Шанс

Иден Барр, алёнка77, Иден Кастилио, Feda, Лия, Scout, Gold, снежка, shvetka, Niro, Amor, mumu! Спасибо!
Животрепещущая и интереснейшая, трудная и глубокая, выстраданная и продуманная дискуссия этих дней настолько захватывающая, что я искренне надеюсь не помешать ей сегодняшней главой. Серьезно.

Если что, предыдущая глава на странице 49.

Итак:
Не успел Джон перейти к очередному продумыванию подготовки второго этапа прекращения преследования Иден, как его размышления перервал длинный звонок. Джон встревожился. По этому номеру сегодня может звонить только Адам Гарвер. Он оставил окно с уютно шуршащим за ним дождем, и подошел к телефону. Голос Гарвера был крайне обеспокоенным, а сообщение – призывающим Джона сорваться с места и мчаться обратно на остров:
– Звонил Сильвер, сказал, что его агенты поймали подозрительного мужчину и везут его на остров. Они утверждают, что это Круз.

* * *

– Круз, неужели ты и в самом деле считаешь, что в таких обстоятельствах Джон мог бы придумать лучший вариант? Например, отправить сюда МОЮ фотографию? – яростным шепотом спросила Иден, стараясь не привлекать к себе внимание пограничников, не торопившихся пока к ним подходить, но маячивших совсем неподалеку.
– Мог бы и вообще ничего не отправлять! Или, если он настолько умен, как ты считаешь, то заранее приготовил бы совершенно левую фотографию для отправки сюда, спрогнозировав такой вариант! Тебе не кажется, что он сделал это специально?! – не менее яростный шепот Круза на вопросе сменился на провокационно-подозрительный.
Иден от новой волны возмущения едва не повысила голос, выхватив фотографию из рук Круза, как будто та могла помочь ей справиться со своими эмоциями:
– Специально?!... Аа-а… Ну конечно, Джон только и думает о том, как тебя поддеть и принизить в моих глазах, попутно причиняя мне дополнительные страдания и неприятности напоминаниями о любовной связи моего бывшего мужа с моей сестрой! Ну, тогда это я должна на него злиться! Хорошо же он за меня борется, ничего не скажешь! Но, ты знаешь, что странно – я ему благодарна! И восхищаюсь тем, что он не побоялся вызвать мой гнев, что он рискнул моим отношением к нему, отправляя на границу фотографию, на которой внешность девушки совпадает с моим описанием, находящимся у пограничников, а мужчина на фото в таком удачном ракурсе, что только хорошо знающий тебя человек распознает в нем Кастилио! Если, к тому же, видел тебя изображающим Джеймса Бонда и практически обна…без одежды!
Круз, прочно уперевшись руками себе в бедра, мрачнел все больше по мере того, как Иден выражала свое резкое отношение к его обвинению, наращивая скорость произнесения слов за неимением возможности высказаться во весь голос.
Круз, кажется, собирался что-то возразить, но подошедший к ним пограничник проявил свою заинтересованность, из которой стало понятно, что он по-своему понял услышанную им часть их разговора:
– Говорю вам, Кастилио не мог проехать здесь утром. Разве что ночью умудрился проскользнуть; тут одному пассажиру плохо было, чуть не умер, все на ушах стояли, под шумок мог… ну, не знаю, это все-таки маловероятно, ведь впереди еще один кордон. Хотите, я вам фотографию с собой отдам? У меня второй экземпляр есть, где он без шляпы; правда, там лицо почти не разглядеть. Жаль, фотографии такие трудные для его опознания, говорят, он всячески избегает сниматься, крайне осторожный и неуловимый тип, так что эти-то фото на вес золота. Придется на девицу рассчитывать, эту симпатичную штучку тут прекрасно видно.
Круз решительно выдернул фотографию из рук Иден и передал ее, не глядя на изображение, пограничнику:
– Спасибо, но мы на эти сомнительные кадры и так уже предостаточно налюбовались. К тому же мы знаем их в лицо и знаем, на какую маскировку они способны, так что в фотографиях нет нужды.
Иден жестом попросила обратно фотографию у пограничника и, вновь внимательно рассматривая ее и твердо решив запомнить изображенное на ней, убедительно проговорила, обращаясь одновременно к двоим:
– Я же тебе говорила, что мы с ней потрясающе похожи! Вы не находите? Зря ты отказываешься от моей идеи, Эй.
– И что же это за идея, мэм? – поинтересовался пограничник, с интересом переводя взгляд с изображения Келли на лицо Иден.
Иден пристально посмотрела на Круза, взгляд которого постепенно становился настолько выразительным, что в какой-то другой ситуации она, может быть, и подумала бы, стоит ли ей так рисковать, но на сей раз она лишь вежливо улыбнулась пограничнику, удивляясь собственной выдержке, и доверительно поделилась своей «идеей»:
– Я предлагаю попробовать разделить эту парочку с помощью одного из хитроумных трюков, которых у многоопытного агента Мартинеса на все случаи жизни хватит, затем заманить Кастилио в какое-нибудь заранее приготовленное место, воспользовавшись моим поразительным сходством с его подружкой. Издалека или в темноте, например, он легко примет меня за нее, и попадется в ловушку, из которой ему будет уже не выбраться.
Иден чувствовала, что ее немного заносит, и она вот-вот нарушит границу, но она не могла не выпустить таким образом хоть немного гневной боли, причиненной ей изображением и теми, кто был на нем; при этом с какой-то странной отстраненностью она увидела, как у Круза на щеке появилась капля, но не успела отловить свое появившееся было чувство, как сообразила, что это всего лишь начался дождь. Пограничник одобрительно покивал, слегка тая от ее улыбки:
– Отличная идея, по-моему. Осталось вам найти их; погодите-ка, я принесу список мест, где они могут объявиться в Мексике, он к описанию этой парочки прилагается.
Он пошел к пункту охраны, унося с собой фотографию то ли обнимающихся, то ли танцующих на пляже Келли и Круза, и Иден, прогнав с лица улыбку, повернулась к Крузу, готовая к новой порции возмущения с его стороны.
– Дождь начинается, – констатировал Круз, открывая дверь машины и доставая оттуда куртку, которую сосредоточенно, не обращая внимания на Иден, с вызывающей болью смотревшую на него, обернул вокруг ее плеч, явно стараясь не прикасаться к ней. Он замер, придерживая края куртки, и печально посмотрел ей в глаза.
– Иден… – еще несколько капель упали на лицо Круза и ощущение, что он плачет, стало полным и вызвало у Иден неприятную пустоту внутри и, вместе с тем, сожаление, что она ничем не может помочь сейчас, прежде всего, себе. Впрочем… Она осторожно высвободила куртку из рук Круза, отступив назад, и сказала:
– Мне нужно… отойти.
Иден тоже зашла в кафе, а когда вышла оттуда, не стала сразу подходить к Крузу, остановившись на крыльце, защищенном от усиливающегося дождя козырьком, и облокотилась на перила, прислушиваясь к мелодичным струям и находя некоторое утешение в их стройном танце. Куртка слегка соскользнула и Иден подхватила ее, возвращая себе на плечи.
Иден вспомнила летящий взмах пиджака Джона, нежно обнимающего ее плечи, и то потрясающее чувство защищенности, что он вызвал у нее своей ненавязчивой и такой своевременной заботой, и вновь ощутила удивительную надежность мужчины, в руках у которого в ту ночь в ее комнате мог оказаться не только пиджак; и перестающее быть тайным сожаление, что этого не произошло, вновь пробудило в ней порыв встретиться с Джоном. Но сначала – дети.
Иден посмотрела на Круза, явно не замечающего дождя и погруженного в очевидные для нее мысли, и вдруг поняла, что не уверена, что хочет ему прямо сейчас что-то сказать или о чем-то спросить, будучи не в состоянии гарантировать, что это не приведет к очередным неприятным или болезненным сюрпризам. Она только что испытала на редкость сомнительное удовольствие в рассматривании фотографии пляжных развлечений облаченных в минимум одежды когда-то столь любимых ею двоих людей, и чувствовала себя вправе хоть на какую-то паузу, не только чтобы собраться с силами для неизбежно предстоящего разговора о связях Круза, а чтобы разобраться в своих чувствах, которые навалились на нее при виде пары легко узнаваемых для нее людей на берегу.
Самым странным из ощущений было то, что она хорошо знала каждого их них, но что-то внутри в первый момент отказалось воспринимать очевидную близость их тел без привычных для Иден границ одежды на них, что присутствовала на других фотографиях, которые она получала раз в месяц. Получала в основном от Джона. Иден замерла, взволнованная и ошеломленная появившейся мыслью, сопровождаемой воспоминаниями… Джон, смотревший на нее своим выводящим ее из себя затуманенным взглядом и отдающий ей фотографии Круза и Келли, никогда их не комментируя, вообще не произнося ни слова… Джон, через какие-то доли секунды выходящий из этого тумана, с искрящимся синевой взглядом рассказывающий ей новости о детях, которые она затем по вечерам с невольной благодарностью к нему за подробности переносила на оборотную сторону их фотографий… Джон, стальным голосом приказывающий одному из своих коллег, имевшему неприятную привычку внезапно заходить в его кабинет во время часа новостей, поменять фотографии, что он обнаружил на своем столе, на те, что он ранее просил принести, после чего вручил Иден «достойные» (кажется, он употребил именно это слово в требовательном разговоре с коллегой) изображения Круза и Келли… От скольких таких «недостойных пляжных» видов он уберег ее?
Иден содрогнулась, вспомнив, как взяла из рук пограничника, приветствовавшего ее как одного из агентов, о которых он был «предупрежден мистером Гарвером», фотографию пляжа и втирающихся друг в друга телами Круза и Келли. Опустошающий ужас боли сродни цунами раздавил в ее душе что-то еще, что до сих пор в ней жило столь привычно, что стало тем теплым уголком, который перестает замечаться и цениться, но которого начинает не хватать, когда смертоносная волна подхватывает его и разносит в щепки. Ни за что бы она не хотела больше пережить это обезнадеженное чувство доказательства... измены?… предательства?… брошенности?... ненужности?... ненависти?... пренебрежения?...
Иден представила, ЧТО бы с ней было, если бы Джон отдавал ей каждый месяц «пляжные» фотографии вместо «достойных»… Иден поняла, что если бы не столь желанная встреча с детьми, она махнула бы на все рукой, развернулась и поехала к Джону, чтобы узнать-таки ответ на один свой вопрос. Потрясенная и уверенная в своей догадке, что даже здесь Джон всегда был на ее стороне, Иден перебирала открывшиеся ей с новой стороны подробности… Никогда не оставляющий ее одну в компании своих коллег… Не сообщивший никому о ее полном выздоровлении… Способный улыбаться одними, о многом говорящими глазами… В самые критичные минуты оказывающийся рядом… Вернувший ей веру в свои силы в переломный момент ее болезни… Просящий ответить ее взаимной верой ему… Отпускающий ее с острова со словами: «ты свободна, Иден»… И все это – Джон… Иден почувствовала, как раскрылась перед ней вся глубина его прощальных слов, покоряя сердце своей многозначительностью в предоставлении ей свободы… Свободна от заключения на острове… Свободна в своих желаниях… В проявлении своих чувств… В своих решениях… Свободна от гнета любви… Свободна в выборе… Свободна для отношений… Свободна… Иден почувствовала, как слезы облегчения наполняют глаза и высвобождают сердце от терзающей и изводящей ее тяжести, порождая желание пойти за собой и позволить себе быть свободной. Быть собой и отвечать за это перед собой. Она слегка перегнулась через перила, поставляя лицо теплому дождю, раз уж рядом нет того, с кем в этот момент ей хотелось разделить чувство своей свободы… Окрыляющее ощущение открывшихся перед ней просторов преобразило скромное крыльцо приграничного кафе в знаковое, придавая силы не просто двигаться дальше, а не бояться будущего.
С новым и каким-то пока непонятным для себя, но приближающимся к осознанию чувством, Иден взглянула на Круза, расточающего одиночество на границе двух стран, и, в дополнение к своему открытию, ощутила безусловную и уверенную готовность говорить с ним на еще недавно столь пугающие и подталкивающие ее к краю пропасти темы. Она оттолкнулась от перил и, легко преодолев скользкие и крутые ступеньки крыльца, пошла к Крузу, в то время, как с другой стороны к ним подошел пограничник, неся в руках обещанный список.

* * *

– Список должностных обязанностей вам знаком? – Джон едва сдерживал нетерпение отправиться в родительский дом, чтобы продолжить там ожидание пограничных новостей, но он посчитал необходимым развернуть сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы избежать в дальнейшем напрасных треволнений.
– Да, мистер Джон, я их прекрасно помню, – отозвался охранник, ошибившийся в опознании беглеца и доставивший на остров ничего не понимающего и крайне возмущенного мексиканца, только что отправленного на катере на материк, и сопровожденного извинениями и компенсацией за недоразумение, которая вмиг поумерила его протесты в связи с нарушением прав человека.
Джон пристально посмотрел на охранника и, стараясь экономить время, сказал:
– Тогда по пункту 10.1 вы получите выговор, а если еще раз примените на моей территории к кому бы то ни было не оправданное самообороной насилие, последуете по пути Крауча. Слышали о таком?
Вполне удовлетворенный согласным и сдержанным кивком, Джон, одновременно с облегчением, что произошла ошибка, и с досадой, что ему пришлось приезжать, поспешил покинуть остров. На этот раз он добрался до дома родителей еще быстрее и, едва переступив порог, устремился к звонящему переливчатой трелью телефону и схватил трубку в таком волнении, что пришлось ловить аппарат, подпрыгнувший следом в воздух.
– Во сколько это было?... Им обеспечили свободный коридор?... Отлично… Если получиться, проводи их до места. Если будет угроза, что они могут заметить слежку, снимайся со следа. Если заметишь, что за ними следит кто-то еще, немедленно сообщи мне и прилипни к ним намертво… Они видели фотографию?... Да?... И что же?... До связи.
Джон с чувством огромнейшего облегчения, на шумном выдохе, снимающим с него все напряжение этих не прошедших даже еще суток, положил на место трубку и возблагодарил небеса за очередной успешно проведенный общими усилиями этап побега.
Джон медленно подошел к окну и, мельком обратив внимание, что небо перестает хмуриться, стал перебирать сообщенные ему информационные эпизоды, методично выделяя полезные для дела, и – с особой бережностью – те, что позволяли быть рядом с Иден хотя бы мысленно, примиряя с разлукой и… с тем, что в путешествие за границу она отправилась не с ним. Джон вновь задал себе вопрос, правильно ли он сделал, доверив столь дорогую его сердцу женщину человеку, предавшему, солгавшему и отказавшемуся от жены. Он сомневался. Когда Джон понял, что Иден стремиться попросить о помощи Кастилио, а также после некоторых разговоров на «райском берегу», он сделал для себя вывод, что она продолжает не только любить бывшего мужа, но скорее ему как раз и довериться, а не... Но теперь, после прощания и послания… Он сомневался. Джон представлял, что раз Кастилио откликнулся на призыв о помощи и готов сопровождать Иден к детям, то он будет с первых минут доказывать ей свою… любовь и сделает все для того, чтобы поддержать ее… Он сомневался.
Одно Джон понимал, представляя себе это так ясно, будто видел все своими глазами: Иден отреагировала на фотографию Круза и Келли, несмотря на боль и гнев, с достоинством, и справилась с собой настолько, что могла свободно общаться с пограничником и в приятной задумчивости стоять на крыльце приграничного кафе. Джону так хотелось верить, что Иден в тот момент хоть немного думала о нем, что он по-особому смотрел на ее желание остаться одной после непростого разговора с Крузом и пограничником. От чего она была так задумчива? Что ее волновало? Встреча с детьми? Откровенная фотография? Сердце Джона сочувственно сжалось… Он вновь засомневался, не слишком ли высокую цену он заплатил, вынуждая себя надеяться на Кастилио. Они едут к детям… А ему остается лишь ждать и надеяться, и верить, что Иден хотя бы пришлет ему письмо, что с ней все в порядке, и лишь в самом смелом мечтании он мог рассчитывать на скорую встречу с ней. Джон оглянулся на оживший с недавних пор дом. Что ж, если Иден не захочет появиться здесь, он сам найдет ее и задаст свой вопрос, чтобы увидеть в ее глазах ответ. У Джона было ощущение, что если бы не темнота прощания, то он бы уже знал этот ответ. Он и так его почти знал. Но… Он сомневался.
Серебристый звон часов доплыл к нему из гостиной, и Джон внутренне подобрался. Через полчаса научный совет, на котором начнется важнейшая битва за Иден. За ее свободу. Это его ближайшая и самая ценная цель.
Добираясь до места, Джон размышлял, что, учитывая ночные переживания и пограничные волнения, беглецы где-нибудь остановятся, чтобы отдохнуть перед дорогой к детям. Несмотря на свои сомнения, он надеялся, что Кастилио не придет в голову блестящая идея дня покаяния в то время, когда Иден, чья последняя неделя была беспокойной и, возможно, бессонной, может крайне нуждаться в полноценном сне и отдыхе. Фантазия о том, что Иден сейчас в объятиях безмятежного сна свободы, вызывала у Джона ощущение, что он в это же время будто оберегает ее сон, и желание заботиться о ней и защищать ее, волнами разошлось по нему, укрепляя уверенность и придавая дополнительные силы перед предстоящими трудностями продолжающейся борьбы. Ему хотелось верить, что Иден хоть немного надеется на него и чувствует его поддержку, что, в свою очередь, придает и ей силы выдерживать все испытания в своем трудном путешествии.
Вдохновленный этими мыслями и чувствами, Джон вошел в здание, рассек стремительным шагом прохладный холл первого этажа, на одном дыхании преодолел лестницу, и прошел в конференц-зал, не глядя по сторонам, но замечая присутствие всего основного состава, и постреливающее в воздухе напряжение, явно связанное с его ожиданием. Джон заранее посчитал оптимальным для сегодняшнего события прийти на совет так, как он делал это обычно – минута в минуту. С привычным для себя ритмом отсчитывая от дверей в зал до кафедральной стойки десять шагов за десять секунд, Джон завершил продвижение одновременно со звоном колокольчика, оповещающего о начале совещания и, развернувшись лицом к залу, объявил о собственном докладе…
Отодвинув в сторону обычное для себя состояние наслаждения терминологичным слогом, Джон докладывал свое научное обоснование освобождения Иден от преследования и, как следствие, предварительного расторжения с ней договора, одновременно улавливая и отмечая оттенки и движения присутствующих лиц. С удовлетворением и огромным облегчением почувствовав, насколько авторитетно-аргументированное воздействие произвел на совет включенный в доклад отчет лечащего врача Иден, Джон перешел к части, касающейся способностей Иден, примечая, что Сатт привычно готовит какой-то ехидный или даже намеренно провокационный вопрос, Нойер придерживает в рукаве пару козырей, а Роджерс кривит губы в своей скучно-брезгливой улыбке, замышляя высказать очередную пошленькую гадость, от которой большинство привычно вывернет, что не помешает тому еще пару минут смаковать свою мыслишку.
Оставаясь внешне спокойным и выдержанно-отстраненным, Джон кратко заключил:
– Признаю свою ошибку в выборе участника эксперимента, обремененного семьей, а также не оправдавшего наличия личностных, отдельно стоящих от общего коллектива эксперимента, способностей, и в силу экспертного заключения о состоянии ее психического здоровья и негативного прогноза по стабильной ремиссии освободить данного участника от преследования и расторгнуть договор. Готов выслушать вопросы, предложения и… угрозы.
Джон допустил во взгляд все запасы высокомерия и, довольный реакцией большинства, приготовился к нападкам тех, кто вызывал у него наибольшие опасения и заставлял впервые в жизни, пожалуй, волноваться так, что по спине проносились молнии напряжения.
Сатт, с умнейшим на все случаи жизни видом, катнул явно пробный камень:
– В своем докладе вы указали, что участник… участница выразила свое желание подписать контракт и договор уже после основного лечения. Почему же она согласилась на это, будучи, как вы изволили художественно выразиться, обремененной семьей? Отчего она предпочла эксперимент своему воссоединению с пресловутой семьей?
Джон чуть склонил голову и ответил:
– Благодарность, страх, и желание реализовать свои способности.
– Будьте любезны пояснить, – начал привычно кивать головой Сатт.
– Благодарность за оказанное и приносящее результаты лечение – не редкость в наших случаях, как и страх возвращения болезни, и согласие, параллельно с экспериментом, наблюдаться и обследоваться. Участница, с должным пониманием и ответственностью относившаяся к семейным ценностям, не является исключением. К тому же, приступив к работе, она действительно показывала очень хороший уровень способностей и переживала и радовалась, когда с ее помощью удавалось найти детей. Ее психологическая потребность реализовывать свой потенциал довольно высока, я бы даже сказал, что она выше, чем у большинства людей, а подобная работа приносила ей это ощущение регулярно.
Сатт от бесконечных кивков уже представлял собой картину впавшего в дрему малыша, который раскачивается в надежде усыпить самого себя. Но когда Джон умолк, то качка тут же прекратилась, и Сатт резко поддался вперед, неожиданно, как ему, возможно, казалось, выкинув вперед еще один вопрос:
– И поэтому, чтобы ей было еще радостнее, вы позволили ей проводить на материк Тома Роя… А? Зачем?
Джон холодно ответил:
– Не имею привычки отказывать женщинам в скромных просьбах. Она услышала от охранника, что с острова нельзя уехать по окончании договора, а я ей предоставил возможность убедиться, что это не так.
– Кстати, об охранниках… – Нойер вальяжно потянул гласные. – Двойное увольнение и избиение одного из охранников могу расценить не иначе, как признак вашей симпатии к участнице эксперимента. Из этого напрашивается вывод, что вы можете быть небеспристрастны в своем докладе и вольно или невольно защищать ее.
Джон мягко улыбнулся и мечтательно произнес, получая от этой минуты особое наслаждение:
– Участница не просто нравиться мне, как вы изволили наблюдательно заметить; я схожу по ней с ума, она стала тем смыслом в моей жизни, который я так давно искал, и я помог ей сбежать, чтобы через какое-то время насладиться всем тем, что так щедро дала человеку природа для личного счастья.
Нойер с чрезвычайно скучающим видом выслушал Джона, едва не закатывая к потолку глаза, в то время как по залу проскочили короткие смешки, и достал второй, и вроде бы, последний на сегодня козырь:
– В предыдущий месяц, и вообще под негативным воздействием, участница показывала улучшенные результаты, в том числе и единожды чисто самостоятельный, что говорит не в пользу ее освобождения от договора со всеми вытекающими, раз она способна к прогрессу.
Джон отрицательно покачал головой, вновь возвращая свою внешнюю выдержку:
– Есть прямая закономерность, и я ее подчеркнул в докладе для тех, кто не нуждается в помощи сурдолога, выраженная в том, что чем больше оказывалось негативного воздействия на участницу, тем лучше она работала, но тем хуже клинически себя ощущала. Я был категорически против этого, вы все были в курсе, и нам совместными усилиями удалось пойти на компромисс.
– Ну да, а кто его нарушил, что получил по заслугам, – поддакнули слева.
– Именно. И еще раз получит, если что. Любой. – стальной шар в голосе Джона остановил другого желающего высказаться на эту тему. Зато Роджерс, которого никакими стальными шарами было не остановить, а скорее разве что вдохновить на протестную провокацию, взгромоздился на свою любимую тему под обреченные вздохи собравшихся:
– Про поддельную статью я согласен, что идейка была так себе: никакой порнушечный запашок из нее не сочился даже. А вот смачный набор открыток с незабываемыми видами страстных мексиканских ночей… Я его готовил, такие кадры отбирал, со всей заботой и рвением. Ну и почему вы ни разу, ни разу не преподнесли вашей прелестной участнице хотя бы один кадр из эротической коллекции? Сильвер правильно сказал, что тогда бы и похищение не состоялось: она бы такого подлеца и близко к себе не подпустила. Если, конечно, не из тех, кто втроем любит развлекаться.
Джон потратил две секунды, чтобы выбрать, с какой стороны и в какую часть тела нанести мерзавцу удар, но решил из осторожности ограничиться плевком:
– Отвечая на ваш единственный из всего вываленного только что на меня словесного хаоса вопрос, могу заявить следующее: в силу природной брезгливости мне не хотелось марать руки о фотографии, забрызганные слишком увлекшимся при их подборке… хм… специалистом. Первого пакета с недвусмысленными пятнами, полученным от вас, мне было достаточно, чтобы даже не вскрывать остальные.
Роджерс под усиливающиеся фырканья и смешки возмущенно запротестовал:
– Да я ни в жизнь… Как это не вскрывали? А почему они ко мне распечатанными возвращались?
– Да у вас, Роджерс, оказывается идейный союзник есть, как это вы еще не нашли друг друга, – хохотнул Сатт, чем вызвал начавшуюся было оживленную дискуссию в развитие этой темы, но прерванную одним словом Джона.
– Время.
Почти сразу наступило молчание, нарушенной ленивым замечанием Нойера:
– Вы рассчитываете опять оказаться правым?
Джон взял с края кафедрального стола традиционно лежащую там монету. Молчание стало звонким и Джон услышал, как стучит, спеша ему на помощь, сердце. Одним щелчком он подкинул монету в сторону Нойера:
– Орел.
Полет монеты привычно совпал своими переворотами с толчками сердца Джона и на точно рассчитанном пятом обороте она приземлилась в вытянутую вперед руку Нойера. Тот поднял взгляд на Джона:
– Орел.
Джон, довольный представленным докладом, завершившимся звенящей тетивой полета, серьезно сказал:
– Я знаю. Надеюсь узнать на следующем совете и ответ на мое обоснование. Я надеюсь.

© OlGal, 2013

Цитата

Иден Кастилио, не за что! Да, я считаю, что вы из тех поклонников, которые хотят примирения героев любой ценой и на многое готовы закрыть глаза, многое упростить для этого. Такой вывод я сделала по двум вашим фанфикам и многим комментариям. Извиняться за своё озвученное мнение даже если вам оно неприятно, не собираюсь.

Сообщение отредактировал Feda: Суббота, 04 мая 2013, 20:25:14

OlGal, спасибо за продолжение!
Джон просто красавец, как лев сражающийся за свою принцессу.
Я так поняла, он телохранителя приставил к Иден, чтобы тот докладывал обо всем? Странно, что Круз не заметил слежки.
И наконец, не могу не отметить это:

Цитата

Спасибо за химию!

OlGаl, спасибо за новую главу!
Но вот и свершилось- Иден любит Джона!..
Не могу не признать очевидного.
Джон конечно впечатлил, столько всего сделал! И этот ученый совет просто блестяще провел!
"Ты свободна, Иден"...
Очень надеюсь, что это на самом деле так!
Про Круза писать ничего не буду-не вижу его в этой главе.

OlGal, понравилось все.

Но особенно - "он надеялся, что Кастилио не придет в голову блестящая идея дня покаяния в то время, когда Иден, чья последняя неделя была беспокойной и, возможно, бессонной, может крайне нуждаться в полноценном сне и отдыхе."

С юмором, но одновременно с этим очень трогательно. Нравится то, что Джон думает об Иден с заботой и переживанием за нее.

OlGal (Вторник, 04 декабря 2012, 20:12:52) писал:

Мне кажется.

Цитата

А разве не это и происходит в данный момент?

Amor (Вторник, 04 декабря 2012, 21:38:10) писал:

А мне кажется, он специально дал такие фото, потому что в этих позах сложно узнать Круза. Опять же во благо.

Иден Барр (Вторник, 04 декабря 2012, 22:26:38) писал:

Еще бы. Какие лица, когда там голые баба и мужик на пляжу Что совершенно не мешает мне считать, что у Джона было как минимум два мотива отправить именно эту фотку Можно было и одетых в плохом качестве дать, но он выбрал то, что выбрал.

Цитата

Что очередной раз показывает, что одно и то же действие человека можно оценить очень по-разному

Сообщение отредактировал Amor: Суббота, 04 мая 2013, 22:50:58

Что там на самом деле чувствует Иден к Джону,кроме симпатии и благодарности , ПОКА писать не буду ,не уверена.
По поводу совета, да,разговор конечно брр, мужчинки своеобразные

Ну пока и все...

Amor (Вторник, 04 декабря 2012, 22:49:14) писал:

Ну так, ему с особой тщательностью выбирали пикантные фото именно в хорошем, как я поняла, качестве. Ненадлежащего качества некий Роджерс оставлял у себя.

Сообщение отредактировал Иден Барр: Воскресенье, 05 мая 2013, 07:18:57