Записки новичка

Вопреки моим ожиданиям, меня не застрелили в первой же Белой Комнате, а отвели в камеру, аналогичную той, в которой я провела все время моего обучения, только расположенную где-то на гораздо более низком уровне. Есть в этом месте что-то неуловимо знакомое, мне кажется что я здесь когда-то уже была. Впрочем в Отделе всё довольно похоже. Интерьеры не блещут разнообразием, и знать где ты находишься, можно только точно это зная, а вовсе не оглядевшись по сторонам. Возможно, для первого уровня такой подход еще и может сработать, после определенного времени проведенного в Отделе, но не для других. Хотя может быть я просто редко на них бываю, и он вполне срабатывает и на них тоже.
Оставшись одна, я ожидала в ближайшее время чего угодно - пыток, допроса, Мэдлен, пули в затылок, но... меня просто игнорируют. Я металась по камере словно зверь в клетке, не желая сдаться и признать их власть над собой. Я знаю что они наблюдают за мной, что ОНА наблюдает за мной, и если я смирюсь и попрошу о разговоре, мне предоставят такую возможность. Все-таки если бы они совсем махнули на меня рукой, то сразу ликвидировали бы, а так я уверена они хотят в очередной раз сломать меня, заставить уступить, но я не изменю своего решения, я не хочу начинать все заново. Нет, с меня хватит. Пусть я никогда не выйду отсюда, но работать на них больше не буду. При этом я прекрасно понимаю, что мне нечего противопоставить им кроме своего упрямства, я и умереть-то против их воли не смогу. Запасы терпения Отдела безграничны, а мои отнюдь нет.
И я понятия не имею что они могут предпринять. Им нечем меня зацепить. У меня не осталось ничего и никого мне дорогого, даже моя жизнь ничего для меня не значит. Правда, Курт в некоторой степени все еще дорог мне, но это не вариант. Он гораздо более ценный сотрудник чем я, и шантажировать меня им никто не будет. Что еще они могут придумать? В пытках я не вижу смысла. Пообещать-то я могу все что угодно, но вот оказавшись потом относительно свободной, все равно поступлю по своему, и они не могут этого не понимать. Тем более через пытки я уже не единожды проходила, и не боюсь. Приятного конечно мало, но если уж я смогла их выдержать ради Мэдлен, то тем более смогу ради себя и в память об Аннет. А ради Мэдлен я теперь и пальцем не шевельну. Мое прежнее обожание трансформировалось в холодную, расчетливую ненависть, с примесью обиды и недоумения: "За что она со мной так?"
Я бы тяжело переживала даже просто узнав о том, что Аннет ликвидировали, но заставить меня убить ее лично - чем я заслужила такое отношение? И это после всего на что я была готова ради Мэдлен? Она ненормальная. Садистка. Мне смешно и горько, что я могла так долго и так глупо обманываться на ее счет и выискивать то, чего в ней и в помине нет. Аннет была права. Я придумала себе Мэдлен, на самом деле она совсем другая. Но видимо в то время мне нужен был этот самообман.
И все же, я была готова к борьбе, а не к полному безразличию. Я не знаю чего они ждут, и с одной стороны меня это нервирует и выбивает из колеи, а с другой - тем хуже для них. Я только рада отсрочке. Не потому что живу, а потому что каждый день моего протеста - это еще одна пощечина Отделу. Аннет могла бы гордиться мной. Не такая уж я оказывается и тряпка. Все же и у меня хватило смелости бросить им вызов.
Прошел день, второй, третий. Насколько я могла судить об этом. Свет у меня никогда не выключали. И кроме агентов приносивших мне еду, и во всем остальном полностью игнорировавших меня, ко мне никто не приходил. Я тоже не стремилась с ними общаться. Какой смысл? И так все понятно, меня считай что уже и нет.
Я словно похоронена заживо в этой камере и понимаю, что это наказание за мой бунт, и они не уступят, уступить должна я. Но делать этого не собираюсь. Я не чувствую ни раскаяния, ни вины перед Отделом, напротив, только с каждым днем все усиливающуюся упрямую, холодную, злобную решимость не сдаваться. Они меня не получат.
Именно тогда мне пришло в голову, что если бы не предупреждение Курта, давшее мне возможность морально подготовиться, то я не прошла бы проверку в тот день. Но я не испытываю к нему за это благодарности, скорее наоборот. Ведь если бы не он, то все давно бы уже закончилось. Так или иначе. Пользы мне его вмешательство не принесло, я убила Аннет но в итоге все равно сломалась.
Ожесточение первых дней заключения постепенно сменяется на медленно наползающую на меня беспросветную тоску и обреченность, вытесняющую собой все остальные чувства. Я и хотела тогда, чтобы мое бесцельное существование поскорее закончилось, и в то же время боялась этого. В глубине души, не желая признаться себе, я знала что если Отдел захочет, то сделает так, что сопротивляться его воле я больше не смогу. Не знаю как, но сделает. И жутко боюсь этого. Не того, что они предположительно будут делать со мной, чтобы сломать, а того что сдамся, не выдержу. Это для меня сейчас страшнее смерти. Если они меня убьют, я с полным правом буду считать что победила. Но могу ведь и проиграть.
Неудивительно, что именно этот момент моего душевного раздрая и сомнений, и выбрала Мэдлен, чтобы нанести мне визит. Не сомневаюсь, предварительно оценив мое состояние как наиболее подходящее для ее целей.

DeJavu, что же дальше? Какая-то безысходность и отчаяние, горько. Правда лёгкий привкус надежды есть

Anlil (Суббота, 24 ноября 2018, 23:28:55) писал:

"Оставь надежду, всяк сюда входящий.")))

Увидев входящую в камеру Мэдлен, в сопровождении двух оперативников на шаг позади нее, я поняла что терпение Отдела, или ее, что в принципе одно и то же, иссякло и они решили перейти к активным действиям. Я все так же теряюсь в догадках по поводу того, что она собирается предпринять, и в то же время не сомневаюсь в ее изобретательности. И меня это пугает. Возможно она просто пришла лично объявить мой приговор? Последняя любезность? Как мило.
Но одного-единственного взгляда, брошенного мной на Мэдлен, хватило чтобы понять - ни о каком оглашении приговора и речи быть не может. Что-то такое было в ее взгляде, что все мои внутренности скрутило в тугой узел от страха, и я вскочив с лежака, на котором в тот момент сидела и попятившись от нее, отчаянно замотала головой:
- Я не хочу.
- Чего ты не хочешь? - спокойно поинтересовалась Мэдлен.
"А вот того, что вы там задумали - точно не хочу" - подумала я, но вслух сказала лишь:
- Ничего не хочу, - отступая еще на шаг. - Почему вы просто не убьете меня?
- Ты еще не отработала средства потраченные на твое обучение.
- Я знаете ли не просила меня обучать.
- Похоже ты не поняла. Это не оправдание, а констатация факта. И не надо дерзить, - все так же спокойно, осадила меня она.
Вот и припомнились мне слова Мэдлен, что когда-нибудь я пойму, что нет смысла ликвидировать человека, если из него еще можно извлечь пользу. Вот только я не думала, что это будет иметь самое прямое отношение ко мне.
- Я все равно не буду больше на вас работать, - скорее себе, чем ей, буркнула под нос я. Но она услышала.
- Будешь, - ответила Мэдлен, и столько уверенности и убежденности было в ее голосе, что я вздрогнула и отступила еще, уперевшись на этот раз спиной в стену.
А она видимо сочла необходимым пояснить:
- Ты работаешь хорошо, только оставаясь в определенных, комфортных для тебя рамках, но стоит за них выйти, как тут же начинаются сбои. Мы не можем позволить себе такой роскоши. В тебе слишком много эмоций и человечности. Тебе это мешает. И похоже, ты не можешь справиться со своими слабостями самостоятельно.
- Слабостями? Вам мешает моя человечность? - неверяще перебила её я.
- А по твоему нормален отказ от работы, после того как тебе не понравился приказ?
- Не понравился приказ? Так это теперь называется?
Но Мэдлен продолжила, словно и не заметив мой сарказм:
- Тебе дали вполне достаточно времени чтобы образумиться, но если ты не хочешь по хорошему, что ж, значит будет по плохому.
Она едва заметно повернула голову в сторону оперативников, и этого хватило, чтобы Рассел и Эймс, стоящие за ее спиной, вышли вперед и заняли места по бокам от меня. По их цепким взглядам и чуть заметной напряженности поз, я поняла, что хоть пока до меня и не дотронулись, но готовы к любой моей реакции на то, что последует дальше. И догадываюсь, мне это сильно не понравится.
- Ты хороший оперативник, Мари, - подвела итог Мэдлен. - А станешь отличным оперативником. Когда наконец тебя перестанут отвлекать всякие пустяки, вроде совершенно ненужных привязанностей и излишней эмоциональности. Помнится, я уже не раз предупреждала тебя о нежелательности этого. И не только я. Но ты обладаешь удивительным свойством пропускать предупреждения которые тебе не нравятся, мимо ушей. А зря. Теперь ты видишь к чему это привело. Но ничего, мы поможем тебе. Мы подправим твоё сознание и ты будешь идеальным агентом, без эмоций, без чувств и без привязанностей.
С каждым её последующим словом, меня охватывало все большее и большее отчаяние, но оно не шло ни в какое сравнение с тем диким, всепоглощающим, непереносимым ужасом, накрывшим меня, когда я наконец полностью осознала ЧТО меня ждет. Нет! Всё что угодно, только не это! Я не могу!
Вероятно, человек даже больше чем в любви, нуждается в понимании. И именно его, в полной мере могла дать мне только Мэдлен. Может быть именно поэтому я ее и любила. Но теперь стало ясно, что это палка о двух концах, и лучше бы Мэдлен меня не понимала. Только она со своей проницательностью и умом, могла найти болевую точку и вытащить наружу мой самый глубинный, нутряной, животный страх и сыграть на нем. Я больше смерти, больше чего угодно, боюсь что они вновь влезут в мою голову и вывернув меня наизнанку, заставят делать то что им надо, а я окончательно потеряв себя, даже не буду помнить и знать об этом, или же мне станет все равно.
У меня нет ни малейшего сомнения в том что Мэдлен не блефует. Технически они вполне способны это сделать. Я не знаю чего конкретно она меня хочет лишить - эмоций, или вдобавок еще и памяти, ее угроза звучала довольно расплывчато, но в любом случае, ничего хорошего меня не ждет.
Я уже была в подобном состоянии бесчувственного полуовоща, когда пришла в себя в Отделе, но чтобы такое состояние стало постоянным? Нет! Это намного, намного хуже смерти.
Я ведь все равно буду делать то, чего не хочу, то чего решила больше никогда не делать, но при этом я еще и вины и раскаяния чувствовать не буду. Ни боли, ни сожалений о содеянном, казалось бы радуйся, но это буду уже не я. Чувства и боль - моё искупление. Хоть и в мизерной степени, но все же. А по их воле я превращусь в бездушную машину. Не хочу!
Как же я сейчас жалею что не покончила с собой, когда у меня была такая возможность. Мне претило делать это самой, и я надеялась, да нет, была уверена, что Отдел сделает это за меня. И ошибалась. Если можно было бы отмотать время назад, они бы меня не получили, но теперь - поздно.
Я изо всех сил стараясь держать себя в руках, но чувствуя, как изнутри, словно тошнота, подкатывает неконтролируемая паника, делаю последнюю попытку и обращаюсь к Мэдлен, вкладывая в свои слова всю искренность и смирение на которые я способна:
- Пожалуйста. Не поступайте так со мной. Если не хотите просто убить, отправьте на ликвидационную миссию. Обещаю, я сделаю все как надо. Вы ведь знаете, что я не обману.
- На такие миссии посылают тех, кто по тем или иным причинам не может больше работать. А ты можешь, и будешь, - отрезала Мэдлен.
Такого безраздельного ужаса я не испытывала еще никогда. Перед открывающейся перспективой меркнет все. У меня уже отобрали восемнадцать лет моей жизни, а теперь хотят отобрать то, что еще осталось. Не лучшие два года, но это моя жизнь, другой у меня нет, и осознавать это невыносимо.
Я прекрасно понимаю, что ничего не могу предпринять, я полностью в их власти. Мне некуда бежать и у меня нет ни малейшего шанса против стоящих по бокам Рассела и Эймса. Но наплевав на все доводы рассудка, я делаю рывок в сторону Мэдлен, или может быть двери за ее спиной, сама не зная, что намереваюсь сделать, но при этом ясно осознавая, что что бы я ни хотела, у меня это не выйдет. Возможно, это переполняющий меня страх требует выхода и заставляет хоть как-то выплеснуть адреналин, а возможно я просто хочу дать им повод закончить все побыстрее.
И конечно же, я оказалась права. Мгновенно среагировавшие оперативники перехватили меня еще в начале движения и держа железной хваткой, и повинуясь очередному кивку Мэдлен, потащили к выходу.
С этого момента рухнули все сдерживающие меня внутренние барьеры. Ушли ненависть, обида, чувство унижения от их полной власти надо мной, остался только страх. Парализующий и всепоглощающий. Есть вещи пострашнее смерти. Гораздо страшнее смерти. Смерть - избавление. Странно, что раньше я ее боялась. Но наверное, чтобы прийти к этому пониманию, сначала нужно все потерять.
Забыв про гордость и остатки чувства собственного достоинства, мне сейчас совсем не до этого, я бешено вырываюсь из держащих меня рук, упираясь, еду ногами по полу, отказываясь идти, и сначала прошу, а затем плачу и отчаянно умоляю ее:
- Мэдлен, пожалуйста, не надо! Не делайте этого! Прошу вас. Пожалуйста!
Оказавшись в коридоре, возможно благодаря шоку, я наконец поняла где мы находимся. Это тот самый уровень с лабораториями, куда Мэдлен отводила меня, чтобы помочь восстановиться от последствий проекта "Фантом". Недаром мне показалось знакомым это место. И это еще раз доказывает серьезность ее намерений. Не то чтобы я в них сомневалась, конечно.
Всю дорогу до лаборатории я яростно и безуспешно пыталась вырваться у своих конвоиров, и когда мне удавалось обернуться назад, на идущую в паре шагов за нами Мэдлен, я задыхаясь от рыданий, вновь и вновь умоляла ее:
- Мэдлен, не надо! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Простите. Я больше не буду. Я сделаю все что вы хотите, абсолютно все, только не делайте этого!
Но за все время ни один мускул не дрогнул на ее лице.
Перед дверью в лабораторию, отчаяние придало мне сил, и по всей видимости Рассела вконец достали мои трепыхания, ибо он завел мою руку за спину и вывернул ее под таким углом, что казалось еще чуть и она сломается. Я зашипела от боли, приподнялась на цыпочки, чтобы уменьшить давление на почти вывернутый сустав, и подчиняясь нажатию Рассела, наклонилась корпусом вперед. А затем внезапно и резко, плюя на жестокую боль, откинулась назад. Хочет сломать мне руку? Отлично. Я ему помогу. Пусть ломает, я не против. Со сломанной рукой я не смогу работать, пусть хоть какое-то время.
Чертыхнувшийся Рассел успел в последний момент разжать хватку. Видимо калечить меня им все же запретили. И я не теряя ни секунды, воспользовавшись тем, что рука освободилась, ударила Эймса, целясь в горло, но он успел чуть отклониться, да и удар я наносила из неудобного положения, поэтому он вместо того чтобы убить, прошел вскользь. Правда этого хватило, чтобы Эймс сипя и кашляя схватился за горло и отпустил меня. Я метнулась в сторону от двери и в ту же секунду тяжело припечаталась к полу, проехав по нему щекой и ударившись головой - отреагировавший Рассел сделал мне подсечку.
Приземление вышибло из меня дух, и хоть я и не потеряла сознания, но особо сопротивляться оперативникам, разъяренным устроенной прямо на глазах у иронично взирающей на эту сцену Мэдлен, я не могла. Они не особо церемонясь подняли меня с пола и Рассел при этом незаметно так сжал мою многострадальную, полувывихнутую руку, что я удерживаясь от стона, втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Но оказалось достаточно холодного: "Рассел", сказанного Мэдлен, чтобы хватка из нестерпимо-жестокой стала просто грубой. Видимо она все же заметила. Но если честно, я прекрасно понимаю Рассела, на его месте я тоже была бы крайне зла.
Полупрозрачные двери раздвинулись, пропуская нас и меня втащили туда, куда я так не хотела попасть.

DeJavu, вот у меня возникла мысль, что Мэдлин довольно часто выглядела сочувствующей, понимающей, но действовала жёстко, неумолимо. Этот контраст... Может это только моё мнение, ни в коем случае не настаиваю согласиться. Но почему то в этом эпизоде мне не хватает мягкости со стороны Мэдлин. В плане её эмоций, конечно.

Отлично! Если ты это заметила, значит мы с Мэдлен всё делаем правильно))) Никакого контраста, никаких сантиментов. Мэдлен какая была, такая и осталась. Но на данном этапе она не может позволить себе ничего подобного. Потом поймешь. Спасибо что написала об этом.

Очень интригует!!!)

Ослепительно яркий свет, особенно по сравнению с приглушенным освещением коридора, в котором мы только что были, больно ударил по глазам. Я поморщилась, и прищурившись, сквозь медленно рассеивающийся перед глазами туман, смогла смутно рассмотреть средних размеров комнату. Пара фигур в белом стоит недалеко от находящегося посередине медицинского стола, на котором после короткого, ожесточенного и заранее обреченного на провал сопротивления, меня и зафиксировали. Затем Рассел и Эймс вышли, оставив нас вчетвером.
К этому моменту я окончательно пришла в себя от удара об пол. Пару раз рванувшись и убедившись, что вырваться не получится, я и шевельнуться-то особо не могу, я неизвестно зачем, нахожу взглядом Мэдлен, но ни о чем уже не прошу, по опыту зная - бесполезно, и просто беззвучно плачу. Словно и не было последних двух лет и я только что осознала себя в Отделе. Хотя, есть одно важное отличие - тогда я была не в курсе того что меня ждет, а теперь знаю. И это в сотню, в тысячу раз хуже. Впрочем, еще немного и мне станет все равно.
Увидев, что Мэдлен посмотрела на медиков, стоящих поодаль, я зажмурилась, понимая что сейчас последует ее очередной кивок, и для меня все закончится. Очнувшись в следующий раз, это буду уже не я. Но к моему безмерному удивлению я услышала не приближающиеся ко мне шаги, а приказ Мэдлен:
- Освободите ее.
В изумлении открыв глаза, я уставилась на нее, боясь поверить услышанному, и ожидая какого-то подвоха. Но меня и правда освободили и отошли в сторону. А я получив свободу, как ошпаренная соскочила вниз и метнувшись подальше от них всех, с размаху впечаталась спиной в стену, стараясь занимать как можно меньше места, как будто это могло на что-то повлиять, и с испугом и надеждой, вновь подняла взгляд на Мэдлен.
- Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть об этом решении, - прокомментировала она свое распоряжение. - Впрочем, если заставишь, мы просто продолжим с того момента, на котором сейчас остановились. И кстати, ты ведь не думаешь, что все это было лишь с целью тебя запугать?
Я изо всех сил замотала головой - нет, я не думала что она блефует. Я как никто другой знаю, на что они способны и ни капли не сомневаюсь в их возможностях.
- Хорошо, - видимо ее удовлетворила моя реакция. - На данный момент твое эмоциональное состояние оставляет желать лучшего и к оперативной работе ты временно непригодна. Мы поможем тебе справиться с этим. И когда ты будешь способна это сделать, спокойно поговорим о твоей основной проблеме. А до тех пор ты останешься здесь и будешь находиться под наблюдением. Советую беспрекословно выполнять все предписания медиков. И еще. Если вдруг тебе в голову придут мысли о самоубийстве. Даже не думай. Тебе это не удастся, а попытки в этом направлении вновь приведут тебя в эту комнату. Тебе все ясно?
Я снова замотала головой, на этот раз утвердительно.
- Вколите ей снотворное, - глядя на меня, трясущуюся и еле стоящую на ногах от пережитого шока, приказала Мэдлен одной из застывших в ожидании дальнейших приказов фигур. И отреагировав на мой полный ужаса взгляд, брошенный на подходящего ко мне медика, пояснила. - Тебе это необходимо.
- Я не хочу, - медленно отступая вдоль стены, возразила я.
Мэдлен на мое "не хочу", лишь удивленно приподняла бровь, и мне этого хватило, чтобы мгновенно замереть на месте, прекратив отступать. Слову "хочу", с приставкой "не" или без оной, в Отделе отказано в праве на существование. И она только что преподнесла мне очень доходчивый урок на эту тему.
Мэдлен разрешающе кивнула тоже остановившемуся было медику. Я застыла и без возражений позволила приблизившемуся ему, прислонить шприц к моей шее, а она больше не обращая на меня внимания, развернулась и вышла.

Хороший замысел) но Мэдлен понимает, что все время шантажировать этим не получится, должна быть сильная беседа. Прям жду ее

Проснулась я в той же самой камере, в которой провела всю предыдущую неделю. Резко, рывком села, и чуть не упала назад - сильно кружилась голова. Но при этом я все помнила и вообще не заметила в себе никаких изменений. Не то чтобы я не поверила Мэдлен насчет снотворного - какой смысл был ей обманывать, но все же...
Медленно и осторожно встав, во избежание повторного приступа головокружения, и кроме того, у меня все болело, словно после хорошей взбучки - видимо сказывалось вчерашнее жесткое приземление, я доковыляла до двери, и убедившись что она заперта и я все еще на положении пленника, чего, впрочем, и следовало ожидать, вернулась обратно и легла.
Ощупав нещадно саднящую правую половину лица, на которую вчера пришелся основной удар при падении, я обнаружила что щека ободрана и припухла, а на скуле красуется аккуратно наклеенный медицинский пластырь. Значит, там все еще хуже. Но содрать его и проверить насколько хуже, я не решилась. Я не принадлежу сама себе, и сейчас как никогда остро, ощущаю себя абсолютно бесправной собственностью Отдела. Кто знает, как отреагируют на мою самодеятельность отделовские эскулапы? А я опасаюсь хоть чем-то вызвать их недовольство, памятуя приказную силу советов Мэдлен.

Эти горькие мысли вернули меня к событиям вчерашнего дня. И вспоминая их, я испытываю невыносимый стыд. Не потому, что плохо держалась и недостойно вела себя - это все ерунда. Есть вещи против которых ты не можешь идти при всем своем желании. Настолько непереносимо страшные, что все внешние реакции на их фоне становятся просто шелухой. Это как инстинкт - отдернуть руку от горячего или отшатнуться от пропасти. Нет, не за это я виню себя, и не это терзает мое сердце.
Но вспоминая момент, когда я умоляла Мэдлен и обещала сделать все что она захочет, я внутренне корчусь от стыда, понимая, что это были не просто слова, а я действительно готова была на все, чтобы избежать уготованной мне участи, в том числе и убить Аннет еще раз, еще сколько угодно раз и каким угодно способом. Нельзя остаться прежней, осознав про себя такие вещи. И невозможно больше питать иллюзии о своей хотя бы относительной порядочности. Это дно. Глубже падать уже некуда.
Подводя итог моего противостояния с Отделом, я прихожу к неутешительному выводу - похоже я проиграла по всем пунктам. И если выбирать между "добровольной" работой на Отдел и работой в состоянии овоща, то я пожалуй остановлюсь на первом варианте. Прямо скажем, небогатый выбор, но уже чуть легче от того, что он вообще есть. Интересно еще, что подвигло Мэдлен передумать почти в последний момент? Уж точно не мои просьбы. Вряд ли я когда-нибудь получу ответ на этот вопрос. Предугадать ее мотивы мне ни разу не удалось, и вряд ли удастся. Точнее не так, мотивы-то у нее всегда одни и те же - польза для дела, но почему именно такое решение она сочла более верным? Тайна сия велика есть.
Не знаю, сколько я проспала, но по всей видимости Мэдлен и в этот раз оказалась права - пусть и вынужденный, но отдых оказал на меня благотворное воздействие. Неконтролируемая паника, мешающая думать ушла, осталось лишь чувство полнейшей безнадежности и постоянный, липкий и удушающий страх. Куда же без него. Если кратко, то моё состояние можно охарактеризовать словами: "Жить не хочется, но придется".
Опять потянулись бесконечно тягучие дни не разбавляемые ничем, кроме визитов врачей. Несколько раз меня заставляли проходить психологические тесты, но в основном ограничивались пичканьем таблетками. Я покорно выполняла все рекомендации медиков, не видя в них смысла, но и не решаясь прекословить.
Где-то неделю спустя, со скулы сняли пару швов, оказавшихся под пластырем. Вот это да. Здорово должно быть я ее себе распахала. Но самое удивительное, что в тот день я этого даже не заметила, хотя кровило наверное неслабо.
Время словно застыло на месте, и это ощущение усугублялось еще и тем, что я не могла нормально уснуть. Стоило мне только закрыть глаза и начать засыпать, как я в ужасе вздрагивала и просыпалась. Разумом я понимаю, что мои страхи необоснованны, и если со мной захотят что-то сделать, им вовсе необязательно будет ждать чтобы я заснула, и пока я не дам им повода - я в полной безопасности, но ничего не могу с собой поделать, и боюсь хоть на секунду потерять над собой контроль.
Но шли дни, ничего не происходило, и уверившись, что по крайней мере в ближайшее время, мне не угрожает самое страшное, я немного расслабилась и постепенно вновь утонула в хмуром равнодушии и тоске бессмысленного существования. И почти незаметно, пережитый недавно ужас, начал потихоньку сглаживаться, и не забылся, нет, но и не занимал уже единственно все мои мысли. Почти помимо воли я начинаю искать способы хоть как-то изменить ситуацию. Неужели же нет совсем никакого выхода, кроме полного подчинения?
И мой отдохнувший мозг зацепился за предупреждение Мэдлен о самоубийстве, тем более что ранее у меня были такие же мысли. Может статься, не все потеряно, и у меня еще есть выход, есть. Как говорил один из классиков - "Безвыходным мы называем то положение, выход из которого нам не нравится". А теперь, за неимением других вариантов, для меня и этот сойдет.
Только нужно продумать и осуществить все тщательно и не торопясь, не должно быть никаких попыток, о которых говорила Мэдлен, ибо цена ошибки слишком высока и осечки нельзя допустить. Лишиться последних остатков свободной воли я боюсь еще больше, чем перспективы и дальше влачить свое жалкое существование, неизвестно сколько еще.
Несомненно, пока я в Отделе, за мной будут тщательно наблюдать, и это не лучшее место для осуществления моих намерений. Раз уж Мэдлен об этом заговорила, следовательно будет начеку. Может даже и спровоцировать попробует, как знать? Нет, лучше всего оказаться дома, а там будет мой верный Ругер и пуля в висок. И ничего они с этим не смогут поделать. Значит моя главная цель на данный момент - добиться того чтобы меня выпустили из Отдела. Одну и без присмотра.
А пока мне всего лишь нужно выглядеть сломленной и покорной, чтобы усыпить их бдительность, тем более это будет нетрудно. По большому счету это так и есть, мне и притворяться особо не придется. От этих мыслей мне даже немного полегчало. Мы еще посмотрим кто кого!
К исходу второй недели моего пребывания в медблоке, я почувствовала, что в моем сознании и восприятии действительности, наметился едва заметный перелом. Возможно, сыграло роль прошедшее время, ведь ни одно горе не длится вечно, во всяком случае с прежним накалом переживаний. А возможно и в самом деле помогло то, чем они меня тут пичкали, но полная апатия и равнодушие, стали трансформироваться в пусть и чуть заметный, но интерес к жизни. Абсолютное нежелание каких-либо контактов, похоже, тоже дало трещину, и мое вынужденное одиночество, ранее почитавшееся за благо, начинает постепенно тяготить. Ежевечерне наваливавшаяся на меня хандра, наконец-то отступила и расслабившемуся почти за месяц безделья телу стало не хватать ставших уже привычными нагрузок. И не только телу. Мозг тоже пробудился от спячки, и желая отвлечь его от постоянного прокручивания не самых приятных мыслей, все равно прямо сейчас в этом нет смысла, я попросила принести мне что-нибудь почитать, в чем мне не отказали, и уже через пару часов я была счастливым обладателем внушительной стопки книг.
Впрочем, никакие сколь угодно благотворные перемены, никоим образом не повлияют на мое решение покончить со всем этим при первой же возможности. Осталось только ее дождаться.