Говорят, когда тебе плохо, достаточно найти того, кому еще хуже, чтобы понять необоснованность собственных жалоб на судьбу. Хуже всех, я думаю, сейчас было Келли. Визиты в психиатрической клинике не приветствовались, но меня знали, как помощника прокурора, и пустили. Я впервые пожалел об отставке – когда о ней станет известно широкой общественности, попасть к Келли будет гораздо сложнее.
Голые блеклые стены давили на психику, внушая тоску и непреодолимое желание бежать как можно дальше от металлического лязганья дверей и путаницы тесных коридоров за ними. Убогая бесцветная обстановка комнаты для посещений слишком напоминала тюремную. И Келли, сидевшая на краешке узкой кушетки, выглядела потерянной. Спутанные, словно выцветшие волосы падали на бледное осунувшееся лицо, окутывали поникшие плечи. Мешковатая больничная одежда скрывала фигуру, но руки были совсем тоненькие, они бессильно лежали на коленях, как сломанные веточки. Юная послушница, отданная безжалостными родственниками в монастырь во искупление своих грехов. Ее, жаждущую жизни, радости, любви, спрятали за мрачными стенами, куда не проникают звонкие песни и яркие цвета, обрекли на унылое существование птицы в клетке.
- Привет, - произнес я не громко. Казалось, любой резкий звук обрушится на нее камнепадом.
- Привет, - Келли отбросила от лица волосы, чуть склонила голову к плечу. Она словно силилась рассмотреть меня через мутное стекло. – Ты сегодня не такой, как обычно, - произнесла с легким недоумением.
- Просто не бритый, - произнес я, с ужасом понимая, что уже отвечал ей этими же словами. Больше года назад, после смерти Джо.
- Нет, - она покачала головой. – Ты грустный.
Тогда Келли сказала то же самое. Я позвонил доктору Армонти, и он сумел помочь ей. Или возвращение матери позволило спасти рассудок. Сейчас не было ничего, что удержало бы Келли в реальности. Ник…
- Ты не любишь Ника, – я сел рядом с ней, почти касаясь плеча.
- Ник хороший, - вздохнула Келли. – Он добрый. Он так… любит меня.
- Да, он хороший. И любит тебя. А в твоем сердце столько нерастраченной нежности, - я накрыл ее пальцы своей ладонью.
Нежности, предназначенной Джо, любви, которую не на кого было излить, пока не появился Ник. Добрый, преданный… влюбленный. А потом его брат…
- Я так виновата перед ним, - прошептала Келли. – Я обманывала Ника. Он никогда меня не простит.
- Нет, - я сжал ее дрожащие пальцы. – Ты подарила ему настоящее счастье. Любовь, о которой можно лишь мечтать, стала для него реальностью. Ненадолго. Но воспоминание о ней уже никто не сможет отнять. Ник никогда не забудет, как был счастлив с тобой.
- Я заставила его страдать.
- Из таких страданий рождаются стихи и песни. Ник не отказался бы от любви, даже зная, что будет страдать из-за нее.
- Джо умер из-за меня.
- Нет. Его убил мерзавец…
Я замолчал. По щекам Келли текли слезы. Ее лицо оставалось спокойным, губы не кривились, глаза были широко открыты, а слезы текли, капали с подбородка на грубую ткань халата. Словно плакала статуя в храме…
- Умирая, он знал, что смог защитить тебя.
Это было не совсем так. Питера в конечном счете застрелил Круз.
- Он знал, что ты будешь жить. Будешь счастлива. Он желал тебе счастья, Келли, любви, - я гладил ее волосы, тонкие, как шелковые нити. – Поверь мне…
- Почему столько зла? – она судорожно сжала руки на груди. – Оно не умерло с Питером. Я видела… В глазах Дилана то же безумие… и пистолет…
За дверью раздались шаги. Келли вздрогнула всем телом и отпрянула. Ее взгляд затравленно метался.
- Я вытащу тебя!
Она словно и не слышала. Санитар открыл дверь и встал в проходе, скрестив руки.
- Я все сделаю, чтобы ты вышла на свободу, - произнес я твердо.
Келли опустила голову, занавесив лицо волосами. Я на мгновение поймал ее быстрый взгляд, отчаянный, загнанный. Она медленно пошла к двери.
Сообщение отредактировал Сильвандир: Вторник, 27 декабря 2016, 18:10:37