Примечание
Этот рассказ хронологически предшествует эпизоду 14 и повествует о первых двух неделях Аннет в Отделе, начиная с момента когда она узнает, что ей придется остаться здесь, и до того как ей занялась Мари. О происходившем в это время с Аннет, Мари могла только догадываться. В чем-то ее догадки были верны, в чем-то она ошибалась.
Особого экшена здесь нет, за исключением парочки сцен, в основном чистая психология, так что если вы это не любите, смело можете этот рассказ опустить, так как на развитие сюжета он никак не влияет, и будет интересен лишь для лучшего понимания поведения и мотивов Аннет, ну и просто тем, кто ей симпатизирует.
P.S. - Никак не могу избавиться от этого персонажа))) Но кто сказал, что "Записки новичка" должны быть записками ОДНОГО новичка?
Эпизод 15. Аннет. Начало.
Слова Мэдлен о том, что я должна буду остаться здесь, повергли меня в шок. Я просто не могла поверить в только что услышанное, и дорога в камеру не отложилась у меня в памяти, осталось только ощущение всепоглощающей ненависти, направленное на всё, что попадалось мне на глаза, а прежде всего на эту пигалицу Мари, которая полувела - полутащила меня за собой.
Я ведь помогла им найти Пабло, разве нет? Чего ЕЩЁ им от меня надо? И сколько я должна буду пробыть здесь?
Запихнув в камеру, эта малолетняя сучка оставила меня одну. Кипя негодованием, я всё же осмотрелась. Небольшое круглое помещение, похожее чем-то на то, куда меня привели первый раз, только стены не белые, а серые, и вместо стула посередине - лежак у стены. Может были и еще отличия, но мне если честно, сейчас не до разглядываний интерьера. У меня в голове рефреном крутится только одна мысль: "Этого не может быть!" ЦРУ не может так поступать. Или всё-таки может? Голова идет кругом от предположений.
Я не могу спокойно сидеть или стоять, и мечусь в маленьком свободном пространстве между дверью и лежаком. Не особо там помечешься, но у меня получается, и начинаю вспоминать, что именно сказала Мэдлен, скорее всего я просто ее неправильно поняла. Не может быть, чтобы они оставили меня здесь НАДОЛГО.
На работе меня хватятся не раньше чем послезавтра, я частенько работаю по своему собственному графику, а вот мама... О Боже, что будет с ней, если... Нет, не может быть, но всё же... если я и правда быстро отсюда не выберусь, она ведь решит, что я... О нет! И я с удвоенной энергией забегала между стен. Нет, надо что-то делать, с кем-то поговорить и прояснить ситуацию.
Я даже пару раз стукнула кулаком в железную дверь, а потом от бессилия добавила по ней еще и ногой, но вовремя поняла, что это бесполезно. Мои удары её не то что не поколебали, но она даже и звука не издала, а я только ногу себе отбила. Прихрамывая, я доковыляла до лежака и села, но почти тут же вскочила, я просто не могу спокойно сидеть, когда я нервничаю, мне нужно выплескивать энергию, что-то делать и предпринимать, а что я могу здесь делать? Только метаться, как зверь в клетке. Разум мне подсказывает, что я всё равно ничего не смогу изменить, но тело не желает успокаиваться.
В таком состоянии я провела несколько часов, а затем дверь с противным скрипом открылась. Я метнулась к ней, наконец хоть что-то прояснится. Стоящий на пороге крепкий чернокожий парень цепко ухватил меня, подлетевшую было к двери, за плечо, и потащил по коридору, не обращая ни малейшего внимания на мои вопросы и требования отвести меня к главному, или хотя бы дать поговорить с Мэдлен, она как я поняла, тоже похоже здесь что-то решает.
Убедившись, что разговаривать он со мной не собирается, я попыталась пнуть его ногой, на что он так вывернул мою руку, что у меня дух перехватило от боли. Больше я таких попыток не предпринимала, так и шла молча, стараясь ни на шаг не отставать от моего провожатого, ибо отставание тут же наказывалось резкой болью в вывернутой руке. Точно синячище останется. Впрочем синяк, это похоже такая малость, о которой мне придется беспокоится в последнюю очередь.
В отличие от вполне комфортабельного помещения, где мы искали по компьютеру Пабло, то, где мы шли сейчас, больше всего напоминало тюрьму. Серые унылые стены, железные полы и одинаковые двери, сплошной депресняк. Около одной такой двери мы и остановились.
Открыв ее, мой мучитель затащил меня внутрь, и к моему ужасу помещение оказалось точной копией той белой комнаты для допросов, куда меня уже приводили в самый первый раз. А может это она та самая и была, я уже совершенно запуталась в хитросплетениях абсолютно одинаковых коридоров с бесчисленными поворотами.
Я попыталась было упираться, но безуспешно. С тем же успехом я могла пытаться сдвинуть гору. Через минуту, я оказалась ровно в том положении, в каком и была, когда меня привезли сюда. И опять осталась одна, но на этот раз ненадолго. Почти сразу ко мне вошла Мэдлен, и выражение её лица было уже отнюдь не дружелюбным. Хорошо. Она-то мне и нужна, а на её выражение лица мне наплевать, у меня и у самой оно не блещет радушием.
И я не дожидаясь пока Мэдлен заговорит первой, сама вываливаю на нее кучу претензий:
- Кто вы вообще такие? Что вы себе позволяете? Вы не можете меня здесь держать, меня будут искать.
Но моя тирада не произвела на нее ни малейшего впечатления. Сцепив руки за спиной и холодно глядя на меня, она ответила:
- Можем. А тебе лучше успокоиться, и просто делать то, что тебе велят. Если конечно ты не хочешь неприятностей.
- Неприятностей? Да у меня и так, одни сплошные неприятности. Куда уж хуже?
Никак не прокомментировав моё заявление Мэдлен продолжила:
- А отвечая на твой первый вопрос - мы не имеем никакого отношения к ЦРУ. Ты находишься в Первом Отделе - самой законспирированной в мире организации, борющейся с терроризмом. И Пол Вульф - её глава.
И видимо сочтя сказанное вполне достаточным, чтобы внушить мне смирение, она продолжила:
- Меня интересуют все подробности вашего с Пабло сотрудничества, буквально всё, что ты сможешь вспомнить.
Только вот для меня слова Первый Отдел и Пол Вульф не более чем пустой звук, и кроме того, до меня медленно дошло, что-то я вообще туплю сегодня:
- Нет, постойте! Вы что, хотите сказать, что я останусь здесь НАВСЕГДА?
Мэдлен ничего не ответила, лишь выразительно приподняла бровь. И что, я должна была расценить это как подтверждение?
Я РАСЦЕНИЛА это как подтверждение. О нет. Справившись с нахлынувшим на меня ужасом, я спросила её:
- Если вы меня не отпустите, тогда зачем мне вам что-то рассказывать?
Мэдлен равнодушно пожала плечом:
- Я всё равно получу интересующую меня информацию. Выбор за тобой, как ИМЕННО я это сделаю. Мы можем просто поговорить, но если ты настаиваешь, я ЗАСТАВЛЮ тебя это сделать.
И таким запредельным холодом повеяло от её слов, что я поняла, так всё оно и будет. Пожалуй и правда, на сегодня вполне достаточно неприятностей, и я спросила:
- Что вы хотите знать?
Мэдлен довольно улыбнулась, но глаза при этом остались холодными.
Следующие пару часов я провела не лучшим образом. На этот раз она и не подумала меня освобождать, что в общем-то было весьма предусмотрительно с её стороны. Несмотря на внушаемый ею страх, не уверена, что я не попыталась бы что-нибудь выкинуть, предоставь она мне такую возможность.
Бесконечные вопросы, вытягивающие из меня казалось бы давно забытые подробности нашего с Пабло общения, чередовались с вопросами никакого отношения к нему не имеющими. А некоторые были и вовсе весьма личными. Но я не решилась спросить, зачем ей это надо, как не рискнула и соврать или отказаться отвечать.
Однако, к концу первого часа, монотонность процесса притупила ощущение опасности. И я позволила себе схалтурить, не упомянув некоторые ничего не значащие на мой взгляд подробности. Не знаю как, но факт остается фактом - Мэдлен моментально это заметила и тут же, остановив меня, предупредила:
- Аннет, похоже ты не серьезно отнеслась к моему предложению. Я ведь могу и передумать, и беседа будет вестись в другом ключе.
После чего я больше не страдала забывчивостью и предпочитала говорить всё, что помню.
Наконец, вытащив из меня что только было можно, Мэдлен окинув меня напоследок оценивающим взглядом, не прощаясь, вышла. А вернувшийся минут через пять охранник, вновь отвел меня, совершенно вымотанную непрерывным допросом в камеру. И я осталась переваривать случившееся.
Пол Вульф - вовсе не ЦРУ-шник в отставке, если конечно верить Мэдлен, а я пока не решила, верить ли ей, но всё говорит за то, что это правда. На ЦРУ эта монстрюга отстроенная под Парижем не похожа, а значит я влипла. Но сдаваться без борьбы я не собираюсь. ЦРУ или Первый Отдел, да хоть Пентагон, мне без разницы.
На этот раз на бесплодные метания сил у меня не осталось, день был очень долгим и тяжелым. Я легла на жесткое ложе и чуть поворочавшись, забылась тяжелым сном.
0
Записки новичка
Автор
DeJavu, Воскресенье, 06 июля 2014, 22:45:36
Последние сообщения
Новые темы
-
"Государственное преступление" ("Delitto di stato")2
Итальянские сериалыluigiperelli, Сегодня, 13:16:05
-
"Конец века" ("На рубеже веков") ("Fine secolo")2
Итальянские сериалыluigiperelli, 10 Ноя 2024, 08:50
-
Лучший ребенок (сын или дочь) в "Санта-Барбаре"11
Санта-Барбара | Santa BarbaraClair, 10 Ноя 2024, 06:53
День 1-й.
Пробуждение было не из приятных. В полудреме, меня не оставляло чувство тревоги, но я не могла вспомнить его причину, только ощущение, что что-то очень сильно не так. И лишь окончательно проснувшись и увидев вместо привычной и уютной спальни, серые стены, я разом вспомнила всё. На меня вновь навалились тревога, неопределенность, страх, но больше всего жуткое нежелание смириться со сложившейся ситуацией.
Я прикинула в уме, а что я могу противопоставить им? Вывод был неутешителен - почти ничего. То, что им было от меня нужно, они уже получили. Хотя... была бы совсем больше не нужна, избавились бы еще вчера, а значит, какое-то время у меня есть. Но это всего лишь мои предположения, вовсе необязательно верные, я понятия не имею как там оно на самом деле.
А сейчас, мне нужно решить, как вести себя. Смириться, и покорно выполнять всё что от меня требуют, как советовала Мэдлен - но этот вариант мне претит, или попытаться бороться. Я понимаю конечно, что в конечном итоге это всё равно ни к чему не приведет - меня не отпустят, но они сломали мне жизнь, а я в ответ хотя бы потреплю им нервы, ну насколько это получится. Я прекрасно осознаю ограниченность своих возможностей, но это не повод, чтобы отказаться от борьбы.
Для начала, я решаю получше осмотреть свою комнату. Вчера, за бесплодными метаниями, мне было некогда это сделать. За неприметной дверью весьма кстати обнаружились удобства, и там же в шкафчике я нашла все необходимое, чтобы привести себя в порядок, включая и зеркало. Да-а, видок у меня тот еще. Смыв порядком расплывшийся макияж, недолго посокрушавшись по оставшейся дома косметике, почистив зубы и причесавшись, я вновь отправилась в обход своих владений и обнаружила еще один шкаф, вделанный в стену комнаты, и потому почти незаметный, на этот раз - с одеждой. Выбор был невелик, но всё как ни странно, моего размера. Переодевшись в трикотажный светло-серый спортивный костюм, и переобувшись в удобные кроссовки, я сложила порядком потрепанные юбку и блузку в найденный в шкафу пакет, и оставила прямо на лежаке, а куда еще их пристроить, не в шкаф же с чистой одеждой? На этом мои открытия и закончились. Больше ничего в комнате не было, лишь довольно высокие серые стены, лампы, почти под самым потолком, так, что не достать, лежак, нечто вроде прикроватного столика и дверь. Всё. Прямо скажем, не отель Риц.
Но настроение как ни странно у меня поднялось. Да, я вляпалась, но несмотря на неопределенное положение и связанный с этим некоторый душевный дискомфорт, я решила, что у меня еще слишком мало информации, чтобы разводить панику. В то же время, я отдаю себе отчет, что это скорее всего самообман, и оснований для паники вполне достаточно, но не даю хода этим мыслям. Поживем - увидим.
Так, интересно, а кормить меня вообще здесь собираются? Есть хотелось жутко. Пить тоже. Правда вчера, во время допроса, меня напоили. Мэдлен сама мне предложила, а я не стала отказываться, так далеко моя гордость, читай - глупость, не простирается. Но что такое одна маленькая бутылочка воды почти за целый день? Я понятия не имею, сколько прошло времени, с момента моего попадания сюда, и сколько я проспала, но по моим внутренним ощущениям пошли уже вторые сутки.
Не успела я как следует озаботиться этим вопросом, как дверь с противным скрипом открылась, и внутрь зашел уже не вчерашний, но чем-то неуловимо на него похожий мужчина, неся герметичный контейнер. Поставив его на столик, и лаконично сообщив: "Завтрак", он вышел.
Открыв контейнер, я обнаружила внутри сок, бутылку воды, пару круассанов, какой-то суп и нечто отдаленно похожее на отбивную. Не знаю, может я просто хотела есть, но всё оказалось вполне съедобным.
Значит голодная смерть мне не грозит. Хы. И тут же я возразила сама себе - не волнуйся, они найдут еще тысячу и один способ и помимо этого. Например - от скуки. Да, заняться здесь было абсолютно нечем, и от этого в голову лезли непрошенные мысли. Но пока у меня получается от них избавляться. Кроме того, мне действительно есть о чем подумать - например о моей стратегии борьбы, раз уж я решила не сдаваться.
Где-то через час агент вновь зашел, чтобы забрать пустой контейнер, заодно прихватив и пакет с моими вещами, куда присоединил и дорогущие туфли от Маноло Бланик. Интересно, увижу ли я их вновь?
День тянулся, тянулся и тянулся. Еду приносили еще два раза. И каждый раз забирали пустой контейнер примерно через час. Откуда я это узнала, ведь часов у меня нет? Но зато у меня есть неограниченное свободное время, и сильная мотивация. Так вот, в обед, агент вернулся чтобы забрать контейнер на 3650-й секунде, а после ужина - на 3500-й, что учитывая возможную погрешность моих подсчетов почти одно и то же.
Пока мне не остается ничего, кроме как внимательно наблюдать и изучать распорядок дня. Ну и ждать, что возможно, что-то изменится. Например, они решат, что я для них неопасна, и отпустят. Шутка.
Так вполне спокойно, прошел мой первый день. Когда освещение с яркого сменилось на приглушенное, я поняла, что это намек на то, что пора спать. Что ж, спать так спать, тем более на завтра я кое-что запланировала. Переодевшись в нашедшуюся в шкафу пижаму, я улеглась на жесткий лежак, и как ни странно, почти сразу заснула.
Пробуждение было не из приятных. В полудреме, меня не оставляло чувство тревоги, но я не могла вспомнить его причину, только ощущение, что что-то очень сильно не так. И лишь окончательно проснувшись и увидев вместо привычной и уютной спальни, серые стены, я разом вспомнила всё. На меня вновь навалились тревога, неопределенность, страх, но больше всего жуткое нежелание смириться со сложившейся ситуацией.
Я прикинула в уме, а что я могу противопоставить им? Вывод был неутешителен - почти ничего. То, что им было от меня нужно, они уже получили. Хотя... была бы совсем больше не нужна, избавились бы еще вчера, а значит, какое-то время у меня есть. Но это всего лишь мои предположения, вовсе необязательно верные, я понятия не имею как там оно на самом деле.
А сейчас, мне нужно решить, как вести себя. Смириться, и покорно выполнять всё что от меня требуют, как советовала Мэдлен - но этот вариант мне претит, или попытаться бороться. Я понимаю конечно, что в конечном итоге это всё равно ни к чему не приведет - меня не отпустят, но они сломали мне жизнь, а я в ответ хотя бы потреплю им нервы, ну насколько это получится. Я прекрасно осознаю ограниченность своих возможностей, но это не повод, чтобы отказаться от борьбы.
Для начала, я решаю получше осмотреть свою комнату. Вчера, за бесплодными метаниями, мне было некогда это сделать. За неприметной дверью весьма кстати обнаружились удобства, и там же в шкафчике я нашла все необходимое, чтобы привести себя в порядок, включая и зеркало. Да-а, видок у меня тот еще. Смыв порядком расплывшийся макияж, недолго посокрушавшись по оставшейся дома косметике, почистив зубы и причесавшись, я вновь отправилась в обход своих владений и обнаружила еще один шкаф, вделанный в стену комнаты, и потому почти незаметный, на этот раз - с одеждой. Выбор был невелик, но всё как ни странно, моего размера. Переодевшись в трикотажный светло-серый спортивный костюм, и переобувшись в удобные кроссовки, я сложила порядком потрепанные юбку и блузку в найденный в шкафу пакет, и оставила прямо на лежаке, а куда еще их пристроить, не в шкаф же с чистой одеждой? На этом мои открытия и закончились. Больше ничего в комнате не было, лишь довольно высокие серые стены, лампы, почти под самым потолком, так, что не достать, лежак, нечто вроде прикроватного столика и дверь. Всё. Прямо скажем, не отель Риц.
Но настроение как ни странно у меня поднялось. Да, я вляпалась, но несмотря на неопределенное положение и связанный с этим некоторый душевный дискомфорт, я решила, что у меня еще слишком мало информации, чтобы разводить панику. В то же время, я отдаю себе отчет, что это скорее всего самообман, и оснований для паники вполне достаточно, но не даю хода этим мыслям. Поживем - увидим.
Так, интересно, а кормить меня вообще здесь собираются? Есть хотелось жутко. Пить тоже. Правда вчера, во время допроса, меня напоили. Мэдлен сама мне предложила, а я не стала отказываться, так далеко моя гордость, читай - глупость, не простирается. Но что такое одна маленькая бутылочка воды почти за целый день? Я понятия не имею, сколько прошло времени, с момента моего попадания сюда, и сколько я проспала, но по моим внутренним ощущениям пошли уже вторые сутки.
Не успела я как следует озаботиться этим вопросом, как дверь с противным скрипом открылась, и внутрь зашел уже не вчерашний, но чем-то неуловимо на него похожий мужчина, неся герметичный контейнер. Поставив его на столик, и лаконично сообщив: "Завтрак", он вышел.
Открыв контейнер, я обнаружила внутри сок, бутылку воды, пару круассанов, какой-то суп и нечто отдаленно похожее на отбивную. Не знаю, может я просто хотела есть, но всё оказалось вполне съедобным.
Значит голодная смерть мне не грозит. Хы. И тут же я возразила сама себе - не волнуйся, они найдут еще тысячу и один способ и помимо этого. Например - от скуки. Да, заняться здесь было абсолютно нечем, и от этого в голову лезли непрошенные мысли. Но пока у меня получается от них избавляться. Кроме того, мне действительно есть о чем подумать - например о моей стратегии борьбы, раз уж я решила не сдаваться.
Где-то через час агент вновь зашел, чтобы забрать пустой контейнер, заодно прихватив и пакет с моими вещами, куда присоединил и дорогущие туфли от Маноло Бланик. Интересно, увижу ли я их вновь?
День тянулся, тянулся и тянулся. Еду приносили еще два раза. И каждый раз забирали пустой контейнер примерно через час. Откуда я это узнала, ведь часов у меня нет? Но зато у меня есть неограниченное свободное время, и сильная мотивация. Так вот, в обед, агент вернулся чтобы забрать контейнер на 3650-й секунде, а после ужина - на 3500-й, что учитывая возможную погрешность моих подсчетов почти одно и то же.
Пока мне не остается ничего, кроме как внимательно наблюдать и изучать распорядок дня. Ну и ждать, что возможно, что-то изменится. Например, они решат, что я для них неопасна, и отпустят. Шутка.
Так вполне спокойно, прошел мой первый день. Когда освещение с яркого сменилось на приглушенное, я поняла, что это намек на то, что пора спать. Что ж, спать так спать, тем более на завтра я кое-что запланировала. Переодевшись в нашедшуюся в шкафу пижаму, я улеглась на жесткий лежак, и как ни странно, почти сразу заснула.
День 2-й.
Меня разбудило вновь изменившееся освещение. И в отличие от вчерашнего дня, открывая глаза, я уже знала где окажусь, и потому настроения мне это не испортило, напротив, как ни странно, я была вполне бодра и полна готовности действовать. Переодевшись и умывшись, я стала ждать завтрак. Мне нужно было окончательно убедиться в своих предположениях насчет времени, через которое приходят, чтобы забрать пустой контейнер.
Что ж, всё оказалось так, как я и думала, по сравнению со вчерашним днем никаких изменений не произошло, значит, я могу действовать. Теперь я точно знаю, что где-то через час, после того, как мне принесут еду, дверь вновь откроется, и внутрь зайдет агент. Это и есть мой шанс. Нет, не сбежать, я прекрасно понимаю, что это мне не удастся, но хотя бы потрепать им нервы, показать, что я не смирилась со своим положением. Зачем мне это надо? По большему счету никаких дивидендов мне это не принесет, скорее наоборот, к позавчерашнему синяку на руке, оставшемуся-таки от моего невежливого провожатого, прибавится еще энное их количество. Но я просто не могу пойти против своей сути. Я буду не я, если не попытаюсь.
Дождавшись обеда и отсчитывая секунды, я то слонялась по комнате, то вновь ложилась на лежак, но когда время стало подходить к нужному моменту, я вроде как случайно, оказалась справа от входной двери, и со скучающим видом прислонилась к стене.
На что я надеюсь? Попытаюсь подставить подножку входящему агенту или оттолкнув его выскочить в дверь, если получится. Далеко конечно не убегу, но всё же побегать ему за мной придется. А кому сейчас легко?
С такими мыслями, я и дождалась наконец скрипа открывающейся двери, но успела только начать движение в её сторону, как тут же получила удар в скулу от вошедшего агента. Не очень сильный, меня он скорее разозлил, но не остановил, и я уже от злости ничего не соображая, попыталась ударить его в ответ. На этот раз удар в солнечное сплетение вышиб из меня дух в прямом и переносном смысле. Сложившись пополам, я упала на колени, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток воздуха. К тому времени как я пришла в себя и стала способна обращать внимание на происходящее, камера уже была пуста.
Кое-как я доплелась до лежака, и аккуратно пристроилась на нем. Ощупав лицо, я убедилась, что удар видимо показался мне не сильным только из-за наплыва адреналина, ибо вся левая сторона опухла и ощутимо пульсировала болью. Ну вот, мои прогнозы насчет прибавки количества синяков, были верны как никогда.
Но несмотря на это, подавленной я себя не чувствовала, и напрасным совершенное не считала. Даже несмотря на синяки, это внесло хоть какое-то разнообразие в моё существование, и это не считая чувства глубокого удовлетворения от совершенного. Жаль конечно, что побегать не удалось, но хоть так.
А где-то через час ко мне в комнату зашла Мэдлен. В сопровождении того самого агента. Оценивающе осмотрев моё лицо, она кивнула каким-то своим мыслям, и сделав шаг вперед, спросила:
- В чём дело, Аннет? Тебя что-то не устраивает? Я думала мы пришли ко взаимному пониманию.
Медленно сев на кровати, и вызывающе глядя ей в глаза, я ответила:
- Да, меня не устраивает.
- И что же? - Взгляд Мэдлен ни на йоту не изменился. Казалось, она не понимает, что я над ней попросту издеваюсь.
- Да вот всё это, - и я обвела рукой камеру. - Отпустите меня, я никому ничего не скажу.
- Это невозможно, - абсолютное отсутствие эмоций в голосе, и на лице. Простая констатация факта. Всё равно что сказать - вода мокрая, лёд холодный. - Кажется, я уже говорила, у тебя нет выбора, или ты подчиняешься, или мы заставим тебя это сделать. - И тут же почти без паузы добавила, - Встань.
И хотя прозвучало это всё в том же духе спокойного разговора, я поняла - это приказ. Проверка на усвоение урока.
До этого момента я не жалела, что ввязалась в обреченное на провал сопротивление, но теперь... Вся трясясь от унижения, ненавидя себя за это, выдержав секунд тридцать, я всё же встала перед ней, отчетливо осознавая, что если не сделаю этого сама, подвергнусь еще большему унижению у неё на глазах.
- Вот и хорошо, - констатировала Мэдлен, подводя черту под нашим противостоянием, в котором я проиграла по всем пунктам. - Учти на будущее, неподчинение - наказуемо. А тем более, такие глупые выходки, что ты устроила. Без всякого шанса на успех, кстати. Могу я спросить, на что ты надеялась?
Угрюмо глядя на нее, я решала для себя, является ли ее вопрос обязательным к ответу. Решила, что лучше не рисковать, и ответила, честно между прочим:
- Ни на что.
- Тогда зачем? - искренне удивилась Мэдлен.
На этот раз, я сочла ее вопрос риторическим и... ошиблась.
- Ответь, - подождав, мягко сказала Мэдлен.
Но я уже поняла чего стоит её мягкость, и осознавая, как это глупо будет выглядеть в её глазах, всё же ответила:
- Насолить хотела.
- Мм-м, - понимающе прокомментировала Мэдлен. И на ее лице появилась притворно-согласно-одобрительная улыбка человека, прекрасно понимающего, как ты глуп, и осознающего, что ты и сам это знаешь, но внешне не спорящего с той глупостью, что ты сморозил, исключительно из чувства такта.
Еще раз усмехнувшись, она вместе с агентом вышли, оставив меня переваривать случившееся. Дождавшись, пока дверь за ними закроется, я вновь медленно опустилась на кровать. Больше всего хотелось сделать две вещи - разбить что-нибудь или заплакать. Но в итоге я не сделала ни того, ни другого. В конце концов, я сама напросилась, но если они думают, что сломали меня, то сильно ошибаются, это мы еще посмотрим кто кого. Хотя, надо признать идея была не из лучших.
Из всей этой неприятной истории, помимо необходимости выполнять приказы, я сделала вывод, что всё же для чего-то им нужна. Почему? Да потому что иначе, манифест Мэдлен звучал бы не - "Подчиняйся, или мы заставим тебя это сделать", а "Подчиняйся или умрешь".
Кстати, раз Мэдлен собственной персоной пожаловала, значит, в какой-то мере мой бунт удался. Хотя, кто лучше нее мог установить статус кво, и пояснить ху из ху в данной системе ценностей? Только Большой Босс. Правда... называть ее так, пожалуй неправильно. Это имя больше подходит косвенной причине моего попадания сюда - Полу Вульфу, которого я пока и в глаза не видела. Ну а о том, как называть ЕЁ, я еще подумаю. На досуге. Теперь, взгляды бросаемые Мари на Мэдлен, становятся мне понятны, хотя я предпочла бы оставаться в блаженном неведении.
На сегодня, желание к подвигам у меня отбили, в прямом смысле. Я вновь потрогала опухшую и в скором времени обещающую расцвести всеми цветами радуги скулу. Интересно, смогу ли я уснуть сегодня? Вопрос был весьма актуален, ибо если от вначале показавшегося очень сильным удара в солнечное сплетение, не осталось и следа, то щека весьма ощутимо дергала и болела. Он мне случайно вообще челюсть не сломал? Я подвигала ей, да нет, вроде всё цело.
К счастью унижаться и просить обезболивающее чтобы уснуть, мне не пришлось. До вечера боль утихла до вполне терпимой, а вместе с ужином очередной агент принес мне и мазь от ушибов. Может с ее помощью, может сам по себе, но к утру отек спал и я чувствовала себя уже значительно лучше.
Меня разбудило вновь изменившееся освещение. И в отличие от вчерашнего дня, открывая глаза, я уже знала где окажусь, и потому настроения мне это не испортило, напротив, как ни странно, я была вполне бодра и полна готовности действовать. Переодевшись и умывшись, я стала ждать завтрак. Мне нужно было окончательно убедиться в своих предположениях насчет времени, через которое приходят, чтобы забрать пустой контейнер.
Что ж, всё оказалось так, как я и думала, по сравнению со вчерашним днем никаких изменений не произошло, значит, я могу действовать. Теперь я точно знаю, что где-то через час, после того, как мне принесут еду, дверь вновь откроется, и внутрь зайдет агент. Это и есть мой шанс. Нет, не сбежать, я прекрасно понимаю, что это мне не удастся, но хотя бы потрепать им нервы, показать, что я не смирилась со своим положением. Зачем мне это надо? По большему счету никаких дивидендов мне это не принесет, скорее наоборот, к позавчерашнему синяку на руке, оставшемуся-таки от моего невежливого провожатого, прибавится еще энное их количество. Но я просто не могу пойти против своей сути. Я буду не я, если не попытаюсь.
Дождавшись обеда и отсчитывая секунды, я то слонялась по комнате, то вновь ложилась на лежак, но когда время стало подходить к нужному моменту, я вроде как случайно, оказалась справа от входной двери, и со скучающим видом прислонилась к стене.
На что я надеюсь? Попытаюсь подставить подножку входящему агенту или оттолкнув его выскочить в дверь, если получится. Далеко конечно не убегу, но всё же побегать ему за мной придется. А кому сейчас легко?
С такими мыслями, я и дождалась наконец скрипа открывающейся двери, но успела только начать движение в её сторону, как тут же получила удар в скулу от вошедшего агента. Не очень сильный, меня он скорее разозлил, но не остановил, и я уже от злости ничего не соображая, попыталась ударить его в ответ. На этот раз удар в солнечное сплетение вышиб из меня дух в прямом и переносном смысле. Сложившись пополам, я упала на колени, пытаясь вдохнуть хотя бы глоток воздуха. К тому времени как я пришла в себя и стала способна обращать внимание на происходящее, камера уже была пуста.
Кое-как я доплелась до лежака, и аккуратно пристроилась на нем. Ощупав лицо, я убедилась, что удар видимо показался мне не сильным только из-за наплыва адреналина, ибо вся левая сторона опухла и ощутимо пульсировала болью. Ну вот, мои прогнозы насчет прибавки количества синяков, были верны как никогда.
Но несмотря на это, подавленной я себя не чувствовала, и напрасным совершенное не считала. Даже несмотря на синяки, это внесло хоть какое-то разнообразие в моё существование, и это не считая чувства глубокого удовлетворения от совершенного. Жаль конечно, что побегать не удалось, но хоть так.
А где-то через час ко мне в комнату зашла Мэдлен. В сопровождении того самого агента. Оценивающе осмотрев моё лицо, она кивнула каким-то своим мыслям, и сделав шаг вперед, спросила:
- В чём дело, Аннет? Тебя что-то не устраивает? Я думала мы пришли ко взаимному пониманию.
Медленно сев на кровати, и вызывающе глядя ей в глаза, я ответила:
- Да, меня не устраивает.
- И что же? - Взгляд Мэдлен ни на йоту не изменился. Казалось, она не понимает, что я над ней попросту издеваюсь.
- Да вот всё это, - и я обвела рукой камеру. - Отпустите меня, я никому ничего не скажу.
- Это невозможно, - абсолютное отсутствие эмоций в голосе, и на лице. Простая констатация факта. Всё равно что сказать - вода мокрая, лёд холодный. - Кажется, я уже говорила, у тебя нет выбора, или ты подчиняешься, или мы заставим тебя это сделать. - И тут же почти без паузы добавила, - Встань.
И хотя прозвучало это всё в том же духе спокойного разговора, я поняла - это приказ. Проверка на усвоение урока.
До этого момента я не жалела, что ввязалась в обреченное на провал сопротивление, но теперь... Вся трясясь от унижения, ненавидя себя за это, выдержав секунд тридцать, я всё же встала перед ней, отчетливо осознавая, что если не сделаю этого сама, подвергнусь еще большему унижению у неё на глазах.
- Вот и хорошо, - констатировала Мэдлен, подводя черту под нашим противостоянием, в котором я проиграла по всем пунктам. - Учти на будущее, неподчинение - наказуемо. А тем более, такие глупые выходки, что ты устроила. Без всякого шанса на успех, кстати. Могу я спросить, на что ты надеялась?
Угрюмо глядя на нее, я решала для себя, является ли ее вопрос обязательным к ответу. Решила, что лучше не рисковать, и ответила, честно между прочим:
- Ни на что.
- Тогда зачем? - искренне удивилась Мэдлен.
На этот раз, я сочла ее вопрос риторическим и... ошиблась.
- Ответь, - подождав, мягко сказала Мэдлен.
Но я уже поняла чего стоит её мягкость, и осознавая, как это глупо будет выглядеть в её глазах, всё же ответила:
- Насолить хотела.
- Мм-м, - понимающе прокомментировала Мэдлен. И на ее лице появилась притворно-согласно-одобрительная улыбка человека, прекрасно понимающего, как ты глуп, и осознающего, что ты и сам это знаешь, но внешне не спорящего с той глупостью, что ты сморозил, исключительно из чувства такта.
Еще раз усмехнувшись, она вместе с агентом вышли, оставив меня переваривать случившееся. Дождавшись, пока дверь за ними закроется, я вновь медленно опустилась на кровать. Больше всего хотелось сделать две вещи - разбить что-нибудь или заплакать. Но в итоге я не сделала ни того, ни другого. В конце концов, я сама напросилась, но если они думают, что сломали меня, то сильно ошибаются, это мы еще посмотрим кто кого. Хотя, надо признать идея была не из лучших.
Из всей этой неприятной истории, помимо необходимости выполнять приказы, я сделала вывод, что всё же для чего-то им нужна. Почему? Да потому что иначе, манифест Мэдлен звучал бы не - "Подчиняйся, или мы заставим тебя это сделать", а "Подчиняйся или умрешь".
Кстати, раз Мэдлен собственной персоной пожаловала, значит, в какой-то мере мой бунт удался. Хотя, кто лучше нее мог установить статус кво, и пояснить ху из ху в данной системе ценностей? Только Большой Босс. Правда... называть ее так, пожалуй неправильно. Это имя больше подходит косвенной причине моего попадания сюда - Полу Вульфу, которого я пока и в глаза не видела. Ну а о том, как называть ЕЁ, я еще подумаю. На досуге. Теперь, взгляды бросаемые Мари на Мэдлен, становятся мне понятны, хотя я предпочла бы оставаться в блаженном неведении.
На сегодня, желание к подвигам у меня отбили, в прямом смысле. Я вновь потрогала опухшую и в скором времени обещающую расцвести всеми цветами радуги скулу. Интересно, смогу ли я уснуть сегодня? Вопрос был весьма актуален, ибо если от вначале показавшегося очень сильным удара в солнечное сплетение, не осталось и следа, то щека весьма ощутимо дергала и болела. Он мне случайно вообще челюсть не сломал? Я подвигала ей, да нет, вроде всё цело.
К счастью унижаться и просить обезболивающее чтобы уснуть, мне не пришлось. До вечера боль утихла до вполне терпимой, а вместе с ужином очередной агент принес мне и мазь от ушибов. Может с ее помощью, может сам по себе, но к утру отек спал и я чувствовала себя уже значительно лучше.
День 3-й.
Весь следующий день я промаялась. Предпринимать что-то еще, мне пока если честно не очень-то и хотелось. Чего я на самом деле хочу - так это выйти отсюда. Я уже почти четвертый день солнца не вижу, и вообще ничего кроме этих унылых стен, и не менее унылых рож моих тюремщиков. Да хотя бы просто выйти из этой комнаты. Мне уже кажется, что если я здесь еще немного пробуду - то свихнусь. Но что я могу сделать? Ничего.
Единственным моим развлечением была и остается кормёжка три раза в день. Хоть что-то, что разнообразит моё безрадостное существование. Во все остальное время я предоставлена сама себе, и могу сходить с ума совершенно самостоятельно.
С утра и до обеда я пыталась терпеливо переносить своё заточение, но сколько можно? Здесь даже заняться абсолютно нечем. Кроме того, меня всё больше и больше донимают мысли о том, что сейчас происходит на воле. Схватились ли меня на работе? А о том, как на моё исчезновение реагирует мама, я боюсь даже подумать. Наверняка меня ищут. Сначала я тешила себя иллюзиями, что возможно, кто-то видел, как меня увозили, но потом я честно призналась себе, что даже если и так, то насколько я уже поняла, у Отдела вполне достаточно возможностей, и главное желания, чтобы всё подчистить. Ничего не выйдет, меня никто не спасет. Поищут и перестанут.
Одно хорошо, у меня там не осталось никого особо мне дорогого. Так, парочка хороших друзей по работе, и соседка Мишель. Всё моё время занимала журналистика, я сделала ставку на карьеру, отложив личную жизнь до лучших времен. Был у меня конечно и парень для ни к чему не обязывающих отношений, но не думаю, чтобы он стал особо горевать по мне. Я по нему, впрочем тоже.
Вот мама - с ней мы по-настоящему близки и созванивались почти каждый день. Ей-то за что всё это? Кто дал им право так обращаться с людьми?
Ближе к вечеру, раздражение всё нарастает, и я уже с трудом с ним справляюсь, но всё же вчерашние события еще слишком свежи в моей памяти, чтобы на что-то решиться. Дождавшись, пока свет сменится на приглушенный, я попыталась уснуть. С трудом, но мне это удалось.
День 4-й.
Проснушись утром, я уже больше не могу сдерживать раздражение. Полное неведение - просто невыносимо. Сейчас мне уже кажется, что если бы я знала ответы на мучающие меня вопросы, то гораздо легче переносила бы своё заточение. Не так уж многого я и хочу. Мне нужна всего лишь хоть какая-то определенность.
Сколько мне еще здесь сидеть? Нет, насчет того, что меня не отпустят, Мэдлен была весьма категорична, здесь у меня сомнений нет, но не могу же я навсегда остаться в этой камере? Да я свихнусь от недостатка сенсорной информации. И вообще, что значит навсегда? До смерти что-ли? Но мысль, о том, что меня будут просто тупо содержать здесь, как нечаянного свидетеля, влезшего куда не надо, до моей естественной смерти, не выдерживает никакой критики. Значит, когда стану не нужна, убьют? Мило. Очень мило. В том, что я им для чего-то всё же необходима, я уже не сомневаюсь, но вот для чего?
Одни вопросы, и никаких ответов. Хуже всего, что я и предположения-то строить особо не могу. Я их не знаю. Не знаю их цели, методы. Хотя кое о чём, по отношению к себе же, могу догадываться. Если для них в порядке вещей сломать жизнь человеку, случайно попавшему в их жернова, то особо мне надеяться не на что. И их бесцеремонные методы получения информации, тоже о многом говорят. Милосердие и гуманность - явно не их конек. Я даже о том, что это антитеррористическая организация, знаю только с их же слов, а как там оно на самом деле?
И то, что общаются все здесь на английском, тоже наводит на определенные размышления. Правда, Мэдлен, прекрасно знает и французский тоже, в самом начале, именно на нем, мы с ней и общались, да и внешностью и утонченными манерами весьма похожа на француженку. Насчет же остальных, во всяком случае тех, кого я видела здесь - я бы не была так уверена. У английского Мари, насколько я смогла подметить за то недолгое время нашего общения - едва уловимый, почти незаметный акцент, и почему-то я уверена, что этот язык для нее не родной. Биркоф, с которым мы искали по компьютеру Пабло, судя по фамилии, вообще - немец, то есть у них тут полный интернационал получается?
Нет, мне просто необходимо поговорить с Мэдлен. В принципе, необязательно именно с ней, хоть с кем-то, кто сможет прояснить мое положение. Просто она единственная, про кого я более или менее в курсе.
И когда очередной агент, или кто он там у них, принес мне завтрак, я спросила, могу ли увидеть Мэдлен. Но в ответ получила категоричное: "Нет". Без объяснения причин. В обед я попробовала еще, но на этот раз даже и ответа уже не получила.
Начиная медленно закипать, но стараясь не дать воли этому чувству, понимая, что ни к чему хорошему оно не приведет, я решила пойти на хитрость, сказать что вспомнила нечто важное, касающееся Пабло.
Я конечно подозреваю, что идея обмануть Мэдлен - явно не победитель в номинации лучших идей года, а скорее номинант на шнобелевскую премию, но других у меня нет.
Агент принесший ужин, меня внимательно выслушал, и ничего не сказав, удалился. Спать в этот день я ложилась с надеждой на хоть какое-то прояснение своего будущего.
Весь следующий день я промаялась. Предпринимать что-то еще, мне пока если честно не очень-то и хотелось. Чего я на самом деле хочу - так это выйти отсюда. Я уже почти четвертый день солнца не вижу, и вообще ничего кроме этих унылых стен, и не менее унылых рож моих тюремщиков. Да хотя бы просто выйти из этой комнаты. Мне уже кажется, что если я здесь еще немного пробуду - то свихнусь. Но что я могу сделать? Ничего.
Единственным моим развлечением была и остается кормёжка три раза в день. Хоть что-то, что разнообразит моё безрадостное существование. Во все остальное время я предоставлена сама себе, и могу сходить с ума совершенно самостоятельно.
С утра и до обеда я пыталась терпеливо переносить своё заточение, но сколько можно? Здесь даже заняться абсолютно нечем. Кроме того, меня всё больше и больше донимают мысли о том, что сейчас происходит на воле. Схватились ли меня на работе? А о том, как на моё исчезновение реагирует мама, я боюсь даже подумать. Наверняка меня ищут. Сначала я тешила себя иллюзиями, что возможно, кто-то видел, как меня увозили, но потом я честно призналась себе, что даже если и так, то насколько я уже поняла, у Отдела вполне достаточно возможностей, и главное желания, чтобы всё подчистить. Ничего не выйдет, меня никто не спасет. Поищут и перестанут.
Одно хорошо, у меня там не осталось никого особо мне дорогого. Так, парочка хороших друзей по работе, и соседка Мишель. Всё моё время занимала журналистика, я сделала ставку на карьеру, отложив личную жизнь до лучших времен. Был у меня конечно и парень для ни к чему не обязывающих отношений, но не думаю, чтобы он стал особо горевать по мне. Я по нему, впрочем тоже.
Вот мама - с ней мы по-настоящему близки и созванивались почти каждый день. Ей-то за что всё это? Кто дал им право так обращаться с людьми?
Ближе к вечеру, раздражение всё нарастает, и я уже с трудом с ним справляюсь, но всё же вчерашние события еще слишком свежи в моей памяти, чтобы на что-то решиться. Дождавшись, пока свет сменится на приглушенный, я попыталась уснуть. С трудом, но мне это удалось.
День 4-й.
Проснушись утром, я уже больше не могу сдерживать раздражение. Полное неведение - просто невыносимо. Сейчас мне уже кажется, что если бы я знала ответы на мучающие меня вопросы, то гораздо легче переносила бы своё заточение. Не так уж многого я и хочу. Мне нужна всего лишь хоть какая-то определенность.
Сколько мне еще здесь сидеть? Нет, насчет того, что меня не отпустят, Мэдлен была весьма категорична, здесь у меня сомнений нет, но не могу же я навсегда остаться в этой камере? Да я свихнусь от недостатка сенсорной информации. И вообще, что значит навсегда? До смерти что-ли? Но мысль, о том, что меня будут просто тупо содержать здесь, как нечаянного свидетеля, влезшего куда не надо, до моей естественной смерти, не выдерживает никакой критики. Значит, когда стану не нужна, убьют? Мило. Очень мило. В том, что я им для чего-то всё же необходима, я уже не сомневаюсь, но вот для чего?
Одни вопросы, и никаких ответов. Хуже всего, что я и предположения-то строить особо не могу. Я их не знаю. Не знаю их цели, методы. Хотя кое о чём, по отношению к себе же, могу догадываться. Если для них в порядке вещей сломать жизнь человеку, случайно попавшему в их жернова, то особо мне надеяться не на что. И их бесцеремонные методы получения информации, тоже о многом говорят. Милосердие и гуманность - явно не их конек. Я даже о том, что это антитеррористическая организация, знаю только с их же слов, а как там оно на самом деле?
И то, что общаются все здесь на английском, тоже наводит на определенные размышления. Правда, Мэдлен, прекрасно знает и французский тоже, в самом начале, именно на нем, мы с ней и общались, да и внешностью и утонченными манерами весьма похожа на француженку. Насчет же остальных, во всяком случае тех, кого я видела здесь - я бы не была так уверена. У английского Мари, насколько я смогла подметить за то недолгое время нашего общения - едва уловимый, почти незаметный акцент, и почему-то я уверена, что этот язык для нее не родной. Биркоф, с которым мы искали по компьютеру Пабло, судя по фамилии, вообще - немец, то есть у них тут полный интернационал получается?
Нет, мне просто необходимо поговорить с Мэдлен. В принципе, необязательно именно с ней, хоть с кем-то, кто сможет прояснить мое положение. Просто она единственная, про кого я более или менее в курсе.
И когда очередной агент, или кто он там у них, принес мне завтрак, я спросила, могу ли увидеть Мэдлен. Но в ответ получила категоричное: "Нет". Без объяснения причин. В обед я попробовала еще, но на этот раз даже и ответа уже не получила.
Начиная медленно закипать, но стараясь не дать воли этому чувству, понимая, что ни к чему хорошему оно не приведет, я решила пойти на хитрость, сказать что вспомнила нечто важное, касающееся Пабло.
Я конечно подозреваю, что идея обмануть Мэдлен - явно не победитель в номинации лучших идей года, а скорее номинант на шнобелевскую премию, но других у меня нет.
Агент принесший ужин, меня внимательно выслушал, и ничего не сказав, удалился. Спать в этот день я ложилась с надеждой на хоть какое-то прояснение своего будущего.
Сообщение отредактировал DeJavu: Понедельник, 09 мая 2016, 12:42:16
День 5-й.
На следующее утро, я в нетерпении меряла шагами своё обиталище, в ожидании визита Мэдлен. Не может же она не клюнуть на такую наживку. Оказалось - может. К моему сожалению, а может быть и к счастью, этот метод не сработал.
Дверь через какое-то время открылась, но это был всего лишь завтрак. С превеликим трудом удержавшись, чтобы не сорваться, я вновь вежливо поинтересовалась, знает ли Мэдлен о моей просьбе. И вновь получила типичный ответ - морду кирпичом.
Дождавшись когда дверь за принесшим завтрак закроется, оставив меня одну, я от души шваркнула этот самый завтрак на пол. Потом правда, одумавшись, как могла прибрала получившееся безобразие, опасаясь что сие действие может им не понравиться. Получилось не очень, ну и ладно, подумаешь, скажу что уронила. Но мне и говорить ничего не пришлось, никого это не заинтересовало.
Ближе к обеду, убедившись, что Мэдлен не придет, я окончательно психанула. Понимая, что толку от этого никакого, я всё равно стучала в дверь и требовала позвать её. Если бы у меня в комнате было что сломать, я бы сломала, но видимо именно с учетом этого и был предусмотрен ее интерьер.
Единственное, чего я добилась своими выходками это то, что прежде чем войти в комнату и занести обед, ранее не обращавший на моё местонахождение агент, приказал мне встать у противоположной стены, видимо не желая со мной связываться, что я скрепя сердце и выполнила, памятуя урок Мэдлен. Именно в этот момент мне впервые пришла в голову мысль о камерах, с помощью которых они возможно за мной наблюдают.
Обед я съела, так как завтракать мне сегодня не пришлось, но потом в противовес бурным эмоциям на меня навалилась полная апатия. Я легла, и не встала даже когда принесли ужин. Есть больше не хотелось. Вообще ничего не хотелось, в том числе и жить. Наверное я уснула, потому что даже не помню, как приходили забрать нетронутый ужин.
Проснулась я "ночью", судя по приглушенному освещению. Хотелось пить. Плохо, что часов здесь нет, и время отсчитываешь лишь по кормежке.По моим подсчетам скоро будет уже неделя, как я здесь. Несмотря на жажду, поворочавшись, я снова уснула.
Дни 6-й, 7-й и 8-й.
Проснувшись утром и поразмыслив, я пришла к выводу, что с открытым сопротивлением пора завязывать, и изыскивать другие способы протеста. И кажется, я придумала.
Дождавшись завтрака, я осушила пол-литровую бутылку минералки и стакан сока, а вот есть, есть - не стала. Я решила объявить голодовку, как ни смешно это звучит. Может, хоть это привлечет их внимание. В обед я и к воде не притронулась. День тянулся еще медленнее чем обычно, а агентам, приносившим еду, похоже было совершенно всё равно, какой контейнер забирать назад - пустой или полный. Но хотя есть хотелось, а еще больше хотелось пить, и ужин остался нетронутым. О чем в течение ночи я не раз пожалела.
А к утру голодовка из демонстративной, переросла в сознательную. Нет, жить я конечно хочу, но вот влачить жалкое существование непонятно зачем, запертая в этих стенах - нет. И чем быстрее это закончится, так или иначе, тем лучше.
Есть на второй день голодовки конечно хотелось, но не так уж сильно, гораздо больше неприятностей доставляла мне жажда. По большей части, я лежала, изредка засыпая, иногда сидела у стены на полу, иногда ходила по комнате. На приходящих агентов, внимания обращая не больше чем на пустое место, они впрочем, платили мне тем же, и меня это более чем устраивало. Наконец и этот бесконечный день закончился.
Наступившая ночь, прямо скажем, была не лучшей в моей жизни. Жажда причиняла мне всё большие мучения. Иногда я проваливалась в сон, больше похожий на забытье, а когда просыпалась не могла думать ни о чем, кроме глотка воды. Очень сильно было искушение плюнуть на всё, и дождавшись завтрака просто напиться, и пусть всё идет как идет. С этой мыслью я провела полночи, страстно ожидая, когда в полную силу зажгутся лампы, и заскрипит открываемая дверь.
Но когда это произошло на самом деле, остатки моего непрошибаемого упрямства, а может быть гордости или решимости, не дали мне этого сделать. Я отвернулась к стене, и пролежала так, подальше от соблазна, весь час, который контейнер с едой и самое главное - ВОДОЙ, оставался у меня в комнате. И повторялось это еще оба раза, когда мне приносили обед и ужин. Впрочем ближе к вечеру, мне стало уже все равно. Временами я забывалась, уплывая в мир причудливых видений, и приходила в себя от того, что меня знобит. Потом вновь теряла связь с реальностью. Мне казалось, что продолжалось это бесконечно
День 9-й.
Но в очередной раз я выплыла из мира грез не по прихоти моего сознания, а от того, что щелкнули и загорелись в полную силу лампы, ознаменовав начало нового дня. Я зажмурилась и поморгала, привыкая к изменившемуся освещению, но осталась лежать. В голове как ни странно, прояснилось, и кроме сильной слабости меня по большему счету ничего не беспокоит, но я не вижу смысла в том, чтобы вставать и что-то делать.
В обычное время пришел агент с завтраком. Несмотря на то, что они частенько меняются, многих я уже запомнила, а этот был тот самый, поставивший мне синяк на лицо, и потом приходивший с Мэдлен. Его-то я уж точно не забуду. А вот как его зовут, и понятия не имею.
Так, что-то странно, в отличие от обыкновения, у него в руках не контейнер, а просто бутылка воды, и он стоит глядя на меня и уходить явно не собирается.
Ну и чего ему надо?
Неужели? Наконец-то их проняло. В глубине души я ощутила злорадство, но внешне это никак на мне не отразилось.
Агент тем временем еще немного посмотрев на меня, приказал: "Встать". Как же это отличается от Мэдленского почти вежливого "Встань", но суть конечно одна.
Я не рискнула не подчиниться. До сих пор, при виде его рыжей рожи, начинает рефлекторно болеть синяк. Я сначала села, а потом и поднялась на ноги, чувствуя в теле удивительную легкость. Всё-таки голодать полезно (ехидный смешок).
Рыжий протянул мне бутылку и приказал: "Пей". Я отшатнулась бы, но сзади лежак, и отступать мне некуда, так что я просто несогласно мотнула головой. Тот молча, продолжая глядеть на меня, поставил бутылку на прикроватный столик и заговорил, и голос его, в отличие от слов, оказался на удивление приятным:
- Если ты не сделаешь это сама, тебя свяжут, пропихнут в горло трубку и будут поить и кормить таким способом. А если до тебя не дойдет с первого раза, чтобы не возиться, так и оставят лежать связанной. Ты уверена, что ЭТОГО хочешь?
Не дождавшись ответа, он сделал шаг к двери. Меня передернуло от представившейся перспективы. ЭТОГО, я точно не хотела, и вновь признавая своё поражение, попросила его спину: "Постой".
Он остановился и обернулся, а я с ненавистью схватив бутылку, и неотрывно глядя на него, осушила ее до дна.
- Доволен?
Он молча забрал у меня пустую емкость и вышел. Через какое-то время мне принесли и еду. Немного непонятно какой кашицеобразной дряни. И еще воды. И не ушли, пока я все не съела. Ну вот, единственное, чего я добилась своей голодовкой - это то, что теперь есть вынуждена в их присутствии.
Только одно было хорошее в этой ситуации - всё познается в сравнении. И сейчас эти пара метров свободного пространства, показались мне царской роскошью, в сравнении с возможностью лежать связанным тюфяком на лежаке. Не думаю, правда, что они осуществили бы свою угрозу на самом деле, но кто их сумасшедших, знает.
Во всем же остальном, хорошего не было ничего. Даже умереть мне не дали, и еще один способ протеста стал мне не доступен. Что ж, есть еще кое-что, что мне остается. И уж это они отнять у меня не в силах. Хотите от меня покорности? Будет вам покорность. Но над моей душой вы не властны. Посмотрим, много ли проку будет вам от моего тела.
С этого момента я резко изменила свое поведение. Внешне я стала просто паинькой. По камере не металась, ничего не требовала, покорно выполняла все что от меня хотят, но в то же время, на контакт больше не шла, полностью замкнувшись в себе. По большей части я сидела на кровати уставившись в одну точку, и реагируя только на прямые приказы. Мне здорово помогли в этом занятия йогой и навыки медитирования, научившие меня уходу в себя и расслаблению. Наверное только благодаря им, я не сошла с ума. Я часами сидела сосредоточившись на собственном дыхании и очистив разум от всех мыслей. А когда не медитировала, то просто лежала или спала, невзирая на время суток, вернее на освещение. Со стороны мое поведение наверное выглядело странно. Впрочем, несмотря на это, весь день на меня обращали внимания не больше чем обычно - то есть, совсем не обращали. Формально придраться им было просто не к чему.
На следующее утро, я в нетерпении меряла шагами своё обиталище, в ожидании визита Мэдлен. Не может же она не клюнуть на такую наживку. Оказалось - может. К моему сожалению, а может быть и к счастью, этот метод не сработал.
Дверь через какое-то время открылась, но это был всего лишь завтрак. С превеликим трудом удержавшись, чтобы не сорваться, я вновь вежливо поинтересовалась, знает ли Мэдлен о моей просьбе. И вновь получила типичный ответ - морду кирпичом.
Дождавшись когда дверь за принесшим завтрак закроется, оставив меня одну, я от души шваркнула этот самый завтрак на пол. Потом правда, одумавшись, как могла прибрала получившееся безобразие, опасаясь что сие действие может им не понравиться. Получилось не очень, ну и ладно, подумаешь, скажу что уронила. Но мне и говорить ничего не пришлось, никого это не заинтересовало.
Ближе к обеду, убедившись, что Мэдлен не придет, я окончательно психанула. Понимая, что толку от этого никакого, я всё равно стучала в дверь и требовала позвать её. Если бы у меня в комнате было что сломать, я бы сломала, но видимо именно с учетом этого и был предусмотрен ее интерьер.
Единственное, чего я добилась своими выходками это то, что прежде чем войти в комнату и занести обед, ранее не обращавший на моё местонахождение агент, приказал мне встать у противоположной стены, видимо не желая со мной связываться, что я скрепя сердце и выполнила, памятуя урок Мэдлен. Именно в этот момент мне впервые пришла в голову мысль о камерах, с помощью которых они возможно за мной наблюдают.
Обед я съела, так как завтракать мне сегодня не пришлось, но потом в противовес бурным эмоциям на меня навалилась полная апатия. Я легла, и не встала даже когда принесли ужин. Есть больше не хотелось. Вообще ничего не хотелось, в том числе и жить. Наверное я уснула, потому что даже не помню, как приходили забрать нетронутый ужин.
Проснулась я "ночью", судя по приглушенному освещению. Хотелось пить. Плохо, что часов здесь нет, и время отсчитываешь лишь по кормежке.По моим подсчетам скоро будет уже неделя, как я здесь. Несмотря на жажду, поворочавшись, я снова уснула.
Дни 6-й, 7-й и 8-й.
Проснувшись утром и поразмыслив, я пришла к выводу, что с открытым сопротивлением пора завязывать, и изыскивать другие способы протеста. И кажется, я придумала.
Дождавшись завтрака, я осушила пол-литровую бутылку минералки и стакан сока, а вот есть, есть - не стала. Я решила объявить голодовку, как ни смешно это звучит. Может, хоть это привлечет их внимание. В обед я и к воде не притронулась. День тянулся еще медленнее чем обычно, а агентам, приносившим еду, похоже было совершенно всё равно, какой контейнер забирать назад - пустой или полный. Но хотя есть хотелось, а еще больше хотелось пить, и ужин остался нетронутым. О чем в течение ночи я не раз пожалела.
А к утру голодовка из демонстративной, переросла в сознательную. Нет, жить я конечно хочу, но вот влачить жалкое существование непонятно зачем, запертая в этих стенах - нет. И чем быстрее это закончится, так или иначе, тем лучше.
Есть на второй день голодовки конечно хотелось, но не так уж сильно, гораздо больше неприятностей доставляла мне жажда. По большей части, я лежала, изредка засыпая, иногда сидела у стены на полу, иногда ходила по комнате. На приходящих агентов, внимания обращая не больше чем на пустое место, они впрочем, платили мне тем же, и меня это более чем устраивало. Наконец и этот бесконечный день закончился.
Наступившая ночь, прямо скажем, была не лучшей в моей жизни. Жажда причиняла мне всё большие мучения. Иногда я проваливалась в сон, больше похожий на забытье, а когда просыпалась не могла думать ни о чем, кроме глотка воды. Очень сильно было искушение плюнуть на всё, и дождавшись завтрака просто напиться, и пусть всё идет как идет. С этой мыслью я провела полночи, страстно ожидая, когда в полную силу зажгутся лампы, и заскрипит открываемая дверь.
Но когда это произошло на самом деле, остатки моего непрошибаемого упрямства, а может быть гордости или решимости, не дали мне этого сделать. Я отвернулась к стене, и пролежала так, подальше от соблазна, весь час, который контейнер с едой и самое главное - ВОДОЙ, оставался у меня в комнате. И повторялось это еще оба раза, когда мне приносили обед и ужин. Впрочем ближе к вечеру, мне стало уже все равно. Временами я забывалась, уплывая в мир причудливых видений, и приходила в себя от того, что меня знобит. Потом вновь теряла связь с реальностью. Мне казалось, что продолжалось это бесконечно
День 9-й.
Но в очередной раз я выплыла из мира грез не по прихоти моего сознания, а от того, что щелкнули и загорелись в полную силу лампы, ознаменовав начало нового дня. Я зажмурилась и поморгала, привыкая к изменившемуся освещению, но осталась лежать. В голове как ни странно, прояснилось, и кроме сильной слабости меня по большему счету ничего не беспокоит, но я не вижу смысла в том, чтобы вставать и что-то делать.
В обычное время пришел агент с завтраком. Несмотря на то, что они частенько меняются, многих я уже запомнила, а этот был тот самый, поставивший мне синяк на лицо, и потом приходивший с Мэдлен. Его-то я уж точно не забуду. А вот как его зовут, и понятия не имею.
Так, что-то странно, в отличие от обыкновения, у него в руках не контейнер, а просто бутылка воды, и он стоит глядя на меня и уходить явно не собирается.
Ну и чего ему надо?
Неужели? Наконец-то их проняло. В глубине души я ощутила злорадство, но внешне это никак на мне не отразилось.
Агент тем временем еще немного посмотрев на меня, приказал: "Встать". Как же это отличается от Мэдленского почти вежливого "Встань", но суть конечно одна.
Я не рискнула не подчиниться. До сих пор, при виде его рыжей рожи, начинает рефлекторно болеть синяк. Я сначала села, а потом и поднялась на ноги, чувствуя в теле удивительную легкость. Всё-таки голодать полезно (ехидный смешок).
Рыжий протянул мне бутылку и приказал: "Пей". Я отшатнулась бы, но сзади лежак, и отступать мне некуда, так что я просто несогласно мотнула головой. Тот молча, продолжая глядеть на меня, поставил бутылку на прикроватный столик и заговорил, и голос его, в отличие от слов, оказался на удивление приятным:
- Если ты не сделаешь это сама, тебя свяжут, пропихнут в горло трубку и будут поить и кормить таким способом. А если до тебя не дойдет с первого раза, чтобы не возиться, так и оставят лежать связанной. Ты уверена, что ЭТОГО хочешь?
Не дождавшись ответа, он сделал шаг к двери. Меня передернуло от представившейся перспективы. ЭТОГО, я точно не хотела, и вновь признавая своё поражение, попросила его спину: "Постой".
Он остановился и обернулся, а я с ненавистью схватив бутылку, и неотрывно глядя на него, осушила ее до дна.
- Доволен?
Он молча забрал у меня пустую емкость и вышел. Через какое-то время мне принесли и еду. Немного непонятно какой кашицеобразной дряни. И еще воды. И не ушли, пока я все не съела. Ну вот, единственное, чего я добилась своей голодовкой - это то, что теперь есть вынуждена в их присутствии.
Только одно было хорошее в этой ситуации - всё познается в сравнении. И сейчас эти пара метров свободного пространства, показались мне царской роскошью, в сравнении с возможностью лежать связанным тюфяком на лежаке. Не думаю, правда, что они осуществили бы свою угрозу на самом деле, но кто их сумасшедших, знает.
Во всем же остальном, хорошего не было ничего. Даже умереть мне не дали, и еще один способ протеста стал мне не доступен. Что ж, есть еще кое-что, что мне остается. И уж это они отнять у меня не в силах. Хотите от меня покорности? Будет вам покорность. Но над моей душой вы не властны. Посмотрим, много ли проку будет вам от моего тела.
С этого момента я резко изменила свое поведение. Внешне я стала просто паинькой. По камере не металась, ничего не требовала, покорно выполняла все что от меня хотят, но в то же время, на контакт больше не шла, полностью замкнувшись в себе. По большей части я сидела на кровати уставившись в одну точку, и реагируя только на прямые приказы. Мне здорово помогли в этом занятия йогой и навыки медитирования, научившие меня уходу в себя и расслаблению. Наверное только благодаря им, я не сошла с ума. Я часами сидела сосредоточившись на собственном дыхании и очистив разум от всех мыслей. А когда не медитировала, то просто лежала или спала, невзирая на время суток, вернее на освещение. Со стороны мое поведение наверное выглядело странно. Впрочем, несмотря на это, весь день на меня обращали внимания не больше чем обычно - то есть, совсем не обращали. Формально придраться им было просто не к чему.
День 10-й.
Следующий день прошел в маетных раздумьях и во все нарастающей тоске. Я не понимаю, чего они от меня хотят, но не собираюсь больше выпрашивать ответы на свои вопросы, и продолжаю следовать выбранной манере поведения даже тогда, когда в камере кроме меня никого нет, подозревая, и не без причины, что за мной наблюдают. И в душе я не могу больше сдерживать тоску и отчаяние.
Знать, был ли обещанный синоптиками дождь, или над городом стоит всё та же удушающая жара, стало вдруг для меня очень важным, как стали важными и все те мелкие благоглупости, совершаемые нами по жизни, и которых я оказалась лишена.
Казалось, до меня только теперь, дошел весь ужас моего положения. Я только сейчас поняла, что возможно, НИКОГДА больше не выйду из этой опостылевшей комнаты, не пройдусь по улице, не вдохну свежий воздух, не увижу солнце. Пожалела, что многого не успела сказать дорогим мне людям, сделать то, что еще задумывала.
Такое чувство, что именно сейчас я прощалась со своей жизнью.
Нет, я не сдалась. Если мне предоставится хоть малейший шанс выбраться отсюда, я им воспользуюсь, но вот предоставится ли? Так что возможно мое мысленное подведение итогов совсем не лишнее.
Бороться с отчаянием становится все труднее. Я как мантру повторяю про себя - "я не сдамся", пытаясь внушить себе былую уверенность, но помогает это не очень.
Следующий день прошел в маетных раздумьях и во все нарастающей тоске. Я не понимаю, чего они от меня хотят, но не собираюсь больше выпрашивать ответы на свои вопросы, и продолжаю следовать выбранной манере поведения даже тогда, когда в камере кроме меня никого нет, подозревая, и не без причины, что за мной наблюдают. И в душе я не могу больше сдерживать тоску и отчаяние.
Знать, был ли обещанный синоптиками дождь, или над городом стоит всё та же удушающая жара, стало вдруг для меня очень важным, как стали важными и все те мелкие благоглупости, совершаемые нами по жизни, и которых я оказалась лишена.
Казалось, до меня только теперь, дошел весь ужас моего положения. Я только сейчас поняла, что возможно, НИКОГДА больше не выйду из этой опостылевшей комнаты, не пройдусь по улице, не вдохну свежий воздух, не увижу солнце. Пожалела, что многого не успела сказать дорогим мне людям, сделать то, что еще задумывала.
Такое чувство, что именно сейчас я прощалась со своей жизнью.
Нет, я не сдалась. Если мне предоставится хоть малейший шанс выбраться отсюда, я им воспользуюсь, но вот предоставится ли? Так что возможно мое мысленное подведение итогов совсем не лишнее.
Бороться с отчаянием становится все труднее. Я как мантру повторяю про себя - "я не сдамся", пытаясь внушить себе былую уверенность, но помогает это не очень.
День 11-й.
Где-то через час после завтрака, прошедшего как обычно в компании и под присмотром очередного агента, ко мне зашел некто невзрачный, с абсолютно незапоминаемой внешностью. Его черты как бы смазывались перед глазами и отказывались откладываться в памяти. Меня это жутко раздражало, но я ничем этого не показала, оставшись всё так же безучастна к происходящему. Кто бы он ни был и что бы они не задумали, пока я могу, буду продолжать играть свою роль.
Чуть постояв, разглядывая меня, он прошел вперед и сел напротив, на принесенный агентом стул. Ого, это что-то новенькое. Интересно, кто он такой и что ему надо? От приходящих ко мне людей я не жду ничего хорошего и имею для этого все основания, подтвержденные к сожалению моим горьким опытом, но внешне я ничем не выдаю свои опасения, играя роль человека отрешившегося от всего земного.
А он тем временем заговорил, и голос у него оказался на удивление мягким и завораживающим, совершенно не вяжущимся с его внешностью. Кажется, он спросил, что меня беспокоит? Он что, издевается? Что меня может беспокоить? Ну, помимо того, что мою жизнь походя разрушили, не говорят что ждет меня дальше, обращаются как с подневольным рабом, и держат вот уже одиннадцатый день в замкнутом пространстве, где абсолютно нечем заняться, и я уже готова от скуки и отчаяния лезть на стены. А так конечно, все прекрасно, и больше меня пожалуй ничего не беспокоит.
Естественно, всего этого я ему не сказала, но не смогла, да и не захотела скрыть саркастического взгляда. Он конечно же все понял, но не подал виду. Ну что ж, играть в эти игры я умею не хуже. Профессия знаете ли.
Все его дальнейшие попытки пойти на контакт я пропускаю мимо ушей, а так как пристальный взгляд его рыбьих, то ли серых, то ли мутно голубых глаз меня раздражает, я нахожу на стене за его спиной точку, и начинаю смотреть на нее, игнорируя все попытки втянуть меня в разговор. Скоро его бормотание становится фоном, в котором я перестаю различать отдельные слова, полностью уйдя в свои мысли.
Прервал это состояние резкий окрик, от которого я вздрогнула:
- Аннет! Смотри на меня.
И так как прозвучало это как приказ, я не преминула его выполнить. Мне не жалко, смотреть так смотреть. Это все равно ничего не изменит.
Я все так же не воспринимаю то, что он говорит, но вот его взгляд постепенно затягивает меня. Куда? Сама не знаю. Но постепенно реальность и я сама растворяются и исчезают, остаются лишь эти глаза. Теперь они уже не кажутся мне блеклыми и бесцветными. Напротив они полны жизни и глубины, и их переливы завораживают меня все больше и больше.
Смутно помню, что отвечала на какие-то вопросы и что-то рассказывала, но вот вспомнить о чем шла речь, и сколько это продолжалось, не смогла бы при всем желании.
Я резко пришла в себя от щелчка пальцами перед лицом и с удивлением осмотрелась по сторонам. И что это было? Проводив взглядом спину уходящего человека, я поняла, что похоже, выболтала ему все что надо и не надо. Возможно, и даже скорее всего, он меня раскусил, но какая разница? Это ничего не меняет. Я не собираюсь облегчать им жизнь, и они ничего не смогут с этим поделать. Ну, во всяком случае, я на это надеюсь. Им не к чему придраться, я выполняю все что от меня требуют, а то, что я при этом безынициативный овощ - их проблемы.
Где-то через час после завтрака, прошедшего как обычно в компании и под присмотром очередного агента, ко мне зашел некто невзрачный, с абсолютно незапоминаемой внешностью. Его черты как бы смазывались перед глазами и отказывались откладываться в памяти. Меня это жутко раздражало, но я ничем этого не показала, оставшись всё так же безучастна к происходящему. Кто бы он ни был и что бы они не задумали, пока я могу, буду продолжать играть свою роль.
Чуть постояв, разглядывая меня, он прошел вперед и сел напротив, на принесенный агентом стул. Ого, это что-то новенькое. Интересно, кто он такой и что ему надо? От приходящих ко мне людей я не жду ничего хорошего и имею для этого все основания, подтвержденные к сожалению моим горьким опытом, но внешне я ничем не выдаю свои опасения, играя роль человека отрешившегося от всего земного.
А он тем временем заговорил, и голос у него оказался на удивление мягким и завораживающим, совершенно не вяжущимся с его внешностью. Кажется, он спросил, что меня беспокоит? Он что, издевается? Что меня может беспокоить? Ну, помимо того, что мою жизнь походя разрушили, не говорят что ждет меня дальше, обращаются как с подневольным рабом, и держат вот уже одиннадцатый день в замкнутом пространстве, где абсолютно нечем заняться, и я уже готова от скуки и отчаяния лезть на стены. А так конечно, все прекрасно, и больше меня пожалуй ничего не беспокоит.
Естественно, всего этого я ему не сказала, но не смогла, да и не захотела скрыть саркастического взгляда. Он конечно же все понял, но не подал виду. Ну что ж, играть в эти игры я умею не хуже. Профессия знаете ли.
Все его дальнейшие попытки пойти на контакт я пропускаю мимо ушей, а так как пристальный взгляд его рыбьих, то ли серых, то ли мутно голубых глаз меня раздражает, я нахожу на стене за его спиной точку, и начинаю смотреть на нее, игнорируя все попытки втянуть меня в разговор. Скоро его бормотание становится фоном, в котором я перестаю различать отдельные слова, полностью уйдя в свои мысли.
Прервал это состояние резкий окрик, от которого я вздрогнула:
- Аннет! Смотри на меня.
И так как прозвучало это как приказ, я не преминула его выполнить. Мне не жалко, смотреть так смотреть. Это все равно ничего не изменит.
Я все так же не воспринимаю то, что он говорит, но вот его взгляд постепенно затягивает меня. Куда? Сама не знаю. Но постепенно реальность и я сама растворяются и исчезают, остаются лишь эти глаза. Теперь они уже не кажутся мне блеклыми и бесцветными. Напротив они полны жизни и глубины, и их переливы завораживают меня все больше и больше.
Смутно помню, что отвечала на какие-то вопросы и что-то рассказывала, но вот вспомнить о чем шла речь, и сколько это продолжалось, не смогла бы при всем желании.
Я резко пришла в себя от щелчка пальцами перед лицом и с удивлением осмотрелась по сторонам. И что это было? Проводив взглядом спину уходящего человека, я поняла, что похоже, выболтала ему все что надо и не надо. Возможно, и даже скорее всего, он меня раскусил, но какая разница? Это ничего не меняет. Я не собираюсь облегчать им жизнь, и они ничего не смогут с этим поделать. Ну, во всяком случае, я на это надеюсь. Им не к чему придраться, я выполняю все что от меня требуют, а то, что я при этом безынициативный овощ - их проблемы.
Дни 12-й и 13-й.
Вначале, я пыталась просчитать, чем мне грозит вчерашний визит их психолога, но так ни к какому определенному выводу и не пришла. И вскоре, из-за осознания полной невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию, я начинаю все глубже и глубже тонуть сначала в наигранном, а затем и в настоящем безразличии ко всему происходящему. И постепенно, играемая мной роль, перестает быть ролью, и я просто безнадежно существую, уже ни на что не надеюсь и ничего не жду, все больше и больше приближаясь к тонкой грани, за которой - сумасшествие.
Хотя возможно, я преувеличиваю, и моя психика справилась бы с этим испытанием, и со временем, я привыкла бы к почти постоянному одиночеству, и к невозможности сменить обстановку, и к смертельной скуке, и самое главное, к полной неопределенности моего положения, когда не знаешь, что тебя ждет и какой день окажется последним. Но к счастью, мне не пришлось узнать, сколько еще я бы выдержала, ибо спустя два дня, всё изменилось.
День 14-й.
Начался четырнадцатый день моего заточения точно так же как и предыдущие. Завтрак прошел в обществе очередного агента и ничто не предвещало каких-либо перемен. Однако, где-то через час, когда до обеда оставалось еще порядочно времени, дверь снова открылась.
Именно в этот момент и началась моя новая жизнь. Не тогда, когда я дала согласие Пабло разрабатывать тему Вульфа, не тогда, когда меня запихивали в фургон возле моего дома, и не тогда, когда Мэдлен окончательно доломала меня, что впрочем, было еще впереди, а именно в этот момент. Но я об этом еще не знала, и смотрела на вошедшую девчонку едва ли не с ненавистью. Прошло много времени, и случилось много всего, но я ее не забыла.
А она тем временем чуть постояв, и сочувственно и даже с некоторой жалостью, глядя на меня, поздоровалась:
- Привет.
Я никак на это не отреагировала, лишь вновь уставилась в стену. В гробу я видала вашу жалость.
Мари прошла вперед, и села рядом со мной. Чуть помолчав, она заговорила:
- Уход от действительности - не решение проблемы.
Да неужели? А что еще мне остается? Естественно вслух я этого не сказала. Она вновь выдержав паузу, продолжила:
- Аннет, я хочу тебе помочь.
Правда? Интересно, как? Думаю, наши с ней понятия о помощи кардинальным образом расходятся. Но не могу не признать, давно уже я с таким вниманием не слушала то, что мне говорят.
В моем сознании образ Мари неразрывно слился с острым чувством обиды и несправедливости, и ее неожиданное появление выбило меня из колеи уже привычного нереагирования ни на что. Да, они знали чем меня задеть.
Но как ни странно, даже несмотря на то, что ничего хорошего я от нее не видела в прошлом, и не жду в будущем, я чувствую что есть что-то искреннее в ее голосе и взгляде, в отличие от всех остальных в этом заведении, для которых я - просто работа.
- Если захочешь поговорить со мной, скажи. Меня позовут.
Она поднялась и вышла, не дожидаясь моей реакции, и оставив в растрепанных чувствах. Ненависть и обида борются во мне с желанием довериться первому здесь человеку, отнесшемуся ко мне не как к движимому имуществу, во всяком случае, мне хочется в это верить. Я поняла, как не хватает мне возможности просто с кем-то поговорить, услышать в свой адрес не только сухие приказы и распоряжения. Но рассудок говорит мне, что это может быть очередной, более изощренной ловушкой, и доверять здесь никому нельзя.
В итоге, моя подозрительность берет верх, и я отказываюсь от мысли когда-либо узнать, что именно за помощь предлагала мне Мари, ибо на контакт с ней я не пойду, и звать ее к себе, чтобы поговорить - не буду, хотя это здорово могло бы скрасить моё существование. Вне зависимости от итогов разговора, для меня это было бы хоть каким-то развлечением. Но нет.
Ночью я никак не могла уснуть, помимо воли так и эдак прокручивая в мыслях ее слова, и пытаясь найти в них хоть малейший лучик надежды для себя, воображая, а вдруг Мари и в самом деле хочет помочь мне сбежать, а я своими руками отвергаю единственный шанс? Но стоит мне только вспомнить мой самый первый день в Отделе, и взгляды бросаемые Мари на Мэдлен, как я со всей очевидностью понимаю, что она никогда не пойдет на такой риск, тем более ради совершенно незнакомого человека. Этой здравой мысли я и решаю держаться. Под утро кое-как мне все же удалось заснуть, правда ненадолго. Пробуждение было неожиданным и весьма ранним. Впрочем, это уже другая история.
Вначале, я пыталась просчитать, чем мне грозит вчерашний визит их психолога, но так ни к какому определенному выводу и не пришла. И вскоре, из-за осознания полной невозможности хоть как-то повлиять на ситуацию, я начинаю все глубже и глубже тонуть сначала в наигранном, а затем и в настоящем безразличии ко всему происходящему. И постепенно, играемая мной роль, перестает быть ролью, и я просто безнадежно существую, уже ни на что не надеюсь и ничего не жду, все больше и больше приближаясь к тонкой грани, за которой - сумасшествие.
Хотя возможно, я преувеличиваю, и моя психика справилась бы с этим испытанием, и со временем, я привыкла бы к почти постоянному одиночеству, и к невозможности сменить обстановку, и к смертельной скуке, и самое главное, к полной неопределенности моего положения, когда не знаешь, что тебя ждет и какой день окажется последним. Но к счастью, мне не пришлось узнать, сколько еще я бы выдержала, ибо спустя два дня, всё изменилось.
День 14-й.
Начался четырнадцатый день моего заточения точно так же как и предыдущие. Завтрак прошел в обществе очередного агента и ничто не предвещало каких-либо перемен. Однако, где-то через час, когда до обеда оставалось еще порядочно времени, дверь снова открылась.
Именно в этот момент и началась моя новая жизнь. Не тогда, когда я дала согласие Пабло разрабатывать тему Вульфа, не тогда, когда меня запихивали в фургон возле моего дома, и не тогда, когда Мэдлен окончательно доломала меня, что впрочем, было еще впереди, а именно в этот момент. Но я об этом еще не знала, и смотрела на вошедшую девчонку едва ли не с ненавистью. Прошло много времени, и случилось много всего, но я ее не забыла.
А она тем временем чуть постояв, и сочувственно и даже с некоторой жалостью, глядя на меня, поздоровалась:
- Привет.
Я никак на это не отреагировала, лишь вновь уставилась в стену. В гробу я видала вашу жалость.
Мари прошла вперед, и села рядом со мной. Чуть помолчав, она заговорила:
- Уход от действительности - не решение проблемы.
Да неужели? А что еще мне остается? Естественно вслух я этого не сказала. Она вновь выдержав паузу, продолжила:
- Аннет, я хочу тебе помочь.
Правда? Интересно, как? Думаю, наши с ней понятия о помощи кардинальным образом расходятся. Но не могу не признать, давно уже я с таким вниманием не слушала то, что мне говорят.
В моем сознании образ Мари неразрывно слился с острым чувством обиды и несправедливости, и ее неожиданное появление выбило меня из колеи уже привычного нереагирования ни на что. Да, они знали чем меня задеть.
Но как ни странно, даже несмотря на то, что ничего хорошего я от нее не видела в прошлом, и не жду в будущем, я чувствую что есть что-то искреннее в ее голосе и взгляде, в отличие от всех остальных в этом заведении, для которых я - просто работа.
- Если захочешь поговорить со мной, скажи. Меня позовут.
Она поднялась и вышла, не дожидаясь моей реакции, и оставив в растрепанных чувствах. Ненависть и обида борются во мне с желанием довериться первому здесь человеку, отнесшемуся ко мне не как к движимому имуществу, во всяком случае, мне хочется в это верить. Я поняла, как не хватает мне возможности просто с кем-то поговорить, услышать в свой адрес не только сухие приказы и распоряжения. Но рассудок говорит мне, что это может быть очередной, более изощренной ловушкой, и доверять здесь никому нельзя.
В итоге, моя подозрительность берет верх, и я отказываюсь от мысли когда-либо узнать, что именно за помощь предлагала мне Мари, ибо на контакт с ней я не пойду, и звать ее к себе, чтобы поговорить - не буду, хотя это здорово могло бы скрасить моё существование. Вне зависимости от итогов разговора, для меня это было бы хоть каким-то развлечением. Но нет.
Ночью я никак не могла уснуть, помимо воли так и эдак прокручивая в мыслях ее слова, и пытаясь найти в них хоть малейший лучик надежды для себя, воображая, а вдруг Мари и в самом деле хочет помочь мне сбежать, а я своими руками отвергаю единственный шанс? Но стоит мне только вспомнить мой самый первый день в Отделе, и взгляды бросаемые Мари на Мэдлен, как я со всей очевидностью понимаю, что она никогда не пойдет на такой риск, тем более ради совершенно незнакомого человека. Этой здравой мысли я и решаю держаться. Под утро кое-как мне все же удалось заснуть, правда ненадолго. Пробуждение было неожиданным и весьма ранним. Впрочем, это уже другая история.
Сообщение отредактировал DeJavu: Среда, 11 мая 2016, 23:45:00
0 посетителей читают эту тему: 0 участников и 0 гостей