Пересечения (перевод)

Автор JayBee
ссылка: https://archiveofour.../chapters/15821

Саммари: Секреты прошлого, уходящие корнями ко времени вербовки Шефа и Мэдлин, выходят на первый план во время событий эпизода «Любовь и родина». Но только через прошлое - и принятый тогда выбор - можно понять настоящее.



ПЕРЕСЕЧЕНИЯ

Глава 1

________________________________________

1999

Глаза Мэдлин следили за изящным очертанием ветки — она изгибалась именно так, как нужно. Её успокаивало наблюдение за изысканностью бонсаи, но ещё важнее было созерцать парадоксы, которые они воплощали, — красота, выраженная через уродство; сущность природы, запечатленная искусственными средствами; крошечное, замкнутое пространство, представляющее бесконечные просторы Вселенной.

Именно тогда, когда события становились наиболее хаотичными, она обращалась к бонсаи за успокоением. Их баланс был напоминанием о том, что, на самом деле возможно разрешение даже, казалось бы, самых непримиримых конфликтов; их гармония была доказательством того, что совершенство существует и может быть достигнуто.

Она не знала точно, как долго она стояла, неподвижно глядя на ряд горшков и растений. Потребовалось гораздо больше времени, чем обычно, чтобы они помогли ей побороть беспокойство по поводу сложившейся ситуации. Она пыталась думать об этом как об очередной миссии — и в каком-то смысле так оно и было. Но это была миссия, в которой всплыли давно забытые призраки, вернулись чувства, которые, как ей казалось, она навсегда изжила. Эти чувства представляли собой ошеломляющую смесь многих вещей — страха, любви, отвращения и гнева, но прежде всего вины, сжимающей её мучительной хваткой. Чем дольше она пыталась сосредоточиться на спокойствии растений за стеклом, тем всё острее и неумолимее становилась вина.

Она закрыла глаза и вздохнула, признавая свое поражение, а затем вздрогнула, когда услышала звонок телефона. С нехарактерной нервозностью она подняла трубку.

— У нас проблема, — Джордж обошёлся без своего обычного приветствия.

— Да, у нас проблема, — с большим усилием она сохранила спокойный голос, признавая ситуацию и не выдавая своего беспокойства.

— Как это случилось?

— Имя Маркали было в списке сподвижников Баденхайма. Как только он увидел его, он стал одержимым. И теперь невозможно убедить его отказаться от этой идеи. Поверь мне, я пыталась.

— Как и я. Если только не отдать ему прямой приказ не лезть в это.

— Не делай этого, — предостерегла Мэдлин. — Это только усугубит ситуацию.

— Какие тут варианты? Он собирается уничтожить годы работы.

— Есть другие способы добраться до ближнего круга Баденхайма. А если ты откажешь ему в этом, он будет проводить каждую свободную минуту, изучая Маркали, пытаясь собрать улики против него. Ты действительно хочешь, чтобы он занимался подобным расследованием?

— Пожалуй, нет. Если он когда-нибудь узнает правду…

— Это может быть очень неприятно. Для всех нас.

Последовало напряженное молчание, потом Джордж заговорил снова.

— Значит, ты считаешь, мы должны позволить ему действовать.

— Дай ему то, что он хочет и как можно быстрее, пока он не потратил слишком много времени на исследование вопроса.

— Ты будешь сама заниматься этим? — это был приказ в той же степени, что и вопрос.

— Конечно.

— Я сделаю со своей стороны всё, что смогу. Направь мне профиль миссии, и я прослежу, чтобы всё было готово.

— Он будет у тебя в течение часа.

— Хорошо, — Джордж снова помолчал. — Ты знаешь, Мэдлин, давненько мы не работали над чем-нибудь непосредственно с тобой вместе. Я почти чувствую ностальгию.

— Прошло много времени, не так ли?

— Это упущение, которое, возможно, нам следует исправить.

________________________________________

1971
Длинный дубовый стол, обычно отполированный до блеска, был беспорядочно завален кипами бумаг и папок с файлами. Эдриан освободила небольшую рабочую зону и сидела, просматривая последние отчеты из Уганды, время от времени рассеянно потягивая свой теперь уже чуть теплый чай. Она нахмурилась, изучая фотографию высокого генерала. Согласно её источникам, Иди Амин был неуравновешенным неграмотным человеком, и всё же западные державы безоговорочно поддерживали его переворот. Она цокнула от отвращения. Политики и бюрократы могут быть такими недальновидными, а недальновидность, как она видела много раз, приводит к компромиссам со злом.

Лёгкий стук в дверь прервал ход её мыслей. Дверь распахнулась, и внутрь заглянул мужчина.

— Привет, Джордж, — тепло сказала Эдриан. — Заходи.

Джордж вошёл в кабинет, с любопытством посмотрел на нехарактерный беспорядок на столе и сел в кресло.

— Я вижу, ты довольно занята, — сказал он нерешительно. — Сейчас неподходящее время?

— Вовсе нет. На самом деле, мне нужно было поговорить с тобой, — Эдриан достала папку с документами из одной из стопок на углу своего стола, — Я одобрила большинство твоих предложений по другим Отделам. Однако одно я оставила для дальнейшего обсуждения.

Джордж поднял брови в молчаливом вопросе.

— Это новый рекрут для Второго Отдела, — ответила она.

— Ах да, юная леди, — Джордж улыбнулся, словно предвидя её возражения.

— Мы редко вербуем гражданских, Джордж, и уж точно не подростков. Особенно психически неуравновешенных подростков, могу добавить, — её тон был вежливым, но неодобрительным.

— Она не психически неуравновешенная, — возразил Джордж, — её тщательно протестировали.

Эдриан покачала головой и достала из папки документ.

— У неё криминальное прошлое. Кража из магазина, вандализм, угон автомобиля, поджог.

Джордж пожал плечами.

— Она бунтующий подросток. Отчасти её выбрали именно поэтому.

— Она сожгла целый центр для несовершеннолетних. Это вряд ли похоже на простое бунтарство, — Эдриан презрительно скривилась. — Возможно, она социопат.

— Вовсе нет. Социопат позволил бы всем погибнуть в огне. Она же сначала вызвала пожарную тревогу, и поэтому никто не пострадал. Врачи говорят, что она замкнутая, да, сразу переходит к обороне, но не социопат.

— И есть ещё один момент, то, что не попало в её уголовное дело.

— Инцидент с сестрой.

— Да. Как ты это объяснишь?

— Она была маленьким ребенком. Она не могла знать о последствиях того, что делала. Я не думаю, что это может стать проблемой. С тех пор она никому не причинила вреда — только материальный ущерб.

Эдриан нахмурилась, задумчиво постукивая пальцем по столу. Формально Джордж, возможно, и прав. Но Эдриан доверяла своим инстинктам, а они говорили ей, что этот новенькая будет непредсказуемой, возможно, даже опасной.

Джордж наклонился вперёд в своем кресле с выражением искренности на лице.

— Я понимаю твои сомнения, Эдриан, но она идеально подходит для этой миссии. Она молода, у неё высокий IQ, она оторвана от семьи и способна совершать насильственные действия. А ты смотрела фотографии?

— Не очень внимательно.

Джордж взял у Эдриан папку с документами, достал из неё фотографию и положил на стол.

— Это Мэдлин, — затем он достал вторую фотографию и положил её рядом с первой. — А это покойная дочь доктора Оганяна.

— Боже мой, — воскликнула Эдриан, и её глаза округлились.

— Сходство поразительное, не так ли? Не слишком идеальное, иначе можно вызвать у него подозрение, но достаточно сильное, чтобы оно произвело впечатление.

Эдриан вздохнула. Эта девушка идеально подходила для миссии, а миссия, к сожалению, будет очень важной. Проглотив своё отвращение, она сказала:

— Что ж, Джордж, в этом вопросе я доверюсь твоему мнению. Но я надеюсь, что ты правильно оцениваешь связанный с миссией риск. Этот доктор подвергнет её воздействию некоторых очень опасных вещей. Если она психически неустойчива, мы можем создать монстра.

— Даже если так, всё, что нам нужно будет сделать — это ликвидировать её.

— Хотелось бы, чтобы всё было так просто, — ответила Эдриан.

Джордж встал, поправил пиджак и направился к выходу, когда он уже поворачивал ручку двери, Эдриан окликнула его.

— Работа здесь и так тяжела для нравственного облика человека. Но я бы предпочла, чтобы у наших оперативников он был хотя бы поначалу.
________________________________________
Её разбудила тошнота. Пульсирующие волны требовали внимания, они настойчиво накатывали и подступали к горлу, заставляя её дрожать и покрываться потом, несмотря на её огромное желание снова погрузиться в успокаивающие объятия сна.

Инстинктивно свернувшись в позу эмбриона и обхватив себя руками, Мэдлин отметила мягкость матраса под собой. По правде говоря, матрас был тонким и ворсистым, как всегда бывает на больничных кроватях, но само его наличие — вот что было странным, если учесть, что последний раз она заснула на неудобной жесткой скамье.

В матрасе не было никакого смысла. Как и в тишине. В камере городской тюрьмы было полно шумящих, недовольных женщин. Она заснула только из-за невероятного изнеможения, и громкие голоса превратились в приглушенный гул в глубине её сознания. Но сейчас она ничего не слышала.

Где она и как она попала сюда? Она снова заворочалась в кровати и попыталась прикинуть варианты. Их было не так много. Либо её перевели в отдельную камеру в тюрьме, либо в психиатрическую больницу. Она была хорошо знакома с обоими типами учреждений и гораздо больше предпочитала тюрьму. Однако было странно, что она не помнила, как её перевезли сюда. Она попыталась заглянуть в глубины своей памяти, но её мозг был словно заключен в густой дезориентирующий туман. Спутанность сознания. Конечно. Ей дали снотворное, она должна была сразу распознать признаки. Теперь у неё был ответ на вопрос: в тюрьме её бы не стали пичкать снотворным, а вот в больнице — да.

Она медленно подняла веки и огляделась вокруг: мрачная комната без окон, пустая, если не считать кровати, освещенная ярким флуоресцентным светом. Она была немного удивлена, обнаружив себя в одиночестве, раньше ей никогда не предоставляли отдельной комнаты. Но, с другой стороны, раньше она никогда и не сжигала целое здание, если уж на то пошло. «Особые привилегии для особого пациента», — подумала она с мрачным смешком.

Она потихоньку села и спустила ноги с края кровати. Несмотря на продолжающуюся тошноту и головокружение, она заставила себя встать и пройтись туда-сюда по комнате, тщательно исследуя каждый дюйм стен и пола. К своему удовлетворению ей удалось обнаружить несколько щелей, достаточно больших, чтобы спрятать там нежелательные таблетки. Оставаться с ясной головой было сейчас её главным приоритетом, пока она не выяснит, как сбежать отсюда.

Но для побега надо сначала выбраться из этой комнаты. Наверное, было бы чересчур ожидать, что дверь могут оставить незапертой, однако работники таких заведений не всегда были умнейшими людьми. Ей уже не раз в прошлом удавалось ускользнуть через неохраняемые двери, так почему не попробовать сейчас? Скрестив пальцы на удачу, она подошла к двери, взялась за ручку и тут же испуганно отпрыгнула назад, поскольку ручка повернулась сама собой.

Когда дверь открылась, Мэдлин ожидала увидеть на пороге медсестру, но вместо этого там стояла высокая женщина в обычной одежде. Женщина внимательно осмотрела её, затем улыбнулась и вошла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

— Я вижу, ты, наконец, проснулась.

Мэдлин смотрела женщину, ничего не отвечая, добровольно выдавать какую-то информацию она не собиралась, это не даст ей никаких преимуществ.

— Разве ты не хочешь знать, где ты находишься?

— А это важно?

Женщина рассмеялась.

— О, это имеет большое значение. На кону твоя жизнь.

Мэдлин продолжала молчать. В какую бы игру ни играла эта женщина — полицейская, психиатр или кем она там была — Мэдлин не собиралась в ней участвовать.

Женщина раздраженно вздохнула.

— Ладно, милая, вижу, ты не из болтливых, поэтому говорить буду я. Ты находишься в месте под названием Второй Отдел.

«Без сомнения — это крыло, где держат трудных пациентов», — подумала Мэдлин.

— Мы — секретная правительственная организация, занимающаяся борьбой с терроризмом. Благодаря твоим особым навыкам, тебя выбрали для работы здесь.

«Боже мой, это не психиатр, я заперта с одним из пациентов».

Широко раскрытыми глазами Мэдлин в изумлении осмотрела женщину с головы до ног. На ней не было больничной униформы, она больше походила на социального работника, чем на сумасшедшую. Но женщина точно была не в себе, поэтому Мэдлин постаралась незаметно принять защитную позу в ожидании возможного нападения.

— Меня зовут Тина, и я буду твоим тренером.

— Хорошо, Тина, — медленно произнесла Мэдлин, надеясь успокоить её и тем временем найти интерком или кнопку вызова персонала.

Резким движением, заставившим Мэдлин невольно вздрогнуть, Тина повернулась обратно к двери.

— Пойдем со мной. Я проведу для тебя экскурсию.

Тина решительно распахнула дверь и, шагнув за порог, обернулась с ожидающим взглядом. Мэдлин колебалась.

— Ну же, — нетерпеливо приказала Тина.

Сумасшедшая или нет, но женщина предлагала выход из этой комнаты. По крайней мере, это прогресс. Мэдлин решила пока последовать за ней — она сможет убежать от женщины, когда та повернется спиной.

Мэдлин прошла через дверь и вышла в коридор, стараясь держаться от Тины на безопасном расстоянии. Коридор был ярко освещен, но совершенно пуст. Не было видно ни поста медсестры, ни охранника, только ряд одинаковых закрытых дверей, зеленая краска на которых составляла тошнотворный контраст со стерильно белыми стенами.

Тина целеустремленно направилась в один из концов коридора. Мэдлин стояла на месте, раздумывая, не побежать ли ей в другую сторону, пока Тина не обернулась.

— Ты же знаешь, здесь некуда бежать.

Нехотя Мэдлин последовала за Тиной через лабиринт коридоров, похожих друг на друга. Она пыталась следить за тем, сколько поворотов они сделали, но, в конце концов, смирилась с тем, что совершенно заблудилась. Когда они повернули за угол в очередной раз, Мэдлин остановилась в оцепенении. Перед ней была огромная комната, наполненная столами и офисными работниками. Что же это за больница или тюрьма такая?

— Это центральный административный зал. Здесь мы отслеживаем все миссии.

Пока они шли дальше, Мэдлин прислушивалась к гулу пишущих машинок и голосов. Звонили телефоны, хлопали картотеки. Мужчины и женщины торопливо проходили мимо них, никто из них не удостоил Мэдлин даже малейшего взгляда. Подняв глаза, она увидела вмонтированные в стены гигантские карты, на которых мигали красные и синие огоньки в разных точках земного шара. В дальнем конце зала за толстой стеклянной стеной стоял целый ряд компьютеров чудовищных размеров — они были больше, чем, по её мнению, могли быть даже в НАСА.

— Сюда, — позвала Тина, сворачивая в очередной коридор.

Мэдлин последовала за Тиной, двигаясь медленно, словно сомнамбула. Тина открыла одну из дверей и провела Мэдлин в небольшую комнату.

— Это мой кабинет, — сообщила Тина, — присаживайся.

Мэдлин бессильно опустилась на стул возле двери, а Тина взяла со стола папку с документами и без объяснений протянула Мэдлин.

Мэдлин опустила глаза и открыла папку. На пол высыпалось несколько газетных вырезок; дрожащими руками она собрала их, а затем, не совсем понимая, что ищет, начала читать. По мере чтения, волны тошноты стали возвращаться к ней, усиленные сюрреалистичностью того, что она видела: её собственный некролог, а также несколько статей, описывающих её предполагаемую смерть во время пожара, охватившего центр для несовершеннолетних.

— Но ведь я…

— Не погибла в пожаре? Нам это известно, но внешний мир думает иначе. Для всех, кто снаружи, ты мертва.

— Но были свидетели, — запротестовала она, — я же потом попала в тюрьму.

— Нет ни одного свидетеля, который хотел бы вспомнить тебя, — ответила Тина со странным, почти сочувствующим выражением лица.

Мэдлин снова опустила взгляд на статьи, провела по ним пальцами, чтобы убедить себя в их реальности. Она надеялась, что это всего лишь сон, что она проснется в тюремной камере и её жизнь — неприятная, но привычная — снова вернется к ней. Но её сердце колотилось от страха — она никогда не испытывала тактильных ощущений в своих снах, а вырезки из газет были пугающе осязаемыми.

— Обычно у нас есть фотографии также и с похорон. Но по определённой причине у тебя их не было.

Мэдлин быстро моргнула и проглотила ком в горле. «Конечно, не было похорон. Мама много лет назад сказала мне, что я для неё уже мертва».

Сделав глубокий вдох, чтобы не потерять контроль над собой, Мэдлин подняла глаза на Тину. Лучше сосредоточиться на деталях — колоссальность происходящего была слишком велика, чтобы её осмыслить.

— Вы сказали, что меня взяли на работу из-за моих «особых навыков». И что же за навыки?

— Я не занимаюсь отбором новобранцев, — ответила Тина, пожав плечами. — Я просто обучаю их.

— Обучаете чему?

— Сбор разведданных под прикрытием. Наши оперативники получают фальшивые личности и живут во внешнем мире. Некоторые собирают информацию и передают её нам; других просто внедряют в различные места, на случай, если нам понадобится их задействовать.

— И это то, чем я буду заниматься?

— В конечном итоге.

Мэдлин некоторое время обдумывала эту информацию. Она попыталась проанализировать её через свой предыдущий опыт — фальшивые личности и сбор информации? Возможно, это все-таки полиция — было похоже, что они просят её стать кем-то вроде стукача или наркодилера. По её опыту, такие люди долго не живут.

Выпрямившись, она посмотрела Тине в глаза.

— А если я откажусь?

Тина отвела взгляд, словно ей стало неловко от этой темы. Она принялась перекладывать какие-то бумаги на своем столе, но затем снова взглянула на Мэдлин.

— На самом деле особого выбора нет. Либо ты соглашаешься, либо тебя убьют.

Мэдлин уставилась на Тину, медленно осознавая, что та говорит совершенно серьёзно.

— Как это всё сходит вам с рук? Полиция не может просто так убивать людей. Есть… есть же всё-таки Конституция, Билль о правах.

— Мы не полиция, и нас мало волнуют юридические вопросы. Мы даже не находимся под юрисдикцией какого-то конкретного государства.

Мэдлин сидела молча, пытаясь разобраться в нереальной ситуации, в которой она оказалась. Похищена каким-то неподконтрольным тайным обществом и вынуждена работать… шпионом? Это было почти невероятно. И всё же это звучало приятнее, чем тюрьма, возможно, даже приятнее, чем жизнь на улице, от которой она пыталась сбежать, устроив тот злополучный пожар. И было ещё кое-что. Если верить этой женщине, её выбрали за какие-то способности, которые кто-то распознал в ней. За всю её жизнь никто — ни учителя, ни консультанты, ни врачи, ни инспекторы по делам несовершеннолетних, ни полицейские, ни, тем более, её родители — никто никогда не думал, что она может добиться чего-то стоящего. Но эти люди, кем бы они ни были, увидели в ней какую-то ценность, какой-то потенциал. Это вызвало у неё внезапный прилив гордости.

— Хочешь ещё что-нибудь спросить, прежде чем я отведу тебя в твою новую комнату?

Мэдлин на мгновение задумалась над вопросом. Она могла бы попытаться узнать как можно больше о своей ситуации.

— Вы сказали, что это место называется Второй Отдел.

— Да.

— Значит, есть ещё Первый Отдел? Третий? Десятый?

Тина рассмеялась.

— А ты быстро схватываешь! Всего есть три Отдела, каждый из них является частью общей организации. И планируется открыть ещё Отделы. У каждого из них есть своя специализация.

— Какая специализация?

— Первый Отдел — самый большой. Он выполняет сложные, секретные миссии — большая работа, спасающая жизни. Второй Отдел, как я тебе уже говорила, занимается долгосрочным сбором разведданных — мы получаем исходную информацию, которая нужна Первому Отделу для выполнения его миссий. А Третий Отдел занимается обычными убийствами и взрывами — тем, что для Первого Отдела было бы пустой тратой ресурсов. Честно говоря, я немного удивлена, что они не распределил тебя туда. С твоей-то предысторией, казалось бы, ты бы отлично туда подошла.

Мэдлин удивленно моргнула, а затем рассердилась. Упоминание о её «предыстории» могло означать только одно — Сара. Даже в этом месте, даже «мертвая», она никогда не сможет сбежать от своего прошлого. Неужели это и есть тот навык, из-за которого её выбрали?

Она резко поднялась.

— У меня больше нет вопросов, — произнесла она ледяным тоном.

Тина выглядела слегка ошеломленной. Почти испуганной.

— Хорошо, давай тогда я провожу тебя к твоей комнате, — ответила она, настороженно глядя на Мэдлин.

________________________________________

Противный писк прорезал темноту. Петляя, он всё приближался и приближался, пока не пронесся мимо уха Пола. Тот яростно замотал головой из стороны в сторону, несмотря на то, что каждое движение причиняло боль. Он не знал, что хуже — тяжелые веревки, стягивающие и скручивающие его тело, или кровожадные атаки комаров.

Писк прекратился и Пол почувствовал что-то у себя на лбу. Он попытался сдуть комара, но ничего не вышло, он добился лишь мимолетного ощущения прохлады на своей разгорячённой покрытой потом коже. Он почувствовал укус и сжал челюсти в беспомощной агонии. Именно эта изощренная пытка сводила его с ума, заставляя его ругаться и беситься. Жгучая боль от связывающих его веревок была настолько всеобъемлющей, что он мог стать с ней единым целым, слиться с ней. Но зуд от каждой новой раны, жжение, когда пот капал в глаза, — каждое мимолетное ощущение подводило его всё ближе к грани безумия.

Он начал считать кратно семи, пытаясь занять свой разум, сосредоточиться хоть на чем-то другом. Раз за разом он сбивался и начинал сначала, он досчитал до 294, когда дверь распахнулась. Свет фонарика упал на его лицо, на мгновение ослепив его; он отвернул голову, вздрогнув от боли.

Знакомый голос его главного мучителя Фан Ван Нана донесся от дверного проема. Но вместо обычных издевательств над Полом на английском языке или лающих приказов своим подчиненным на вьетнамском, тот тихо заговорил по-французски. Дознаватель разговаривал с кем-то другим — с высокой темной тенью, скрытой за бликами фонаря. Собеседник отвечал так же тихо, его хрипловатый голос был едва слышен.

Пол нахмурился, пытаясь разобрать разговор. Его школьный французский был просто не в состоянии справиться с такой задачей. Ему никогда не нравился этот язык, он не был в ладах с его изнеженным образом и слащавым гнусавым произношением. И он почти не пользовался им даже в этой бывшей французской колонии. Офицеры связи Армии Республики Вьетнам, с которыми он общался, все говорили по-английски, так же как и девушки в барах, предоставляющие отдых и развлечения. Но он понял одно — высокий мужчина говорил с неким акцентом, но явно не вьетнамским. Кроме того Пол никогда не видел таких высоких вьетнамцев.

«Кто он, черт возьми, такой?» — недоумевал Пол. Может быть, русский? Ходило много слухов о русских консультантах, оказывающих поддержку северовьетнамцам. Мысль о том, что он был куском мяса, выставленным на обозрение какому-нибудь красноармейскому функционеру, приехавшему на экскурсию, вызывала в нем почти убийственную ярость. Русский хотел шоу? Отлично, Пол вполне может его устроить.
Пол посмотрел прямо на тёмную фигуру и усмехнулся.

— Вам нас не победить, грёбаные коммунистические ублюдки! — крикнул он. — Вы оба с Брежневым можете жрать merde и сосать мой…

Мужчина громко рассмеялся, прервав тираду Пола. Он говорил на элегантном английском с британским акцентом.

— Что ж, я никогда не встречал господина Брежнева, но если встречу, то передам ему ваши пожелания, — затем мужчина снова заговорил по-французски. — Il est trop obstiné. Laissez-moi voir quelqu'un d'autre.

— Bien sûr*.

Двое мужчин вышли и закрыли дверь, оставив Пола в темноте.

__________
*
— Он слишком упрям. Дай мне посмотреть на кого-нибудь другого.
— Конечно.

Сообщение отредактировал Anabelle: Четверг, 10 ноября 2022, 15:00:05

Глава 2

________________________________________

1999

Джордж положил телефон и раздраженно выругался. Открыв ящик, он достал пузырек с антацидами и с досадой поморщился, когда понял, что внутри ничего нет. Опять пусто. Что ж, были и другие формы лекарств, например, дистиллированные.

Он пересёк комнату и достал свой графин с виски. Любуясь золотистым оттенком жидкости и вдыхая её богатый аромат, он наполнил свой бокал, сделал глоток — и вздрогнул от боли, пронзившей его желудок.

«Такими темпами у меня и желудка не останется», — подумал он, скривившись.

В такие дни как этот он начинал задаваться вопросом, почему он вообще хотел получить эту работу, почему он так тяжело боролся и интриговал, чтобы добиться её. И после всей этой борьбы его наградой стала необходимость быть своего рода посредником между двумя совершенно невыносимыми людьми: его оторванным от жизни начальником в Центре, вечно продвигающим элегантные, но совершенно непрактичные стратегии, и его неуправляемым, жаждущим власти подчиненным, который постоянно подрывал его авторитет и строил заговоры. Но когда боль в желудке утихла, и тело стало согреваться, он улыбнулся. Да, стоило терпеть их обоих. Пусть Филипп излагает свои великие теории наверху в Центре, пусть Пол делает грязную работу внизу в Первом Отделе — он, Джордж, будет сидеть в центре власти и дергать за реальные ниточки.

Джордж снова глотнул виски, возвращаясь к своему столу. На этот раз оно жгло желудок не так сильно. Он нажал несколько клавиш на клавиатуре и открыл файл на Николая Маркали. Смирившийся и разочарованный он покачал головой. Потребовались годы кропотливой работы, чтобы подтолкнуть несговорчивого Маркали в объятия Баденхайма, а теперь — как раз в тот момент, когда Маркали собирался присоединиться к их ближнему кругу и тем самым разоблачить всё руководство в дело вмешались личные интересы Пола. Только вот это был, конечно, не просто вопрос интересов Пола. Если Пол узнает правду, он вполне может начать крушить всё вокруг себя, а в Отделе и без этого достаточно неспокойно. Нет, как бы Джорджу ни хотелось посмотреть, как Пол станет сходить с ума от ярости, сейчас для этого ещё не время.

На компьютере раздался звук входящего сообщения. Это был профиль для миссии Маркали разработанный Первым Отделом, всего через пятнадцать минут после того, как Мэдлин обещала оправить его. Оперативно, как всегда. Это была действительно приятная перемена — иметь Мэдлин в качестве союзника. Ну, «союзник», пожалуй, слишком сильное слово — никогда не знаешь, в каких отношениях находишься с этой женщиной. Впрочем, винить он мог только самого себя — Мэдлин была его неудачным творением, так же как Пол был творением Эдриан, оба они переняли худшие качества своих наставников.

Было время, когда Мэдлин подавала большие надежды — она действительно казалась достойной преемницей, но с течением времени границы лояльности неуловимо сместились. Однако сейчас их сотрудничество заставило его задуматься, не всё ли потеряно. Возможно, стоило снова попытаться наладить с ней отношения, так сказать, прощупать почву. Но об пока ещё рано думать. С усталым вздохом он открыл файл и принялся читать. Пришло время узнать какой отвратительный план предлагает Пол, и придумать, как его обойти.


________________________________________

1972

Мэдлин бросила книгу на стол. Еще один нудный советский роман, полный тоскливых описаний тракторов и героических рабочих. Тина уверяла, что подобное чтение поможет Мэдлин понять образ мышления их врагов, но Мэдлин отказывалась ей верить. Даже самый фанатично преданный революционер не стал бы добровольно читать такие вещи.

Она устало упала на кровать и уставилась в потолок, гадая, когда же, наконец, начнется её конспиративная работа. Её обучение на «секретного агента» во многом оказалось разочаровывающим. Даже заурядным. Оно оказалось не более чем ускоренным школьным образованием, иногда приправленным изучением иностранных языков. Преподаваемые предметы не вызывали у неё никаких затруднений, как и её наставники. Более того, ей часто приходилось поправлять последних. Она делала это скорее от скуки, чем из высокомерия, и всё же это, казалось, пугало их. Она с любопытством отметила эту реакцию. В прошлом взрослые боялись её из-за шокирующего характера её поступков. Мысль о том, что она может напугать чем-то столь простым, как демонстрация знаний, заинтриговала её.

Помимо учебы от неё мало что требовалось. И поскольку рядом не было никого её возраста, она проводила время одна. Наблюдая. И это тоже, казалось, заставляло окружающих нервничать. Но таким образом она многому научилась.
Прежде всего, она изучала организацию и людей, работающих в ней. В частности, она заметила, что административный персонал — эта армия женщин-машинисток, делопроизводителей и стенографисток — сокращается. На её месте вырос целый штат молодых компьютерных специалистов, внимательно следящих за состоянием своих электронных хозяев. Компьютерный зал был безопасным местом для работы во Втором Отделе, хотя его обитателей недооценивали.

Самая же привлекательная работа якобы принадлежала агентам под прикрытием. Когда они приезжали в штаб, то расхаживали по коридорам, словно ковбои или гладиаторы, и она видела, как все провожают их глазами. В основном это были мужчины, и в основном бывшие военные, они вели себя так, словно были элитной командой героев, призванных спасти мир из благородных чувств.

Мэдлин смотрела на них совершенно иначе. В её понимании элита не была расходным материалом, а героев нельзя было легко отодвинуть в сторону. И всё же Отдел без колебаний забирал жизни этих людей. Она осознала, что в действительности эти оперативники были пешками, которыми можно было пожертвовать в любой момент. А жизнь пешки была далеко не привлекательной. И не безопасной.

Тот факт, что тайные агенты не смогли понять свою истинную маловажность, означал, что они глупы. Мэдлин, напротив, не была глупой. Она не только смирилась с тем, что её жизнь как личности здесь ничего не значит, но и с радостью приняла это. Это всё упрощало. Во многих отношениях её жизнь ничем не отличалась от прежней, за одним большим исключением — теперь она служила великой цели. Завербовав Мэдлин, Отдел тем самым дал ей нечто ценное, незаменимое. Он дал ей что-то, во что можно верить. Он превратил все её недостатки в достоинства. Он поднял её из бесцельной спирали саморазрушения и предложил ей искупление. И она была с радостью готова заплатить ту цену, которую Отдел потребовал взамен — её жизнь. На самом деле, Отдел просил не слишком много. В конце концов, разве она уже не была мертва?

________________________________________

— С возвращением, — поприветствовал сухопарый вертолетчик Бобби Лейн, когда охранники привели Пола обратно в камеру и захлопнули за ним дверь. — Как было в спа?

Пол ухмыльнулся. Лейн называл так заболоченный лес на окраине лагеря, куда в качестве наказания отводили конфликтных заключенных и оставляли стоять привязанными к столбам.

— Омолаживает, — язвительно ответил Пол. — А что, моя кожа никогда ещё не была такой мягкой, — он засмеялся, задрав влажные штанины, чтобы показать сокамерникам жёлто-зеленые открытые язвы. В этот раз он подвергался наказанию всего сорок восемь часов и поэтому избежал худшего — насекомые не успели отложить личинки в его раны. В другие разы ему не так везло.

— Черт возьми, — воскликнул медик Франклин Фредерикс, — дай-ка я тебя почищу.

Пол сел рядом с Фредериксом на грязный ротанговый коврик и завернул штаны до колен. Откинувшись на руки, он с трудом распрямил ноги и вздрогнул, когда Фредерикс прикоснулся к язвам.

— Выглядит не очень чисто, — обеспокоенно сказал Пол, разглядывая небольшой лоскуток ткани, который Фредерикс оторвал от своей рубашки.

— Почище, чем та жижа, которой ты покрыт, — ответил Фредерикс, протирая тряпкой раны Пола. — Чудо, что у тебя ещё не началась гангрена, учитывая сколько раз ты уже там побывал.

Процесс обработки ран был страшно болезненным, и Пол с трудом дышал сквозь стиснутые зубы, пока Фредерикс не закончил. Затем, оглядев комнату, он заметил нечто странное. Два дня назад он оставил в этой камере пять человек. Теперь здесь было только четверо.

— Где Галло? — спросил Пол.

Четверо мужчин нервно посмотрели друг на друга.

— Они забрали его прошлой ночью, — прошептал Лейн. — Фан и какой-то белый мужик. Я думаю, это тот, о ком мы постоянно слышим.

Пол раздраженно дернулся. С момента его первой встречи с высоким франкоговорящим незнакомцем по лагерю ходили слухи — истории о таинственном европейце, появляющемся в темноте ночи и выбирающем людей, которых нужно увести. Никто не знал о судьбе пропавших заключенных, но предположения ходили самые разные и становились все более дикими — массовые казни, медицинские эксперименты, промывание мозгов.

Поначалу Пол отметал все эти истории как чепуху, полагая, что исчезнувших людей просто перевели в другие лагеря. Но потом он начал замечать закономерность: пропавшие люди обычно были самыми слабыми среди них, павшими духом. Обеспокоенный, Пол начал пытаться защитить тех, кого считал вероятной мишенью — всякий раз, когда охранник начинал придираться к кому-то уязвимому, Пол отвлекал внимание, навлекая на себя гнев своих тюремщиков. Но он не мог защитить всех и всегда и на этот раз пропал его испуганный молодой сокамерник — парень, который только три месяца как окончил школу, и которому ещё даже не нужно было бриться. Он был совсем ребенком, звавшим свою маму во сне каждую ночь.

«Ах ты, проклятый русский ублюдок, — подумал Пол. — Ну попадись мне только».

________________________________________

Джордж сначала не обратил внимания на тихий стук в дверь, настолько он был поглощен рейтингами эффективности Третьего Отдела. Результаты его новой программы вербовки превзошли самые оптимистичные ожидания; качество киллеров, которых добыл его источник, было просто потрясающим. Если бы только он смог убедить Эдриан занять позицию невмешательства по отношению ко Второму Отделу, Джордж мог бы сотворить подобное чудо и там.

Он провёл утро, проводя ежегодную проверку новобранцев Второго Отдела — большинство из них были отобраны Эдриан, типичный набор ковбоев и искателей приключений, хорошо приспособленных для Первого Отдела, но совершенно не подходящих для конспиративной работы Второго Отдела. Эдриан всегда настаивала на выборе оперативников с твердыми принципами — людей, которых можно было бы обратить в истинных приверженцев интересов Агентства. Но во Втором Отделе эти истинные приверженцы всегда оказывались первыми, кого раскрывали — они казались неспособными к моральной двусмысленности, необходимой для того, чтобы вести ложную жизнь в течение многих лет подряд.

Стук в дверь стал настойчивее, и он понял, что, должно быть, прибыл ещё один новобранец. Взглянув на список на своем столе, чтобы узнать, кто следующий, он вздохнул с облегчением. Это была Мэдлин, трудный подросток, которую он лично выбрал в прошлом году. Наконец-то шанс оценить кого-то, кто действительно может подойти для шпионской деятельности.

Он с нетерпением посмотрел на дверь.

— Войдите, — позвал он, отталкиваясь от стола и откидываясь в кресле.

Дверь открылась, и вошла Мэдлин. Темные волосы были стянуты в тугой хвост, она стояла по стойке смирно, сцепив руки перед собой, как солдат. Её поза выглядела несколько странно, учитывая её молодость и пол, но она соответствовала строгому выражению её лица. Кивнув, Джордж жестом предложил ей сесть; она заняла место перед его столом, но оставалась строгой и формальной.

— Ты знаешь, кто я, Мэдлин? — спросил Джордж. Он принял расслабленный, почти безразличный вид, чтобы скрыть свой тщательный анализ её поведения. Успокоить новобранцев — лучший способ проверить их; когда они теряли бдительность, то часто обнаруживали скрытые недостатки.

— Мне сказали, что вы занимаете здесь некую высокую должность, сэр, — её тон казался нарочито почтительным, но в остальном она была нечитаема.

— Пожалуйста, — сказал он, улыбаясь, — зови меня Джордж.

— Хорошо, Джордж, — согласилась она, ответив на его улыбку своей. Это была едва заметная улыбка — вежливая, но не слишком теплая.

— Я действительно занимаю здесь высокую должность, — объяснил Джордж, — Командующей всеми Отделами является леди по имени Эдриан. Я — её заместитель.

— Понятно.

— Хотя мы с Эдриан совместно контролируем все Отделы, мы выработали неформальное разделение труда. Первый Отдел — самый загруженный — занимает у Эдриан почти всё её время. В результате она оставляет ежедневные операции во Втором и Третьем Отделах на меня. Это делает меня де-факто твоим боссом.

Мэдлин кивнула, но ничего не сказала.

— Я всегда жду, пока новобранцы пройдут начальную подготовку, прежде чем встречаться с ними. Нет смысла тратить время на того, с кем ничего не получится.
Мэдлин оставалась молчаливой и совершенно бесстрастной. Джордж одобрительно улыбнулся — он ценил хороший покерфейс.

— Теперь, однако, — объявил он, — пришло время нам познакомиться поближе.

Он посмотрел на её досье и пролистал страницы, делая паузы, чтобы прочитать некоторые комментарии, сделанные её тренерами. «Внешне дружелюбная, но уклончивая», — написал один. «Странная смесь глубины и холодности», — написал другой. Инструкторы сочли эти качества отрицательными; Джордж, однако, был с этим категорически не согласен.

Он просмотрел документы дальше, чтобы освежить в памяти её биографию. Он забыл подробности о многочисленных приёмных семьях, о неоднократном помещении в специальные учреждения, о привычных побегах и жизни на улице, и обо всё более серьёзных преступлениях. Но кое-что отчетливо всплыло в его памяти, так же ярко, как когда он в первый раз прочитал это. Это был отчет детского психолога, который беседовал с ней в день смерти её сестры. Психолог обнаружил, что девочка в полной мере понимает серьёзность своего поступка — полностью осознаёт значение и окончательность смерти, — но при этом не раскаивается. Когда её спросили, почему она толкнула сестру, она пожала плечами и просто ответила: «Я хотела куклу».
Джордж видел много плохого в своей жизни — смерти, предательства, жестокость — и всё же прочтя эти простые слова, он почувствовал такой холод, какого он никогда не знал прежде. Они леденили его душу до сих пор, хотя он знал, что другие врачи, обследовавшие девушку в течение многих лет, были единодушны во мнении, что она не психопатка — что её высказывание во время беседы было результатом шока, а не реальным отношением. Он не был уверен, стоит ли им верить или даже хочет ли он верить. Возможности действительно аморального агента были весьма интригующими.

Отложив досье в сторону, он снова посмотрел на неё.

— У тебя неплохая карьера для человека в столь юном возрасте, — сухо заметил он. — Мне даже любопытно. Почему такая яркая молодая леди совершает такие глупости?

— Это то, чего люди ждали от меня, — прямо ответила она.

— Ты всегда поступаешь так, как ожидают люди?

Джордж улыбнулся ей, гадая, попадет ли она в расставленную им ловушку. Утвердительный ответ свидетельствовал бы о том, что ею легко манипулировать; отрицательный — о её ненадежности. Похоже, она осознала дилемму, потому что ей потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

— Я стараюсь превзойти чужие ожидания.

Он удивленно поднял брови, вполне довольный ответом. Прямой ответ и всё же уклончивый. Очень-очень ловко. Несколько мгновений он изучал её, пытаясь — и безуспешно — прочитать какое-либо выражение в её глазах, а затем достал из папки контрольный лист.

— Твоё досье показывает, что ты совершила довольно много мелких — и не очень — преступлений. Но я хотел бы знать, совершала ли ты другие вещи — вещи, на которых тебя не поймали и которые не попали в официальные записи.

— Хорошо.

Он посмотрел на первый пункт своего контрольного списка.

— Кража со взломом или проникновение?

— Да.

— Грабёж?

— Вы имеете в виду вооруженное ограбление магазина или кого-нибудь на улице или что-то в этом роде? Нет.

— Тебе вообще доводилось обращаться с оружием?

— Нет.

Он хмыкнул, ставя галочку в своем списке.

— Употребление наркотиков?

— Нет.

— Серьёзно? Похоже, в наши дни это самое распространенное занятие среди людей твоего возраста.

— Меня достаточно пичкали лекарствами в больницах. Я предпочитаю сохранять ясность ума, спасибо.

— Ну, по крайней мере, ты знакома с действием наркотиков?

— Весьма.

— Хорошо, — он снова посмотрел на свой список. — Проституция?

Она отвела взгляд, впервые за всё время выглядя смущенной.

— Я так понимаю, это «да».

Она снова посмотрела на него с оттенком воинственности.

— Зачем вам нужно это знать?

— Чтобы мы могли определить, чему тебя нужно обучить, а в чём у тебя уже есть опыт.

— Вы будете обучать меня таким вещам? — её глаза округлились от неподдельного удивления.

— Навыки, необходимые для совершения преступлений и шпионажа в значительной степени пересекаются.

Он наблюдал за её лицом, пока она осмысливала это заявление. Возможно, теперь она поймет, что ждет её в качестве оперативника. Для нее было бы лучше сразу это усвоить — чем раньше оперативники примиряются с наиболее неприятными сторонами своей работы, тем лучше.

— До сих пор твоё обучение было направлено на то, чтобы помочь тебе наверстать упущенное в учебе, преодолеть некоторые ограничения, связанные с твоим прошлым. Теперь, наконец, начнется твоё настоящее обучение.

________________________________________

Эдриан с росчерком поставила инициалы внизу записки и передала её ожидающей секретарше.

— Пожалуйста, отнесите это Джорджу, — велела она.

Молодая женщина посмотрела вниз на документ, побледнела, увидев его содержание, и кивнула.

— Да, мэм.

Она поспешно вышла из кабинета.

Эдриан встала и потянулась, утомленная утренними делами. Она изучила последние разведывательные отчеты из Китая, проанализировала и утвердила масштабную модернизацию компьютерных систем Первого Отдела и перевела двадцать семь оперативников в режим временного бездействия — последнее было темой служебной записки, которая так напугала её склонную к ошибкам секретаршу.

Она вздохнула и принялась поправлять розы в вазе на углу стола. В последнее время молодые оперативники были таким разочарованием, им совершенно не хватало ни дисциплины, ни преданности делу. В своей служебной записке Эдриан изложила план действий, который, как она надеялась, позволит упорядочить процесс обучения и отсеять слабых оперативников, прежде чем на них будет потрачено слишком много времени и ресурсов. Но она знала, что этого будет недостаточно. Дело было не просто в плохой подготовке — дело было в неспособности найти нужных рекрутов.

В прежние времена оперативники верили в дело Первого Отдела ещё до вербовки, верили в ценности демократии и западной цивилизации и знали разницу между добром и злом. Но времена изменились. Молодые люди больше ни во что не верили, а если и верили, то переворачивали моральные ценности с ног на голову, идеализируя насилие и революцию и отвергая культурные ценности собственного общества. Перевоспитать их, привить им лояльность становилось практически невозможно. Вместо этого ей приходилось все больше прибегать к угрозам и наказаниям. В определенной степени это работало среди оперативников низшего звена. Но для мотивации потенциальных лидеров это было совершенно неприемлемо. И это создавало серьезную проблему.

Отделы были лишь первой ступенью в серии грандиозных планов Эдриан. Отделы существовали для того, чтобы спасти мир от власти варварства, но она также надеялась создать институты, которые занимались бы созиданием цивилизации, а не только её защитой. Для этого, конечно, потребуется организация, совершенно отличная от Отделов; в свою очередь, это потребует передачи руководства Отделами новому поколению. Но без протеже, того, кого она могла бы обучать и наставлять, всё это было бы невозможно. И, к сожалению, в её организации не было никого, кому она могла бы доверить защиту своего творения, никого, на кого можно было бы положиться, чтобы сохранить её видение и гарантировать, что оно переживет её. Эта мысль преследовала её, заставляя навязчиво проверять потенциальных рекрутов, надеясь найти идеального кандидата. Но её всегда ждало разочарование.

Последний рекрут, завербованный в Первый Отдел, был прекрасной иллюстрацией дилеммы. На бумаге Чарльз Сэнд был идеалом: капитан Специальной авиационной службы, имеет выдающиеся заслуги в Омане. Но когда она встретила его, то сразу же поняла — он не тот, кого она ищет. О, из него получился бы отличный — даже выдающийся — оперативник. Но чего-то не хватало, в нем неуловимо отсутствовало нечто, не поддающееся описанию. Возможно, не хватало харизмы. Глава Первого Отдела должен внушать немедленное и беспрекословное повиновение. У Сэнда просто не было этого качества. На самом деле, до сих пор она знала только одного человека, этим качеством обладавшего, — себя.

________________________________________

Мэдлин стояла в дальнем конце комнаты, она пряталась за спинами других оперативниц, стараясь скрыть своё разочарование. Когда ей сказали, что она начнет обучение боевым искусствам с группой девушек-новобранцев, она ожидала, что учителем будет какой-нибудь суровый японец в накрахмаленной белой форме. Вместо этого она увидела хрупкую женщину средних лет в красивом, но консервативном платье.

Женщина представилась и с приятной улыбкой объявила, что начнет обучать их владению ножом. Мэдлин подавила смех — она не могла представить, что эта скромная дама с мягким голосом знает что-то о ножах, за исключением, возможно, того, каким ножом едят с какой вилкой. Поэтому она тихо отошла в конец класса, скучающая и надменная.

Тем временем женщина достала из кармана своего платья небольшой нож с деревянной ручкой. Она протянула его классу для осмотра. Нож был изящным, как и его владелица, с искусной резьбой на рукоятке.

— Клинок — это очень удобное оружие, — объяснила она. — У вас не всегда будет возможность иметь при себе пистолет, особенно если на вас будет откровенная одежда, а некоторым из вас придется её носить. Но вы легко можете спрятать что-то острое — в обуви, в рукаве, даже в волосах. Вы удивитесь, что можно сделать с такой простой вещью, как заколка. Особенно заколка, изготовленная в Отделе, — добавила она с улыбкой.

Несколько девушек в классе рассмеялись над последним замечанием.

— С таким оружием лучший метод нападения — это обман. Вам не нужно драться честно — оставим это мужчинам для поединков или дуэлей.

Женщина взяла нож в ладонь, спрятав острие в руке так, чтобы стоящим перед ней девушкам его было не видно. Она медленно подошла к ним, опустив глаза, ее манера поведения казалась испуганной и скованной.

— Притворитесь слабыми и беспомощными. Или будьте приветливыми, — сказала она, выпрямляя спину и тепло улыбаясь. — Затем, когда вы будете близко — слишком близко, чтобы они могли даже увидеть ваше оружие, — тогда атакуйте.

В мгновение ока она приставила нож к шее испуганной оперативницы. Она двигалась так быстро, что Мэдлин со своего места позади остальных не могла даже понять, как она переместилась из одного положения в другое. Ошеломленная Мэдлин шагнула вперед, чтобы лучше видеть.

— Когда наносите удар, вы не должны колебаться или медлить. Вы должны быть жестокими, кровожадными, готовыми калечить и убивать. Но самое главное, вы не должны позволить им понять, что это произойдёт.

Мэдлин зачарованно смотрела, как женщина демонстрирует выпады снова и снова. Они были прекрасны в своем коварстве, гораздо более элегантны, чем приемы стрельбы, которые они отрабатывали накануне. И её слова тоже были наполнены мудростью. Врагов лучше всего побеждать обманом, а не грубой силой; о нападении — любого рода — никогда следует оповещать, атака должна быть незаметной пока не станет слишком поздно. Притворная слабость — лучшая сила; ложная доброта — лучшая жестокость.

Это были уроки, которые можно было применить не только в бою. Они были руководством к жизни.

________________________________________

Пол выполз из клетки, где он провел всю последнюю неделю, сжимая в руке крошечный осколок бамбука и пряча его от глаз наблюдающего за ним охранника. Среди его товарищей по заключению уже начали ходить шутки — не проходило и дня, чтобы его поведение не раздражало охранников и не провоцировало их на новые наказания. Но на этот раз наказание принесло награду — маленький карцер, который представлял собой гниющую бамбуковую клетку, уступил кусочек себя его настойчивым пальцам. Он ещё не знал, как будет использовать обломок бамбука, но тот мог стать полезным инструментом. Обломок был достаточно прочен, чтобы копать, при определенном запасе терпения, и достаточно остр, чтобы проткнуть или перепилить что-нибудь. Это было сокровище, и он будет тщательно его охранять.

Он медленно зашагал обратно к зданию, где находилась его камера, его ноги плохо слушались его после долгих дней, проведенных скрючившись в крошечной клетке. Охранник нетерпеливо тыкал в него стволом своей винтовки — видимо, он шел недостаточно быстро. Он выругался про себя, а затем отступил в сторону, чтобы пропустить группу вьетнамских солдат идущих в другом направлении. Он смотрел вниз, чтобы избежать зрительного контакта и возможной конфронтации.

Четверо мужчин прошли мимо, но пятый заставил Пола удивленно поднять глаза. На мужчине были ботинки на несколько размеров больше, чем у остальных. Когда Пол поднял голову, он обнаружил перед собой пару внимательных голубых глаз.

Высокий блондин в военной форме холодно посмотрел на него, а затем шагнул дальше. Пол в ужасе уставился на него, инстинктивно понимая, что это и есть тот таинственный человек — ночной посетитель, который прореживал ряды заключенных шаг за шагом, человек за человеком. Сначала Пол был парализован, беспомощно глядя, как человек целенаправленно шагает прочь. Но затем, с бурным выбросом адреналина, Пол прыгнул на него. Он схватил мужчину за плечо, развернул его и вонзил бамбуковый кусок в его горло.

Кровь хлынула в лицо Пола и залила его грудь, когда мужчина упал на него, булькая и задыхаясь. Пол отступил назад, глядя, как мужчина падает на землю, недолго корчится и затихает. Он снова поднял голову и увидел, что на него направлены, по меньшей мере, десять автоматов, и приготовился почувствовать жалящие пули, которые, несомненно, прикончат его.

Он вздрогнул, услышав пронзительный голос Фана, отдающего приказы. Оружие опустилось, и Фан, протолкнувшись между своими людьми, встал перед Полом с красным лицом и сжатыми кулаками.

— Ты только что доставил мне много хлопот, лейтенант, — Фан стоял так близко, что когда он говорил, капли его слюны попадали Полу в лицо. — Единственная причина, по которой я собираюсь оставить тебя в живых, заключается в том, что другие заключенные равняются на тебя. Если я убью тебя сейчас, это вызовет проблемы с дисциплиной во всем лагере. Но поверь мне, ты заплатишь за это, так или иначе.

— Делай, что хочешь, — ответил Пол, немного ошеломленный, но непокорный. — Я не собирался просто стоять и смотреть, как этот русский забирает моих друзей.

Фан рассмеялся.

— Это был не русский.

— Кто же тогда?

— Тот, кто не должен был быть здесь, — Фан насмешливо улыбнулся. — Тот, кого не существует.
 

Сообщение отредактировал Anabelle: Четверг, 10 ноября 2022, 15:11:14

Глава 3

________________________________________

1999

Джордж три раза перечитал профиль миссии Маркали. В первый раз он был озадачен, во второй — не мог поверить своим глазам, а в третий — пришел в ярость. Разработка такого плана была совершенно ни к чему, если основной целью было просто убрать Маркали — этого можно добиться, сфальсифицировав несколько разного рода скандалов. Этот же план — в котором всё зависело от безупречного выполнения множества деталей — мог быть оправдан только в том случае, если целью было нечто большее. Что-то, что он категорически не одобрял.

Нахмурившись, он схватил телефон и набрал номер Мэдлин.

— Привет, Джордж, — спокойно ответила она. Она явно ожидала его звонка.

— Это уже ни в какие ворота. Уже было достаточно плохо, когда я думал, что он преследует Маркали из ревности к бывшей жене. Но теперь я вижу, что его цель — заставить заплатить и её. Это совершенно неприемлемо, и ты это знаешь.

— Я бы не стала так быстро судить о его мотивах, — возразила Мэдлин, — в этом подходе есть своя логика.

— Логика? — спросил он с издевкой. — Знаешь, Мэдлин, за все эти годы ты возвела защиту Пола в ранг искусства, но я думаю, что этот случай превзошел даже твои таланты.

— Маркали чрезвычайно популярен в стране, где грязная политика является нормой, — объяснила Мэдлин, игнорируя замечание Джорджа. — Семейные обстоятельства — единственный способ избавиться от него, не вызывая подозрений у общественности. К сожалению, это означает, что ей придется пожертвовать. Я не вижу других вариантов. Мне бы очень хотелось, чтобы они были.

Джордж сердито хмыкнул. Как бы это его ни раздражало, она, вероятно, была права. Впрочем, ей всегда удавалось найти самые веские и крайне убедительные причины, чтобы оправдать даже самое эгоистичное поведение Пола. Иногда Джордж задавался вопросом, не проводит ли она ночи напролет, придумывая их.

— Что ж, — сказал он, меняя тему. — Никита была твоей идеей?

— Нет.

— Ты знаешь, она совершенно не подходит для этого. Я читал её психологическую характеристику — она не сможет этого сделать.

— Увидим.

Мэдлин была уклончива, как и всегда. Он находил эту черту характера достойной восхищения — за исключением тех случаев, когда она была направлена против него. Если бы Джордж мог сквозь телефон протянуть руку и дать ей пощечину, он бы так и сделал. Вместо этого он предпочел словесный удар.

— Выглядит так, будто он специально издевается над женщинами на этой миссии: сводит с ума свою бывшую жену, заставляет Никиту делать валентайн-работу, — он сделал паузу, чтобы его следующее заявление достигло максимального эффекта. — На твоем месте я был бы осторожен, моя дорогая. Никогда не знаешь, когда он может начать обвинять тебя в своих проблемах.

Несколько мгновений в трубке царило молчание. Джордж улыбнулся — он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, когда ему удалось поколебать её самообладание.

— Как ты мог заметить, мне понадобится твоя помощь, чтобы всё устроить, — Мэдлин снова вернулась к теме миссии, но её голос слегка похолодел.

— Конечно. Всё будет подготовлено, — он снова улыбнулся. — Я всегда готов помочь, Мэдлин. С любой проблемой, которая может у тебя возникнуть.

________________________________________

1973

— А сейчас смотрите, ничего не трогайте, пока я вам не разрешу, — предупредил Перри, компьютерный техник. По резкости его тона было видно, что он считает Мэдлин и другую новенькую девушку полными идиотками в техническом плане и что они способны вызвать катастрофу одним прикосновением к клавиатуре.

Мэдлин посмотрела на вторую девушку, Кристин и закатила глаза. Кристин в ответ подмигнула. Джордж недавно ввел положение, согласно которому все оперативники должны были получить хотя бы элементарное компьютерное образование, но эта практика встретила сопротивление со стороны технического персонала.

— Тогда позвольте спросить, — тоном абсолютной невинности спросила Мэдлин, — это не страшно, что я немного поиграла на том компьютере, пока мы ждали вашего появления?

— Играла? — на худом лице Перри промелькнуло выражение ужаса.

— Я просто хотела посмотреть, что это такое, — сказала Мэдлин, пожав плечами.

— На каком компьютере? — голос Перри дрогнул от страха.

— Вон тот, — ответила она, указывая в другой конец комнаты и хмурясь от наигранного беспокойства.

Когда Перри бросился осматривать дисплей компьютера, опрокинув в спешке стул, Кристин прикрыла рот рукой и фыркнула от смеха. Кристин прекрасно знала, что Мэдлин ничего тут не трогала. Мэдлин, продолжавшая стоять с невозмутимым видом, обернулась к Кристин, игриво изогнув бровь.

Теперь, когда Мэдлин закончила свое одиночное обучение и присоединилась к групповым тренировкам, она стала больше общаться с другими оперативниками. Всё ещё оставались определенные барьеры — прежде всего её юный возраст, — но у неё сложились тёплые отношения с большинством новобранцев, а также репутация человека с тонким чувством юмора. Для неё было облегчением оказаться в меньшей изоляции, даже если никто из них не был ей настоящим другом. Утешало и то, что никто из них, похоже, ничего не знал о её истории — для них она была просто довольно юным рекрутом, а не преступником или чудовищем. И действительно, с головой погрузившись в обучение, она почти начала забывать о своём прошлом.

— Что ж, — сказал Перри, выпрямляясь с облегченным видом, — похоже, ты ничего не натворила. Но никогда, никогда больше так не делай!

— О, разумеется, нет. Мне очень жаль.

Перри глубоко вздохнул.

— Хорошо. Большая часть того, что вам нужно увидеть, находится внизу, так что следуйте за мной.

В тот момент, когда Перри двинулся к лестнице в углу комнаты, распахнулись парадные двери. Он вдруг замер в напряженной позе, подтягивая повыше ремень своих штанов. Мэдлин проследила за его взглядом и увидела, что в комнату вошел Джордж в сопровождении хорошо одетой рыжеволосой женщины, имеющей властный вид.

— Здравствуйте, Перри, — сказал Джордж. — Я хотел показать Эдриан наши новые приобретения. Вы заняты?

— Я собирался провести для этих двоих экскурсию по оборудованию, но это может подождать.

— Нет-нет, нет причин, по которым вы не можете сделать и то, и другое, — настаивал Джордж. — Эдриан, ты ведь не против, если двое наших новобранцев пойдут с нами, правда?

— Нисколько, — любезно согласилась Эдриан. — Я всегда рада познакомиться с нашими сотрудниками.

Джордж шагнул вперед и жестом указал на Кристин.

— Это Кристин. Кристин, это Эдриан.

Кристин протянула руку, и Эдриан тепло пожала её.

— Очень рада познакомиться с вами, моя дорогая. Я слышала о вас много хорошего.

Затем Джордж повернулся к Мэдлин.

— А это Мэдлин.

Мэдлин начала протягивать руку, но остановилась, увидев, как вытянулось лицо Эдриан.

— Ах, да... поджигательница. Среди прочего, — Эдриан бросила на Мэдлин взгляд, который нельзя было описать иначе как полный отвращения.

Последовало долгое молчание, наконец, Перри неловко прочистил горло и предложил пойти к лестнице. Первым начал спускаться Джордж, Кристин намеревалась последовать за ним, но прежде, чем она успела стать на ступеньку, Эдриан мягко взяла её за руку и слегка улыбнулась.

— На твоем месте, дорогая, я бы позволила Мэдлин первой спуститься по лестнице.

Мэдлин застыла на месте. Расчетливая жестокость Эдриан — с благосклонной улыбкой и аристократическим сладким тоном — наводила ужас. Она почувствовала, как от её лица отхлынула вся кровь, в то время как эта женщины наблюдала за ней холодными ястребиными глазами, оценивая её реакцию. Только когда Джордж снова поднялся по лестнице и коснулся её руки, она поняла, что не дышала.

— Я совершенно забыл, Мэдлин: Уилсон спрашивал, не могла бы ты присоединиться к нему для дополнительных занятий в тире. Он думает, что ты готова к тренировкам с винтовкой и, наверное, ждёт тебя прямо сейчас.

Мэдлин несколько раз моргнула, чтобы вернуть себе самообладание, а затем посмотрела на Джорджа. Он лгал, и этот факт, несомненно, был очевиден для всех. Но, тем не менее, она была ему благодарна.

— Спасибо, — сказала она, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Я сейчас пойду туда.

Она снова посмотрела на Эдриан и внутренне вздрогнула, увидев в глазах другой женщины выражение триумфа, который та намеренно не скрывала, а затем вышла из комнаты.

________________________________________


Эдриан вернулась в свой кабинет, борясь с сильным желанием вымыть руки после встречи с самым молодым новобранцем Второго Отдела. Вживую Мэдлин оказалась еще более неприятной и вызывающей беспокойство, чем ожидала Эдриан. Это безучастное выражение лица, этот холодный контролируемый голос и эти почти чёрные глаза, в которых ничего не отражалось. Эдриан не могла заставить себя коснуться протянутой руки молодой женщины, не могла удержаться от того, чтобы не затронуть её ужасное прошлое. Но она была одновременно удивлена и рада, что её поведение вызвало ответную реакцию. По крайней мере, девушка чувствовала страх, а это означало, что её ещё можно контролировать.

Слегка встряхнувшись, Эдриан выкинула из головы воспоминания об этой встрече и села за свой стол. Как всегда, перед ней лежала стопка папок. Она просмотрела их, пытаясь решить, с чего начать, но одна папка привлекла её внимание.

«Потенциальный рекрут — Юго-Восточная Азия», — гласила надпись.

Эдриан взяла документ и начала читать.

Лейтенант Пол Вулф, армия США. Последние семь лет он находился в плену во Вьетнаме, большую часть из которых провел в карцере или подвергался неописуемым пыткам. Он никогда не падал духом, и его пример вдохновлял на такое же сопротивление всех его товарищей по заключению. Хотя он и не был самым старшим офицером в лагере, тем не менее, де-факто его считали лидером, и его тюремщики заставляли его страдать за это.
Эдриан с восторженным изумлением читала каждое слово в досье Вулфа. Она знала — знала, даже ещё не видя этого человека, — что он тот самый, тот преемник, которого она так долго искала. Чтобы принять на себя моральное руководство более чем сотней человек, несмотря на невысокое звание, и продержаться при этом семь долгих лет, он должен был обладать непревзойденной силой характера. Такой человек, как он, тот, кто противостоял врагу, ни разу не дрогнув, должен был по своей природе понимать, насколько важна работа Первого Отдела. Этот человек знал врага и знал, что такое зло, и он показал, что не пойдет на компромисс ни с тем, ни с другим. Он был идеальным противоядием от циничных молодых людей, которые всё больше пополняли ряды организации, идеальным лидером для следующего поколения.

Джордж, конечно, будет сопротивляться. Он всегда выступал против вербовки оперативников с твёрдыми принципами, считая, что они слишком упрямые и что с ними трудно работать. Несмотря на все таланты Джорджа, это был его главный недостаток. В конце концов, если она оставит всё на его усмотрение, он наполнит их организацию людьми вроде Мэдлин — аморальными созданиями, из-за которых Агентство превратится в бездушную бюрократию.

Слава Богу, Пол Вулф может спасти их от этого.

________________________________________


— Я очень доволен ходом твоего обучения, — сказал Джордж, откинувшись в кресле. На самом деле, он был более чем доволен — она оказалась всем, на что он надеялся.

Мэдлин посмотрела на него в ответ с тем обычным вежливым выражением, которое она всегда принимала во время их бесед.

— Спасибо.

— Более того, я полагаю, что ты готова к своему первому заданию.

Джордж взял со стола папку с документами и протянул ей.

— Это твоё досье. Внимательно изучи его. Тебе нужно будет запомнить каждую деталь, так как взять его с собой ты не сможешь.

Мэдлин открыла папку и начала листать.

— Мы зачислили тебя в университет в Париже под вымышленным именем в качестве студентки. Детали твоей личности и биографии находятся в папке. Ты уезжаешь через три дня. Перед отъездом Эстер даст тебе одежду и другие вещи на первое время.

Мэдлин посмотрела на Джорджа с озадаченным выражением лица.

— В чем заключается моя миссия? — спросила она. В досье содержалась лишь справочная информация о её новой личности, но ничего более.

— В настоящий момент твоя задача — устроиться под новой личностью. И встречаться со своими кураторами, когда прикажут. Больше ничего, — Джордж сделал паузу, размышляя, стоит ли говорить ей о том, каков на самом деле характер её миссии, насколько критически важной и одновременно опасной она будет, но затем решил, что это преждевременно. — На этом всё.

Она встала и повернулась, чтобы уйти. Проводив её взглядом, он пересмотрел свое решение. Он не мог предоставить ей конкретные сведения, но, возможно, будет уместно некое предупреждение.

— Но не слишком расслабляйся, — окликнул он её, когда она выходила из комнаты. — Возможно, пока Отдел и не требует от тебя многого, но всё изменится.

________________________________________


Джордж со стуком поставил свою чашку, хмуро глядя на папку, лежавшую перед ним на столе. Нахмурившись, он покачал головой.

— Этот Вулф — не лучший кандидат. Он слишком упрям, слишком своеволен. Мы не сможем с ним работать.

Эдриан улыбнулась и сделала глоток чая. Джордж был таким предсказуемым. Она предвидела почти каждое слово его возражений.

— Именно это и делает его идеальным. Мне нужен лидер, а не ведомый, Джордж.

Джордж нахмурился ещё сильнее.

— И он будет сопротивляться или попытается сбежать. Он не видел свою семью семь лет, неужели ты думаешь, что такой человек сможет просто бросить их?

— Значит, нам нужно склонить его к нужному решению, не так ли?

Джордж отвел взгляд с кислым выражением лица. Этот взгляд в сочетании с тенью на щеках там, где начала пробиваться щетина, придавал ему удивительно старый для его возраста вид — старый и уставший. Ещё одна причина, почему им нужна новая кровь, решила Эдриан.

— Я хочу его, Джордж, — твёрдо сказала она, — сделай всё необходимое, чтобы он согласился присоединиться к нам. Если его семья — это проблема, возможно, мы сможем как-то разорвать эти узы. Например, если он узнает, что его жена изменяла ему?

— Но она не изменяла.

— И почему это должно мешать? — Эдриан бросила на Джорджа укоризненный взгляд.
Тот вздохнул. Он всё ещё продолжал противиться. Как бы она ни ценила своего заместителя, возможно, ему следовало напомнить, кто здесь главный.

— У нас есть средства, Джордж. Используй их, — сказала она самым холодным тоном, на который только была способна.

Он молча кивнул и снова отпил из своей чашки. По тому, как поникли его плечи, она поняла, что выиграла эту битву. Однако не мешало бы прояснить свою позицию.

— Кстати, Джордж, я не хочу слышать ни о каких удобных несчастных случаях или самоубийствах. Я знаю, что ты не одобряешь его вербовку, но это мое решение.

Она тепло улыбнулась ему, и, увидев мгновенную вспышку в его глазах, поняла, что её утверждение авторитета было принято.

— Я терпимо отнеслась к некоторым твоим решениям по поводу новобранцев, — напомнила она. — Тебе придется сделать то же самое с моими.

________________________________________

Дом. Мысль о возвращении домой наполнила сердце Пола такой радостью, какой он не испытывал все эти ужасные семь лет. После первого года или двух он почти не мог даже думать о доме — тоска и одиночество становились непереносимыми.

И вот сейчас он возвращается домой. Этого стоили все годы страданий — пытки, потеря друзей от голода и болезней, насмешки тюремщиков, когда война обернулась против американцев. Он был уверен, все эти воспоминания исчезнут, как только он вернется домой.

Он улыбался и шутил со своими приятелями, ожидая очереди в грузовики, которые должны были вывезти их из этого лагеря. Настроение было жизнерадостным и веселым, несмотря на то, что они были на проигравшей стороне.

— Старик, первое, что я сделаю, так это съем большой стейк, картофель фри и шоколадное мороженое, — сказал истощенный рядовой, подпрыгивая от возбуждения.

— А я пойду в одно из тех мест, где можно есть всё. Меня придется вытаскивать оттуда, — рассмеялся другой заключенный.

— Еда? Черт возьми, ребята, это просто жалко, — ответил им третий, — Я собираюсь найти какую-нибудь горячую мамочку и заниматься любовью, а не войной!

Ряды солдат разразились бурным смехом. Пол не мог вспомнить, когда он в последний раз слышал такой смех — настоящий, а не горький смех людей, пытающихся забыть о своих страданиях.

Шеренга двинулась вперед, а военнопленные продолжали забираться в грузовики. Пол шагнул вперёд вместе с ними, но остановился, почувствовав как кто-то хлопнул его по руке. Обернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит вьетнамский охранник.

— Ты пойдешь со мной, — приказал тот.

— Что?

— Фан хочет поговорить с тобой.

— Что ж, Фан может идти в жопу. Я больше не заключенный, ясно?

Охранник достал пистолет и направил его Полу в лицо.

— Ты пойдешь со мной, — повторил он.

В рядах мужчин воцарилась тишина, они ждали, что сделает Пол. Рука охранника дрожала, по виску медленно стекала струйка пота; он выглядел взвинченным, словно любое резкое движение или громкий звук могли спровоцировать его на выстрел. Не желая подвергать опасности себя — или других людей, которые были так близки к тому, чтобы выбраться из этого ужасного места — Пол отступил.

— Ладно. Думаю, Фан хочет попрощаться со мной лично. Придержите для меня место в грузовике, парни.

Сообщение отредактировал Anabelle: Пятница, 11 ноября 2022, 14:48:37

Глава 4

________________________________________

1999

Услышав, как Джордж повесил трубку, Мэдлин устало отложила телефон и вернулась к компьютеру. У нее было ужасно много работы, не только по миссии Маркали, но и по нескольким другим, и она знала, что это будет еще одна долгая и утомительная ночь. Для разнообразия, она открыла профиль миссии на Шри-Ланке, которая должна была начаться через три дня. На несколько приятных минут она отвлеклась на детали стратегии и стала единым целым со своей работой, погрузившись в плавные изгибы графиков, красочно вспыхивавших на её экране, поглощенная безупречной ясностью данных, которые предстояло оценить и проанализировать. Но пока она работала над документом, слова Джорджа всплыли из глубины её сознания, мешая ей сосредоточиться.

Джордж был абсолютно прав: хуже, чем Никиту для миссии Маркали было выбрать невозможно. При мысли о том, как много различных вариантов будет у этой безрассудной молодой оперативницы, чтобы всё запороть Мэдлин стало физически плохо от страха. Но Пол настаивал на использовании Никиты, злясь и огрызаясь, когда Мэдлин пыталась его переубедить.

Никита была таким странным выбором для этого профиля, и всё же это был не первый раз, когда Пол привлекал её к миссии, которая касалась его лично — он сделал то же самое два года назад, когда жизнь его сына была под угрозой. Конечно, Мэдлин не должна была знать об этом. Пол не сказал ей. Он не верил, что она захочет нарушить правила ради Стивена, не верил даже, что она будет смотреть на его действия сквозь пальцы. Обычно он доверял ей во всем. Тот факт, что единственное исключение касалось благополучия его сына, был величайшей иронией судьбы, хотя он не знал об этом — более того, ему бы никогда не позволили узнать об этом. Но она-то это понимала прекрасно. Это грызло её все эти два года, открывая в душе безобразную рану — рану, которую растравила миссия Маркали.

Детали операции на Шри-Ланке поблекли. Она сидела, уставившись на экран компьютера, оцепеневшая и неподвижная, пока, наконец, не закрыла глаза, положила ладони на прохладное стекло стола и заставила свой разум проясниться. Всё, что она скрывала от него, было для его же блага. Она должна была продолжать верить в это. Альтернатива — что она предала его — была настолько ужасна, чтобы она не могла даже думать об этом.

________________________________________

1975

Пол медленно пересек главный зал, изучая планировку здания и сотрудников своей новой работы, впитывая каждую деталь для будущего применения. Первый Отдел заинтриговал его. Несмотря на то, что в нем ощущалось что-то от военной организации, он излучал более тонкую, более сложную энергию. Это не была сложность такой организации, как Пентагон, где он недолго работал молодым офицером армии США перед отправкой во Вьетнам. Нет, там была громоздкая структура огромной негибкой бюрократии. Сложность Первого Отдела была иной, почти органической — она ощущалась как работа единого коварного ума. И Полу хотелось понять его, помериться с ним интеллектом.

Он больше не жалел, что его прежняя жизнь осталась позади. На самом деле, у него не было никакой «прежней жизни», к которой можно было бы вернуться, как показали фотографии Коринн, снятые скрытой камерой, на которых она была запечатлена в компании нескольких бойфрендов. Пройдя через первоначальное слепое отчаяние, он перешел к более терпимой горечи. Да, она предала его, не прождала даже трех месяцев после начала его службы, прежде чем искать утешения у других мужчин. Но это доказывало её слабость, а не его. Её ничтожность позволила ему заниматься тем, в чём, как он все больше и больше чувствовал, заключалось его призвание — защищать уязвимых и невинных. В армии у него это не вышло — фактически, он никогда не был уверен, кто же на самом деле невиновен во Вьетнаме, где все казались врагами. Но здесь это было возможно. Здесь многое было возможно.

Его мысли прервались, когда он заметил, как кто-то наблюдает за ним из дальнего угла. Сухопарый мужчина с длинными волосами и в бандане смотрел на него странным взглядом, будто он узнал его. Пол почувствовал, как страх медленно поднимается по шее.

«Этот человек знает меня, но я не знаю его», — подумал он.

Тусклый проблеск страха заставил Пола вспотеть. Взгляд этого человека напомнил ему о кошмарах, которые он видел постоянно. Это были пугающие сны о людях и событиях, которые казались причудливо знакомыми, и он чувствовал, что должен был знать их, но не знал. Кошмары вызывали чувство дезориентации, которое преследовало его и в часы бодрствования, несмотря на его попытки отгородиться от них постоянной работой и занятостью.

Сейчас впервые когда он не спал, он ощутил то назойливое неясное узнавание. Впрочем, это давало определенную возможность. Он снова взглянул на мужчину и сглотнул. Он не мог противостоять своим снам, но он прекрасно мог противостоять этому человеку.

Он медленно, но уверенно пересек зал. Его шаги отдавались резким эхом, пока он не остановился перед мужчиной.

— Мы знакомы? — спросил Пол тоном, рассчитанным на легкую провокацию.

Другой мужчина с взволнованным и неловким видом принялся переступать с ноги на ногу.

— Нет, ты, должно быть, перепутал меня с кем-то другим.

— Забавно, это ты смотрел на меня так, будто откуда-то меня знаешь.

Воцарилось неловкое молчание. Наконец второй мужчина нарушил его.

— Нет, — сказал он, покачав головой,— Я просто заметил, что ты один из новеньких.
Затем мужчина улыбнулся и протянул руку. Пол в ответ протянул свою и отметил, что у его собеседника крепкое рукопожатие. Странно, но стоя сейчас перед этим человеком, Пол больше не чувствовал никакого страха. Возможно, его сны начали искажать его восприятие реальности, и это был лишь обычный оперативник, не тот, о ком стоило беспокоиться.

— Добро пожаловать на борт, — приветливо сказал мужчина, — Я Вальтер.

— Пол.

— Так ты закончил своё обучение?

— Да. Они пару лет заставляли меня учить языки — русский, чешский, много этих восточноевропейских языков.

— И это всё обучение, которое ты получил? — в голосе Вальтера прозвучало и недоверие, и легкое беспокойство.

— Мне было больше ничего не нужно. Я ветеран боевых действий, — Пол расправил плечи и посмотрел ему в глаза, — У тебя с этим проблемы?

Вальтер нахмурился.

— Нет. А что?

— Ты одеваешься как хиппи. Я подумал, ты должно быть какой-нибудь антивоенный активист. Ну, знаешь, из тех, что ходят и плюют на таких, как я.

Пол сузил глаза, чтобы взглянуть на него. Если ему придется столкнуться с кем-то по поводу своей биографии, то чем раньше он это сделает, тем лучше.

Вальтер встретил взгляд Пола и обиженно нахмурился.

— Я был здесь всю войну, сынок. Отвечал за оружие, между прочим. То оружие, на которое ты будешь полагаться, чтобы спасти свою задницу в полевых условиях. То, которое должно быть в хорошем рабочем состоянии.

Поняв, что он неправильно оценил этого человека, Пол расслабился. Вальтер на мгновение оглядел Пола с ног до головы, но затем усмехнулся.

— Послушай, парень, я одеваюсь так, потому что это позволяет мне хорошо выглядеть. Не хочу разочаровывать дам, понимаешь?

— Больше ни слова, — рассмеялся Пол и хлопнул Вальтера по спине, — Раз уж ты старожил, может, посоветуешь что-нибудь?

— Конечно. Не высовывайся, прикрывай задницу и будь вежлив с оружейником.

— Ну, все, кто меня знает, знают, что первые два пункта не про меня. Но в последнем я последую твоему совету.

________________________________________

Вестибюль офиса был переполнен оперативниками; все немногочисленные стулья были уже заняты, поэтому несколько человек расположились на полу. С самого утра они ждали, когда их уже, наконец, вызовут к Джорджу. Одни читали книги, другие жевали жвачку, третьи дремали, поднимая голову только тогда, когда называли имя следующего человека.

Второй Отдел обычно управлял своими агентами через кураторов низшего звена, но раз в год Джордж требовал личных встреч. Для Мэдлин это была уже вторая такая встреча. Первая, которая произошла год назад, длилась всего пять минут, и она была возмущена тем, что ей пришлось ждать целый день только для того, чтобы её так быстро отпустили.

В этот раз, однако, она была настроена более спокойно. Ежегодный визит был единственным шансом увидеть своих коллег-агентов и обменяться рассказами об их заданиях. Если она будет достаточно внимательна, то сможет узнать из разговоров в вестибюле что-нибудь полезное. Она внимательно оглядела комнату, наблюдая за людьми, пытаясь угадать, в чем заключается задание каждого.

Движение в другом конце комнаты привлекло её внимание. Мускулистый оперативник по имени Томас встал и медленно пошел к ней, кожа его мотокуртки угрожающе поскрипывала. Он остановился перед ней, но смотрел вниз на Кристин, хрупкую женщину со светло-каштановыми волосами, которая сидела в кресле рядом с Мэдлин. Мэдлин помнила их обоих ещё с тех времен, когда была новобранцем: о Кристин, которая была её напарницей по многим учебным заданиям, у Мэдлин сохранились хорошие воспоминания; о Томасе — наоборот. На самом деле, самым ярким воспоминанием Мэдлин о нём была истерика, которую он закатил, когда она обошла его на стрельбище.

— Так для какого задания нужны такие модные наряды? — спросил он с легкой усмешкой. Кристин действительно была необычайно хорошо одета по сравнению с остальными, большинство из которых носили одежду, соответствующую их ролям приспешников террористов или преступников.

— Моя миссия заключается в том, чтобы ходить на свидания. Много свиданий, — ответила Кристин с кокетливой улыбкой.

Собравшиеся в комнате оперативники разразились смехом.

— За этим должно быть что-то большее, — недоверчиво произнес Томас.

— Нет, я абсолютно серьёзна. Не знаю, может быть, это ведёт к чему-то другому, но пока это действительно всё, что они от меня требуют. В остальном я просто веду спокойную жизнь.

Томас поджал губы и задумчиво почесал свою бородку.

— Работенка как будто непыльная. Ты, должно быть, один из тех «спящих» агентов, которые годами не выходят на связь, — он вздохнул, — А я торгую наркотиками с очень крутыми плохими парнями. Моя работа — слушать их, когда они под кайфом, и смотреть, не выдадут ли они какую-нибудь информацию. Если конечно, они не играют на кухне со взрывчаткой. В один прекрасный день они взорвут себя, и я надеюсь, что меня там не будет.

— Да вам, считайте, просто повезло, — вмешалась другая оперативница Сандра, — Я замужем за террористом. И то, что он заставляет меня делать..., — она слегка вздрогнула, и голос её сорвался.

Кристин отвернулась от Сандры и Томаса с видом легкого дискомфорта от того, какое направление принял разговор.

— Так, а чем ты занимаешься, Мэдлин?

— Я студентка университета, — просто ответила Мэдлин.

— И это всё? — спросила Сандра, — ты не должна шпионить за студентами из радикальных группировок или что-то в этом роде?

— Нет. На самом деле, мне сказали держаться от них подальше.

— Ты просто ходишь в университет, и Отдел платит за это? — спросил Томас, насмешливо фыркнув.

— Примерно так, — ответила Мэдлин, чуть улыбнувшись.

Сандра и Томас несколько мгновений смотрели на неё.

— Ну, здесь меня действительно поимели, — возмутилась Сандра.

— Нас обоих с тобой, сестра, — сказал Томас, — Нас обоих, блин.

Мэдлин с грустью слушала, как они жалуются. Они посчитали бы её сумасшедшей, но на самом деле она им завидовала. Они выполняли реальные задания, против реальных врагов, с реальными целями. Она же, напротив, жила как бы в подвешенном состоянии, ожидая, что что-то произойдет, но, не зная, произойдет ли это вообще.

Поначалу она получала огромное удовольствие от студенческой жизни — это был первый раз на её памяти, когда она вела хоть что-то похожее на нормальную жизнь. Даже лучше, чем нормальную — командировка в такое гламурное место, как Париж, с собственной квартирой и щедрым довольствием, была почти невообразимой роскошью, настолько далёкой от её прежней жизни, что это почти не укладывалось в голове. Наслаждаясь обретенной свободой, она потратила все свое деньги за первый месяц на наряды и была вынуждена пару недель после этого питаться одним хлебом. Это могло бы показаться воплощением мечты, если бы не тот факт, что Мэдлин никогда не позволяла себе слабость предаваться фантазиям.

Конечно, были требования, но до поры до времени они казались довольно незначительными, единственным исключением была учёба. Отдел выбрал для неё в качестве специализации психологию, и это нервировало её; на самом деле, выбор показался ей извращенной шуткой. Тем не менее, она усердно училась — её кураторы ясно дали понять, что это часть её задания. На удивление, курсовая работа оказалась интересной. Она никогда не испытывала особого уважения к практикующим врачам этой специальности, когда ей приходилось иметь с ними дело; в больницах она часто развлекалась тем, что по ночам пробиралась в кабинеты врачей и веселилась над той ерундой, которые они записывали в её карту. Но теперь она поняла, что это были просто халтурщики — в руках квалифицированного человека знания, которые она получала, могли быть необычайно эффективными.

Однако, помимо учебы, поначалу казалось, что ей позволено делать всё, что угодно, — что у неё есть настоящая жизнь, с настоящими возможностями. Однако постепенно, болезненно, она убедилась в обратном. За каждую ошибку она получала предупреждение; если она игнорировала предупреждение, она получала наказание. В конце концов, ей больше не нужно было ни то, ни другое. В реальности, как она теперь понимала, её жизнь была точно определена и строго ограничена. Подлинное общение с людьми было запрещено; разрешалась лишь поверхностная имитация. Во Втором Отделе, по крайней мере, было товарищество, связанное с общим секретом; вне Отдела она была лишь тенью человека, которая едва существовала.

________________________________________

Джордж внимательно осмотрел Мэдлин, когда она вошла в его кабинет на ежегодное собеседование. Она улыбнулась на долю секунды и села в кресло, аккуратно сложив руки на коленях. Он отложил её папку и улыбнулся в ответ.

— Мэдлин, рад снова видеть тебя. Как Париж?

— Очень красивый.

Её тон и выражение лица были приветливыми, даже теплыми, но он уловил скрытую настороженность.

— Ты хорошо выглядишь. Студенческая жизнь — или может французская еда — идут тебе на пользу.

Как и французская мода, отметил он, но решил не упоминать это.

— Спасибо.

И снова она дала ему лишь самый минимальный ничего не говорящий ответ. Он надеялся, что она ответит более свободно, как это делали другие оперативники — их болтовня часто оказывалась гораздо более информативной о состоянии дел на задании, чем официальные доклады. Но она отказывалась выдавать что-нибудь. И хотя в данный момент это было досадно, она проявила достойную восхищения осторожность. Это был ещё один показатель того, что он выбрал её правильно.

Он вздохнул и снова потянулся к папке.

— Пришло время приступить к следующему этапу твоей миссии.

Она серьезно кивнула.

Джордж открыл папку, достал фотографию и протянул ей. Он смотрел, как она изучает фотографию, и ждал, когда она поднимет глаза. Интересно. Маска молодой женщины наконец-то спала — она выглядела настороженной, почти в предвкушении.

— Доктор Ардем Оганян. Профессор психологии в вашем университете. Он ведущий эксперт в Европе по гипнотерапии. Твоя задача познакомиться с этим славным доктором поближе. Постарайся сблизиться с ним, поработать с ним и узнать всё, что сможешь о его методиках и занятиях.

— С какой-то конкретной целью?

— Это и есть цель. Просто узнай всё, что сможешь о его работе и сообщи нам, — он доброжелательно улыбнулся, — Видишь ли, мы в Агентстве интересуемся широким спектром академических исследований — это лишь одна из многих областей, за которыми мы следим.

На мгновение её лицо погрустнело. Затем она слегка переместилась на стуле, и это впечатление исчезло. Если бы Джордж не провел столько лет, читая людей, он бы совершенно не заметил этой реакции.

Он удивленно поднял бровь. Если он правильно истолковал увиденное, она была разочарована тем, что её задание не оказалось более серьёзным. Большинство оперативников восприняли бы эту новость с большим облегчением — хорошая безопасная исследовательская миссия, как правило, благоприятно сказывается на продолжительности жизни. С другой стороны, когда-то она вела гораздо более опасную жизнь. Возможно, ей просто стало скучно. Что ж, скоро это изменится. Исследования профессора можно было охарактеризовать по-разному, но их точно нельзя было назвать скучными.

________________________________________

— Пол, — голос Коринн отдавался странным эхом.

Он отчаянно искал её глазами, но куда бы он ни посмотрел, он видел лишь клубящийся серый туман. Он окутывал, душил своими влажными леденящими путами, пока Пол не начал в панике отбиваться от него. Среди тумана показался просвет, обнажив темную пустоту — и там, вне пределов досягаемости, он увидел её лицо мерцающее и размытое, черты которого были не вполне различимы.

— Пол, — снова позвала она, плача, — почему ты не вернулся домой? Я скучаю по тебе. Я ждала тебя.

Он протянул руку, пытаясь подойти к ней, но не мог сдвинуться с места, как будто его ноги были зафиксированы в цемент. Он боролся, а потом...

Резко дернувшись, он проснулся. Во сне он сбросил одеяло на пол и теперь дрожал от холода. Пол встал, поднял одеяло и попытался выкинуть сон из головы. Но обвиняющий образ не желал уходить.

— Черт возьми, Коринн, почему ты не оставишь меня наконец в покое? — спросил он вслух, — Это ты вонзила нож мне в спину, помнишь?

Он снова забрался под одеяло, но леденящий до костей холод не отпускал его.

«Почему она не дождалась меня?» — спрашивал он себя. Он любил её, а она любила его — он был абсолютно уверен в этом. Он не мог настолько ошибаться в ней. И всё же, очевидно, ошибался — в то время как он страдал от приступов вины за то, что угостил парой стаканчиков хозяйку бара в Сайгоне, она была... была... Боже. Он не мог даже думать об этом.

В отчаянии он пнул одеяло. Хватит. Он не мог дальше так жить — гложущая неизвестность медленно убивала его. Неужели она никогда не любила его, неужели его прошлое было сплошной ложью? Если так, то черт с ней. Но если нет, если это было какое-то ужасное недоразумение, если бы она могла просто признать, что была слаба или испуганна или одинока, возможно, он смог бы простить её. И если она действительно скучала по нему, действительно хотела его, то даже демоны из ада не смогли бы увести его от неё.

Он всегда верил в то, что нужно смотреть проблемам в лицо. Он узнает, любила ли она его когда-нибудь по-настоящему, узнает, и тогда, так или иначе, эти сны прекратятся. Её, должно быть, несложно найти. В конце концов, Первый Отдел следил за ней и снабжал его бесконечной серией проклятых фотографий. Изучив незаметно эти файлы, он найдет её и спросит её сам.

________________________________________

Мэдлин вошла в аудиторию и быстро осмотрелась. Большинство студентов, кажется, предпочитали сидеть в середине, поэтому она осторожно пробралась к переднему ряду и нашла место чуть в стороне от центра. Видавший виды деревянный стул громко заскрипел, и она с извиняющимся видом улыбнулась студентам рядом с ней и достала свой блокнот.

Её роль заключалась в том, чтобы сыграть увлеченную, восторженную студентку. Для этого она провела последние несколько недель, читая и заучивая каждую статью Ардема Оганяна, а также всё, что когда-либо было написано о нём. В мире психологии его разработки были настолько передовыми, что вызывали острые споры, а его деятельность простиралась гораздо дальше академических исследований. Он был в некотором роде политическим оводом, постоянно летая по всему миру на конференции по разоружению и межкультурному взаимопониманию, но наибольшее внимание привлекла его работа по реформированию тюрем. Он утверждал, что даже закоренелые преступники могут быть реабилитированы с помощью его уникального метода гипнотерапии. Пока что только одно учреждение в Бельгии позволило ему запустить пилотную программу и только для заключенных, совершивших ненасильственные преступления, но нулевой процент рецидивизма привлек значительное внимание СМИ. С его упором на действенные методы лечения он казался противоположностью тех психотерапевтов, с которыми Мэдлин пересекалась в медицинских учреждениях и которые, казалось, всегда довольствовались тем, что держали своих пациентов под контролем препаратов, изолированными и не мешающимися под ногами.

Она подняла глаза, когда на кафедру вышел невысокий худощавый мужчина с копной вьющихся белых волос. Он улыбнулся почти застенчиво, поправил очки, сползшие на нос, и начал урок. Когда он заговорил, застенчивость исчезла. Его французский был окрашен явным армянским акцентом, а по ходу лекции доктор часто вставлял в истории болезней самокритичные шутки. Студенты часто смеялись, что редкость в университете, где большинство профессоров считали себя слишком важными, чтобы постараться сделать свои лекции поинтереснее.

Делая пометки, она чуть сместилась на сидении и вздрогнула, когда её стул издал оглушительный скрип. Оганян остановился на полуслове, и море голов повернулось в её сторону; она почувствовала, что краснеет от смущения, но затем пожала плечами, стараясь выглядеть невозмутимой. Остальные студенты засмеялись, и их внимание вернулось к лекции. Оганян, однако, не мог отвести от неё взгляд. Он молча смотрел на неё, и в его больших темных глазах отразились шок и замешательство. Через несколько секунд он слегка встряхнулся, казалось, пришел в себя и продолжил. Но она заметила, что на протяжении всей лекции он бросал на неё мимолетные взгляды со странным затравленным выражением лица.

По окончании лекции она присоединилась к группе студентов, окруживших Оганяна и жаждущих поговорить с ним. Как и многие известные интеллектуалы, он привлекал толпы поклонников, и эта лекция не стала исключением. Они беспрерывно тараторили, пытаясь доказать, как много они знают — у них не было вопросов, но вместо этого, казалось, они хотели получить комплименты, одобрение и поглаживание по голове от своего героя. Один за другим, он ловко отстранял их, и, в конце концов, повернулся к Мэдлин.

— Да, мадемуазель, вы долго ждали.

— У меня есть вопрос, если у вас ещё есть время ответить.

— Конечно! — он любезно улыбнулся, — Прошу вас.

— Я слышала, что при гипнотической регрессии возникает большое количество ложных воспоминаний. Не помешает ли это лечебному процессу?

Другие студенты, казалось, были шокированы тем, что она решила поспорить с ним вместо того, чтобы просто выразить уважение; она даже заметила, как один из них закатил глаза. Но доктор усмехнулся, казалось, что он обрадовался вопросу.

— Напротив. Ложные воспоминания в худшем случае несущественны для результата, а в лучшем — чрезвычайно полезны.

— Но терапия должна быть направлена на выявление причины заболевания. Ложные воспоминания могут усложнить этот процесс, — она упорно продолжала отстаивать свою точку зрения, не обращая внимания на взгляды других студентов.

— Но ложные воспоминания так же показательны, как сны или тест Роршаха.

— Если психотерапевт знает, что они ложные, — она пристально посмотрела на него.

Он откинул голову назад и рассмеялся, похоже, довольный её проницательностью.

— Очень хорошо! Да, это проблема. Но эту проблему можно решить довольно легко.

— Как? — вежливо спросила она.

— Специально создавая ложные воспоминания и наблюдая, как пациент реагирует на них.

При этих словах Мэдлин подняла брови, искренне удивленная его ответом.

Он широко улыбнулся.

— Но это обсуждение действительно требует большого количества времени. Почему бы вам не пройти в мой кабинет? Я могу одолжить вам несколько книг, которые, как мне кажется, могут оказаться для вас весьма интересными.

Под взглядами других студентов Оганян взял Мэдлин под руку и вывел из аудитории. Ей было трудно удержаться от смеха. Всё оказалось слишком просто. Она ожидала, что ей придется приложить гораздо больше усилий, чтобы выделиться из толпы студентов, борющихся за его внимание.

Пока они шли, он начал расспрашивать её о себе. Он вел себя вежливо и галантно, говорил теплым тоном, что свидетельствовало о неподдельном интересе к её ответам. Она рассказала ему свою легенду, слегка приукрасив её, чтобы придать ей немного жизни, а он кивал, внимательно слушая.

Когда она закончила, он какое-то время молчал. Они прошли ещё несколько шагов, затем он остановился и повернулся к ней с вопросительным выражением лица.

— Мне кое-что интересно, — сказал он.

— Да?

— Почему вы учитесь во Франции? В Америке так много прекрасных университетов.
Некоторое время она размышляла над этим вопросом. В её профиле ничего не было сказано по этому поводу, поэтому она решила добавить немного правды.

— Дома я чувствовала себя чужой. Я думала, что где-то ещё всё будет по-другому.

— Здесь по-другому?

— Нет.

Он посмотрел на неё, и в его глазах появилось выражение глубокой печали.

— Я знаю, каково это — быть чужаком, быть одиноким, — сказал он задумчиво, — Я был беженцем, знаете ли, много лет назад.

Он вздохнул, но затем с усилием заставил себя улыбнуться.

— Но вы ещё слишком молоды для подобных мыслей. Когда мы доберемся до моего кабинета, я сделаю вам чай, и мы с вами приятно побеседуем. Ммм?

________________________________________

— У него всё ещё сохраняются проблемы с адаптацией, — объявила Эдриан, входя в кабинет Джорджа, — Я хочу, чтобы это было улажено, — резко сказала она.

Джордж поднял глаза от своей работы, ошеломленный неожиданным появлением Эдриан, которая явилась без предупреждения, и обеспокоенный её столь явным огорчением.

— Эдриан, дорогая, прежде чем я смогу тебе помочь, ты должна сказать мне, кто «он».

— Пол Вулф, — огрызнулась она, а глаза её гневно сверкнули, — Он начал искать свою жену.

— Да что ты! — Джордж поднял брови в притворном изумлении. Он знал об этом уже несколько дней, но надеялся, что ему удастся скрывать этот факт от Эдриан ещё некоторое время и решить проблему тихо и незаметно, — Откуда ты знаешь?

— Я установила за ним слежку, — резко ответила она. Затем, устало вздохнув, она села и позволила своему лицу принять более мягкий вид, скорее озабоченный, чем сердитый, — Он даже лучше, чем я надеялась, Джордж. Он проводит свои миссии чётко как часы. Мы не можем позволить ему отвлекаться на личные проблемы.

Джордж задумался над дилеммой. Позволить Полу Вулфу слишком глубоко погрузиться в своё прошлое действительно представляло серьезную опасность — хотя и не по той причине, о которой думала Эдриан. Честно говоря, Джордж бы предпочел, чтобы новый оперативник отвлекся — удобный промах может привести к его гибели, и Джордж избавится от этого человека и проблемы, которую он представляет, не рискуя навлечь на себя гнев Эдриан. Но Эдриан была зациклена на Вулфе; пока что Джордж был вынужден делать так, чтобы она оставалась довольна. В конце концов, счастье Эдриан было его основной обязанностью. Когда он не справлялся, она делала его жизнь невыносимой, зато, когда он добивался успеха, она предлагала восхитительные вознаграждения.

— Я думаю, мы должны позволить ему найти её, — предложил Джордж, — Подкинем ему кое-какие подсказки, а потом дадим ему возможность понаблюдать, как она проводит время с другими мужчинами — возможно, даже издеваясь над тем глупым мужем, которого она никогда не любила. Как только он увидит её воочию, это должно стать последним гвоздем в крышку гроба.

Эдриан улыбнулась, и Джордж с облегчением глубоко вздохнул. Она была довольна. Очень довольна.

— Отлично, — промурлыкала она, — Я знала, что могу рассчитывать на тебя, Джордж. Теперь, когда всё решено, позволь мне пригласить тебя на ланч в одно прекрасное местечко.

________________________________________

Пол шел к дверям раздевалки, крепко сжимая в руке спортивную сумку. Мышцы были напряжены, а в голове всё ещё крутились слова, которые он услышал на записи со скрытой камеры.

— О, у меня неплохое пособие как у вдовы, — говорила Коринн, объясняя свою новую машину одному из своих бойфрендов, — Всё благодаря моему скучному мужу-солдату.

— Зачем ты вообще за него вышла? — спросил мужчина.

Коринн рассмеялась.

— Я хотела уехать подальше от дома. Папа всегда слишком меня контролировал. С Полом у меня появился свой дом и деньги, а если его всё время нет дома, то это всё равно, что быть одинокой девушкой.

«Сука», — подумал он, резко распахнув двери раздевалки и проходя внутрь. Может быть, несколько раундов с боксерской грушей без перчаток помогут ему почувствовать себя лучше. А если это не сработает, может быть помогут несколько раундов чего-нибудь в баре.

Не успел он завернуть за угол, за которым начинались шкафчики, как до него донесся резкий голос.

— Не могу поверить, что не я командир группы. У меня больше стажа, чем у Вулфа, — это был Ричард, сопливый мелкий хорёк, который недавно участвовал в одной из миссий Пола.

Услышав это, Пол поднял брови и остановился, наклонив голову, чтобы внимательно послушать.

— У него было достаточно опыта ещё до прихода сюда, — ответил другой голос. Чарльз. Мистер Всегда-Соблюдаю-Правила. В общем-то, достойный парень, решил Пол, но такой чертовски скучный, — И важен не стаж, а квалификация.

— Ой, хватит тут продвигать линию партии, Чарльз. Ты такой долбаный подлиза, — Ричард сделал небольшую паузу, — И всё-таки не могу поверить, что ты просто спустишь это на тормозах.

— Что ты имеешь в виду?

— Позволишь Вулфу сместить тебя с поста принца Уэльского. Неужели тебя это совсем не парит?

— Вообще-то это благословение, — засмеялся Чарльз, — Я предпочитаю более низкий статус. Так меньше становишься мишенью для соперников.

— Думаю, в этом есть смысл. На самом деле, принцу лучше быть начеку, особенно если он попытается указывать мне, что делать.

Хватит. Полу было всё равно, нравится он Ричарду или нет, или даже если он ему завидует. Но он должен был дать ему понять, что не позволит членам группы переступать черту — ни разу, и даже за его спиной. Если член группы не будет уважать его, он может ослушаться приказа, а если он ослушается приказа, может произойти катастрофа.

Пол вышел из-за угла и улыбнулся, увидев, как кровь отхлынула от лица Ричарда.

— Интересная беседа, — заметил он ровным тоном, позволив лишь нотке угрозы просочиться в свой голос, — Но мне любопытно. Что ты имеешь в виду под принцем Уэльским?

Ричард усмехнулся.

— Золотой мальчик Эдриан, следующий в очереди на трон, законный наследник — называй, как хочешь, — сказал он, — Тебя продвигают вперёд тех, кто работает здесь дольше, только потому, что ты её любимчик.

— Меня продвигают вперёд тех, кто работает здесь дольше, потому что мои стандарты выше, — Пол пристально смотрел на Ричарда, следя за тем, чтобы не моргать, — Если у тебя с этим проблемы, почему бы тебе не пойти к Эдриан и не сказать ей, что ты просто не дотягиваешь. Я уверен, она найдет для тебя какое-нибудь простенькое задание, пока ты ждешь очереди на ликвидацию.

Ричард несколько секунд выглядел встревоженным, но затем на его лице появилась ухмылка.

— Ты думаешь, ты такой крутой, Вулф. Ну, может быть, во Вьетнаме ты слышал о такой штуке как фрэггинг. До меня доходили слухи, что иногда и здесь такое случается.

Одним стремительным движением Пол обрушился на Ричарда, схватил его за воротник и с силой впечатал в стену.

— Знаешь, трусливые маленькие засранцы вроде тебя меня ничуть не пугают. Давай, попробуй убить меня. И поскольку я такой хороший парень, я даже не буду смеяться над тобой, когда у тебя ничего не получится, — затем Пол понизил голос, — Но если я поймаю тебя на чем-нибудь, что поставит под угрозу миссию, подвергнет опасности жизни членов группы или будет угрожать гражданским лицам, я отрежу тебе яйца и заставлю тебя съесть их сырыми, — он ослабил хватку и улыбнулся, — Если конечно они у тебя есть.

Ричард брызгал слюной, но не мог вымолвить ни слова в ответ.

Удовлетворенный, Пол повернулся и посмотрел на Чарльза.

— Как дела, Чарльз? — спросил он небрежно.

Уголок рта Чарльза дернулся от удовольствия.

— Я просто наслаждаюсь здешними дружескими подначками. А ты умеешь вдохновить членов своей группы на подвиги.

Пол усмехнулся.

— Надо будет как-нибудь дать тебе пару советов.

________________________________________

Не услышав ответа на свой стук, Мэдлин открыла дверь кабинета своим ключом, и та распахнулась с негромким скрипом. После нескольких месяцев занятий с Оганяном она получила неограниченный доступ в его кабинет и обширную личную библиотеку. Его добродушное старомодное поведение маскировало строгую академическую дисциплину: задания, которые он ей давал, требовали, чтобы она оставила в стороне почти всё остальное — другие занятия, социальную жизнь, отдых, а иногда даже сон. Сначала он удивлялся, что она готова так много работать, а теперь, похоже, хотел посмотреть, как далеко он сможет её завести. Тем не менее, с каждым выполненным заданием он выглядел всё более довольным. На этот раз он предложил ей выбрать любую книгу из его библиотеки и прокомментировать её. Он сформулировал своё предложение так, как будто бы он предлагал ей нечто легкое, отдых от её тяжелой работы. Но она знала, что это будет не так — даже выбор книг был частью теста.

Потянувшись к выключателю, она услышала шум — легкий вздох, дрожащее дыхание. От испуга она застыла на месте. Затем, когда глаза привыкли к темноте, она увидела Оганяна, склонившегося над своим столом, и хотя тени скрывали его лицо, ей показалось, что он плачет.

— Вы в порядке? — она не могла поверить своим глазам.

Когда он поднял на неё взгляд, его лицо исказило страдальческое выражение, и она увидела, что он держит в руке рамку с фотографией.

— У неё сегодня день рождения, — печально произнес он.

Когда она недоуменно нахмурилась, он протянул ей фотографию. Она посмотрела на неё и свела брови, пытаясь разглядеть изображение в тусклом свете. Но тени явно играли с ней злую шутку — похоже, на фотографии была она сама. Невозможно.

Она подошла к выключателю и включила свет. И застыла в изумлении, снова посмотрев на фото. Это была её фотография — или нет, не совсем. Присмотревшись внимательнее, она заметила разницу в прическе и одежде, другая форма челюсти, лицо чуть короче.

— Кто это?

— Анна. Моя дочь.

Она удивленно моргнула, не зная, что сказать.

— Она умерла, — тихо сказал он, с трудом сдерживая слезы.

— Мне так жаль. Я понятия не имела, — она покраснела, чувствуя стыд за то, что так неожиданно вторглась в личное горе этого человека.

— Девять лет назад, автокатастрофа, — он поднял на неё глаза, и в его взгляде промелькнуло бесконечное отчаяние, — Ты знаешь, это был не несчастный случай, её убили.

— Откуда вы знаете... — пробормотала Мэдлин.

— О, человек должен знать такие вещи, — перебил он дрогнувшим голосом, — Это должно было быть наказанием за мою работу, — добавил он с горечью.

— Наказанием? — она была озадачена, — Я не понимаю.

Он нетвердо поднялся и обошёл стол, чтобы оказаться рядом с ней. Он смотрел ей в глаза, и по его лицу текли слезы.

— Такое чувство, что она почти ожила, — прошептал он, протягивая руку, чтобы погладить её по щеке. Она невольно вздрогнула от его прикосновения.

Он смотрел на неё несколько долгих неловких минут. Затем в его глазах появился странный новый свет.

— Но есть и разница, — тихо сказал он, слезы потекли медленнее, — она была милой девушкой и очень умной, но она никогда не интересовалась моей работой, она никогда не понимала её. На самом деле, я отгораживал её от этого, — он глубоко вздохнул и нахмурился в раздумье, — Но ты, я думаю, смогла бы понять. У тебя есть жажда знаний, как и у меня. И я думаю, что ты можешь быть достаточно сильной.

— Достаточно сильной?

— Я уже давно думаю об этом. Я становлюсь старше. Мне нужен кто-то, кто сможет продолжить дело, когда меня не станет, кто сможет завершить то, что я начал, — он засиял с выражением человека, нашедшего долгожданное сокровище, — Я хочу, чтобы этим человеком стала ты.

Она прочистила горло. Её задание не оставляло ей иного выбора, кроме как согласиться, хотя странный характер их разговора начинал беспокоить её.

— Я стану, — ответила она.

В его темных глазах заплясали искорки веселья.

— А ты не хочешь сначала узнать, что это за работа?

— Разве это не ваши исследования в области гипнотерапии? Реабилитация преступников?

— Это сторона дела для широкой публики. Но это лишь верхушка айсберга. Нет, здесь что-то гораздо большее.

Он рассмеялся — это был всё тот же смех, который очаровывал его студентов, но теперь в нем было что-то зловещее. Он вернулся к своему столу и сел, жестом пригласив её сделать то же самое. Она настороженно села и принялась слушать его объяснения.

— Я нахожусь в поиске понимания человеческого разума, — сказал он, его голос был мягким и немного отстраненным, — Нет, больше, чем понимания — контроля над ним. Мои исследования связаны с созданием и манипулированием ментальными процессами: воспоминаниями, мыслями, эмоциями, восприятием.

Он сделал паузу, его глаза мерцали из-за очков, пока он изучал её.

— И гипноз — лишь один из многих методов. Я использую химические вещества, хирургию, электростимуляцию, сенсорную депривацию и методы биологической обратной связи, а также эмоциональное и физическое принуждение.

— Физическое принуждение? — спросила она с зарождающимся ужасом.

— Некоторые люди назвали бы это пыткой, — ответил он с улыбкой, — Но у этих людей грубое мировоззрение.

Пытка. Он смотрел на неё безмятежно, как будто просто описывал новейшую терапевтическую технику. Но с другой стороны, по его мнению, так оно и было.

С трудом она обрела голос.

— Как такое может сойти вам с рук...

— Не может — здесь, во всяком случае, — он поднял ручку и покрутил её, серебро блеснуло на свету, — Вот почему я наладил отношения с некоторыми странами Восточного блока. Они предоставляют объекты для исследований, а взамен я помогаю им в некоторых вещах, в которых они нуждаются — извлечение информации из заключенных, сотрудничество с диссидентами и тому подобное.

Её охватило почти непреодолимое желание вскочить и выбежать из комнаты, огромными усилиями ей удалось сохранить спокойное выражение лица. Она сосредоточилась на ручке, которую он крутил в его руке, не в силах смотреть ему в лицо. Она хотела получить настоящее задание — что ж, теперь оно у неё есть. В следующий раз она будет более осторожна в своих желаниях.

— Некоторая часть работы бывает неприятной, — продолжал Оганян, явно довольный тем, что она не проявила никаких признаков отвращения к тому, что он говорил, — Но если ты так же серьезно, как я, хочешь разобраться в ключевых моментах человеческой психики, ты поймешь, что это необходимо. В конце концов, мои исследования — нет, наши исследования, — поправил он, снова улыбнувшись, сверкнув белыми зубами, — приведут к разработке чрезвычайно эффективных и надежных методов допроса и совершенному контролю над непокорными элементами разума. Преступления будут раскрываться, преступные побуждения устраняться, а преступники перевоспитываться, а не наказываться — и общество станет от этого только лучше.

Она смотрела на него с изумлением, понимая, что этот человек действительно считает себя гуманистом. А Отдел — Джордж — всё это время знал, что её посылают сюда именно для этого, но ничего не сказал ей, не подготовил её. Со вспышкой гнева она задалась вопросом, завербовали ли её из-за сходства с дочерью Оганяна, из-за веры в то, что ребенок-убийца может быстро освоиться с пытками людей, или из-за того и другого сразу. Неудивительно, что Эдриан смотрела на неё с такой неприязнью. Задача, для выполнения которой её выбрали, была отвратительной.

— Ты понимаешь, что я пытаюсь сделать? — умоляюще спросил он, — И готова ли ты мне помочь?

Она загнала свои эмоции глубоко вовнутрь и возвела вокруг них стену изо льда, как она делала до этого много лет в тюрьмах и больницах.

— Да, — мрачно ответила она.

Глава 5

________________________________________

1999


Мэдлин проверила свои часы и откинулась в кресле. Чтобы скоротать время в ожидании, она с любопытством оглядела комнату. Кабинет психотерапевта был довольно простым. Если бы он действительно принадлежал ей, Мэдлин оформила бы его в более гостеприимном и роскошном стиле. В таком, какой бы баловал пациентов и заставлял их почувствовать себя в центре внимания, какой ослабил бы их защиту и помог бы им раскрыться, и какой понравился бы им настолько, что они бы продолжали посещать дорогостоящие приёмы неделю за неделей. Она улыбнулась, немного удивленная меркантильностью своих мыслей.

Улыбка исчезла, когда она услышала стук в дверь. Пора было приступать к работе.

— Входите, — позвала она, вставая навстречу посетителю.

Внутрь вошла встревоженная худощавая женщина. Когда она увидела Мэдлин, широкая улыбка узнавания осветила её лицо.

— Здравствуй, Мэдлин, — сказала женщина, подойдя к ней.

— Здравствуй, Кристин, — ответила Мэдлин так же тепло.

Обе женщины слегка поцеловали друг друга в щеки в знак приветствия. Кристин отступила назад и посмотрела на Мэдлин с выражением удивления.

— Боже, ты так изменилась!

Мэдлин сухо улыбнулась.

— Имеешь в виду, стала старше?

Кристин засмеялась.

— Ну, немного. Но я не это хотела сказать. Не знаю... В тебе есть что-то такое... Может быть, дело в коротких волосах или в очках — они придают тебе такой изысканный вид!

— Что ж, спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь.

Мэдлин села в кресло и жестом пригласила Кристин присоединиться к ней. Кристин почти застенчиво посмотрела на Мэдлин.

— Джордж сказал мне, что ты сейчас занимаешь довольно высокий пост. Заместитель Шефа Первого Отдела, или что-то в этом роде?

— Ты не знала? — Мэдлин была потрясена тем, что другая женщина не располагает такой базовой информацией.

— Я так долго была под прикрытием Коринн Маркали, что уже ничего толком не знаю об Отделах. Я регулярно общаюсь со своими кураторами, раз в год встречаюсь с Джорджем, но на этом всё. Прошли годы, прежде чем я узнала, что Эдриан больше нет, — Кристин смущенно улыбнулась.

— Действительно, — Мэдлин непроизвольно поморщилась при упоминании Эдриан.
Последовало короткое и немного неловкое молчание. Кристин судорожно сжимала и разжимала руки, а затем задумчиво посмотрела на Мэдлин.

— Знаешь, когда мы учились, я всегда равнялась на тебя, несмотря на то, что ты была моложе, — Кристин улыбнулась почти нерешительно, — Я просто чувствовала, что когда-нибудь ты станешь во главе. Я рада, что ты наконец-то стала.

Мэдлин удивленно подняла бровь.

— Ну, заместитель — это не во главе.

— Джордж говорит по-другому.

Мэдлин почувствовала, как её улыбка померкла, а настроение ухудшилось. В последнее время Джордж делал слишком много подобных замечаний. Их подтекст вызывал у неё настоящий дискомфорт — хотя она знала, что его поведение по отношению к ней означает, что всё встает на свои места. Должно быть, раздражение проявилось на её лице, так как она заметила, что Кристин бросает на неё нервные взгляды.

Мэдлин прочистила горло. Пора было приступать к тому, ради чего они пришли.

— Джордж дал тебе сценарий того, что мы должны говорить сегодня?

Кристин неловко поежилась от неожиданно деловой манеры Мэдлин.

— Да. Ты выдаешь себя за моего нового психотерапевта, и мы собираемся поговорить о Николае. Я предполагаю, что разговор будет записан для кого-то.

— Да, — Мэдлин приготовилась включить оборудование для записи, — Готова начать?

________________________________________

1978

С улыбкой и подчеркнутым взмахом руки метрдотель пригласил Джорджа и Эдриан за отдельный столик в углу, который они всегда предпочитали. Он искусно зажег свечу в центре, отвесил молчаливый поклон и исчез.

— Мадам, месье, — промурлыкал сомелье, приближаясь и предлагая их обычные напитки.

— Мерси, Клод, — кивнула Эдриан.

Джордж откинулся в кресле и непринужденно наблюдал, как рубиновая жидкость наполняет их бокалы. Когда мужчина ушел, Джордж посмотрел на Эдриан.

— Прошел почти год с тех пор, как Пол Вулф в последний раз проявил интерес к тому, чем занимается его жена.

Эдриан деликатно сделала глоток вина.

— Да, думаю, это хороший знак.

Лицо Джорджа слегка помрачнело.

— Я не это имел в виду.

Что-то в его тоне удивило её — едва сдерживаемая злость, даже обида.

— Что ты имеешь в виду, Джордж? — спросила она успокаивающе.

— У меня есть отличный оперативник, который пропадает понапрасну. Я думаю, её следует отпустить для выполнения других заданий. Она бы мне точно пригодилась, учитывая ограниченные ресурсы, которые ты мне отставляешь во Втором.

Эдриан изучала мужчину, сидящего напротив неё. Его плечи напряженно сгорбились, лицо омрачала угрюмая тень. Она снисходительно улыбнулась, понимая, в чем проблема. Джордж снова чувствовал себя обделенным вниманием. Время от времени ограничения, которые она налагала, раздражали его, но это было легко устранить. Всё, что ему действительно требовалось — это уверенность в том, что она серьезно относится к его мнению.

Она сложила руки на столе и изобразила на лице выражение, которое, как она надеялась, выглядит как искреннее внимание.

— Как ты предлагаешь её использовать?

— Пусть с «Коринн» произойдет несчастный случай и этому делу будет положен конец. После мы сможем дать Кристин новую личность и новое задание. Там, где она сможет собрать настоящие разведданные.

— Нет, — она покачала головой, — Это было бы очень неразумно. Отделы не так часто работают вместе, но что, если он каким-то образом пересечется с ней под новой личностью? Такое нам было бы, мягко говоря, нелегко объяснить.

Джордж поёрзал на своем сиденье, обдумывая это, и нахмурил лоб.

— Да, полагаю, ты права, — хотя он выглядел разочарованным, Эдриан с облегчением увидела, что на его лице больше нет обиды. Он вздохнул, — Ну хорошо, пусть тогда она остается Коринн, но давай попробуем использовать её, ради Бога. На самом деле, у меня есть кое-что, что может подойти идеально.

На этот раз Эдриан подалась вперед с неподдельным интересом. Когда он принимал рамки, установленной ею дисциплины, и работал в них, Джордж мог быть удивительно изобретательным.

— Есть молодой юрист по имени Николай Маркали — типичный радикал-доброхот, который всегда был на задворках диверсионных групп, но никогда не был их членом. Но он продвигается в правительстве и политике, и я могу сказать, что множество террористических групп будут слюной исходить от желания заполучить его в свой карман.

— Продолжай, — она улыбнулась его смешанной метафоре, но воздержалась от комментариев.

— Мое предложение — заставить Кристин взяться за него. Начать с ним отношения, выйти за него замуж, если возможно, и манипулировать его карьерой в нужном направлении. Она может побудить его присоединиться к одной из этих групп, и когда он окажется достаточно глубоко, мы сможем использовать его, чтобы выследить и устранить их руководство.

— Почему бы просто не завербовать его и не сделать информатором?

— Он не подходит для этого с психологической точки зрения. Не думаю, что он способен на обман. Его поймают и убьют задолго до того, как он получит такой уровень доступа, какой нам нужен.

— Интересно, — Эдриан сидела, задумчиво проводя пальцем по кромке своего бокала, — значит, ты предлагаешь, чтобы Кристин — в роли Коринн — нацелилась на этого Маркали.

— Да. Таким образом, она могла бы начать делать что-то полезное, а не сидеть и ждать, когда Пол снова начнет шпионить за ней, и в то же время она будет доступна для этого, если понадобится.

— А ты не думаешь, что Полу покажется подозрительным, что его бывшая жена сошлась с человеком, симпатизирующим террористам? Такое удивительное совпадение — два члена одной семьи совершенно случайно оказались по разные стороны баррикад.

Уголок рта Джорджа изогнулся в ироничной улыбке.

— Мир тесен. Человеческие судьбы пересекаются самым странным образом.

________________________________________

С ритмичным покачиванием и периодическим грохотом поезд катился по заснеженной сельской местности. Мэдлин посмотрела в окно на ряд темных сосен, которые беспрерывно проносились мимо, и позволила своему разуму на несколько мгновений погрузиться в их монотонность, а затем вернулась к своим записям. «Депривация сна, тест группы А: среднее количество дней до начала галлюцинаторных явлений», — начала она писать, когда звук чьего-то покашливания заставил её поднять глаза.

— Ваш билет, пожалуйста, — вежливо попросил кондуктор.

Мэдлин положила блокнот на свободное место рядом с собой, и нагнулась, чтобы достать билет из сумки на полу. Она протянула билет кондуктору, и поблагодарила его, когда тот пробил и вернул корешок.

— Вы, должно быть, студентка медицинского факультета, — произнес он, приятно улыбаясь.

Она удивленно подняла брови.

— Нет, я психолог.

Его улыбка померкла. В недоумении она проследила за его взглядом. Он смотрел вниз на её блокнот, открытый на странице с набросками разрезов черепа. Она снова подняла на него спокойный взгляд, не говоря ни слова. Когда он встретился с ней глазами, его лицо стало совсем белым на фоне темной униформы.

— Желаю вам приятного путешествия, — сказал он, резко отодвигаясь.

Отмахнувшись от его реакции, она взяла блокнот и продолжила писать. Она пыталась сосредоточиться на работе, отбросить мысли о дискомфорте мужчины, но они оставались. Она тоже когда-то чувствовала себя подобным образом. И это было не так уж давно.

Она не ожидала, что её первое погружение в работу Оганяна, три года назад, окажется таким болезненным. Если кто и заслуживал того, чтобы подвергнуться физическому воздействию по методу Оганяна, так это подозреваемый в совершении серии убийств. Их вызвали в Восточную Германию, чтобы расколоть его. Власти стремились замять существование подобной патологии в своем социалистическом раю и были готовы пойти на всё, чтобы установить личность убийцы. Когда Оганян объяснил ей ужасающую жестокость преступлений, она почти предвкушала страдания заключенного. Но реальность оказалась совсем другой.

***

По прибытии в мрачный полицейский участок их встретил офицер с водянистыми глазами.

— Мы подготовили заключенного в соответствии с вашими инструкциями, — сообщил он Оганяну.

Оганян одобрительно кивнул.

— Где он?

— Сюда, — пробурчал полицейский, ведя их по холодному, пахнувшему плесенью коридору. После нескольких поворотов он остановился у одной из дверей, достал из кармана связку ключей и отпер её. Распахнув дверь, он принюхался и сказал:

— Он в вашем распоряжении.

Оганян первым вошел в комнату, и Мэдлин осторожно последовала за ним. Странный едкий запах окутал её, вызвав безудержное волнение в животе. Сжав челюсти, чтобы совладать с собой, она оглядела комнату.

На вид это был обычный, хотя и обшарпанный офис. Посреди комнаты стоял простой металлический стол и складной стул, а вдоль правой стены выстроился ряд побитых картотечных шкафов. С потолка свисала единственная лампочка, отбрасывая резкие тени на облупившуюся бежевую краску, покрывавшую голые стены. Полы были пыльными и истертыми.

Она никого не видела, пока не повернулась влево. Там на полу корчился мужчина, лицом он был обращен к центру комнаты, а его запястья и лодыжки были наручниками прикованы к батарее. Он был абсолютно голый, на лице застыло выражение неистового отчаяния. Он пытался отодвинулся от батареи настолько далеко, насколько позволяли наручники, но жар чувствовался даже там где она стояла.

От осознания, что зловоние исходит от горящей плоти, у неё закружилась голова. Она пошатнулась, ноги подкосились, и Оганян обхватил её за талию.

— Держись, все в порядке, — сказал он, ведя её к стулу.

Она положила голову на стол, борясь с волнами тошноты и головокружения. Гладкая поверхность стола под её щекой странным образом успокаивала. Комната продолжала вращаться, и она услышала, как Оганян вышел и снова позвал полицейского.

— Офицер! Нам нужно, чтобы этого человека отстегнули.

Она услышала тяжелые шаги полицейского по комнате и звук упавших на пол наручников. С пронзительным животным воем заключенный отскочил от батареи, ударившись о стол, за которым она сидела. Она слабо подняла голову, но не смогла увидеть его за краем стола. Офицер вышел из комнаты со скучающим выражением лица.
Оганян посмотрел на неё сверху вниз.

— Это всегда непросто. Но после нескольких раз ты научишься с этим справляться. А теперь встань и смотри.

Она проследила глазами, как он обходит стол и садится на корточки рядом с заключенным, затем встала и отошла от них на несколько футов в сторону. Она заставила себя посмотреть на мужчину — на его всклокоченные волосы, отчаянные глаза, ожоги на его теле. Она пыталась напомнить себе, что он был злобным жестоким убийцей, но видела лишь дрожащую оболочку человека.

Оганян мягко обратился к заключенному:

— Мы принесем тебе попить немного воды и матрас, чтобы ты прилег. Сегодня мы оставим тебя одного, чтобы ты отдохнул. Если завтра утром ты будешь сотрудничать, мы дадим тебе лекарства, чтобы заглушить боль. Но если ты не согласишься, мы начнем соскребать плоть с твоих ран. Тупым ножом. А потом мы опять прикуем тебя к батарее, на этот раз лицом в другую сторону.

Мужчина начал рыдать, его неудержимо трясло.

Оганян встал и посмотрел на Мэдлин.

— На этом пока всё.

Когда они вышли из комнаты и неприятный запах утих, Мэдлин сделала глубокий судорожный вдох. Ей приходилось прикладывать значительные усилия, чтобы продолжать идти.

— Ты хорошо справилась, — радостно сказал Оганян, — У большинства людей начинается рвота, когда они впервые видят нечто подобное. Но я знал, что ты будешь сильной.

Она ничего не ответила, сосредоточившись на том, чтобы переставлять одну ногу перед другой, не теряя равновесия. Коридор перед ней, казалось, удлинялся до бесконечности с пульсирующим эффектом туннельного зрения.

— Я рассчитываю, что он признается утром первым делом, — продолжил Оганян, — Как только мы убедимся, что он и есть преступник, мы сможем начать курс аверсивной терапии*. У меня есть несколько идей, которые я хотел бы опробовать, хотя, учитывая тяжесть его гематомании**, это будет довольно непросто.

Хватит. Она остановилась не в силах дальше это выносить. Опершись о стену, чтобы не упасть, она повернулась и посмотрела на него.

— Зачем это нужно? — спросила она охрипшим от напряжения голосом.

— Зачем это нужно? Аверсивная терапия? Моя дорогая, с таким случаем, как у него, ничто другое не окажет достаточного эффекта.

— Нет. Я имею в виду то, что было там, — она слабым жестом указала назад в сторону комнаты, из которой они только что вышли, — Разве не существует гуманных методов получения признаний?

— Ах, да, — рассмеялся он, — Святой Грааль для дознавателей. Безболезненная, эффективная и абсолютно надежная техника. Проблема в том, что её не существует.

— Но я слышала о таких вещах как сыворотка правды, проверки на детекторе лжи...

— Да, и ты, без сомнения, слышала о них из голливудских фильмов, — сурово ответил он.

Он сделал паузу на несколько мгновений, его взгляд был острым как бритва. Она хотела отвести глаза, но не смогла.

— Давай начнем с наркотиков, хорошо? — его тон стал слегка насмешливым, — «Сыворотка правды» — пентатол натрия и тому подобное — это полное надувательство. Имеющиеся препараты просто растормаживают людей, как и алкоголь. Я слышал несметное количество лжи, произнесенной под их воздействием. Гипноз — ну, ты и сама прекрасно знаешь, насколько ненадежным он может быть. Что касается проверок на детекторе лжи, то его можно обмануть при должной подготовке. Кроме того, он дает только возможность проанализировать ответы — его нельзя использовать, чтобы заставить людей говорить против их воли.

Он покачал головой.

— Нет, старый добрый способ всё ещё остается самым лучшим. Используй другие техники как дополнение, но никогда не полагайся на них.

Она нахмурилась.

— Но это ничуть не лучше. Под пытками люди признаются в самых разных вещах, лишь бы боль прекратилась. Это не делает признания правдивыми.

Он одарил её ласковой улыбкой.

— Это только тогда, когда дознаватель не знает, что он или она делает. Есть способы, с помощью которых ты можешь увидеть разницу. И именно этому я собираюсь научить тебя.

Он шагнул к ней и успокоительно положил руку ей на плечо.

— Я знаю, это тяжело. Но не забывай о нашей цели. Общество без тюрем и казней, где преступные побуждения могут быть полностью устранены — разве оно не стоит страданий горстки извращенцев?

***

Поезд резко качнуло, и мысли Мэдлин вернулись в реальность. Она встряхнулась, чтобы отогнать воспоминания, но слова Оганяна продолжали преследовать ее. «Не забывай о нашей цели», — сказал он. Она знала, в чем заключается его цель — но в чем заключается её? Никто из Отдела не говорил ей этого. Поначалу она была уверена, что в какой-то момент ей поручат остановить профессора или хотя бы сорвать его работу, но с каждым безрезультатным визитом к кураторам её надежда постепенно угасала. Ещё хуже были её визиты к Джорджу. Каждый год, когда она описывала ему методики, отработанные в ходе исследований Оганяна, он все больше и больше воодушевлялся. Ежегодные встречи с Джорджем перестали быть пятиминутными — теперь эти совещания занимали целый день.

Теперь, после трех лет работы ассистенткой Оганяна, Мэдлин стала чрезвычайно компетентной в своей работе. Более того, она стала настолько опытной, что часто справлялась с «делами», как их завуалированно называл Оганян, самостоятельно. Поскольку его здоровье ухудшалось, он предпочитал не путешествовать, и он доверял ей достаточно, чтобы она привезла необходимые ему данные для исследований. По правде говоря, она больше не нуждалась в его помощи. Он и в самом деле оказался прекрасным преподавателем, а она — образцовой ученицей. На своих подопытных она выяснила, что наиболее эффективно ломают человека именно страх и растерянность, а не непосредственно физическая боль. Со временем она всё реже прибегала к жестокой тактике, становясь тонким, почти изощренным проповедником ужаса.

________________________________________

С судорожным, дрожащим вздохом Пол вынырнул из кошмара в успокоительную реальность своей спальни. Как всегда, его била дрожь, несмотря на то, что отопление работало на полную мощность, и он был весь мокрый от пота. Натянув на себя одеяла, чтобы согреться, он постарался дышать медленно и глубоко, пытаясь успокоиться, сердцебиение понемногу возвращалось к нормальному ритму.

Это происходило каждую ночь. Каждую ночь его окружали безликие сущности, которые хватали и царапали его. Неизменно одной из них была Коринн — чем больше он старался выбросить её из головы, тем неумолимее она его преследовала. В прошлом, когда он ещё сомневался в её чувствах к нему, её призрак был ласковым, хоть и умоляющим. Но после того как он выследил её и через камеры наблюдения услышал её слова, о том что Пол ничего для неё не значил, Коринн в его снах стала злой и жестокой.

Он подумал, что, возможно подобные кошмары являются отражением его собственного гнева. Это могло бы объяснить, почему в снах появлялась Коринн, яростно обвиняющая его в том, что он бросил её. Но были и другие призраки, тоже безликие. Самым страшным был высокий светловолосый мужчина, весь в крови он вцеплялся в Пола длинными костлявыми пальцами и пытался удушить его в жутких объятиях. Всякий раз, когда этот человек появлялся во сне, а это случалось всё чаще и чаще, Пол просыпался с криком.

Нехватка полноценного сна начала сказываться на его физическом состоянии. На заданиях его реакция иногда замедлялась. Никто — пока ещё — казалось, не замечал этого. Но это был лишь вопрос времени, и Пол боялся наступления этого момента. Снижение трудоспособности, в том числе и умственной, было основанием для ликвидации. Он не смел признаться в слабости, сообщить о какой-либо проблеме.

Он пытался найти способ помочь себе. В отчаянии он начал изучать психологические заболевания — кошмары, бессонницу, даже посттравматические расстройства. Он кропотливо собирал книги и журналы и складывал их по всей квартире неровными стопками. Время от времени, вооружившись красным фломастером для подчеркивания, он пытался читать их, но у него не хватало терпения для их лексикона. Кроме того, он всегда приходил к выводу, что у него есть именно то заболевание, о котором он читал.

Коллекционирование журналов давало ему иллюзию того, что он что-то делает. Но в глубине души он понимал, что это бессмысленное занятие. Определение проблемы ничем не поможет — ему нужно было решение, а его, похоже, не существовало. Он мог только надеяться, что время излечит его — но время было роскошью, которую не предоставляла жизнь в Первом Отделе.

________________________________________

— Привет, Пол, — раздался ровный голос Джорджа у Пола за спиной.

Пол резко обернулся, застигнутый врасплох приближением мужчины. Джордж постоянно нервировал его таким образом — ни у кого другого никогда не получалось так подкрадываться к нему.

— Я не знал, что ты сегодня в Первом Отделе, Джордж, — сказал Пол, стараясь говорить непринужденно. Джордж редко проводил тут время, он был слишком занят в других местах, выполняя за Эдриан грязную работу, а также в качестве её жиголо, если верить слухам. Хотя как такой свиномордый урод может привлечь хоть какую-нибудь женщину было вне пределов его понимания.

— Просто краткий визит, — Джордж улыбнулся опасной, хищной улыбкой. Затем он осмотрел Пола с ног до головы медленно и методично, — Ты выглядишь немного уставшим. Уверен, что хорошо себя чувствуешь?

Пол почувствовал, как у него в животе что-то сжалось. Джордж смотрел на него со странным, знающим выражением. Он почувствовал, как холодный пот начал покрывать его кожу, а в душе поселилось ужасное предчувствие.

«Неужели Джордж подозревает, что у меня проблемы?»

Джордж никогда не выражал открытой враждебности к Полу, и между ними не было никаких ощутимых конфликтов. И всё же Пол инстинктивно знал, что как бы Эдриан ему не благоволила, Джордж уничтожит его, если почувствует хоть малейшую слабость. Поэтому он был полон решимости не показать ни единой.

— Я чувствую себя превосходно, — ответил он, вызывающе вздернув подбородок.

Джордж моргнул и уставился на него, выражение его лица было пустым. Затем он сузил глаза, уголок его губ торжествующе изогнулся.

— Хорошо, рад это слышать, — по тону его голоса было ясно, что он знал, что Пол лжет, — Я предложу Эдриан увеличить частоту твоих миссий, поскольку ты, похоже, так хорошо с ними справляешься. Ей будет приятно узнать, что она сможет использовать тебя почаще.


_______

* — Аверсивная терапия - лечение посредством выработки условнорефлекторной реакции отвращения

** — Гематомания – фетиш, связанный с кровью

Глава 6

________________________________________

1999

Прошло уже полчаса с того момента, как Кристин пришла на второй сеанс «терапии» с Мэдлин, но они так и не приступили к выполнению сценария. Вместо этого Мэдлин чувствовала себя вынужденной уступить ей и предаться утомительной светской беседе и сплетням об Отделах.

Такие разговоры утомляли её, и она чувствовала себя всё более нетерпеливой и рассеянной. Но Кристин была одинокой женщиной, вынужденной вести тайную жизнь более двадцати лет, и она отчаянно цеплялась за возможность поговорить хоть с кем-то, кто мог её понять. Её глаза горели, как у беженца, встретившего давно потерянного родственника. И Мэдлин всё равно ощущала в себе растущее чувство жалости, как бы она ни старалась подавить его.

Но они уже выбивались из графика, и это заставляло Мэдлин нервничать. Когда в разговоре наступило подходящее затишье, она улыбнулась с извиняющимся видом.

— Боюсь, нам нужно перейти к делу.

Она собралась было включить камеру, но остановилась, когда Кристин подняла руку.

— Знаешь, Мэдлин, прежде, чем мы начнем... Мне кое-что интересно.

— Что именно?

— Почему мы выступаем против Николая сейчас? — Кристин сильно нахмурила брови. — Я потратила годы, пытаясь убедить его присоединиться к Баденхайму. Сейчас мы на грани успеха, почему мы собираемся убить его до того, как получим доступ к их руководству?

Это был проницательный вопрос, но на него нельзя было ответить. Мэдлин глубоко и медленно вздохнула, обдумывая, что лучше сказать.

— Мы решили, что есть лучший способ подорвать их руководство, — спокойно произнесла она.

— Значит, я провела двадцать один год в этом браке, манипулируя им и его карьерой, и всё впустую? Всё было напрасно? — тон Кристин стал резким от злости.

Глядя на возмущение Кристин, Мэдлин почувствовала вспышку гнева, которую быстро постаралась погасить. Она не привыкла к тому, чтобы её решения ставили под вопрос, и уж тем более предъявляли претензии — в Первом Отделе ей просто подчинялись. Но, подавив раздражение, она напомнила себе, что для Кристин она всё ещё бывшая коллега, а значит, равная. В этой ситуации было бы лучше ответить по-доброму вместо того, чтобы демонстрировать свой авторитет.

Она наклонилась вперёд с видом дружеской заботы.

— Это было не напрасно, Кристин. Просто иногда случаются непредвиденные вещи, — она говорила мягко и сочувственно улыбалась. — И, поверь мне, твоя тяжелая работа была оценена по достоинству.

Гнев Кристин медленно таял. Она вздохнула и сделала паузу на несколько секунд, прежде чем заговорить снова.

— Что будет со мной дальше? — в её голосе прозвучал легкая нотка беспокойства.

На лице Мэдлин сохранялось спокойное теплое выражение.

— Ты отправишься на другое долгосрочное задание, — ответила она непринужденно.

— И что я буду делать? — голос Кристин понизился до доверительного шепота. — Я волнуюсь, Мэдлин, — нервно призналась она. — Я так долго жила этой жизнью, что не уверена, что смогу ли приспособиться к другой.

Чувство жалости, которое Мэдлин подавила в себе, снова кольнуло её сердце. Она вытеснила эту непрошеную эмоцию так быстро и жестоко, как только могла.

— Что ж, я не знаю подробностей, но так понимаю, что это будет очень простое задание. От тебя вообще мало, что потребуется, — Мэдлин подошла и ободряюще погладила Кристин по руке. — И мы поможем тебе приспособиться к переменам.

Кристин глубоко вздохнула и расслабилась.

— Хорошо. Я с нетерпением жду чего-то легкого, — и она радостно улыбнулась. — О, и последнее.

— Да?

— Может, это глупый вопрос, но я не понимаю, почему в сегодняшнем сценарии я должна говорить о Поле Вулфе. Почему того, для кого вы это записываете, интересует моя легенда?

— А это важно?

— Просто странно. Я думала, всё дело в Николае. Ведь Пола Вулфа даже никогда не существовало, не так ли? Его просто выдумали для моей предыстории.

Мэдлин внутренне сжалась, но заставила себя усмехнуться.

— Я просто включила это в сценарий, потому что мне показалось, это подходящая тема, о которой пациент может поговорить с психотерапевтом. Мы ведь хотим быть уверены, что всё выглядит натурально?

— Понятно, — кивнула Кристин. — Знаешь, ты действительно очень хороша в этом. Неудивительно, что тебя повысили.


________________________________________

1979

— Спасибо, что пришел сюда со мной сегодня, — Эдриан посмотрела на Пола, который почтительно шел рядом с ней. — Люксембургский сад — мое любимое место для отдыха и размышлений, это такое яркое напоминание о красоте и доброте мира, который мы пытаемся защитить.

— Здесь действительно очень красиво, — согласился он, ненадолго отступив в сторону, чтобы пропустить женщину с коляской.

— И хорошо иногда выходить на солнечный свет, — добавила она, внимательно наблюдая за его реакцией. — Тем из нас, кто живет в темноте, это необходимо время от времени. Иначе наши сердца тоже могут потемнеть.

Пол кивнул, но она не была уверена, что он действительно понял совет, который она пыталась дать. Военное прошлое заставляло его относиться к ней максимально почтительно как к старшей по званию, и иногда оно мешало Эдриан понять его. Возможно, ей следовало быть более прямолинейной.

Она наблюдала, как маленький мальчик, радостно смеясь, пытается поймать скачущий красный мяч, а затем снова повернулась к Полу, идущему рядом с ней по тропинке.

— Не секрет, что я вижу тебя главой Отделов рано или поздно. Думаю, пришло время рассказать тебе о некоторых вещах, которые тебе нужно будет знать.

Он заложил руки за спину и выжидающе посмотрел на неё, его светло-голубые глаза вспыхнули от любопытства.

— Прежде всего, чрезвычайно важно, чтобы ты оставался сосредоточенным на нашей задаче. Мы являемся поистине последним оплотом против жестокости и насилия в мире. Все остальные агентства, все правительства — все они стали недальновидными, в той или иной степени, поэтому они идут на удобные маленькие компромиссы со злом.

Её глаза изучали его лицо, пытаясь понять, оценил ли он серьёзность её слов. Она увидела вежливое внимание, но не более того. Она остановилась и схватила его за руку, чтобы сделать акцент.

— Ты не должен допустить, чтобы это случилось с Отделами, — требовательно сказала она. — С той силой, которой мы обладаем, любой подобный компромисс необратимо испортит нас. Мы станем хуже тех, с кем мы боремся.

Наконец, в его глазах мелькнуло понимание, и она улыбнулась.

— Вот что я имела в виду, говоря о том, чтобы иногда выходить на солнечный свет.

— Понятно, — он задумчиво кивнул.

Она снова пошла вперёд, и он последовал за ней уверенным расслабленным шагом.

— Но есть ещё кое-что, — продолжила она. — На самом деле, это истинная причина, по которой я хотела с тобой поговорить. Тебе понадобится помощь.

— Я думал, ты для этого и нужна, — сказал он с шутливым смешком.

Она улыбнулась.

— Нет, мой дорогой, я имею в виду время, когда меня здесь уже не будет. Тебе понадобится помощник — заместитель командира.

— Как Джордж.

— Именно, — она в молчании прошла ещё несколько шагов, рассматривая ряд статуй вдоль дорожки, прежде чем снова заговорила. — Эта работа слишком сложна для смертного. Тебе нужно найти кого-то, кому ты сможешь делегировать задачи, которые тебе удаются в меньшей степени. А иначе ты просто не справишься.

— Что ж, это разумный совет, и я обязательно последую ему.

Она покачала головой. Он не понимал сути.

— Всё не так просто. Тебе нужно начать искать этого человека прямо сейчас.

— Сейчас? — он негромко рассмеялся. — Ты планируешь отойти от дел так скоро?

— Нет, думаю, у меня ещё есть несколько хороших лет, — она улыбнулась ему в ответ, но затем снова стала серьезной. — Выбор твоего заместителя — это самая важная задача, которой ты должен заниматься. Это не может быть сделано за одну ночь. Тебе придется начать изучать своих коллег, решить, сможет ли кто-нибудь из них быть тебе хорошим напарником. А потом тебе предстоит построить с ним отношения, научиться с ним работать — на это могут уйти годы.

В раздумье он наморщил лоб.

— И что делает напарника хорошим?

— Две вещи. Во-первых, ты должен выбрать кого-то, кто обеспечит баланс, кто будет дополнять тебя и компенсировать твои слабости. В моем случае, например, мне надоедает рутина. Джордж, однако, преуспевает в работе такого рода.

Он кивнул, и они продолжили свою прогулку.

— Во-вторых, — продолжала она, — это должен быть кто-то, кто признает, что ты владеешь ситуацией — кто верит в твоё лидерство. Не тот, кто попытается свергнуть тебя или будет скрывать от тебя что-либо.

Она снова остановилась и повернулась, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Если твой напарник хранит от тебя секреты — это начало конца.

________________________________________

Если не считать большого количества соли, суп был абсолютно безвкусным. Но он был горячим, а Мэдлин замёрзла, поэтому она макала хлеб в водянистую субстанцию и продолжала есть. Временами у неё возникало подозрение, что Оганян всё чаще отказывался совершать поездки не столько по причине ухудшения его здоровья, сколько из-за желания избежать стряпни, которую подавали в тюрьмах Восточной Европы. Она посмотрела на часы, отметив, что время уже позднее — в этот самый момент там, в Париже, он, вероятно, наслаждался хорошим вином в своем любимом ресторане.

Дрожа она погрузила ложку в миску, но затем замерла от неожиданности, услышав, как отворилась дверь убогого офиса. Подняв глаза, она увидела мужчину державшего тарелку, над которой поднимался пар. Мужчина был молодым и стройным, в отличие от тех краснолицых пьяниц-охранников, к которым она привыкла, и у него была тёплая понимающая улыбка.

— Я подумал, что вы, должно быть, проголодались и хотите поесть нормальной еды, — сказал он, поставив перед ней тарелку, а также положив нож и вилку.

Она посмотрела на тарелку, и ее глаза округлились от удивления.

— Я не знала, что здесь так легко достать стейк.

Он широко улыбнулся и пододвинул стул, чтобы сесть рядом с ней за стол.

— Не легко. Но у меня есть определенные привилегии.

Сомневаясь в качестве стейка, она отрезала кусочек и осторожно попробовала его.

— Очень вкусно. Спасибо, — вежливо поблагодарила она.

Несколько минут он молча сидел, и казалось, с большим удовольствием наблюдал, как она ест. Затем он пододвинул свой стул ещё чуть ближе.

— Я ваш босс, знаете ли, — объявил он с ухмылкой.

— Да что вы? — её тон был саркастическим. Как бы она ни была благодарна за еду, она была измотана, и у неё не было настроения для игр.

Он откинулся на стуле, рассмеявшись над её реакцией.

— Да-да, я знаю, что вы работаете на нашего доброго друга профессора. Но сегодня вы проводите допрос моего заключенного, так что в некотором смысле вы работаете и на меня.

— Понятно, — ответила она, слегка расслабившись. — А кто вы?

— Эгран Петрозиан, к вашим услугам.

Он с энтузиазмом протянул руку. Она пожала её и заметила сдерживаемую силу в его рукопожатии.

— Приятно познакомиться, — произнесла она. — Полагаю, вы из КГБ?

Он любезно кивнул.

— Обычно я согласовываю такие визиты с доктором Оганяном, но он сообщил мне, что вы будете выполнять все больше и больше этой работы самостоятельно. Поэтому я решил, что пришло мне время представиться.

Она вернулась к еде, но почувствовала, что он продолжает внимательно наблюдать за ней.

— Необычную профессию вы выбрали, — заметил он со странной улыбкой. — Зачем такой молодой и красивой девушке заниматься столь... столь отвратительным делом?

Она напряглась.

— Я нахожу это интересным, — сказала она защищаясь.

— Правда? — он поднял брови, выражая заинтересованность. — Значит, у нас есть что-то общее, — он поставил локти на стол и наклонился ближе к ней. — Я думаю, нам будет приятно работать вместе.

________________________________________

— Мы столкнулись с очень серьезной ситуацией, дамы и господа.

Пол наблюдал, как Эдриан медленно ходила туда-сюда вдоль стола для брифингов, переводя взгляд с одного оперативника на другого. Когда её глаза встретились с его взглядом, он почувствовал, что его оценивают, проверяют. Он выпрямился и спокойно ответил на её взгляд. Слабая улыбка промелькнула на её лице в ответ.

— По нашим данным, Советский Союз менее чем через год завершит исследования по улучшенному методу обработки пластиковой взрывчатки, — объяснила Эдриан, не прекращая шагать взад-вперед. — Этот метод позволит производить взрывчатые вещества, которые не оставляют практически никаких следов.

Вальтер, сидевший на противоположном конце стола от Пола, тихонько присвистнул себе под нос. Члены группа обернулись, чтобы посмотреть на него, затем их внимание опять вернулось к Эдриан.

— С практической точки зрения это означает, что она не будет иметь почти никакого запаха, даже в больших количествах, и поэтому её невозможно будет обнаружить. Даже самые чувствительные собаки-сапёры не смогут её почуять.

Оперативники неловко заёрзали на своих местах — все, кроме Лизы, молодой женщины, сидевшей рядом с Полом. Она уставилась в пространство печальным, пустым взглядом. Пол задумался, не стоит ли подтолкнуть её локтем, чтобы привлечь её внимание, но потом решил не делать этого. Если у неё не хватило ума послушать брифинг Эдриан, значит, она не заслуживает помощи. Пусть тонет или плывет самостоятельно. Если Эдриан назначит Лизу в его команду, он не поручит ей ничего серьезного. И он предупредит Чарльза и других командиров групп, чтобы они обращались с ней так же.

— Для такого вещества не существует законной военной цели, — мрачно сказала Эдриан. — Однако не мне вам говорить о возможности его использования в террористических актах. Фактически, мы знаем, что несколько групп уже выразили заинтересованность в приобретении его у русских.

Эдриан размеренным, непринужденным шагом пошла вдоль стола в направлении Пола, но внезапно остановилась прямо перед Лизой. Под молчаливым взглядом Эдриан Лиза испуганно подняла глаза. Даже находясь на краю поля зрения Эдриан, Пол почувствовал холодок. Лиза же побелела, и Эдриан, не говоря ни слова, продолжила свое хождение.

— Эти исследования должны быть остановлены прежде, чем они получат дальнейшее развитие. В Советском Союзе есть два объекта, проводящих эти исследования — один в Грузии, другой на Украине. Наша задача — уничтожить их. К сожалению, мы столкнулись с необычными препятствиями на этом пути.

— Какого рода препятствиями? — спросил Чарльз со своего места рядом с Вальтером.

— Наши обычные союзники ЦРУ и МИ-6 не хотят, чтобы исследования были остановлены. — ответила Эдриан, позволив нотке горечи прокрасться в свой голос, — Вместо этого они хотят сами получить данные. В результате мы не получим от них стандартной материально-технической поддержки, когда прибудем на место. Это означает, что не будет ни дополнительной разведки, ни данных со спутников. Мы будем полностью сами по себе. Это делает миссию в самом сердце Советского Союза довольно опасной.

Пол прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не выдать своего смятения. Без спутниковой разведки «опасная» — это мягко сказано. Миссия будет настолько близко к самоубийственной, насколько это вообще возможно для агентов не из расходной группы.

— По этой причине, — продолжила Эдриан, — я запланировала несколько тренировочных миссий перед настоящей. Мы проведем следующие несколько месяцев, чтобы убедиться, что наша разведка и исполнение безупречны.

Она остановилась, сцепила руки перед собой и обвела взглядом всех присутствующих.

— Мы начинаем завтра. Я хочу, чтобы все собрались здесь в 06:00 для подробного брифинга. Это ясно?

Они мрачно кивнули в знак согласия.

Эдриан повернулась к Лизе и мягко улыбнулась.

— Лиза, твоя концентрация сегодня немного ослабла. Я надеюсь, что к завтрашнему дню она улучшится.

— Простите, мэм. Сегодня у меня на уме были личные проблемы. Этого больше не повторится.

Улыбка Эдриан исчезла.

— Мы — защитники общества, моя дорогая. Для нас долг превыше всего. Пожалуйста, не заставляй меня напоминать тебе об этом снова, — её голос был любезным и вежливым, но при этом холодным как айсберг.

— Да, мэм, — Лиза опустила глаза в пол, и мышцы на её челюсти заметно дернулись, когда она стиснула зубы.

Решительно кивнув остальным оперативникам, Эдриан стремительно покинула комнату. Лиза несколько мгновений сидела не двигаясь, затем внезапно вскочила со стула и ушла.

— Боже, какая эмоциональная самочка, — сказал Ричард, скорчив гримасу. — Полагаю, она сломала ноготь сегодня утром, — добавил он саркастически.

— Отвали, — огрызнулся Вальтер. — Вы знаете, какой сегодня день.

— Нет, — сказал Пол, нахмурившись, — Какой сегодня день?

— День рождения её близнецов.

Вальтер посмотрел на Пола, как будто это заявление имело большое значение. Но Пол ничего не понимал, он раньше не работал с Лизой, хотя на протяжении нескольких лет смутно знал о её существовании.

— Ну, знаешь, которых забрали, — сказал Вальтер негромко, несколько нервно оглядываясь по сторонам.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Вальтер вздохнул.

— Когда её завербовали несколько лет назад, она была беременна. Близнецами. После их рождения Эдриан их э-э-э... забрала. Один отправился в, — он покачал головой, — ну, не важно, куда они отправились.

— Эдриан насильно разлучила её с детьми? И Лиза просто приняла это? — спросил Пол, недоверчиво.

— Да, — ответил Вальтер, который выглядел так словно ему тошно от этой мысли.

— Что ж, значит, Лиза слабая, — с насмешкой сказал Пол. — Если бы Эдриан сделала что-то подобное со мной, она была бы мертва в тот же миг. И чёрт с ним, с Отделом, мне было бы всё равно, ликвидируют меня потом или нет.

Вальтер посмотрел на него со странным, почти жалостливым выражением.

— Не говори так.

________________________________________

Яркий луч послеполуденного солнца резко рассекал небольшой стол для совещаний, падая прямо между Мэдлин и мужчиной с суровым лицом, который был её куратором. Она сидела совершенно неподвижно, пока тот читал её отчет, страницы тихо шелестели.

Казалось, он не торопился заканчивать. Шуршание продолжалось, время от времени дополняя приглушенный рев транспорта за окном. Луч света медленно перемещался, в конце концов, упал на Мэдлин и своим теплом начал навевать на неё сонливость. Как раз в тот момент, когда она уже почти задремала, куратор поднял голову и произнес:

— Результаты исследования по обратной связи в биологических объектах особенно детально изложены. Отличная работа.

— Спасибо, — Она выпрямилась, быстро моргая, пытаясь вернуть бдительность.

— Вы можете как-то убедить профессора больше заниматься подобными вещами? То, что вы узнаете, может оказаться весьма полезным для обучения агентов навыкам противостояния допросу.

— На данный момент он не хочет этим заниматься, — она сделала паузу, размышляя, как много ему можно раскрыть. — Не так давно произошел один инцидент.

— Инцидент? — куратор поднял кустистую бровь.

— Остановка сердца.

— Ну, этого можно ожидать в некоторых случаях, учитывая характер процедур. Был ли летальный исход?

— Нет.

— Тогда в чем проблема?

— Это было связано с... экспериментом над собой, — она нервно сглотнула. — Я экспериментировала.

Он изумленно уставился на неё, его лицо стало пепельно-белым.

— Во имя всего святого, зачем вы сделали?

— Я хотела проверить одну теорию. В то время не было других доступных субъектов, поэтому я попробовала на себе, — она криво улыбнулась. — Это дало неожиданные результаты.

Объяснение, хотя и точное в некотором смысле, было не совсем честным. По правде говоря, она обратилась к этому устройству в отчаянии, надеясь, что сможет обучить себя достигать сна без сновидений, без образов умоляющих заключенных, которые регулярно будили её, и без побочных эффектов седативных препаратов, которые она всё ещё отказывалась принимать после её опыта в лечебницах. Это не сработало. К несчастью, именно Оганян обнаружил её без сознания и в панике вызвал скорую. После этого он в ярости объявил, что исследование закрыто навсегда. Но она была уверена, что по прошествии определенного количества времени и при условии, что она пообещает воздержаться от дальнейших экспериментов, его можно будет убедить продолжить исследования.

Куратор продолжал смотреть на неё так, словно у неё была какая-то страшная болезнь, но, в конце концов, заставил себя вернуться к отчету.

— Что ж, — сказал он, неловко прочищая горло и перелистывая новую страницу, — я вижу, что вы тесно сотрудничали с агентом КГБ по имени Эгран Петрозиан.

— Верно, — быстро подтвердила она, радуясь возможности перейти к новой теме. — Он — связной КГБ с доктором Оганяном. Он организует все наши визиты в Советский Союз.

— Петрозиан — восходящая звезда в КГБ, — продолжил он. — Долгосрочные контакты с ним были бы бесценны.

— Это не должно стать проблемой. Мы видимся с ним каждые две-три недели. Не думаю, что это изменится в ближайшее время, если его не переведут.

— Встреч с ним для координации вашей работы недостаточно, — сказал куратор, отложив отчет и бросив на неё острый взгляд. — Вам нужно сделать нечто большее. Что-то, чтобы получить на него влияние.

Она нахмурилась, ожидая, что он расскажет подробнее.

— Например? — спросила она, наконец.

Куратор вздохнул и закатил глаза в откровенном разочаровании.

— О, — она почувствовала, что краснеет, смущенная тем, как медленно до неё доходит. — Понятно.

— Это может стать проблемой? — спросил он тоном, который говорил о том, что лучше бы проблем не было.

— Нет-нет, — поспешно ответила Мэдлин, пытаясь скрыть своё удивление, — я просто не была уверена, что вы имеете в виду. Это вовсе не проблема.

________________________________________

— Что-нибудь интересное происходит с Полом Вулфом в последнее время? — Джордж улыбнулся в знак приветствия, когда Вальтер поднял глаза от своей работы.
Вальтер положил кусачки на металлическую поверхность стола. На его лице появилось выражение отвращения.

— Я хочу, чтобы вы нашли кого-нибудь другого, чтобы шпионить за ним, — с горечью сказал он. — Я устал делать за вас грязную работу.

Джордж медленно обошел вокруг стола. Он положил руку на плечо Вальтера, наслаждаясь дискомфортом последнего от вторжения в личное пространство.

— Сейчас, Вальтер, — протянул Джордж, — всё, что тебе нужно делать, это присматривать за ним и следить, чтобы он не нашёл определенных людей. Разве это так сложно? Ты же никому не причиняешь вреда.

— Это вы так говорите, — Вальтер смотрел на стену, избегая взгляда Джорджа, мышцы его плеча под рукой Джорджа напряглись, — Я вижу это так: я помогаю вам взять того, кто раньше был порядочным человеком, и превратить его в бессердечного ублюдка. Это противоречит всему, во что я верю.

— Ну, у тебя нет выбора, не так ли? — Джордж убрал руку и уставился на Вальтера, призывая его ответить.

Вальтер стоял молча, и на его лице бушевала буря эмоций. Наконец, он снова посмотрел на Джорджа, его глаза пылали.

— Почему всегда я? Следить за Полом, выбирать, кто из близнецов Лизы выйдет на свободу — почему, чёрт возьми, всегда я выполняю эту работу?

Джордж расслабился. Вальтер знал, что у него нет вариантов. Эта маленькая демонстрация гнева была, в действительности, формой капитуляции.

— Потому что ты из тех, кто умеет выживать, Вальтер. Я заметил в тебе это качество. Такие люди знают, когда нужно выполнять приказы, а когда нет, и они знают, когда нужно держать рот на замке, — он засмеялся. — Ты, вероятно, будешь здесь жив и здоров ещё долго после того, как мы все уйдем.

— Да, но я хочу выжить с незапятнанной душой.

Ах, да, клуб драгоценных пятипроцентников Вальтера. Вальтер относился к этому так серьёзно, а вот Джордж находил это забавным. Он улыбнулся, решив подколоть его.

— Ну что ж, очень жаль. Без неё жизнь намного проще.

Сообщение отредактировал Anabelle: Пятница, 11 ноября 2022, 14:39:21

Глава 7

________________________________________

1999

Джордж глубоко вздохнул в предвкушении, сосредоточившись на экране своего монитора. Несколько минут назад он наблюдал за тем, как Мэдлин передала Полу диск с записью последнего сеанса терапии с «Коринн». Теперь Пол собирался посмотреть его, оставшись один в Голубятне.

За последнюю неделю Джордж и Мэдлин неоднократно спорили по поводу сценариев терапевтических сеансов. Джордж склонялся к агрессивному подходу, желая усилить все давние обиды Пола на то, что его предали — возможно, даже включить упоминание о том сопляке, которого «Коринн» никогда не хотела. Мэдлин, напротив, настаивала на более тонком подходе, утверждая, что чрезмерная жестокость может дестабилизировать Пола до такой степени, что он станет неуправляемым. Некоторое время они ходили по кругу, но в итоге Джордж позволил Мэдлин добиться своего. В конце концов, напомнил он себе, весь смысл этого мероприятия заключался в том, чтобы не дать Полу сорваться и уничтожить вместе с собой весь Отдел.

Итак, в строках, написанных для Кристин, значение Пола в жизни Коринн без откровенной жестокости было сведено к минимуму, а упоминание о Стивене и вовсе было опущено. Джордж надеялся, что они приняли правильное решение. Если, не дай Бог, Пол начнет жалеть Коринн, он может сделать что-то совершенно необдуманное, например, попытаться встретиться с ней. Джордж содрогнулся от этой мысли. Какой хаос может тогда возникнуть.

В Голубятне Пол запустил видео с выражением нервного беспокойства на лице, и Джордж наклонился вперед, чтобы получше всё рассмотреть. Но как только началось воспроизведение, видеосигнал из Первого Отдела прервался, оставив пустой голубой экран. В ярости, Джордж застучал по клавиатуре, переключаясь между камерами в других помещениях: Системный отдел, Главный зал, кабинет Майкла, кабинет Мэдлин. Как он и предполагал, все камеры работали отлично — было недоступно лишь наблюдение в Голубятне. Джордж нахмурился — он внимательно наблюдал за Полом и был уверен, что тот не сделал ни единого движения, чтобы отключить свои камеры.

Если не считать самого Пола, в Первом Отделе был только один человек с доступом, позволяющими отключить это видеонаблюдение: Мэдлин. Черт бы её побрал. Сейчас было не время защищать личную жизнь Пола. Он взглянул на свой телефон, размышляя, не позвонить ли ей, но потом, посмотрев на видеотрансляцию из ее кабинета, где она невозмутимо продолжала работать на своем компьютере, передумал. В этом не было смысла. Он уже мог слышать, как она в невыносимо спокойной манере отрицает всякую ответственность и сетует на технические проблемы. Он знал её слишком хорошо.

Он резко встал и начал расхаживать по кабинету, в груди разрасталось знакомое чувство. Оно загорелось сильнее, когда в его голове возник тревожащий вопрос.

«Интересно, что ещё там происходит, когда у наблюдения «технический сбой»?»

Поспешно вернувшись к своему столу, он нажал кнопку вызова. Через несколько мгновений оперативник уже стоял в его кабинете.

— Я хочу, чтобы в Первом Отделе установили оборудование для наблюдения и как можно скорее.

— Но там уже ведется обширное видеонаблюдение, сэр, — ответил оперативник, растерянно нахмурившись.

— Нет, — огрызнулся Джордж. — Я имею в виду наблюдение, которое находится под моим контролем. И я не хочу, чтобы они об этом знали, — он посмотрел на молодого человека. — Как быстро это можно организовать?

— Я немедленно займусь этим, сэр.


________________________________________

1980


С последним рывком Пол вскарабкался на заснеженную крышу, а затем пригнулся так низко, как только мог. Уставший от напряженного подъёма по тросу, он тяжело вдыхал прохладный ночной воздух. Медленно и тихо он снял со спины рюкзак со взрывчаткой, поставил его рядом и подсоединил провода детонатора, который лежал в одном из карманов. Он отступил назад и посмотрел на свою работу — теперь взрывчатка была под напряжением, требовался только сигнал нужной частоты, чтобы пробить дыру в крыше.

В ухе раздался треск рации, это докладывал Чарльз, возглавлявший вторую группу в Грузии.

— Взрывчатка на месте, группа вернулась в точку сбора. Готовы к взрыву по вашей команде.

— Хорошо, — ответила Эдриан со своего наблюдательного пункта в Первом Отделе. — Группа Один, доложите.

— Лиза, Патрик и я установили заряды, — негромко отозвался Пол. — Мы ждем подтверждения от Ричарда.

— Я на подходе, все чисто — раздался голос Ричарда. — Нахожусь рядом с целью, расчетное время прибытия — одна минута.

— Группа Два, взрывайте, — скомандовала Эдриан.

Прошло несколько мгновений. Пол ждал, оглядывая местность с крыши, чтобы убедиться, что на земле внизу нет никакой активности и можно начинать спуск.

— Детонация прошла успешно, — объявил Чарльз. — Цель уничтожена.

Пол ухватился за трос и уже свесил правую ногу через край крыши, как услышал голос в наушнике.

— У меня проблема, — задыхаясь, произнес Ричард. — Дополнительные охранники там, где их быть не должно. Я никак не смогу добраться до цели.

— Ты же сказал, что все чисто меньше минуты назад, — сказал Пол, нахмурившись. — В чем дело?

— Они появились из ниоткуда. Я должен подождать, пока они уйдут. Но не похоже, что они торопятся.

— Наблюдай в течение десяти минут и доложи, — скомандовала Эдриан.

— При всем уважении, мы не можем ждать так долго, — возразил Пол. — Взрыв в Грузии поднимет тревогу. Возможно, кто-то уже звонит сюда с предупреждением. Если мы будем ждать слишком долго, мы можем не уничтожить цель, и, конечно, я потеряю свою группу при отходе.

— Но мы не можем произвести взрыв, если заряды не будут установлены в конкретных местах, — объяснила Эдриан. — Мы очень тщательно изучили конструкцию здания.

— Если я попаду внутрь и пройду на этаж, где находятся исследовательские лаборатории, нам не нужно будет разрушать всё здание.

Рация молчала. Пол подошел к рюкзаку и решительно надел его. Когда он пересек крышу, чтобы убрать свои тросы, он услышал, как рация снова затрещала.

— Ты никогда не выберешься оттуда, — категорично заявила Лиза.

— У нас нет выбора, — сказал Пол, сбрасывая тросы по другой стороне здания, он собирался спуститься до высоты средних этажей и там разбить одно из окон. — Группа Один, немедленно возвращайтесь к точке сбора. Через пять минут подайте сигнал к взрыву. Если меня не будет в точке встречи через десять минут, уходите без меня.

________________________________________

Ветер взбивал снег в снежные вихри, так что ледяные снежинки проникали даже за воротник под туго намотанным шарфом. Оганян крепко держал Мэдлин под руку, а другой рукой опирался трость. Они осторожно поднялись по крутым, покрытым толстым слоем льда ступеням, ведущим к служебному входу в тюрьму.

Когда они достигли вершины лестницы, Мэдлин взялась за ручку двери и дёрнула за неё, но дверь сопротивлялась. Ей пришлось тянуть со всей силы, и она чуть не потеряла равновесие, несмотря на то, что Оганян крепко держал её под руку. Наконец, у неё получилось, и они поспешно вошли внутрь. Дверь с мрачным эхом захлопнулась за ними.
Размотав шарф и расстегнув пальто, она вытряхнула снег и затопала сапогами по полу холодного вестибюля. От её дыхания поднимались небольшие клубы пара; она снова застегнула пальто, засунула руки в перчатках в карманы и задрожала.

Резкий звук шагов по твёрдому полу заставил её поднять глаза.

— Доктор, — произнес Петрозиан с широкой улыбкой. — Очень рад видеть вас после стольких месяцев.

— Спасибо, Эгран, — ответил Оганян, шатко опираясь на трость.

— И тебя с возвращением, — Петрозиан повернулся к Мэдлин и поцеловал её в щеку, позволив своим губам задержаться на несколько мгновений. — Ты знаешь, что я всегда с нетерпением жду твоих визитов.

Она сладко улыбнулась ему в ответ.

— Пойдемте в офис, там тепло, — призвал он, направляясь к двери.

Мэдлин и Оганян последовали за ним и вошли в тесную, но хорошо отапливаемую комнату. Мэдлин осторожно помогла старику снять верхнюю одежду и сесть в кресло, после чего сама тоже сняла пальто и перчатки и села рядом с ним. Петрозиан протянул им обоим чашки с горячим чаем, а затем, подпрыгнув, уселся на стол, лицо у него было словно у взволнованного школьника.

— И что же это за чрезвычайная ситуация, которая так срочно потребовала нашего присутствия? — спросил Оганян. — Добираться сюда было поистине ужасно.

— Ах, у нас очень интересная ситуация. Уникальная возможность, на самом деле, — Петрозиан с восторженным выражением лица переводил взгляд с Оганяна на Мэдлин и обратно. — Мы захватили в плен агента из Первого Отдела.

— Первого Отдела? — Мэдлин замерла, не донеся чашку до губ.

Оганян бросил на Петрозиана понимающий взгляд, а затем повернулся к Мэдлин.

— Конечно ты, наверное, раньше не слышала о Первом Отделе?

— Нет, — ответила она, надеясь, что никто из мужчин не заметит, что кровь отхлынула от её лица.

— Первый Отдел — это тайная организация, созданная западными державами для борьбы с так называемым терроризмом, — объяснил Петрозиан, саркастически скривив губы. — Они часто вмешиваются в наши дела, хотя мы вряд ли являемся террористами. На этот раз оперативники из этой организации уничтожили две наши лаборатории по разработке оружия. Нам удалось захватить одного из них, когда он пытался скрыться.

— Это действительно очень интересно. У меня никогда раньше не было возможности допросить оперативника Отдела, — сказал Оганян, выпрямляясь в кресле. В его глазах зажегся блеск предвкушения.

— Но есть кое-что ещё, что делает ситуацию даже лучше, — объявил Петрозиан. — Это известный нам оперативник.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мэдлин, стараясь говорить непринужденно.

— Мы взяли у него отпечатки пальцев и нашли совпадение. Оказывается, у нас уже есть досье на него, любезно предоставленное нашими вьетнамскими друзьями. Я сделал копии для каждого из вас. Не знаю, поможет ли это на допросе, но я подумал, что вы захотите с этим ознакомиться.

Петрозиан протянул каждому из них по толстой папке бумаг. Сжимая чашку в одной руке, второй она взяла папку и посмотрела на обложку. Заголовок был очень простой: «Субъект: Пол Вулф».

Пол Вулф. Ей было жаль, что она узнала его имя — было бы легче выполнить свой долг, если бы он оставался неизвестным. Знание имени придавало ему индивидуальность, делало его человеком, к которому можно было испытывать симпатию. Однако из всех уроков, усвоенных во время обучения, один она уяснила яснее всего: ни одному оперативнику Отдела нельзя позволить стать угрозой безопасности. Ей пришлось отбросить всякое сочувствие — по правилам Отдела, Пол Вулф должен был умереть.

________________________________________

Внимание Джорджа привлекло буйство красок в хрустальной вазе. Создавалось впечатление, что цветы оказались здесь прямо из деревенского сада — глядя на них, он словно перенесся сквозь пространство и время в яркий летний день с щебетом птиц и жужжанием ищущих нектар пчёл.

Цветы соответствовали его настроению: веселому и жизнерадостному. И всё это, по иронии судьбы, из-за смерти. Или, по крайней мере, из-за надвигающейся смерти. Смерти, которая решит проблему, годами висевшую над ним. Смерти, которая навсегда закроет и запрёт на замок некоторые двери.

Но даже сидя полускрытый в своем кресле в углу, Джордж должен был скрывать свое облегчение. Это был, по крайней мере, официально, кризис — и поэтому он постарался выглядеть соответствующим образом. Нахмурившись, он переключил внимание с цветов на столе на двух женщин в центре комнаты.

Перед столом по стойке смирно стояла Лиза, её длинные светло-каштановые волосы обрамляли лицо и подчеркивали его мрачное выражение. Напротив неё, не менее мрачная, сидела Эдриан. Она была вся напряжена. Подавшись вперёд, она сложила руки на столе и так крепко сжала их, что Джордж мог видеть, как побелели костяшки её пальцев.

— Я хочу в точности знать, что ты видела, — Эдриан пристально посмотрела Лизе в глаза.

— Я видела, как он выбежал из здания за мгновение до взрыва, — ответила Лиза мрачным монотонным голосом. — Он застрелил нескольких советских солдат на своем пути, но успел пройти не больше 500 метров, прежде чем его окружили.

— И ты уверена, что он был взят в плен, а не убит.

— Абсолютно. Они повели его к машине и заставили сесть в неё.

Эдриан бросила взгляд на Джорджа, а затем снова посмотрела на Лизу.

— Спасибо, Лиза, — вежливо сказала она, её взгляд стал отстраненным. — Это всё.

Лиза коротко кивнула и удалилась.

Эдриан снова повернулась к Джорджу, её лицо было наполнено тревогой.

— И ты думаешь, что знаешь, где он?

— О, я абсолютно уверен, — Джордж со значением кивнул — Одна из моих оперативниц во Втором Отделе вчера связалась со своими кураторами. Она сообщила, что получила срочный вызов в тюрьму на Украине.

— Интересно. Но откуда тебе знать, что это не совпадение?

— Потому что это та самая оперативница, которая работает с Ардемом Оганяном.

Лицо Эдриан побелело.

— Оганян? Боже мой, — простонала она, опустив голову на руки. — Они собираются натравить на него этого монстра?

— Я бы не волновался, — успокаивающе сказал Джордж. — Мэдлин ликвидирует его прежде, чем он выдаст какие-либо сведения.

На самом деле, Джордж понимал, что Мэдлин, скорее всего, ликвидирует Пола ещё до начала допроса, гораздо раньше того, как у него появится шанс что-то выдать. И за это Джордж благодарил Бога, или судьбу, или любую другую сверхъестественную сущность. Он не мог и мечтать о более надежном оперативнике на месте событий — она никогда не отказывалась выполнить приказ, каким бы неприятным он ни был. Джордж не смог бы организовать более удобное устранение Пола, даже если бы годами пытался избавиться его. Что он, конечно, и делал.

Эдриан сердито вскинула голову.

— Я именно об этом и беспокоюсь. Он не сломается под пытками, что бы они с ним ни делали. Но она может убить его прежде, чем у него появится шанс сбежать, или прежде, чем мы сможем добраться до него.

Она откинулась в кресле, задумчиво прищурив глаза.

— Есть ли способ связаться с Мэдлин? Помешать ей его убрать?

— Нет, — Джордж покачал головой. — На территории Советского Союза она полностью отрезана от нас. Слишком опасно позволить нашим тайным агентам иметь при себе средства связи.

«Нет ничего, что могло бы помешать этому, — подумал он. — Нет способа связаться с ней, нет способа предотвратить неизбежное». По его телу разлилось тепло ликования. Теперь остается только ждать подтверждения.

Эдриан помрачнела.

— Тогда мы должны немедленно послать спасательную группу.

Джордж почти вздрогнул, услышав эти слова. Почему она не могла просто отказаться от этого человека? А спасательная операция станет верхом безумия — она не может увенчаться успехом. Или может?

Недовольный, он попытался отговорить её.

— В усиленно охраняемую тюрьму в Советском Союзе? Это самоубийство.

Она встретила его взгляд и смотрела на него, не мигая, пока он не отвёл глаза.

— Пол Вулф — это ресурс, который я не готова потерять, — сказала она ледяным тоном, — Я потратила слишком много времени на его поиски и обучение. Мы сделаем всё, что потребуется.

________________________________________

Комнатка для персонала, которую предоставили Мэдлин, была крошечной, но приемлемой. Она останавливалась и в худших. Тут было чисто, тепло и имелось все самое необходимое: кровать, письменный стол, лампа и стул. Был даже шкаф, куда она аккуратно повесила свою одежду после того, как водитель принес её чемодан из машины. Распаковав вещи, она переоделась в платье, которое, как она знала, особенно нравилось Петрозиану, и наложила макияж, чтобы быть готовой к ужину. А потом ей ничего не оставалось кроме как ждать.

Сидя за столом, она не могла не смотреть на него. Пока она распаковывала вещи и переодевалась, стараясь занять себя другими мыслями, она могла притворяться, что его здесь нет. Но теперь, когда заняться было нечем, и на столе кроме него ничего не было, отчёт приковал всё её внимание. Она уставилась на обложку, не в силах оторвать взгляд.

«Как мне убить его и сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай? — спрашивала она себя, — Может, подкрутить настройки аппаратуры для электрошока? Или подмешать ему наркотики и обставить все как самоубийство?»

Она посмотрела на отчет, как будто он мог ответить на её вопросы, но ответа не последовало. Неоткрытый, он так и останется немым. Какие бы секреты он ни хранил, они были внутри. Ждали её.

Медленно, неохотно, полуосознанно, она взяла документ, открыла его на случайной странице и начала читать.

Дата: 25-10-1970

Дознаватель: Фан Ван Нан

Заключенный отказался подписать заявление, осуждающее зверства американцев. Мы оставили его связанным на ночь для стиулирования к сотрудничеству. Утром он жестом показал, что ему нужна ручка, но как только ручка была ему предложена, он поднял руку и показал средний палец. Рекомендуется одиночное заключение, пока он не станет более сговорчивым.

Она перелистнула опять наугад на другую страницу.

Дата: 02-02-1971

Дознаватель: Фан Ван Нан

Я упомянул, что знаю, что у него дома есть жена и сын. Я не сказал ему, что узнал об этом от другого заключенного — лучше, если он будет считать дознавателей всезнающими. Я сказал ему, что это позор, что он мог оставить свою жену и сына и прийти сюда, чтобы убивать жен и сыновей других людей. В ответ он сказал: «Я никогда не убивал ничьих жен. И единственные сыновья, которых я убивал, были сукины дети, которые стреляли в меня первыми».

По его ответу можно предположить, что он не реагирует на эту тактику, но я убежден, что семья — его слабое место. Я рекомендую продолжить попытки использовать этот метод, подчеркивая его трусость в том, что он оставил их одних.

Сдвинув брови, Мэдлин вернулась к началу отчета и начала сосредоточенно читать, впитывая неприятные подробности. Отчет был необычайно полным, в нем содержался не только протокол почти ежедневных допросов, но и описание логики, лежащей в основе каждого применяемого метода. Необычный стиль написания от первого лица, сделал из сухого, бюрократического документа нечто необычайно захватывающее. Увлекательное. И знакомое.

Резко выпрямившись, Мэдлин выронила отчет, словно он обжёг ее, и отшатнулась, потрясённая ужасным осознанием.

«Я и есть Фан, — подумала она. — Вот чем я занимаюсь».

Чтение чужих записей превратило её в стороннего наблюдателя, в человека, который может испытывать шок и отвращение к поступкам, которые совершала она сама. Степень потрясения удивила её — она не думала, что способна так реагировать, считала себя способной отстраниться от чего угодно. Но вместо этого она обнаружила, что страдает вместе с заключенным — ненавидит его мучителей, восхищается его мужеством. Просто невероятно, что он сопротивлялся целых семь лет.

Семь лет. Эти два слова несколько раз перевернулись в её сознании, прежде чем до неё дошло их значение. Когда же это, наконец, произошло, она выдохнула с изумленным облегчением.

Этот человек не представлял угрозы безопасности. Они ничего не могли сделать, никакие пытки, которые они только могут попробовать, не заставят его сломаться. Он скорее умрет, она была уверена. А это означало одно.

«Мне не нужно его ликвидировать. Слава Богу».

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, голова почти кружилась от благодарности за полученную милость. За свою карьеру оперативника Отдела она видела смерть многих людей — слишком многих, чтобы упомнить всех, — но ей ещё не приходилось ликвидировать кого-то самой. Мысль о том, что ей придется начать с коллеги, повергала её в ужас. Но, к счастью, теперь в этом не было необходимости. Более того, открылась другая возможность. Интригующая, смелая возможность.

Если Пол Вулф сможет продержаться всего несколько дней на допросах, в чем она больше не сомневалась, это даст ей достаточно времени, чтобы придумать способ помочь ему сбежать. Благодаря своему привилегированному положению помощницы Оганяна, а также благодаря особым отношениям с Петрозианом, она имела полную свободу передвигаться где угодно и когда угодно. Никто не посмел бы возражать ей или даже поинтересоваться, чем она занимается. Организовать побег с территории тюрьмы может даже оказаться лёгким делом. После этого она даст ему валюту, а также сообщит, кого из чиновников можно подкупить.

Она мысленно пробежалась по плану здания и территории, прикидывая возможные пути отхода и придумывая отвлекающие маневры. Анализируя каждый вариант, она чувствовала, как её сердце начинает колотиться от прилива адреналина — чувство возбуждения, которое она находила удивительно приятным. Собирать сведения, пусть даже самые жуткие, оказалось не так уж опасно. И поскольку ей всё это время удавалось незаметно передавать информацию своим кураторам, её жизнь, по сути, была вполне безопасной. Но помочь западному заключенному бежать из Советского Союза — это было смело, рискованно, даже возбуждающе. Это было именно то, чем тайный агент и должен заниматься, то, чего она с нетерпением ждала, когда её только завербовали. Её работа в качестве оперативника под прикрытием была настолько рутинной, настолько осторожной, что она почти забыла, что такое быть смелой. Теперь она вспомнила — это было ощущение жизни.

— Ты готова?

Мэдлин затаила дыхание, когда подняла глаза и увидела Петрозиана, внимательно наблюдающего за ней. Погруженная в свои мысли, она не услышала, как он открыл дверь.

— Готова к чему? — спросила она, пытаясь стряхнуть с себя нервозность.

— Доктор хочет начать с пленным прямо сейчас. Небольшой аперитив перед тем, как мы прервемся на ужин, — ответил Петрозиан с коротким смешком.

— Понятно, — Мэдлин поспешно встала и проследовала за ним. Она знала, что должна успокоиться, казаться нормальной, но её сердце гулко колотилось, а мысли путались.

Оказавшись в коридоре, Петрозиан взял её под руку и подмигнул.

— Знаешь, такой аперитив мне не слишком нравится, но я могу придумать десерт, который придется мне по вкусу.

________________________________________

Пол в досаде выкручивал запястья, нетерпеливо ёрзая на сиденье. Он знал, что освободить руки от наручников, которыми он был пристегнут к стулу, не удастся, но это предоставляло ему возможность заняться хоть чем-нибудь и, тем самым, выплеснуть накопившуюся энергию. Бряцание наручников — единственное, что нарушало глухую тишину холодной серой комнаты, в которой ничего не происходило, кроме движений его рук.

Когда он уже не мог терпеть режущую боль в запястьях, то принялся ритмично и сердито пинать ногами стол перед собой. Крошечная комната для допросов была оборудована в стиле полицейского участка: со столом, стульями и двусторонним зеркалом. Он ждал здесь уже несколько часов и становился всё более и более раздраженным. Поначалу, после пребывания в камере, смена помещения даже была приятным разнообразием. Но он был вынужден сидеть неподвижно и по мере того, как тянулось время, ему становилось всё скучнее. По крайней мере, в камере он мог двигаться, а охранники иногда давали ему сигареты.

«Ради Бога, давайте уже приступайте, — подумал он. — Не заставляйте меня ждать здесь вечно».

Словно в ответ на его невысказанную просьбу, дверь распахнулась. Он удивленно моргнул, увидев, как внутрь входит очень необычная пара. Первым зашел субтильный пожилой мужчина, опирающийся на трость при ходьбе. Второй посетитель удивил его едва ли не больше. Это была очень молодая темноволосая женщина, одной рукой она поддерживала старика, а в другой сжимала блокнот. Оба они были одеты в гражданскую одежду по последней моде: на мужчине был надет черный, сшитый на заказ костюм, имелся платок с монограммой, бриллиантовые запонки и дорогие золотые часы; на женщине было синее платье, похожее по фасону на те, что Пол видел в Париже, серебряное ожерелье и несколько колец.

Пол поднял брови. «Ну, это совершенно точно не типичные советские госслужащие».

С помощью молодой женщины мужчина медленно опустился на стул и поставил свою трость на пол. Она села рядом с ним, скрестив ноги, и раскрыла блокнот. Щелкнув ручкой, она подняла руку над бумагой, готовая писать; блеск металла привлек внимание Пола, но затем его взгляд почти невольно скользнул вниз, следуя за плавным изгибом её ноги в направлении блестящей черной туфельки на высоком каблуке. С усилием сжав зубы, он снова поднял глаза.

«Соберись, Пол, — сказал он себе. — Тебе не стоит отвлекаться на подобные вещи. Сосредоточься».

Мужчина негромко откашлялся и мягко улыбнулся.

— Надеюсь, ожидание не доставило вам слишком больших неудобств, мистер Вулф, — сказал он по-английски со странным акцентом, который Пол не смог толком идентифицировать.

«Господи Иисусе, они знают, кто я такой».

Пол резко вдохнул, гадая, как много ещё они знают. Стратегия, которую он выбрал для общения с вражескими дознавателями, заключалась в том, чтобы оскорбительно шутить над ними, показывая отсутствие страха. Но их информированность о его личности заставила его занервничать. Она означала, что он легко может выдать что-нибудь, даже если заговорит о чем-то несущественном. Поэтому он сохранял молчание, поглядывая то на одного посетителя, то на другого.

Мужчина сложил руки на коленях и ждал, продолжая улыбаться, являя собой образец терпения. Он наблюдал за Полом с отстраненным, но внимательным выражением лица. Его глаза, мрачно поблескивающие за очками в металлической оправе, казалось, обладали собственной гравитацией — Пол, не в силах сопротивляться, беспомощно чувствовал, как его притягивает в их орбиту. С невероятным усилием ему удалось отвести взгляд, переключив свое внимание на молодую женщину. Она быстро отвернулась, избегая глаз Пола.
Казалось, она чувствует себя не в своей тарелке и нервничает; заметив это, Пол улыбнулся про себя, решив, что это, вероятно, её первая встреча с вражеским заключенным. Но одному Богу известно, что она вообще здесь делает в качестве стенографистки дознавателя — она была слишком красива, чтобы находиться в такой дыре и быть свидетелем того, что происходит в русских тюрьмах. Нет, «красивая» не совсем подходящее слово. Изумительная? Ближе, но нет. Изысканная. Вот оно. Такое слово используют для редких вин, бесценных произведений искусства, возвышенных музыкальных композиций, ограненных алмазов. Она, как все эти вещи, была чем-то, что знающему человеку стоило жаждать, ценить и смаковать. Уродство обстановки только подчеркивало эффект её присутствия.

— Я вижу, вы весьма заинтересовались моей помощницей, — сухо сказал мужчина, возвращая внимание Пола. — Однако обычно я первым берусь за заключенных. Но вы, возможно, будете иметь удовольствие работать и с ней, если я устану, — он снова улыбнулся. — Она почти так же хороша, как и я. Довольно безжалостная, на свой манер.

Она сама была дознавателем? Он уже с отвращением снова посмотрел на неё, но на этот раз она не стала отворачиваться. Вместо этого он встретил уверенный взгляд наблюдающих за ним холодных тёмных глаз. Но когда он присмотрелся внимательнее, то заметил нечто странное в выражении её лица. Оно не было расчетливым, как у старика, или враждебным, как у других дознавателей, которых он встречал — будто, она пыталась что-то сказать ему, передать сообщение. Он нахмурился, не зная, как реагировать.

— Теперь, — сказал старик, — Приступим к нашим вопросам.

________________________________________

Оганян проглотил кусочек курицы, а затем пренебрежительно помахал вилкой в воздухе.

— Он не сломается, — заявил он. — Бессмысленно даже пытаться.

Отвернувшись от Петрозиана, разговор с которым монополизировал её внимание, Мэдлин отложила приборы и посмотрела на сидевшего напротив неё Оганяна. Она была обеспокоена, но не удивлена. Он прочитал тот же документ, что и она, и вывод был очевиден.

Петрозиан нахмурился, и, потянувшись за хлебом, сильно толкнул Мэдлин под локоть.

— Как вы можете быть уверены? — спросил он. — Вы допросили его очень бегло. Его ещё даже не успели толком избить, — он оторвал кусок хлеба и засунул его в рот, громко жуя. — Он сломается, — самодовольно сказал он, откинувшись в кресле, — американцы всегда ломаются. Они не привыкли к дискомфорту.

Проигнорировав заявление Петрозиана, Оганян вернулся к еде, его нож и вилка с глухим звуком скребли по тарелке. Через минуту он снова поднял глаза, на его лице было написано презрение.

— Вы что, считаете, что я дилетант, которому нужно потратить часы или дни, чтобы понять характер человека? — спросил он едким голосом.

Петрозиан перестал жевать и уставился на собеседника. С выражением брезгливости, с которым смотрят на испачканную одежду, Оганян смотрел на него до тех пор, пока Петрозиан не стал заметно съеживаться под его взглядом. Оставшись доволен эффектом, старик сменил выражение лица на слегка покровительственное и терпеливое.

— Этот человек провел семь лет в лагере для военнопленных в самых примитивных условиях и не выдал ни мельчайшей крупицы информации, — Оганян отчетливо произносил слова, как будто объясняясь с несмышленым ребенком. — Что бы мы не сделали, это не будет иметь никакого значения. Его реакция, когда я допрашивал его сегодня вечером, только подтвердила то, что я уже подозревал.

Петрозиан скорчил физиономию, сделал длинный глоток импортного немецкого пива и с грохотом поставил стакан на стол.

— Тогда мы должны убить его прямо сейчас, — он отодвинул стул и встал из-за стола. — Мне жаль, что я заставил вас приехать сюда.

Изо всех сил пытаясь скрыть свой страх, Мэдлин могла только наблюдать, как Петрозиан идет к двери, открывает её и зовет одного из охранников,

— Иди, избавься от заключенного из Первого Отдела, — угрюмо приказал он.

Чувствуя, что её сейчас стошнит, Мэдлин уставилась в пол.

— Подождите, остановитесь! — крикнул Оганян резким голосом.

Мэдлин со смешанным чувством облегчения и недоумения повернулась к Оганяну, Петрозиан отозвал охранника.

— Я сказал, что он не расколется, а не то, что мы не сможем его использовать, — сказал Оганян с раздражением.

Петрозиан вернулся на своё место.

— Что вы имеете в виду? — спросил он, нахмурившись.

Оганян откусил ещё кусочек курицы. Он прожевал его со смаком, а затем взял ещё один, с явным весельем наблюдая за растущим нетерпением Петрозиана. Наконец, он ответил.

— Он, скорее всего, обладает очень сильной способностью к диссоциации — отделению различных частей своего сознания друг от друга, именно это позволяет ему так эффективно сопротивляться пыткам. Например, он может быть способен отделить ту часть своего сознания, которая чувствует физическую боль, от остальных психических процессов, — он бросил на Мэдлин многозначительно взгляд, а затем снова повернулся к Петрозиану. — Этот навык мы пытались развить у наших испытуемых с помощью методов биологической обратной связи, пока нам не пришлось приостановить эти исследования.

Петрозиан несколько мгновений сидел неподвижно, его брови слегка изогнулись.

— Как это может быть полезно для меня? Мне нужны сведения о Первом Отделе, а не что-то вроде лабораторной крысы, устойчивой к пыткам.

Оганян усмехнулся.

— Люди с высокоразвитыми диссоциативными способностями, как правило, очень легко поддаются внушению. Хотя он никогда не выдаст информацию во время допроса, мы могли бы, возможно, заложить в его сознание инструкции, которым он будет следовать по возвращении в Первый Отдел.

Лицо Петрозиана посветлело, когда он понял, к чему клонит Оганян.

— Промыть ему мозги, хотите сказать?

— Ужасно грубый термин, — Оганян неодобрительно покачал головой, — Вы так говорите, будто речь идет о плохом американском фильме. Но по существу, да. Я считаю, что при правильном сочетании фармацевтических препаратов и гипнотерапии мы сможем превратить его в спящего двойного агента, причем он даже не будет об этом знать.

Облегчение, которое испытала Мэдлин, когда Оганян остановил казнь, испарилось, сменившись ошеломляющим ужасом. Она должна была предвидеть это, должна была знать, как работает разум Оганяна. Но она не предвидела. Теперь, неподготовленная, она переступила порог кошмара, в котором все пути к спасению оказались надежно перекрыты.
Теперь этого уже не избежать. Оганян начнет процесс на следующее утро, и Вулф будет необратимо скомпрометирован. У неё не будет времени на разработку плана или приготовления; не будет ни геройства, ни дерзкого побега. Вместо этого она станет хладнокровным палачом, вынужденным устранить своего коллегу ради блага Отдела. Глупо было надеяться на иное. Возможно, это было даже заносчиво с её стороны — стремиться к более благородной роли в жизни. Она глубоко вздохнула и успокоилась, принимая свою судьбу.

Сидящий рядом с ней Петрозиан сделал ещё один большой глоток пива, опустошив стакан. Он вытер рот тыльной стороной ладони, а затем наклонился вперед.

— Если мы можем превратить его в двойного агента, — спросил он Оганяна, его глаза были полны азарта, — не можем ли мы также промыть ему мозги, чтобы он рассказал нам всё, что знает о Первом Отделе?

— Наконец-то, умный вопрос. Я вижу, вы учитесь, — Оганян мягко улыбнулся в знак одобрения. — Но ответ «нет», по крайней мере, в данном случае, — он поджал губы в задумчивости, прежде чем продолжить. — Идеальный кандидат для этого процесса должен обладать не только способностью к диссоциации, но также и слабым чувством собственного достоинства — это должен быть кто-то без твердых моральных принципов, легко поддающийся влиянию других. Такого человека можно заставить делать практически всё, что угодно, включая предоставление желаемых разведданных. К сожалению, данный конкретный заключенный второй характеристикой не обладает. Даже при экстремальном уровне воздействия он будет сопротивляться совершению действий, которые противоречат его представлениям о правильном и неправильном.

— Хорошо, тогда что мы можем заставить его сделать?

— То, что на первый взгляд кажется безобидным. Я могу создать целый ряд сигнальных моделей поведения, причём все они совершенно невинны сами по себе, которые скажут нам, когда и где будут проходить предстоящие миссии. Всё, что нам нужно будет сделать — это установить за ним слежку, и у нас будет предварительная информация обо всём. И он не будет иметь ни малейшего представления о том, что делает — у него будет просто необъяснимое желание надеть красную рубашку, или пойти подстричься в определенное время дня, или купить определенный журнал в книжном магазине на другом конце города.

— Это невероятно! — воскликнул Петрозиан, в восторге хлопнув ладонью по столу, отчего у Мэдлин из чашки выплеснулась вода. Улыбаясь с извиняющимся видом, он начал вытирать воду салфеткой.

— Если всё получится, — рассмеялся он, — я получу большое, серьёзное повышение! А что касается вас двоих, то, скажем так, я позабочусь, чтобы вы оба были вознаграждены по достоинству,— он засиял от восторга и покачал головой. — Профессор, вы гений. Но что нам нужно сделать?

— В течение дня мы будем подвергать его наказаниям и допросам, как любого другого пленника — возможно, даже более сурово, чем обычно, учитывая его историю. Таким образом, его сознательные воспоминания будут о том, как он сопротивлялся и не раскололся. Когда он вернется в Первый Отдел, важно, чтобы они убедились, что он не предатель.
Петрозиан серьезно кивнул.

— Но ночью будет происходить настоящий процесс, — продолжил Оганян. — Мы сделаем так, чтобы он ничего не помнил об этом. Когда мы закончим, мы позволим ему «сбежать» и вернуться в Первый Отдел.

Когда Мэдлин услышала последнее заявление Оганяна, смутные зачатки идеи просочились сквозь мрак, который держал её в своих липких тисках. Внезапно воспрянув духом, она выпрямилась и впервые за всё время беседы заговорила.

— Профессор, вы недостаточно здоровы, чтобы работать и днем и ночью, — сказала она, стараясь, чтобы в её голосе прозвучала озабоченность. — Я настаиваю на том, чтобы вы позволили мне самой проводить сеансы гипнотерапии, а сами могли полноценно отдохнуть. Я достаточно наблюдала за вами, и уверена, что в состоянии справиться с этим.

Оганян выглядел одновременно удивленным и благодарным. Он кивнул.

— Да, наверное, так будет лучше. Я сильно уставал в последнее время. И поскольку я уверен, что Первый Отдел следит за моим местонахождением, у них возникнут подозрения, если он не вспомнит, что именно я проводил ежедневные допросы.

Он повернулся к Петрозиану и гордо улыбнулся.

— Вы знаете, мне так повезло с ней. Когда я уйду на заслуженный отдых, я буду знать, что моя работа в надёжных руках.

— Ты будешь работать днем и ночью? — Петрозиан посмотрел на Мэдлин с явным разочарованием.

Мэдлин многозначительно подняла брови.

— Ты ведь хочешь получить повышение?

________________________________________

— Вы уверены, что его не нужно пристегнуть? — охранник скептически посмотрел на Мэдлин, его круглое лицо было исполнено беспокойства.

— Я думаю, в этом нет необходимости, — Мэдлин покачала головой, а затем вежливо улыбнулась. — Даже если он нападет на меня, куда ему идти после этого? Я сомневаюсь, что он настолько глуп.

Охранник пожал плечами и отпер дверь в камеру, та распахнулась с пронзительным скрипом. Мэдлин поблагодарила его, вошла внутрь и остановилась сразу за порогом, желая вначале дождаться, пока охранник закроет за ней массивную металлическую дверь и запрёт её на ключ.

Было достаточно легко убедить охранников позволить ей увидеться с пленником — в конце концов, как она объяснила, ей нужно было оценить состояние этого человека перед предстоящим на следующий день допросом. Но охранники не стали бы ей возражать, даже если бы она не привела никаких аргументов — они просто слишком боялись её, чтобы отказать. Она не совсем понимала причины этого страха — как человек вне тюремной иерархии, она не представляла для них никакой угрозы. И она не стремилась ещё как-то их запугать. По правде говоря, она даже не обращала на них внимания, и никак с ними не взаимодействовало, если не считать вежливых приветствий и благодарностей. Однако они редко осмеливались встретиться с ней взглядом. Может быть, дело было в специфике её работы, а может, в отношениях с Петрозианом, который любил потерроризировать своих подчиненных. Неважно. Если это означало, что её сегодняшние действия останутся незамеченными, её это вполне устраивало. Кроме того, если способность вызывать страх у окружающих давала ей больше свободы, возможно, ей стоило бы развить в себе эту черту.

Сделав глубокий вдох, она с любопытством оглядела помещение. Несмотря на частые поездки в эти учреждения, она никогда не посещала отдельные камеры для заключенных, проводя всё свое время исключительно в комнатах для допросов, в помещениях для персонала или медицинских кабинетах. Эта камера оказалась более удобной, чем она ожидала — она была маленькой и тесной, но почти цивилизованной. Длинная металлическая скамья, привинченная к стене, служила кроватью; в нескольких футах от неё находились туалет и раковина. Стены были выкрашены в тот оттенок зелёного, который часто встречается в казенных учреждениях, а на полу был просто голый цемент. Все выглядело... странно знакомым. После секундного замешательства она криво улыбнулась, вспомнив, почему. Комната была практически копией нескольких тюремных камер, в которых она имела несчастье находиться много лет назад. В другой жизни.

«Кто бы мог подумать, что я стану одним из тюремщиков? — с грустным изумлением подумала она. — Уж точно не я».

Отбросив эту мысль, она переключила внимание на цель своего визита. Пол Вулф лежал на покрывавшем скамью потрепанном матрасе, укрытый тонким одеялом, которое выдавалось всем заключенным. Сначала он лежал к ней спиной — она видела только очертания его фигуры, свернувшейся на скамье, и несколько прядей каштановых волос, торчащих над одеялом. Но когда она шагнула глубже в комнату, он перевернулся, и его глаза — такие поразительно голубые — встретились с её глазами. Она непроизвольно моргнула в попытке защититься, но было слишком поздно. Сила его взгляда — и презрение, сквозившее в нём, — на мгновение ошеломили её. Словно земля разверзлась у неё под ногами, и она погрузилась в глубины арктического моря. Она почувствовала, как кровь прилила к лицу, а дыхание стало поверхностным, и поняла, что никогда, никогда не хотела бы стать врагом этого человека.

К несчастью для неё, в его понимании как раз врагом она и являлась. Чем скорее она исправит это впечатление, тем лучше.

Вновь обретя самообладание, она направилась к нему, осторожно обходя лежащие на полу окурки. Он отбросил одеяло и сел, скрестив руки на груди и пристально глядя на неё. Он ничего не говорил, но язык его тела выражал дерзкое высокомерие, почти оскорбительную уверенность. Прислонившись спиной к стене, всё ещё одетый в черную форму коммандос, в которой он был на миссии, он смотрел на неё так, будто был военачальником, получающим от подданного подношение, а вовсе не пленником, которого осматривает тюремщик. Его непринужденная веселость обескураживала — она привыкла к тому, что пленники пугаются её приближения, он же был совсем другим.

Когда она остановилась менее чем в футе от него, он коротко рассмеялся.

— Я вижу, они прислали запасного игрока. Что ж, твой босс не смог ничего от меня добиться, не понимаю, с чего ты решила, будто у тебя что-то получится, — он ухмыльнулся, оценивающе оглядев её с ног до головы. — Хотя на тебя приятнее смотреть.

Она почувствовала, как в ней резко поднялась волна гнева, смешанного с… в общем, с чем-то ещё. О чем она не хотела думать в данный момент.

«Повезло тебе, что я твой союзник, — подумала она, — а то бы я стёрла это выражение с твоего лица».

— Я здесь не для допроса, — сказала она.

Услышав, что она говорит на безупречном английском, он смерил её взглядом, полным отвращения.

— Ты американка, верно? Какого черта ты на них работаешь?

— Я не работаю на них, — ответила она очень серьёзно. — Я работаю на Второй Отдел. И я здесь, чтобы помочь тебе.

Она заметила, как его глаза слегка округлились от удивления, но он быстро взял себя в руки.

— Хорошая попытка, — прошипел он. — А теперь оставь меня в покое. Я хочу немного поспать.

— Мне жаль, но я не могу этого сделать. Либо ты позволишь мне помочь тебе, либо мне придется ликвидировать тебя.

Она хладнокровно наблюдала, как он обдумывает её слова. Он уже не выглядел таким высокомерным. Более того, в его взгляде она уже почти видела зарождающееся сомнение.

— Я понимаю, что ты можешь мне не доверять, — продолжала она. — Это вполне ожидаемо. Но у тебя действительно нет выбора. Как только я расскажу, что они планируют здесь сделать с тобой, думаю, ты примешь моё предложение.

Он смотрел на неё с настороженностью, она же терпеливо ждала, сцепив руки перед собой. Наконец, он пожал плечами.

— Ты права, — сказал он. — Я тебе не доверяю. Но, тем не менее, рассказывай всё, что у тебя есть, и покончим с этим.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

— Могу я присесть? — спросила она.

Он подвинулся, жестом приглашая её сесть рядом.

Она села, с трудом сдерживая нервозность, и начала:

— Меня зовут Мэдлин. Последние семь лет я работаю под прикрытием для Второго Отдела...

________________________________________

Более часа Пол сидел и молча слушал эту женщину, которая утверждала, что является тайным агентом Второго Отдела. По мере того, как она рассказывала свою историю, его всё более захватывали не только подробности её самой по себе увлекательной миссии, но и её манера изложения. Голос Мэдлин представлял собой плавное сочетание чувственности и логической четкости, он одновременно и манил, и заставлял его волноваться. Он смотрел на неё не отрываясь, чувствуя, как погружается в мерцающие омуты её глаз. Его изначальное недоверие сменилось восхищением, а затем, когда она начала рассказывать, что КГБ планирует с ним сделать, — тревогой.

Когда она закончила, он уставился на неё в изумленном молчании. Наркотики. Гипноз. Контроль разума. Прозаичная сухость её описаний только усиливала сюрреализм происходящего, словно в научно-фантастическом романе.

— Этот процесс сработает? — спросил он, справившись, наконец, с голосом.

— Его ещё никогда не пробовали на субъектах, оказывающих полное сопротивление. Мы не знаем, каким может быть результат.

— Значит, эксперимент может провалиться.

— Если Оганян решит, что эксперимент провалился, он убьёт тебя. Конечно, если я решу, что он сработал, я убью тебя сама.

Её тон был мягким, без малейшей тени угрозы, но когда она подняла на него спокойный взгляд своих тёмно-карих глаз, он мгновенно понял, что она говорит правду: она способна убить его — и сделает это, если будет такая необходимость. От осознания данного факта его резко бросило в дрожь.

— Не думаю, что мне нравятся такие варианты, — сказал он с быстрым саркастическим смешком.

— Именно поэтому ты будешь делать то, что я скажу, — в её голосе отчетливо проступили властные нотки.

— Что именно?

— Притворишься, что эксперимент удался, — спокойно ответила она.

Он поднял брови в тревожном удивлении. Он ожидал план обычного побега, а это звучало слишком сложно, слишком рискованно.

— Ты, должно быть, шутишь. Почему ты не можешь просто помочь мне выбраться из этого места?

— Здесь предприняты максимальные меры безопасности. Потребуется несколько дней, чтобы разработать осуществимый план побега, и даже в этом случае риск чрезвычайно велик. Тем временем тебе все равно придется притворяться, что ты подвергаешься процедуре. Почему бы просто не дождаться окончания процесса и не сбежать с общего молчаливого согласия? Так будет гораздо безопаснее.

— Безопаснее не будет, если мне действительно как-то промоют мозги, — возразил он.

— Я не позволю этому случиться.

Они обменялись долгим неловким взглядом. Главный вопрос — может ли он довериться ей — остался невысказанным, но по выражению её лица он понял, что она догадалась о его сомнениях. Наконец, она вздохнула и нарушила молчание.

— На самом деле все очень просто, — объяснила она. — Сначала я заменю наркотики на что-нибудь безвредное. Затем, я буду приходить каждую ночь, чтобы «провести гипнотерапию», и тогда буду давать тебе инструкции, как ты должен вести себя на следующий день, чтобы убедить Оганяна, что процесс работает. Как только он убедится, что процедура успешно завершена, тебя освободят.

Она ободряюще улыбнулась, но улыбка быстро погасла, легкая тень беспокойства омрачила её лицо, и она заколебалась.

— Единственной трудной частью будут непосредственно сами допросы, — продолжила она, чуть поёрзав на скамье. Нахмурившись, она уставилась перед собой. — Оганян хочет, чтобы они были реалистичными, он сделает так, что ты окажешься лишь на волосок от смерти, и только тогда остановится, — наклонившись ближе, она впилась в него глазами. — Тебе придется быть сильным, если не сможешь, я не смогу помочь тебе.

— О, что ж, я могу быть сильным, — ответил он. — Но что, если твой профессор неправильно определит, когда именно я буду находиться на волоске?

— Он не ошибется, — произнесла она с холодной, непоколебимой уверенностью. — Он никогда не ошибается.

Он глубоко вздохнул и нахмурился. Её план, наконец, начал обретать смысл. Но была ещё одна проблема.

— Что насчет агентов КГБ, которые будут ждать от меня разведданных, когда я окажусь на свободе? Не будет ли подозрительно, что я ничего им не предоставляю? Это может разоблачить тебя.

Она безмятежно улыбнулась.

— Есть способ обойти это.

— Каким образом?

— Когда вернешься в Первый Отдел, попроси, чтобы тебе позволили раскрывать мелкую незначительную информацию в течение нескольких недель. Затем потихоньку прекращай. Так как эта процедура экспериментальная, Оганян предположит, что со временем эффект просто сошел на нет. С нашими субъектами это случается постоянно. Он и КГБ будут рады хотя бы частичному успеху, а там и концы в воду.

Он рассмеялся.

— Похоже, ты всё предусмотрела, — сказал он с восхищением.

— Да, — ответила она, изгибая бровь с выражением легкой гордости. — Так и есть.

Он закрыл глаза в раздумье. Доверял ли он этой женщине? Вполне возможно, конечно, что она изощренно лгала ему, пытаясь отговорить от попытки побега. Но нет, она слишком много знала об Отделах — она знала все об Эдриан и Джордже и говорила на жаргоне Отдела. Её история звучала абсолютно правдоподобно не только в деталях, но и в том, как она её рассказала.

Однако в конечном итоге его убедила не просто впечатляющая история, а манера поведения Мэдлин, то, как она смотрела на него. Ощущение было таким знакомым, словно они знали друг друга всю жизнь — или, точнее, словно они всю жизнь готовились к встрече друг с другом. Он знал, что подобная реакция не поддается логическому объяснению, но не мог отделаться от этого ощущения. Он доверял ей глубоко, нутром — так, как не доверял никому с тех пор, как пришел в Отдел. Он доверял ей настолько, чтобы вверить свою жизнь в её руки и следовать её советам, куда бы они ни привели.

Он открыл глаза и вздохнул.

— Какой бы безумной ни была эта история, ты совершенно права. У меня не так уж много вариантов. Похоже, нам придется поработать вместе, — он усмехнулся, пытаясь скрыть свое волнение насчет её плана.

Она тепло улыбнулась и протянула ему руку.

— Значит, мы договорились.

Он пожал, а затем медленно отпустил её руку. И когда это произошло, и нежная мягкость её пальцев скользнула по его ладони, он обнаружил, что всё острее ощущает их физическую близость — звук её дыхания, запах духов.

Она быстро встала, вид у неё при этом был немного растерянный.

— Процесс начнется завтра утром, — сообщила она неожиданно холодным тоном. — Тебя будут пытать и допрашивать весь день. Я не смогу вмешиваться. В конце дня тебе дадут еду, в которую, как предполагается, будет подмешан наркотик. Я прослежу, чтобы этого не случилось. Я снова приду завтра вечером, чтобы сообщить, как нужно вести себя на следующий день.

С этими словами она повернулась и подошла к двери, постучала, чтобы позвать охранника, и затем вышла из комнаты.

Глава 8

________________________________________

1999

Мэдлин смотрела вслед уходящему в бешенстве Полу. Только что она предприняла последнюю отчаянную попытку убедить его отказаться от миссии Маркали, уговорить отступить от края осыпающегося утёса, на котором все они стояли. Но ни её личная мольба, ни призыв к соблюдению интересов Отдела (как она выразилась — машина должна продолжать работать), не только не помогли, но, наоборот, заставили его озлобиться и ещё больше утвердиться в своем решении. Теперь, понимала она, иного выбора, кроме как действовать, не осталось, и с этого момента, к сожалению, пути назад уже не будет.

Пока она бессмысленно смотрела на дверь своего кабинета, тревогу сменил гнев — гнев, который не имел ни выхода, ни возможности рассеяться. В ситуации, в которой они оказались, в конечном счете, был виновата Эдриан. И этот факт вызывал у Мэдлин кипящую, безудержную ярость. Хотя и на Джордже тоже лежала ответственность, за это Мэдлин никогда не могла ненавидеть его. Джордж, как она знала, действовал в ответ на обстоятельства — и хотя она не могла его простить, но могла понять. От этого он не переставал быть врагом и уж точно не становился менее опасным, но ненавидеть его было так же бессмысленно, как ненавидеть кобру за её яд.

Эдриан же, напротив, стала центром всеобъемлющей ярости Мэдлин. Но возможности выместить свой гнев теперь не было — она уже отомстила этой женщине. Причём дважды.

В первый раз всё было тщательно спланировано и тщательно исполнено. На это ушли годы. Время, потраченное на культивирование недовольства в рядах подчиненных, подбрасывание улик, подстрекательство к измене. С подорванным авторитетом, подставленная своими коллегами, Эдриан с позором была отстранена от командования и лишена всего, что ей было дорого, включая репутацию. Разрешить ей жить после этого являлось частью наказания — она была приговорена к жизни в унизительном бессилии, являющемся постоянным напоминанием о её грехах.

Победа была полной, но в то же время странным образом она не принесла удовлетворения. В течение многих лет Мэдлин не могла понять, почему. Возможно, причина заключалась в почти пассивной роли, которую она сыграла, предопределяя события и наблюдая за происходящим из-за кулис. А может быть, дело в том, что она была лишь одним из нескольких человек в сложном шатком союзе. Битва не была полностью личной, а успех принадлежал не только ей.

Во второй раз всё было иначе.

Конечно, она не ожидала, что будет второй раз. Это произошло совершенно случайно, благодаря неудачной попытке Эдриан уничтожить Первый Отдел. Мэдлин была ошеломлена, когда после этого Пол поручил ей разобраться с Эдриан лично. Мысль о том, что придется вступить в конфронтацию и убить единственного человека, который когда-либо по-настоящему пугал её, воскресила все её прошлые кошмары, все старые страхи. Но затем ею овладела идея настолько неотразимая, что она зациклилась на желании осуществить её. Наказание настолько подходящее, настолько совершенное, что было бы невероятным преуменьшением назвать его космической справедливостью.
Пол не понимал и не мог понять, почему Мэдлин настаивала на использовании Эдриан в качестве подопытной для процесса Гельмана. Он указал на риски, связанные с пребыванием Эдриан внутри Отдела, риски, которые, как признавала Мэдлин, были весьма значительными. С рациональной точки зрения, она понимала, что её действия безрассудны — и всё же она продолжала упорствовать, пока Пол нехотя не согласился. Триумф, который испытала Мэдлин в тот момент, когда при проведении манипуляций над сознанием лицо Эдриан исказилось от боли, а затем потухло, удовлетворил сильную тёмную потребность в её душе. Идти на поводу у эмоций было глупо, и Мэдлин почти никогда не потакала им, но этот раз, когда она отомстила за мужчину, который даже не знал, что ему требуется возмездие, принес ей странную, почти кровожадную радость.

Теперь она сожалела лишь о том, что не может повторить это же наказание снова.

________________________________________

1980

При очередном ударе электрическим током, Пол так сильно сжал челюсти, что чуть не откусил себе язык. Искра трещала, в ушах стоял гул, каждый мускул в его теле сокращался и дрожал, и каждый орган, казалось, горел, готовый взорваться.

Когда действие электрошока кончилось, он закрыл глаза и устало обмяк, не будучи в состоянии даже поднять голову. Пот струился по его лицу и груди, пропитывая рубашку и заставляя дрожать от холода. Внезапно Оганян дёрнул его за волосы, заставив запрокинуть голову, глаза Пола распахнулись от боли.

— Каковы координаты Первого Отдела? — требовал его палач, наклонившись так близко, что Пол чувствовал его дыхание на своем лице.

— Девяносто градусов к северу, — выдохнул Пол, вызывающе глядя в темные глаза Оганяна.

Глаза сузились, моргнули, а затем успокоились, когда старик рассмеялся и отпустил волосы Пола.

— Очень, очень смешно, — усмехнулся Оганян. — Но вы, должно быть, ослышались. Я просил координаты Первого Отдела, а не мастерской Санта-Клауса.

Оганян ещё раз нажал кнопку в своей руке, удар током оказался ещё сильнее предыдущего. Полу хотелось кричать от боли, но мышцы словно сковало.

Оганян принялся ходить вокруг него кругами, отстукивая тростью размеренный ритм. Глухое эхо окружило Пола непрерывным циклом бесплотных шагов и постукиваний, они заворачивались спиралями вокруг него в каком-то дурманящем замедленном движении, пока он не почувствовал, что сам кружится и теряет контроль над собой.

Внезапно всё прекратилось, и в комнате воцарилась тишина.

Пол ждал, но ничего не происходило. Ничего, кроме тяжелого биения сердца, и оно билось всё громче. Быстрее. Оглушающе.

Наконец, голос — из ниоткуда и отовсюду — прорвался сквозь панический стук.

— Координаты, мистер Вулф, — мягко и успокаивающе сказал он. — И всё это закончится.

Пол почувствовал, как его пульс замедляется, соблазненный обещанием голоса. Как он хотел, чтобы всё закончилось, даже смертью. Забвение будет таким спокойным, таким безмятежным. По сравнению со всем этим, оно обязано быть таким.

Его голова слабо качнулась в сторону, и он украдкой бросил взгляд в угол комнаты. Там стояла Мэдлин, так же, как и все предыдущие дни. Она внимательно и спокойно наблюдала, как её наставник применяет всё более жестокие методы наказания к пленнику. На всем протяжении допроса она ни разу не отвела глаз от лица Пола, и её пристальный неотрывный взгляд безмолвно предлагал ему поддержку и ободрение. Не желая привлекать к ней внимание Оганяна, Пол ограничивался быстрыми, незаметными взглядами, но каждый раз, когда их глаза встречались, он чувствовал прилив внутренних сил.

Каждый вечер она приходила к нему в камеру под видом того, что ей нужно подвергнуть его процедуре доктора Оганяна. Вместо этого она подробно инструктировала, как ему следует вести себя на следующий день. Оганян будет проверять его, используя слова-триггеры, объяснила она. Пол, в свою очередь, должен будет сделать жест или повторить некую шифрованную фразу. Чтобы убедиться, что он реагирует достаточно быстро, она практиковалась с ним снова и снова, повторяя эти действия до тех пор, пока его ответы не стали автоматическими, почти бессознательным.

В первый вечер она была сосредоточена исключительно на обсуждении дела и затем поспешно ушла. Но на второй вечер, после того, как Оганян приказал двум охранникам избить его так сильно, что после этого он мочился кровью, она задержалась. Мэдлин сидела и разговаривала с ним несколько часов, пытаясь тихим, музыкальным голосом убаюкать его. Невероятно, но это сработало — он погрузился в глубокий сон, без своих обычных кошмаров, одного её присутствия, казалось, было достаточно, чтобы заглушить его боль.

Сейчас, на третий день допроса, она также продолжала поддерживать его. Почерпнув мужества из взгляда на неё, он сделал глубокий вдох и приготовился к тому, что Оганян ещё раз нажмет кнопку.

________________________________________

Мэдлин внутренне вздрагивала с каждым ударом электрошока. Прошло уже очень много времени с тех пор, как она научилась дистанцироваться от тех страданий, что наполняли комнаты для допросов, но здесь, сейчас, непостижимым образом она, казалось, полностью утратила эту способность. Чем дольше она в ужасе наблюдала, как тело Пола Вулфа билось в конвульсиях, тем сильнее кружилась её голова и тем больше она теряла ориентацию в пространстве.

Чтобы сохранить равновесие и не позволить себе упасть, она сосредоточила свое внимание на лице Пола. Даже когда он кривился и содрогался от боли, он излучал силу и решимость — и периодически, быстрыми осторожными взглядами, он посылал ей сигналы уверенности, сигнализируя, что он действительно способен выдержать всё. Наблюдая за его мужеством, она поддерживала своё, и это позволяло ей сохранять спокойствие и даже выглядеть слегка скучающей всякий раз, когда Оганян поворачивался в ее сторону.

Пока она стояла там, пытаясь сохранить маску безразличия, её мысли вернулись к деталям заключения Пола, описанным в отчёте, который она уже успела выучить наизусть. Автор с немалой долей восхищения отмечал, что Пол неоднократно провоцировал охранников на наказания, намеренно отвлекая внимание от более слабых и уязвимых заключенных. Другие заключенные отвечали на эту жертву глубокой преданностью, признанием его лидерства и храбрости. Сейчас, наблюдая за ним, она начала понимать их чувства.

Много лет назад она пришла к выводу, что в Отделах нет героев — одни пешки. Сейчас она начала сомневаться в этом заключении.

________________________________________

Дни. Уже прошли дни с тех пор, как Пол был захвачен и как Мэдлин вызвали, чтобы допросить его. Она уже должна была вернуться, исполнив свой долг. Но она не вернулась, и не было никаких известий о том, что происходит.

Джордж продлил свое пребывание в Первом Отделе в Париже, отложив срочную работу Второго и Третьего Отделов. Конечно, из штаб-квартиры Второго Отдела в Брюсселе он мог легко позвонить своим помощникам и узнать новости, но он чувствовал необходимость в личном присутствии. Как будто его отъезд был бы признанием того, что все пошло совсем-совсем неправильно.

Протокол для агента, находящегося в ситуации Мэдлин был ясен: пока не доказано обратное, считать, что захваченный агент представляет угрозу для спецслужб, и предпринять любые шаги, необходимые для устранения этой угрозы. А Мэдлин была агентом, доказавшим свою исключительную щепетильность в отношении протокола. Так почему же она всё ещё находилась в Советском Союзе, а Пол, предположительно, был жив? Отсутствие ответа на этот вопрос сводило с ума. Удручало.

Тем не менее, имелся и запасной план. Идя по коридорам Первого Отдела и приближаясь к этому запасному плану, Джордж улыбался.

— Интересно, как эти солдаты появились так неожиданно, — небрежно заметил он, подойдя к Ричарду сзади.

Ричард подпрыгнул от удивления.

— Ч-что? — заикаясь, спросил он, оборачиваясь и глядя на Джорджа изумленным опасливым взглядом.

— Во время миссии на Украине. Только что всё было чисто, и вдруг - полно охранников.. Забавно, ты не находишь?

Ричард пустым взглядом уставился на Джорджа, по-идиотски приоткрыв рот. Джордж несколько секунд ждал, когда тот ответит или сделает хоть что-нибудь, но потом потерял терпение.

— Я прекрасно знаю, что ты солгал об охранниках, чтобы не подвергать себя опасности, — сурово сказал он.

Когда Ричард, наконец, пришел в себя и уже собрался заговорить, Джордж поднял руку.

— Пожалуйста, избавь меня от оправданий. Я не собираюсь докладывать о тебе Эдриан.

Ричард растерянно молчал некоторое время, а затем нахмурился.

— Тогда почему...

— Я хочу, чтобы ты оказал мне небольшую услугу, — перебил Джордж.

— Что угодно, — сказал Ричард, глаза его были круглыми от страха.

— Хорошо, — Джордж изучил собеседника, убедился, что тот достаточно податлив, и только после этого бросил свою маленькую бомбу. — Кстати, ты будешь возглавлять команду, которую направлят спасти Пола, — безмятежно сообщил он.

— Нет, это буду не я, — сказал Ричард, покачав головой, — Это группа Чарльза.

— Да, это группа Чарльза, — сказал Джордж, улыбаясь, — но возглавлять её будешь ты.

И снова на лице Ричарда появилось пустое выражение.

— Да? А почему бы Чарльзу не возглавить её?

— Он заболел.

Пустота уступила место нервной настороженности.

— Заболел?

— Внезапный случай пищевого отравления. Не о чем беспокоиться. Но это значит, что его нужно заменить. И я убедил Эдриан, что ты — лучший кандидат. В конце концов, ты один из членов группы Пола — будет полезно иметь в команде спасения кого-то, кто хорошо его знает.

Кожа Ричарда приобрела тошнотворный оттенок серого.

— Но эта миссия провалится — шансы почти ничтожны.

— Ах, но в этом-то и дело, Ричард. Твоя задача убедиться, что миссия провалилась, — холодно сказал Джордж. — Саботируй её, пожертвуй командой, попади в плен и ликвидируй Пола. Когда ты вернешься, я позабочусь о том, чтобы ты стал лидером его группы.

Ричард нахмурился.

— Но если меня схватят, как я вернусь?

— Предложи свои услуги в качестве двойного агента. Они не преминут воспользоваться возможностью иметь кого-то внутри Первого Отдела и сразу же отправят тебя обратно.

— Понятно, — Ричард кивнул, но затем сделал паузу. — Когда я вернусь, что я скажу Эдриан? Она не будет рада, что миссия провалилась, и она не будет мне доверять, если я скажу, что мне удалось сбежать.

— Предоставь мне беспокоиться об Эдриан, — отрезал Джордж. — Единственный человек, о котором тебе нужно беспокоиться, это я.

— Да, сэр, — Ричард опустил глаза в пол.

— И ещё кое-что, — добавил Джордж, окинув Ричарда тяжелым взглядом.

— Сэр?

— В тюрьме, где проходит допрос Пола, находится молодая женщина. Я покажу тебе её фотографию перед отъездом, так что ты обязательно её узнаешь.

— И?

— Она сотрудница Второго Отдела, работает под прикрытием. Если по какой-то причине ты не сможешь добраться до Пола, я хочу, чтобы ты передал ей сообщение.

— Что за сообщение?

— Пол должен быть ликвидирован любой ценой. Любой ценой.

________________________________________

Дверь камеры Пола захлопнулась за Мэдлин, и охранник задвинул засов. На несколько мгновений она задержалась на пороге, ожидая, пока её глаза адаптируются к темноте, затем пересекла комнату и наклонилась над Полом, растянувшимся на скамье. Он спал, по его изможденному лицу было видно, что он совсем истощен. На мгновение она засомневалась, стоит ли его будить, глядя, как он поверхностно и неровно дышит, и как его глаза беспокойно двигаются под закрытыми веками. Но потом всё-таки коснулась его плеча, и его глаза распахнулись.

— Я принесла тебе обезболивающее, — нежно произнесла она.

Медленно, с трудом, он сел. Она присела рядом и достала из сумки две таблетки и фляжку с водой. Он молча проглотил таблетки, запил их и, снова взглянув на неё, слабо улыбнулся и сказал:

— Спасибо.

— У меня также есть хлеб и сыр, — сказала она, вынимая еду из сумки, — и шоколад. Это может оказаться чуть лучше того, что здесь выдают за еду.

Он жадно набросился на пищу; она смотрела, как он сосредоточенно ест, отрывая большие куски хлеба, целая шоколадка исчезла всего за три укуса. Когда он закончил, то глубоко вздохнул и посмотрел на неё. Усталость почти полностью исчезла с его лица. Невероятно. Его физическая сила поражала её.

— Так гораздо лучше, — сказал он и улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ, а затем протянула руку, чтобы смахнуть несколько крошек с его подбородка. Но он перехватил её руку своей и крепко сжал. Улыбку Пола сменила серьёзность, а глаза были полны благодарности и нежности. Другой рукой он нежно погладил её щёку. Прикосновение — легкое, томительное и совершенно неожиданное — казалось, парализовало её, заставив сердце бешено заколотиться.

С медленной необратимостью, которая, как она думала, могла существовать только в мечтах, он наклонился, и его губы мягко встретились с её губами. Закрыв глаза, она потеряла себя в ощущениях — губы, а затем языки, нежно соприкасающиеся и исследующие друг друга. Обхватив свободной рукой его лицо, она ощутила как движется под ладонью его челюсть во время поцелуя. Затем она проследовала пальцами вниз по шее и положила руку ему на грудь, где гулко и часто стучало его сердце, её билось в унисон.

Он отстранился, почувствовав, что она крепче прижала руку к его груди. Тяжело дыша, она открыла глаза — и ждала, словно в трансе. Она не могла произнести ни слова, даже если бы нашлись какие-то слова, не могла пошевелиться, даже если бы ей нужно было куда-то идти. Она могла только смотреть на него, надеясь, что он сможет прочесть в её безмолвном взгляде манящее приглашение.

Безмолвно, но с промелькнувшим в глазах пониманием, он провел пальцем вниз по её шее, вдоль ключицы, а затем с мучительной медлительностью обратно. Вверх и вниз, по кругу, кончик его пальца почти невесомо скользил по её коже, прикосновение было едва ощутимым, и, тем не менее, оно передавало всё. Желание. Восторг. Отчаяние. Убийственное, болезненное, ведущее к безумству отчаяние, полное одиночества, страха и отчуждения. Отчаяние, столь похожее на её собственное. Со стороны мужчины, который вел такую же жизнь.

Как много лет она не встречала ни одного человека, который не был бы ни целью, ни судьей, которого не нужно было бы ни обманывать, ни бояться? Как много лет прошло с тех пор, как она могла быть самой собой с кем-то, если такой человек вообще существовал? Это было настолько давно, что теперь, встретившись наконец с таким человеком, она испытала настолько сильное, настолько сокрушительное облегчение, что оно оказалось почти непереносимым.

Он убрал палец с её шеи и с выражением предвкушения и решимости принялся снимать с неё одежду. Переходя от одной пуговицы к другой, он расстегнул её блузку и позволил соскользнуть по плечам. Когда его руки и губы начали исследовать её тело и дразнить обнаженную кожу, она почувствовала непреодолимое желание обнять его, прижать к себе со всей силы. Но из-за его травм она не осмеливалась. Вместо этого она заставила себя оставаться пассивной, позволяя ему взять всё, чего он пожелает. Она с усилием закрыла глаза, разрешив себе лишь небольшую привилегию гладить его волосы.

Несколькими резкими и быстрыми движениями он раздел её — предметы одежды были расстёгнуты, стянуты и с тихим шорохом отброшены в сторону. А потом она не ощутила ничего. От удивления она открыла глаза. Стоя рядом с ворохом одежды, он молча разглядывал её. Она лежала обнаженная, вся на виду, и от неприкрытого восхищения на его лице, у неё перехватило дыхание. Инстинктивно, лишь частично осознавая, что делает, она откинулась назад, оперевшись на руки, слегка запрокинула голову и провела языком по верхней губе, изгибаясь и двигаясь всем телом, чтобы доставить ему удовольствие. И, в свою очередь, себе. Она наслаждалась тем, как он реагировал; наслаждалась осознанием, что она была тому причиной; наслаждалась облегчением, которое ощутила, отдавшись собственной чувственности. Он прикрыл глаза, наблюдая за её движениями, и его губы дрогнули; затем он улыбнулся, как вор, обнаруживший заветное сокровище, и начал раздеваться сам. Она ждала в нетерпении, а он сорвал с себя одежду, отбросил в сторону и вернулся к ней, тяжело дыша.

В комнате было прохладно, но он склонился над ней и накрыл влажным жаром своего рта. Опустив её на скамью, он полностью завладел её телом: руками, губами, языком, глазами — она чувствовала, как от его взгляда её обдает осязаемым нежным теплом. Глубоко и часто дыша, она тянулась вверх к нему, стремясь прижаться крепче, желая, чтобы он лёг на неё всем своим весом. Но он продолжал опираться на руки, пока его губы скользили от шеи к груди, животу, а затем ниже.

Хотя она старалась вести себя тихо, у неё вырвался стон, когда она почувствовала, как его язык скользит взад-вперед, а затем по кругу в медленном томительном движении. Легкими, как перышки движениями его пальцы скользили вверх и вниз по внутренней стороне её бедер, пока она не задрожала, а затем он принялся гладить и ласкать ее растущую влажность. Она застонала ещё чуть громче, всё больше и больше приближаясь к краю пропасти — и наконец, остановила его, приподняв его голову.

— Пожалуйста, — зашептала она, — не сейчас.

Он коротко улыбнулся, а затем снова наклонился, чтобы поцеловать её живот и проделать обратный путь, дразня её волнующими прикосновениями своих губ, зубов и языка. Неровно и прерывисто дыша, она выгибала спину навстречу вниманию, которым он щедро одаривал её. Наконец он лёг на неё всем телом и тихо выдохнул на ушко её имя. Его кожа была гладкой на ощупь, он был теплым и тяжелым — он полностью накрывал её собой, одновременно подчиняя и освобождая, ограничивая её движения, в то же время побуждая бесконтрольно двигаться.

Когда он вошел в неё, она ощутила какую-то отчаянную терзающую одержимость. Это было нечто большее, чем просто физическая потребность, — это чувство пылало так глубоко, что она не могла объяснить даже самой себе, что именно она испытывает. Тяжело дыша, она схватилась за его плечи и заглянула в голубые глубины глаз, надеясь найти там ответ. Когда он двигался внутри неё вперед и назад, все защитные механизмы, все эмоциональные барьеры, за которыми она пряталась, рухнули, и сама её душа обнажилась перед ним. В тот момент одним лишь словом или взглядом он мог полностью уничтожить её — но не сделал этого. Наоборот, он смотрел на неё с такой нежностью, что она вознеслась на вершины бесконечного, неизмеримого блаженства.

Она не знала, как долго они занимались любовью. Когда она достигла пика, она даже не знала, кто она и где находится. А после, к своему удивлению, она обнаружила, что он всё ещё наблюдает за ней, его лицо было переполнено эмоциями.

— Я люблю тебя, Мэдлин, — мягко сказал он.

Она ответила ему таким же нежным взглядом, а затем, к своему глубокому потрясению, обнаружила, что произносит слова, которые никогда раньше не говорила ни одному человеку.

— Я люблю тебя, Пол.

Когда эти слова прозвучали, она задрожала, напуганная своей открывшейся эмоциональной уязвимостью. Очевидно, подумав, что ей холодно, он ещё крепче обнял её и положил голову ей на плечо, целуя в шею.

«Боже мой, — подумала она, — я действительно люблю его. Что же мне теперь делать?»

________________________________________

Пол дышал медленно и глубоко, прижимаясь лицом к шее и волосам Мэдлин, наслаждаясь её ароматом. Лежа на ней, он укрыл их обоих тонким одеялом, и сильнее прижал её к себе, чтобы согреть своим теплом.

Никогда прежде он не испытывал ничего подобного тому, что только что случилось между ними — после стольких лет в Отделе он и не думал, что может быть способен на такие эмоции. То, что началось как простое пожатие рук — в знак благодарности за её доброту к нему, — стремительно затянуло его в неудержимый водоворот страсти.

Все в ней завораживало его — её гладкая кожа, тихие вздохи наслаждения, утонченная чувственность в движениях, легкая загадочная улыбка. А потом, под конец, она открыла эти бездонные тёмные глаза и обожгла его взглядом откровенного желания и абсолютной преданности, каких он никогда прежде не видел. Этот взгляд поразил его, заставив сердце сжиматься и рваться на части, и ему показалось, что он вот-вот перестанет дышать.

И всё же он чувствовал, что женщина в его объятиях что-то утаивает, что есть глубины, которых он ещё не достиг. Да, он зажег искру, возможно, даже огонь, но он подозревал, что огонь может перерасти в ревущее адское пламя. Адское пламя, конечно, вещь опасная и всепоглощающая — в конце концов, именно оно должно являться центром ада. Но его это больше не волновало. Он сам навлечет на себя гибель, позволит ей сжечь его — и будет только рад последствиям.

________________________________________

— Я начинаю волноваться за тебя, — сказал Оганян за завтраком, глядя на Мэдлин изучающим взглядом.

Мэдлин подняла голову с легким удивлением.

— Что вы имеете в виду?

— Ты выглядишь рассеянной, чем-то обеспокоенной.

— Вовсе нет.

Она снова принялась за еду, в то время как он молча продолжал наблюдать за ней.

— Ты ведь не влюбилась в него, правда? — спросил он с укором.

Её нож и вилка замерли в воздухе. Она застыла, тщетно пытаясь обрести контроль над своими внезапно разбежавшимися во все стороны мыслями.

— Это худшее, что ты можешь сделать, сама понимаешь, — продолжил он.

Он снял очки в тонкой золотой оправе и аккуратно положил их рядом со своей тарелкой. Затем он наклонился вперед, и она почувствовала, как его взгляд пригвоздил её к месту.

Он внимательно изучал её лицо, отслеживая малейшие проявления эмоций.

— Почему вы так думаете? — начала она, и её голос дрогнул.

Оганян снисходительно улыбнулся.

— Брось, я, может, и старый, но не слепой. Я знаю, что между вами двумя происходит. Но любишь ли ты его?

Она отложила вилку и нож и откинулась на стуле, глядя на него, совершенно не представляя, что сказать. Как он мог узнать и почему казался таким... понимающим насчёт всей этой ситуации?

Пока она сидела, потеряв дар речи, он протянул руку, сжал её ладонь, и его лицо преисполнилось беспокойства.

— Я видел много таких мужчин, как Эгран, моя дорогая. Амбициозных. Безжалостных. Жаждущих власти. Такой человек может сделать многое, чтобы помочь тебе, позаботиться о тебе. Но он может и навредить тебе, если ты будешь настолько глупа, что влюбишься в него.

Она чуть не рассмеялась от облегчения, наконец-то поняв, о чём говорил Оганян. Широко улыбнувшись, она сжала его руку в ответ.

— Я не настолько глупа.

— Хорошо, — серьёзно кивнул он. — Используй его, если хочешь, но ты заслуживаешь лучшего, чем этот начинающий деспот.

________________________________________

Время проходило для Пола в четко разграниченных крайностях. Дни приносили страдания, а ночи приводили в экстаз. Он стойко переносил первое, предвкушая второе, а ночные удовольствия, казалось, становились только сильнее после дневных мучений.

Каждый раз, когда Мэдлин приходила к нему, ему удавалось добиться от неё все большего — и сегодня, как он полагал, он, наконец, достиг своей цели. С диким блеском в глазах она жадно и требовательно сжимала его в объятиях, почти подавляя своим натиском, до тех пор пока он, побуждаемый все той же первобытной жаждой, не ответил ей с равной свирепостью.

Теперь он знал, что такое адское пламя, и на его пути в тлеющий пепел обратились все рациональные мысли, даже ощущение собственного «я».

Пламя продолжало бушевать в нем, окутывая испепеляющим жаром, но всё же он был человеком, и его тело нуждалось в отдыхе. Вздохнув, он прижался к изгибу её шеи, где кожа была ещё влажной от пота, и провел рукой по мягким завиткам волос. В ответ она прижалась к нему, слегка поглаживая его спину. Он был измотан, пресыщен, но его по-прежнему увлекала её внутренняя тайна.

Приподнявшись на локте, он оглядел её.

— Расскажи мне о себе, — игриво предложил он.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она с легким недоумением, уголок её рта приподнялся, а бровь изогнулась.

— Ты сказала, что читала моё досье, так что ты знаешь историю моей жизни. Теперь я хочу услышать твою, — он улыбнулся. — Почему-то мне кажется, что она необычная.

Несмотря на то, что он склонился ближе, чтобы поцеловать её в лоб, казалось, между ними возникла неосязаемая дистанция. Она едва заметно напряглась.

— Рассказать особо и нечего.

— Нечего рассказать? О таинственной Мэдлин? Готов поспорить, у тебя много секретов. Например, как ты оказалась в Отделе.

Она молча уставилась в пространство. Её лицо застыло, и он ощутил смутное чувство паники, надвигающейся потери.

— Что не так? — спросил он, касаясь её лица, надеясь, что нежная ласка его пальцев смягчит её черты, вернет им жизнь.

— Ты не поймешь. Ты герой войны. Тебя завербовали из-за твоих положительных качеств. В отличие от меня, — её глаза потускнели, словно она смотрела внутрь себя и пыталась заглушить невысказанную боль.

Он внимательно посмотрел на неё.

— Я вижу много положительных качеств. Ум, храбрость, изобретательность, преданность...

— Я убийца, Пол, — перебила она негромким, но горьким голосом. — Убийца и преступница. Меня завербовали, потому что они решили, будто у меня хорошо получится пытать людей.

Повисла тишина, ужасная тишина, а затем она повернулась и взглянула на него. Выражение её глаз было ровным, прохладным, как поверхность озера в глубокой забытой пещере, где нет ни ветра, чтоб вызвать волны, ни солнца, чтоб согреть его глубины; где такой путешественник, как он, не осмелится даже предположить, что скрывается во мраке.

Моргнув, она резко села и начала одеваться. Он смотрел в потрясении, не в силах остановить ледяную завесу, которая вдруг начала опускаться между ними.

— Что ж, значит, они завербовали правильного человека по неправильной причине, — сказал он, наобум ища что-нибудь, что угодно, что могло бы вернуть её.

Она не обратила внимания на его слова и продолжила одеваться.

— Послушай, Мэдлин, — продолжал он с отчаянием в голосе, — если бы ты была настолько плохим человеком, как ты предполагаешь, ты бы не была здесь, не помогала мне. Ты ведь могла бы просто ликвидировать меня, или даже позволить КГБ промыть мне мозги и потом сказать Отделу меня ликвидировать, когда я вернусь. Таким образом, ты бы исполнила свой долг, не подвергая себя лично опасности. Но ты этого не сделала. Вместо этого ты здесь. И уж поверь, я никогда этого не забуду.

Она обернулась, чтобы посмотреть на него, и на мгновение, когда в её глазах блеснула грусть, он подумал, что она вернулась к нему. Но затем её лицо превратилось в холодную пустую маску.

— Не преувеличивай, — ответила она пренебрежительно. — Ты находчивый. Даже без моей помощи ты бы нашел способ пережить это и выбраться отсюда. В конце концов, если бы ты не был сильным, ты бы не выдержал семь лет в лагере.

— Семь лет? — он озадаченно сдвинул брови. — Какие семь лет?

Эти слова, такие простые, каким-то образом добились того, чего не смогли сделать его мольбы: её эмоциональная отстраненность, казалось, исчезла, внезапно вытесненная взглядом полного недоумения. Она прекратила одеваться и уставилась на него.

— Семь лет, которые ты провел в лагере для военнопленных во Вьетнаме, — когда он никак не отреагировал, она нахмурилась. — Ну, знаешь, тебя пытали, разлучили с женой и сыном.

Теперь настала его очередь прийти в недоумение.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я был в плену пятнадцать дней, а не семь лет. И у меня нет сына.

Глава 9

________________________________________

1999


Вальтер сосредоточенно сжал губы, стачивая край неровного куска металла. Жужжание его инструмента было достаточно громким, чтобы заглушить стук каблуков Мэдлин по твердому полу; оставаясь незамеченной, она терпеливо наблюдала за ним в течение нескольких минут, пока он не поднял голову.

— Здравствуй, Вальтер, — любезно произнесла она и улыбнулась, когда он подпрыгнул от удивления, увидев её. — У тебя есть препарат для меня?

Вальтер выключил свою технику и неспешно потянулся за флаконом. Однако он заколебался, прежде чем отдать его.

— Фенадрил хлорид… Ты действительно собираешься использовать это на ней? Он разрушит её разум — навсегда.

Мэдлин не стала ничего отвечать, она просто спокойно ждала с бесстрастным выражением лица, сцепив руки перед собой.

Вальтер бросил на неё суровый взгляд.

— Она не сделала ничего плохого, — добавил он, понизив голос, — просто выполняла свою работу, как и все мы. Это несправедливо.

— Иногда в некоторых вещах просто возникает необходимость. Ты знаешь это, Вальтер, — сказала она с укором.

Он взглянул на неё с отвращением и покачал головой.

— Ты даже не испытываешь вины по этому поводу, да?

Он ждал ответа, но когда реакции не последовало, он грустно рассмеялся.

— Полагаю, я не должен удивляться, — произнес он, — Ты давно уже перестала чувствовать что-нибудь. Теперь внутри не осталось ничего, кроме Отдела.

Она глубоко вздохнула, пораженная тем, что он так свободно высказал свои мысли. Она давно знала, что он думает, но до сих пор он ни разу не осмеливался сказать ей это в лицо. Но она знала. Для него она была не просто частью девяноста пяти процентов, этого сообщества заблудших душ, она, несомненно, была его учредителем. И главным вербовщиком. Она знала об этом и смирилась — и, как бы не ужаснуло его такое знание, научилась радоваться этому.

Вальтер, сам того не осознавая, выполнял полезную функцию. По её мнению, он и его клуб пятипроцентников обеспечивали необходимую отдушину для наиболее чувствительных оперативников Первого Отдела. Вера в то, что они находятся на позиции морального превосходства, помогала им чувствовать себя лучше — а когда они чувствовали себя лучше, то могли выполнять свою работу более эффективно. У неё не было ни малейшего намерения вмешиваться в это. Но идея морального превосходства была иллюзией. Как кто-то из них мог знать, как они поступили бы на её месте — стали бы они работать лучше или, как она подозревала, гораздо хуже?

Вальтеру было легко позиционировать себя как этического арбитра, выносящего приговор из своего уютного убежища в Оружейке. Даже подчиняясь правилам, у него была роскошь насмехаться над ними, у неё же, напротив, была печальная обязанность обеспечивать их соблюдение. И всё же она воздерживалась от обиды — она понимала, что для людей естественно возмущаться властью. Если Вальтер предоставлял им безобидный способ выразить свое недовольство, она была только рада притвориться несведущей. Однако лишь до тех пор, пока его осуждение оставалось невысказанным.

Теперь, однако, он бросил прямой вызов. Даже это она могла бы вытерпеть, если бы он решил вступить в конфронтацию по другому поводу: из-за какого-нибудь установленного ею сурового правила или из-за проступка против его «Сладкой». Она бы просто улыбнулась и ушла, позволив ему одержать победу. Но в данном случае обвинение её в бесчувственности было не просто недовольством ею как безжалостным заместителем командира. Это было обвинение, направленное против неё лично — обвинение, которое ранило, которое пролило кровь. Он, как никто другой, знал, с каким горьким выбором ей пришлось столкнуться — и говорил ей, что выбор она сделала неправильный. Этого она не потерпит. Пусть он судит её работу, если ему так хочется, но он не будет судить её жизнь.

Она выпрямилась ещё больше и смерила его самым холодным взглядом из своего арсенала. Он был не более невинен, чем она, и она напомнит ему об этом.

— На твоём месте я бы не бросала камни, — в её негромком голосе звучала глубокая, контролируемая ярость.

После мучительного молчания он передал ей флакон и отвернулся с выражением стыда на лице. Стыдился он за себя или за неё, она не знала.

________________________________________

1980

Под взглядом Пола выражение лица Мэдлин сменилось от растерянности до глубокого шока.

— Пятнадцать дней? — спросила она, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Да, конечно. А что? В моем досье написано семь лет? — он удивленно поднял брови. — А что еще там было написано?

— Это не имеет значения, — она сильно нахмурилась. — Оно было переведено с вьетнамского на русский, наверное, имена в двух документах перепутались в процессе.

Она вернулась к скамье и села рядом с ним.

— Что на самом деле с тобой произошло? — мягко спросила она.

Он пожал плечами.

— Да ничего особенного. Не сравнить с семью годами, во всяком случае, — он сухо рассмеялся. — Тот, с кем это случилось, должно быть, был чертовски крутым ублюдком.

— Я всё равно хочу услышать об этом.

Он отвел взгляд и начал рассказывать свою историю, уставившись в пространство. Он говорил медленно и монотонно, стараясь дистанцироваться от боли, грозившей утопить его, когда он вспоминал о тех пятнадцати днях ада, облегченных только горячей поддержкой его сержанта Вилли. Он описал ей странную принудительную вербовку в Первый Отдел после его спасения и, наконец, непростительное предательство жены, которое разрушило все надежды на возвращение к прежней жизни.

Мэдлин молча слушала, сжимая его руку, когда его голос прерывался от волнения. Когда рассказ был окончен, он, наконец, смог взглянуть на неё — в её глазах светилась смесь любви и печали. Ему отчаянно хотелось притянуть её к себе, чтобы она обняла и утешила его, но попросить он не мог — такой жест заставил бы его выглядеть слабым.

Вместо этого он прочистил горло и постарался говорить непринужденно.

— Так, а что написано в моем досье? Похоже, что в нём меня выставили героем, хотя на самом деле я был просто невезучим парнем, оказавшимся не в том месте и не в то время.

— Это неважно, — ответила она, покачав головой.

— Скажи мне, я хочу знать, — настаивал он.

— Но почему? — она выглядела искренне озадаченной.

Он заглянул в глубину её глаз, размышляя, может ли довериться ей. Может ли он признаться в непрекращающихся кошмарах, тревожных провалах в памяти, постоянном страхе и депрессии, которые мучили его? Раскрытие такой проблемы любому сотруднику Отдела могло привести к тому, что его признали бы непригодным к службе и, как следствие, ликвидировали бы, поэтому за прошедшие годы он в совершенстве научился всё скрывать. Но ведь Мэдлин была не просто какой-то сотрудник. Далеко не просто.

Он глубоко и судорожно вздохнул.

— Я хочу знать, потому что... Потому что иногда я думаю, что схожу с ума.

Её обеспокоенный взгляд стал более острым, встревоженным.

— Пол, что ты имеешь в виду?

— Мне постоянно снятся кошмары, — объяснил он. — Кошмары, в которых моя жена обвиняет меня в том, что я бросил её, а не наоборот; где меня пытают так, как никогда не пытали в течение тех пятнадцати дней; где я убиваю человека, и не знаю почему, — он нахмурился. — И кроме того почему-то мои воспоминания кажутся неправильными.

— Неправильными? Как это?

— Пятнадцать дней я помню достаточно ярко. А вот остальное — мой брак, годы, проведенные на службе, — кажется странным. Я помню даты и события, но я будто запомнил их из книги — я не могу вспомнить никаких настоящих впечатлений, только сухие факты, — он одарил её горькой улыбкой. — Я боюсь, что, возможно, какая-то травма, вызванная боевыми действиями, повлияла на мою память, а может быть, у меня начались галлюцинации.

Проглотив комок в горле, он крепко сжал её руку. Пол отвел взгляд, прежде чем заговорить снова, не желая, чтобы она видела влагу в его глазах.

— Я думал, если ты расскажешь мне о том, что было в моём досье, быть может, чудесным образом это окажется правдой, я вспомню это, и всё снова будет хорошо, — он засмеялся.
— Наверное, это было глупо.

Она дотронулась до его подбородка, заставляя повернуть голову, и внимательно посмотрела ему в лицо.

— Как давно это с тобой происходит?

— С тех пор, как меня завербовали.

Несколько мгновений она сидела молча, а он наблюдал, как эмоции на её лице сменяют друг друга. Наконец, она нахмурилась.

— Возможно, ты подавляешь настоящие воспоминания, которые всплывают на поверхность только во сне. А с другой стороны, кошмары могут быть совершенно символическими. Боюсь, это не точная наука.

— Конечно, нет, — вздохнул он. — Но, — задумчиво произнес он, идея медленно кристаллизовалась в его сознании, — ты знаешь, как проводить гипноз. В конце концов, ты ведь этим должна была со мной тут заниматься, — он поднялся, чувствуя растущее возбуждение. — Ты можешь подвергнуть меня этому? Ты можешь выяснить, что реально, а что нет?

Она покачала головой.

— Это слишком опасно. Под гипнозом люди воображают всякие вещи. Это может только усугубить твою проблему.

— Но ты же читала мое досье. А я нет. Если мои воспоминания под гипнозом совпадут с тем, что ты прочла, значит, они правдивы, так? — он позволил надежде закрасться в свой голос.

Она с сомнением посмотрела на него.

— Возможно.

— Послушай, если всё, что мне удастся вспомнить — это пятнадцать дней, то, по крайней мере, этот вопрос будет ясен, — он наклонился ближе, его глаза умоляли. — Пожалуйста, Мэдлин, это принесет мне душевное спокойствие. Ничто другое не помогает, — его голос понизился до настоятельного шепота. — Чем дольше это продолжается, тем больше вероятность, что рано или поздно это повлияет на мою работу. Если кто-нибудь узнает, тогда мне сможет помочь только бог.

Она закрыла глаза и, напряженно хмурясь, потерла виски, будто у нее заболела голова. Наконец, она снова открыла глаза.

— Хорошо, — неохотно сказала она. — Мы попробуем. Но я не могу обещать тебе, что это сработает.

________________________________________

Мэдлин наблюдала, как все медленнее поднимается и опускается грудь Пола по мере того, как он утрачивал контроль над сознанием и мирно погружался в транс. Оганян был прав — Пол действительно оказался чрезвычайно внушаем, реагируя на её приказы почти мгновенно.

Когда она убедилась, что он полностью расслаблен, то начала расспрашивать его. Сначала она выбрала темы, поддающиеся проверке — общеизвестные вопросы, его воспоминания о последних нескольких днях. Затем она проверила его, спросив секретную информацию — местонахождение Первого Отдела, личности агентов. К её облегчению, он отказался отвечать — как и предсказывал Оганян, даже под гипнозом он оставался верным оперативником. Затем, наконец, с опасением, от которого сердце забилось чаще, она перешла к вопросам, которые его беспокоили: брак, служба в армии и плен.

Ответы вызвали глубокую тревогу. Воспоминания, вызванные её вопросами, совпадали с рассказом в его досье в каждой мелочи, в каждом аспекте. По мере продолжения сеанса, она была вынуждена прийти к неохотному выводу: истинная версия его истории — та, что описана в его досье, а не та, что хранится в его сознательной памяти. Детали слишком хорошо совпадали, чтобы оставались какие-либо сомнения.

Но почему он подавлял эти воспоминания? Почему он помнил свою жену, но не сына? Почему семь лет пыток уместились в пятнадцать дней? Эти провалы казались произвольными и не поддавались попыткам уложить их в логическую цепочку. Кроме того, появилось кое-что ещё более тревожащее — некая аномалия — событие, не обнаруженное ни в его сознательной памяти, ни в досье, но сейчас ужасающе яркое в его разуме — воспоминание о том, как он убил странного европейца, посетившего лагерь для военнопленных. Было ли это реальностью? Фантазией? Как вообще она могла определить истину?

Всё это сбивало с толку, и Мэдлин находилась в полной растерянности. Разочарованная, она провела руками по лицу и резко выдохнула. Ей никак не удавалось разрешить свои сомнения. Возможно, следует перейти к другой теме и вернуться к этим вопросам позже; вдруг после перерыва появится объяснение. Пока же она перешла к более безопасной и не вызывающей споров теме — его обучению после вербовки в Первый Отдел, которое он ранее описывал как утомительный, но серьезный курс восточноевропейских языков. Что-нибудь утомительное могло бы помочь выиграть время.

Она сменила позу и снова посмотрела на него.

— Что ты помнишь следующим после твоей вербовки в Первый Отдел? — она старалась говорить тихо, чтобы успокоить его: вопросы о лагере слишком взволновали его, угрожая нарушить состояние транса.

— Мммм, — тихо ответил он, — они отвезли меня в другой лагерь.

— Лагерь? — она ожидала совсем не этого. — Что ты имеешь в виду?

— Ещё один тюремный лагерь. Я и Вилли Кейн, мой старый сержант. Фан тоже был там.

— Нет, — поправила она его, — ты неправильно меня услышал. Я спросила, что случилось после того, как ты присоединился к Первому Отделу.

— Они отвезли меня в лагерь. Фан снова начал меня пытать, — настойчиво ответил Пол. — Но я не думаю, что это был настоящий лагерь — там были только мы.

Мэдлин почувствовала внезапную ужасную пустоту в животе, и её затошнило от страха.

— Как долго ты там пробыл? — спросила она, боясь услышать ответ, но не задать этот вопрос она не могла.

— Пятнадцать дней.

— И что случилось после?

— Меня отвезли в какой-то госпиталь. Мне давали много лекарств и делали то, что ты делаешь — гипноз, полагаю. И мне показывали много фотографий, в частности, фотографии женщины.

— Кого-то из твоих знакомых?

— Нет. Или да. Я не знаю. Мне всё время говорили, что это Коринн. Она даже была немного похожа на неё, но это была не она. Мне всё твердили, что произошедшие события были нереальны, а что было нереально, произошло на самом деле, — он расстроено вздохнул.— Ох, у меня болит голова, когда я думаю об этом. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

— Всего один вопрос, Пол, и мы закончим, — сказала она, стараясь сдержать растущее чувство ужаса, от которого все её нервы дрожали. — Они говорили тебе что-нибудь о твоем сыне, о Стивене?

Он недовольно наморщил лоб.

— Мне сказали, что его не существует, что у меня нет сына, — он остановился, перевел дыхание, а затем неожиданно неудержимо разрыдался. — Почему они так сказали? Почему они хотели, чтобы я забыл его?

Когда он задрожал от глубоких мучительных рыданий, она бросилась к нему, обняла его и стала чуть покачивать и гладить по волосам, пытаясь успокоить.

— Они забрали мою семью, — задыхаясь, проговорил он, уткнувшись лицом в её плечо. — Они забрали мою жизнь. Боже, что они со мной сделали?

Она вздрогнула, когда его пальцы впились ей в спину — казалось, он мучается от боли, ещё более сильной, чем во время пытки электрошоком. Он застонал где-то глубоко внутри, и этот потусторонний нечеловеческий стон эхом отразился от голых бетонных стен, словно жалобные причитания блуждающего призрака.

Задыхаясь, он поднял голову и крепко схватил её за плечи. Он с трудом мог произносить слова, его глаза судорожно вглядывались в её лицо.

— Помоги мне найти мою семью, Мэдлин, — умолял он, почти задыхаясь от рыданий, — они где-то там. Пожалуйста, помоги мне найти их снова. Обещай мне, что поможешь.
Когда он поднял на неё глаза с выражением полного отчаяния, агонии и опустошения жесточайшей степени, она обнаружила, что и сама не может сдержать слез.

— Я обещаю, — прошептала она. — Обещаю, что найду их.

Как только эти слова сорвались с её губ, она пожелала вернуть их. Его вера в её готовность — даже в её возможность — помочь ему казалась абсолютной. Если бы только она сама так верила в себя. Но она знала, как всё обстоит на самом деле. Она только что дала обещание, которое невозможно сдержать. Она даже не знала, как приступить к его выполнению.

Одарив её взглядом надежды и благодарности, который разорвал её сердце в клочья, он вновь упал в её объятия. Она обнимала его до тех пор, пока у него не осталось сил плакать, опустошенная тем, что видит человека, чьей силой она так восхищалась, который не сломался несмотря ни на что, полностью разбитым и уничтоженным. Потерянным. Доведённым до детской беспомощности. И не из-за пыток Оганяна, а из-за её собственного глупого вмешательства.

Увидеть его в таком состоянии одновременно и потрясло, и ужаснуло её; когда он начал жалобно всхлипывать, она поняла, что больше не может этого вынести. Смахнув слёзы, она повелела ему забыть обо всем, что только что произошло, и вернула его в сознание.

С недоуменным видом он медленно огляделся вокруг.

— Я ужасно себя чувствую. Что случилось?

Обхватив живот руками, чтобы сохранить контроль над собой, она стёрла все следы эмоций со своего лица.

— Сессия прошла безрезультатно. Мне жаль.

________________________________________

Эдриан положила телефонную трубку и посмотрела на Джорджа, сидевшего по другую сторону стола. Он поднял брови, ожидая, что она скажет.

— Мы потеряли группу спасения на Украине, — вздохнула она. — Они попали под обстрел противника, а затем связь прервалась.

Он плотно сжал губы, словно опасаясь сказать что-нибудь, о чём он может пожалеть. К сожалению, она слишком хорошо знала, о чём он, должно быть, думает. Меньшее, что она могла сделать — признать это.

Она грустно улыбнулась.

— Ты был прав. Глупо было посылать их.

Он ответил ей таким же грустным взглядом, а затем подался вперёд и взял её за руку.

— Эдриан, он был хорошим оперативником. Но мы занимаемся опасным делом. Люди гибнут каждый день.

Она покачала головой, вынула свою руку из его и встала. Расхаживая взад-вперед, она рассеянно вздохнула.

— Джордж, я думаю, ты меня неправильно понял. Речь идет не о Поле Вулфе как об оперативнике, и даже не о Поле Вулфе как о человеке. Речь идёт о нашем наследии.

По тому, как он слегка нахмурился в ответ, она поняла, что он не улавливает суть. Эдриан остановилась перед ним, чтобы посмотреть ему прямо в глаза.

— Мы так много работали, чтобы создать это место. Я хочу, чтобы оно что-то значило, чтобы оно продолжало жить таким, как мы его создали, даже после того, как нас не станет.

— И почему Вулф так важен для этого? — его голос наполнился разочарованием. — Он был всего лишь одним из оперативников, тогда как у нас их тысячи.

— Нам нужен сильный человек, которому мы могли бы оставить наше дело. Я не хочу, чтобы им занимался какой-то безликий бюрократ. Если это случится, Отделы будут ничем не лучше ЦРУ, МИ-6 или любой другой беспомощной организации, и вся наша работа будет напрасной. Вот почему я так старалась найти нужного человека, и настояла на том, чтобы мы приложили максимум усилий для его вербовки. Я хотела быть уверена, что у нас есть кто-то, кто разделяет наше видение, и кто достаточно смел, чтобы воплотить его в жизнь.

Джордж встал и посмотрел ей в глаза с очень серьёзным выражением.

— Я понимаю это, Эдриан, — мягко сказал он. — Неужели ты думаешь, что меня не волнует наше наследие?

В этот раз она не могла предугадать, какими могут быть его дальнейшие слова. Она не видела его с этой стороны уже много лет, с тех первых дней, когда они рука об руку работали над созданием Отделов, когда он был действительно партнёром, а не подчиненным.

Он вздохнул.

— Ты ищешь своего рода суперзвезду, героя, хочешь передать всё в руки самого лучшего и самого талантливого. Но именно такой подход разрушит это место.

— Каким образом?

— У самых лучших и талантливых, как правило, имеется соответствующее эго, — объяснил он. — У Пола Вулфа оно точно есть. Такой человек не станет служить Отделам — он заставит Отделы служить ему. Они станут инструментом для его личных амбиций. Ты действительно хочешь этого?

— Но...

— Что нам нужно, — твёрдо продолжил он, — так это лоялисты. Люди, чьи амбиции направлены на организацию, а не на себя. Не ковбои или потенциальные императоры.
Некоторое время она смотрела на него, опечаленная тем, что он мог так ошибаться. И именно поэтому главным был не он, а она: такой искусный в работе с деталями, он всегда упускал общую картину.

— Нет, Джордж, ты ошибаешься, — мягко ответила она. — Видишь ли, императора, если он станет тираном, всегда можно свергнуть. И если бы такое случилось здесь, я бы сама вернулась и проследила за этим. Но когда люди здесь будут заботиться только об Отделах, эта организация начнет служить сама себе. И в тот день, когда это произойдет, это место станет злом.

________________________________________

Войдя в свою комнату, Мэдлин закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, измученная, растерянная и напуганная. Она закрыла лицо руками, стояла там, тяжело дыша. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Медленное дыхание совершенно не помогало успокоиться, но она не могла сосредоточиться ни на чём другом. Её разум, казалось, не работал — вернее, он работал слишком быстро, мысли проносились так стремительно, что она не могла ухватить ни единой из них. Но лёгкие, похоже, всё ещё подчинялись ей, и она продолжала вдыхать и выдыхать. Она дышала так глубоко, что у неё начала кружиться голова, а когда комната приобрела странный оттенок фиолетового и начала крениться, она, пошатываясь, подошла к кровати и рухнула, закрыв глаза.

В конце концов, комната перестала кружиться, ход её мыслей замедлился, и они стали более связными. Но именно тогда началась паника.

У неё не было всех кусочков головоломки, но картина была достаточно ясной — Первый Отдел вмешался в сознание Пола, заменив настоящие воспоминания ложными. А настоящие воспоминания медленно возвращались. Пока это были только кошмары, но лишь вопрос времени, когда они проникнут дальше в его сознание. О том, что тогда произойдет, она думать не хотела. Только вот у неё не было другого выбора. Раскрыв правду, она оказалась в самом центре всех этих событий, и теперь ей предстояло решить, что делать.

Если бы только воспоминания не начали возвращаться, если бы только они не начали просачиваться обратно, она бы не оказалась в таком положении. Пол был бы свободен от кошмаров, силен и неуязвим, а она оставалась бы в счастливом неведении. Менее ужасным и менее преступным то, что с ним сделали от этого бы не стало, но, по крайней мере, ни один из них не узнал бы об этом. Но тот, кто проводил процесс изменения памяти, сделал непозволительно небрежную работу, и за это она молча проклинала его.
«Я бы никогда не допустила подобного, — подумала она. — Если бы я удалила чьи-то воспоминания, они исчезли бы навсегда».

Эта мысль медленно отдавалась эхом в голове, пока её отзвук не вызвал другие мысли, другие воспоминания: воспоминания о беседах с Джорджем, о том с каким любопытством он всегда интересовался деталями исследований Оганяна. В то время она предполагала или, по крайней мере, надеялась, что предоставленная информация используется для разработки контрмер против методов Оганяна. Ей и в голову не приходило, что Отделы сами занимаются подобной работой. Что она помогает им в этом. Что, по сути, она была на пути к тому, чтобы стать экспертом Отдела в этой области — их собственным Оганяном. Но теперь всё стало предельно ясным и чудовищно отчетливым: её миссия была вовсе не в сборе разведданных — это подготовка. Подготовка к тому, кем ей предстояло стать.

Она очень-очень замёрзла. И очень сильно устала. Дрожа всем телом, она заметила, что стены и потолок начали двигаться и пульсировать. Они угрожающе, неумолимо приближались — сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее, пока не начали расплываться перед глазами, и, казалось, вот-вот с силой обрушатся на неё. Она вздрогнула, ожидая удара, но они остановились в нескольких дюймах. Запертая в ловушке, она протянула руку, пытаясь нащупать барьеры своей новой тюрьмы, надеясь, что они исчезнут в небытии сна.

Но едва её пальцы коснулись стены, как она погрузилась в черноту. Вместо грубой краски она ощутила гладкую прохладу, атласную обивку, которая окружала её со всех сторон. Обивка нежно обнимала, в тоже время полностью поглощая её, как богато отделанный гроб. В котором она и была.

В панике она принялась отчаянно толкать стенки, они не сдвинулись ни на дюйм. Руки шарили по атласу, ища защёлку, ручку, щель, хоть что-нибудь. Но там не было ничего, кроме мягкой ткани, оборочек и тихого удушья.

И тут она услышала. Удар, затем ещё один, в ровном ритме — ритме лопат и падающих комков грязи. Она начала бить кулаками по крышке над собой, если бы её легкие могли найти хоть немного воздуха, она бы закричала. Но удары продолжались, безжалостные и неумолимые, запечатывая её в темной могиле.

Странно, но вместо того, чтобы ослабнуть, будучи приглушенным толщей земли, звук становился громче, сильнее, быстрее. Затем он стал резким — как стук. Вздрогнув, она открыла глаза и обнаружила, что по-прежнему лежит на своей кровати, стены стоят на своих местах, а дверь сотрясается от чьих-то ударов.

Она вскочила с кровати и бросилась к двери. Распахнув её, она увидела Петрозиана, стоявшего снаружи с необычайно озабоченным выражением лица.

— В чем дело? — спросила она, благодарная за то, что он вытащил её из погребального кошмара, но опасаясь того, чего он мог захотеть. — Я уже собиралась спать.

— Ты нужна мне прямо сейчас, — произнес он тихим и настойчивым голосом.

— О, Эгран, я, правда, так измотана.

— У нас ещё один заключенный из Первого Отдела, — мрачно сказал он.

Она шагнула ближе, широко раскрыв глаза.

— Что?

— Похоже, они послали группу, чтобы попытаться спасти нашего пленника. К несчастью для них, они не успели далеко уйти. Они все мертвы, кроме одного. Он находится в камере и ждёт допроса.

— Понятно. Ты сказал профессору?

— Нет, он спит. Я не хотел его будить — в конце концов, я знаю, как ты печёшься о его здоровье.

Тон Петрозиана показался странно саркастичным, словно он над ней насмехался. Она нахмурилась, слегка озадаченная его отношением, но ей некогда было заострять на этом внимание, она была слишком обеспокоена новым осложнением. Что ей делать с ещё одним агентом? Может, этот сломается под пытками? Благодаря тому, что Петрозиан решил не будить Оганяна, ей, по крайней мере, удастся первой поговорить с заключенным.

Взяв со своего стола блокнот и ручку, она вышла в коридор.

— Хорошо. Я готова.

________________________________________

Мэдлин медленно вошла в камеру, с максимально холодным и угрожающим выражением лица. Лучшим способом оценить угрозу безопасности, которую представляет новый заключенный, будет настоящий допрос — после этого она сможет лучше понять, как вписать этого человека в свои планы. Ей оставалось только надеяться, что он умеет сопротивляться пытке так же хорошо, как и Пол. В противном случае... что ж, об этом она подумает позже. Сначала нужно заняться главным.

Пленник, невысокий темноволосый мужчина со свежим синяком под глазом и распухшей губой, несомненно, дело рук охранников, стоял, прислонившись к стене. К её удивлению, он широко улыбнулся, увидев её, и шагнул навстречу, протягивая руку в знак приветствия.

— Слава Богу, это ты! — воскликнул он. — Джордж показал мне твою фотографию, чтобы я смог тебя узнать.

В замешательстве она неуверенно пожала его руку.

— Вы знаете, кто я?

— Да. Джордж сказал мне, что здесь находится оперативник Второго Отдела под прикрытием и что я должен найти тебя, если смогу. Он хотел, чтобы я передал тебе сообщение.

— Какое сообщение?

Мужчина усмехнулся.

— Тот другой заключенный из Первого Отдела. Пол Вулф. Так вот, он — обуза. Джордж хочет, чтобы ты убрала его.

— Убрала его? — спросила она, едва владея своим голосом. — Но в этом нет необходимости. Я придумала, как помочь ему сбежать.

— Нет, ты не понимаешь, — рассмеялся мужчина, — Джордж не хочет, чтобы он сбежал. И это прекрасно — он просто заноза в заднице. Будет приятно от него избавиться.

— Ясно, — ответила она, слова давались ей тяжело, от шока начала кружиться голова. Убрать его. Прямой приказ. Боже правый.

— О, ещё одна маленькая деталь, — его выражение лица сделалось слегка обеспокоенным. — Ты от меня этого не слышала.

— Что?

— Видишь ли, это не официальный приказ. Это личная просьба Джорджа. Никто другой, особенно Эдриан, не должен знать об этом. Ты скажешь, что он начал раскрывать информацию, поэтому у тебя не осталось иного выбора, кроме как ликвидировать его.

Мэдлин нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что ты и Джордж единственные, кто знает об этом приказе?

— Да. Но, поверь мне, если мы его не выполним, нас ждет адская расплата. Он ясно дал это понять.

Она несколько раз моргнула, пытаясь осознать смысл его слов. Адская расплата? Джордж уже отправил её в ад. Что ещё он может сделать? Особенно. если он так и не узнает, что его послание было доставлено.

Решение было принято, и она непринужденно сдвинула ручку в своей руке, плоский конец уперся в большой палец. Она смотрела ему в глаза, и выражение её лица было совершенно благодушным, она вспомнила слова одного из своих тренеров, сказанные несколько лет назад.

«Когда наносите удар, вы не должны колебаться или медлить. Вы должны быть жестокими, кровожадными, готовыми калечить и убивать. Но самое главное, вы не должны позволить им понять, что это произойдёт».

Улыбаясь, она придвинулась ближе и прошептала:

— Не волнуйся. Я позабочусь о том, чтобы Джордж не доставил тебе никаких проблем.

Когда он облегченно улыбнулся, она выронила блокнот, свободной рукой схватила его за шею и со всей силы вонзила ручку ему в горло.

Глава 10

________________________________________

1999

Щелкнув мышью, Мэдлин в пятый раз запустила откорректированное видео. Всё было безупречно — благодаря Биркоффу неспособность Никиты соблазнить Маркали не скажется на миссии. Но ситуация была не из легких — прогноз Джорджа о провале Никиты оказался до боли точным. Конечно, дело было не только в прогнозе Джорджа — в глубине души Мэдлин с самого начала ожидала катастрофы, и Никита более чем оправдала эти ожидания.

Продолжающееся сопротивление Никиты валентайн-сценариям вызывало огромное разочарование. Молодая оперативница, казалось, научилась убивать ради Отдела, но при этом демонстрировала крайнее отвращение к действиям, которые, по мнению Мэдлин, создавали гораздо меньше моральных дилемм. Более того, для многих оперативников такие задания были своего рода привилегией — они были гораздо менее опасны, чем стандартные миссии, и процент выживания на них был куда выше. И всё же, вне всякой логики, для Никиты они были ненавистны.

Нельзя было допустить, чтобы такое поведение продолжалось. Советы в дружественной манере не помогали, предупреждения не имели никакого эффекта. Мэдлин больше не могла позволить себе роскошь ждать, пока Никита улучшит свои показатели — в следующий раз, когда Никита подойдёт под валентайн-профиль, Мэдлин придется прибегнуть к принуждению. Вероятно, будет достаточно методов, воздействующих на подсознание, возможно, что-то связанное с замещением привязанности к Майклу. Если повезёт, Никита сможет чему-то научиться на этом опыте, и подобные приёмы больше не понадобятся.

Мэдлин открыла досье Никиты и быстро напечатала пометку о том, что девушке требуется помощь в выполнении заданий по соблазнению. Когда она уже собиралась нажать клавишу ввода, то замерла, удивленная смутным беспокойством. Когда-то давно, она даже не помнила, когда именно это было, подобная тактика казалась ей отвратительной. Как же наивно было так думать. В конце концов, какие у неё были варианты? Оперативникам, не отвечающим минимальным стандартам работы, грозила ликвидация или переход в расходную группу, а подобные методы давали ей возможность обойти это. В действительности, она оказывала Никите услугу. Разве это плохо? Это не может быть неправильным, твердо сказала она себе, с силой нажимая клавишу ввода.

Закрыв файл, она нахмурилась, поскольку ей в голову пришла ещё одна мысль. Вполне возможно, что провал Никиты в данном случае связан не столько с неприятием валентайн-миссий как таковых, сколько с подозрением, что само задание было неправомерным. В таком случае, вполне вероятно, что и у других оперативников есть сомнения. Наверное, ей следует позаботиться об устранении последствий. Для Джорджа не составит труда подбросить доказательства давних связей между Маркали и Баденхаймом когда миссия закончится, а Мэдлин лично проследит за тем, чтобы новая информация широко разнеслась по всему Отделу.

Устранение последствий. Мэдлин устало покачала головой. Вся эта миссия была своего рода устранением последствий. Но скоро, слава Богу, всё закончится.

________________________________________

1980

На мгновение, которое, казалось, застыло во времени, кожа на горле мужчины натянулась — остроты металлического стержня в руке Мэдлин было недостаточно, чтобы эффективно проткнуть плоть. Но она продолжала давить, обхватив его шею сзади второй рукой, и кожа на горле внезапно поддалась, образуя провал с рваными краями. После этого сопротивления уже не было, ручка почти исчезла в зияющей ране, остановившись лишь тогда, когда кулак Мэдлин упёрся в окровавленную кожу. Неподвижно застыв, она не убирала руку, прикованная к месту его внезапно пустыми глазами и влажным сдавленным звуком, который вырвался из отверстия в его горле.

Она не моргнула, когда теплая кровь начала толчками выплёскиваться ей на лицо, и не вздрогнула, когда мужчина неосознанно, но сильно вцепился в её блузку. Она просто смотрела, как он медленно опускался на колени, и, наконец, с содроганием отстранилась. Он бесшумно упал лицом вниз и остался неподвижно лежать там, а лужа темно-багровой жидкости окружала его голову и окрашивала мрачный цементный пол.

Кровь покрывала её всю липким слоем, казалось, она была везде — на одежде, на лице и руках, даже на волосах. Она почувствовала, как капля стекает по щеке в уголок рта и с отвращением сплюнула.

Это была первая жизнь, которую она отняла с того дня много лет назад, дня, который так старалась изгнать из своей памяти. То убийство было совсем другим — чистым, даже изящным. Падая всё дальше, Сара кружилась и кувыркалась в воздухе. Смерть сестры выглядела настолько красиво, что Мэдлин едва не спрыгнула вслед за ней с края площадки, желая повторить потрясающую акробатику. Только после того, как Сара приземлилась на сверкающий паркетный пол внизу, картина стала уродливой: глаза открыты, шея вывернута под неправильным углом, тело такое неподвижное.

В отличие от прошлого раза, это убийство было отвратительным с самого начала — отвратительным в своей жестокости, ужасающим в своей почти камерности. И всё же именно та первая смерть преследовала её, вселяя в неё чувство ненависти к себе, от которого она никогда не могла полностью избавиться. А этот поступок, хотя в нем было гораздо больше откровенной жестокости, и который уж точно был преднамеренным, не вызвал у неё никакого чувства вины. Вместо этого она ощутила лишь удовлетворение, облегчение и чувство выполненного долга.

Она любовалась обмякшим телом, словно в трансе, медленно дыша, когда чувство глубокого спокойствия начало расслаблять её напряженные мышцы. Она не сразу повернулась, услышав, как открывается дверь в камеру, — поначалу ей было всё равно. Но потом возвратилось подобие здравого смысла, и она резко обернулась.

Петрозиан стоял в дверях, с ожесточением глядя не на лежащую на полу фигуру, а на неё. На его лице не было никаких следов удивления, напротив, оно было тёмным от гнева и искажено жаждой крови, его жестокость равнялась той, которую она сама ощущала всего несколько мгновений назад. Это было убийственная жестокость — и она была направлена на неё.

Он медленно и целеустремленно начал приближаться, инстинктивно она стала отступать.

— Ты! — выплюнул он. — Не могу в это поверить.

— Он напал на меня, — произнесла она, продолжая пятиться. — Мне пришлось защищаться.

Он нахмурился в ответ и стремительно шагнул к скамье, тянувшейся вдоль одной из стен. Засунув под неё руку, он достал небольшой передатчик и швырнул в неё. Передатчик ударил её в грудь, а затем упал на пол и откатился на несколько футов в сторону.

— Я все слышал! — прокричал он. — Ты работаешь на Отдел!

Мэдлин остановилась, упершись спиной в стену. Встав между ней и дверью, Петрозиан злобно смотрел на неё, сжав кулаки и тяжело дыша.

— Этот оперативник начал говорить, как только мы его схватили, — сказал он, взглянув на тело на полу. — Он сказал мне, что хочет работать на нас, быть двойным агентом. Но мне показалось, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком удобно. Поэтому я приставил пистолет к его голове, и тогда он начал умолять. Он сказал мне, что может доказать, что он не лжёт, что он может выявить агента Отдела среди нас, — он улыбнулся, уголок его рта резко дернулся. — Он сказал, этот агент — ты.

Он грубо рассмеялся и шагнул ещё чуть ближе к ней.

— Конечно, я ему не поверил, — продолжил он. — В конце концов, мы с тобой стали так близки, — он с усмешкой подчеркнул последние два слова. — Я так рассердился, что он смеет оскорблять тебя подобным образом, что ударил его. Но потом он стал упрашивать меня установить передатчик в его камеру и послушать. Я согласился без колебаний, я был уверен — ты докажешь, что он лжец. Я даже собирался предоставить тебе честь казнить его впоследствии, — он снова засмеялся. — Хотя, вижу, ты и так об этом позаботилась.

Без предупреждения, Петрозиан набросился на неё, схватил за шею обеими руками и ударил её головой о стену.

— Ты лживая сука, — зашипел он сквозь стиснутые зубы, сжимая её горло всё крепче, — думала, сможешь использовать меня, чтобы шпионить за КГБ, что я дурак, которым можно манипулировать?

Она пыталась вдохнуть воздух, пыталась сопротивляться, но её усилия только способствовали потере кислорода. Когда её попытки не увенчались успехом, она на короткое время запаниковала, осознав, что сейчас умрет. Но по мере того, как она слабела, её перестало это волновать. Она не могла больше ничего сделать — чернота скоро поглотит её, и тогда уже ничего не будет иметь значения. Затем, когда она уже готова была потерять сознание, Петрозиан неожиданно отпустил её. Она тяжело захрипела, лёгкие горели, и она безвольно сползла на пол.

— За это ты заслуживаешь, чтобы тебе свернули шею, — сказал он, его лицо над ней расплывалось. — Но, к счастью для тебя, у меня есть идея получше.

________________________________________


«Сессия прошла безрезультатно».

Лежа на матрасе, Пол снова и снова прокручивал в голове слова Мэдлин. Он дрожал под одеялом, свернувшись клубком, ибо его снедало ужасное осознание: она солгала. Он понял это по её глазам, по её поведению — сначала не могла взглянуть ему в лицо, а затем этот вызывающий взгляд, словно говорящий: «неужели ты мне не веришь?!». Он знал, что сессия прошла как угодно, но не безрезультатно.

Выражение её лица выдало и нечто другое, что-то ещё более тревожащее, чем ложь. Эмоцию, которая отчетливо напоминала страх. Что бы он ни сказал ей под гипнозом, что бы она ни скрывала — это сильно напугало её.

Он мог назвать только одну причину, почему она могла солгать ему и почему могла испугаться — сеанс, должно быть, подтвердил, что он действительно сходит с ума. Его кошмары не имели ничего общего с реальностью, вместо этого они были галлюцинациями, порожденными психическим расстройством. Своей ложью она пыталась защитить его от этой ужасной правды.

Ему очень хотелось поверить в её ложь. Ему даже хотелось притвориться, что он поверил, притвориться, что он может игнорировать важность выясненной информации. Но теперь, когда его худшие опасения подтвердились, он знал, что должен выполнить свой долг. Он не мог допустить, чтобы его умственная недееспособность усугублялась, создавая потенциальную угрозу для выполнения заданий или для коллег по работе. Он должен был признаться в своей проблеме — и, если потребуется, перейти в расходную группу. В этом не было ничего позорного. По крайней мере, так он сможет умереть с пользой.

Волна печали внезапно обрушилась на него с почти ошеломляющей силой. Он стиснул зубы и закрыл глаза, его мышцы напряглись в агонии. Но не перспектива собственной смерти причиняла ему такую боль — он уже привык ожидать, что рано или поздно это случиться. Нет, это была печаль, рожденная разочарованием, крушением надежд — надежд, которым он никогда не должен был предаваться.

Когда Мэдлин упомянула об альтернативной истории его жизни, он по глупости позволил себе поверить, что это возможно. Он позволил себе хотеть этого. Нуждаться в этом. Нуждаться настолько сильно, что, несмотря на её предупреждения, он настоял на том, чтобы всё выяснить. Но ему следовало прислушаться к ней — сейчас, после гипноза, зная, что это была лишь иллюзия, он предпочел бы умереть.

Да, он должен был послушаться её. Но искушение было слишком велико, и он не смог устоять. Мэдлин не могла этого знать, не могла понять. Она не могла знать, что дала ему, как оказалось, ложную надежду на исполнение его самого сокровенного желания: иметь ребенка, сына. Она не могла знать, что после всех тех жизней, что он забрал, он отчаянно хотел создать жизнь — хотя бы одну. Иметь собственное наследие из плоти и крови, личную заинтересованность в мире, который он защищал, и в будущем, которое он строил. Знать, что его усилия и жертвы принесут пользу не только потомкам других людей, но и его собственным потомкам. Нет, она не могла знать, как сильно он хотел этого — и как больно было сознавать, что этого никогда не случится. Что это тупик, и после него в роду никого не будет.

А скоро не будет и его самого, подумал он, и его лицо мучительно исказилось.

________________________________________


— Давай я помогу тебе подняться, — сказал Петрозиан, протягивая Мэдлин руку. Его гнев таинственным образом испарился; перемена в манере поведения была столь разительной, что почти пугала своей внезапностью.

Она схватилась за его руку, и он поднял её на ноги. Она растерянно смотрела на него, голова кружилась от недостатка кислорода. Горло все ещё болело, и она тихонько потерла шею, пытаясь унять боль.

— Мне жаль, что я вышел из себя, — произнес он извиняющимся тоном и улыбнулся. — Но пойми, если бы кто-нибудь узнал, что у меня была интрижка со шпионкой Отдела, мне бы пришел конец. В буквальном смысле. Поэтому, когда я узнал, кто ты на самом деле, я немного разозлился.

Она кивнула. Сказанное им было неоспоримо — она действительно подвергла его жизнь опасности. Его реакция была суровой, но понятной. В самом деле, стоя здесь, залитая кровью своей жертвы, она вряд ли могла его критиковать.

— Честно говоря, моим первым побуждением было убить вас обоих — и тебя и его, тогда бы никто не узнал, что я скомпрометирован, — продолжал он. — Разумеется, в этом не было бы ничего личного, — добавил он с очередной улыбкой.

— Конечно, — пробормотала Мэдлин. Как это может быть личным? В их мире такие вещи, как секс или убийство, то, что обычные люди делают под влиянием эмоций любви или ненависти, были всего лишь служебными обязанностями, которые просто нужно выполнять по мере необходимости, без привязанности или злого умысла. Нет, в этом не было бы ничего личного. Ни в чём не было.

— Но потом я начал волноваться — если бы я убил тебя, даже при условии, что мне удалось обставить всё как несчастный случай, наверняка было бы расследование. А что если бы каким-то образом всплыла наружу твоя настоящая личность? Если бы это произошло, мне пришлось бы многое объяснить. Поэтому я решил, что лучший способ защитить себя — это защитить тебя — убедиться, что твое прикрытие не будет раскрыто, — он дружески подмигнул ей. — По сути, подписать контракт с вашей командой. Разве это не хорошая новость?

— Понятно, — ответила она, нахмурившись, стараясь уловить смысл его слов. Если он уже решил, что собирается оставить её в живых и сохранить тайну, то почему придушил её до полусмерти? Она вспомнила, как он обращался со своими подчиненными, непринужденно переходя от остроумия, обаяния, даже заботы к жестокости и садизму и обратно, и поняла, что знает ответ: ему это нравилось. Она подавила дрожь. На протяжении многих лет немало людей утверждало, что она социопат. Временами она даже задумывалась о том, не могут ли эти люди быть правы. Теперь, когда перед ней стоял настоящий социопат, она знала, что это не так.

— Вот как я это вижу, — объявил он, — я оставляю тебя в живых и даю тебе первоклассные разведданные. Взамен Отдел помогает мне устранить моих конкурентов в КГБ и прокладывает мне путь к руководящей должности, которую я вполне заслуживаю, — он усмехнулся. — Это просто идеально! — он сиял, совершенно довольный собой.

Мэдлин подавила желание скривиться от отвращения и заставила себя улыбнуться мужчине. Вербовка Петрозиана, который был лоялен лишь самому себе, вероятно, была бы ужасной ошибкой, но, поскольку её легенда раскрыта, ей ничего не оставалось, кроме как согласиться на его предложение. Позже она сможет предупредить своих кураторов, что ему нельзя доверять.

Однако сейчас его помощь может оказаться очень полезной.

— Что же, — сказала она, — думаю, ты нашел решение, которое устроит нас обоих. Отдел будет счастлив заполучить тебя.

— Да, я отличная находка, — согласился он, гордо выпячивая грудь. — Уверен, твоё начальство наградит тебя за то, что ты сумела привлечь меня.

— Без сомнения, — ответила она, изображая энтузиазм. Она положила руку на его плечо. — Но теперь, раз уж мы стали партнерами, мне нужна услуга. Очень маленькая услуга.

— О, все, что угодно для моего нового товарища, — великодушно сказал он.

— Хорошо, — она тепло улыбнулась ему. — По правде говоря, всё очень просто. Мне нужно, чтобы ты через свои источники разыскал несколько человек.

________________________________________


Не обращая внимания на пронизывающий ветер, Джордж осторожно спустился из самолета по заледеневшей металлической лестнице и прошёл к лимузину, ждущему на взлетной полосе. Водитель в тяжелом пальто и шляпе стоически ожидал у открытой задней двери. Джордж кивнул ему, забрался внутрь и откинулся на кожаном сиденье. Когда дверь с глухим стуком закрылась и через несколько мгновений машина плавно тронулась с места, он вздохнул с облегчением.

Как хорошо было вернуться в Брюссель, на свою территорию — подальше от Первого Отдела.

Облегчение, как он знал, было преждевременным. Хотя Ричард саботировал спасательную операцию на Украине в точности в соответствии с указаниями Джорджа, отсутствие новостей всё ещё продолжало беспокоить его. Но он просто не мог больше ждать в Первом Отделе — он был нужен другим Отделам, которые не могли без него функционировать. И, по правде говоря, они были нужны ему.

Для Джорджа Первый Отдел был кошмаром — контролируемым хаосом, которому не позволяла взорваться только необычайная сила личности Эдриан. Хотя та всегда поддерживала видимость эффективности и даже элегантности, но, когда Джордж приезжал в Париж, то всегда слышал тикающую бомбу замедленного действия. Не было никаких правил, никаких протоколов, ничего, кроме, надо признать, блестящего ума Эдриан, определяющего верное направление действий. Но что, если с ней что-то случится или, не дай Бог, она допустит ошибку? Кажется, она никогда не осознавала эту опасность, но Джордж не мог отделаться от подобных мыслей. А думать о том, что она хотела передать командование человеку ещё более склонному к индивидуализму, чем она сама, да к тому же заносчивому высокомерному американцу было просто кошмарно, это надвигающаяся катастрофа.

Джордж так долго, как только мог, терпел атмосферу Первого Отдела, но теперь он сбежал — сбежал в созданную им среду, гораздо более разумную, где достаточно было лишь дернуть за ниточку, и откликнется весь бюрократический аппарат. И вот он снова дома. Слава Богу.

Если бы только он мог быть уверен, что ситуация в Советском Союзе разрешилась надлежащим образом, и последняя из его проблем решена, всё было бы идеально. Всё-таки он предусмотрел все возможные варианты, разве может что-то пойти не так?

________________________________________


Мэдлин закрыла отчет, предоставленный ей Петрозианом, и отодвинула его на другой край стола. Она долго смотрела на документы, пытаясь переварить полученную информацию.

«Что теперь?» — спрашивала она себя, зная, что ответа не будет. Обремененная знаниями, она была бессильна действовать. Беспомощна. Поймана в ловушку.
Всего два дня потребовалось, чтобы информаторы разветвленной агентурной сети Петрозиана смогли предоставить независимые подтверждения практически всех воспоминаний Пола под гипнозом. Более того, они позволили Мэдлин сдержать данное Полу обещание: она нашла его семью. Вернее, одного члена семьи. Коринн, к несчастью, скончалась — она умерла несколько лет назад, вскоре после того, как Пол не вернулся из Вьетнама вместе с другими военнопленными. Но Стивен был жив, сейчас он находился в приемной семье, и Мэдлин теперь знала его местонахождение.

Как бы она ни была рада обнаружить Стивена, другая информация, полученная источниками Петрозиана, гораздо больше разъясняла смысл происходящего — и изобличала участие Первого Отдела. Один из источников обнаружил вторую Коринн Вулф, которая была вполне жива и здорова, а также счастлива во втором браке. Источник сообщал, что она, как ни странно, активно симпатизировала террористам и подталкивала своего мужа-политика к сомнительным союзам. Была предоставлена даже фотография этой женщины, точнее, её зернистая ксерокопия. Увидев её, Мэдлин потрясенно ахнула. Это была Кристин, та оперативница, с которой Мэдлин познакомилась ещё в свою бытность новобранцем. Они хорошо знали друг друга, более того, были партнерами по тренировкам на протяжении почти всего второго года обучения Мэдлин во Втором Отделе. Обнаружение «поддельной» Коринн не шокировало Мэдлин, она уже предполагала нечто подобное. Но то, что ей оказался кто-то знакомый, кто-то, кого даже можно было назвать близким человеком, приводило в замешательство. Из-за этого она почувствовала себя запачканной, почти соучастницей.

Вьетнамские источники Петрозиана также оказались очень полезными. Фана, следователя, чей отчет читала Мэдлин, больше не удавалось обнаружить — во Вьетнаме, во всяком случае. Зато он объявился в Америке — его тайно вывезли в конце войны, как подозревали в КГБ, это сделали сами Отделы. Очевидно, он присоединился к преступному миру, создав собственную небольшую империю, но все ещё был готов предоставить информацию или помощь, если это было нужно Отделам. Вилли Кейна тоже оказалось легко отследить. По мнению вьетнамцев, он был предателем — именно его предательство привело к захвату подразделения Пола. Хотя Вилли, как и Пол, провел в лагере семь лет, он не был обычным заключенным; напротив, жил в относительном комфорте с охраной и писал на английском языке пропагандистские речи для вьетнамского радио. Он был тайно переправлен в Америку одновременно с Фаном, ровно тогда, когда Пола заново пытали в течение тех пятнадцати дней, пока Первый Отдел стирал ему память.

Единственной информацией, которую не удалось выяснить источникам Петрозиана, оставалась личность человека, которого убил Пол. Никаких записей о нём у вьетнамцев не было, хотя Пол был уверен, что тот работал с Фаном. Но в отчёте приводились цитаты вьетнамских солдат, которые помнили такого человека — кем бы тот ни был, Пол его не выдумал. Тайна, окружавшая его личность, вызывала у Мэдлин подозрения. Нет, больше чем подозрения — уверенность. Он был из Отделов, вне всякого сомнения — кем ещё он мог быть? Что он делал и какова была его цель, она не знала. Возможно, лучше ей было не знать. Она и так узнала слишком много.

Внезапно она поднялась и, покинув резкий круг света, отбрасываемого маленькой настольной лампой, уселась на кровати. Уставившись на темные тени на стене, она почувствовала, что её переполняет чувство кипящего неконтролируемого гнева. До этой миссии она придерживалась абсурдно романтического взгляда на Отделы, считала их чем-то вроде современного Французского Иностранного легиона, убежищем для преступников, неудачников и изгоев, где они без лишних вопросов могли получить второй шанс и возможность искупить свою вину. Именно этим был для неё Второй Отдел; именно этим были Отделы в той или иной степени для всех, кого Мэдлин встречала на протяжении своей работы. Для каждого из них — кроме Пола — вербовка давала смысл жизни, которого до этого они не имели. Это была справедливая сделка, даже с учетом неумолимых правил Отделов, и Мэдлин никогда прежде не сомневалась в её нравственной правильности.

Но у Пола впереди была лучшая жизнь: у него была любящая семья и, с учетом его военного опыта, возможность сделать блестящую карьеру в армии, бизнесе или даже политике. Ему не нужны были Отделы, чтобы изменить мир к лучшему — он мог сделать это своими силами. Насколько Мэдлин могла судить, единственным преступлением Пола было то, что он слишком храбро служил своей стране, и за это Отделы забрали его прежнюю жизнь.

Это знание разрушило все иллюзии Мэдлин о благородстве Отделов, повергнув её душу в такое мрачное состояние, что она даже не могла заставить себя почувствовать что-нибудь. Она отчаянно хотела чувствовать печаль и горе, проливать горькие слезы о случившемся с ним, но её душа превратилась в темную бездонную яму, из которой ничего уже нельзя было извлечь. Ничего, кроме гнева — холодного, расчетливого гнева, который пропитал каждую молекулу её существа.

Но если ярость — это всё, что у неё осталось, она примет её. Ярость давала некую власть, и она воспользуется ею. Отдавшись её пьянящим чарам, она закрыла глаза, глубоко вздохнула и дала две клятвы — клятвы, которые, если понадобится, она будет выполнять до конца жизни, любой ценой, во что бы то ни стало.

Во-первых, она сделает так, что Пол никогда больше не испытает ту боль и страдания, свидетелем которых она стала, когда он так отчаянно рыдал в её объятиях. Он был раздавлен, уязвим и слаб — она не допустит, чтобы он когда-либо вновь оказался в подобном состоянии. Для выживания в Отделах он должен быть сильным; она сделает его сильным снова и позаботится, чтобы он таким и оставался. Если ему понадобится помощь, она её предоставит, и даже, если потребуется, будет сильной вместо него. Она никому не позволит найти или использовать ни малейшей слабости — к тому времени, как она завершит свою работу, он станет непобедимым, неприкасаемым.

Однако для исполнения этой клятвы, ей предстояло выполнить крайне отвратительную задачу.

Она встала с кровати и включила верхний свет, затем достала из шкафа свой чемодан, решительно открыла его и принялась рыться в содержимом. Она быстро нашла то, что искала: препараты, изменяющие сознание, которые она должна была давать Полу по поручению Оганяна. Вместо этого она прятала их, ожидая, когда появиться возможность незаметно уничтожить. Повезло, что эта возможность ей так и не представилась — как оказалось, они все-таки понадобятся.

Кошмары Пола были признаком возвращающихся воспоминаний — воспоминаний, которые, если их восстановить, могут уничтожить его и сделать таким же слабым, как тогда под гипнозом. И чтобы он оставался сильным, чтобы помочь ему выжить, ей придётся стереть эти воспоминания — проделать ту работу, которую не смогли выполнить предыдущие специалисты. Полностью подчинить его разум. Позволить Отделам победить.

Отделы одержат победу — они получат то, что хотят, не только от Пола, но и от неё. Ибо, выполнив процесс модификации памяти Пола, она станет тем, кем они старались её сделать, — у Отдела появится свой собственный промывальщик мозгов. Она примет предначертанную ей судьбу без жалоб, без борьбы и без сожалений.

Из них двоих Пол будет более счастливым — он никогда не узнает правды, никогда не вспомнит, что с ним сделали. Но она никогда не сможет сбежать от этого, никогда не сможет забыть. И на основе этого знания родилась её вторая клятва: они заплатят. Заплатят за то, что лишили Пола его личности, отняли то, кем он был. И заплатят за то, что навязали ей личность, отняли то, кем она могла бы стать. Отделы хотели, чтобы оба они стали определенными людьми — что ж, она была согласна на это. Но только за определённую плату.

Во-первых, это должна быть личная плата, которую заплатит женщина, главным образом ответственная за происходящее, та, что руководила Отделами и диктовала их действия. Как она заплатит и когда, сейчас не имеет значения. Но когда-нибудь, так или иначе, она заплатит и заплатит дорого.

Но заплатить должна не только Эдриан. Сами Отделы тоже были в долгу — как организация, они лишили Пола жизни и заставили его подчиниться своей воле. Взамен рано или поздно Отделы сами склонятся перед его волей — он станет их командиром и будет управлять ими по своему усмотрению. Только в этом случае его неосознанная жертва будет иметь смысл и, может быть, даже оправдана. Принося последнюю клятву, она улыбнулась — он действительно будет превосходным лидером. Помочь ему принять командование было бы не просто делом восстановления личной справедливости, это было бы правильно.

Её гнев перерос в решимость, и эта решимость дала ей странное чувство успокоения. Размышляя над обещаниями, которые она дала себе, она поняла, что далеко не беспомощна. На самом деле, она могла сделать ещё кое-что. Кое-что непостижимо безрассудное, но она привыкла рисковать. Не в её силах было повернуть время вспять и возвратить Полу его прежнюю жизнь, но одно воспоминание она могла сохранить — маленький подарок, который она могла преподнести. Положив лекарства и шприц в сумку, с охватившей её яростной решимостью она вышла из комнаты. Последние два дня она скрывалась в своей комнате, притворяясь больной, чтобы скрыть синяки на шее и от Пола, и от Оганяна. Синяки ещё не до конца прошли, но больше это её не волновало. Ей нужно было пойти к Полу прямо сейчас, пока она не передумала.

Сообщение отредактировал Anabelle: Пятница, 02 декабря 2022, 09:47:13