такой, чтобы можно было прочувствовать каждую эмоцию героев (как я чувствовала ранее, когда читала), чтобы, как говориться, по системе Станиславского сказать: «ВЕРЮ!».
Подробнее о вариантах.

Первый вариант наиболее логичен и правдоподобен в плане развязки и событий. Лучшее, что мог по логике сделать Роберт, оказавшись в той ситуации, в какой оказался, это свалить из СБ, но а Круз, Иден и Адриана, конечно, помирятся, куда денутся. Я верила и не сомневалась, что они помирятся, по энергетике, которую я чувствовала в предыдущих частях фанфика, я видела, что они все очень любят друг друга, и с такой любовью свернут горы. Но я рассчитывала на бОльшую эмоциональность, уже «пускала слюни» вчера, предвкушая примирение Иден и Круза, разговор Иден с Адрианой, но… как-то сухо все довольно получилось. По событиям согласна, что все логично, но по эмоциям – слабовато передано, ИМХО. Особенно разговор Иден и Адрианы. Я недовольная, моя душа неудовлетворенна.

Второй вариант. Читая этот фанфик, со мной, можно сказать, случилось невозможное, я тоже стала «родри-маньячкой», стала против своей воли «болеть» за пару Адриана-Роберт, не смотря на очень большую их разницу в возрасте (что мне всегда не нравится в парах), несмотря на все препятствия перед их совместной жизнью, обязательную нервотрепку для ИК, если Адриана решит быть с Робертом. И я мечтала тайком, что они будут вместе, какие варианты даже сама ни рисовала в своем воображении – и как Адриана сбегает из дома, и как они с Робертом проводят-таки ночь вместе, и как она беременеет, а потом уже Иден и Круз никуда не денутся с подводной лодки и согласятся на брак Адрианы с Робертом. Подобные варианты рисовало мое больное воображение. И я думала, что если автор все же оставит Адриану и Роберта вместе, я буду прыгать от радости перед компьютером. Ну и что, ну и что, ну и пусть, к черту все, если любишь, надо быть счастливыми здесь и сейчас, а что будет потом – это потом…
Но прочитав второй вариант, я радости не испытала.

Цитата

Автор, это вообще что? Это стеб? Ну зачем вы так????

Цитата

Ага, Иден и Круз два идиота – да, Адриана, езжай учиться в Нью-Йорк, поближе к Роберту, мы верим, что тебя только учеба там интересует…
Кстати, данный вариант финала не отменяет и того, что Иден и Крузу не мешало бы помириться, а в этом варианте эта важная часть опущена. Как и опущено примирение Адрианы с Иден.

Ну и третий вариант. Ах, это все было, оказывается, сон! Долго же Иден спала – 16 лет. Ну, спящая красавица в сказке спала и дольше, не предел, конечно… Но третий вариант тоже на стеб похож. Автор, вы так шикарно начали, но во что же фик к финалу превратили?
Я по системе Станиславского каждую главу ВЕРИЛА в написанное, а вот финалам НЕ ВЕРЮ. Начали за здравие, как говорится, а закончили… Сорри, сорри, сорри.

Сообщение отредактировал Иден Кастилио: Воскресенье, 28 октября 2012, 17:57:59

Иден Кастилио, спасибо за отзыв! Вы меня не обидели, надеюсь, и я Вас тоже. Я всего лишь обещала, что в 2007 году Иден и Роберт не будут вместе.
Вариант 1. Что не понравится диалог Иден и Круза я понимала, но, простите, это все, что я смогла сделать. Поднимаю белый флаг и официально признаю, что не знаю. как они бы помирились после всего этого, если бы оба просто молча не простили. Именно, как Вы пишете, "с такой любовью свернули горы". А что им не нужны были длинные монологи, чтобы понять друг дурга за почти 20 лет брака - это, кмк, логично. Диалог Иден и Адрианы на том этапе я именно таким и вижу: вялым, безжизненным. Им практически нечего друг другу сказать, они могут разве что обняться, пытаясь передать хотя бы на кровном уровне какое-то тепло - и то выходит плохо.
Вариант 2. Примирение ИК и ИА я видела точно так же, как в первом, поэтому и не стала описывать.

Цитата

Это был стеб на нервной почве, но стеб, кмк, полезный вариации Кепвелловской семьи в этом фике. Семьи на ригидных конструкциях. Семьи, вырастившей таких девочек, как эта Иден и эта Адриана. Им полезно встряхнуться. В конце концов, что такого ужасного. Жена-афроамериканска ужасна для 60-х, а не для нулевых, а Саманта и Чип никаким боком не кровные родственники.

Что у меня прогрессирующее родри-маньячество, я извинялась)) Но у нас оно, видимо, разное:

Цитата

Потому что вот такого развития событий для Адрианы и Роберта я не хотела бы ни при каких обстоятельствах. Зачем им непременно сейчас эта ночь, к которой она в своем душевном раздрае и не готова, после которой она должна забеременеть, словно они в доисторические времена живут или вообще не запариваются этим вопросом, а уж ИК, выдающие дочь замуж "по залету"
Я люблю свою Адри и такого ей в страшном сне не пожелаю, сорри.

Цитата

Почему же илиота, Адриана же говорит: "сами себя убедили". Так и остались в коматозе Кепвелловской семьи, когда поняли, что с этой девочкой не справиться - она вообще не из этой системы. Есть такая тема "рефлекс мнимой сметри" - когда мир вокруг настолько рушится, что легче замереть и притвориться мертвым, может, само пройдет. А кто знает: может, у Адрианы само и пройдет?
Вариант 3.

Цитата

Тут уж на вкус и цвет фломастеры разные. Я не шутила, особенно в сравнении со шкафом.
Спасибо за мнение, оно для меня ценно.

Сообщение отредактировал JaneBennet: Воскресенье, 28 октября 2012, 18:35:16

JaneBennet, спасибо за фик и за то, что его закончила - сумела
Три финала, так три финала. Самый реальный из всех, конечно, первый, второй...однозначно наименее желательный, ну а третий пусть будет "Сиреневой Сказочкой"(с)
Вообще, ты подняла безумно сложную тему взаимоотношений людей в этом фике и, думаю, далеко не все из читателей, смогли бы разрулить ситуацию как-то лучше, если вообще смогли бы. Тем более правдоподобно. За себя скажу точно - даже не взялась бы.
Так что, еще раз - за смелость. И пожалуйста, пиши еще, не останавливайся, мне очень нравится твой стиль написания, образность, эмоциональность... Жду новых фанфиков

Happiness, огромное спасибо за поддержку, ты знаешь, что она была мне нужна. Я даже не знаю, что еще сказать. Просто спасибо, и все тут!