…Доктор Картер оказался прав: ходить действительно стало легче, хотя короткая прогулка по палате забирала почти все силы. Но Мэри воодушевляло уже то, что есть прогресс… вчера и один шаг был подвигом… В другое отделение ее транспортировали в кресле – уже сидя, не лежа… тоже добрый знак. Обещали, что со дня на день снимут бинты…
Новость прекрасная, вот только, как она будет выглядеть… Мало того, что шов на голове, так еще и совсем нет волос… Та еще красотка… В силу своей профессии Мэри часто сталкивалась с подобным в жизни и относилась спокойно, но то - другие люди, а то - она сама… Не хотелось бы ей, чтобы Мейсон видел ее такой…
Понятно, что для него ничего не изменится, он не станет относиться к ней хуже, а со временем она вернет себе прежний облик, но первая реакция будет шоковой… Это Мэри знала как раз из профессионального опыта…
Накануне она обмолвилась о своих переживаниях Софии, и та посоветовала ей поносить парик… не постоянно, чтобы не спровоцировать гноение швов, но хотя бы в отдельные важные моменты… и что-нибудь полегче – с короткой стрижкой. Немножко ново – Мэри за много лет привыкла к волосам до плеч, и Мейсону так нравилось, но все лучше, чем совсем без волос… София в париках толк знала и обещала ей что-нибудь подобрать.
Мейсон с самого утра, как Мэри втайне и мечтала, ни отходил от нее ни на шаг – оживленный, озорной и загадочный. Без конца шутил, смешил ее и, похоже, опять что-то замышлял. Но это подозрение разволновало ее по-хорошему – теперь она не чувствовала в скрытности Мейсона угрозы… и поэтому беззаботно смеялась вместе с ним, подспудно предвкушая что-то необыкновенное…
Сбываться ожидания начали вечером. Часов в 5, после ее дневного отдыха, уже в «новую» палату отделения терапии заглянул Мейсон и объявил, что они отправляются на прогулку в госпитальный сад.
- Конечно, не газебо… но цветы там тоже есть, я проверял…
- Мне кажется, за один глоток свежего воздуха и клочок голубого неба не жалко было бы отдать все цветы и красоты… Я только сейчас поняла, что уже неделю вижу исключительно белый потолок…
- Вот и я об этом подумал, - хитро прищурился Мейсон.
Он был какой-то новый, по сравнению с утром. Пока она спала, видимо, съездил домой и переоделся, потому что теперь на нем был не костюм, а темно-синие брюки и голубая рубашка с длинным рукавом – без галстука. Он редко обходился без пиджака и галстука, но Мэри он таким всегда очень нравился… Будто сразу исчезала дистанция и все условности… Как на их втором свидании, когда он втихаря спустил ее покрышку, благодаря чему они провели вместе незабываемый вечер… Сейчас ее посетило странное впечатление – с одной стороны, Мейсон был одет просто, не особенно выделяясь своим нарядом на фоне ее больничной рубашки, но при этом смотрелся празднично… И именно такого эффекта он, кажется, добивался.
Мейсон помог ей пересесть в кресло-коляску, и Мэри успела отметить, что в его движениях и прикосновениях столько любви и бережности, что она совсем не стесняется перед ним своей немощи, слабости, болезненности… Они как будто стали частью друг друга, поэтому все друг в друге принимали естественно… «Тогда и меня бы не было…» - эхом отозвались в памяти его слова, на их первой после ее операции встрече. Как страшно, и как замечательно…
Мейсон со специального выхода осторожно выкатил кресло с Мэри в сад. Собственно, садом это называлось для удобства обозначения – а по факту, скорее, напоминало парк, окружавший основной корпус больницы. Вымощенные плиткой дорожки, аккуратно подстриженные хвойники и кустарники, изумрудный газон, добавляющие разнообразия в зеленую палитру клумбы с цветами, лавочки, разбросанные по всей территории… День был чудесный – как по заказу… легкий теплый ветерок, доносивший соленый запах океана, и ласковое солнышко…
- Подожди, минуту, - попросила Мэри, когда он развернул кресло вправо - в сторону длинной тенистой аллеи, - что-то у меня голова кружится… Я немножко подышу, ладно?
- Всё, что скажешь… Ты, главное, не молчи…
- Знаешь, для меня и правда всё как будто заново… Заново учишься ходить, дышать, смотреть на себя в зеркало, работать, мыть полы… Мейсон, неужели я когда-нибудь снова сама сумею просто вымыть пол?
- Конечно… только с моим участием…
- По крайней мере, мести полы, я помню, у тебя неплохо получалось… Когда-нибудь… когда-нибудь перестанет накатывать дурнота от каждого движения или вздоха… когда-нибудь я снова начну нормально жить…
- И даже раньше, чем ты думаешь…
Мэри подняла на него вопросительный взгляд, Мейсон загадочно улыбнулся.
- Ах так! – весело вознегодовала она. - В таком случае, я готова ехать дальше!
Пройдя метров сто, Мейсон с плиточной дорожки свернул на тропинку, присыпанную гравием. Она привела их в уютный тихий уголок, где плотно посаженный кустарник с белыми цветами создавал своего рода живописные стены, над скамейкой низко нависали ветви клена, протягивая к плечам сидящих разлапистые листья – получался козырек. Мейсон вкатил кресло в тень и присел перед Мэри на корточки.
- Закрой глаза…
Она послушалась сразу, не споря. Это так понравилось Мейсону, что он начал с того, что поцеловал ее розовеющие от свежего воздуха губы. Почувствовал, как на них зацвела улыбка…
- Мне для этого надо было закрывать глаза?
- И для этого тоже. Не вздумай подглядывать…
Поцеловав ее снова в уголок улыбки, Мейсон три раза хлопнул в ладоши, Мэри услышала легкий шорох вокруг.
- Теперь можно, - позволил Мейсон, и она распахнула изумленные глаза.
Рядом с креслом возник столик на колесиках, покрытый белой скатертью и уставленный фруктами и шоколадом. В центре красовался изящный графин с лимонадом и маленькая розочка в чаше-вазе. Перед собой Мэри увидела трех музыкантов с инструментами в руках: скрипка, аккордеон и гитара.
Мейсон, улыбаясь все так же хитро и таинственно, взял с фруктовой тарелки румяное спелое яблоко и протянул Мэри. Она приняла – как реквизит от великого мага - замирая от восхищенного ожидания чуда.
Мейсон поднялся и встал впереди трио музыкантов, изображая конферансье. Мэри сжала губы, чтобы сдержать смех. В глазах у нее сиял почти детский восторг.
- Леди и джентльмены! – с пафосом начал Мейсон. – Мы рады приветствовать вас на вечере французской музыки на лучшей площадке штата Калифорния… на расстоянии… в полмира от Парижа. В чем величие современной французской музыки? В том, что она ни под кого не подстраивается, не гонится за модой. Шансон, варьете и лирическое направление – вот, что прославило музыкальную Францию на весь мир. При этом она осталась равно холодна, как к популярному в Европе диско, так и к сделавшему революцию в США рок-н-роллу… Итак, мы начинаем… Располагайтесь удобнее, и да будет музыка!
Концерт состоял из десяти мелодий. Мейсон коротко представлял каждую – авторов и исполнителя, который сделал композицию известной. Мэри быстро заслушалась, необычная – щемящая, пронзительная, невероятно мелодичная музыка затягивала ее, подхватывала и уносила куда-то… где было очень хорошо… где не было зла, а только несравненная красота перед глазами и такая же – в душе.
В некоторых произведениях солировал аккордеон – его звучание вызывало внутри сладкую тоску – подобно ностальгии… - а скрипка с гитарой, вторя ему, подчеркивали неизбывность светлой грусти. Но чаще всего рисунок мелодии выписывала скрипка. Молодой музыкант с густой шапкой светлых волос играл потрясающе. У него в руках был не смычок, а будто кисть, которой он наносил на воображаемый холст яркие и нетривиальные картины – эмоции, впечатления, чувства… и Мэри их видела так ясно, словно этот холст существовал перед ее глазами. Казалось, в мире больше никого и ничего нет – только эти печальные и нежные звуки, рождавшие в сердце удивительную отраду. У Мэри замирала душа. Эти инструменты и эти ноты словно созданы друг для друга…
Ив Монтан, Сальваторе Адамо, Шарль Азнавур, Мирей Матье, Джо Дассен… Это была сказочная, исцеляющая музыка… Открытие - такое запоминающееся, вдохновляющее, всколыхнувшее так много в ней… как настоящая любовь на всю оставшуюся жизнь... Больше всего ей понравились четыре мелодии, одну из которых – «Под небом Парижа» из репертуара Ива Монтана – она знала раньше. Но одно дело – многоголосый оркестр, и совсем другое – камерное, проникновенное исполнение тремя инструментами… Завершала импровизированный концерт «Вечная любовь» Жоржа Гарваренца… Мейсон сказал, что Европе она известна, как песня – в исполнении Шарля Азнавура, а Мэри, очарованная драматизмом мелодии, подумала, что есть музыка, для которой не нужны слова… даже если они не менее гениальны… «Вечная любовь» была ей понятна даже без этого названия…
К финальной композиции в дальний, затерянный уголок, который нашел Мейсон, из разных концов парка стянулись не менее пятнадцати человек, привлеченные необычными звуками. В основном, пациенты или их близкие. Публика бурно аплодировала музыкантам, а Мэри прижималась пылающей щекой к ладони Мейсона и одними глазами, подернутыми влажной, почти пьяной от счастья пеленой, говорила ему: «Чудо – это ты»…
Сообщение отредактировал Bereza163: Воскресенье, 02 июня 2019, 16:32:05