***
Как точно Иден удалось определить то, что Мэри смутно ощущала, но не могла назвать! Не могла найти верных слов... именно этих: "Мейсон принимает людей такими, какие они есть". Рядом с ним Мэри чувствовала себя совершенно естественно, как будто он был самым близким для неё человеком. Родным. Словно не было между ними никаких преград - ей снова и снова приходилось напоминать себе об их существовании, но непреодолимые противоречия удивительным образом превращались в нестоящие внимания условности и рассыпались в пыль. С самой первой встречи... Мейсон открыл дверь, и на Мэри обрушилась лавина его обаяния. Она сперва опешила - не привыкла к такому. Работая в миссии, ей приходилось жёстко пресекать попытки проверить на прочность целомудрие "сестрички", но в этот раз Мэри столкнулась с чем-то совершенно иным. Мейсон не знал, что она монахиня, и флиртовал с ней откровенно, но не грубо. Осыпал комплиментами, поддразнивал, забавлял, очаровывал. Мэри было смешно и... приятно. Она позволила себе вступить в игру, извечную игру мужчины и женщины, и сама не заметила, как закружилась в танце. Мэри не сомневалась, что сказочное очарование развеется, стоит ей сказать, кто она. Мейсон на самом деле был ошарашен ее признанием, но не обиделся и не рассердился. И не утратил к ней интерес. Как будто его привлекала она сама, а не то, что он мог - точнее, не мог - получить от симпатичной девушки.
Приходилось признать, что Иден была права и в оценке производимого ее братом впечатления: "способен потрясти воображение...". По крайней мере, воображение Мэри он потряс. И обосновался в ее снах и фантазиях так прочно, что ей уже трудно было представить их без него. В этом не было ничего странного, Мейсон, как опять-таки точно заметила Иден, создание уникальное, и выбросить его из головы было так же невозможно, как забыть о встрече с драконом. Гораздо удивительнее, что он и наяву вошёл в жизнь Мэри, стал ее неотъемлимой частью. Нельзя сказать, что с ним было легко - для этого он сам был слишком сложен и противоречив. Мэри было не просто его понять, разобраться, когда он серьезен и открыт, а когда играет на публику, беззастенчиво манипулирует. Тем более, что Мейсон и свою искренность спешил использовать, а в его лицедействе таилось нечто глубоко личное, выстраданное. У Мэри голова шла кругом - она, как будто блуждала в лабиринте, разгадывая хитроумные комбинации на запертых дверях, которые, открываясь, вели ее все в те же бесконечные коридоры смыслов. Мейсон сбивал с толку, едва не приводил в отчаянье, однако, - сейчас Мэри это осознала с обескураживающей ясностью - ей не нужно было прикладывать усилий, чтобы он правильно понял ее. Рядом с ним она не чувствовала мучительной неловкости, которая охватывала ее при общении с другими людьми. Не нужно было объяснять, где она провела десять последних лет своей жизни, почему, именно, в монастыре и как на неё это повлияло. Мэри было не легко влиться в повседневную жизнь современного американского города, порой она ощущала себя инопланетянкой или - грустная улыбка скользнула по ее губам - пришелицей из прошлого. Приходилось следить за собой и все равно ловить недоверчивые взгляды не только посторонних людей, но и тех, кого она знала с детства. Даже Марк, давний, самый лучший, самый преданный друг, огорчался, когда их общение не соответствовало его ожиданиям. Мэри старалась, просила его проявить терпение, работала над собой... Он пытался втиснуть ее в рамки своих представлений о том, какой должна быть современная, работающая американка, которая собирается выйти замуж за достойного молодого человека, а ей было неуютно, как в чужой одежде, и стыдно за то, что подводит его.
Мэри на мгновение прикрыла глаза. С Мейсоном ей не нужно было стараться соответствовать каким-то нормам и следовать неким неписаным правилам. Он смотрел на неё с радостным удивлением, словно открывал для себя неизведанный мир. Он узнавал ее настоящую, понимал, принимал... А она стремилась ограничить его узкими рамками ярлыка! Сперва определила, как самодовольного повесу, потом хитрого и опасного врага, когда же убедилась в несостоятельности своих выводов, сочла Прекрасным Принцем, пробудившим ее от зачарованного сна, и снова ошиблась. Рассердилась на него, а еще больше на себя за то, что обманулась, за то, что так больно, за то, что он при всех своих пороках не вписывается в образ бессердечного соблазнителя. Попыталась вовсе выбросить из головы со всеми его скелетами в шкафах, загадками и тайнами, чарующими интонациями, мальчишеской ревностью, грубостью, подозрениями, неожиданным смирением и обольстительными взглядами. Безуспешно. Мейсон все время оставался с ней, и даже если... если он не вернётся - эта мысль облила холодом - ей не избавиться от него, как не сбежать от себя.
Мэри открыла глаза и увидела в дальнем конце коридора Марка. Он сделал движение, словно хотел подойти, но не решился. "И не надо!" - с несвойственным ей раздражением подумала она, - "это из-за него..." - и тут же ощутила укол совести. Нет, не из-за него, вынуждена была признать. Не справедливо обвинять Марка в том, что сделал тот ужасный человек, беглый преступник. Марк, она была уверена в этом, не помышлял ни о чем дурном, он... оказался слаб, его трусливые слова подвергли опасности Иден и, возможно... возможно... Но он не ожидал таких последствий, и, наверняка, сейчас ему ужасно стыдно. Мэри заблуждалась на его счёт, считая воплощением благородства и самоотверженности, разочарование оказалось жестоким, но она не совершит ещё раз ту же ошибку - не отвернется от друга, который не вписался в рамки. Ей нужно научиться прощать, принимать людей с их слабостями и недостатками, а не судить их.
Мэри прикусила губу. Чем больше она убеждала себя, тем яснее понимала, что не сможет простить Марка, если, в самом деле, произойдёт непоправимое. Думать об этом было слишком страшно и больно. Мэри встретилась с ним глазами и с трудом нашла в себе силы не отвести взгляд. На то, чтобы улыбнуться ему, ее уже не хватило.
Сообщение отредактировал Сильвандир: Суббота, 27 августа 2016, 18:49:40