***
В желании выместить накопившуюся злобу, она замахнулась вновь, однако на этот раз Барр помешал ей, ухватив за запястье, при этом его лицо скривилось от боли.
- Что у тебя с рукой?! - она тут же позабыла о своем намерении.
- Она встретилась со стеной, - невесело хмыкнул он.
- Келли... - в его лосе звучала растерянность, которую он испытывал.
Она взяла его руку в свою, склонив голову, чуть коснулась губами разбитых, припухших костяшек...
Утро следующего дня
***
- Я научилась читать твои мысли, - искренне весело заявила она. Сейчас ты думаешь:
- "О, Боже, она все еще сдесь! Как жалко, что она не ушла, пока я спал".
- О, Келли! Не надо... - простонал Роберт, садясь на постели.
- Ты, знаешь, я не жалею, - начала она, чуть коснувшись ворота его рубахи. - Порой сколько бы тебе не твердили, что это ошибка, надо её совершить, чтобы по-настоящему осознать это. Эта ночь окончательно излечила меня от тебя, Роберт. Я поняла, что не нуждаюсь в тебе так сильно, как раньше... ты убил во мне всё это... Я равнодушна...
- Мне больно это слышать, Келли, - Роберт сморщился от её слов и от мучившего его похмелья.
- А мне нет! Мне не больно. Со временем, я знаю, это пройдет, а пока это состояние лучшее для меня. Оно не столь невыносимо, как то, что жгло меня изнутри раньше. Я пришла сюда совсем не за этим. Я хотела тебе кое о ком рассказать...
***
- Если ты ждешь, что в порыве родственных чувств я растаю, то ты ошибаешься.
Роберт с недоверием смотрел на протянутую ему руку. Затем он перевел взгляд на лицо. Как странно! Такой же как он сам и в то же время абсолютно другой. При этом не вызывает в нем родственных чувств скорей протест - такого просто не может быть! Это абсурд!
- Я не столь наивен, чтобы этого ждать, - его копия нагло улыбнулась, что вызвало у Роберта новую волну неприязни.
- Тогда чего ты хочешь? - в его голосе по-прежнему сквозило раздражение, однако он всё же протянул ему свою руку.
Пару недель спустя.
***
Итак, снова за старое, но с новым настроем - в спокойствии почти в нирване и в то же время как порох - того и гляди пыхнет. Все эти недели он был неизменно сдержан, его голос звучал ровно, но было что-то в его поведении, что заставляло подчиненных стремиться поскорее скрыться с его глаз. Всех. Кроме Рэнфилд. Она воспринимала очередное настроение босса с высота собственного профессионализма и полной невозмутимости, чем вызывала благоговейной восхищение у остальных.
Он злился, но сдерживал себя. Он мучительно искал смысл, но не находил его. Порой ему удавалось отвлечься, когда на горизонте появлялась очередная цель - компания, ослабленная по недосмотру своего владельца. Тогда начиналась настоящая охота. И чем больше сопротивлялась его жертва, тем больше ему это было по душе. Он захватывал, разрывал на куски, словно хищник добычу, продавал и получал прибыль (впрочем последний пункт интересовал его все меньше). Вся суть заключалась в самом процессе, никак не в его результате. Об этом он мог рассказать только ему - старику, работающему на верфи, к которому он позволял себе наведываться. Там он получал то, в чем нуждался. Он устал от ненависти врагов, от заискивания, страха и нерешительности подчиненных, он устал от безупречного профессионализма Рэнфилд. Но прежде всего он устал от самого себя. Этому старику он мог рассказать об этом и обо всем остальном. В нем не было ни капли фальши лишь бесконечная мудрость и долготерпение.
- Я не могу ничего создать, даже если захочу. Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь...
Старик мало говорил, больше слушал, но и это приносило ему временное облегчение.
***
Грубостью своих мыслей и слов,
Вновь рвешь вуаль моих тонких миров,
Быть может, кто-то к такому готов,
Но только не я —
Мой удел не таков!..
Что ж, рви на лохмотья
Чужие мечты!
Я их, сокрушаясь,
Заброшу в костры
Всесильно над бездной
Своей пустоты —
Но я разведу
Наших судеб мосты!
Может быть, завтра ты станешь другой,
И позабудешь, каков был урон,
Я позабуду — но как-то весной
Чувства взорвутся,
И кончится сон!
"Мосты" Рок-острова
Впрочем... все не так плохо, - размышлял он, сидя за столиком в Ориент Экспресс. Испытанная им боль излечила, обезопасила его от рецидива этой болезни навсегда. Чего он не мог понять, так это откуда в нём взялось это странное желание вновь прийти сюда и поиграть с огнем. Быть может, он хотел окончательно ощутить чувство превосходства... над ней и над самим собой. Вот она стоит у входа, беседуя с метрдотелем. В ней нет ничего особенного. Такая же как все. Ничем не лучше. Он не уговаривал, не обманывал себя, он действительно так считал. Ничего не колыхнулось у него в душе. Он чувствовал лишь гордость и несвойственное ему мелкое чувство мстительного удовлетворения - он смог! Она перед ним, он смотрит на неё и при этом не испытывает ровным счетом ничего! Это его победа! И пьянит она больше, нежели захват очередной компании. Она чуть склоняет голову, привычным движением откидывает волосы назад, их взгляды пересекаются, при этом её лицо болезненно морщится (он читает промелькнувшую в ее глазах мысль о том, чтобы запретить ему появляться здесь, которую, впрочем, она тут же отметает). Теперь в её взгляде боль, сожаление и ... Жалость?! К черту! В этом чувстве он нуждается меньше всего. Она отворачивается, однако он продолжает смотреть на нее, разглядывает светлые волосы, которые с момента их последней встречи стали короче (теперь они едва доходят до лопаток). Шелковая блузка, тонкая талия, перехваченная ремешком, широкие шаровары в пол. И снова в нем зарождается что-то... постепенно, незаметно... Именно поэтому он пока не боится обжечься, не чувствует опасности, не бьет сигнал тревоги, предупреждающая сирена не звучит у него в его голове. Это всего лишь игра, которую он чувствует необходимость продолжить.
Совсем некстати этот стакан перед ним. Бренди, как не крути вносит свои коррективы в его восприятие. И вот он впервые за долгое время не испытывает ни раздражения (которое съедало его последние дни), ни тоски. Лишь странное приятное ощущение в районе солнечного сплетения лишь при одной мысли о том, что он может сейчас встать, подойти, заговорить с ней...
И уж совсем некстати появление Кастильо. В его узких глазах жгучая ненависть и не менее жгучая боль. В его взгляде вызов и бравада. Он словно говорит - бери, отдаю, мне больше не нужно, но при этом (Роберт уверен) не отдаст никогда. Не потому что не захочет, потому что не сможет. Кастильо глубоко несчастен, но это не мешает Роберту в очередной раз испытать это гадкое невыносимое чувство, которое и ревностью то назвать сложно, это что-то другое не поддающиеся определению. Будь оно проклято! Однако именно оно помогает ему понять, что он снова зашел слишком далеко... Следует остановиться, пока его снова не затянуло в этот водоворот.
Сообщение отредактировал Ondina: Суббота, 07 июня 2014, 21:01:14