***
Через два дня красные тюльпаны сменили осыпавшиеся розы. На возражения Мери Мейсон отвечал, что дарит цветы не ей, а клинике, всему персоналу. Медсестры и даже проходивший мимо хирург дружно его поддержали. В этом была главная проблема - ее доводы, серьезные, взвешенные, продуманные, Мейсон не опровергал. Он говорил о чем-то совершенно ином. Соглашался с тем, что смотреть с обрыва вниз не стоит, и рассказывал о петляющей по склону тропинке. Она говорила, что им не нужно встречаться, а Мейсон удивленно спрашивал, неужели одно его присутствие так смущает ее. Нет, разумеется, нет!
При разлуке, при свиданье сердце в тишине... Ее вера крепка и не страшится соблазна! По ночам ей снилась прекрасная монахиня, что каждый вечер открывает окно, склоняется к уснувшему саду, снился далекий огонек свечи, лицо, черты которого она не могла разглядеть в блеске пламени, сколько ни всматривалась.
Мери знала, что ей нужно сказать при следующей встрече, подбирала слова, интонации. Она была очень убедительна, проговаривая свои реплики в воображаемом диалоге, и Мейсон, сраженный ее аргументами, силой ее веры, удалялся. Он уходил, но неизменно возвращался - Мери сердилась и упрекала его в неуместном упрямстве. Объясняла, что ни ему, ни кому другому не удастся увести ее с избранного пути. Когда он в самом деле приходил ей не удавалось озвучить и половины доводов - разговор менял направление, касался интереснейших тем. И разве было что-то недозволенное в обсуждении интерпретаций ансамбля "Органум"?* Поэзии Джона Донна?** Мери приходилось ждать следующей встречи, чтобы объяснить суть своего призвания.
Мейсона не было уже четыре дня, и она невольно начала беспокоиться. Быть может, он решил послушать ее и прекратить эти встречи? При последнем разговоре... Нет, они вовсе об этом не упоминали! Она рассказывала об архитектуре монастыря, построенного испанцами, о деревянных скульптурах святых, которым ремесленники придали характерные черты местных жителей. И все-таки, он не пришел... Мери гнала воспоминание о том, как увидела его первый раз. Восковое лицо, прилипшие к влажному от испарины лбу пряди, посеревшие губы, обведенные темными кругами глаза, медленно уходившая из них боль. Не могут же в него стрелять каждый месяц?! Он ведь даже не полицейский, помощник прокурора. Она так и не узнала, что произошло в тот раз. Мери гипнотизировала взглядом карточку, которую дал ей инспектор Кастильо, не решаясь набрать указанный номер.
Ее дежурство закончилось. Она переоделась и, не удержавшись склонилась к цветам. Они пахли свежестью, простором. Лепестки нежно касались ее лица, словно передавали поцелуй.
Мери поспешно спустилась вниз и, попрощавшись, вышла на улицу. Мейсон стоял у машины, вид у него был такой, что все покинувшие было ее страхи разом нахлынули вновь.
- Что-то случилось?
- Нет, - он недоуменно поднял бровь, но на его лице не было даже тени улыбки.
- Что с тобой? - Мери не справилась с тревогой, прозвучавшей в голосе.
- Ничего, - Мейсон честно попытался встряхнуться, но затененные длинными ресницами глаза оставались беспросветно-мрачными. - Тяжелый день в суде. Настроение отвратительное. Все нормально.
Мери облегченно вздохнула:
- Ты проиграл процесс?
- Выиграл, - Мейсон улыбнулся безрадостно.
- Тогда в чем дело? - она испугалась. - Тот человек... он был невиновен?
Мейсон отвел взгляд в сторону. После долгой паузы произнес:
- Она ударила дочь вафельницей по голове. Десятилетнюю девочку. Отец вернулся с работы и не подошел к лежащему на полу ребенку. Пятно крови было с небольшой коврик, - в его голосе напрочь отсутствовали интонации. - Утром девочка пришла в школу. Потеряла сознание. Ее не спасли. Они получили максимальный срок.***
Мери молчала, задохнувшись от ужаса.
- Я всю дорогу думал, быть может, мне не так уж не повезло с семьей? - Мейсон криво усмехнулся. - Как бы я ни относился к мачехе, она никогда не смогла бы ударить ребенка.
Мери и не подозревала о его мачехе. Иногда он упоминал о матери - о том, что она любит сирень, познакомила его с Шекспиром - но, по сути, ничего не рассказывал.
- Мой отец, - произнес Мейсон чуть ли не с ожесточением. - Я не раз думал, что он сломал мне жизнь, отобрал детство, но он никогда... Никогда не поступил бы вот так! Он был суров, порой жесток, иногда бесчеловечен, но он никому не позволил бы ударить кого-то из детей. Скажи, Мери, этого достаточно, чтобы считаться хорошим человеком? Не бить детей, не морить их голодом, не насиловать?!
Ошеломленная она молчала.
- Достаточно не совершать преступлений, чтобы быть хорошим человеком? - теперь Мейсон заговорил спокойно, раздумчиво. - Достаточно соблюдать заповеди - не убивать, не красть, не прелюбодействовать... отдавать кесарю кесарево?
Мери нахмурилась, почувствовав подвох.
- Недостаточно. Ты можешь, думать, что угодно, но человек не может полагаться только на свои силы.
- Спасение невозможно вне лона Церкви, - уточнил он серьезно.
Мери кивнула, с подозрением вгляделась в его лицо.
- Он был учителем Закона Божьего в приходской школе, - было понятно, о ком речь. - Она даже во время судебного заседания шептала молитвы. Они твердили, что хотели оградить дочь от мирской скверны, воспитать ее истинной христианкой...
Мери опомнилась:
- Это ничего не значит!
- Ничего, - согласился Мейсон. - Кроме того, что община поддерживает своего верного сына. Письма от прихожан получил окружной прокурор, генеральный прокурор штата, сенатор, пресса... Завтра мне предстоит объяснять свои действия.
- Но почему? - Мери возмутилась. - Как можно оправдать подобное?
- Они настаивают, что осужденный не мог оставить свою больную жену и не виноват в случившейся трагедии...
- Больную?
- Наркотики. Антидепрессанты. Мери, я видел, как она на него смотрит - если бы он сказал ей выброситься из окна, она бы выбросилась. Я настаивал на том, что она выполняла его указания, и присяжные мне поверили.
У нее не было причин не доверять его словам.
- Так скажи мне, сестра, что делает человека хорошим?
- Сам человек! - выпалила она. - То, что мы делаем!
***
*Ансамбль Мишеля Переса основан в 1982 году. Одно из направлений деятельности -
реконструкция музыки локальных традиций григорианского пения.
** Например,
Земную часть богатства своего
Христос дает мне - щедро, без ответа;
Твой Сын и Бог, но человек при этом,
Он дарит мне - над смертью торжество.
Жизнь нашу оправдала смерть Его,
Но, закланный от основанья света,
Поставил он условьем два завета
Для обретенья царства Твоего.
Они казались нам неисполнимы,
Немыслимы, и суть была мертва;
Но Дух-целитель силою незримой
Вновь оживил убитые слова:
Любовь - вот суть; все пропадет и канет -
Она лишь пусть вовек не перестанет.
*** Дело позаимствовано из сериала "Закон и порядок",
Сообщение отредактировал Сильвандир: Понедельник, 20 июля 2015, 21:49:49