алёнка77, Иден Барр, Amor, снежка, Scout, Лия! Большое спасибо за комментарии, отзывы, отклики, впечатления и отношения, очень интересные и спорные вопросы!
Итак:
Кейн отпустил Иден, пожал Крузу руку, развернулся и не успел скрыться в кустарнике, за которым начинался пляж, как обе машины выехали с временной стоянки и разъехались в разные стороны.
* * *
Стороны трассы были отлично видны, и это немного успокаивало Круза, который в любой момент ожидал если не открытого преследования, то каких-нибудь других происшествий, включая чисто дорожные.
Круз, нервничая, подумал, сколько еще всего предстоит, но успокоил себя тем, что пока все идет по плану и никаких непредвиденных неприятностей не случалось. Правда, теперь они с Кейном и Перлом не могут совещаться и согласовывать свои действия, и остается надеяться на то, что они так тщательно продумали все детали, что риск быть пойманными у одних, а разоблаченными у других будет оптимально низким.
«Нет, не только из-за этого я нервничаю», – подумал Круз, оглянувшись на Иден, которая предпочла сесть на заднее сиденье, причем таким образом, чтобы он не видел ее в зеркале. Не слишком располагает к общению, зато поток размышлений не иссякает. Жаль только, что не самых радостных.
Как они проедут границу? Согласится ли Иден на необычную маскировку? Где им все-таки остановиться, чтобы хоть немного поспать (Круз почувствовал, как сердце предательски ухнуло вниз) в Мексике перед тем, как ехать к детям? Как они их встретят? Узнают ли? Или придется знакомится с ними заново? Как чувствует себя Иден? Что происходило с ней на острове, как она вообще попала туда, и каким образом вылечилась? Что за лабиринт и слова, о которых говорил Кейн? Что ей на берегу сказал Джон? Что за пакет он ей передал и почему не сделал этого в момент их странно долгого прощания? О чем сейчас думает Иден? Будут ли они молчать всю дорогу? Круз вспомнил, как раньше молчание с Иден почти никогда не было в тягость и зачастую становилось даже приятным. Наверное, оттого, что такое молчание было частью их общения, просто безмолвного, только и всего…
Круз услышал, как сзади Иден зашелестела пакетом (предварительно включив свет) и охнула. Он остановил машину и развернулся к ней с тревогой, вызванной ее возгласом, и облегчением, что появился повод заговорить:
– Иден, что случилось?
Иден несколько растерянно подняла на него глаза и Крузу, как довольно часто бывало в таких случаях, захотелось защитить ее.
– Это пакет, который передал мне Кейн от Джона…
Круз нетерпеливо перегнулся через сиденье:
– И что в нем?
– Все мои документы: паспорт, права, даже медицинская карта… деньги… и…
Круз слегка напрягся, невольно ожидая услышать отчаянно-восторженные гимны герою, который, рискуя жизнью, отправил документы Иден, отважно подставляя себя под разоблачение. Но Иден, казалось, не только об этом думала; она отвлеклась от каких-то своих мыслей, в которые было погрузилась, и воскликнула:
– Все это замечательно и благородно, но как же я могу переехать границу под своим настоящим именем?!
Круз едва не расплылся в довольной улыбке, но вовремя сдержался, попросив Иден достать из его рюкзака, что стоял рядом с ней, небольшую папку. Иден вытащила ее, выразив надежду, что там лежит ответ на ее вопрос, на что Круз отозвался, что она найдет ответ прямо сверху, не особо утруждая себя поисками. Его так взволновало, как она на это среагирует, что он не только замер, но почти перестал дышать.
Иден открыла папку и несколько мгновений смотрела на документы. Затем она взглянула на Круза и полувопросительно сказала:
– Это вроде бы тоже паспорта…
– Поддельные паспорта, которые вскоре будут нашим прикрытием, –уточнил Круз, радуясь, что этот их разговор оказался на этот раз таким мирным.
Иден открыла обычные на вид паспорта и прочла имена, которые на некоторое время станут их визитной карточкой.
– Так… Эй Мартинес и… Марси Мартинес… – Иден негромко хмыкнула и внимательно посмотрела на Круза. Он посмотрел в ответ с самым невинным видом. Иден, не удержавшись, спросила иронично-озадаченным тоном, таким привычным, бывало, для их прежних отношений:
– Что это с тобой случилось, Кастилио? С каких пор ты перестал искриться фантазией и фонтанировать идеями, особенно в таком простейшем деле, как выбор имен? Ты где их взял вообще?
Впервые с момента их встречи Круз широко и безоблачно улыбнулся и ему даже показалось, что Иден на мгновение забыла, в каком они положении и в каких отношениях, такими сияющими стали ее глаза.
– Они мне приснились в одном из тех чудесных снов, которые хочется увидеть снова. Но если тебе не нравиться, мы можем поменяться именами. Я вовсе не против Марси.
– Ну уж нет, мистер Эй, если мне предложат два одинаково странных костюма, я предпочту выбрать женский вариант. Тем более твое имя запомнить гораздо легче.
– И…? – все еще улыбаясь, спросил Круз.
– Что и…? Мне ведь на людях придется обращаться к тебе по имени чаще, чем называть свое.
В этот момент Крузу показалось, что, предложи он Иден пересесть вперед, она не откажется. Ее возмущенный возглас прервал начало его просьбы:
– Круз, что ЭТО?! Неужели я тебе настолько неприятна, что ты не нашел ничего лучшего?
Круз непонимающе взглянул на нее:
– О чем это ты, Иден?
Иден потрясла у него перед носом своей фотографией в паспорте, воскликнув:
– Да я во время лечения и то лучше выглядела! Теперь для меня окончательно перестало быть секретом твое истинное отношение ко мне!
Круз перегнулся к ней посильнее, становясь еще ближе, с легким возбуждением и удовольствием отмечая ее вспыхнувший румянец. Он был впечатлен тем, что она так легко упомянула о своей болезни и лечении, что дало ему надежду на будущие разговоры об этом, которые, он уверен, еще состоятся. Но в этот раз он заговорил о другом, отвечая на ее замечание:
– Не догадывался, что мое истинное отношение к тебе вообще является для кого-то секретом, особенно для тебя!
Иден вспыхнула румянцем еще сильнее, но теперь, кажется, уже от гнева:
– Похоже, ты на все приготовил ответ! Я прекрасно вижу, куда ты клонишь! Так вот, можешь не стараться – на каждый подобный твой ход у меня будет свой, столь же убийственно гуманный! Если ты хочешь потратить часть своей жизни впустую – это твое дело, тем более это теперь, похоже, превратилось в твое хобби!
Круз, вместо ответного гнева, почувствовал к Иден такую щемящую нежность, что лишь грустно сказал ей:
– Ты можешь не верить мне. Ты можешь не верить в меня и даже в нас. Но ты не можешь заставить меня перестать испытывать чувства к тебе. Не проси меня об этом, я все равно не смогу. И не хочу.
Иден ответила дрогнувшим голосом, и ему, в который уже раз, захотелось ее прижать к себе:
– Чувства друг к другу и отношения друг с другом могут настолько отличаться, что порой не понимаешь, что же из них истина! Если бы меня спросили о нашем споре в лодке, что эти люди чувствуют друг к другу, я бы ответила, что это ненависть, а не… другое чувство!
– А сейчас? Что бы ты ответила сейчас? – с острой болью в голосе спросил Круз Иден.
Во взгляде Иден сверкнули слезы, и видно было, что она огромным усилием воли сдержала их. Круз смотрел на нее в отчаянии от того, что не рискнет сейчас обнять ее, опасаясь оттолкнуть от себя еще дальше, но как же ему захотелось ее утешить! Он почувствовал, как судорога прошла по его лицу, когда он окликнул ее:
– Иден… Я прошу сейчас тебя только об одном. Позволь мне помочь тебе. Помочь тебе скрыться от погони. Обеспечить безопасное место. Быть рядом с тобой и детьми. Помочь тебе стать свободной от преследования. Помочь твоей встрече с родными…
Она смотрела на него и тайная надежда высвечивала в ее глазах такие знакомые синие блики. На миг ему показалось, что она потянулась к нему, откликнувшись на эти слова, но вдруг Иден вздрогнула, глубоко вздохнула и чуть вызывающим тоном заявила, взмахнув перед ним поддельным паспортом:
– Ты слишком многого требуешь от меня, призывая превратиться в этот крайне неудачный кадр!
Круз примирительно ответил, стараясь изо всех сил вернуть доверительную атмосферу их разговора:
– А ты слишком многого хочешь от Марси Мартинес, проживающей в Морено.
Иден слегка прищурилась:
– А это отличная идея! Так… где тут по паспорту Эй Мартинес живет?... Там же, конечно. Ага, прекрасно, вот пусть туда и едет, проводив меня до границы и, указав путь до своих родственников, или вообще отправляется в любую другую сторону!
В ее глазах заплескались льдинки и она, решительно захлопнув папку с паспортами и выключив свет, отодвинулась как можно дальше от Круза. Он постарался не показать разочарования, но твердо решил придерживаться своей позиции и не давать ей так часто сворачивать на этот ироничный тон. Круза приятно удивило, что Иден не отгораживается целиком от него во время ссор и выяснения отношений, как это иногда бывало раньше, когда она предпочитала убежать, хлопнув дверью. Правда, в нынешних обстоятельствах особо никуда не побежишь, но все-таки это ему нравилось.
С другой стороны, во многом она осталась прежней и от этого он чувствовал огромное облегчение. Круз подумал, что слишком хорошо знает Иден, чтобы поверить в то, что ее не задели его слова; он чувствовал, что таким образом она хочет защитить свои чувства от него и это одновременно и обнадеживало его, и причиняло душевную боль. Но как бы ему ни было сейчас больно и трудно, он не должен забывать о том, что Иден все это время могло быть еще больнее и труднее, чем ему, значит, он первым должен подставлять плечо, выдерживать ее гнев и отчаяние, отвечать на все вопросы и не требовать от нее всех ответов, и – самое главное – быть на шаг впереди опасности, чтобы не допустить падения. Круз вернулся на свое место и повел машину вперед.
* * *
Впереди за рулем сидел расстроенный, но решительный Круз, и Иден, откинувшись на спинку сиденья, смотрела на его профиль. Огорчен – несомненно, задет – о, да, разочарован – пожалуй, но не зол и разрушителен, как это бывало раньше. Ее немного удивило такое отношение к ней Круза и, немного поразмыслив, Иден поняла, что это ей скорее нравится, и даже вызывает уважение.
Он ни разу не оглянулся с тех пор, как она выключила свет, предоставив ей возможность не только подумать о том, что ее больше всего волнует, но и беспрепятственно рассматривать его, то погружающегося в сумрак дороги, то выхваченного из тьмы огнями встречных машин. От этого казалось, что его лицо неожиданно проясняется и становится мягче. Иден тихонько вздохнула. Почему он не спрашивает ее ни о чем? Неужели ему неинтересно, что с ней происходило все это время? Почему он не спросит о Джоне? Может быть, он верит в то, что у них впереди много времени, чтобы обо всем поговорить? Или он не хочет ее ни о чем расспрашивать, потому что считает, что обнадежит ее этим? Отчего она сама ни о чем не спросит его? Хм, ну да, о Келли, к примеру… Или о родителях и братьях… он не знает или ее все-таки обманули? Но ведь Джон не мог солгать… Впрочем, это скорее она не поверила ему… Хотя его не было в тот раз, но когда он объявился и она спросила его о случае с интервью, их разговор оказался самым странным из всех, что происходили до этого… Да и вообще весь вечер… Ну что ж, об этом действительно сложно говорить, теперь уже с Крузом. Но почему ей так трудно спросить о детях: как они к ним приедут, волнуется ли он, как пройдет эта встреча? Сколько вообще они часов проведут в дороге, придется ли им останавливаться отдохнуть или поспать (Иден почувствовала, как сердце взметнулось вверх); что им имел ввиду, говоря о своей помощи в избавлении ее от преследования? Почему ей сложно спросить даже о том, как они нашли ее?
Иден повернулась и, уютно положив голову на подголовник сиденья, задумалась о том, что Круз сказал о своем желании помочь ей. Его слова так тронули ее сердце, что она едва сдержала слезы. На мгновение он как будто вернул ей прежнюю веру в того Круза, одно присутствие которого придавало ей смелость и силы, который так естественно умел находить слова утешения и поддержки, и у которого при взгляде на нее глаза порой приобретали редкий янтарный цвет, от чего млеющими искрами по телу растекалось тепло…
…До самого горизонта, сколько хватало взгляда, все поле было покрыто разноцветно-кружевным ковром цветов самых разных оттенков. Солнечный свет, будто нанизанный на облака, окутывал пролетающие мимо семенинки с золотистым ободком в невесомую дымку середины лета. Теплый ветер нежно перебирал волосы Иден и она глубоко вдыхала собранные под его крыло букеты ароматов. Она чувствовала, что вот-вот произойдет то, чего она так долго ждала и ничуть не удивилась, услышав, будто кто-то бросил в поле легкий перезвон. Иден прикрыла глаза, наслаждаясь этим звуком и чувствуя, как солнечное тепло все больше согревает ее плечи, и скорее ощутила сердцем, чем уловила слухом, как через поле, не успевая сминать тонкие травинки, стремится к ней мягкий топоток. Иден открыла глаза и, распахнув сердце и руки навстречу, приняла Адриану в свои объятия.
– Мама… – малышка заглянула Иден в глаза. – Почему ты плачешь? Чип тоже здесь… Не плачь…
Иден почувствовала, как ручки дочери вытирают ей слезы…
– Иден… – она открыла глаза и увидела перед собой склонившегося к ней Круза –.Ты плачешь…
Круз нежно провел рукой по ее лицу, собирая остатки слез. Иден поняла, что она лежит на заднем сидении, заботливо укрытая пледом, их машина стоит, а Круз, протиснувшийся было к ней поближе между передними креслами, поспешил вернуться на свое место за рулем, но не отвернулся от нее. Она села и провела по лицу руками, снимая остатки сна и прикосновения Круза, пообещав себе не выдавать своего отношения к этому. Иден заговорила, глядя на встревоженное лицо Круза, с некоторым трудом различимое в темноте, и радуясь выдержанным интонациям своего голоса:
– Как долго я спала? И вообще, где мы сейчас?
В лице Круза что-то неуловимо изменилось и Иден сначала не поняла, что именно. Но как только он ответил ей, его слова и тон позволили ей осознать, в чем именно произошла перемена – его тревога сменилась спокойствием с нотками сочувствия, и деловитостью:
– Ты спала около двух часов и мне вовсе не хотелось будить тебя, но мы недалеко от границы с Мексикой и нам пора приготовиться к тому, чтобы пересечь ее. Как ты себя чувствуешь, Иден? Готова к небольшому перевоплощению?
– Марси, – поправила его Иден, вскинув голову и включая верхний свет, и… оторопев от увиденного. – …А ты, я смотрю, уже гораздо больше похож на мистера Эя.
Она внимательно оглядела его и помимо своей воли представила, как он переодевался, в то время, когда она спала. Чтобы не слишком поддаваться повлекшей ее за собой еще одной фантазией о том, как он укутывал ее спящую, пледом, она сосредоточилась на разглядывании наряда, выбранного Крузом. На нем были невероятно древние потертые джинсы (из какого побитого молью прошлого он их извлек, интересно?), просторная, бесформенной кучей скрывающая очертания его торса, рубашка, жутковатой грязно-зеленой расцветки с плохо прорисованным геометрическим хаосом, совершенно не шедшая его смуглой коже; а грозящая завершить и без того ставшим малоприятным облик, серьга в ухе превращала Круза если не в уличного бандита, с подбитым глазом, к тому же, то, по меньшей мере, в неудачного мигранта-нелегала, возвращающегося на родину с провальным позором.
Круз, чем больше она рассматривала его, тем больше расцветал улыбкой, будто она смотрела на него с растущим восхищением, а не с нарастающим ужасом, который еще больше усилился при виде влажного блеска «золотого» зуба. Круз довольно ухмыльнулся:
– Ты не представляешь, как приятно я впечатлен твоей реакцией.
Иден с опаской и сомнением продолжала смотреть на него:
– В какое такое чудище я должна преобразиться, чтобы гармонично смотреться рядом с тобой?
Круз притворно оскорбился:
– Чтобы стать достойной столь брутального и неотразимого мексиканского мачо, тебе придется проявить все свои скрытые и явные таланты, которыми, я уверен, ты щедро наделена и которыми я бесконечно восхищаюсь.
Не дожидаясь ответа, он перегнулся через сиденье, слишком сильно наклонившись (в какой-то миг ей захотелось схватить его за пояс джинсов), и извлек откуда-то снизу прозрачный пакет с… кажется, все-таки, одеждой, вручив его Иден с весьма ехидной улыбочкой.
Иден бросила на Круза самый уничтожающий взгляд, на который только была способна, и холодно заявила:
– Выйди из машины.
– Что? – улыбочка стремительно сменилась растерянным выражением. – Зачем?
Иден демонстративно вытряхнула из пакета… мм-м… одежду и подпустила в голос холодку:
– Исключительно в целях взаимной безопасности. Слишком велик может оказаться соблазн поубивать друг друга, если я скажу тебе все, что я думаю по поводу этой маскировки, в которую мне придется сейчас облечься.
Круз медленно провел по ней глазами, постепенно охватывая ее всю целиком, проникая взглядом под одежду, так, что она будто ощутила его нежные прикосновения. Иден, собрав в себе все силы для сохранения самообладания, глухо сказала, с трудом прервав наполненную напряжением паузу:
– Я прошу тебя, Круз.
Не в состоянии скрыть разочарование и сожаление, Круз замер, прикрыл на несколько секунд глаза и, не глядя больше на Иден, быстро вышел из машины.
Иден подождала некоторое время, не сразу справившись с сильнейшим биением сердца… И лишь затем она тщательно перебрала и отложила подходящую по ее мнению одежду и, выключив свет, стала переодеваться в то, что должно вскоре изменить ее облик.
* * *
Облик Иден, преследующий его с вечера, стал еще ярче, как только Джон перешагнул порог ее комнаты.
– Соберите все бумаги, записки, блокноты и книги, что найдете здесь, – сказал он, делая вид, что внимательно разглядывает помещение. – Вещи осмотрите только с целью поисков бумажных источников. Через час ваш отчет по поискам должен быть у мистера Гарвера. Я займусь фотографиями.
С огромным облегчением взвалив на охранников осмотр вещей Иден, будучи не в том сейчас состоянии, чтобы прикасаться к ее любимым книгам, необычным камушкам, которые она собирала на берегу, а тем более, к ее платьям, костюмам и другой одежде, Джон подошел к круглому столику, взял с него две папки и переместился поближе к окну.
Быстро и аккуратно перебрав детские фотографии, и не обнаружив в них ничего лишнего и нового, он перевернул их и увидел надпись на обратной стороне той фотографии, что оказалась сверху. Он убедился, что надписи с датами есть на каждой, а на многих еще и короткие записи, выполненные красивым разборчивым почерком Иден. Джон комфортно расположился в кресле у окна и погрузился в ознакомление оборотных фотографических сторон, не в силах отказаться от ощущения, что рядом сидит Иден, настолько живо и образно она описывала свои чувства к детям даже в самых коротеньких заметках… «Чип и Адри – как две птахи, легкие и шустрые, радуются долгожданному солнышку после дождливой недели»… Он вспомнил, как упоминал в беседе с ней о том, что Чип простыл во время дождя, лившего всю неделю, но успел выздороветь к этому солнечному дню… «Адриана, детка, не грусти, я помню и думаю о тебе»… Ее дочь и правда на этом фото печальная, но почему… а-а, вспомнил… «Чип самостоятельно собрал огромного воздушного змея, молодчина, с характером»… Рядом с мальчиком тот самый змей…«Адриана морщит нос, у нее готов вопрос: песик у двери сидит, почему он не звонит?»… Да, похоже… Джон уже почти улыбнулся, но вовремя спохватился, что он не один в комнате.
– Мистер Джон, – один из охранников держал в руках до боли знакомую газетную вырезку, – здесь заметка про каких-то Кепвеллов, ее тоже приложить к отчету?
– Это. Бумажный. Источник. – леденящим кровь голосом Джон разрубил фразу, охваченный состраданием из-за представшего в этот момент перед глазами воспоминания, и охранник с максимальным ускорением упаковал вырезку в прозрачный пакет.
С горьким сожалением, имеющим мало общего с самими фотографиями детей, Джон бережно положил зеленую папку на подоконник, а затем взял в руки белую папку и, из опасения, что он может прочесть там о чувствах Иден к Крузу, не сразу открыл ее… Стихи… На обороте каждой фотографии… Никаких дат, никаких надписей, только стихи… Джон почувствовал, как отодвигается от него окружающий мир обменивающихся короткими фразами охранников, звуков выдвигающихся ящиков и шелестящей одежды, погружая его в поэтический мир отчаяния и надежд Иден…
…На душу медленно
Вкрадана тень
В жизни всегда
Наступает не вовремя
Этот нежданный
Сумеречный день…
За фотографиями с Крузом и Келли много сумеречных слов.
…Как легко день восходит к реальности!
Что приходиться суживать крайности
И сидеть в этом мире случайностей,
Перелистывать грани отчаянья…
Он вспомнил, что в те дни Иден могла переживать еще и из-за поистине неуловимой загадочно пропавшей девочке, обнаруженной много позже, к счастью, живой.
Не жди, не надейся, не верь.
Закрытой останется дверь.
И боль, уходящая в тень,
Забудет год, месяц и день.
Душа перестанет страдать,
А сердце – любить и мечтать
И разум не станет искать
Дорогу к тебе. Если б знать,
Где ветер цветущей весны,
Где сбудутся вещие сны,
Где вновь перекресток судьбы,
Где мы – это все-таки мы…
Последняя фотография Круза и последняя запись Иден, полная явной боли и скрытых надежд. Джон вздохнул, опуская взгляд и… застыл, понимая, что до этого мгновения он и хотел, и боялся верить намеку в словах Иден, обращенных к нему во время их прощания на берегу. На самом дне папки лежала фотография, которой там быть не должно. На снимке, среди таинственно мерцающей сини океана с перегибистой волной ударяющегося в берег крученым каскадом прибоя, ослепительно белым крылом сиял летучий парус. С бьющимся у самого горла сердцем Джон медленно перевернул возможное послание, и так же медленно, но уже чувствуя, как сердце сжимается, прочел:
У тебя своя дорога,
У меня свой путь.
Тебе осталось так много,
А мне осталось – чуть-чуть.
У тебя, верю, будет встреча.
Боль останется лишь в парусах.
У меня будет синь и ветер
Высоко, высоко в горах.
Пусть за мной солнца дар струнный
И мелодия теплых слов.
За тобой – перезвон лунный
Перекрестков чужих миров.
Пред тобой образ тот светлый,
Что нежней лепестков роз.
Предо мной – острые стрелы
Восхитительных огненных гроз.
Может быть, ты позволишь встречу
На попутных семи ветрах...
И тогда будет синий вечер
Высоко, высоко в горах…
Джон долго вглядывался в прощальные строки Иден, поражаясь ее способности чувствовать боль другого и… тому, как осторожно она оставила ему это сообщение, будто не желая подставлять его, если этот снимок нашел бы кто-то иной. Но она ведь не могла знать, до того решающего эпизода в библиотеке не могла знать, что он поможет ей. Может быть, догадывалась… Нет, вряд ли, скорее всего, она не знала, успеет ли попрощаться с ним, и решила сделать это именно так. Джон обвел взглядом комнату и, увидев, что никто не обращает на него никакого внимания, неторопливо положил слова Иден во внутренний карман элегантного пиджака, и его сердце вернулось на свое место, чтобы быть к ним поближе.
Джон постарался предать своему лицу сдержанное непроницаемое выражение, догадываясь, что сейчас там вполне могла быть неконтролируемая буря чувств, и вовремя это сделал. На пороге комнаты появился один из береговых охранников и четко доложил:
– Мистер Гарвер прибыл пять минут назад и просил передать, что его можно найти на участке три-два, где он проводит проверку по обнаружению возможных улик. Также звонил мистер Сильвер с сообщением, что прибудет на остров через час.
Джон кивнул, отпуская охранника и, подойдя к окну, невидящим взглядом уставился в темноту. Итак, первый этап побега завершился более, чем успешно. С Гарвером они договорятся о том, чтобы их показания совпадали, также можно разработать с ним общий план «расследования», и вообще это большая удача, что они союзники. Гораздо больше Джона беспокоил Сильвер. Он приезжал на личные встречи только по самым крайним случаям. Его явное предпочтение коротким телефонным разговором весьма устраивало Джона, и сейчас он был бы этому особенно рад. Как построить этот разговор, который может оказаться важнейшей отправной точкой в защиту Иден, а в дальнейшем и реализацией желательного освобождения ее от преследования? Как не раскрыть себя? Как не подвергнуть риску весь проект, включая его особый смысл? Несмотря на то, что Джон много думал об этих и других вопросах уже несколько месяцев, он не мог быть уверенным до конца в выборе направления самого первого разговора. Он оглянулся и посмотрел на две папки, а затем на упакованную газетную вырезку…
Джон уже не испытывал ни страха, ни отчаяния. Напротив, он почувствовал возбуждение от давно забытого ощущения блестяще воплощенной в жизнь идеи розыгрыша. Он, когда-то демонстрирующий свои явные способности шутника и иллюзиониста в кругу дружной семьи, в эту минуту окончательно отменил клятву никогда и никому не лгать, данную в один страшный день самому себе.
Джон почувствовал, как в него будто вливаются новые силы. Он развернулся от окна и стремительно вышел из комнаты. Игра началась.
© OlGal, 2013
Вход
Регистрация
Правила_Сообщества
0
Последние сообщения
Пятница, 19 апреля 2013, 19:44:19
OlGal (Среда, 19 декабря 2012, 15:07:04) писал:
Иден производит впечатление женщины, которая давно уже все простила своем блудному муженьку заочно, весь негатив перевела на женщину-разлучницу, а за Джона уцепилась лишь бы как то держать марку, но и поломаться немного для проформы. Им мешают только всякие нелепые стечения обстоятельств. Но для меня Иден не такая и я не понимаю ее мысли. По жизни я не уважаю тех людей, которые стрелки переводят на женщин-разлучниц, зато мужья-изменники нерадивые, безвольные телята, наверное. И, конечно же, еще раз хочу подметить этот разительный контраст между заочным прощением Круза, желанием обнять его, прикоснуться к нему и любви к сестре, которая не меньше виновата, чем он, особенно в свете примера их любимого папочки, и все же очень надеюсь, что сейчас, остыв, она также захочет обнять свою сестренку, когда увидит ее, ведь несмотря ни на что, она всегда любила свою нерадивую сестренку.
Наверх
Но могу и ошибаться, конечно.
