…В Вентуре Мэри провела четыре дня. Она опасалась, что изведется от безделья, но, на деле, практически их не заметила. С самого утра она уходила из дома в огромный Грант-парк и часами просиживала на скамейке с видом на океан… Слушала грохот волн, врезающихся в утес, и все надеялась, что уляжется смута в душе… А она почему-то разрасталась…
Пребывание в родительском доме вызвало забытые образы, воспоминания… и тягостные размышления… Папа, мама, еще молодые и беззаботно счастливые… потом маленькая Кристи, отчим… Стив… Мэри никогда не задумывалась, какое странное свойство у памяти – в момент острых переживаний она выдергивает из всей жизни именно те картинки, которые касаются предмета твоего раздрая…тем самым только добавляя смятения…потому что выясняется, что однозначного ответа на твои вопросы нет ни в настоящем, ни в прошлом…
Полуиссохшаяся собачья будка во дворе напомнила ей историю из детства. Мэри было лет 10, когда ее покусал на улице бродячий пес. Приятного мало: и больно, и страшно, и потом еще курс уколов от бешенства в живот… А через пару месяцев она нашла эту собаку в кустах недалеко от дома с раздробленными передними лапами. Видимо, машина переехала… Пес не в состоянии был даже ковылять, просто лежал и смотрел на Мэри глазами, полными неизбывной тоски. Под этим взглядом она мгновенно забыла и простила ему все свои мучения, и притащила домой.
Тэда закатила ей скандал и потребовала немедленно выкинуть этот «вшивый комок шерсти», как она выразилась, на помойку. Тем более, у собаки агрессивный характер! Но Мэри уже тогда была упряма во всем, что считала правильным. Не найдя понимания у матери, она пошла к отцу. Он ее одобрил. Сколотил будку, куда Мэри поместила своего «пациента», а потом с любовью и гордостью сказал:
- У тебя золотое сердце, Мэри… Ты впредь никого не слушай, кроме него, что бы с тобой ни случилось… Для тебя самое важное – жить в ладу с сердцем, быть самой собой, даже если все вокруг считают тебя блаженной или глупой…
Она тогда ничего не поняла, кроме того, что отец ее очень любил. Того бродячего пса (Амиго) она благополучно выходила, он остался у них жить, а спустя некоторое время спасенная ею собака спасла в океане пятилетнего малыша…
И только сейчас, раскручивая в памяти эти события, Мэри подумала, что она просто слушала свое сердце… Невзирая на чужие доводы и мнение, несмотря на свой собственный печальный опыт… поэтому так же равнодушна, как к ругани матери, она потом была и к восхвалениям, превозносившим отвагу Амиго и ее прозорливое милосердие… Отец оказался прав: она не могла жить не в ладу с собой… Даже если и пробовала – как все, на долге, на ответственности, на жалости – долго не выдерживала.
Мэри не была наивна и поверхностна, чтобы проводить прямую параллель между историей с Амиго и ситуацией с Марком, но ее теперешние взгляды брали начало из детства. Потом они укрепились в монастыре, где ей ежедневно проповедовали, что нужно дарить любовь. И это намного важнее, чем получать ее самой. А еще нужно уметь прощать людей…но это было легко в монастыре, а в мирской жизни она плохо справлялась. Особенно, когда это касалось лично ее. В первую очередь, в ситуациях с Мейсоном. Она была беспощадна к его ошибкам и тут же чрезмерно терпима к чужому злу…Впрочем, не надо… о Мейсоне она пока не готова была рассуждать даже в мыслях…и усилием возвращала себя обратно в детство и юность…
Если на горло себе наступать у нее не получалось, то отворачиваться и закрывать глаза на то, чего не хотелось видеть – запросто. Пьяные истерики матери после смерти отца… она терпела и старалась относиться по-доброму, оправдывая это ее страданиями… А теперь Мэри спросила себя: разве горе было у одной Тэды? Разве им с Кристи не пришлось испытать ужас безвозвратной потери самого близкого человека? Но мать упивалась собственными муками, предоставив детям разбираться с их бедой самостоятельно…
Но это еще были цветочки. Настоящие побеги терпеливое снисхождение к причудам и пьянству матери дало позже – когда она вышла замуж за мистера Бассета, и в их дом вошло настоящее Зло в образе его сына Стива.
Был ли такой момент, когда те страшные удушающие заросли выглядели травинкой, выражаясь метафорой Джулии? Была ли возможность ее уничтожить? Да… Только это должна была сделать Тэда, которой не хватило элементарной любви к собственным дочерям… а потом уже покатилась цепная реакция…
До взросления Мэри Стив вел себя просто нелюдимо и отчужденно. Однажды, когда ей было лет 17, наверное, приехал на каникулы, и тогда всё изменилось. Его будто столбняк разбил, когда он взглянул на Мэри. Она, никогда не считавшая себя красавицей и не осознававшая своей исключительной прелести, вслед за матерью называвшая себя дылдой и имевшая среди молодых людей только друзей, но не поклонников, не в состоянии была правильно прочитать внезапный интерес сводного брата.
Сначала ее смущали его странные взгляды, непонятное желание прикасаться к ней по поводу и без повода, проводить с ней все свободное время… А когда она еле смогла выставить его из комнаты, чтобы просто переодеться, потому что он настойчиво предлагал ей свою помощь в этом процессе, Мэри впервые испугалась. Сама не поняла, чего именно, но испугалась…
Мать, вся такая многоопытная в том, что касалось мужчин, этих тревожных звоночков не замечала. Как потом в упор не видела куда более вопиющих сигналов с Кристи…
Мэри теперь то и дело пыталась представить, сумела бы она обуздать маниакальность Стива, не скройся за стенами монастыря… и все больше приходила к выводу, что оказалась бы бессильна. Противостоять взрослому разъяренному мужчине, жаждущему обладания женщиной любой ценой, она уже пробовала… это бесполезно. Заявила бы после первого изнасилования в полицию? А почему не заявила на Марка? Он был ее мужем… и она чувствовала свою вину, стыд перед Мейсоном… А Стив – брат, и мать из-за отчима никогда бы не поверила в версию Мэри… Психологически пришлось бы неимоверно тяжело – с одной стороны, переживать гнет случившегося, а с другой – выдерживать давление Тэды, которая вместо поддержки обрушила бы на голову несчастной дочери одни упреки… Мэри бы в два счета убедили, что она сама виновата в том, что сделал с ней Стив…
Выходило, что, не сбеги она в монастырь, ей бы достался тот кошмар, что довелось пережить Кристи… Отвернуть не было ни единого шанса, ведь вся семья, закрывая глаза на происходящее, предпочитала делать вид, что всё прекрасно. И неизвестно, в кого бы Мэри превратилась…
Но она спряталась от разрастающегося зла в монастыре, где принялась строить комфортный для себя мир, вновь обрела покой и душевное равновесие…и отворачивалась от того, что порою выбивало ее из этого состояния. Мэри должна была помнить про Стива, но она с удовольствием забыла о нем и даже не подумала, что с ним остается младшая сестра. Отношения с Кристи потом складывались сложно, та не впускала Мэри в душу, полагая, что монахиня скорее осудит, чем поймет то, что творится с юной девушкой… А Мэри особенно и не делала попыток разобраться, с точки зрения душевного комфорта удобнее было верить в семейную гармонию…
Тогда еще она даже не была знакома с Мейсоном, но ее стремление уклониться от чего-то темного и пугающего, сбежав в собственный мирок добра и забаррикадировавшись там, обернулось трагедией для близкого человека…
В своих размышлениях и оценках Мэри, пожалуй, еще никогда не была столь беспощадна к себе, поэтому они ее ужасно выматывали. Когда в первый вечер она вернулась домой, пробродив в парке и по улицам часов восемь, пожилая жилица пригласила ее к чаю, заметив сочувствующе:
- Мэри, какая ты бледная и усталая… Ты хотя бы ела что-нибудь сегодня?
Она провела рукой по глазам.
- Да, я заходила в кафе.
На чай Мэри согласилась. Ей просто жизненно необходима была передышка от самой себя. В их доме та самая общительная обаятельная женщина, звали которую Элеонора Фолк, проживала вместе с дочерью Натали и трехлетней внучкой Элен. Дочь работала учителем в местной школе, а Элеонора вела дом и воспитывала внучку. Ей было около шестидесяти лет, она казалась очень подвижной и бодрой женщиной. А еще, насколько успела заметить Мэри, это семейство было очень дружно между собой. Элеонора Фолк производила впечатление простого, но очень сердечного человека. От нее шел заряд позитива, жизнелюбия и доброты. Честное лицо, без натуги казаться значительнее или мудрее, поэтому она вызывала симпатию.
- Миссис Фолк… - начала было Мэри, разливая по чашкам заварку, пахнущую мятой.
- Зови меня мисс Элли, - перебила та. – С тех пор, как показывают «Даллас»,
[1]меня так все величают…Говорят, я даже немножко похожа на Барбару
[2]…
Заметив недоуменный взгляд Мэри, мисс Элли непритворно изумилась:
- Ты не смотрела?
- Нет.
- Разве это возможно? Вот уже восемь лет - это лучший вечерний сериал США!
- Семь из них я провела в монастыре, - пояснила Мэри. – Телевизора там не было…
- В монастыре? – всплеснула руками мисс Элли. – Да разве это возможно – такую красоту прятать от людей?
Мэри смущенно зарделась. Ей было и приятно, и в то же время неуютно, словно опять кто-то напоминал о Стиве, который тоже говорил ей нечто подобное…
- Когда я уходила в монастырь, была гадким утенком, - попробовала отшутиться она.
- Не может быть, - убежденно возразила пожилая женщина. – Глаза-то у тебя не изменились, а они у тебя необыкновенные… Но прости, ты что-то хотела у меня спросить?
- Ничего особенного. Просто подумала, где Натали и Элен? Такая чудесная девочка…
- Да, она очень сообразительная… даже чересчур много понимает. Они где-то на пляже, наверное, скоро вернутся.
- Тяжело с ребенком одной? – спросила Мэри, больше думая о своем, и сразу спохватилась:
- Простите, ради бога! Это бестактно… вы же меня совсем не знаете…
- Да дело не в этом, - добродушно усмехнулась мисс Элли. – Ничего особенного ты не спросила. Но просто или тяжело я не знаю… Натали не с чем сравнивать, у нее никогда не было мужа, а я только два года назад овдовела и своего ребенка воспитывала не одна. Человека вырастить всегда сложно… неважно есть муж или нет. Главное, чтобы была любовь.
Мэри опять прикинула эти слова на свою семью и горько вздохнула. Уж не за тем ли собралась она в Ирландию, разбивая сердце Мейсону и себе, чтобы склеить осколки этой старой чашки?
- Подожди-ка, это не ты случайно выронила? – мисс Элли наклонилась к стулу, где сидела Мэри, и подняла с пола фотокарточку Мейсона. Это был совсем свежий снимок, сделанный на вилле: Мейсон сидел на берегу океана в белой рубашке с расстегнутым воротом и улыбался, как умел улыбаться, только видя перед собой Мэри… Заразительно, восхищенно, всегда чуть удивленно и открыто… Глаза светились нежностью и обожанием… На него невозможно было не залюбоваться…
Мэри носила фотографию с собой в книге Бернарда Шоу «Пигмалион» и, видимо, она выпала.
- Какой замечательный молодой человек, - оценила мисс Элли, возвращая снимок.
- Почему вы так решили? – краснея от удовольствия, спросила Мэри и невольно задержала глаза на фотографии.
- А разве я не права?
- Правы… Он самый замечательный…да вот только иногда этого мало…Господи, ну почему у меня опять всё наперекосяк?..
…На второй день Мэри позвонила в дом СиСи. Нужно было дать знать о себе, а разговаривать с Мейсоном она боялась… Не знала, что ему сказать, хотя стольким хотела бы поделиться… Но главное, боялась, что, если он только попросит ее вернуться, она сразу же забудет про Дублин и помчится на автобус до Санта-Барбары…
С ней творилось что-то непривычное. Она не видела Мейсона всего двое суток, а истосковалась так, словно прошли два года… Мэри привыкла к тому, что Мейсон всегда рядом. Привыкла к его глазам, ласке, заботе, исцеляющим любовью словам и поцелуям… Привыкла засыпать и просыпаться в его объятиях… Вместе завтракать, обедать и ужинать, болтая обо всем на свете… Беззаботно смеяться…и понимать, как выглядит ее счастье… Она даже не подозревала, как тяжело и больно ей придется без всего этого. Что же тогда будет с ней в Ирландии?..
Была половина десятого вечера. Мэри казалось, в это время больше шансов застать СиСи или Софию дома. Но трубку снял Мейсон…
- Резиденция Кепвеллов, - не своим, обесцвеченным голосом сказал он. – Говорите, я слушаю…
Мэри молчала, закрыв глаза. Из-под ресниц одна за другой сочились и скатывались по щекам слезы…
- Алло! – повторил Мейсон, и вдруг лицо его дрогнуло и застыло как от судороги – он догадался, кто на другом конце провода… Он хотел произнести «Мэри», но от волнения и смятения перехватило горло… Он стоял, смежив веки, и слушал ее дыхание в трубке, ощущая странное подобие одновременного блаженства и истязания… Она дышит, ходит по земле, смотрит и улыбается… пусть вдали от него, но живет!!! И эта мысль делала Мейсона почти счастливым… или вернее, примиряла с его несчастьем…
«Мейсон…мой дорогой… мой любимый… мой единственный, - сердце так рвалось у Мэри из груди, что ей казалось, Мейсон слышит его стук в мембране. Сказать ему, что она думает о нем каждую минуту… что любит еще сильнее…но она не могла даже разомкнуть губ…Их словно запечатало. И только оглушающий шум в ушах…
Прошло полминуты, а может, больше… никто из них не решался заговорить или положить первым трубку.
- Мэри! Мы садимся пить чай! Пойдем к нам, - позвала из гостиной мисс Элли, и Мэри непроизвольно нажала на рычаги телефонного аппарата.
…А Мейсон еще долго слушал короткие гудки в трубке, как если бы ждал, что случится чудо и сквозь них все-таки зазвучит голос Мэри…
[1] Главная героиня американского культового сериала «Даллас» Элеонора Юинг, которую все называют «мисс Элли»
[2] Барбара Бел Геддес – американская актриса, исполнительница роли мисс Элли
Сообщение отредактировал Bereza163: Суббота, 29 июня 2019, 15:59:19