***
Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?
Первым его безумным порывом было немедленно сорваться с места и бежать к ней. Но едва Роберт вскочил с кресла и сделал шаг к выходу, как в зале погас свет, и зазвучала увертюра. Лет десять назад его вряд ли могло это остановить, возможно, не остановило бы и теперь, но тут внезапно возникшая в голове мысль отрезвила и заставила вернуться на место.
Маловероятно, чтобы Иден накануне Нового года могла оказаться на другом конце света одна. Наверняка, наш доблестный полицейский где-то неподалеку, просто по каким-то причинам опаздывает и вот-вот заявится, небось, еще и с детьми в придачу. А уж столкнуться посреди спектакля с семейством Кастилио в полном составе ему хотелось меньше всего.
Тяжело дыша, Роберт опустился в кресло и снова взял бинокль. С ним творилось что-то необъяснимое — всегда хладнокровного и жесткого биржевого магната трясло в лихорадке и прошибал холодный пот, сердце то замирало на пике где-то под горлом, то гулко провалилось вниз, словно кабина скоростного лифта, то начинало сумасшедше биться, отдаваясь в ушах оглушительным эхом. Но самое удивительное, что при всех странностях, происходящих с телом, сознание его оставалось совершенно ясным. Роберт как будто наблюдал себя со стороны, как впервые выпивший лишнего подросток, с изумлением обнаруживающий, что при еще трезвой голове у него почему-то заплетается язык, а ноги и руки не слушаются.
Прошло десять минут, двадцать, полчаса, а Круз все не появлялся. Неужели Иден здесь одна? Нет, не может быть, наверное, гроза преступного мира остался с в отеле с детьми. А, может, они поссорились или даже расстались, поэтому Иден и уехала на другой континент в канун праздника? Она выглядит расстроенной … или он выдает желаемое за действительное?
Это гадание на кофейной гуще так истощило Роберта, что в какой-то момент он внезапно разозлился на себя. В конце концов, не все ли равно, почему она здесь и где Кастилио. Семь лет назад эта женщина ясно дала тебе понять, что их любовь осталась в семьдесят девятом, а все, что произошло потом, было лишь ошибкой. «Мой последний бунт» — кажется, так она выразилась. Так какого черта, Роберт? На что ты надеешься? Что, увидев тебя, Иден передумает и со слезами радости бросится в объятия?
Несмотря на очевидную нелепость подобных надежд, он вдруг понял, что именно на такой исход и рассчитывает в глубине души, и разозлился еще больше, обругав себя мысленно всеми непристойными словами, которые знал. Непонятный ступор улетучился, злость окончательно привела Роберта в чувство.
Уйти что ли прямо сейчас, напиться и лечь спать пораньше? Да черта с два! С какой стати он должен портить себе вечер? Нет уж, он спокойно и с удовольствием досмотрит балет, а потом пешком прогуляется до отеля и ляжет спать. Трезвым! Вынеся себе такой суровый приговор за проявленную слабость, Роберт немедленно приступил к его исполнению. Он отшвырнул подальше бинокль и постарался целиком сосредоточиться на спектакле.
В это время храбрый Щелкунчик сражался с мышиным войском, а испуганная Маша смотрела на происходящее, спрятавшись в огромном кресле на краю сцены. В самый разгар боя Щелкунчик вдруг упал и остался лежать на полу, и тогда девочка, забыв о страхе, выскочила из своего укрытия и бросила в Мышиного короля свечу, заставив мышей отступить.
Этот отчаянный жест вызвал у Роберта смутное ощущение дежавю, словно он уже видел что-то подобное раньше. Однажды в их доме на Сиренос Иден обнаружила мышь, мирно поедающую сырные крошки на обеденном столе, и, не растерявшись, запустила в нее попавшимся под руку подсвечником. Тяжеленный канделябр, который Иден обычно с трудом поднимала двумя руками, пролетел через всю комнату и, к восхищению Роберта, попал точно в цель, жестоко наказав грызуна за дерзость. Увидев, что осталось от несчастного животного, бесстрашная подсвечникометательница вдруг села посреди комнаты и разрыдалась. Битый час Роберт успокаивал ее, уверяя, что мышь непременно попала в рай. Она кивала головой и все плакала, плакала, а он все обнимал ее и обнимал…
Да что ж это такое-то! Роберт встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Нет, все-таки надо в антракте выпить, иначе не избавиться от этого наваждения. С трудом дождавшись конца первого действия, Роберт поспешно вышел из ложи, даже не взглянув на противоположную сторону зала.
Буфет был полон. Толкаться в очереди не хотелось, и он встал в стороне, решив подождать, пока схлынет основной поток посетителей. Из состояния задумчивости его вывела какая-то суматоха возле барной стойки. Подняв голову, Роберт вдруг увидел знакомую фигуру в красном платье, которую странным образом, словно удерживая от падения, обнимал сзади капельдинер с растерянным и встревоженным лицом. Ее глаза были закрыты, а руки безвольно свисали вниз. Не раздумывая, Роберт бросился на помощь, но не успел сделать и пары шагов, как Иден начала приходить в себя и открыла глаза. В тот же момент под влиянием сиюминутного порыва он трусливо спрятался за колонну и уже оттуда наблюдал за дальнейшим развитием событий. Через пару минут Иден вместе с капельдинером, державшим ее под локоть, прошли совсем рядом с импровизированным укрытием Роберта, так что он мог расслышать их разговор. Она просила проводить ее обратно в ложу, уверяя, что чувствует себя значительно лучше.
Когда пара скрылась из виду, Роберт обессиленно прислонился к колонне. Волнение за Иден, но прежде всего, звук ее голоса, шелест платья, едва уловимый аромат духов — так близко, только руку протяни, – окончательно выбили его из колеи. Полное поражение по всем фронтам, приятель. Не думать об Иден, видя Иден, слыша Иден, ощущая Иден? На редкость дурацкий план, надо признать.
К концу антракта буфет постепенно опустел. Роберту некуда было спешить, он взял порцию виски, отказавшись от предложенных на закуску бутербродов, и, не отходя от барной стойки, залпом осушил стакан. Легче почему-то не стало, и пришлось повторить. После второго стакана немного отпустило, и только после третьего наконец наступило притупляющее чувства опьянение.
***
Большую часть второго акта Иден пропустила, несмотря на то, что не отводила глаз от сцены. С ней по-прежнему происходило что-то необычное. Временами она погружалась в полное оцепенение, как будто проваливалась в черную дыру, переставая ощущать что-либо и забывая о необходимости дышать и моргать, а через минуту в мучительном беспокойстве начинала елозить в кресле, стучать каблуком по полу и нервно теребить пальцами локон волос, как школьница на первом свидании. В мыслях тоже не было порядка — лица родных, обрывки фраз, воспоминаний и снов хаотично мелькали в голове, словно кадры в поставленном на перемотку фильме, наслаиваясь друг на друга и сливаясь в цветные пятна.
К вальсу Цветов Иден чувствовала себя такой разбитой и измотанной, что совсем уже собралась уйти, не дожидаясь конца спектакля, но почему-то никак не могла заставить себя подняться с места. Когда вальс закончился, она почти встала, но в этот момент первые аккорды знаменитого адажио буквально пригвоздили ее обратно к креслу и заставили снова обратить внимание на сцену. Мышиный король побежден, Маша и принц Щелкунчик преодолели все препятствия, теперь они вместе. Окрыленные беззаветной любовью друг к другу, они просят у небес благословения на свой союз. Казалось бы, ничто не может помешать их счастью. Но почему этот праздник жизни сопровождает такая странная, пугающая музыка? Наполненная не ожиданием счастья, а зловещим предчувствием неизбежной потери, она проникала под кожу и пробирала до костей. Почему, откуда в ней такая неизбывная тоска о чем-то ускользающем, такой смертельный холод, предвещающий даже не физическую смерть, а нечто еще более страшное — прощание с мечтой?
Иден смотрела на Машу в белом подвенечном наряде, на гордого, улыбающегося Щелкунчика, не сводившего со своей невесты восхищенного взгляда, и не могла сдержать слез. Она как будто снова вернулась в день свадьбы и увидела себя с Крузом — тех, живущих и дышащих друг для друга, ошалевших от любви и счастья, которое казалось тогда безоблачным и бесконечным. Могли ли они подумать тогда, что спустя десять лет будут встречать Новый год на разных континентах?
А следом в памяти невольно всплыл еще один день, оставшийся в далеком прошлом, но не потускневший со временем. Лето 79-го, пустынный пляж, океан у самых ног, двое влюбленных, обручальное кольцо в раковине и тоже счастье — безудержное и искрящееся, как пузырьки шампанского. И целая жизнь впереди… Им с Робертом были отмерены даже не годы – месяцы, одно короткое лето и одна чудовищная, нелепая случайность, непоправимо искорежившая судьбы. Ни изменить, ни отменить, ни исправить, только жить дальше, зная, что никогда уже не будешь прежним.
Может быть, поэтому это свадебное адажио пронизано такой неутолимой болью? Словно погребальный колокол, оно звучит мрачным пророчеством, предупреждением, что любое счастье недолговечно, а мечты обманчивы и, даже сбывшись, часто приносят лишь разочарование.
Бедная маленькая Маша! Чистая и восторженно-наивная, живущая предвосхищением любви, ты так мечтала о принце, так его ждала и так храбро за него сражалась, и вот, наконец, он рядом с тобой, настоящий, сказочно-прекрасный — на расстоянии вытянутой руки. Ты еще не знаешь, что это всего лишь сон, чудесный рождественский сон, навеянный кудесником Дроссельмейером. Когда ты проснешься, чары рассеются, волшебная страна растворится в темноте, как свет последнего уличного фонаря, а долгожданный принц окажется уродливым Щелкунчиком, пусть верным и надежным, но деревянным. Это жизнь, Маша, взрослая жизнь, в которой ты сегодня смогла прикоснуться, словно тайком заглянула в замочную скважину.
Не плачь, девочка, поверь, это далеко не самое страшное, что могло случиться. Ты не хотела бы просыпаться, чтобы дивный сон никогда не исчезал, а в реальной жизни порой так хочется, чтобы все происходящее оказалось только ночным кошмаром. Иден многое бы отдала, чтобы проснуться утром в объятиях Круза в их доме на берегу и понять, что вся история с Робертом ей просто приснилась. Или, может быть, наоборот, — проснуться утром в объятиях Роберта и с облегчением обнаружить, что убийство, тюрьма, авария, потеря памяти, вся дальнейшая жизнь без него были лишь игрой ее воображения? Как бы Иден ни отгоняла подобные мысли, как бы ни старалась забыть, ее всегда будет преследовать это безответное «если», она обречена помнить до конца жизни. Как и Роберт.
Вот и апофеоз. Исчезающий принц, высвеченный лучом прожектора, с печальной улыбкой смотрит на Машу, протягивая руки. Луч медленно гаснет, и вместе со светом тает одинокая фигура в красном мундире, пока совсем не исчезает в темноте.
Иден вдруг вспомнила свой утренний сон, в котором Роберт точно так же исчезал в свете фонаря. Удивительное совпадение! И совпадение ли? Ей часто снились вещие сны, но почему Роберт? Почему она весь вечер думает о нем? Что с ней такое происходит сегодня? Нет, нужно это прекратить, скорее в отель и спать, спать!
Вытирая слезы, Иден вышла из ложи и поспешила в гардероб, не дожидаясь, пока в зале включат свет и начнутся поклоны. Конечно, это было крайне невежливо по отношению к артистам, но она не могла больше здесь находиться. Как назло, у гардероба она снова столкнулась со словоохотливым администратором. Надев пальто и почти не слушая его болтовню, Иден едва ли не бегом двинулась к выходу, надеясь, что он отстанет, но не тут-то было. Ее спутник оказался не менее проворным и, буквально загородив спиной спасительную дверь, заявил, что не может позволить гостье и шагу ступить одной в ночной Москве и просто обязан лично посадить ее в такси. Пока Иден раздумывала, как сбежать от назойливого провожатого, чья-то сильная рука вдруг бесцеремонно сжала ее локоть, и откуда-то из-за спины вкрадчивый баритон произнес по-английски:
— Не беспокойтесь, я провожу даму.
Ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто стоит сзади. Этот голос она узнала бы из тысячи других — низкий, обволакивающий, лишающий способности трезво мыслить. И, конечно, не терпящий возражений.
— Здравствуй, Иден, — сказал Роберт, когда она все-таки повернулась.
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Среда, 09 января 2013, 22:18:30
Но смущает пара деталей. 31 декабря - безусловно один из главных праздников в России, но в США он не главнее Рождества, он даже в тени того праздника, но в в фике Рождество упомянуто вскользь, однако Роберт почему то не любит только день рождения и новый год. 
И еще одна деталь: очень стало жалко Адри в свете того, что ночь на 1 января - день рождения Адрианы. 
Цитата
Наверх
Супер, как всегда! 
