Серия 524 (20 августа 1986):
Действующие лица в серии: СиСи, София, Джина, Кейт, Тэд, Хейли, Эллис, Мэйсон, Лайонел, Кортни, Джейн, Перл
Выражаю огромную благодарность serge 19, без помощи которого пересказ данной серии был бы не возможен.
Серия предоставлена на русском языке в оригинальной озвучке около 17 минут.
Полной версии серии ни где найти не удалось.
Отдельное спасибо nik2012, за идею с разбивкой текста книги «Санта-Барбара» на серии того периода, которые я сейчас пересказываю.
Содержание серии: Внешне это утро ничем не отличалось от других — точно так же светило калифорнийское солнце, точно так же суетились в своих лавках зеленщики, точно так же пыхтели на своих рабочих местах клерки, менеджеры, управляющие и прочие представители «беловоротничковой братии», точно так же нежились в своих кроватях любительницы поспать вроде Джины Кэпвелл, точно так же журналисты рыскали по городу в поисках сенсаций.
На сей раз объектом их пристального внимания стало здание верховного суда, где проводил свою импровизированную пресс-конференцию заместитель окружного прокурора Мейсон Кэпвелл.
Одетый в ослепительно белый костюм он держал в руках огромный плакат с надписью — «НАЙДИ СВОЕ ВТОРОЕ Я. ПУСТЬ ЛИЛИ ЛАЙТ ПОВЕДЕТ ТЕБЯ ЗА СОБОЙ. ТЫ ОБРЕТЕШЬ ПОКОЙ И СЧАСТЬЕ!».
Словно вещая с церковного амвона проповедь, он с безумно горящими глазами повторял:
— Пессимизм — не усталость от плохого, а усталость от хорошего. Отчаяние проходит не тогда, когда ты пресытился страданием, а когда ты пресытился весельем. Когда по той или иной причине хорошие вещи уже не служат своему делу — пища не кормит, лекарства не лечат, благословение не благословляет, — наступает упадок. Я долгое время не мог понять — кто я, что значу в этом мире, как я должен поступать и куда идти дальше. И лишь появление в моей жизни Лили Лайт указало мне верный путь. Теперь я знаю свое истинное предназначение. Я знаю, на что мне нужно тратить свои силы и чем заниматься дальше.
Один из журналистов, опоздавший на пресс-конференцию, торопливо протискиваясь между стройными шеренгами коллег, обратился к знакомому корреспонденту «Санта-Барбара экспресс»:
— Джонни, по какому поводу такое оживление?
Тот с улыбкой ответил:
— Да ты что, Пит, такого не было наверно еще с тех времен, когда Санта-Барбару основали бродячие испанские монахи. Чтобы должностное лицо такого уровня да еще с хорошими видами на карьеру, добровольно отказалось от всего и заявило о переходе в стан приверженцев в стан какой-то бродячей проповедницы? Из этого же можно раскрутить настоящую сенсацию. У нас давненько не происходило событий такого рода. Честно говоря, я уже начал скучать. То ли дело Лос-Анджелес — каждый день скандалы, похищения, выкупы, беспорядки. Там нашему брату журналисту некогда скучать. Нас слишком заела респектабельность. После того как Сантана Кастилио сбила машиной Иден Кэпвелл никаких мало-мальски достойных пера событий в Санта-Барбаре не происходило. Сам понимаешь, что такое неделя без сенсаций. Публика сразу начинает засыпать и теряет интерес к прессе. Слава Богу, хоть Мейсон Кэпвелл дал нам работу. Ты не стой как истукан, разинув рот, а быстрей доставай диктофон и записывай все, что он скажет.
Тот немедленно последовал совету коллеги и спустя несколько секунд уже стоял в первых рядах любопытных представителей средств массовой информации с вытянутой рукой, держа в ней диктофон. Однако его интерес все еще не был удовлетворен до конца.
— Слушай, Джонни, а кто такая Лили Лайт? — снова повернулся он к коллеге.
Тот пожал плечами:
— А Бог ее знает. Судя по моим сведениям, это бродячая проповедница появилась в Калифорнии совсем недавно. Но уже успела наделать шуму своими довольно редкими проповедями. Судя по отзывам моих знакомых, у нее самые агрессивные проповеди из тех, которые им только доводилось слушать.
— Джонни, а ты сам ее не видел?
Тот отрицательно покачал головой:
— Не доводилось. Даже фотографии ее не встречал. Она запрещает снимать на проповедях. Но знакомые ребята говорят, что она отнюдь не сторонница объективов за пределами своего шатра.
— А что она вещает не как обычно в церкви?
— Нет. Обычно в тех местах, где она появляется, устанавливают передвижной шатер наподобие цирка шапито. И знаешь, что самое смешное? Реклама ее выступлений столь же агрессивна, как и ее собственные речи. А потому, каждое появление этой самой Лили Лайт вызывает повышенный интерес публики. И, в общем, я могу это понять — не часто увидишь женщину, столь резко выступающую против всего мирского. Но никто не знает, ни откуда она сама, ни чем занималась раньше. Может быть, Мейсон Кэпвелл сможет немного прояснить ситуацию. Давай послушаем.
Тем временем кто-то из журналистов спросил:
— Мистер Кэпвелл, а как вы встретились с мисс Лайт?
Он кротко улыбнулся:
— Это сейчас не имеет особого значения. Главное, что произошло со мной после того, как я с ней встретился. Могу с уверенностью сказать — на меня снизошло озарение. Я понял всю тщетность и бессмысленность своего существования. Лишь она мне открыла глаза на истинный смысл происходящего. Лишь с ее помощью я осознал, куда двигаться дальше. В этой связи я хочу сообщить главное — письмо с заявлением о моей отставке уже отослано окружному прокурору — мистеру Кейту Тиммонсу. Отныне все мое время и все мои силы отданы Лили Лайт. Я буду ее главным финансовым и юридическим советником. Теперь это становится главной целью и смыслом моей жизни. Я могу с полной уверенностью заявить — божественный свет, который пролила на меня мисс Лайт, не позволяет мне больше думать о чем-то ином.
Один из журналистов торопливо спросил:
— Вы решили распрощаться с карьерой, мистер Кэпвелл? Но ведь должность заместителя окружного прокурора открывала перед вами весьма обширные перспективы на юридическом поприще. Кроме того, вы могли бы посвятить себя политической деятельности. Ваш опыт работы заместителем окружного прокурора позволял вам надеяться на весьма неплохие возможности и перспективы.
Мейсон спокойно ответил:
— Мисс Лайт сумела убедить меня в том, что я должен покончить с прежней жизнью. Я прозрел.
— Вы считаете, что теперь стали лучше?
Мейсон снова ударился в дебри рассуждений:
— А что такое, по-вашему, так называемая проблема прогресса? Становимся мы лучше или хуже? Я никогда раньше не задумывался над тем, что путь человека не прямая линия, прочерченная вперед или вниз; он извилист, как след через долину, когда человек идет куда хочет и останавливается, где хочет. Он может пойти в церковь, а может свернуть в какой-нибудь грязный кабак или свалиться пьяным в канаву. Жизнь человека это повесть полная приключений. То же самое можно сказать даже о жизни Бога. Наша вера примирение, потому что в ней свершаются и философия и мифы. Она повесть и от сотен повестей отличается только тем, что правдива. Она философия, одна из сотен философий, только эта философия — как жизнь. Все философии, кроме веры, презирали здоровый инстинкт. Вера оправдывает этот инстинкт. Находит философию для него и даже в нем. В приключенческой повести человек должен пройти через много испытаний и спасти свою жизнь. В вере он проходит испытание, чтобы спасти душу. И там и здесь свободная воля действует в условиях определенного замысла. И там и здесь есть цель. И дело человека прийти к ней.
— Мистер Кэпвелл, как вы считаете, ваша вера позволила вам достигнуть вашей цели? А почему вы решили найти ее именно в проповедях мисс Лайт? Почему вы не обратились, скажем, к буддизму или конфуцианству? Ведь, по большому счету, ни одна философия не отличается в этом от другой?
Мейсон снисходительно улыбнулся:
— Ни одной из этих философий не ведома тяга к сюжету, к приключению — словом к испытанию свободной воли. Каждая из них хоть чем-нибудь да портит повесть человеческой жизни — то фатализмом, унылым или бодрым, то роком, на корню убивающим драму, то скепсисом, на корню убивающим действующих лиц, то узким материализмом лишающем нас эпилога, где сводятся все счета, то механической монотонностью, обесцвечивающую даже нравственные критерии, то полной относительностью, расшатывающую все практические критерии. Есть только две повести на свете — о человеке и о богочеловеке. Вот почему я нашел свою истину в рассказе о Спасителе.
— Но ведь, наверняка, все это было вам знакомо и раньше. Почему же вы пришли к этому только сейчас?
Мейсон поднял вверх палец и наставительным тоном продолжил:
— Наша вера — откровение ниспосланное свыше. Истинную повесть о мире должен рассказывать кто-то кому-то. По самой своей природе повесть не висит в воздухе. Ее соотношение сил, ее неожиданные склонности и повороты нельзя вывести из отвлеченных кем-то правил. Мы не узнаем, как обрести тело Христово, если нам сообщат, что все течет, или все повторяется. Я не стыжусь признаться в том, что не мог обрести раньше истинного света. Я был слишком озабочен светскими делами. Я не подозревал о том, что в моем сердце есть уголок, в котором еще сохранилось место для истинной веры и истинных убеждений. Для этого мне потребовалась помощь мисс Лайт. Она своим горячим словом, своим истинным убеждением смогла помочь мне открыть это место в своей душе и в своем сердце. Умом человек не может прийти к вере. Для этого требуется душа. Хвала Спасителю, мисс Лайт смогла обнаружить во мне то, что Бог называет душой. Я молю Господа о том, чтобы и другие могли прийти к вере так же легко и просто, как я, с помощью мисс Лайт.
— Неужели вы так восприимчивы, мистер Кэпвелл? — поинтересовался один из журналистов с диктофоном в руке. — У публики может сложиться впечатление, что лишь неустойчивая натура может так легко поддаться чужому влиянию.
Мейсон сдержанно ответил:
— Просто я слишком сильно верю в то дело, которому посвятила себя мисс Лайт.
Воцарившаяся на некоторое время пауза свидетельствовала о том, что такое объяснение было слишком неубедительным.
— Скажите, мистер Кэпвелл, — продолжал любопытствовать все тот же журналист. — Как мисс Лайт удалось найти путь к вашему сердцу? Вы не могли бы рассказать нам об этом поподробнее. Ведь, насколько нам известно, проповеди других последователей Иисуса Христа не обращали на себя в последнее время столько внимания, сколько то, что делает мисс Лайт.
Мейсон усмехнулся:
— Разумеется, я бы мог посвятить этому некоторую часть своего времени, однако думаю, что это получится менее убедительно и достойно, нежели это делает мисс Лайт. Ее устами вещает глас Божий. Она явилась в этот мир для того, чтобы принести людям слово истинной веры. Я еще не настолько овладел этим даром, чтобы говорить вместо нее. У меня есть идея, — он окинул просветленным взглядом всех собравшихся на ступеньках здания Верховного суда. — Почему бы вам не прийти сегодня к ней. Состоится что-то вроде ее знакомства с обществом Санта-Барбары. Обещаю, что на вас, наверняка, это произведет ошеломляющее впечатление. Каждый, кто хоть раз услышит истинное слово божье из уст мисс Лайт, увидит ее просветленный взгляд, сможет проникнуться идеями божьими. Я знаю, что таких как я, потерявших смысл жизни и стремящихся вновь обрести его, очень много и, мисс Лайт способна помочь нам. Вы убедитесь сегодня в этом сами.
— Кейт! Где ты там? — крикнула Джина потягиваясь.
На полу, в номере дешевого мотеля, где в последнее время жила Джина Кэпвелл, были в беспорядке разбросаны вещи. Джина пошарила рукой возле постели в поисках подходящего одеяния, однако, обнаружив, что там лишь побитый молью халат, разочарованно отшвырнула его.
— Кейт! Ну, где же ты! — снова крикнула она. — Принеси мне чего-нибудь выпить.
Наконец, из ванны раздался голос окружного прокурора:
— А что, у тебя есть какая-нибудь выпивка? Честно говоря, я бы не отказался сейчас от джина с тоником. После сегодняшней бурной ночи мне нужно взбодриться.
— Ты же знаешь, что я не люблю держать у себя дома крепкие напитки. А вот шампанское у меня есть. Посмотри в холодильнике.
Спустя несколько мгновений дверь в ванной скрипнула и оттуда, лениво потягиваясь, вышел Кейт Тиммонс. Лицо его было слегка измято, будто он провел ночь не на подушке, а на грубой циновке.
— Да, ты действительно не слишком хорошо выглядишь, — рассмеялась Джина.
В отличие от тебя, буркнул Тиммонс.
— Я давно не видел тебя такой радостной и розовощекой. По ее лицу блуждала загадочная улыбка.
— За это я должна поблагодарить тебя. Ты заставил меня сегодня ночью работать так активно, что я даже забыла о своей раненой ноге.
Тиммонс кисло усмехнулся:
— А у меня складывается такое впечатление, что всю ночь активно пришлось работать мне. А то, что мы сделали в последний раз, вообще не укладывается у меня в голове. Где ты об этом прочитала?
Она снова рассмеялась:
— Опыт, Кейт, очень важная вещь. Наверное, тебе прежде попадались женщины вроде Сантаны, которые были способны лишь на стандартную пятиминутную процедуру. И то были готовы сгореть от стыда и терзать себя и партнера угрызениями совести целую неделю. Я не из таких.
Тиммонс прошел к холодильнику и достал оттуда начатую бутылку шампанского.
— Тебе со льдом?
Она лениво махнула рукой:
— Да, и побольше. Я чувствую сильную жажду.
— А, по-моему, — проворчал окружной прокурор. — Того количества влаги, которое ты получила за ночь, должно тебе хватить на ближайший месяц.
— Не обольщайся, Кейт. Думаю, что сегодня вечером я испытаю новую потребность в этом.
Тиммонс натянуто улыбнулся:
– Ты уверена в том, что тебе удастся восстановить силы? Я чувствую себя, как выжатый лимон.
Она лучезарно улыбнулась:
— Кейт, ты все-таки плохо разбираешься в женщинах. После того, что происходит с нами в последние несколько недель, ты мог бы понять, что я совершенно отличаюсь от других женщин. Мне этого нужно много и как можно чаще.
Тиммонс закатил глаза:
— Если мы будем продолжать наши развлечения с такой же интенсивностью, то через месяц меня ждет полное физическое истощение.
— Не беспокойся, я совершенно не желаю, чтобы ты стал импотентом. Ты мне еще понадобишься. Я знаю способы быстрого восстановления сил.
Тиммонс налил шампанское в два высоких бокала и, добавив туда по нескольку кусочков льда, преподнес искрящийся мелкими пузырьками газа, золотистый напиток Джине.
— Твой оптимизм меня радует, — уныло сказал он. — Тем не менее, вынужден признать — это не худшее, что мне пришлось испытать в жизни. Я готов принять на себя это бремя.
Джина, с выражением неизъяснимого удовлетворения на лице, осушила половину бокала и снова откинулась на подушку.
- Включи телевизор. Там сейчас должны быть новости. Может быть, за то время пока мы занимались любовью, в Санта-Барбаре произошло что-нибудь интересное, скажем, Сантану посадили в тюрьму до конца ее дней или, наконец-то, нашлась Келли Кэпвелл.
Тиммонс оживился.
— Насчет Келли мы с тобой еще поговорим. А вот, что касается Сантаны, то здесь вопрос гораздо сложнее. У меня такое ощущение, что кое-кто поверил ее бредням на пляже. Нам с тобой нужно быть как можно более осторожными, если Ник Хартли или Круз Кастилио начнут копать.
Джина вяло махнула рукой:
— До чего они могут докопаться? Ведь всем абсолютно очевидно, что слова Сантаны были полным бредом. Ну и что из того, что она обвинила нас с тобой в том, что мы приучили ее к наркотикам? После того, что таблетки обнаружили при обыске в ее доме, ей никто не поверит. Во всяком случае, суд присяжных будет не на ее стороне. Все-таки — одно дело доказательства сумасшедшей террористки, которая с пистолетом в руке бегала по городу, пытаясь расправиться со мной, как с неугодной свидетельницей, а другое дело — результаты официально проведенного обыска у нее в доме. После этого она может говорить все, что угодно. Она может даже утверждать, что Мейсон Кэпвелл это Иисус Христос, явившийся на землю для того, чтобы спасти людей. Кстати, как тебе понравилось его поведение вчера? По-моему он просто рехнулся. Этот белый костюм, эта бородка. Он, наверное, насмотрелся фильмов про всякие там волшебные религиозные перевоплощения и вообразил себя, Бог знает кем. Может быть, он хочет произвести впечатление на горожан? Но меня-то ему не провести. Я знаю, что он просто не способен превратиться в религиозного проповедника. Скорее всего, за этим кроется что-то другое.
Тиммонс, медленно потягивавший шампанское из бокала, неохотно оторвался от этого занятия и скептически буркнул:
— Почему это ты так думаешь?
Джина уверенно улыбнулась:
— Я слишком хорошо знаю Мейсона. И вообще, что мы все о Мейсоне да о Мейсоне? Я же тебя просила включить телевизор.
Окружной прокурор поднял с пола валявшийся там дистанционный пульт управления и нажал на кнопку. Спустя несколько мгновений небольшой экран телевизора, стоявшего в дальнем углу комнаты, засветился.
— О, Бог мой, — раздраженно воскликнула Джина, — опять Мейсон. Наверно, он решил стать главным ньюсмэйкером в этом городе, потеснив с первых страниц газет и с экрана телевизора, своего незабвенного папашу.
Тиммонс скривился:
— Ты хоть мне-то не рассказывай о своей ненависти к семейству Кэпвеллов. Я сам отношусь к ним точно так же.
Джина шумно потянулась.
— Да ладно, Бог с ними. Сделай погромче звук. Что он там болтает? Смотри, опять вырядился в свой белый костюм.
Тиммонс добавил звука. На экране появилась физиономия журналиста с толстым микрофоном в руке: «Итак, мы ведем трансляцию из здания Верховного суда Санта-Барбары, где дает пресс-конференцию бывший заместитель окружного прокурора мистер Мейсон Кэпвелл».
Тиммонс нахмурился:
— Что значит бывший? Что за чушь? Мейсон решил, что ему больше не стоит тратить время на такие пустяки, как собственная карьера.
Джина шикнула на Тиммонса:
— Да тише ты! Дай послушать, что он там болтает.
— Итак, мистер Кэпвелл, вы приглашаете нас сегодня вечером прийти на встречу с мисс Лайт? А вы не могли бы сейчас нам поподробнее рассказать о ней? Ведь утверждают, что к проповедям бродячих проповедников нельзя относиться серьезно.
Мейсон предостерегающе поднял вверх палец:
— Нередко говорят, что Иисус Христос тоже был бродячим учителем. Это очень важно. Мы не должны забывать, как он относился ко всяким условностям и роскоши. Вероятно, те, кто утверждает, что к мисс Лайт нельзя относиться слишком серьезно — так называемые респектабельные люди, сейчас сочли бы Христа бродягой. Он сам говорил, что лисы имеют норы, а птицы гнезда и, как бывает часто, мы ощущаем не всю силу этих слов. Мы не всегда замечаем, что сравнивая себя с лисами и птицами, он называет себя сыном человеческим, то есть человеком. Он — новый человек, второй Адам, сказал во всеуслышание великую истину, с которой мы не всегда соглашаемся: человек отличается от животных всем — даже беззащитностью, даже недостатками; он менее нормален, чем они. Он — странник, чужой, пришелец на земле. Хорошо напомнить нам о странствиях Иисуса, чтобы мы не забыли, что он разделял бродячую жизнь бездомных. Очень полезно думать о том, что его прогоняла бы, а может и арестовывала бы наша полиция, потому что не могла бы определить, что он живет. Ведь наш закон дошел до таких смешных вещей, до каких не додумались даже ужасные тираны, вроде Ирода — мы наказываем бездомных за то, что им негде жить. Ведь история Христа — это история путешествия.
— Ну что ж, мистер Кэпвелл, возможно ваши слова могут убедить многих, — сказал журналист, — что сегодняшний вечер встречи с мисс Лайт соберет много любопытных.
— Да, — ответил Мейсон. — Мисс Лайт способна помочь нам всем. Вы убедитесь в этом сегодня.
Тиммонс слушал вдохновенную речь Мейсона с беспокойным вниманием. Джина даже не удержалась от едкого замечания в адрес Тиммонса:
— Кейт, ты выглядишь так, словно Мейсон сейчас говорит не о какой-то там авантюристке-проповеднице а о тебе. Почему ты так нервничаешь?
Тиммонс отмахнулся:
— Мейсону слишком многое известно. Кто знает, что в следующий момент придет ему в голову, а вдруг он решит выступить против окружной прокуратуры? Мне не хотелось бы в его лице иметь такого врага.
Джина подняла брови:
— Какого?
Тиммонс не скрывал своего раздражения:
— Сильного, вот какого. Я, конечно, не считаю себя полным нулем в юридических делах, но надо смотреть правде в глаза — за Мейсоном стоит поддержка целого семейства Кэпвеллов. Если, конечно, они не отвернутся от него, услышав этот бред. В любом случае, надо быть с ним на стороже.
Дальнейший ход конференции подтвердил, что опасения Тиммонса были не напрасными. Один из журналистов спросил:
— Мистер Кэпвелл, насколько всем нам стало понятно, вы решили бросить карьеру юриста потому, что прониклись идеями мисс Лайт и собираетесь посвятить себя только ее делам?
Мейсон без тени сомнения ответил:
— Дело не только в этом. Я, будто Геркулес, чистил Авгиевы конюшни. Неблагодарная и довольно опасная работа. Мне приходилось сталкиваться с нечестностью должностных лиц. Теперь я направляю свою жизнь в иное русло. То, чем я вынужден был заниматься раньше, заставляло меня закрывать глаза на многие нарушения общественной морали и законности.
Журналисты уцепились за эту тему.
— Вы хотите сказать, что в ведомстве окружного прокурора творились беззакония?
Мейсон уверенно кивнул:
— Да, но мне не хотелось бы сейчас говорить об этом. Все это пройденный этап моей жизни и больше я не собираюсь возвращаться к этому
При этих словах Мейсона окружной прокурор не выдержал и, взметнувшись к телевизору, в ярости хлопнул рукой по выключателю. Когда экран погас, Джина насмешливо воскликнула.
— Что, Кейт, испугался?
У него был такой вид, как будто Мейсон только что выдвинул в его адрес обвинение.
— Черт побери! — разъяренно заорал Тиммонс. — Черт побери, что за чушь он несет! Ты только подумай, что он себе позволяет. Он думает, что сможет уйти, облив грязью службу окружного прокурора? Он сильно ошибается.
Тиммонс стал торопливо натягивать брюки, демонстрируя явное желание уйти.
— Ты куда? — обеспокоенно спросила Джина. Тиммонс рассерженно воскликнул:
— А что, я, по-твоему, должен сидеть здесь и потягивать шампанское в то время как этот идиот, позабыв о чувстве реальности, обвиняет меня во всех смертных грехах? Нет, я этого так не оставлю. Он у меня еще поскачет. Я его выведу на чистую воду. Черт! Черт!
Джина с напускным безразличием протянула:
— На твоем месте я бы не придавала этому особого значения. По-моему ничем страшным для тебя это не грозит.
Окружной прокурор перешел к рубашке и галстуку.
— Джина, мне нравится твое хладнокровие, — рассерженно воскликнул он. — Почему это я не должен беспокоиться? Он плетет невесть что, прикрываясь своим Иисусом Христом и этой мисс Лайт, как щитом, а я должен спокойно выслушивать все это? Подумай сама — теперь журналисты забросают меня вопросами. Что означают все эти намеки, что имел в виду мистер Кэпвелл, какие недостатки в работе окружной прокуратуры, а я буду выглядеть как мальчик для битья. Нет, мне этого не надо.
Его руки дрожали от возбуждения так, что он едва не затянул галстук словно удавку.
— Вот черт, так и задохнуться можно.
Джина не разделяла его возмущения.
— А, по-моему, ты излишне сгущаешь краски, Кейт. Мейсон не способен проникнуться религиозными чувствами. По-моему все эти евангельские идеи и нравоучения не для него. Может быть, он просто перегрелся на солнце, а может быть эта Лили вытворяет в постели такое, чего не снилось даже мне.
Тиммонс изумленно вытаращил на нее глаза:
— Да ты что? Она же проповедница.
На сей раз Джина совершенно искренне расхохоталась.
— Кейт, как ты считаешь? Могла бы я стать проповедницей? Ведь у меня тоже неплохо подвешен язык. И, по-моему, дар убеждения у меня тоже есть. То, что какая-то там дамочка сумела окрутить Мейсона Кэпвелла, для меня совершенно не удивительно. Я и сама несколько лет назад занималась тем же самым. Между прочим, именно он, Мейсон, виноват в том, что меня выгнали из дома Кэпвеллов. Ну ладно дело сейчас не в этом. То, что он болтает, для него столь же противоестественно, как если бы я стала водить дружбу с Сантаной Кастилио. Мейсон, между прочим, никогда не забывает о собственной выгоде. Мы с ним знакомы уже очень давно, и я прекрасно знаю его характер и наклонности. Если он болтает такую чушь, значит это ему для чего-то нужно, значит это ему выгодно. Он может представить себя даже пострадавшим за веру. Меня это ни в чем не убеждает.
Тиммонс озадаченно пожал плечами:
— Вот уж не знаю. Честно говоря, он поставил меня в тупик.
Джина раздраженно махнула рукой:
— Кейт, ты меня удивляешь. При всей твоей расчетливости верить такой пустопорожней болтовне на евангельские темы просто глупо.
Тиммонс пожал плечами:
— А мне не кажется глупой его болтовня. Наоборот, все это приобретает слишком опасный оттенок. Если он и дальше продолжит поливать грязью мое ведомство, я вынужден буду принять собственные меры защиты. И вообще, кто знает, что может прийти в голову этому новообращенному религиозному фанатику. Сейчас он болтает о спасении своей души, потом он начнет думать о чужих.
Джина брезгливо скривилась:
— Да перестань ты, Кейт. Представляю себе, как эта Лили Уайт ведет с ним душеспасительные разговоры.
Тиммонс, который уже к тому времени натягивал ботинки, вдруг отрицательно помотал головой.
— Нет, нет. Джина, ты ошибаешься. Ее зовут не Лили Уайт, а Лили Лайт.
Она скептически усмехнулась:
— Лайт или Уайт, какая разница. Такое просто невозможно. Мейсон может болтать все, что угодно. Однако я ему не верю. Думаю, что за всем этим кроется какая-то крупная афера. Думаю, что нам нужно немного подождать. Тогда ты сможешь убедиться в том, что я говорю правду. Тиммонс буркнул:
— Чего ждать? По-моему, он уже и так обо всем рассказал. Мало того, что уходит из моего ведомства, да еще напоследок старается поставить мне подножку.
Джина вяло махнула рукой:
— Это еще ерунда. Все эти пустопорожние заявления еще ничего не значат.
Тиммонс поморщился:
— А что, по-твоему, стоит от него ожидать? Он уже и так немало наделал одним своим заявлением. Мне сейчас придется расхлебывать заваренную им кашу. Еще неизвестно, чем это закончится.
Джина смерила окружного прокурора снисходительным взглядом:
— Кейт, ты все-таки, слишком много думаешь о себе. То, что тебя задели заявления Мейсона, еще ничего не означает. Самое главное начнется тогда, когда в ход пойдут главные силы.
Тиммонс недоуменно оглянулся:
— Ты о чем?
Джина хитро сверкнула глазами.
— Думаю, что окружная прокуратура ничуть не пострадает от этих громогласных заявлений Мейсона. Ну, пощекочут тебе журналисты нервы, ну посклоняют твое имя в газетах. Ты будешь просто все отрицать. Тебе ведь это не доставляет никакого труда. Ведь Мейсон не выдвигал никаких конкретных обвинений. Если бы он подал на тебя иск в суд да еще приложил к этому папку документов, тебя бы начали допрашивать — это я понимаю. Но ведь он сейчас больше озабочен делами своей ненаглядной Лили, а вот она, думаю, замахивается на нечто большее. Вряд ли ей нужна еще какая-нибудь сотня-другая сторонников. Если она такая фанатичка, как про нее рассказывают, то думаю, что в этом у нее нет нужды. Скорее всего, у нее есть гораздо более далеко идущие планы и связаны они, наверняка, с большими деньгами. А где в этом городе большие деньги?
Тиммонс растерянно хлопал глазами.
— Правильно, — ответила за него Джина. — В семействе Кэпвеллов. Так что, пораскинув немного умишком, ты быстро сообразишь, какие события ожидают в ближайшем будущем этот город.
Словно почувствовав себя оскорбленным от нелицеприятных замечаний Джины, Тиммонс набычившись, проворчал:
— Все равно, Мейсон должен прекратить эту возмутительную клевету. Я постараюсь сделать все, чтобы он заткнулся.
Джина с некоторым сожалением посмотрела на окружного прокурора и тяжело вздохнула:
— Кейт, не делай из мухи слона. Ты не должен придавать никакого значения этим словам Мейсона. Неужели я тебя ни в чем не убедила?
Тиммонс раздраженно отмахнулся:
— Да в чем ты меня можешь убедить? Мейсон никогда не будет выступать против собственного семейства. Неужели ты думаешь, что ему хочется отдать какой-то там Лили все отцовские капиталы? А вот то, что он говорит против меня — это гораздо более реальная угроза. Он должен думать над тем, что болтает. Я ему заткну рот.
Не дожидаясь ответа Джины, он выскочил из номера, громко хлопнув дверью. Джина смерила дверь выразительным взглядом и раздраженно пробурчала:
— Вот дурак, когда он наконец поймет, что я никогда не ошибаюсь. Ладно, у него еще будет возможность в этом убедиться.
С неохотой выбравшись из-под одеяла, Джина кое-как доковыляла до телевизора и, включив его, добавила звука.
Мейсон, закатив глаза к небу, продолжал вещать:
— Я понял, что повесть о Боге неповторима и сразу вслед за этим понял, что неповторима и повесть о человеке, которая вела к ней. Чтобы стать беспристрастным, здравым, в единственно верном смысле слова, надо увидеть все заново. Мы видим честно, когда видим впервые. Вот почему нужно взглянуть на мир по-новому и тогда человек увидит, как дико, как безумно то, что творится вокруг него. Мы должны сбросить бремя привычного, когда речь идет о вере. Почти невозможно оживить то, что слишком знакомо ибо мы, падшие люди, устаем привыкая. Я хочу, чтобы вы посмотрели по-новому на все, что происходит вокруг. Если кто-то не может сделать это сам, то божественные проповеди мисс Лайт могут оказать ему в этом помощь. Каждый, кто хоть раз услышит ее, обязательно задумается над тем, что происходит вокруг...
«...Мы не рассчитываем на немедленный успех, но я вижу перед собой большие возможности».
Тэд сидел у себя в редакторской комнате, глядя на мерцающий экран телевизора. Мейсон Кэпвелл, многозначительно подняв палец вверх, продолжал убеждать собравшихся в том, что истинный путь к вере невозможен без мисс Лайт: «Какая бы опасность не грозила нашей вере, она исходит от логики, а не от воображения. Человеческий ум волен уничтожить себя самого. Бесполезно твердить о выборе между логикой и верой: сама логика — вопрос веры. Нужна вера, чтобы признать, что наши мысли имеют какое-то отношение к реальности».
— Невероятно, — пробормотал Тэд. — Неужели это тот Мейсон Кэпвелл, которого я когда-то знал? Ведь он всегда был полон скептицизма и иронии по отношению ко всему происходящему вокруг. Неужели он смог проникнуться такими евангельскими настроениями? Это на него не похоже.
Мысли Тэда были прерваны неожиданным появлением Джейн Уилсон. Она с озабоченным лицом влетела в редакторскую и, порывшись в папках, воскликнула:
— Ты нигде не видел наш спонсорский договор? По-моему, я потеряла документы.
Тэд пожал плечами:
— Не знаю, я нигде не встречал их.
— Но ситуация критическая! — нервно воскликнула Джейн. — Если я сейчас не представлю документы начальству, меня уволят.
Тэд нахмурился:
— Джейн, по-моему, ты заместитель директора станции и сама должна заботиться о своих документах. Я хочу послушать, что говорит Мейсон.
Джейн нетерпеливо отмахнулась:
— Зачем тебе это нужно? Лучше подумай о том, где могла подеваться эта злосчастная папка.
— Не впадай в панику, Джейн. Твои документы обязательно найдутся. Они никуда не могли деться. И вообще, Джейн, не нужно вешать на других свои проблемы.
Хлопнув дверью, Джейн выскочила из редакторской столь же стремительно, как и появилась в ней. Раздраженно махнув рукой, Тэд тут же потянулся к телевизору и добавил громкость.
«...Только истинный свет знаний, открываемый мисс Лайт, может вернуть человека на путь Божий», — витийствовал Мейсон. — «Наша вера откроет вам истинный путь Божий...»
«...И еще, хочу добавить, что наши собрания может посещать каждый желающий».
На экране вновь появилось лицо телевизионного ведущего: «Итак, мы с вами только что были свидетелями пресс-конференции, которую организовал у здания Верховного Суда бывший заместитель окружного прокурора мистер Мейсон Кэпвелл. Как вы сами могли убедиться из его собственных слов, юридическую и политическую карьеру он оставил для того, чтобы целиком посвятить себя делам, нашумевшей в последнее время, проповедницы мисс Лили Лайт. Сегодня вечером состоится ее знакомство с аудиторией Санта-Барбары. К сожалению, никакой более подробной информацией о мисс Лайт мы к настоящему времени не располагаем. А потому, можем порекомендовать нашим телезрителям лишь одно — если вас интересует учение мисс Лайт, приходите сегодня вечером на ее проповедь. Тем же, кто более скептически относится к подобным мероприятиям, рекомендуем следить за нашим выпуском телевизионных новостей. С вами был Джефф Фэй. Всего хорошего».
Не дожидаясь последних слов телеведущего, СиСи Кэпвелл раздраженно выключил телевизор. Они вместе с Софией сидели за столиком в гостиной, внимательно слушая репортаж с пресс-конференции Мейсона. После того, как экран погас СиСи еще некоторое время сидел в задумчивости. Затем, нервно вскочив с кресла, стал расхаживать по гостиной.
— Не могу поверить. Это просто невероятно! — нервно воскликнул он. — То, что случилось с Мейсоном, не могло присниться мне даже в самом страшном сне.
Он раздраженно всплеснул руками.
— Когда Мейсон появился здесь вчера, в этом белом одеянии, я думал, что у него просто временное помутнение разума, какой-то заскок. Однако, на самом деле все оказалось значительно хуже. Еще вчера я тешил себя надеждой, что пройдет ночь, он как следует, проспится, а уж утром-то он придет в себя. Похоже, он окончательно спятил. Я помню, что один раз с ним уже было такое.
София тяжело вздохнула:
— Ты имеешь в виду тот день, когда он пытался расправиться со всеми, кого считал повинными в гибели Мэри?
СиСи кивнул:
— Вот именно. Тогда он тоже нес какую-то религиозную чушь. Но я думал, что все это объясняется состоянием аффекта, в котором он находился. Тогда его хоть как-то можно было понять. Это был действительно сильный удар. Он пытался долго и невнятно рассуждать что-то на тему вины и ответственности. Вдавался в какие-то пространные рассуждения, касавшиеся моих заблуждений. Но мне казалось, что все это, в конце концов, пройдет. Вчера я даже допускал, что он находится в длительной послезапойной горячке. Но он упрямо продолжает повторять весь этот бред. Меня это очень сильно беспокоит.
София неожиданно рассмеялась, откинувшись на спинку кресла. СиСи воззрился на нее удивленным взглядом.
— А что тут смешного, — недовольно пробурчал он. — По-моему, Мейсон сам не знает, что говорит.
София поднялась.
— Может быть все, что случилось — к лучшему.
СиСи наморщил брови:
— Да ты только его послушай, он же говорит как какой-то робот: вера, религия, нравственность — повторяет одно и то же будто заведенный.
На это София вполне резонно заметила:
— Зато из его речи исчез обычный сарказм. Вспомни, как он говорил раньше. Я считаю, что прошедшая с ним перемена позволяет надеяться на то, что Мейсон наконец-то будет прислушиваться к твоему мнению.
— Почему ты так решила? — саркастически произнес СиСи. — По-моему, это еще ничего не значит.
София снисходительно взглянула на СиСи:
— По-моему, ты быстро забыл, как Мейсон встречал в штыки каждое твое слово.
СиСи махнул рукой:
— Зато это не мешало ему трезво смотреть на жизнь. А сейчас он прикрылся пеленой каких-то непонятных слов, и достучаться до него будет намного сложнее.
У СиСи был такой вид, как будто он только что столкнулся с неразрешимой загадкой. Меряя гостиную взад и вперед, он ежесекундно всплескивал руками и восклицал:
— Невероятно! Это просто невероятно. Я никак не могу поверить в это.
София с мягким сожалением посмотрела на него и, налив в стакан воды из графина, протянула его СиСи:
— Возьми, успокойся. Тебе не нужно принимать это так близко к сердцу. Можно подумать, что Мейсон тебя никогда раньше не удивлял.
СиСи возбужденно опрокинул стакан, и торопливо проглотив воду, продолжил:
— Я просто не могу понять, почему с ним произошла такая быстрая перемена. Буквально за несколько недель. Я еще понимаю, если бы он шел к этому несколько месяцев или лет, если бы его одолевали мучительные сомнения, если бы он постоянно обращался мыслями к Богу. Но ведь этого не было, не было... Мейсон всегда был несколько приземленным человеком. Вспомни, чего только стоила одна его страсть к выпивке. А сейчас он ведет себя словно святой. Во всяком случае, именно так выглядит. И потом, почему он все время как заклинание повторяет имя этой дамочки. Лили Лайт? Здесь наверняка что-то не чисто. Почему он бесповоротно поверил в нее? Он на нее молится как на ангела.
Вот тут наступил черед Софии задуматься.
— Не знаю, — медленно протянула она. На лбу ее появились складки. — Вообще любопытно было бы ее увидеть или услышать.
СиСи хмуро кивнул:
— Да, пожалуй, стоит воспользоваться приглашением Мейсона и посетить эту мисс Лайт. Может быть, удастся что-то выяснить при очной встрече.
София тут же подхватила:
— Я пойду с тобой. Мне тоже это весьма любопытно. Хотя я и не склонна преувеличивать влияние этой мисс Лайт на Мейсона. Мне кажется, что, скорее всего он сам внутренне был готов к такой перемене. Мало вероятно, чтобы он поддался гипнотическому влиянию и превратился в нерассуждающего зомби. Скорее всего, он верит в то, что говорит.
СиСи мученически поморщился:
— София, а я в этом очень сильно сомневаюсь. Мне кажется, что здесь не обошлось без какого-то потустороннего вмешательства.
Их словесные препирательства были прерваны звонком в дверь.
— Кто-то пришел, — сказала София. — Иди, открой дверь.
СиСи сделал такое лицо, словно ему необходимо было направиться на кухню и вынести помои.
— Как мне все это надоело! — заныл он. — После того как Роза ушла из нашего дома, я чувствую себя консьержем. То и дело приходится открывать дверь. Хорошо еще, если это желанный гость.
София сочувственно похлопала его по плечу:
— СиСи, последнее время ты стал каким-то ворчливым. Тебе не стоит принимать так близко к сердцу все происходящее вокруг. Ладно, я открою сама.
Сопровождаемая мрачным взглядом СиСи, она направилась к двери. На пороге смущенно топтался Лайонел Локридж. Увидев Софию, он торопливо пробормотал:
— Здравствуй, а СиСи дома?
Она кивнула:
— Здравствуй, Лайонел. Входи.
Локридж шагнул через порог.
— Здравствуй СиСи.
София торопливо захлопнула дверь и быстро зашагала следом за Локриджем.
— У тебя есть какие-нибудь новости?
Он выглядел озабоченным.
— Да, новости есть. Я разговаривал с похитителями Августы. Они скоро будут звонить сюда, чтобы дать последние инструкции, куда привезти выкуп.
СиСи недоуменно потер подбородок:
— А почему они должны звонить именно сюда?
Локридж пожал плечами:
— Не знаю. Возможно, они решили, что мой телефон на яхте может прослушиваться. Очевидно они мне, все-таки не доверяют. Как видишь, я не напрасно опасался их мести.
СиСи тяжело вздохнул:
— И все-таки, тебе нужно было обратиться в полицию. В любом случае ты ничего не проиграл бы.
Лайонел так отчаянно замахал руками, словно ему предлагали сделку с дьяволом.
— Нет, нет ни за что, СиСи, как я могу рисковать жизнью Августы. Ведь она ни в чем не виновата. Если я сделаю ошибку, расплачиваться придется ей. Она слишком дорога для меня, чтобы я мог поступать так опрометчиво.
СиСи озадаченно хмыкнул:
— Ну ладно, а деньги ты собрал?
Локридж уверенно кивнул:
— Да. Спасибо тебе и Лейкен. Не знаю, что бы я делал без вас.
СиСи нахмурился:
— Можешь не благодарить меня, Лайонел. Я надеюсь все-таки вернуть свои деньги и хочу, чтобы это произошло как можно быстрее.
Локридж успокаивающе поднял руки.
— Не беспокойся, СиСи, ты получишь свой миллион назад, как только я смогу уладить все свои дела. Сейчас для меня главное — разобраться с похитителями Августы. Она ни в коем случае не должна пострадать. Иначе, я не прощу себе этого до конца жизни.
В разговоре возникла неловкая пауза, которую поторопилась прервать София:
— Лайонел, я думаю, что все будет хорошо. Главное, что тебе удалось достать деньги. Скажи, а похитители уже назначили дату, когда ты должен расплатиться с ними?
Локридж облизнул пересохшие губы:
— Они хотят получить деньги сегодня. В общем, они приказали мне прийти сюда и ждать звонка.
СиСи недовольно пробурчал:
— Наверно, преступники скоро начнут назначать свидания в моем доме. Лайонел, тебе не кажется, что все это выглядит несколько странно?
София укоризненно взглянула на СиСи:
— СиСи...
Он недовольно махнул рукой:
— Да ладно. Ладно, пусть будет по-вашему. Но я, же имею право высказать собственное мнение в собственном доме. Мне все это не нравится. По-моему, преступники ведут себя как-то странно. Они могли бы найти более безопасный канал связи. Позвонили бы в ресторан или еще какое-нибудь людное место. Здесь у них гораздо больше шансов засветиться.
Локридж нервно помотал головой:
— Я не знаю, СиСи, что они задумали и что им надо. Мне известно только, что они хотят получить выкуп в два миллиона долларов, и я отдам им эти деньги. Я должен сейчас думать только об Августе. Я слишком люблю ее. Я раньше даже и не подозревал о том, как сильно я люблю ее.
Такие слова не могли не тронуть Софию. Она слегка прослезилась и тут же поймала на себе удивленный взгляд СиСи.
Телефонный звонок прозвучал в этой напряженной атмосфере как колокольный звон.
— Это, наверно, они, — торопливо воскликнула София.
Локридж направился к столу, на котором стоял телефонный аппарат. Однако СиСи опередил его:
— Я возьму трубку.
Локридж нетерпеливо топтался рядом, пока СиСи разговаривал с похитителями.
— Дом Кэпвеллов, — строго сказал он. — Я хотел бы узнать, кто говорит. Что? — На лице СиСи появилось такое выражение, словно его только что облили ушатом грязи. — Да, Локридж здесь. Минутку.
Приложив трубку к груди, СиСи кивнул:
— Это они.
Немного поколебавшись, Локридж взял протянутую ему трубку:
— Алло.
В трубке раздался уже знакомый ему грубый мужской голос:
— Слушай, Локридж, — прохрипел преступник. — Я два раза повторять не собираюсь. Так что мотай на ус. Бери деньги и в полдень иди на причал Кэпвеллов один. И не вздумай чего-нибудь эдакого выкинуть. Ты получишь жену только тогда, когда передашь нам деньги.
София увидела, как глаза Лайонелла переполнились тревогой и страхом. Однако, несмотря на это, он заявил в трубку:
— Нет, я не отдам их до тех пор, пока не буду уверен, что Августа находится в безопасности.
Преступники не собирались уступать:
— Локридж, если ты начнешь ставить какие-нибудь условия, то ты вообще больше никогда не увидишь свою жену. Я не собираюсь с тобой пререкаться. Слушай меня и делай то, как я говорю. Сначала ты принесешь на причал Кэпвеллов деньги, а потом получишь жену и никак иначе.
Услышав в трубке короткие гудки, Локридж дернулся, как от удара током. Уныло опустив глаза, он положил трубку на рычаг телефонного аппарата и несколько мгновений подавленно молчал.
— Что они сказали? — озабоченно спросил СиСи. Лайонел поморщился с таким видом, словно само упоминание о преступниках вызывало у него отчаянную головную боль.
— Они... они сказали... — судорожно сглатывая, произнес Локридж. — Что я должен принести деньги на ваш причал в полдень. Они пошлют туда человека и только после этого они освободят Августу.
СиСи резко рубанул воздух рукой:
— Отлично, я даже и мечтать не мог о том, что они поступят столь опрометчиво.
София перепуганно взглянула на него:
— О чем ты?
— Мы устроим на причале засаду и выследим, куда скрылся их сообщник, — уверенно заявил он.
Но Локридж тут же протестующе воскликнул:
— Это исключено!
СиСи нахмурился:
— Почему? Ведь это не представляет никакого труда. На своем причале я знаю каждую доску. Там совершенно спокойно может спрятаться наш человек и через десять минут, после того как ты передашь преступникам деньги, мы уже будем знать кто они и где скрываются, и что они сделают в этом случае.
— Нет, нет. Я слишком дорожу жизнью своей жены. А любой сбой в осуществлении их планов может привести к тому, что они начнут вымещать злобу на Августе. Я не могу согласиться на это.
СиСи вскипел.
— Не будь дураком, Лайонел! Не вздумай отдавать деньги до тех пор, пока не увидишь Августу. Ведь они могут обмануть тебя, и ты не увидишь ни ее, ни денег, — позабыв о приличиях, вскричал он.
Однако это ни в чем не убедило Лайонелла. Он защищался, словно в последнем окопе:
— Ты же слышал, СиСи, — воскликнул он. — Я настаивал, а он сказал, что варианты недопустимы. Они не изменят условия.
СиСи понял, что глоткой Локриджа не возьмешь.
— Хорошо, Лайонел, — немного успокоившись, сказал он. — Но я не пущу тебя на причал одного.
Локридж упрямо мотнул головой:
— Пустишь.
СиСи застонал и всплеснул руками.
— О Боже, Лайонел! Неужели ты думаешь, что я тебя отпущу на причал одного с такими деньгами. Не смеши нас. Мы идем на причал вместе или ты не получишь деньги!
Локридж ошеломленно умолк и спустя несколько мгновений обреченным голосом протянул:
— Похоже, у меня нет выбора.
СиСи удовлетворенно кивнул:
— Вот именно. Такие дела в одиночку не делают. Даже София подтвердит тебе это.
Она смущенно опустила глаза:
— СиСи, тебе конечно виднее, однако, я на твоем месте не стала бы так настаивать. Все-таки, мне кажется, что в словах Лайонелла больше резона. Если ты не хочешь, чтобы Августа пострадала, тебе не стоит устраивать на пристани засаду. И вообще, пусть Лайонел поступает так, как хочет. В конце концов, Августа его супруга. Пусть даже и бывшая.
СиСи яростно сверкнул глазами:
— А деньги — мои! И не в прошлом, а в настоящем. И вообще, у нас остается мало времени — пора действовать. Пошли.
— Черт побери! — выругалась Джина. — Как я ненавижу эти костыли. Нельзя даже спокойно войти в ванную.
Едва развернувшись в малюсенькой комнатке, большую часть которой занимала чугунная ванна, Джина сняла с полки под зеркалом несколько коробочек с косметикой и, продолжая чертыхаться, вернулась в комнату. Кое-как разобравшись с макияжем, она одела легкий летний костюм и в изнеможении растянулась на постели.
— Надеюсь, тюрьма научит тебя хорошим манерам, — вслух произнесла она, обращаясь мыслями к Сантане. — Ты будешь знать, как стрелять в других. Дура несчастная. А еще надеялась вернуть себе Брэндона. Кто тебе теперь поверит?
Тихий стук в дверь прервал ее размышления.
— Интересно, кто бы это мог быть? — пробормотала Джина, опираясь на костыли.
Доковыляв до двери, она настороженно спросила:
— Кто там?
Услышав голос племянницы, она успокоилась.
— Это я, тетя Джина. Открой, сказала Хейли. Джина мгновенно натянула на лицо радушную улыбку и распахнула дверь.
— А это ты, Хейли! — воскликнула она с выражением безграничной радости. — Проходи. Вот уж кого не ожидала увидеть, так это тебя.
Та скромно потупила взгляд:
— Здравствуйте, тетя Джина.
— Заходи, заходи, не стесняйся. Я уже думала, что ты забыла о моем существовании. Как занялась своими делами на радиостанции, так носа и не кажешь. Уж не забыла ли ты о том, что у тебя есть тетка?
Хейли выглядела так, будто, еще мгновение, и она бросится наутек. Такого смущения в глазах племянницы Джина еще никогда не видала.
— Тетя Джина, нам нужно поговорить, — сдавленным голосом произнесла она.
Джина захлопнула за племянницей дверь и, опираясь на костыли, последовала за ней в комнату. Тон, которым с ней разговаривала Хейли, не обещал ей ничего хорошего. В таких случаях Джина старалась не терять лицо.
— Отлично! — с восторгом воскликнула она. — Я тоже давно хотела поговорить с тобой. После того, как ты поссорилась с Тэдом, между нами многое осталось недоговоренным. У меня вообще сложилось такое впечатление, что наша размолвка с тобой вызвана простым недоразумением. Мы должны, наконец, решить все наши проблемы, — кудахтала она. — К тому же, неплохо было бы, если бы ты рассказала о последних событиях в твоей жизни. А то я ничего не знаю, кроме того, что из-за этой сумасшедшей Сантаны, рухнула отличная идея — этот радиомарафон. Мне очень жаль, что так получилось. Но, как видишь, пострадала не только ты, но и я. Еще не известно — все ли у меня в порядке с ногой. Как ты сама понимаешь, мне не хотелось бы на всю жизнь остаться калекой.
Судя по выражению лица Хейли, она не прониклась жалостью к тетке. Губы ее были плотно сжаты, а глаза сверкали каким-то мрачным огнем. Джина уже морально была готова изворачиваться.
— У меня есть к тебе один вопрос, — наконец процедила Хейли. — Только пообещай, что ответишь мне на него честно.
Джина бодрым тоном воскликнула:
— Разумеется, а когда я тебе врала?
Хейли отвернулась и после несколько затянувшейся паузы спросила:
— То, в чем обвиняла тебя Сантана, правда?
После этого Хейли резко обернулась и с настороженным вниманием посмотрела на Джину. Та переспросила:
— А в чем меня обвиняла Сантана? Ты имеешь в виду этот вздор, который она несла вчера на пляже?
Хейли поморщилась:
— Тетя Джина, по-моему, это был вовсе не вздор. Она говорила, что ты подменяла ее таблетки от аллергии на наркотики.
Джина почувствовала, как предательская краска заливает ее лицо. На сей раз пришел ее черед смущаться. Чтобы скрыть свое напряжение, Джина сделала грозный вид.
— Конечно, нет, — с показным возмущением воскликнула она. — Все это полнейшая ерунда. Как ты могла поверить этому бреду сумасшедшей психопатки? Вспомни, что еще она там городила. Будто все кругом обманули ее, все ненавидят ее и так далее, и тому подобное. Не понимаю, как ты могла в это поверить. Все это продукт ее больного воображения. Ты же была там.
Хейли с сомнением покачала головой:
— Но, похоже, многие поверили ей.
Джина взбешенно махнула рукой:
— Я знаю, кто ей поверил. Только Кэпвеллы. И то, потому что они все сумасшедшие. Они все меня ненавидят.
Хейли напряженно подалась вперед:
— Все вокруг говорят, что ты ненавидишь Сантану и хочешь вернуть себе Брэндона. Многие уверены в том, что ты могла пойти ради этого даже на то, чтобы подменить Сантане таблетки от аллергии наркотиками.
Джина не удержалась:
— Чушь! - рявкнула она. — Все это полная ерунда. Я не верю, что ты серьезно воспринимаешь слова этой сумасшедшей. Клянусь тебе, что я на такое не способна. Мне не нужно было прибегать к такому, чтобы вернуть себе Брэндона. Сантана сама наделала столько глупостей и абсолютно непредсказуемых поступков, что любому в этом городе совершенно очевидно, что она неспособна быть матерью Брэндона.
Хейли не уступала:
— Но ведь именно Круз и Сантана смогли спасти Брэндона от тяжелой болезни.
Джина фыркнула:
— Ну и что? Это еще ни о чем не говорит. Когда Брэндон воспитывался у меня, он никогда не болел и не чувствовал себя одиноким и брошенным. Все эти неприятности с ним начались только после того, как СиСи вернул мальчика Сантане. Это была самая крупная ошибка с его стороны после того, как он выгнал меня из дома. Наверно, он думал, что легко найдет замену для меня. Однако жизнь показала всем, кто был прав, а кто нет. Я вырастила Брэндона, я воспитала его, и только я могу считаться его настоящей матерью. Да он и сам, до сих пор, не относиться к Сантане и Крузу, как к своим родителям. Мамой он называет меня, а папой СиСи. У меня не было необходимости подсовывать Сантане наркотики. Она сама пришла к этому. Вспомни — она же закатывала Крузу истерику по каждому поводу. Ей казалось, что ее никто не любит, что все от нее отворачиваются. А знаешь почему? Потому, что она обыкновенная нимфоманка. Круз был занят на работе и потому, не мог проводить с ней целые дни и ночи в постели. Конечно, это вздорная бабенка начала бросаться из крайности в крайность. Сначала ей понадобились любовники, потом наркотики.
После этого оживленного монолога Джина устало затихла.
— Надеюсь, я смогла убедить тебя хоть в чем-то? — тяжело дыша, сказала она. — Хейли, ты должна верить не рехнувшейся на почве секса и наркотиков Сантане, а мне, своей тетке. Разве я когда-нибудь обманывала тебя?
Хейли не слишком уверенно кивнула:
— Наверно.
Почувствовав, что ее племянница колеблется, Джина решила последним решительным рывком убедить ее в своей правоте.
— Не забывай о том, что мы родственницы и должны доверять друг другу, — горячо заговорила она. — Ты должна всегда помнить, что в этом городе кроме меня у тебя никого нет. Если ты не станешь доверять мне, то тебе придется остаться в одиночестве. После того, как Тэд отвернулся от тебя, тебе не к кому обратиться. Помни о том, что я никогда не бросала тебя в беде. А если между нами и были какие-то недоразумения, то происходили они, лишь из-за того, что ты не хотела довериться мне. Вспомни свои слова при нашей последней встрече. Не знаю, кто тебя надоумил, но ты совершенно напрасно обвиняла меня во всех смертных грехах.
Хейли смущенно опустила голову:
— Я и вправду думала, что наш разрыв с Тэдом объясняется тем, что ты заставила меня скрыть наши родственные отношения. Мне казалось, что все неприятности с Тэдом объясняются именно этим.
Джина обиженно посмотрела на племянницу:
— Ты вообразила, будто я намеренно свела тебя с Тэдом и заставила скрыть, что я твоя тетка? А на самом деле все было не так. Мне хотелось, чтобы у тебя было как можно меньше проблем. Вспомни, ты приехала в этот город, не имея ни гроша в кармане и единственной возможностью хоть как-то зарабатывать себе на жизнь, у тебя была работа в доме Кэпвеллов. Ну и что, что ты начинала с горничной? В этом не было ничего страшного. Они бы даже на такую работу тебя не взяли, если бы узнали, что ты моя племянница.
Хейли попробовала робко возразить:
— Но...
Джина уже вошла в раж и не стала ее слушать:
— Никаких но! — резко воскликнула она. — Подумай, что ожидало бы тебя в противном случае? Самое большее, на что ты могла рассчитывать, это место посудомойки в каком-нибудь захудалом мексиканском баре. Тебя бы даже в «Ориент-Экспресс» на кухню не взяли. И все из-за того, что СиСи Кэпвелл несправедливо отнесся ко мне. Они ненавидят меня только за то, что я поступала всегда наперекор им. Конечно, СиСи, который привык править в своем доме железной рукой, это не могло понравиться. Его бы больше устроило, если бы я всегда смотрела ему в рот и целовала пятки. Наверное, именно так сейчас поступает София. Что-то уж слишком подозрительная идиллия царит в их отношениях, наверняка, она решила добиться его благосклонности любым способом. А СиСи понимает только одно — беспрекословное подчинение. Ну, ничего, у него еще будет возможность убедиться в том, что не все здесь пляшут под его дудку.
Хейли подавленно молчала. Наконец, спустя несколько мгновений, она сдержанно сказала:
— Мне нелегко доверять тебе, Джина, хотя я знаю, что ты не такая ужасная, как тебя рисуют другие. Но мне нужно было услышать твой ответ.
Джина выглядела воодушевленно.
— Ты правильно сделала, что пришла ко мне и решила спросить обо всем именно меня. Я была бы очень рада, если бы каждый раз, когда возникают подобные вопросы, ты обращалась ко мне, а не искала объяснений у посторонних людей. Они все равно не смогут сказать тебе правды. Для них все, чтобы я ни делала, будет проявлением какого-то воображаемого коварства или подлости. Они все хотят облить меня грязью и только потому, что я всегда шагала по жизни независимо с гордо поднятой головой. Даже сейчас, когда я вынуждена жить в этой конуре, я не иду на поклон к СиСи Кэпвеллу. Я знаю, что могу сама справиться со своими трудностями. Мне к этому не привыкать. Когда СиСи выгнал меня из дома, и я осталась совсем одна, и мне нельзя было полагаться ни на чью помощь, я справилась со всем. И сейчас уверена, что меня ждет блестящее будущее. Кстати, — она на мгновение умолкла и сделала серьезное лицо. — Я рада, что Брэндон будет жить в доме Кэпвеллов.
Хейли воззрилась на тетку с неподдельным изумлением на лице.
— Но почему? — ошарашено спросила она. — Ведь ты же ненавидишь Кэпвеллов. Неужели это доставляет тебе удовольствие?
Ни секунды не сомневаясь, Джина тут же выпалила:
— Если от этих людей зависит счастье моего ребенка, я способна простить им многое, — лицемерно сказала она. — У меня еще есть надежда вернуть его.
Услышанное было для Хейли такой неожиданностью, что она невольно отступила на шаг.
— Как вернуть? Но ведь СиСи, наверняка, никогда тебе не отдаст его. На что ты надеешься?
Джина криво улыбнулась:
— Я не могу тебе сейчас объяснить подробнее... Ну, у меня есть план.
Хейли не отставала:
— Какой план?
Джина подозрительно оглянулась по сторонам, будто боялась, что окружной прокурор, уходя, оставил где-нибудь за ширмой подслушивающее устройство или записывающий магнитофон.
— Ну, хорошо, — тихо ответила она. — Поскольку ты моя родственница, я кое о чем расскажу тебе. Только ты должна поклясться, что об этом больше никто не узнает.
Хейли растерянно развела руками:
— Ну, хорошо, я клянусь. Ты ведь сама говорила, что мы должны доверять друг другу.
Джина поторопилась исправить ошибку.
— Да, да, конечно. Вот поэтому я тебе и расскажу об этом. Точные детали мне и самой еще не известны. Но если попытаться объяснить все в двух словах, то ситуация выглядит следующим образом. Как ты, наверное, знаешь, дочь СиСи Кэпвелла Келли долгое время находилась в психиатрической лечебнице. Она попала туда вскоре после того, как попыталась выбросить в окно Дилана Хартли, брата Ника. Ты помнишь Ника?
Хейли на мгновение задумалась.
— Кажется, он вчера был на пляже и пытался уговорить Сантану, отдать ему пистолет.
— Да, — кивнула Джина.
— А кто он такой?
Джина неопределенно пожала плечами:
— В общем, я не знаю, чем он занимается сейчас — по-моему, занимается проеданием накопленного, а раньше он был довольно известным журналистом. Его материалы появлялись даже в «Нью-Йорк Таймс». Он занимался, как это называется — «разгребанием грязи». Ну, знаешь, копался во всяких темных историях, пытался вытащить на свет божий разную гадость. В общем, что скрывать, я не люблю таких людей. Их всегда интересует чужое грязное белье при том, что у них самих рыло в пуху. Я уверена, что Ник совсем не агнец божий.
— Почему?
— Видишь ли, мне кажется, что его повышенный интерес к Келли Кэпвелл объяснялся не только его высокими романтическими чувствами, скорее даже не столько ими. Думаю, что у него был корыстный интерес. Все-таки денежки Кэпвеллов мало кого могут оставить равнодушным. Скорее всего, Ник хотел воспользоваться шансом, чтобы отхватить свой кусок пирога с семейного стола Кэпвеллов. В общем, как бы то ни было, его брат Дилан тоже не мог остаться равнодушным к Келли. Он пришел к ней в гости в президентский номер отеля «Кэпвелл», который Келли сняла в тот вечер, и между ними произошла ссора. Я не знаю подробности и что там с ними произошло, из-за чего они поругались, но факт остается фактом — Келли вытолкнула Дилана из окна и он разбился. Вообще-то, по всем законам, ее сразу должны были отправить под суд, но она была в таком шоке, что родители легко смогли ее выдать за умалишенную и поместили в клинику доктора Роллингса. Судья Конвей, которая вела ее дело, решила, что судебное заседание может пройти только тогда, когда Келли будет в состоянии отвечать перед законом. Ну, так вот, — Джина торжествующе улыбнулась. — Когда настанет этот момент и Келли сможет предстать перед судом, никто не сможет ей помочь кроме меня. Только я выручу Келли. И, разумеется, я сделаю это не просто так. Ради дочери СиСи придется кое-чем поступиться. Я думаю, что он с готовностью согласится с моим предложением. Во всяком случае, он ничего не потеряет, а сможет только приобрести.
Хейли изумленно смотрела на тетку:
— Джина, я не перестаю удивляться твоей предприимчивости. После того, что произошло между тобой и СиСи, ты все еще надеешься вернуть его себе.
Глаза Джины сияли как алмазы.
— Я буду ему верной женой и хорошей матерью для Брэндона. СиСи не пожалеет, если доверится мне.
— Ну что ж, — задумчиво протянула Хейли. — Мне остается только пожелать тебе удачи. Но, тетя Джина, тебе нелегко будет сделать это.
Джина усмехнулась:
— Еще бы. Путь к вершине всегда долог. Однако я уверена в своих силах. Меня не остановят даже пули таких сумасшедших, как Сантана. Я знаю, что мне нужно и добьюсь своей цели. Но мне легче будет сделать это, если я буду знать, что ты на моей стороне. Хейли, — она доверительно посмотрела в глаза племяннице. — В этом городе мы должны доверять только друг другу.
Хейли, наконец, сдалась.
— Да, ты права, — подавленным голосом сказала она.- Раньше я как-то не задумывалась над этим, но теперь мне все стало ясно. Мы с тобой остались одни и должны поддерживать друг друга. Тогда у нас все получится.
На лице Джины появилась сияющая улыбка.
— Я ужасно рада, что нам удалось понять друг друга. Наконец-то, мы с тобой сделали шаг навстречу друг другу.
Хейли низко опустила голову.
— Да.
Скорее всего, если бы рядом с Хейли был Тэд или кто-нибудь другой, с кем бы она могла поделиться всеми своими мыслями, она не стала бы так слепо доверять тетке. За те несколько месяцев самостоятельной жизни, которые Хейли провела в Санта-Барбаре, она уже начала кое-что понимать. Она знала, что Джина не такой уж беззащитный ягненок, каким иногда пыталась себя представить.
Хейли допускала, что Джина способна на нечестность и не всегда говорила правду. Однако в нынешней ситуации у Хейли не оставалось другого выхода. Ей просто не на кого было опереться.
Утром в зале ресторана «Ориент-Экспресс», как обычно, было не слишком много народа. Перл специально выбрал именно это время, чтобы пополнить изрядно истощившиеся запасы пиши в своем убежище. Не запирая Эллис в доме Локриджа, Перл обещал ей вернуться спустя четверть часа.
Он быстро направился к метрдотелю и, протянув ему бумажку со списком блюд, сказал:
— Будьте добры, заверните мне все это. Я беру продукты с собой.
Метрдотель тут же кивнул:
Подождите несколько минут. Если не возражаете, все это будет упаковано в пластиковую коробку. Перл широко улыбнулся:
— Хоть в две. Главное, чтобы я мог унести его в руках.
— Не беспокойтесь, все будет сделано.
В ожидании возвращения метрдотеля Перл уселся у стойки бара и, нетерпеливо барабаня пальцами по деревянной крышке, стал оглядывать зал. Лишь пара посетителей в дальнем углу напоминала о том, что ресторан работает. Очевидно, летняя жара вызывала у жителей Санта-Барбары снижение аппетита.
Это было Перлу на руку. Ему совершенно не хотелось сейчас попадаться на глаза кому-либо из своих знакомых.
Наконец, в зале появился метрдотель с двумя большими пластиковыми коробками.
— Ваш заказ.
Перл протянул ему две двадцатки и, загрузившись продуктами, уже собирался уходить, когда неожиданное появление в зале Кортни Кэпвелл заставило его потрясенно застыть на месте.
— Вот черт, — пробормотал Перл отворачиваясь. — Что она здесь делает?
Увидев Перла, она неуверенным шагом направилась к нему. Растерянность обоих была столь велика, что они оба забыли поздороваться.
— Ты... Ты уже уходишь? — безнадежно глядя ему в глаза, прошептала Кортни.
Он с виноватым видом пожал плечами.
— Да, мне пора.
Разговор не клеился, потому Перл обратился к другой теме:
— Как ты прекрасна, Кортни, в этот прекрасный, светлый и радостный день, - сделав большие глаза, сказал он. — Мы так давно не виделись, что я уже стал забывать твое лицо.
Разумеется, это не могло понравиться ей.
— Вот как, — грустно протянула Кортни.
Перл понял, что сделал глупость и поторопился исправить ошибку, но было уже поздно.
— Кортни, я хотел сказать... — все с той же виноватой улыбкой начал он.
Однако она резко оборвала его:
— Не надо, Перл. Я поняла, что ты хотел сказать. Думаю, что теперь не стоит извиняться.
Он умолк, низко опустив глаза. Эта случайная встреча привела обоих в такое смущение, что, наверное, лучше было бы сразу расстаться.
— Дядя СиСи сказал мне, что ты в городе, а Келли уехала, — нерешительно произнесла Кортни. — Я даже не знала о том, что ты вернулся.
Он не нашел ничего другого, как пожать плечами:
— Да.
Отчуждение, царившее между ними, было столь велико, что помимо воли Кортни, на глазах у нее проступили слезы. Она понимала, что Перл отдалился от нее на столько, что восстановить существовавшие между ними отношения будет почти невозможно. К тому же, она была совершенно уверена в том, что Перл и Келли испытывают по отношению друг к другу совершенно определенные чувства. И места в сердце Перла уже для нее наверняка не осталось. Это и приводило ее в такое отчаяние.
Правда, в глубине души она еще надеялась что-то вернуть. Наверно, потому и продолжала этот разговор:
— Так, что Келли не звонила? От нее не слышно ничего? — с плохо скрытой надеждой спросила она.
На сей раз у Перла вообще не нашлось никакого ответа. Он стоял словно истукан, теребя в руках коробки с продуктами, и не решался ничего сказать. Кортни пришлось ответить за него:
— Дядя СиСи ничего не говорит, но я знаю, что он спрятал ее куда-то до того времени, когда удастся найти доказательства ее невиновности. Странно, что ты не с ней.
На сей раз Перл, наконец, собрался с силами:
— А почему я должен быть с ней? — не слишком уверенно сказал он. — У меня и здесь еще достаточно дел.
Она решила, что этот разговор становится слишком тягостным, а потому, без обиняков спросила:
— Ты специально скрывался от меня, Перл?
Он почувствовал, как краска стыда заливает его лицо. Когда вопрос задается так откровенно, на него нельзя не ответить.
— О, прости меня, — опустив глаза, еле слышно произнес он. — У меня не было возможности позвонить тебе, хотя и следовало...
Он подался вперед, чтобы слова его были более убедительны, однако Кортни тут же решительно отступила в сторону.
— Ты хочешь сказать, что был занят? — со злой иронией спросила она.
Перл что-то пролепетал, пытаясь объясниться, однако она его уже не слушала. Выхватив из сумочки сложенную пополам газету, она развернула ее и сунула ему под нос.
— Ты видел это?
Газетная статья в «Санта-Барбара Экспресс», снабженная заголовком «Из психиатрической клиники исчезла пациентка» сопровождалась крупным снимком Эллис.
Перл тяжело вздохнул и отвернулся.
— Конечно, видел. Именно об этом я и хотел поговорить с тобой. — Он подозрительно оглянулся по сторонам. — Но только не здесь, иначе нас с тобой ждут неприятности. Думаю, что нам не стоит здесь задерживаться.
Сунув газету себе подмышку и кивком головы пригласив Кортни следовать за ним. Перл направился к двери. Однако у порога он наткнулся на окружного прокурора, который смерил Перла подозрительным взглядом и, с ехидной улыбочкой на устах, произнес:
— Доброе утро.
Перл тут же сделал глупое лицо.
— А, здравствуйте, — с идиотской улыбкой на устах воскликнул он. — Мистер окружной прокурор, если я не ошибаюсь.
Тиммонс бегло оглядел зал и вновь пристально уставился на Перла.
— Вы не видели здесь Мейсона Кэпвелла? — рассеянно спросил он.
Перл безразлично пожал плечами:
— Я? Нет. Может быть, Кортни видела? Ты не видела, дорогая?
Она смущенно опустила глаза и отрицательно покачала головой.
— Вот видите, — обрадованно сказал Перл. — Мы не видели. Извините, ничем не можем помочь.
Тиммонс так подозрительно смотрел на Перла, что настойчивое упоминание им имени Мейсона, могло вызвать лишь недоумение. Сложилось такое впечатление, что окружной прокурор завел разговор о Мейсоне только для отвода глаз, а по-настоящему интересующей его темой было нечто совершенно иное.
— Странно, — пробормотал он. — Я должен был встретиться здесь с Мейсоном, но, похоже, он сюда еще не приходил.
Почувствовав, что его поведение начинает вызывать подозрение, окружной прокурор, наконец, заговорил по существу.
— Мы можем поговорить?
Перл изобразил на лице крайнее изумление.
— Со мной?
— Да, — подтвердил Тиммонс. — С вами.
Перл изумленно пожал плечами:
— Пожалуйста, никаких проблем. Кортни, ты не могла бы оставить нас вдвоем с мистером окружным прокурором, похоже, у него ко мне конфиденциальный разговор.
Она обиженно опустила голову и вышла за дверь.
— Я подожду тебя на улице, Перл.
Когда они остались вдвоем, Перл решил, что в данной ситуации лучше всего изображать из себя полного дурачка.
— Так чем могу помочь вам, советник? — глуповато кривляясь, спросил он. — По-моему, моя скромная персона вряд ли чем-то может интересовать вас.
Тиммонс ухмыльнулся.
— Скажи-ка мне, приятель, где Келли? Отец где-то прячет ее. Мне нужно это знать.
Перл сделал страшные глаза и заговорщицки оглянулся по сторонам:
— К сожалению, господин окружной прокурор, я ничего о Келли не знаю. Но, торжественно обещаю вам, если мне станет что-то известно, я обязательно сообщу об этом вам.
Он так лукаво взглянул на Тиммонса, что тот едва сдержался от острого желания двинуть в зубы этому фигляру. Глаза окружного прокурора тут же налились кровью, а голос приобрел металлический оттенок.
— Не пытайся провести меня, дружок, — сухо сказал он. — Тебе ведь известно, что Келли уже в состоянии предстать перед судом.
Перл стал слезливо канючить:
— Послушайте, господин прокурор, я ничего не знаю, ничего не видел, ничего не слышал. Что происходит вокруг меня, мало интересует. У меня есть своя работа. Я должен присматривать за домом и хозяйством. И потом, — он выразительно поднял пластиковые коробки, которые держал в руках. — Я зверски хочу есть. Если вы будете по-прежнему приставать ко мне с расспросами, я заработаю себе язву желудка. Так, что прошу извинить меня.
Не дожидаясь ответа, он покинул зал ресторана, оставив окружного прокурора в еще больших подозрениях, нежели прежде. Проводив фигуру Перла весьма выразительным брезгливым взглядом, он направился к стойке и с недовольным видом уселся на высокий стул. Спустя несколько минут в зале появился Мейсон Кэпвелл и, заметив за стойкой скучающего окружного прокурора, полной внутреннего достоинства походкой, отправился к нему.
Услышав за своей спиной шаги, Тиммонс обернулся. Лицо его выражало крайнюю степень неудовлетворенности.
— Здравствуй, Кейт, — спокойно сказал Мейсон, — приношу свои извинения за опоздание.
Тиммонс скептически окинул взглядом ослепительно белый костюм своего бывшего заместителя и, с плохо замаскированным раздражением, произнес:
— Здравствуй, Мейсон. Я рад тебя видеть. Но ты был не слишком любезен по телефону.
Мейсон произнес извиняющимся тоном:
— К сожалению, в тот момент, когда ты звонил, я был занят. Твой звонок отвлек меня от важного дела. Но теперь, думаю, это не столь важно. Так чем я могу быть тебе полезен?
Спокойное, даже в чем-то величавое поведение Мейсона совершенно не вязалось с суетливым дерганьем окружного прокурора.
— Прежде всего, — нервно размахивая руками, сказал Тиммонс. - Я бы хотел спросить тебя об одной важной вещи. Ты подумал о всей серьезности своего заявления о работе моей службы?
Ни секунды не сомневаясь, Мейсон ответил:
— Разумеется, и не только о твоей службе. Но и о твоих грязных делишках, Кейт. Я очень хорошо обо всем этом подумал. Поэтому мое заявление уже находится на твоем столе.
Окружной прокурор невпопад рассмеялся:
— А зачем ты это сделал, Мейсон?
Мейсон спокойно выдержал его насмешливый взгляд и без малейшей тени сомнения в голосе заявил:
— Просто я устал тешить свое эго. Я нашел новый путь. Он выведет меня из тьмы к свету. Теперь мне чужды все пустые амбиции всех карьеристов. Когда-то, Кейт, я был таким же, как ты. Мне постоянно хотелось чего-то добиваться, кому-то что-то доказывать, пытаться выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Я демонстрировал служебное рвение, но не потому, что мне слишком нравилось мое дело, а потому, что я хотел выглядеть лучше других. Теперь все это позади. Я покончил с этой тщетной суетой. Все, чем я раньше занимался, больше не интересует меня.
Окружной прокурор слушал речь Мейсона, широко раскрыв рот от удивления. Когда тот умолк, Тиммонс разочарованно махнул рукой.
— Прекрати говорить со мной таким образом. Я не репортер, Мейсон, меня на это не купишь. Понятно? Лучше скажи мне, зачем ты связался с Лили Лайт? В чем дело? Она платит тебе больше чем я?
Мейсон благосклонно улыбнулся:
— Кейт, ты скептично настроен, но меня это не пугает.
Тиммонс насмешливо взглянул на него.
— От чего же? Не от того ли, что ты сам скептик?
На это Мейсон кротко возразил:
— Встречаются скептики, которые считают, что все началось с них самих. Они сомневаются в существовании не ангелов или бесов, но людей и коров. Для них собственные друзья — созданный ими миф: они породили своих родителей. Эта дикая фантазия кое-кому приходится по вкусу. Многие считают, что человек преуспеет, если он верит в себя и только в себя. Некоторые тоскуют по сверхчеловеку и ищут его в зеркале. Тебе, Кейт, наверно знакомы писатели, стремящиеся запечатлеть себя вместо того, чтобы творить жизнь для всех. Эти люди находятся на грани ужасной пустоты. Когда добрый мир вокруг нас объявлен выдумкой, и вычеркнут, друзья стали тенью и пошатнулись основания мира: когда человек, не верящий ни во что, и ни в кого остается один в своем кошмаре, тогда с мстительной иронией запылает над ним мстительный лозунг индивидуализма. Звезды станут точками во мгле его сознания, а на его дверях будет ужасная надпись — «ОН ВЕРИТ В СЕБЯ».
Тиммонс ошалело хлопал глазами.
— Мейсон, ты это всерьез?
Тот убежденно кивнул: — Абсолютно. Карьеризм и индивидуализм неразделимы. Но индивидуализм хорош лишь в теории. И хромает на практике.
Окружной прокурор ухмыльнулся.
— С чего это вдруг ты стал нападать на индивидуализм? По-моему раньше ты придерживался совсем другого мнения и в этом ничем не отличался от нас, простых грешных. Или с тех, как ты стал святым, считаешь, что человек не должен верить в свои силы?
Мейсон возразил:
— Я могу пояснить тебе это на примере. Человек может верить, что он всегда пребывает во сне. Очевидно, нет убедительного доказательства, что он бодрствует, так как нет доказательства, которое могло быть дано и во сне. Но если человек поджигает город, приговаривая, что его скоро позовут завтракать, а все это ему только снится, то мы отправим его вместе с другими мыслителями в соответствующее заведение. Человек, не доверяющий своим ощущениям и человек, доверяющий только им равно безумны. Но их безумие выдает не ошибка в рассуждении, а главная ошибка всей их жизни. Они заперты в ящике с нарисованными внутри солнцем и звездами. Они не могут выйти оттуда — один к небесной радости и здоровью, другой — даже к радости земной. Их теории вполне логичны, даже бесконечно логичны, как монетка бесконечно кругла. Но бывает жалкая бесконечность, низкая и ущербная вечность.
Забавно, что многие скептики и мистики объявили своим гербом некий восточный символ. Знак этой дурной бесконечности. Они представляют вечность в виде змеи, кусающей свой собственный хвост. В этом есть какая-то убийственная насмешка. Вечность пессимистов — она и вправду подобна змее, пожирающей собственный хвост.
Тиммонс выразительно повертел пальцем у виска.
— Мейсон, по-моему, ты рехнулся. Послушай, что ты несешь. У тебя все в порядке с головой?
Но это высказывание окружного прокурора вызвало у его собеседника только улыбку сожаления.
— Что ж, ты затронул интересную тему, Кейт, — деликатно сказал он. — Можно сказать, что безумие — логика без корней, логика в пустоте. Тот, кто начинает думать без ложных исходных принципов, сходит с ума. И тот, кто начинает думать не с того конца, тоже. Тут же можешь спросить меня — если так люди сходят с ума, то, что же сохраняет им здоровье? В жизни людей разум определяется совсем иным. Более явный признак безумия — сочетание исчерпывающей логики с духовной
Кейт, ты никогда не задумывался над тем, что такое беспричинные поступки? Тебя, наверно, интересует, почему я совершил такое бессмысленное, на твой взгляд, деяние — отказался от собственного это в отличие от, например, тебя. Ты никогда не задумывался над тем, что счастлив лишь совершающий бесполезные поступки? Эти бесполезные, беспричинные поступки незаметны для здорового человека: гуляя, он насвистывает, потирает руки или постукивает каблуками. Именно таких бесцельных и беззаботных поступков не понять человеку, руководствующемуся узкой логикой. Ведь ты во всем видишь слишком много смысла. Ты подумаешь, что я с наслаждением прошелся по траве только в знак протеста против частной собственности, а удар каблуком, ты примешь за сигнал сообщнику. Каждый, кто имел несчастье беседовать с настоящими сумасшедшими, знает, что их самое зловещее свойство — ужасающая ясность деталей. Они соединяют все в чертеж более сложный, чем план лабиринта. Споря с настоящим сумасшедшим, ты наверняка проиграешь, так как его ум работает тем быстрее, чем меньше он задерживается на том, что требует углубленного раздумья. Ему не мешает ни чувство юмора, ни милосердие, ни скромная достоверность опыта. Утратив некоторые здоровые чувства, он стал более логичным. Обычное мнение о безумии, Кейт, обманчиво: человек теряет вовсе не логику. Он теряет все, кроме логики. А вот если бы сумасшедший смог на секунду стать беззаботным, он бы выздоровел. Ты пытаешься уличить меня в том, в чем виновен сам, Кейт. Ты пытаешься объяснить все излишне логично, но в истинно здоровых поступках нет логики.
Тиммонс в изнеможении застонал.
— О, Бог мой. Мейсон, ты превратился в какого-то религиозного философа. У тебя на каждый простой вопрос имеется очень длинный и абсолютно непонятный ответ. Где ты всего этого нахватался? Я не припоминаю, чтобы во время работы в окружной прокуратуре, ты увлекался изучением Богословских опусов. То, что ты несешь, невозможно понять здоровому человеку. Или, может быть, тебя этому научила Лили Лайт? У меня складывается такое впечатление, что ты повторяешь эти слова, даже не задумываясь над их смыслом.
Как ни странно, эта речь окружного прокурора вызвала у Мейсона лишь благожелательную улыбку.
— Смысл моих слов непонятен тебе только потому, что ты пытаешься объяснить все, руководствуясь голой логикой. А тебе сейчас нужно не это. Тебе нужен глоток свежего и чистого воздуха. Воздуха истинной веры. К сожалению, сейчас ты дышишь чем-то затхлым, что трудно даже назвать воздухом. Ты погружен в болото собственных предубеждений и подозрений. Расслабься, Кейт, и ты увидишь, что совсем не обязательно быть унылым скептиком, отрицающим всякую возможность духовного прозрения. Совсем не обязательно постоянно думать о карьере, деньгах, славе.
Окружной прокурор многозначительно поднял брови:
— Да, может быть для тебя, Мейсон, это совершенно не важно? И я даже догадываюсь почему. Потому, что ты дурачок. Ты пытаешься изобразить из себя симплициссимуса, который не нуждается в земных благах.
Тиммонс перешел на более резкий тон.
— А я могу сказать совершенно определенно: ты лукавишь перед собой и перед другими.
Мейсон с сожалением вздохнул:
— Кейт, неужели так трудно смириться с тем, что человек решил изменить свою жизнь? Что плохого в том, что я, наконец, прозрел? Кто может пострадать от того, что мне открылся истинный свет веры и мое настоящее предназначение?
Тиммонс рассвирепел. Забыв о правилах приличия, о том, что они находятся в общественном месте, окружной прокурор, брызгая слюной, заорал:
— Мейсон, не забивай мне голову отвлеченной белибердой. Если бы я хотел проникнуться светом евангельской веры, то обратился бы, наверное, к доктору Роулингсу, а не к тебе.
Убедившись в том, что Мейсон ничуть не потерял самообладание, Тиммонс перешел на более спокойный тон.
— Ты мне так и не ответил, — не скрывая своей неприязни, сказал он. — Так кто же такая Лили Лайт? Что у тебя общего с ней? Что ей нужно в Санта-Барбаре?
Мейсон добродушно улыбнулся:
— Если тебя, действительно, интересуют эти вопросы, приходи сегодня вечером к Лили. Возможно, для тебя это последний шанс спастись.
Окружной прокурор снова потерял самообладание:
— Спастись, — со злобой прошипел он. Предупреждаю, Мейсон, что тебе нужно спасаться и не от дьявола, а от этой...
Мейсон успокаивающе поднял руку. Сейчас эта картина напоминала сюжет полотна на тему Иисус Христос изгоняет бесов из одержимого.
— Кейт, — кротко произнес он: - Приходи сегодня. Может быть, если ты выслушаешь ее, то, как знать, может быть, отыщешь в своем сердце чистый уголок, как это сделал я.
На этом разговор был закончен. Тиммонс просто не нашел в себе ни сил ни желания возражать. Он чувствовал себя посрамленным, особенно наблюдая за величаво удаляющейся фигурой в белом. Непечатное слово сорвалось с его губ, и он раздраженно стукнул кулаком по стойке бара.
Без особой вежливости распрощавшись с окружным прокурором, Перл вышел на улицу, где его поджидала Кортни.
— Что он хотел? обеспокоенно спросила она.
Перл беззаботно махнул рукой.
— А как ты думаешь, что всегда интересует этих, так называемых, представителей судебной власти Ему, конечно, нужно было узнать, где Келли. Не знаю, на что он надеялся. Может быть, что я преподнесу ему все это блюдечко с золотой каймой.
Они быстро зашагали по улицам, но Кортни еще несколько раз опасливо оглянулась
— Что с тобой, дорогая, - насмешливо спросил Перл. — Или ты боишься, что окружной прокурор организовал за нами слежку
Она серьезно кивнула.
— Я вполне допускаю и такое. Потому, что говорил дядя СиСи, Кейт Тиммонс самый непредсказуемый человек в этом городе. Он может оказаться способен на все, что угодно. Я не знаю, может быть это и не так, но лучше предпринять какие-нибудь меры предосторожности.
Перл на мгновение задумался:
— Возможно, ты права. Ладно, я думаю, что предосторожность никогда не бывает излишней. Давай-ка свернем.
Они нырнули в ближайший переулок и, пройдя дворами, оказались перед какой-то искалеченной дверью.
— Что это? — со страхом спросила Кортни.
— Не беспокойся, — весело ответил Перл, — это всего лишь черный ход одного весьма забавного магазинчика. Как-нибудь попозже я расскажу тебе о нем.
Перл уверенно потянул на себя дверь, которая к удивлению Кортни оказалась открытой.
— Иди за мной и не отставай, — сказал Перл. — Если ты здесь заблудишься и потеряешься, мне нелегко будет найти тебя среди всего этого нагромождения амулетов и тотемов.
Проходя среди полок, заваленных какими-то высушенными кореньями, экзотическими индейскими масками, бутылками с таинственными снадобьями, змеиными шкурами и оленьими рогами, Кортни испуганно озиралась по сторонам. Полное отсутствие посетителей говорило либо о том, что магазин закрыт, либо о том, что предметы мистических культов американских индейцев в этом районе Санта-Барбары особой популярностью не пользовались.
К еще большему удивлению Кортни, дверь на улицу в магазине тоже оказалась открытой. Очутившись на мостовой, она с каким-то мистическим ужасом оглянулась и прочитала название над дверью — «Сонора».
— А почему здесь не видно людей? — испуганно спросила она. — Такое ощущение, будто этот магазин брошен.
Перл бодро рассмеялся:
— Между прочим, ты прошла в полуметре от владельца магазина, но даже не обратила на него внимания. Наверняка, ты приняла его за какого-нибудь деревянного идола с раскрашенными перьями в голове.
Кортни почувствовала, как у нее все внутри холодеет:
— Ты хочешь сказать, что это был человек?
Перл расхохотался еще сильнее:
— А как же? Это не просто человек, это...
Он вдруг умолк и махнул рукой:
— Ладно, поговорим об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас нам надо торопиться. Боюсь, что Эллис уже начинает немного нервничать из-за того, что меня так долго нет. Я обещал ей вернуться через четверть часа, а уже прошло, наверное, минут сорок.
Они прибавили шагу, стремясь побыстрее пройти к дому Локриджей. Когда до дома оставалось всего несколько сотен метров, Кортни несколько обиженным тоном сказала:
— Но ты ведь мне так ничего и не рассказал о том, что вы делали после того, как попали на яхту.
Перл, запыхавшись, немного замедлил шаг:
— В общем, поначалу это было малоинтересное занятие. Почти сутки мы болтались на воде при полном безветрии. Но, слава Богу, нам удалось счастливо избежать встречи с мексиканскими патрульными катерами и береговой охраной. Думаю, что они с превеликим удовольствием отправили бы нас обратно в Штаты. Один раз катер береговой охраны Мексики даже прошел в нескольких сотнях метров от нас, однако, слава Богу, они не обратили на нас внимания — не знаю, может быть, из-за сильной жары весь экипаж спал где-нибудь в трюме. Во всяком случае, нам повезло. Потом мы оказались у побережья и даже навестили один маленький городок, в котором не было видно ни одной живой души — накануне там прошел буйный праздник, и поутру все отсыпались. Как ты сама понимаешь, это тоже было нам на руку, поскольку попасться без документов на глаза тамошней полиции было бы для нас не слишком приятно. — Он умолк, переводя дух.
— Ну, а что потом? — нетерпеливо спросила Кортни. — Вам удалось найти эту женщину, бывшую супругу доктора Роллингса?
— В общем, да. Но не это главное, — несколько уклончиво ответил Перл.
Они уже остановились возле дома Локриджей и, покопавшись в кармане, Перл достал оттуда ключи.
— Кортни, — сказал он, протягивая ей связку, — вон тем длинным ключом, пожалуйста, открой дверь, а то мне не слишком удобно это делать.
Она поковырялась ключом в замке и, спустя несколько мгновений, дверь была открыта.
— А что же главное? — с любопытством спросила Кортни. — Что произошло с вами во время этой поездки?
Перл снова оживился:
— Понимаешь, когда мы добрались до Мексики, к Келли снова стала возвращаться память. Как будто пленку отматывали назад, как в кино. Понимаешь?
Когда они прошли в весьма скупо обставленную гостиную, Перл положил пластиковые коробки с едой на стол и, открыв одну из них, предложил:
— Не хочешь чипсов?
Кортни только отрицательно помотала головой. То, что ей сказал Перл, занимало ее сейчас гораздо больше, чем проблемы наполнения желудка.
— Так что, неужели она все вспомнила? — потрясенно спросила Кортни. — Честно говоря, я не могу даже поверить в это.
Перл уверенно кивнул:
— Да. Но ты не должна никому об этом говорить. Это тайна, понимаешь?
Он доверительно посмотрел ей в глаза, и Кортни тут же оживленно закивала головой:
— Конечно, конечно, обещаю, что никому не расскажу об этом.
Перл загреб в ладонь горсть картофельных хлопьев и, расхаживая по гостиной взад-вперед, продолжил свой рассказ:
— Так вот, когда Келли стало лучше, до нас дошло, что ее заставят давать показания в суде и, скорее всего, признают виновной в непредумышленном убийстве. Но это произойдет только в том случае, если она не предоставит суду веских доказательств того, что она защищала свою жизнь.
Кортни кивнула:
— Да, похоже, что все обстоит именно так. Перл поднял палец:
— Не похоже, а на самом деле все обстоит именно так. Вот поэтому мистер СиСи отослал дочь из города, пока доказательства не будут найдены. Вот теперь я хоть немного прощен? — он лукаво заглянул ей в глаза.
Кортни выглядела немного смущенной:
— Ну, хорошо, — пробормотала она, — насчет Келли мне все понятно. — А причем же здесь Эллис?
Перл с радостной улыбкой развел руками:
— А Эллис здесь ни при чем. Это совершенно отдельная глава нашей саги. Когда мы нашли бывшую супругу доктора Роллингса — Присциллу Макинтош, она сказала, что ей самой мало что известно о смерти моего брата Брайана. А вот Эллис, по ее словам, могла бы помочь мне. Эллис знает, что произошло с моим братом, и я должен все выяснить. Ведь, правда? — он хитро улыбнулся и отправил в рот очередную порцию картофельных чипсов.
Кортни остолбенело хлопала глазами:
— И ты помог Эллис сбежать из клиники?
Перл беспечно пожал плечами:
— Что значит «помог»? Я ее просто вырвал из лап Роллингса. Представляешь, что было бы с ней, если бы она продолжала оставаться там? Между прочим, у меня осталась еще одна обязанность по отношению к этой клинике. Точнее, по отношению к одному из ее пациентов.
Кортни наморщила лоб:
— Что ты имеешь в виду?
Перл снова улыбнулся:
— Ты забыла о нашем общем друге Оуэне Муре. Я должен вернуться за ним.
Не скрывая иронии, она воскликнула:
— Чудесно! Перл, скоро тебя будут звать освободителем.
— Кортни, но у меня нет выбора, — добродушно ответил Перл. — Я должен выяснить, что случилось с моим братом. Существует только один способ...
Внезапно в гостиной появилась Эллис. Очевидно, услышав голос Перла, она вошла в комнату, но, встретившись взглядом с Кортни, опасливо попятилась:
— Эй, Эллис, — радостно воскликнул Перл, — не бойся! Заходи, здесь тебя никто не обидит.
Эллис боязливо смотрела на подругу Перла, который тем временем с пылкой горячностью говорил:
— Эллис, ты должна ее помнить, это же Кортни. Она приходила ко мне в больницу. Ну что, вспомнила? Вот и молодец! Я вижу, что ты уже не боишься.
Хромота и костыли не помешали Джине добраться до ресторана «Ориент-Экспресс». Войдя в зал, она заметила сидевшего за стойкой бара окружного прокурора и направилась к нему.
Кейт Тиммонс в этот момент разговаривал по телефону. Внимание его было столь сильно поглощено этим разговором, что он не слышал тихого стука костылей за своей спиной. Кстати, Джина и не стремилась к тому, чтобы обратить на себя внимание раньше времени. Она осторожно остановилась в шаге позади Тиммонса и внимательно слушала сердитые слова своего любовника, обращенные, слава Богу, не к ней, а к какому-то из его помощников.
— Ну, так вот, мне нужно знать все об этой Лили Лайт, — говорил Тиммонс, — и как можно быстрее. Да, постарайся не задерживаться ни минуты. Собери все, что на нее есть... Ну не знаю, воспользуйся архивами, поройся в библиотеках... Да, кстати, это была бы, весьма, полезная информация. Узнай, что о ней пишут в газетах, и обязательно раздобудь мне ее фотографию. Перерой все полицейские архивы, на которые только сможешь найти выход. Узнай, нет ли на нее чего-нибудь в компьютерных архивах ФБР. В общем, все, все возможное. Все, давай.
Без особой приветливости распрощавшись с помощником, Тиммонс бросил трубку. Весь его вид говорил о состоянии крайнего раздражения. Придвинув к себе стакан с коктейлем, стоявший рядом на стойке, Тиммонс уже собирался продолжить знакомство с этим напитком, когда за его спиной раздался насмешливый голос Джины:
— Неужели она действительно так сильно тебя интересует? Держу пари, Кейт, что ты собрался начать расследование.
Услышав Джину, окружной прокурор вздрогнул и едва не выронил стакан:
— Не надо подкрадываться ко мне сзади, — нервно воскликнул он. — Ты же знаешь, как я этого не люблю.
Джина с достоинством вскинула голову:
— А ты должен знать, дорогой, что я очень люблю подслушивать. Это одно из моих самых любимых занятий. Кстати, ты говорил с Мейсоном?
При упоминании имени своего бывшего помощника, физиономия Кейта Тиммонса приобрела такое выражение, словно его одолевал рвотный рефлекс:
— Говорил, говорил, — брезгливо ответил он. — По-моему, у Мейсона совершенно отключились мозги. Ты бы послушала, что за бред он здесь нес. У меня было такое ощущение, будто ему ампутировали разум. Он мне твердил что-то о спасении души, о человечности, о вере... Какой-то несусветный бред.
Тиммонс так разнервничался, что стал размахивать руками, словно на базаре:
— Не знаю, где он этого начитался. Может, эта сумасшедшая Лили Лайт вбила ему в голову подобную ерунду, но он сейчас больше напоминает зомби, действующего и говорящего по чей-то команде. С ним совершенно невозможно нормально поговорить. Он все время сыплет какими-то теософическими истинами, в которых столь же много смысла, сколько его можно обнаружить в афишах возле кинотеатра.
Джина с насмешкой улыбкой следила за поведением окружного прокурора. Когда он распалился особенно сильно, она успокаивающе сказала:
— Не надо нервничать, дорогой.
Она попробовала приложиться губами к его шее, но окружной прокурор, резко взмахнув руками, с такой поспешностью отскочил в сторону, словно Джина прикоснулась к нему не своими накрашенными губами, а раскаленным металлическим тавром, которым обычно клеймят лошадей.
— Что ты делаешь?! — почти в истерике закричал он. — Не надо, я же тебя об этом не просил.
Джина вытаращилась на него с таким удивлением, словно увидела перед собой не Кейта Тиммонса, а, по меньшей мере, Рональда Рейгана:
— Да ты что, Кейт? Я просто хотела тебя успокоить. Зачем ты так нервничаешь?
Он в сердцах всплеснул руками:
— Я и не думал нервничать.
Джина не удержалась от иронического смеха:
— Ну конечно. А мне кажется, что ты волнуешься. Тиммонс отвернулся и хмуро пробурчал:
— Я не имею привычки на людях демонстрировать свои чувства и привязанности.
Джина не без ехидства заметила:
— В последнее время тебе все труднее сохранять свои привычки. Интересно, чем это можно объяснить — ты постоянно вынужден поступать вопреки тому, что делал раньше. Странный феномен, не правда ли?
Тиммонс метнул на нее такой злобный взгляд, что будь на месте Джины другая, более обидчивая женщина, она бы немедленно покинула ресторан и в ближайшие девяносто лет не встречалась бы с ним ни под каким предлогом.
— Оставь свои замечания. Я не хочу, чтобы нас видели вместе, — прошипел он.
Но Джина относилась к другой категории женщин. Она игнорировала форму разговора, интересуясь только его содержанием:
— А почему это ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? — въедливо спросила она. — Ты что, стыдишься меня? Или, может быть, с тех пор, как я выступила на суде, в твою защиту прошло слишком много времени, и наши отношения потеряли для тебя всякий смысл?
Тиммонс с подчеркнутой любезностью, которая во многих случаях сама по себе является оскорблением, ответил:
— Я не хочу, чтобы кое-кто здесь поверил обвинениям Сантаны. Не забывай, что ее слова на пляже уже известны практически всему городу.
Джина оскорбленно вскинула голову и придала лицу мученическое выражение:
— Ты, наверное, бредишь, Кейт, — с презрением сказала она. — Неужели ты боишься этих пустопорожних пересудов в прессе? По-моему, тебя сейчас должно волновать совсем не это.
Тиммонс метнул на нее злой взгляд:
— А меня волнует не только это.
Джина развернулась на костылях и обиженно бросила через плечо:
— Ну, хорошо, я уйду. Но ты напрасно надеешься на то, что твоим агентам удастся что-то узнать о Лили Лайт.
Тиммонс иронически засмеялся:
— Интересно, а кто же еще это сможет сделать? У тебя что, есть предложения? Нет-нет, подожди, я даже знаю, что ты мне ответишь. Конечно, главный кладезь информации в этом городе — это ты. Ты, наверняка, собираешься прошвырнуться туда-сюда, слетать в Вашингтон, покопаться в полицейских архивах, потом на пару дней заглянуть в Лос-Анджелес и в Нью-Йорк.
И все это ты сделаешь, не сходя с костылей. Черт побери, как же я упустил из виду, что у меня есть такой великолепный, такой хитрый и изворотливый помощник?
Джина надула губы:
— Твоя глупая ирония здесь совершенно неуместна. Я не собираюсь заниматься такими мелочными делами. Для этого у меня есть куда более подходящая кандидатура.
На сей раз Тиммонс был заинтригован. Подойдя к Джине и придав лицу смиренное выражение, он спросил:
— Итак, кто же это?
Лицо ее растянулось в подобии улыбки:
— Это Мейсон.
Тиммонс выглядел не слишком убежденным:
— Да? — с сомнением спросил он. Джина уверенно кивнула:
— Вот именно. О Лили Лайт мне все расскажет сам Мейсон.
Тиммонс осмотрел ее с ног до головы с явно выраженным скепсисом:
— Почему ты в этом так уверена?
На сей раз она торжествующе улыбнулась:
— Я знаю, как его разговорить.
Тиммонс хихикнул:
— Я тоже знаю. Для этого не нужно предпринимать никаких усилий. Стоит произнести одно слово, как он сразу же уцепится за него и изложит такую длинную цепь богословских рассуждений, что ты будешь готова убить его, только бы он умолк. Думаю, что в результате этим все закончится. Так что, Джина, перестать смешить меня, а лучше отправляйся к себе домой и прими горизонтальное положение. Оно подходит тебе гораздо лучше, чем эти костыли.
Джина хитро прищурилась:
— А вот и ошибаешься, Кейт. С помощью своего старого друга — или врага, уж не знаю, как он там к нему сейчас относится — Мейсон расскажет мне обо всем, что я ни пожелаю.
Тиммонс наморщил брови:
— Интересно, что это за друг. Я с ним знаком?
Джина рассмеялась:
— А как же!
С этими словами она приковыляла к стойке бара и многозначительно постучала пальцем по стакану с коктейлем, который стоял перед Тиммонсом:
— Ром, друг мой, ром — вот что поможет мне в разговоре с Мейсоном. Помнится, когда-то он любил этот напиток. Правда, с тех пор прошло несколько лет, и, возможно, его вкусы изменились, так что для надежности придется запастись несколькими видами напитков. Ну что ж, ничего страшного, страховка никогда не помешает.
Хейли торопливо вбежала в редакторскую комнату и, запыхавшись, остановилась перед столом, за которым сидел Тэд.
— Где ты была? — спросил он.
Хейли смущенно прокашлялась:
— Я... Я выходила.
Тэд произнес:
— Для меня это очевидно. А вот куда ты выходила? Сейчас, между прочим, рабочее время, и то, что ты столько отсутствовала на своем рабочем месте, не останется незамеченным руководством станции.
— Ну и пусть, — равнодушно сказала Хейли.
— Нет, ты все-таки ответь, — упорствовал Тэд, — где ты была? Тебя, между прочим, здесь искали.
Хейли опустила глаза и боком прошла к своему столу:
— Я выходила по делу, — сухо ответила она.
Тэд продолжал допытываться:
— А куда ты выходила? По какому делу? Ты же никому не сказала о том, что уходишь.
Хейли не выдержала и, всплеснув руками, воскликнула:
— Ну, хорошо, хорошо, я скажу. Мне нужно было навестить Джину, я хотела узнать, не подменяла ли она наркотиками таблетки Сантаны. Она это отрицает.
Тэд фыркнул:
— А что ты он нее ожидала? Ты верила в благородство своей тетки?
Хейли подчеркнуто вежливо заметила:
— Вообще-то, она моя родственница, и я ей верю. К тому же мне непонятно, почему это тебя так интересует.
Тэд посрамленно умолк, однако ненадолго.
— Это не означает, что она правдива перед тобой. Все говорят, что для того, чтобы добиться своего, она ни перед чем не остановится.
Хейли обиженно воскликнула:
— А в этом, по-моему, нет ничего удивительного. Она одна сейчас против клана Кэпвеллов. Однако многие верят, что она ничем не могла навредить Сантане. Джина — сама жертва обстоятельств. О ней никто не знает так хорошо, как я. А Кэпвеллы видят в ней только плохое. Сейчас в ее жизни наступил трудный период, и я должна поддержать ее. Я считаю, что поступаю абсолютно верно, когда протягиваю ей руку помощи. Наверное, если бы в тебя, Тэд, стреляли, ты бы скулил, забившись в угол, а Джине хватает мужества для того, чтобы продолжать жить нормальной жизнью. И вообще, — Хейли схватила со стола папку с документами и решительно направилась к выходу, — мне надоел этот разговор. Он не имеет абсолютно никакого смысла.
В наступившей вслед за этими словами тишине грохот двери прозвучал, как артиллерийский выстрел. Тэд весь съежился за своим столом, словно ожидал, что на него сейчас посыплется штукатурка.
Лайонел Локридж в сопровождении СиСи Кэпвелла медленно шагал по дощатому настилу неподалеку от дома Кэпвеллов. Порядок, царивший на причале, нельзя было назвать образцовым — тут и там попадались пустые бочки из-под бензина, какие-то старые сети, крупные мотки веревок.
— Послушай, СиСи, — на секунду отвлекся от своих мрачных мыслей Лайонел, — у тебя кто-нибудь присматривает за этим хозяйством?
СиСи поморщился:
— Вообще-то, это должен делать мой дворецкий. Однако в последнее время он явно заваливает службу. Мне давно уже пора устроить ему основательный нагоняй за то, что он игнорирует свои служебные обязанности, да все как-то руки не доходят. Но, с другой стороны, в этом беспорядке, есть и кое-какие удобства.
Локридж, снова погрузившийся в свои мрачные раздумья, не обратил внимания на это замечание СиСи, которое, однако, немало значило. Лайонел сейчас думал о тех деньгах, что лежали в чемоданчике, который он держал в руке, и об Августе, которую похитители обещали выпустить только после того, как получат выкуп.
Наконец, вместе с СиСи они остановились перед широкой дощатой оградой, за которой на воде болтались маленький резиновый катер и лодка размерами побольше для рыбной ловли. Лайонел, погрузившийся в тяжелое состояние ожидания, не обратил внимания на то, что из рыбацкой лодки торчат чьи-то ноги в ботинках. Однако на это обратил внимание СиСи и, остановившись перед Лайонелом, закрыл ему обзор.
— Ну что ж, — тяжело вздохнув, сказал Локридж, — ты проводил меня, а теперь можешь идти, благодарю.
К его недоумению, СиСи решительно покачал головой:
— Вовсе нет.
Лайонел испуганно заморгал глазами:
— СиСи, если тебя увидят здесь рядом со мной, еще неизвестно, как все обернется. Ты ведь и сам допускаешь, что это преступники, способные на все. Если они убедятся в том, что я не выполнил их условий и пришел на причал не один, они могут сделать с Августой все, что угодно. Я этого очень боюсь. Прошу тебя, уходи.
СиСи усмехнулся:
— Я еще пока не сошел с ума, чтобы оставить тебя с такими деньгами одного на этой пристани. Деньги, между прочим, мои.
Локридж стал растерянно оглядываться по сторонам, ожидая ежесекундного появления бандитов:
— Но у нас нет другого выхода, — сдавленным голосом проговорил он. — СиСи, ты должен меня понять — мы должны принять те условия, которые выдвинули преступники. Если похитители появятся на этом причале и увидят тебя рядом со мной, то...
Он на мгновение умолк, а затем с болью посмотрел на СиСи:
— Ты хочешь гибели Августы?
СиСи желчно произнес:
— Ну, хорошо, а я могу доверять тебе?
Локридж растерянно развел руками:
— Ты просто должен доверять мне. А как же иначе? Ведь я нахожусь здесь не по своей воле.
СиСи неопределенно почмокал губами, и уже было собрался уходить, но затем снова решительно повернулся к Лайонелу:
— Мне нужно сказать тебе кое-что, — загадочно произнес он.
Локридж с удивлением посмотрел на него:
— Что еще?
СиСи немного помолчал, словно то, что он собирался сказать, давалось ему с большим трудом:
— Я... Я восхищаюсь твоей смелостью, твоим самообладанием, — медленно растягивая слова, произнес он. — Вы с Августой чудесная пара.
Локридж хмуро опустил голову:
— Спасибо.
СиСи сделал какой-то неопределенный жест рукой:
— В общем, я хотел сказать, что мы с Софией приглашаем вас на свою свадьбу, — наконец сказал он. — Мы будем рады видеть вас.
Локридж с благодарностью посмотрел на СиСи:
— Мы непременно придем.
Он замолчал, а потом нерешительно добавил:
— Если, конечно, останемся живы. А теперь тебе, СиСи, пора идти. Время близится к полудню. Я должен остаться один.
СиСи многозначительным взглядом смерил чемоданчик в руках Локриджа и предостерегающе взмахнул рукой:
— Береги мои деньги, Лайонел.
С этими словами он медленно удалился с причала.
Оставшись в одиночестве, Локридж тяжело опустился на маленькую скамейку и, закрыв лицо руками, стал ждать.
Мейсон появился на радиостанции «KUSB». В тот самый момент, когда он переступил порог трансляционной, Тэд говорил по телефону с Роксаной, которая назначила ему свидание на восемь часов вечера на его же рабочем месте.
— Здравствуй, Тэд, — с едва заметной улыбкой, которая присутствовала на его лице в последнее время, сказал Мейсон.
— Здравствуй, Мейсон. Мы вчера так и не успели поговорить.
— Ты хотел бы поговорить со мной? Что ж, я с удовольствием выслушаю.
Тэд улыбнулся.
— Скорее, это мне хотелось бы тебя выслушать.
— А что ты хотел бы узнать от меня?
— Меня удивляет так быстро происшедшая с тобой перемена.
— Ну что ж, я могу рассказать тебе, — ответил Мейсон. — У тебя есть несколько минут свободного времени?
Тэд посмотрел на часы.
— В общем, я сейчас занят одним очень важным делом, четверть часа у меня есть.
— В том, что со мной произошла такая быстрая перемена, нет ничего удивительного, — сказал Мейсон. — Кстати, я тоже был этим удивлен, но здесь нечего объяснять, все так, просто, Тэд, что ты и не поверишь мне. Я много пил.
Тэд не удержался от улыбки:
— В это нетрудно поверить.
Мейсон как-то странно посмотрел на него и попросил:
— Пожалуйста, дай мне закончить.
Тэду пришлось набраться серьезности.
— Конечно, Мейсон, прости.
— Так вот: я проснулся в машине и услышал чье-то пение. Я думал, что оказался на небесах. Я приподнялся и выглянул из окна автомобиля. Передо мной находился огромный шатер посередине поляны. Я вышел из машины и направился к нему. Вокруг было темно, только от шатра распространялся слепящий, яркий свет. Я подошел к нему, и она протянула мне руку. Я прикоснулся к ней — мне показалось, что я задел солнце. Мое тело напряглось, вихрь чувств подхватил меня. Любовь, благодарность проснулись в моей душе. Я ощутил всю полноту жизни. Я кричал от счастья. Я вел себя как ребенок. А затем, преклонил колени и зарыдал. Я плакал, как ребенок. Казалось, это длилось целые часы. Я чувствовал, как из меня выходит все дурное, все, что годами копилось во мне; весь мрак и вся тьма покидали меня.
— Потрясающе, — искренне произнес Тэд. — Честно говоря, мне даже поверить трудно, что такие быстрые перемены возможны.
Мейсон кротко улыбнулся.
— Но отчего же? Почему ты не допускаешь, что такое возможно верой и Богом?
Тэд пожал плечами:
— Не знаю, наверно с детства я привык к тому, что все перемены происходят плавно и постепенно. Я больше привык к идее эволюции.
Мейсон с сожалением покачал головой.
— В самом этом слове — эволюция, есть что-то неспешное и утешительное. Подумай сам. Тэд, можно ли вообразить, как ничто развивается из ничего. Нам ведь не станет легче, сколько бы мы не объясняли, как одно нечто превращается в другое. Ведь гораздо логичнее сказать: «Вначале Бог сотворил Небо и Землю», даже если мы имеем в виду, что какая-то невообразимая сила начала какой-то невообразимый процесс. Ведь Бог по сути своей — имя тайны; никто и не думал, что человеку легче представить себе сотворение мира, чем сотворить мир. Но как, ни странно, почему-то считается, что если скажешь «эволюция», все станет ясно. А если я скажу, что со мной это произошло мгновенно, то многие предпочтут смеяться.
Тэд с сомнением посмотрел на брата:
— Мне трудно не согласиться с теми, кто считает более естественным процессом эволюцию, чем мгновенное превращение. Легче было бы поверить в это, если бы ты долгое время шел к этому.
— Как я уже говорил тебе, Тэд, — мягко возразил Мейсон, — ощущение плавности и постепенности завораживает нас, словно мы идем по очень пологому склону. Это — иллюзия, к тому же это противно логике. Событие не станет понятнее, если его замедлить. Для тех, кто не верит в чудеса, медленное чудо ничуть не вероятнее быстрого. Может быть, греческая колдунья мгновенно превращала мореходов в свиней, но если наш сосед моряк станет все больше походить на свинью, постепенно обретая копыта и хвостик с закорючкой, мы не сочтем это естественным. Средневековые колдуны, может быть, могли взлететь с башни, но если какой-нибудь пожилой господин станет прогуливаться по воздуху, мы потребуем объяснений. Людям кажется, что многое станет проще, даже тайна исчезнет, если мы растянем ее во времени. Постепенность дает ложное, но приятное ощущение. Однако рассказ не меняется оттого, с какой быстротой его рассказывают и любую сцену в кино можно замедлить, прокручивая пленку с разной скоростью.
От этого потока мыслей, обрушившегося на него, Тэд выглядел несколько оторопевшим. Ему показалось, что он погрузился в нечто глубокое и недоступное, а потому Тэд перевел разговор на другую тему. Как оказалось, это ничем ни помогло ему.
— Мейсон, а как же твое прежнее отношение к жизни? Помнится, ты раньше был жизнелюбом и никогда не отказывался от земных радостей.
Мейсон без обиняков переспросил:
— Ты имеешь в виду мое увлечение женщинами и алкоголем? Что ж. Тэд, могу сказать тебе, что это уже позади. Но не потому, что я искусственно поставил перед собой запрет. Нет. Вера, которая проснулась во мне и мое светлое предназначение, не позволяют думать мне сейчас ни о чем ином. Моя вера как нельзя лучше соответствует той духовной потребности — потребности в смеси знакомого и незнакомого, которую мы справедливо называем романтикой. Человек всегда желает, чтобы его жизнь была активной и интересной, красочной, полной поэтичной занятности. Если кто-нибудь говорит, что смерть лучше жизни и пустое существование лучше, чем пестрота и приключения, то он не из обычных людей. Если человек предпочитает ничто, то никто не может ему ничего дать. Но ведь ты, Тэд, согласишься со мной: нам нужна жизнь повседневной романтики, жизнь, соединяющая странное с безопасным. Нам надо соединить уют и чудо. Мы должны быть счастливы в нашей стране чудес, не погрязая в довольстве. Вера — это лучший источник радости и чистоты. Душа моя радуется теперь не из-за того, что тело получает какие-то наслаждения. Душа моя радуется оттого, что вера озаряет ее. Я вижу перед собой Бога и хочу радоваться вместе с ним.
— Но, как это согласуется со здравым смыслом? — осторожно спросил Тэд.
Мейсон снова проницательно переспросил:
— Ты хочешь сказать, что многие сочтут меня сумасшедшим?
— Ну, я хотел выразиться не совсем так, — поправился Тэд. — Для многих будет необъяснимо это твое обращение к вере.
Мейсон рассмеялся:
— Здесь все очень просто. Ведь ты не станешь отрицать, что поэзия находится в здравом уме, потому что она с легкостью плавает по безграничному океану. А рационализм пытается пересечь океан и ограничить его. В результате наступает истощение ума, сродни физическому истощению. Принять все — радостная игра. Понять все — чрезмерное напряжение. Поэту нужны только восторг и простор, чтобы ничто его не стесняло. Он хочет заглянуть в небеса. Логик стремится засунуть небеса в свою голову. И голова его лопается. Очень логичные люди часто безумны, но и безумцы часто очень логичны. Люди часто пытаются объяснить то, что объяснить невозможно. Просто их ум движется по совершенному, но малому кругу. Малый круг так же бесконечен, как большой и так велик, а ущербная мысль так же логична, как здравая, но не так велика. Пуля кругла, как мир, но она не мир. Бывает узкая всемирность, маленькая ущербная вечность — этим объясняются взгляды многих. Все это невозможно понять умом. Тэд, тебе знакомо такое выражение: «У него сердце не на месте». Так вот, мало иметь сердце, нужна еще верная взаимосвязь всех его чувств и порывов. Мне не пришлось ничем жертвовать, мне не пришлось пытать свою плоть ради истины духовной, как это делал Турквемадо, мне не пришлось подвергать себя духовной пытке ради плотской истины — все это было очень просто. Понадобилось лишь просветление. Я благодарен Лили за то, что она дала мне этот шанс. Она дала мне возможность вернуться к своему истинному я, она изменила мою жизнь, она дала возможность исправить мне ошибки. Ник, приходи к ней сегодня. Ты тоже не останешься глух к ее словам.
Тэд ошеломленно кивнул:
— Хорошо, я постараюсь придти.
Мейсон достал из внутреннего кармана пиджака кассету.
— Здесь записана небольшая часть ее выступления. Я хочу, чтобы это прокрутили по радио. Пусть все услышат ее голос.
Тэд тяжело вздохнул, принимая из рук брата пленку:
— Ну что ж, Мейсон, желаю тебе удачи.
Голос его был таким кислым, что будь на месте Мейсона кто-нибудь иной, он бы сразу понял, что его проповеди прозвучали не слишком убедительно. Тем не менее, вежливо распрощавшись с Тэдом, Мейсон покинул радиостанцию.
Перл осторожно придвинулся к Эллис, которая с Кортни сидела на диване в гостиной дома Локриджей.
— Перестань, Эллис, не бойся меня, — повторял он. — Скажи мне, что случилось с моим братом? Он был пациентом доктора Роллингса в Бостоне. Кажется, Роллингс довел его до самоубийства. Это правда?
Кортни пыталась успокоить Эллис, обняв ее за плечи. Но та каждый раз нервно отшатывалась.
— Макинтош, — обратился к Эллис Перл. — Ты знаешь ее? Слышала это имя?
Судорожно заламывая руки, Эллис едва слышно проговорила:
— Же... Жена.
— Да, да. Это его бывшая супруга, — подхватил Перл. Мы с Келли, с твоей подружкой Келли, были в Мексике и разговаривали с Макинтош.
Эллис вдруг вскинула голову и с надеждой посмотрела в глаза Перлу.
— Келли? — спросила она.
Перл стал энергично трясти головой.
— Да, да. Мы там были вместе с Келли. Но сейчас ее здесь нет. Но она скоро вернется. Придется немного подождать. Ну, в общем. Макинтош мне сказала, что ты можешь рассказать мне о брате. Это так? Эллис, дорогая, не бойся, скажи мне, это правда?
Эллис вдруг вскочила с дивана и, закрыв лицо руками, бросилась к окну.
— Нет, нет! — сквозь слезы выкрикивала она. Перл бросился за ней.
— Подожди, Эллис, не огорчай меня. Ты что-нибудь знаешь? Вспомни.
Она отчаянно трясла головой и закрыла лицо руками:
— Нет, нет.
— Расскажи мне, что ты о нем слышала. Ты можешь мне что-нибудь ответить? Ты помнишь, я называл тебе его имя.
Она зарыдала уже во весь голос.
— Брайан, Брайан, — доносилось сквозь ее всхлипывания.
Перл постарался успокоить ее.
— Верно, верно, — тихо шептал он на ухо Эллис, нежно обнимая ее за плечи.
Но она вдруг резко вырвалась и резко метнулась к противоположной стене.
— Нет, нет! — в истерике билась Эллис. — Брайан! Нет!
Она в ужасе забилась в угол и, обхватив голову руками, бессмысленно повторяла:
— Брайан, Брайан.
Кортни и Перл постарались успокоить ее:
— Эллис, не бойся, здесь никто не причинит тебе вреда. Если ты знаешь что-то о Брайане, лучше расскажи нам. Может быть, тебе самой будет от этого легче. Не надо бояться, все будет хорошо.
Лайонел вдруг услышал за своей спиной быстрые шаги, и хриплый мужской голос произнес:
— Локридж, если тебе дорога собственная жизнь и жизнь жены, не оборачивайся. Ты принес деньги?
Лайонел почувствовал, как его сердце начало выскакивать от волнения в груди.
— Да, деньги со мной, — дрожащим голосом ответил он.
Похититель — высокий молодой мужчина, половину лица которого закрывали темные очки, держал в руке, направленной в спину Локриджу, пистолет.
— Здесь вся сумма? — спросил он.
— Да, — ответил Локридж. — Как вы и требовали.
Очевидно, преступник тоже нервничал, потому что он поминутно озирался по сторонам, будто ожидая появления полиции на причале.
— Надеюсь, что все купюры не меченые, — сказал он. — В противном случае тебе, Локридж, не поздоровится.
Лайонел нервно кусал губы.
— Да, да, все в порядке. Вам не о чем беспокоиться, — сказал он.
Преступник на шаг подошел к Локриджу.
— Положи чемодан на землю и аккуратно подвинь его назад, только очень спокойно. Если ты будешь делать какие-нибудь резкие движения, мне придется выстрелить.
Хотя ситуация была не из самых легких, Локридж нашел в себе силы возразить.
— Нет, — решительно сказал он. — Ты ничего не получишь до тех пор, пока я не увижу Августу живой и здоровой.
Преступник на мгновение озадаченно умолк, а потом ответил:
— Это невозможно, ты увидишь свою жену только после того, как я сообщу друзьям, что деньги получены.
Помня о словах СиСи Кэпвелла, Лайонел не собирался уступать.
— Нет, ты получишь их только тогда, когда я увижу Августу и смогу убедиться, что она жива и здорова.
Преступник, очевидно, потерял терпение:
— Не диктуй мне условия, — разъяренно заорал он. — Если ты такой умный, Локридж...
Преступник вдруг осекся, а потом благим матом заорал:
— Локридж, что ты мать твою, наделал! Тебе ведь сказали быть здесь одному!
Раздался топот грубых мужских ботинок по дощатому причалу и преступник бросился наутек. Обернувшись, Лайонел успел увидеть лишь спину вымогателя. Из-за пустой бочки на причале выглянул крепкий парень в гражданском костюме и попытался догнать преступника. Однако дорогу ему преградил Лайонел. Схватив парня за плечи, Локридж закричал:
— Ты кто такой!? Ты что здесь делаешь? Как ты здесь оказался?
— Полегче, я выполняю задание! — закричал тот. — Отойди с дороги.
Но Локридж вцепился в него железной хваткой.
— Кто тебя послал? Отвечай! — возбужденно кричал он. — Ну, что ты здесь делал? Тебя нанял СиСи Кэпвелл? Да?
Парень молчал, тяжело дыша. По тому, что он низко опустил голову, Локридж понял, что его догадка была верна. Он отшвырнул парня в сторону и в сердцах вскричал:
— Что вы наделали! Вы все испортили. Все...
Вернувшись домой, Мейсон застал родителей в холле. СиСи выглядел таким озабоченным, что его внешний вид невольно вызывал вопрос.
— Отец, у тебя все в порядке? — спросил Мейсон. СиСи смерил его внимательным взглядом, а потом недовольно проворчал:
— В каком-то смысле да. Но я не могу сказать, что меня устраивает нынешнее положение дел.
В холле появилась София, которая несла в руках поднос с дымящимся кофейником.
— Кофе готов, — торжественно провозгласила она. — Мейсон, если не возражаешь, я налью и тебе.
Тот с улыбкой покачал головой.
— Нет, София, я предпочел бы холодный чай.
Та пожала плечами.
— Что ж, хорошо. Горячего чая пока нет, а вот холодным, я могу тебя угостить. Интересно, — полюбопытствовала она. — А почему ты отказываешься от кофе?
Мейсон спокойно объяснил:
— Кофе излишне возбуждает нервную систему. А я предпочитаю в любых ситуациях оставаться спокойным. Это самое выгодное положение.
София усмехнулась:
— Раньше ты так не считал.
Мейсон скучным голосом произнес: — Раньше многое было по-другому. Но теперь все изменилось. В моей душе совершился переход.
СиСи удивленно поднял брови: — Переход? Какой переход? Мейсон, по-моему, ты придаешь слишком большое значение словам.
София налила в чашку холодный чай, который Мейсон стал пить с удовольствием.
— Ты правильно заметил, отец, я придаю очень большое значение словам, потому что в нашем деле они многое значат.
СиСи скептически хмыкнул: — В каком это нашем деле?
— Я намерен целиком и полностью посвятить себя тому делу, которым занимается Лили Лайт. Она пытается вернуть людям веру, а без слов это трудно сделать. Ведь, как сказано в священном писании: «Вначале было слово». И без красноречия трудно рассчитывать на успех.
СиСи потерял терпение:
— А, по-моему, твоя Лили Лайт обыкновенная авантюристка, как тысячу других проповедников, которые с трибуны вещают отказаться от плотских мирских соблазнов и пороков, а сами предаются им с такой страстью, которая и не снилась простым людям.
Мейсон добродушно улыбнулся.
— Отец, ты напрасно так относишься к Лили. Она святая. Не одно ее слово никогда не расходится с делом. Никто не может уличить ее в том, что она поступает в жизни не так, как проповедует.
СиСи нервно взмахнул рукой:
— Да брось ты, Мейсон, все же прекрасно знают, что это за люди.
Мейсон укоризненно посмотрел на отца:
— К Лили это не относится.
— Относится, относится, — бросил СиСи. — Все эти проповедники, подобно твоей Лили Лайт, стремятся только к одному — завладеть людскими душами и поставить их себе на службу. Каждому из них нужно только одно — завербовать побольше поклонников в свою секту, а потом использовать их для проделывания всяких темных делишек.
Мейсон терпеливо повторил:
— Нет, отец, она не такая. Ей не присущ такой грех, как гордыня.
СиСи нервно всплеснул руками:
— Да что ты знаешь о гордыне.
Мейсон с сожалением вынужден был оторваться от холодного чая:
— Гордыня, отец, это один из самых страшных грехов. Я абсолютно не сомневаюсь в правоте старого христианского учения о том, что все зло началось с притязания на первенство, когда само небо раскололось от одной высокомерной усмешки.
СиСи поморщился:
— Ты намекаешь на восстание сатаны против Бога?
— Да, — кивнул Мейсон. — Именно так. Как ни странно, почти все отвергают эту мысль в теории и принимают ее на практике. Ведь гармония была нарушена, а радость и полнота бытия замутнены, когда один из высших ангелов перестал довольствоваться поклонением Господу, и пожелал сам стать объектом поклонения. Отец, ведь ты сам думаешь именно так. А если не хочешь себе признаться в этом, то, во всяком случае, желаешь, чтобы так думали другие.
— Мне это совершенно не интересно — проворчал СиСи.
— Нет, нет, погоди, — воскликнула София. — Пусть говорит. Это очень любопытно. Мейсон, так что ты там говорил о гордыне.
Мейсон с такой благодарностью взглянул на Софию, как, наверно, смотрел Иисус Христос на своего первого ученика.
— Гордыня, — воодушевленно продолжил он. — Столь сильный яд, что она отравляет не только добродетель, но и грехи. Люди готовы оправдать бабника, вора и мошенника, но всегда осудят того, кто казалось, бы похож на Бога. Да ведь и все мы, София, знаем, что коренной грех — гордыня — утверждает другие грехи, придает им форму. Можно быть легкомысленным, распутным, развратным; можно в ущерб своей душе отдавать волю низким страстям — и все же в кругу мужчин прослыть неплохим, а то и верным другом. Но если такой человек сочтет вдруг свою слабость силой, все тут же изменится. Он станет соблазнителем, ничтожнейшим из смертных и вызовет законную гадливость других. Можно по своей природе быть ленивым и безответственным, забывать о долгах и долге, нарушать обещания — и люди простят вас и поймут, если вы забываете беспечно, но если вы забываете из принципа, если вы сознательно и нагло пренебрегаете своими обязанностями во имя своего я, вернее веры в собственное я, если вы полагаете, что вам должны платить дань уважения презренные окружающие, тогда вами овладевает гордыня. Могу даже сказать больше: приступ физической трусости лучше принципиальной трусости. Я пойму того, кто поддался панике и не знает об этом, но не того, кто, умывая руки, разглагольствует о своем презрении к насилию. Мы потому-то и ненавидим такую принципиальную трусость, что она является самым черствым из видов гордыни. Что может помешать чужому счастью больше, чем гордыня.
Занудный тон Мейсона так надоел СиСи, что он попытался заткнуть Мейсону рот:
— Да успокойся ты, разве здесь церковь, чтобы вещать с амвона.
Мейсон воспринял это замечание как повод для продолжения и развития этой темы вглубь:
— Отец, на свете есть самоупоение — нечто более неприятное, чем самокопание. Она неуловимее и в то же время опаснее, чем все духовные немощи. Человек, одержимый самоупоением, совершает сотни поступков по воле одной только страсти, снедающей его тщеславие. Он грустит и смеется, хвастает и скромничает, льстит и злословит только для того, чтобы, упаси Боже, никто не забыл восхититься его драгоценной особой. Я всегда удивляюсь: как это в наше время, когда столько болтают о психоанализе и психотерапии, о лечении алкоголизма и неврозов — словом о сотне вещей, которые проходят на миллиметр от истины и никогда не попадают в цель — как же в наше время так мало знают о душевном недуге, который отравляет жизнь едва ли не каждой семье. И вряд ли каждый из этих практиков и психологов объяснил этот недуг так же точно, как объяснила мне Лили Лайт. Себялюбие это дело ада. В нем есть какая-то особенная живучесть, цепкость, благодаря которой, кажется, что именно это слово подходит тут лучше всего.
СиСи не скрывал своего неудовольствия: — Ну, хорошо, — мрачно сказал он. — Допустим, что я почувствовал — себялюбие греховно. Что же ты порекомендуешь мне в таком случае делать?
Мейсон с энтузиазмом воскликнул:
— Не наслаждайся собой, отец, ты можешь наслаждаться театром или музыкой, устрицами и шампанским, гонками, коктейлями, яхтами, ночными клубами, если тебе не дано наслаждаться чем-нибудь получше. Можно наслаждаться чем угодно, только не собой.
Люди способны к радости до тех пор, пока они воспринимают что-нибудь кроме себя. И удивляются и благодарят. Пока это от них не ушло, они не утратят тот дар, который есть у нас у всех в детстве. А взрослым он дает спокойствие и силу. Но стоит решить, будто ты сам выше всего, что может предложить тебе жизнь, разочарование тебя поглотит и все танталовы муки обрушатся на тебя.
СиСи поежился.
— Какую ужасную картину ты рисуешь, Мейсон. У меня складывается такое впечатление, что ты готов обречь на муки любого, кто просто гордится собой.
— Нет, отец, — мягко возразил Мейсон. — Ты меня, видимо, не понял. Я имел в виду не того, кто гордится, а того кто обуян гордыней. Такой человек все примеряет к себе, а не к истине. Я не могу назвать человека обуянным гордыней, если он хочет что-то хорошо сделать или же хорошо выглядеть с общепринятой точки зрения. Гордый же считает плохим все, что ему не по вкусу. Однако «Я сам», — очень мелкая мера и в высшей степени случайная.
СиСи рассерженно отвернулся.
— Мейсон, — укоризненно сказал он. — У тебя с головой все в порядке? Может быть, ты обратишься к врачам?
Тот добродушно улыбнулся:
— Нет, нет, отец. Не беспокойся. Со мной все в порядке. Ты напрасно думаешь, что мне требуется чья-то помощь. Но я не виню тебя. Я думаю, что пройдет немало времени, пока вы свыкнетесь с моим переходом.
София не удержалась от смеха: — Как забавно ты все это называешь, Мейсон? — переход... А что это такое?
Тот снова отхлебнул холодного чая.
— Все это так просто, что можно объяснить в двух словах.
Он обратил очи к небу и просветлевшим голосом произнес: — Я чувствую себя бабочкой, недавно покинувшей кокон. Мир вокруг так прекрасен и я порхаю, порхаю над этой дивной землей.
СиСи очумело посмотрел на сына.
— Не знаю, как насчет кокона, — саркастически произнес он. — А вот со своим разумом ты наверняка расстался.
Мейсон отнюдь не выглядел смущенным.
— Я знал, что тебе будет трудно понять меня, отец. Честно говоря, мне вообще не хотелось больше появляться в твоем доме, но Лили убедила меня в том, что у человека нет будущего, пока он не разберется с прошлым.
София с легкой иронией заметила:
— Да, похоже, отец был прав. Твоя Лили действительно ловко умеет закрутить фразу. Насколько я помню, Мейсон, ты всегда клевал на это.
— Да, — согласился Мейсон. — У нее превосходная речь. Она умеет взывать к чувствам.
СиСи тяжело вздохнул. Было видно, что этот разговор приносит ему столько же удовольствия, сколько общение с профессором органической химии, который увлеченно рассказывал бы о бензоловых группах и новых способах получения искусственного каучука.
— Ладно, — расстроенно махнул он рукой. — Это мы уже слышали. Ты лучше расскажи, как ты познакомился с этой Лили Лайт. Где ты ее встретил?
— Все это было достаточно просто, отец. Однажды, я очнулся рядом с ее шатром, из которого исходило божественное сияние. Я не ждал этой встречи, она произошла сама собой. Наверно, я должен благодарить божественное провидение, которое привело меня. Она подала мне руку, и я пошел следом за Лили. Мне было так хорошо. Я чувствовал себя таким чистым душой, что все мои горести и печали остались позади. Я понял, что прошлое больше не будет держать меня своими цепкими лапами и тащить в пропасть. Я понял, что мне больше не придется оплакивать свою горькую судьбу. Я понял, что должен с жалостью относиться не к самому себе, а к остальным. К тем, кто еще не постиг истинного предназначения. К тем, кто еще не проникся божественным учением Лили Лайт. А я должен проявлять к ним не столько жалость, сколько милосердие и сострадание. Я должен помочь людям открыть глаза и открыть свои сердца новому свету. Они должны почувствовать, что созданы не для мирской суеты и не для мелочных забот, что, на самом деле, не является существенным. Они должны проникнуться лучезарным сиянием Лили Лайт. Многим, очень многим будет трудно сделать это, но не нужно торопить их. Они сами придут к истине. Стоит им познакомиться с Лили, и они, отринут все земное, все порочное. Их сердца откроются для света.
СиСи с такой жалостью посмотрел на сына, словно это он был пастырем, а Мейсон заблудшей овцой.
— Ну, хорошо, хорошо, мы это уже поняли, Мейсон, — устало произнес он. — Меня сейчас волнуют не вопросы обращения в веру Лили Лайт. А то, как и почему ты стал ее деловым и юридическим советником. Чем вы занимаетесь? Как ты пришел к выводу о том, что тебе нужно стать ее помощником в делах?
Мейсон смиренно потупил глаза:
— Неужели, это имеет какое-то значение для тебя, отец? Я не думаю, что дела Лили Лайт касаются тебя. Хотя, впрочем, — он на мгновение задумался. — Не вижу ничего дурного в том, чтобы рассказать тебе об этом. Я путешествовал вместе с ней и участвовал в собраниях. Я слушал каждое обращение Лили к своей пастве и все больше и больше проникался ощущением правильности того что делаю. Мне хотелось не просто разделять ее взгляды, но и помогать ей в ее тяжком деле. Подумай, отец, — сколько душ она спасла, сколько она вернула их к истинной жизни. Скольким она смогла раскрыть глаза на свое истинное предназначение. Мы посетили множество храмов на нашем пути. Я даже не могу тебе перечислить, сколько их было.
СиСи наморщил лоб.
— Вы что, бродили по штатам?
— Мы проповедовали, — уточнил Мейсон. — Да, мы были и в Колорадо, и в Юте, и в Небраске, и в Монтане, и всюду Лили несла божественный свет знаний и истины тем, кто хотел ее слышать и слушать. И в каждом храме я ставил свечу за упокой души Мэри. Лили помогла мне смириться с ее смертью, и я больше никого не обвиняю в этом.
СиСи пожевал губами:
— Да, похоже, за свое чудесное избавление от чувства вины, я должен благодарить Лили Лайт, — вполголоса прокомментировал он.
Это замечание не прошло мимо Мейсона.
— Нет, отец, — уверенно заявил он. — Тебе не надо ее ни за что благодарить. Она просто не нуждается в этом. Лили обладает чем-то значительно большим, ведь она выполняла свою миссию. В ее поступках нет корыстных побуждений. Самая большая благодарность для нее, это сердца раскрытые Богу. Я всецело разделяю ее убеждения.
СиСи удрученно умолк и разговор на некоторое время прервался. Чтобы как-то преодолеть возникшую между отцом и сыном полосу непонимания, София осторожно сказала: — Мейсон, ты сумел обрести душевное равновесие?
Он на мгновение задумался: — Нет, но Лили указала мне путь примирения с самим собой и вами — моей семьей.
СиСи демонстративно сунул руки в карманы брюк и скептически ухмыльнулся: — Все ясно.
Легкая улыбка появилась на лице Мейсона.
— Ну что ж, — заканчивая разговор, сказал он. — Я буду очень рад, если вы придете сегодня к Лили Лайт. Она просила пригласить вас. Приходите пораньше. Она сможет уделить вам больше внимания.
— Сегодня? — задумчиво переспросила София. — Но...
СиСи торопливо прервал ее:
— Обязательно, Мейсон. Мы непременно посетим сегодняшнее собрание, хотя у нас были другие планы.
Мейсон удовлетворенно кивнул:
— Отлично. Не сомневаюсь, что она произведет на вас должное впечатление.
СиСи шумно втянул носом воздух.
— Судя по эффекту, произведенному на тебя, эту мадам Лайт было бы неплохо представить президенту Соединенных Штатов. Если бы такие люди были в его окружении, возможно, нам не пришлось, бы сожалеть о многих глупостях, совершенных нашим руководством. Впрочем, еще не ясно, — кто на кого произвел бы большее впечатление.
Этой словесной пикировке положил конец телефонный звонок. София подняла трубку:
— Да, я слушаю. Да. Пожалуйста.
Она с легким недоумением посмотрела на Мейсона и протянула ему трубку:
— Это Джина. Она спрашивает тебя.
Мейсон, казалось, ничуть не удивился.
— Вот и хорошо, — спокойно ответил он. — Да, Джина. Я слушаю тебя.
— Мейсон, — радостно воскликнула она в трубку. — Мне нужно срочно увидеть тебя.
— Я не против.
— Может быть, ты зайдешь ко мне сегодня вечером, — предложила Джина.
— К тебе, — переспросил он.
— Да, — ответила она. — Я живу в мотеле. Это не слишком далеко от вашего дома. И знаешь что, Мейсон, приходи прямо сейчас.
Он на мгновение задумался:
— Ну что ж, хорошо. Именно сейчас у меня есть время.
— Уже шесть часов, — сказала она. — Я думаю, что в половине седьмого ты уже будешь у меня.
— Непременно, — ответил он. — До встречи.
Положив трубку, он сказал удивленно смотревшим на него Софии и СиСи: — Это была Джина. Она просит зайти к ней. Вот кому нужно подумать о спасении души. Я очень рад, что вы согласились прийти сегодня к Лили. Я сам проведу вас к ней.
Он обнял отца за плечи и, сопровождаемый без преувеличения абсолютно ошалелым взглядом СиСи, покинул холл.
Несколько мгновений СиСи не мог прийти в себя. Затем, наконец, собравшись с силами, он ошеломленно произнес: — София, только что мы были с тобой свидетелями самого чудесного и невероятного перевоплощения в истории семьи Кэпвеллов. Согласна?
Она не удержалась и прыснула от смеха: — Да, пожалуй, глядя на тебя СиСи, трудно было предположить, что Мейсон удариться в религию. Хотя, как знать, может быть к этому все и шло.
СиСи нахмурил брови: — Что значит, к этому все шло? Ты хочешь сказать, что в нашем доме всегда царила религиозная атмосфера?
— Нет, — поправила его София. — Я хочу сказать совсем противоположное. В доме Кэпвеллов всегда царило отрицание религии.
СиСи недовольно всплеснул руками: — А вот это неправда. Я никогда не запрещал своим детям поступать так, как им хочется. Они могли стать хоть буддистами, хоть кришнаитами.
София укоризненно посмотрела на него:
— Побойся Бога, СиСи. Ты не потерпел бы в своем доме никакого буддизма. Правда, я не могу отрицать — библия у нас всегда была. И все-таки мне кажется, что пример Мейсона заставляет нас кое о чем задуматься.
— Да о чем тут думать, — раздраженно бросил СиСи. — Он просто перегрелся на солнце. А может быть, долгое злоупотребление алкоголем привело к тому, что он легко поддался магическому влиянию какой-то авантюристки. Мне интересно, сколько это все еще продлится. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы Мейсон закончил свои дни в монастыре какого-нибудь святого Франциска. Я думаю, что у него есть куда более интересный выбор.
София разделяла убеждения СиСи.
— Что ж, подождем, — вздохнув, сказала она. — Возможно, Мейсон еще вернется к нормальной жизни. Честно говоря, я тоже несколько озадачена его поведением. Если он будет и дальше, вот так же поучать всех, то боюсь, в Санта-Барбаре на нас скоро начнут смотреть с опаской.
СиСи криво усмехнулся: — Да уж, мне не хотелось бы подорвать свой авторитет в деловых кругах Южной Калифорнии только из-за того, что мой сын сошел с ума. Вдруг они подумают, что это у нас наследственное?..
После охватившей ее истерики, Эллис очень долго не могла прийти в себя. Наконец, немного, успокоившись, она позволила Перлу перенести ее на диван. Оставив Эллис на несколько мгновений на попечение Кортни, он быстро вышел в соседнюю комнату и вернулся с подушкой и одеялом в руках.
— Думаю, что нам понадобиться это, — сказал он.
— Да, — кивнула Кортни. — Эллис, ты не хочешь прилечь?
Та устало кивнула и опустилась на подушку предложенную Перлом. Кортни сверху накрыла ее одеялом.
— Так лучше, правда, Эллис? Отдыхай. Мы скоро вернемся.
Они оставили Эллис лежащей на диване в гостиной, и вышли за дверь.
— Ну, что будем делать? — с тяжелым вздохом сказала Кортни. — Похоже ей совсем плохо.
Он удрученно покачал головой: — Даже не знаю, Кортни. Одно упоминание имени моего брата вызывает у нее такой панический страх, что я уже и сам боюсь продолжать этот разговор. Может она все-таки возьмет себя в руки и сможет что-то рассказать мне о нем. Но сейчас, наверняка, нужно ей дать отдохнуть. Она выглядит совсем изможденной. Да, все-таки долгое пребывание в клинике доктора Роллингса еще никому не улучшило здоровья.
Кортни робко предложила: — Я могу помочь тебе. Если хочешь, я присмотрю за Эллис. А если тебе требуется от меня что-то другое, ты только скажи.
Она с такой надеждой смотрела ему в глаза, что Перл не нашел в себе сил отказать ей.
— Ну что ж, если хочешь, — грустно ответил он. — Я думаю, что за Эллис присматривать не нужно. Я сам о ней позабочусь. Сейчас мне требуется от тебя другая помощь.
Она с готовностью подалась вперед: — Я сделаю все, что ты захочешь. Ты можешь целиком и полностью положиться на меня.
Перл мягко улыбнулся: — Ну что ж, тебе придется вспомнить искусство перевоплощения. Мне сейчас нужна информация. Ты помнишь ассистента доктора Роллингса. Как же его звали?.. Кажется Генри. Генри...
Он на мгновение задумался.
— Беллоуз, — подсказала Кортни.
— Да, да, Беллоуз, — обрадованно воскликнул Перл. — Такой толстый, довольно неприятный тип с большими очками на носу. Нам нужно выяснить все о прошлом Эллис. Может быть, если тебе удастся снова найти этого Беллоуза, тебе удастся раздобыть у него, хоть какую-нибудь информацию об Эллис. Меня интересует все, что только возможно узнать. Сколько ей лет, как давно она попала в клинику Роллингса, каков диагноз ее заболевания, какими методами ее лечили ну и так далее. Сама понимаешь, что я имею в виду.
Она кивнула: — Да, конечно.
Перл в задумчивости приложил палец к губам.
— Да, а я, тем временем, постараюсь проникнуть в клинику Роллингса еще раз и ознакомиться с ее медицинской картой. Думаю, что сейчас мне будет не трудно это сделать. Я уже нашел способ. В общем, давай будем действовать одновременно на двух фронтах.
— Хорошо, я все сделаю.
Он посмотрел на нее с выражением такой благодарности на лице, что Кортни едва не прослезилась.
— Опять ты связалась со мной, — с легким оттенком горечи сказал Перл. — Я тебе уже стольким обязан.
Она смахнула слезу.
— Я на все готова ради любимого.
Перл доверительно погладил ее по плечу.
— Прости, что я не давал о себе знать, но я помнил о тебе.
Она взглянула на него мокрыми от влаги глазами.
— Значит..., значит, — дрожащим голосом сказала Кортни. — Ты любишь меня?
Он уклонился от прямого ответа: — Ты много, очень много значишь для меня, Кортни. Ты дорога мне.
Она печально опустила глаза.
— Хорошо, что ты сказал об этом. Так мне будет легче.
Перлу хотелось сказать этой девушке еще что-то доброе, хорошее. Он бы очень хотел признаться ей в любви. В самых горячих и нежных чувствах.
Однако у него не нашлось ни сил, ни слов для того, чтобы ободрить ее. Слишком сильны были сейчас чувства, которые он испытывал к Келли. Все, что он сейчас мог сказать Кортни — это лишь слова своей глубокой благодарности. Но любви, любви давно не было...
Окружной прокурор не без удивления оглядел шикарный стол в убогом номере Джины.
Великолепные блюда из ресторана «Ориент-Экспресс» смотрелись на фоне убогих обшарпанных стен и потертой мебели так же дико, как жемчужное ожерелье на шее у нищенки.
— Да, — хмыкнул Тиммонс. — Я уверен в том, что у тебя все получится. Ты прекрасно справишься с заданием. Джина в вечернем платье с весьма откровенным вырезом на груди, опираясь на костыли, заканчивала последние приготовления к торжественному ужину с Мейсоном. Она аккуратно разложила салфетки и расставила бокалы.
Стол венчал шикарный подсвечник, который должен был подчеркнуть особую интимность происходящего.
— Да... Ты молодец, Джина!.. — отвесил ей комплимент окружной прокурор. — Такой шикарный стол потребовал от тебя, наверное, немалых жертв...
Она польщенно улыбнулась.
— Спасибо, Кейт. Мне действительно пришлось влезть в долги, но в ресторане «Ориент-Экспресс» мне пока отпускают в кредит. Они верят в мое честное имя.
Тиммонс не удержался от смеха.
— Твое честное имя? Да ты, наверное, шутишь!.. И, вообще, — на лице его появилась гримаса неудовольствия. — Почему ты никогда не заказываешь такой обед для меня?
Джина фыркнула.
— Такая еда не всегда уместна. Ну, представь себе... Что означал бы такой ужин в компании с любовником? Ты бы просто набил себе брюхо и в изнеможении отвалился от стола. А мне от тебя не это надо... Я собираюсь сбить Мейсона с пьедестала, на который этот глупыш забрался.
Тиммонс скептически ухмыльнулся.
— Я все-таки не совсем уверен в том, что тебе удастся сбить с ног старика Мейсона. По-моему, этот парень понимает толк в хорошей еде и выпивке. Во всяком случае, раньше ему требовалась немалая доза для того, чтобы он потерял контроль над собой. Вряд ли старые привычки можно так быстро забыть.
Джина продемонстрировала охватившее ее возмущение.
— Большое спасибо, Кейт, — с задетым самолюбием произнесла она. — Твой тон порой бывает просто оскорбительным!
Окружной прокурор вынужден был пойти сразу же на попятную. Лицо его приобрело виновато-идиотский вид.
— Прости, Джина, — поспешно произнес он. — Я не хотел тебя обидеть. Просто мне показалось, что даже истратив такую кучу бабок на обед, тебе будет нелегко справиться с Мейсоном. Это парень старой закалки.
Джина торжествующе улыбнулась.
— Жаль, что ты не увидишь, как я обработала Мейсона. Я знаю, перед чем он не устоит. Мейсон, разумеется, парень не промах, но и я не лыком шита. Не забывай о том, что я слишком давно его знаю. Мне известны все его слабости и мелкие грешки. Ему не удастся устоять передо мной.
С загадочной улыбкой Джина полезла в большую коробку, стоявшую на туалетном столике, и достала оттуда объемистую пузатую бутылку с мерцавшей тусклым золотом наклейкой.
— Ну, что скажешь? — довольно спросила она, демонстрируя Тиммонсу свое тайное оружие.
Окружной прокурор взял бутылку в руки и удивленно присвистнул.
— Коньяк «Курвуазье»?.. А ты же говорила, что собираешься справиться с ним с помощью рома?..
Джина усмехнулась.
— Не беспокойся. Ром у меня тоже есть. Я обо всем позаботилась. Теперь осталось только дождаться его прихода. И, спустя несколько часов, ты будешь знать о Лили Лайт все, что захочешь.
Окружной прокурор комично почесал нос.
— Очень жаль, что я не являюсь для тебя носителем столь ценных тайн, как Мейсон, — с легким сожалением сказал он. — Иначе, весь этот прекрасный ужин через пару часов перекочевал бы в мой желудок.
Джина пожала плечами.
— Но ведь тебе это нужнее, чем мне. В моем положении, Мейсон почти не представляет для меня никакого интереса. К тому же сейчас он меня интересует не как сексуальный партнер, а как источник информации.
Тиммонс растянул губы в подобии вежливой улыбки.
— Я надеюсь, что дело обстоит именно таким образом... А басни о том, что ты сейчас не в состоянии принимать чьи-то ласки, можешь оставить для Мейсона. Я-то знаю, как все обстоит на самом деле. Я даже могу сообщить тебе приблизительный сценарий сегодняшнего вечера.
Джина приподняла брови с деланным изумлением.
— Неужели?.. Ну, так посвяти меня в эту тайну, Кейт, — насмешливо сказала она. — Похоже, что ты знаешь мои привычки лучше меня.
Тиммонс не выдержал и рассмеялся.
— Для этого не нужно быть особенно проницательным.
Он открыл несколько крышек, закрывавших блюда, и уверенно сказал:
— Сначала немного шампанского... Потом «Курвуазье», потом устрицы и... Что это тут у тебя?..
— «Мясо по-вашингтонски», — закончила она. — И, возможно, суфле.
Тиммонс шумно вздохнул.
— Суфле — это, конечно, хорошо. Но мне кажется, что на десерт настоящим блюдом будешь ты, Джина. Во всяком случае, это мне подсказывает мой опыт. Так что, я прав?
Джина победоносно улыбнулась.
— Все, что я делаю, Кейт, — несколько уклончиво сказала она, — я делаю хорошо. Я не думала, что ты настолько глуп.
Он обезоруженно развел руками.
— Что ж, мне не остается ничего другого, как исправить этот недостаток. Кстати, — Тиммонс подошел к Джине и смерил хищным взглядом ее фигуру, — ты и на костылях чертовски привлекательна.
Джина заметила, как он возбужденно сглотнул.
— Я знаю... — саркастически протянула она. — Тебе нравятся беспомощные женщины. Будь твоя воля, Кейт, ты бы, наверное, всех женщин Санта-Барбары поставил на костыли, чтобы они не могли сопротивляться твоим домогательствам.
Тиммонс плотоядно облизнулся.
— Не буду скрывать, Джина. Ты права.
Довольно бесцеремонно ухватив ее за талию, окружной прокурор притянул Джину к себе и, не обращая внимания на ее костыли, стал поудобнее пристраиваться возле ее шеи.
— У тебя повадки вампира, Кейт, — рассмеялась она. — Ну, так что, ты будешь и дальше сопротивляться желанию поцеловать меня или сдашься без боя?
Он обезоруженно прошептал:
— Я сдаюсь...
Джина смерила его насмешливым взглядом.
— Ну, так поторопись. Ты напрасно теряешь время. У меня на сегодня еще очень много работы.
Возбужденно сглотнув, Тиммонс тут же впился ей губами в шею.
Джина с такой благосклонностью принимала его ласки, что, еще мгновение — и ее вечернее платье могло оказаться довольно измятым.
В тот момент, когда окружной прокурор возбужденно наседал на нее, дверь номера Джины почти бесшумно распахнулась, и на пороге выросла одетая во все белое фигура Мейсона Кэпвелла.
Без особого удивления Мейсон наблюдал за тем, как Тиммонс вгрызался в нежную шею Джины, в порыве страсти не заметив, как уронил сережку с ее уха.
Процесс затянулся настолько, что Мейсону пришлось прервать его тихими словами:
— Джина... Кейт...
Они отскочили друг от друга с такой поспешностью, словно школьники, застигнутые в раздевалке учителем физкультуры.
— Только слабый может поддаться искушению, — наставительно подняв палец, произнес Мейсон.
Джина стала торопливо поправлять прическу, делая вид, что не произошло ничего особенного. Тиммонс выглядел не менее растерянно, чем Джина, но постарался побыстрее взять себя в руки.
— Какой сюрприз! — с натянутой улыбкой воскликнул он. — Я совсем не ожидал тебя здесь увидеть, Мейсон!
Чтобы скрыть румянец, заливший его щеки, окружной прокурор нагнулся и стал делать вид, что очень озабочен поисками сережки, упавшей с уха Джины.
У Мейсона был такой вид, как будто он ничуть не удивился увиденному.
— Не надо стесняться, — спокойно сказал он. Тиммонс выпрямился и, протянув утерянное украшение, стал суетливо размахивать руками.
— Нет-нет, Мейсон. Мне пора. Я тут... Я немного задержался. Меня ждут срочные дела. Джина, рад был встрече. К сожалению, так редко удается увидеться в неформальной обстановке. Вот, — он повернулся к Мейсону и виновато пожал плечами, — проходил мимо и решил навестить нашу главную свидетельницу. Джина, ты... Ты очень хорошо выглядишь. Рад был с тобой повидаться. Я позвоню тебе позже.
Пятясь спиной, как рак, к порогу, он старался не смотреть в глаза Мейсону.
Чтобы прикрыть окружного прокурора, Джина лучезарно улыбнулась.
— С днем рождения. Кейт... Хорошо, что ты заглянул. Сам понимаешь, что в моем положении... — она продемонстрировала Мейсону свои костыли. — Я бы еще не скоро выбралась, чтобы поздравить тебя.
У Тиммонса от удивления отвисла челюсть, но мгновенно справившись с оцепенением, он с такой же радостью стал трясти головой.
— Спасибо. Спасибо, Джина. Благодарю за поздравления.
Мейсон едва заметно поднял брови.
— У тебя день рождения, Кейт? — медленно растягивая слова, произнес он. — Интересно, сколько же тебе исполнилось?
Тиммонс снова зарделся, как барышня.
— Э... — растерянно произнес он. — Уже на год больше, чем в прошлом. Ты представляешь, как летит время? Мейсон сделал понимающее лицо.
— Да, разумеется, Кейт. Как же я не подумал об этом раньше. Время летит, а мы и не замечаем, как стареем.
Пряча суетливо бегающие глазки, Тиммонс шагнул за порог.
— Извините, я уже опаздываю, — торопливо произнес он, собираясь уходить.
— Кейт, — позвал его Мейсон. — Прежде, чем ты уйдешь, я хотел бы спросить тебя кое о чем.
Тот неохотно обернулся.
— Да?
Мейсон задумчиво потер подбородок.
— Мне показалось, что тебя интересует личность Лили Лайт.
Тиммонс с напускным безразличием пожал плечами.
— С чего ты взял? Она интересует меня точно так же, как и любой другой гражданин Соединенных Штатов.
Мейсон едва заметно приподнял бровь.
— Так знай, — проницательно сказал он. — Ты можешь следить за ней сколько угодно. Хоть до Судного дня. Но ты ничего криминального в ее деятельности не обнаружишь. У нее незапятнанная репутация.
Тиммонс ехидно улыбнулся.
— Так что, выходит, что она не человек? Насколько мне известно, за каждым представителем рода человеческого водятся грешки...
Мейсон смиренно опустил голову.
— Нет. Она-то как раз — человек... — многозначительно произнес он. — За ней нет никаких грехов, и поэтому она может чувствовать себя совершенно спокойно. Если бы было по-иному, то у нее не было бы морального права заниматься спасением чужих душ.
Лицо Тиммонса выражало глубокий скепсис.
— Неужели?.. — криво улыбнувшись, произнес он. — Интересно, а мисс Лайт известно о твоем прошлом? О том, что ты был раньше заместителем окружного прокурора и в суде, между прочим, выступал как обвинитель?
Мейсон спокойно кивнул.
— Да, разумеется.
От удивления глаза окружного прокурора поползли на лоб.
— Неужели? Интересно, откуда же это она обо всем знает?
— Я сам ей все рассказал, — признался Мейсон. — И, странная вещь — казалось, что ей не нужно было меня слушать. Она знала обо всем заранее. У меня было такое ощущение, что ей известно обо всех даже самых мельчайших деталях из моего прошлого.
Тиммонс с деланной веселостью воскликнул:
— Вот как? Так что, выходит, она умеет читать мысли? Может быть, мы имеем дело с экстрасенсом? Интересно, могла бы она узнать о местонахождении Эльдорадо?
Мейсон пропустил мимо ушей явно прозвучавшую в словах окружного прокурора издевку.
— А что в этом плохого? — благочестиво взглянув на Тиммонса, спросил он.
Тот мгновенно парировал.
— Если она — экстрасенс, то у нее должна быть лицензия на занятия лечебной и терапевтической деятельностью. Это стоит проверить... Если же я узнаю, что у нее нет соответствующих документов, ей придется покинуть пределы нашего штата. В общем, спасибо, Мейсон, ты задал мне неплохое поле для деятельности.
На этой насмешливой ноте он завершил разговор и, закрыв за собой дверь, оставил Мейсона и Джину наедине.
У Джины был такой вид, как будто ее только что застали на месте преступления. И теперь ей надо было, во что бы то ни стало привести в свое оправдание какое-нибудь алиби.
Растерянно пряча глаза от Мейсона, она тихо сказала: — Пойми меня правильно, Мейсон. Я только хотела поздравить Кейта с днем рождения.
Мейсон смерил ее таким взглядом, что Джина невольно стала прикрывать рукой декольте.
Однако оказалось, что причина не в этом.
— День рождения Кейта Тиммонса, — благодушно сказал Мейсон, — в декабре. Так что ты поздравила его досрочно.
Джина мгновенно вывернулась.
— Да?.. Мужчины идут на любые уловки, лишь бы обмануть доверие женщин, — без тени сомнения сказала она. — Наверное, Кейт хотел добиться моей благосклонности...
Ее изворотливость так понравилась Мейсону, что он не выдержал и расхохотался.
— Ты платишь им той же монетой, Джина. И порой дороже обходишься.
Джина, почувствовав, что проницательность Мейсона совершенно обезоруживает ее, предпочла сменить тему.
— Ну, что? — с наигранной улыбкой сказала она. — Может быть, приступим к дегустации?
С этими словами она взяла со стола бутылку и продемонстрировала ее Мейсону.
— «Курвуазье»... — прочитал он надпись на этикетке. — Да, очень дорогая вещь... Спасибо, Джина. Я не буду.
Джина едва не уронила стодолларовое украшение стола и изумленно посмотрела на Мейсона.
— Ты что, уже не пьешь? Неужели?
Безразлично отвернувшись от стола, Мейсон сказал: — Ты, конечно, можешь этому верить или не верить, но я совершенно спокойно обхожусь без алкоголя.
На ее лице можно было без труда угадать глубокое чувство разочарования.
— Мм-да... — многозначительно протянула она. — Может быть, ты и можешь обойтись без спиртного, а я вот не могу.
Джина поставила бутылку французского коньяка на стол и, лихорадочно перебрав в уме все возможные варианты поведения, остановилась на единственно возможном.
Выбив у нее из рук главное оружие, Мейсон не оставил Джине ничего иного, кроме надежды на ее женские чары.
Она подошла к нему поближе и, соблазнительно улыбаясь, заглянула в глаза.
— И от всех прочих удовольствий я не собираюсь отказываться, — откровенно предлагая себя, сказала Джина. Она с нежностью обняла Мейсона за шею и стала нежно ерошить волосы на его голове.
— Ну, что, Мейсон? Как тебе нравится сегодняшний вечер? — елейным голосом произнесла она.
Он очень аккуратно вывернулся и, сделав вид, что ничего не заметил, произнес: — Какой прекрасный у тебя сегодня ужин на столе. Почему мы ничего не едим?
Она торопливо обернулась к нему.
— Я думала, что ты предпочитаешь смотреть на меня, а не на еду. По-моему, главное украшение сегодняшнего вечера — это я.
Мейсон по-прежнему предпочитал не замечать ее откровенных намеков и непристойных предложений.
— Джина, я восхищаюсь твоим умением делать все таким аппетитным, — подчеркнуто вежливо сказал он.
Она посмотрела на него с сожалением.
— О, Мейсон!.. Разве это не напоминает тебе о наших прежних вечерах?..
Хейли вернулась в редакторскую комнату с папкой в руках. Бросив документы на стол, она застыла на месте и стала подозрительно принюхиваться.
В воздухе совершенно очевидно ощущался запах дорогой косметики.
Хейли показалось, что она случайно угодила не на свое рабочее место, а в гримерную какого-то театра.
Недоуменно повертев головой, Хейли нагнулась и заглянула под стол.
Там стояла большая спортивная сумка.
Хейли поставила ее на стол, открыла замок и от изумления едва не ахнула.
Такого нижнего белья она еще не видела. Кружевные лифчики и трусики, полупрозрачные комбинации и облегающие боди...
Хейли потрясенно перебирала вещи, не понимая, как они могли оказаться под ее столом. Вряд ли это мог забыть кто-то из посетителей. Во-первых, потому что еще полчаса назад, когда Хейли уходила из комнаты, сумки здесь не было, а дверь она за собой закрыла. Значит, это принадлежит кому-то из сотрудников станции. Поскольку, кроме Хейли в этой комнате работала только Джейн Уилсон, девушка совершенно справедливо подумала о ней.
В коридоре послышались чьи-то шаги. Хейли торопливо спрятала белье назад в сумку и сунула ее под стол. Метнувшись в угол, она спряталась за шкафом.
Спустя несколько секунд дверь в редакторскую открылась, и на пороге показалась Джейн Уилсон. Однако выглядела она так, что даже самая близкая подруга с трудом узнала бы в ней скромницу Джейн.
Прическа в стиле «взрыв на макаронной фабрике», ярко накрашенные губы, полупрозрачная комбинация и короткая юбка, а также туфли на высоком остром каблуке придавали ей сходство с теми дамами, которые обычно стоят на углах и многозначительными взглядами привлекают клиентов.
Джейн вытащила сумку из-под стола, и решительно направилась в сторону выхода. Едва она скрылась за дверью, Хейли выбралась из своего укрытии, и потрясенно прошептала имя своей подруги.
С куском длинной французской булки в руке Перл подошел к телефону.
— Алло.
В трубке раздался голос Кортни.
— Это я.
Перл тут же заинтересованно спросил:
— Ну что, дорогая? Тебе удалось что-нибудь узнать?
Голос Кортни звучал как-то по-особенному взволнованно.
— Я только что виделась с ассистентом Роллингса, Генри Беллоузом, — сказала она. — Он рассказал мне все, что ему известно об Эллис.
Перл улыбнулся.
— Молодец. Надеюсь, что ты сделала все так, что он не понял, почему ты о ней спрашиваешь.
— Конечно, нет, — рассмеялась она. — Ты просил меня взять информацию, а не отдавать ее.
— Ну что ж, отлично! — воскликнул Перл. — И что же ты выяснила?
— Он сказал, что когда ему понадобилось взять данные Эллис из медицинской карты для статистики, там ничего не оказалось. Только дата ее поступления в клинику... Это случилось пять лет назад. Он добавил, что Эллис никогда не лечили, что она находилась в клинике на положении прислуги или заключенной. Никто и никогда не припоминает, чтобы Роллингс назначал ей какой-то курс лечения или медицинские препараты.
Перл оглянулся на мирно спавшую Эллис.
— Да. Великолепно... Вот это информация, Кортни... — скисшим голосом сказал он. — Спасибо, Кортни, я тебе очень обязан.
— Я старалась.
— Я очень тебе обязан... Я... Мы сможем поговорить позже? — он замялся.
Кортни сразу поняла, что он не хочет ее видеть.
— Тебе нужна моя помощь? — нерешительно предложила она. — Я могу приехать прямо сейчас.
— Нет-нет, — торопливо ответил Перл. — Не нужно. Я сам поговорю с Эллис, когда она проснется. Так будет лучше. Я сразу же позвоню тебе, как только освобожусь.
— Обещаешь? — упавшим голосом спросила она.
— Да, конечно.
Перл положил трубку и задумчиво подошел к дивану, на котором спала Эллис. Точнее, она уже не спала.
Испуганным взглядом она смотрела на Перла из-под одеяла.
Перл присел рядом с ней и обнадеживающе улыбнулся.
— Привет. Ты отдохнула?
Она утвердительно кивнула.
— Теперь ты можешь что-нибудь сообщить о моем брате? Для меня это очень важно, — тихо сказал он. — Я очень любил его.
Эллис откинула в сторону одеяло и провела пальцами по щеке Перла.
— И я... Я, тоже... — сдавленным голосом произнесла она. — Любила его...
В ее глазах было столько боли и горечи, что Перл едва сдержался, чтобы самому не разрыдаться.
Лайонел Локридж в нерешительности топтался на пороге дома Кэпвеллов, не осмеливаясь позвонить в дверь. Наконец, собравшись с силами, он протянул руку к звонку.
Дверь открыла София.
Увидев бледное с испариной на лбу лицо Локриджа, она испуганно отшатнулась.
— Что с тобой случилось? Где Августа?
Локридж судорожно сглотнул.
— Я могу войти? — едва слышно сказал он. София отступила в сторону.
— Конечно, входи. Мы с СиСи давно ждем тебя. Почему ты не позвонил? Мы думали, что ты сразу же свяжешься с нами, как только передашь деньги.
Локридж сокрушенно махнул рукой.
— Деньги со мной, — он показал чемоданчик. — Мне не удалось их передать.
Лайонел с мрачной решительностью зашагал через прихожую в холл.
Захлопнув дверь, София поспешила за ним.
Когда Локридж, тяжело дыша, остановился посреди холла, СиСи, разговаривавший с кем-то по телефону, торопливо распрощался и вопросительно посмотрел на Локриджа.
— Лайонел, что случилось? Ты выглядишь так, как будто у тебя отобрали деньги, но не вернули Августу.
Локридж посмотрел на Кэпвелла исподлобья.
— Зачем ты послал человека на причал? Ведь я просил тебя, чтобы ты никому не сообщал о том, что Августу похитили...
СиСи нахмурился.
— Это был частный детектив. А они, как ты знаешь, предпочитают не распространяться перед журналистами о своих делах.
— А ты знаешь о том, что преступники заметили его и скрылись, прежде чем я успел передать им выкуп?
СиСи мрачно покачал головой.
— Этого не должно было произойти. Я нанимал профессионала.
Локридж, наконец, не выдержал и взорвался.
— Ты знаешь, что твой профессионал все испортил? Ты не имел на это право!
СиСи перешел в контрнаступление.
— У меня есть право защищать свою собственность! — агрессивно воскликнул он. — Никто не может отказать мне в этом!
Локридж не уступал.
— Неужели ты не понимаешь, что своими безрассудными действиями ты погубил все дело? Ведь мы уже почти освободили Августу... Оставалось лишь только передать похитителям деньги, и они вернули бы мне жену. А теперь... Мне остается надеяться лишь на господа бога и молить его о том, чтобы они не причинили ей никакого вреда. Ты понимаешь, что, возможно, она уже мертва? — с ненавистью глядя на СиСи, проговорил Лайонел. — Ты ответишь головой, если с ней что-нибудь случится!
СиСи разбушевался.
— Прекрати угрожать мне! — размахивая руками, закричал он. — Если бы не я, то ты не собрал бы и десятой части денег, необходимых для выкупа Августы! Если бы не я, то ты до сих пор ходил бы по городу с протянутой рукой, пытаясь собрать, хотя бы жалкую сотню тысяч долларов! Если бы не моя помощь, то тебе пришлось бы уже давным-давно распрощаться с мыслью о том, чтобы снова увидеть свою жену... А теперь ты еще смеешь обвинять меня в том, что я провалил все дело?
— Но это ты организовал слежку за преступниками на причале! Если бы не ты, я бы уже давно передал бы им деньги, и Августа уже, наверняка, вернулась бы!.. Зачем ты это сделал? Я ведь тебе сказал, что верну твой миллион весь, до единого цента! Если ты не веришь моему слову, то не нужно было давать эти деньги. Было бы намного проще! Я бы не обращался к тебе и не питал ненужных надежд.
СиСи, брызгая слюной, воскликнул:
— Я нанял этого человека для того, чтобы он защитил тебя! Они могли обмануть тебя — забрать деньги и не вернуть Августу!
Забыв о достоинстве, Лайонел прошипел:
— Я не просил тебя об этом!.. Мне не нужна была твоя гнусная благотворительность... Я говорил тебе, чтобы ты держался подальше!
Ссора приобретала нешуточный оборот, и поэтому София решила вмешаться, пока Кэпвелл и Локридж не вцепились друг другу в глотку.
— Прекратите! — закричала она. — Сейчас же перестаньте ругаться!
Ее окрик возымел действие.
Возбужденно дыша, мужчины умолкли. Спустя несколько мгновений, немного придя в себя, СиСи обратился к Локриджу:
— Хорошо, Лайонел, учитывая все обстоятельства, я пришел к выводу, что нужно решать это дело официальным путем. Наступило время, когда мы должны обратиться в полицию.
Лайонел вдруг сник. Растерянно хлопая глазами, он отступил на шаг назад и шумно вздохнул.
— Я не знаю, СиСи, что делать... Я нахожусь в совершеннейших потемках. То, что со мной случилось на причале, почти не оставляет мне никаких надежд на то, что Августа уцелеет. Не знаю, доводилось ли тебе испытывать что-то подобное. Я пребываю в полнейшей растерянности...
Он отвернулся и в отчаянии закрыл глаза рукой. София нерешительно сказала:
— Лайонел, может быть, нам действительно послушаться совета СиСи и обратиться к Крузу? Если мы будем затягивать все это еще неизвестно сколько, последствия могут оказаться значительно более тяжелыми. Сейчас у нас все-таки остается хоть какая-то надежда...
Локридж вскинул голову и резко обернулся.
— Какая надежда? Какая? София, пойми, они требовали, чтобы я ни в коем случае не сообщал полиции о похищении Августы. Они требовали, чтобы я был па причале один. Ни одно из этих условий я не выполнил. Сейчас они вольны поступать с Августой так, как им заблагорассудится.
СиСи посчитал нужным перебить его.
— Ты забываешь об одной положительной стороне случившегося, — сказал он.
Локридж мрачно усмехнулся.
— Разве в этом могут быть какие-то положительные стороны? По-моему, мы с тобой безнадежно пропалили дело. Все что от нас требовалось — это собрать деньги и передать их похитителям так, чтобы никто об этом не знал.
СиСи вскинул вверх руку.
— Вот именно, Лайонел. Ты забываешь о том, что должен был передать им деньги в обмен на супругу. Но ведь ты этого не сделал.
Локридж насупился.
— А что же в этом хорошего?
СиСи укоризненно покачал головой.
— Не знаю, может быть, боязнь за Августу притупила твой разум, — с легким налетом снисходительности сказал Кэпвелл. — Но ведь ты должен ясно отдавать себе отчет в том, что, пока преступники не получили выкуп за Августу, им нет никакого смысла расправляться с ней. Ты говорил им, что собрал деньги?
— Да, — хмуро буркнул Локридж. — Я показывал чемодан.
СиСи тут же воскликнул: — Отлично! Значит, они знают о том, что деньги у тебя есть. Их просто напугало появление частного детектива. Ничего страшного, я думаю, из-за этого они не откажутся от своего намерения. Все-таки два миллиона долларов — это большие деньги. Маловероятно, чтобы они упустили такую добычу из-за каких-то пустяков.
Локридж не разделял оптимизма Кэпвелла.
— Ты думаешь, слежка — это пустяк? Ведь таким образом у нас была реальная возможность проследить, где они скрываются, а это мало кому может прийтись по вкусу. Хорошо, если бы все было так, как ты говоришь, СиСи... Но я почему-то не уверен в том, что они сделают повторную попытку забрать выкуп.
СиСи в изнеможении всплеснул руками.
— Ну, до чего же ты глуп, Лайонел! Я тебе уже битый час говорю о том, что бояться нечего! Они обязательно дадут о себе знать. Похитители никогда в жизни не откажутся от такого выкупа. Что из того, что дело сорвалось в первый раз? Они не оставят попыток завладеть деньгами. Можешь не сомневаться. Преступники в ближайшее же время свяжутся с тобой.
Словно в подтверждение его слов телефон, стоявший на столике в углу гостиной, зазвонил.
СиСи направился к телефону и уже потянулся к трубке, когда Лайонел, до которого, наконец, дошел смысл сказанного СиСи, воскликнул:
— Погоди! Дай, я сам подойду!.. Возможно это они...
Локридж метнулся к столику и дрожащей рукой схватил трубку.
— Алло! Да, Лайонел Локридж слушает!..
Некоторое время он слушал, что ему говорили по телефону, а затем внезапно севшим голосом произнес:
— Как скажете...
Он выглядел таким растерянным и несчастным, что ни СиСи, ни София некоторое время не могли заговорить с ним.
Наконец, женское любопытство пересилило, и София осторожно спросила:
— Ну, что? Это были они?
Локридж хмуро кивнул.
— Да.
После этого он снова умолк. На сей раз не выдержал СиСи.
— Ну, так что? Что?
Хватая губами воздух, словно ему не хватало кислорода, Лайонел обреченно махнул рукой.
— Ты был прав, СиСи. Они хотят получить выкуп.
Кэпвелл удовлетворенно улыбнулся.
— Ну, что я тебе говорил? От такого куша никто не может отказаться. Единственное, чего я не понимаю — почему ты выглядишь таким подавленным? Они уже что-то сделали с Августой?
Локридж отрицательно помотал головой.
— Слава богу, нет!..
— А почему у тебя такой кислый вид? — спросила София. — Они снова угрожали тебе?
Локридж немного помолчал.
— Они дали мне последний шанс, — наконец, устало произнес он. — Их условия становятся все более жесткими. Они сказали, что если на сей раз ничего не получится, то живой Августу я больше не увижу.
СиСи нетерпеливо взмахнул рукой.
— Ну, так что? Они назначили встречу?
— В девять вечера. Они предупредили, что это последняя возможность спасти ее. Они хотят, чтобы я захватил с собой еще одного человека. Но это должен быть родственник Августы.
СиСи нахмурился.
— Какой родственник? Где ты сейчас найдешь родственника?
Локридж пожал плечами.
— А мне и не надо их искать. Это — Джулия. Ты что, забыл? Она приходится Августе родной сестрой.
СиСи скривился и хлопнул себя ладонью по лбу.
— Ах, да! Конечно, как это я забыл.
Но СиСи неожиданно заупрямился.
— Все ясно, — убежденно сказал он. — Они хотят и ее взять в заложники. Надо звонить в полицию.
София поддержала СиСи.
— Лайонел, он прав. Нужно срочно обратиться в полицию. Тогда у нас будет шанс спасти и Джулию, и Августу. А иначе...
Но Локридж опрометчиво воскликнул:
— Я не буду никуда звонить! Мне наплевать на все! Речь идет о жизни моей жены!
Джейн вошла в комнату радиорубки, где располагалось рабочее место Тэда. Свет был потушен, а помещение погружено в сумрак. В комнате находился Тэд, который тут же предложил включить освещение, но Джейн настойчиво отвергла его предложение.
Оставив за спиной полуоткрытую дверь, девушка не торопясь начала приближаться к парню.
За дверной створкой неожиданно появился силуэт Хейли. Она решительно вошла в помещение и щелкнула выключателем.
От неожиданности Джейн взвизгнула и, закрыв лицо руками, бросилась к двери. Однако, затем, осознав, что скрываться бесполезно, она низко опустила голову и заплакала.
— Здравствуй, Роксана, — с холодной улыбкой сказала Хейли.
Мейсон с большим удовольствием ознакомился с кушаньями, приготовленными для ужина Джиной. Когда и с мясом, и с устрицами было покончено, он, неспешно потягивая из высокого стакана апельсиновый сок, откинулся в кресле и стал потчевать Джину собственными угощениями — рассказами о своем чудесном исцелении и возвращении к богу.
Нельзя сказать, чтобы этот разговор особенно прельщал Джину. Делая вид, что ей безумно интересно слушать Мейсона, она то и дело норовила заснуть. Свое дело сделали и обильная пища и неплохая доза «Курвуазье» — Джину безнадежно клонило ко сну.
Положение усугублялось еще и тем, что для создания большей интимности она выключила свет и зажгла свечи.
— Мы были в окрестностях Монтеррея, — проникновенным, но занудливым голосом вещал Мейсон. — За пару часов до этого Лили вылечила меня от алкоголизма. Мы ехали ночью по шоссе, а потом свернули с дороги. Мы вышли из машины, она взяла меня за руку и повела вдоль берега океана. Волны так тихо накатывались на песок, а в ночном небе светили такие пронзительно яркие звезды, что я невольно подумал о рае земном. Мне казалось, что ничего лучшего в моей прежней жизни не бывало. Я воображал себя путником, шагающим по бескрайним просторам мира господнего, которого в его далеком пути сопровождает путеводная звезда. А шагавшая рядом со мной Лили казалась мне поводырем в истинном царствии божьем. Одно ее присутствие рядом заставляло мое сердце трепетать, а глаза закрываться от блаженства. Легкий ветерок, дувший со стороны океана, освежал мое разгоряченное лицо и заставлял меня вспоминать слова о ласковом дуновении божьем. Мысли о том, что я, наконец-то, вернулся на истинную стезю свою, ласкали мой разум, заставляли меня как бы парить над землей. Я даже не чувствовал прикосновения своих ног к влажному от набегавших волн песку. Именно так должен парить человек, оторвавшись от всего земного, от тяжести грехов и заблуждений. Казалось, что все мои ошибки остались позади, и я больше никогда не вернусь к своему прошлому. Я был уверен в том, что никогда больше мне не придется лгать ни самому себе, ни другим. И мне было так легко и светло, что я даже не ощущал спускавшейся вокруг нас ночи. Тьма земная отнюдь не была для меня тьмой небесной. Свет снисходил от шагавшей рядом со мной Лили. Мы словно парили вдвоем над этой землей. И знаешь, что она сделала потом? Джина...
Она даже не заметила, как заснула.
Мейсону пришлось еще раз позвать ее, прежде чем она пришла в себя.
— А?.. Что?.. — вскинув голову, пробормотала она. — Я... Я...
Он посмотрел на нее с легкой укоризной, и Джине пришлось суетливо объясняться.
— Извини, наверное, на меня просто подействовала тяжелая пища. Но я все равно тебя... — промямлила она. — Ты рассказывал что-то об... океане?
Мейсон утвердительно кивнул, и Джина обрадованно заулыбалась — слава богу, она хоть помнила, о чем шел разговор.
— Мы остановились. Она взяла меня за руку, — просветленным голосом продолжал вещать Мейсон, — и приказала мне войти в воду. Она крестила меня. Когда вода коснулась моего лица, мне стало больно. Это было одно из самых сильных ощущений в моей жизни. Как будто я смыл все свои грехи.
Наверное, в какой-нибудь другой обстановке, Джина, услышав подобный рассказ, брезгливо поморщилась и высказала бы явное неодобрение такому опрометчивому поступку. Но сейчас она вынуждена была понимающе кивать и изображать на лице сочувствие.
— Да-да, это очень интересно, Мейсон. Ты очень увлекательно рассказываешь. Честно говоря, не знаю, смогла бы я отважиться на такое...
Он мягко улыбнулся и встал из-за стола.
— Послушай, у меня есть к тебе одна просьба. Я хочу задержать твое внимание еще на несколько мгновений.
Джина лучезарно улыбнулась.
— Ты хочешь о чем-то попросить меня? Надеюсь, ты не собираешься вместе со мной помолиться? Боюсь, что я не смогу составить тебе компанию — мне трудно преклонить колени.
Мейсон сдержанно кашлянул.
— Я хочу, чтобы ты пришла сегодня вечером к Лили Лайт. Вот в чем состоит моя просьба.
Он на мгновение отвернулся, и, воспользовавшись тем, что Мейсон не видит выражения ее лица, Джина состроила такую брезгливую гримасу, словно ей только что предложили съесть живого осьминога.
— А зачем это нужно? — опасливо спросила она. Мейсон подошел к стене и включил свет в комнате. Джина прикрыла глаза от яркого света, бившего ей прямо в глаза.
— Сегодня Лили встречается с членами моей семьи, — пояснил Мейсон. — Ты придешь?
Он взял стоявшие у стены костыли и торжественно преподнес их Джине.
С трудом поднявшись из-за стола, она кисло улыбнулась.
— Ну, Мейсон, это вряд ли. Я сомневаюсь в том, что эта Лили Лайт или Райт, или как там ее еще, сможет спасти мою репутацию.
Мейсон прищурился.
— Не сомневайся, Джина. Ты будешь потрясена этой встречей. Лили сможет сделать такое, чего ты, наверняка, не ожидаешь.
Джина едва удержалась от колкого замечания.
— Неужели ты говоришь серьезно?
Мейсон так проникновенно смотрел на нее, что Джина даже на мгновение оторопела.
— Ты не понимаешь, как это важно, — тихо произнес он.
Джина пожала плечами и с насмешливой улыбкой произнесла:
— Спасти меня? Неужели это кому-то нужно? Но самое неприятное для тебя, Мейсон, состоит в том, что я не знаю, нужно ли это мне.
Он ободряюще положил ей руку на плечо.
— Начни новую жизнь, Джина, полную любви и гармонии. Найди себе место в мире...
Она хихикнула.
— Я уже пыталась это сделать. Но, по-моему, не слишком многим это понравилось.
Мейсон неотрывным взглядом смотрел на нее.
— Джина...
Его взгляд пронзал ее словно луч прожектора. Джина не выдержала и с кислой улыбкой воскликнула:
— Ну, ладно! Ладно, Мейсон!.. Если это так важно — я приду. Но, по-моему, ты совершенно напрасно возлагаешь на меня такие надежды.
Он удовлетворенно кивнул.
— Что ж, я буду ждать тебя. Запомни — это очень нужно тебе самой. Встреча с Лили Лайт поможет тебе осознать свое место в этом мире. И не нужно бояться. Ты сможешь проснуться к новой жизни. Ты сможешь отринуть прочь сомнения и возродиться к свету.
Джина почувствовала, что Мейсона опять понесло.
— Хорошо-хорошо, — торопливо сказала она. — Я попробую проснуться. Может быть, мне стоит смыть косметику, прежде чем идти на встречу с Лили Лайт? Я правильно называю ее фамилию? Мейсон вздохнул.
— Правильно. А насчет косметики — не имеет значения, в каком виде ты придешь. Лили примет нас любыми. И, к тому же, Джина, не забывай о том, что голыми и беззащитными мы приходим в этот мир и такими же голыми уходим из него.
Джина сделала оскорбленное лицо.
— На что ты намекаешь?
Но он уже направлялся к двери.
— Итак, я жду тебя, Джина.
Ситуация выходила из-под контроля, и Джина решилась на отчаянный шаг. Точнее, для нее ничего отчаянного в том, что она собиралась предпринять, не было. Поскольку намеки и полупрозрачные предложения были им проигнорированы, оставалось только одно — впрямую предложить себя ему.
Молодой человек в строгом темном костюме, какие обычно носят представители правоохранительных органов, не желающие появляться на людях в униформе, внимательным взглядом окинул зал ресторана «Ориент-Экспресс». Обнаружив сидевшего за стойкой бара окружного прокурора, его помощник уверенным шагом направился к Кейту Тиммонсу.
Окружной прокурор, увидев приближавшегося к нему помощника, удовлетворенно улыбнулся:
— Джеффри! — воскликнул он, отрываясь от коктейля. — У тебя, надеюсь, хорошие новости?
Помощник остановился рядом с Тиммонсом и положил на стойку небольшой черный чемоданчик:
— Я сделал то, что вы просили, мистер Тиммонс, — сдержанно сказал он.
Окружной прокурор мгновенно осушил стакан с коктейлем:
— Неужели ты раздобыл информацию о Лили Лайт? — возбужденно спросил он.
Молодой человек кивнул: — Да, здесь все, что мне удалось о ней узнать, — он протянул Тиммонсу не слишком толстую кожаную папку.
Тиммонс одобрительно похлопал помощника по плечу.
— Молодец, быстро справился. Честно говоря, я и не рассчитывал на это.
Молодой человек с достоинством поклонился:
— Всегда к вашим услугам, мистер Тиммонс.
Окружной прокурор стал трясущимися руками разворачивать папку:
— А фотография, фотография есть? — нетерпеливо спросил он.
— Да, в конверте за документами.
— Благодарю, ты мне больше не нужен, — кивнул Тиммонс и, не дожидаясь, пока помощник уйдет, стал раскладывать документы на стойке бара:
— Так... — пробормотал он. — Что тут у нас есть? Газетные вырезки, так... Так... Протокол... Так... Очень хорошо. Фотография...
Вытащив из конверта снимок, окружной прокурор остолбенело уставился на него:
— Бог мой, — прошептал он, — бывает же такое...