Что за дверью?

После ужина на огромном блюде с оладьями открылось дно. Майклу и Виоле они удались. Все вместе мыли посуду. Идиллия была натянутой, так как никто искренне не веселился. Виола влезла на стул с ногами и орудовала полотенцем. Ее личико было серьезным. Почему она перестала улыбаться именно в ванной? Ведь вначале она радовалась возвращению матери, хвасталась своими оладушками. С громким звоном тарелка полетела на пол и разлетелась на мельчайшие кусочки. Виола вздрогнула, замерла, глядя сверху вниз на рассыпанные по полу зубчики фарфора. Вдруг по ее щекам потекли слезы, и через несколько секунд она уже плакала навзрыд. Никита бросилась к дочке и крепко прижала ее к себе.
– Ты испугалась, малышка? Ничего страшного, это всего лишь тарелка.
Девочка не успокаивалась. Майкл молча взял щетку и совок и принялся выметать осколки из-под раковины. Его лицо было непроницаемым, но Никита знала, что он расстроен.
– Пойдем спать, родная, – Никита взяла Виолу за руку и заставила встать.
Виола плакала под душем, ее слезы заливали личико, попадали в рот. Никита молча поливала ее водой. Ее ребенок был слишком необычен для того, чтобы можно было просто приласкать его и успокоить, прижав к себе покрепче. Особенно этого нельзя было делать после разговора с Медлин. Чем строже, тем лучше. Для успокоения души можно было просто представить плачь Виолы обычным капризом. Капризы поощрять не следует, поэтому можно вынести все молча.
В кроватке Виола забилась с головой под одеяло и продолжала всхлипывать. Никита прикрыла лицо ладонью и сама готова была разреветься. Маленькое тельце вздрагивало под одеялом и было понятно, что девочке очень плохо. Майкл не входил в детскую. Это можно было расценить как жесткие меры воспитания, а можно было – и как проявление слабости. Никита предполагала как раз второй вариант, Виола же скорее всего склонилась бы ко первому. И в этом весь Майкл – его поведение всегда двусмысленно.
– Виола, – не выдержала наконец Никита, – может быть, ты объяснишь мне наконец, почему плачешь? Ты проливаешь слезы уже полчаса, а я так и не поняла, в чем причина. Ты сама-то понимаешь, что произошло?
Всхлипывания стали сильнее. Когда ребенка начинаешь успокаивать, реакция обычно бывает обратной – он начинает плакать громче. Виола не была исключением.
– Если ты не перестанешь реветь, я встану и уйду. Ты этого добиваешься?
Внезапно Виола затихла совсем. Первой мыслью Никиты стало: "А вдруг задохнулась?!" Она постаралась взять себя в руки и осторожно откинула край одеяла. Виола серьезно смотрела на нее заплаканными зелеными глазами. От этого взгляда стало страшно.
– Мама, ты умрешь? – ее голос подрагивал от недавнего плача, но самого плача уже не чувствовалось.
– То есть? – не поняла Никита. – Сейчас или вообще?
– Вообще.
– Конечно. Все люди рано или поздно умирают. Все до единого.
– Когда становятся старыми?
– Да. Когда становятся старыми.
– Ты мне об этом рассказывала. Но те люди в самолете умирали друг за дружкой. Почти никто из них не был старым. Ты тоже упала, как и они. Ты можешь умереть сейчас?
– Но я же не умерла. Просто меня ранили, вот и все.
– Нас было много в самолете. Лори, Рауль, Джон… Я больше не видела их с тех пор, как мы вернулись. Боюсь, что они умерли. Да, мамочка?
– Мне кажется, что да, – неуверенно ответила Никита. Ей не очень хотелось пугать дочку, но раз уж она задала такой вопрос, на него нужно ответить, пока она сама не сочинила свою теорию о смерти.
– Значит, ты тоже можешь умереть, – Виола не спрашивала. Она утверждала. – И папа. И тогда я останусь одна. Буду жить в этом доме одна, мне не с кем будет поговорить, некому будет почитать мне книжку, поцеловать меня. И кого тогда я буду любить?
– Золотко, но я не собираюсь умирать.
– А Лори хотела, чтобы ее убили? – девочка искренне удивилась.
– Нет, конечно… Но Лори… У нее ведь не было доченьки, которая просила бы ее не умирать. Когда меня ранили, я услышала, как ты меня зовешь, и вернулась. Я поняла, что очень тебе нужна.
– Мамочка, я очень тебя люблю, – Виола потянулась к ней и Никита ласково обняла ее, ныряя под одеяльце с утятами. Дочка прижалась к ней и вздохнула, приглаживая волосы матери обеими ладошками. – Если я буду просить тебя не умирать, ты всегда будешь со мной?
– Постараюсь, – стараясь сдержать слезы, Никита вдыхала всеми легкими родной молочный запах ребенка.
– А Роберт? – вдруг осенило Виолу. – Он тоже умер? Он обещал научить меня бросать бумеранг, как индейцы, а потом вдруг не пришел. Он умер, правда, Никита?
– Я давно не видела Роберта, – ей было трудно отвечать. Роберт, молодой веселый парнишка-оперативник, один из любимцев Виолы, не вернулся из Бельгии на прошлой неделе.
– Он умер. Я знаю. Я ведь не просила его не умирать.
– Никому другому это не поможет. Ты только моя дочка. Моя и Майкла.
– Теперь каждое утро я буду просить тебя и папочку, чтобы вы возвращались ко мне вечером. Я буду послушной девочкой, и вы всегда будете со мной, даже когда станете такими старенькими, как Уолтер. Я маленькая, значит Боженька мне поможет. Правда, мамочка?
– Правда, солнышко. Спи, родная. Я постараюсь никогда не умирать.
– Никогда-никогда?
– Никогда-никогда.

Виола доверчиво прижалась к маме, опять вздохнула, а через пять минут уже крепко спала. Никита полежала еще немного, а потом осторожно выбралась из детской постельки и отправилась в свою спальню, на ходу распуская узел на затылке и растрепывая волосы, как она делала всегда, когда нервничала. В спальне было темно. Майкл уже погасил свет. Никита сердилась на него за то, что он даже не вошел в детскую, а улегся спать. Она быстро разделась, на ощупь бросая снятую одежду в то место, где по ее мнению должен был стоять стул, а потом нырнула под одеяло. Шелковые простыни, которые она так любила, были холодными и неприветливыми. Она осторожно протянула руку к другой половине кровати, стремясь убедиться в том, что Майкл на самом деле в постели, а не на кухне. Ее рука еще не настигла цели, но Майкл уже перехватил ее. Никита почувствовала, как он поднес ее руку к губам и осторожно поцеловал. К чему бы такие нежности? Это не его стиль.
– Тебе вообще интересно узнать, почему плакала Виола? – она решила пойти в атаку, не дожидаясь развития событий.
– Почему ты сердишься? – спросил он шепотом, не отпуская ее руку. Она чувствовала его дыхание на своей ладони.
– Ты не вошел в детскую даже для того, чтобы пожелать ребенку спокойной ночи.
– Медлин это не понравилось бы.
– А мне надоело жить, постоянно прикидывая, что в моей жизни понравилось бы или не понравилось Медлин. Тебе самому это нравится?
– Мы вынуждены с этим смиряться. От нее и от Шефа зависит наше будущее и будущее нашего ребенка. Я согласен с тем, что должен быть построже с моей малышкой.
Только теперь Никита почувствовала в его голосе боль. Зачем она нападает на него? Ему тоже трудно. Если она еще может как-то проявлять слабости по отношению к Виоле, то ему это запрещено категорически. Если он станет слишком часто переступать нарисованную черту, его несдержанность отразится на дочери.
– Прости, – Никита нашла его под одеялом и обняла так, как только что обнимала дочку. Он тоже обвил ее одной рукой. Какое-то время они лежали молча.
– Почему она плакала? – спросил наконец Майкл. – Это из-за самолета?
– Думаю, да. Слишком много смертей она увидела за раз. А еще ее очень испугало мое ранение. Она слезно умоляла меня пообещать ей не умирать.
– Ты пообещала?
– Пообещала постараться. Тебя она собирается просить о том же. Прошу тебя не применять здесь свои жесткие меры воспитания и все-таки согласиться с ее просьбой.
– Хорошо, – он вздохнул. – Но я не могу пообещать ей жить. Мы существуем в мире, параллельном реальному. Ты ощущаешь это? Она – нет. Для нее именно этот параллельный мир реальный. Она не понимает, что можно жить иначе, значит, она должна смириться с тем, что люди не возвращаются с заданий.
– Это она начинает понимать, но ей нужна уверенность в том, что именно мы с тобой навсегда останемся рядом с ней. Медлин и Шеф пытаются втолковать ей мысль о том, что мы для нее прежде всего начальство, но она не хочет так думать. Мы – ее родители. Кто еще может защитить ее от жестокой реальности Отдела?
– От реальности не защитишь.
– Конечно. Но мы можем готовить ее к столкновению с действительностью постепенно, одновременно оберегая и открывая ей глаза.
– Ты не торопишься со вторым действием.
– А ты? Ты можешь нанести ей такую травму? Можешь сказать, что я выжила не потому, что она попросила меня об этом, а потому что пуля прошла сквозь меня, на четверть дюйма минуя жизненно важные органы? У тебя получится ошарашить ее этой твоей реальностью?
– Нет. Я не могу. Я пасую перед этим ребенком. В данном понимании я слаб перед ней.
– Тогда и от меня не требуй невозможного.
– Да… – он замолчал и спрятал лицо в ее волосах.
– Что случилось? – заволновалась Никита. – Да что с тобой творится? Ты обещал рассказать мне об этом.
– Пока ничего не случилось. Никита, рано или поздно меня убьют. Я поражаюсь, как мне до сих пор удалось выжить. Это не будет длиться вечно.
– Что именно?
– Моя жизнь.
– Это продолжение разговора с Виолой? Я не понимаю. Теперь я тебе должна втолковывать, что значит жить, а что такое умереть?
– Я и сам это понимаю не хуже, чем ты. Меня больше волнуете вы с Виолой. Что вы будете делать, когда меня не станет? Наш хрупкий мирок держится пока есть я. Шеф возлагает на меня слишком большие надежды, чтобы просто так взять и лишить всех прав. На тебя он возлагает меньше надежд.
– Питает меньше иллюзий, ты хочешь сказать?
– Да.
– Я ненавижу его! – в сердцах яростно прошептала Никита. – И чем дальше, тем сильнее.
– Перестань! – Майкл прижал ее лицо к своей груди, чтобы приглушить ее слова. – Есть вещи, о которых не принято говорить вслух.
– А я буду говорить тебе об этом, – она освободила голову и посмотрела прямо ему в глаза. – А еще больше я ненавижу Медлин. Это ее идея не давать нам покоя. Шеф – ее прихвостень.
– А кто тогда я? Если бы ты приказала мне убить Шефа, я сделал бы это. Я твой прихвостень или как? – он охватил ее щеки ладонями. – Хочешь, чтобы я его убил?
– Ты что?.. – она испуганно схватила его за руки. Ее гнев испарился. – Только не это. Не нужно говорить ересь.
– Тогда давай оба успокоимся. Хорошо? – он откинулся на подушку и прикрыл глаза. Никита почувствовала, как слезы колют ее глаза. Она накрыла его своим телом и принялась ласково гладить его волосы.
– Ты знаешь, что, не считая Виолы, у меня нет никого, кроме тебя? Ты с каждым днем, с каждой минутой становишься все дороже. Я не могу смириться с тем, что ты только что сказал.
– С чем конкретно? – он открыл глаза, но смотрел в потолок.
– С тем, что ты можешь умереть.
– Теперь я знаю, в кого пошла Виола. Мне кажется, этот вечер вы решили посвятить выяснению одного и того же вопроса. Я имел в виду вас, а не себя.
– Я знаю. Ты никогда не думаешь о себе. Ты ненавидишь себя. За что?
– Откуда ты это взяла?
– Я знаю тебя не хуже, чем ты сам.
– Тогда попытайся сама выяснить причины моего негативного отношения к себе.
– Ты винишь себя во всем, что случилось с близкими тебе людьми? Да, конечно. Аннет, Рене, Симона, Елена, Адам… Ты хочешь, чтобы со мной и Виолой не повторилась та же история. Ты боишься, что мы будем несчастными. По твоей вине. Я угадала? Да, Майкл? Хотя, что там гадать… Я уже слышала это от тебя когда-то.
– Я хочу защитить вас и не могу.
– Не нужно задаваться этой целью. Мы с Виолой каждая по-своему сильные, мы умеем постоять за себя.
– Да, конечно, – он соединил руки на ее спине.
– Будь со мной. Просто будь рядом. Тогда я буду сильной. Ты ведь не знаешь, что я всю жизнь была слабой, пока не встретила тебя. Не могу сказать, что ты научил меня быть сильной. Просто я стала такой рядом с тобой. Пока ты рядом, я сумею все.
– За что ты меня любишь, Никита?
– За то, что ты мой. Ты стал моим, как только родился. Никто не знал об этом, кроме Бога. Ты ждал меня много лет, но ты сразу понял, что это я, когда меня увидел.
– Теперь меня не удивляет, откуда ты знаешь так много сказок. Ты их сочиняешь, – он слегка улыбнулся. Она тоже улыбнулась сквозь слезы и с упоением вдохнула запах его тела. – Не уверен, что я понял именно это, когда тебя увидел.
– А что ты понял?
– Это мой секрет.
– У тебя не может быть от меня секретов. Их было слишком много, чтобы они остались.
– Мне нравится твоя в этом уверенность.
– Расскажи, что еще тебя тревожит, любимый.
– Адам, – внезапно он крепко сцепил зубы.
– А что с ним? – она встревоженно сморгнула слезу.
– Елена заболела. Очень серьезно заболела. Она уже неделю в больнице, а он с няней. У него нет никого, кроме нее. Понимаешь?
– А что с Еленой?
– Ты считаешь, что тот яд, который подсунул ей Отдел, улетучился бесследно? Она умирала тогда. Она не могла просто за два дня поправиться, встать и уйти. Яд сильно повлиял на ее мозг. Врачи обнаружили у нее опухоль.
– У нее… У нее рак? – она, слышавшая и видевшая так много на своем веку, все же боялась произносить вслух страшное для любого человека слово.
– Нет. Просто огромная опухоль мозга. Думаешь, это намного лучше?
– Не могу утверждать. Думаю, и то, и другое в равной степени замечательно. Что будет с Адамом?
– Я не знаю. Я не могу увидеться с ним. Меня ликвидируют, а его… его могут оставить в Отделе. Ну, ты не хуже меня знаешь все эти правила.
– Ты должен поговорить с Шефом, попросить, чтобы для Адама сделали все, что помогло бы ему жить дальше, если с Еленой… что-нибудь случится.
– Да, Шеф сделает все возможное. Адам попадет в лучший приют или в самую прекрасную бездетную семью. Что еще может сделать для Адама Шеф? Мальчику уже десять лет. Он уже потерял однажды отца. Если он потеряет мать и попадет к чужим людям, это подорвет его психику.
– Что ты собираешься делать?
– Пока не знаю, но решу в ближайшем будущем. Меня останавливают только два "но": ты и Виола. Если со мной что-то случится, вы натерпитесь от Отдела много лиха. А оставить все так, как есть, и вырвать Адама из сердца я не могу. Он, как и Виола, мой ребенок.
– Я знаю и все понимаю. Но я не могу позволить тебе пойти против Отдела. Не могу. Я не хочу потерять тебя, – она обняла его так крепко, как только могла. – Я тебя люблю.
– Прошу тебя: не вмешивайся. Вообще не вмешивайся. До определенного момента тебе не стоит проявлять эмоций, связанных с этой историей. Забудь.
– Что ты задумал? – она взволнованно изучала его лицо, силясь прочитать его мысли.
– Мы уйдем.
– Как?! Ты собираешься уйти из Отдела? Это невозможно!
– Возможно. И уйти я собираюсь с Адамом. Только я все старательно обдумаю вначале.
– А Елена? Что будет с ней?
– Посмотрим. Думаю, она не воспротивится тому, что ее сын будет не один.
– Ты уверен в том, что она не выживет?
– Нет. У нее есть несколько шансов из ста. Два-три. Через несколько дней все будет известно. Тогда я собираюсь встретиться с ней и поговорить.
– Спросить ее благословения?
– Именно так.
– Ты уверен в своем решении бежать?
– Да. У меня больше нет терпения. Мне надоело жить под диктовку. Один мой ребенок вот-вот станет сиротой по вине Отдела, а второй в пять лет уже не грани нервного срыва. И если тебя еще раз ранят, чувствую, что просто перегрызу глотку Шефу. Сколько можно истекать кровью? Когда-нибудь это плохо кончится.
– Мама! – они обернулись. В дверях босиком стояла Виола. Одна штанина ее желтой пижамки была в нормальном состоянии, а вторая закатилась выше колена. Золотистые кудряшки растрепались. Она терла правый глаз кулачком и плакала.
– Что случилось? – Никита села в постели. – Что с тобой, моя сладкая?
– Он смотрел на меня… Наверное, хотел убить. У него такие страшные черные глаза… Мамочка, кто это?
– Это сон, родная. Всего лишь сон, – Майкл встал, подошел к двери и взял дочку на руки. – Хочешь спать с нами?
Виола кивнула. Сердце Никиты облилось кровью. Дело было даже не в кошмарах Виолы. Майкл никогда не брал ее в постель. Когда девочка болела, Никите позволялось ночевать в детской, но не наоборот. Конечно, все это делалось только в целях строгого воспитания. Иногда Виола засыпала в гостиной перед телевизором. Она любила смотреть телевизор до поздна, прижавшись к отцу, чтобы чувствовать себя дома на уютном диване, рядом с папой, что бы ни происходило на экране. Когда она засыпала, Майкл укрывал ее пледом и смотрел так, как будто во всем мире не существует сокровищ, дороже его маленькой доченьки. Но это выражение его лица видела только Никита. Виола в это время спала и во сне продолжала воспитываться по строгим правилам.
Теперь же Майкл перенес девочку на кровать и уложил в центре так, чтобы она оказалась между ним и матерью. Виола тут же схватила одной ручкой его руку, а другой – руку Никиты. Она довольно быстро заснула, а Майкл и Никита еще долго молча пристально смотрели друг на друга. Они умели общаться без слов и общались так уже много лет. Так они еще лучше понимали друг друга. Потом незаметно уснула Никита. Спал ли Майкл в ту ночь, она так и не узнала.

Когда утром Никита проснулась, ни Майкла, ни Виолы уже не было. У нее был свободный день. После ранения в оперативных действиях она пока не участвовала, поэтому могла сидеть дома до вызова. После ночного разговора с Майклом на душе было неспокойно, и она не могла посвятить себя домашним делам целиком и полностью. Голова была занята темными мыслями.
Она встала с кровати, быстро убрала постель, смочила лицо холодной водой и отправилась вниз, на кухню, на ходу запахивая халат. Жалюзи на окнах были подняты, посуда вымыта, на столе – букет ромашек. Значит, Майкл встал настолько рано, что успел даже принести цветы. Хотя, наверное, их принес почтальон. У почтальона шикарный сад, и он иногда продает букетики. Она потерлась щекой о нежные головки цветов и слегка улыбнулась. Настроение немного улучшилось. Иногда Майкл бывает настоящей свиньей, но, тем не менее, всегда знает, что на самом деле должен сделать, чтобы она улыбнулась.
Никита подошла к кофеварке и обнаружила на ней записку, написанную уверенной рукой мужа:
"Все хорошо. Мы в Отделе. У Виолы тренировка по карате. Она в "восторге". Можешь весь день читать или бегать по магазинам. Но если будет настроение, протри окно на кухне. Сегодня я не мог разглядеть, ясная ли погода. И еще, у нас закончился чай и стиральный порошок. Если пойдешь гулять, загляни в магазин к Расселу. Целую. Майкл".
Внизу Виола крупными печатными буквами дописала: "Превет мама," – и пририсовала цветочек. Наверное, ромашки навеяли. Никита опять улыбнулась и стала варить кофе. Бедный Майкл, он так любит чай на завтрак. Но ничего страшного, это не ее вина. Он здесь хозяйничал, пока она валялась в лазарете.
Она села за стол и подперла подбородок рукой. Что теперь будет с их жизнью? Если они убегут, придется скрываться до конца жизни. Но Майкл настроен решительно. Конечно, оставить Адама на произвол судьбы нельзя. Это бесспорно. Но в их ситуации пойти на такой риск… Да если их поймают, что можно предположить с вероятностью в 95 процентов, оба они – и Адам, и Виола останутся сиротами. Никита привыкла всегда иметь и высказывать свое мнение, но в данной ситуации Майкл все решил за нее. Если она откажется бежать, это будет равносильно измене. Даже хуже. Оставить его… Нет, этого она не может сделать. Она не трусит. Самое страшное – дети. Они с Майклом привыкли рисковать всем, но не детьми. На это так страшно решиться…
Кофеварка хрюкнула и выключилась. Никита налила в чашку кофе, взяла газету и опять вернулась за стол. Беспокойство с новой силой охватило ее. А что если в их доме все же есть скрытые микрофоны? Они с Майклом проверяли дом на их наличие прибором, одолженным у Уолтера, не далее как месяц назад. Если за это время микрофоны появились, значит, Шеф и Медлин уже знают об их разговоре. Тогда… Тогда им крышка. Она отбросила газету в сторону и схватилась за трубку телефона. Два гудка – и она услышала голос Уолтера.
– Слушаю…
– Привет, Уолтер, – она говорила приглушенно, как будто опасаясь, что их разговор услышат. – Все в порядке?
– Да, солнышко, – его голос звучал удивленно. – А что случилось?
– Ничего. Дурной сон приснился. Проснулась – а Майкла и Виолы уже нет. Ты их не видел сегодня?
– Видел, конечно. Майкл только что сверял со мной список оборудования для миссии в Токио. Выглядел как обычно. Не скажу, что бодро, но так, как выглядит нормальный Майкл. Ты понимаешь. А Виола на тренировке. Она подбегала, чтобы поздороваться. Была уже облачена в свой тренировочный скафандр.
– Да? Ну тогда и правда все нормально. Извини, что отвлекаю всякой ерундой.
– Брось. Ты можешь отвлекать меня в любой момент, как только тебе вздумается узнать, который час. Я отвечу даже если для этого мне придется отвлечься от юной красотки в кружевном пеньюаре.
– Спасибо. Пока, Уолтер.
– Пока, конфетка.
Она опустила трубку на рычаг и вернулась к остывающему кофе. Нужно взять себя в руки и заняться чем-то полезным. Что там с окном? Она бросила взгляд на мутноватые стекла. Да, стоит помыть это окно, а еще окна в гостиной, да и на втором этаже тоже. Моющего средства, конечно, тоже нет. Нужно купить его вместе с порошком. А раз уж будет порошок, можно и стирку устроить. А прежде всего она поэксплуатирует пылесос. Пыли накопилось достаточно для того, чтобы рисовать на ней узоры.
Наскоро закончив завтрак, Никита встала из-за стола, сполоснула чашку и поднялась наверх. Натянув на себя брюки с футболкой, куртку и приведя в порядок волосы, она легко сбежала в гостиную, по пути бросила на диван валявшуюся на ковре подушку, подхватила покупочную сумку и вышла на крыльцо. Пряный запах осени приласкал лицо и она слегка прижмурилась, откидывая со лба волосы. Мальчик-подросток из дома напротив помахал ей рукой. Она улыбнулась ему. Все в порядке. Все как всегда. Почему же так тяжело на душе?
Она закрыла входную дверь, спустилась с крыльца и пошла к магазинчику Рассела, где продавалась всякая всячина, которая может понадобиться в любой момент. Например, чай и стиральный порошок. В маленькой лавке царила Марго, жена Рассела, хронически беременная и усталая. Кроме нее в магазине стоял старичок в очках и листал журналы со стойки. Двухлетний Боб Рассел сидел на высоком стуле рядом с матерью и сосал леденец на палочке.
– О, это вы, мадам Самюэль? – при виде Никиты Марго оживилась. – А я уж было подумала, что вы заболели. Так давно вас не видела. Только ваш муж как-то заходил. Не любит он ходить за покупками, правда? Да все они такие, – она махнула рукой и покосилась на заднюю дверь, за которой, по-видимому, находился ее муж.
– Это правда, – с легкой улыбкой согласилась Никита. – Я немного раскашлялась, поэтому он несколько дней сам занимался хозяйством.
– Да, иногда можно заставить их этим заняться… Но теперь-то, небось, приходится обустраивать дом заново? Мой Джим всегда умудряется превратить квартиру в свинарник, как только остается там один.
– Майкл был сравнительным молодцом. Наш дом не напоминает пепелище.
– Значит, вам с ним повезло, – Марго вздохнула. – А здесь все держится на мне. Чего вы хотели? – обратилась она к старичку.
– А свежего журнала о садоводстве у вас нет?
– Только за прошлую неделю.
– Очень жаль.
– А что я могу поделать? Поставками занимается муж. Я попрошу его, чтобы привез новый журнал специально для вас, месье.
– Спасибо, – старичок вышел на улицу.
– Кто это? – Никита провела его взглядом. – Я никогда раньше не видела его здесь.
– Я тоже его не видела. Какая разница, кто это? Старик. Наверное, недавно переехал. А может, приехал в гости. Что вам, мадам Самюэль?
– Пачку чая, стиральный порошок, моющее средство для стекол и, наверное, бутылку чензано. Да, и чипсы с сыром, конечно. Виола без них не живет.
Никита вышла из магазина, все время мучаясь встречей с незнакомым старичком. "Откуда он взялся? – размышляла она. – Чего хотел на самом деле? А что если он послан Отделом, чтобы следить за мной? Они слышали наш с Майклом ночной разговор и решили следить, чтобы мы не ушли бесследно. Нет, у меня начинается паранойя. Может быть, следствие последнего ранения. Хотя почему? У меня же не было контузии".
Медленным шагом она добрела до своего дома и остановилась у калитки, прислонившись лбом к столбику ограды. Сколько же еще будет длиться такая жизнь – жизнь, полная подозрений и разочарований? Все люди в чем-либо разочаровываются на протяжении долгих лет своего существования, но не так часто и сильно.если уже в каждом старичке-садоводе начинают мерещиться шпионы, значит, нужно немедленно что-то делать со своей психикой. Как Уолтеру удается сохранять самообладание после стольки лет в Отделе? Уолтер – загадка природы.

Она открыла калитку и вошла в свой маленький садик. Это был ЕЕ садик. Дорожки, клумбы, две вишенки у заднего забора, жасмин и шиповник вдоль дорожки и сирень над крыльцом. Качели Виолы покачивал легкий ветерок. Рядом с ними валялся забытый красно-синий мяч. И теперь придется бросить все, что она холила и лелеяла несколько лет… Это был ее первый настоящий дом, место, где у нее была семья. Что ждет их впереди? Неизвестность. Полная неизвестность. Она села на качели и бросила под ноги пакет с покупками. Зачем, собственно говоря, мыть окна, если в любом случае они больше не будут здесь жить?
В кармане зазвонил телефон. Никита удивленно вынула трубку и приложила к уху.
– Жозефин… – донеслось с другого конца жизни. Отдел и этот дом – два полюса, которые она старалась не то что не совмещать, но даже не приближать друг к другу.
– Я выезжаю, – она не стала расспрашивать, что случилось. Раз "Жозефин", значит, нужно садиться в машину и ехать. Кому какое дело до стирального порошка, пылесоса и мяча под качелями? "Жозефин", и все на том.

– Я участвую в миссии? – это был ее первый вопрос, когда она переступила порог кабинета Майкла. Он, как всегда, сидел за компьютером и только на секунду окинул ее взглядом. Все очень привычно и знакомо.
– Тебя нет в составе группы, но ты есть в составе команды. Мне необходимы материалы о Си-факторе. Займешься этим. И потом… Вероятно, я поручу тебе тактическое руководство. Пока это не решено. Есть несколько деталей… Посмотрим.
Теперь он отключил микрофоны, и Никита с трудом сдержалась, чтобы не схватить его за руку от волнения.
– Что произошло?
– Будь в Отделе. Делай что-то. Хотя бы то, что я тебе поручил. Мне нужно в больницу. Кажется, уже пора. Если вдруг я позвоню и скажу "Жозефин", ты немедленно возьмешь ребенка и поедешь домой. Я не мог оставить Виолу тут одну. Домой увозить ее пока рано. Это вызовет подозрения у Шефа. То ли дело ты.
– Я все поняла. Ты точно уверен в своих намерениях?
– Да. Хватит об этом. Все у нас получится.
– Майкл! – она окликнула его, когда он уже стоял в дверях. – Помни, что я всегда с тобой. Что бы ты ни задумал, я тебя не оставлю.
Он молча кивнул. Он знал об этом. Иногда это знание ее радовало, а иногда раздражало. Он знает, что в любом случае она побежит за ним на край света. Хорошо ли это для ее самолюбия? А кто в их положении думает о самолюбии. А если бы она не была уверена в том, что Майкл сделает для нее то же самое, что и она для него, разве она выжила бы до сих пор? Вот именно. А его смерть… Ну, смерть от пули – это хоть как-то еслественно. А смерть от неуверенности… Этого бы она себе не простила. Пусть он будет в ней уверен. Кроме этого она практически ничего больше не могла ему дать. Она не знала о том, что много лет назад Медлин сказала Шефу:" Самоуважение Майкла связано с тем, как его воспринимает Никита". Она не знала о том разговоре, но знала о том, что это правда.
Никита вышла из кабинета вслед за Майклом и направилась к Уолтеру. Ей хотелось попрощаться с добрым стариком, заменявшим ей отца все эти годы. Она не могла сказать ему о своих планах, но могла попрощаться мысленно. В центре управления рядом с Биркоффом сидел ее ребенок и сосредоточенно клямцал клавишами "мыши".
– Привет, – она подошла к ним. – Чем вы заняты?
– Кто чем, – пожал плечами Биркофф. – Я пытаюсь раскодировать трофейные файлы, а Виола помогает мне чем может. Большей частью, конечно, она играет в "Сапера".
– И как, получается? – Никита склонилась над золотистой макушкой дочки.
– У меня или у нее? – Биркофф улыбнулся.
– Насчет тебя я не сомневаюсь. Как дела с "Сапером"?
– Я так и знал, – покачал головой Биркофф. Никита тихонько засмеялась и взъерошила ему волосы. Виола оставалась серьезной и молча тыкала кнопки "мыши" пальцем. Никита решила не раздергивать ее и удалиться.
– Эй, – Биркофф потянул ее за рукав и прошептал почти в ухо: – А на самом деле кого ты любишь больше: меня или Майкла?
– Тебя. Это же однозначно, – она улыбнулась.
– Тогда бросай его.
– А ты бросай Лили. Не бросишь ведь?
– И не проси, – он погрозил ей пальцем. Она продолжила путь к Уолтеру. Старик ковырялся в каком-то механизме и, казалось, даже не взглянул на нее.
– Привет, конфетка! – тем не менее, поприветствовал он ее. – Где твой фантик?
– Ты о ком?
– Сама знаешь. Он дал мне задание справиться с этой шуковиной до вечера, а я до сих пор не разобрался, что это такое.
– Надеюсь, что не бомба, – она положила обе ладони ему на спину.
– Я то-оже, – он даже обернулся и несколько секунд внимательно смотрел на нее. Потом улыбнулся. – Это больше похоже на мини-биоинкубатор, вообще-то.
– Хорошо.
– Как твое ранение? Еще болит?
– Побаливает совсем немножко. Вчера я забыла и подняла на руки Виолу…
– Вот глупая. Забыла. Как можно забыть о дыре в животе, интересно? Ты почему в Отделе? Разве у тебя не больничный?
– Откуда такие слова? Разве здесь употребляется слово "больничный"?
– Какая разница, что здесь употребляется? Ты должна быть дома – вот и все.
– Майкл меня вызвал. Нужно готовиться к миссии.
– Что это с ним сегодня? Ты смотри, сладкая, – он погрозил ей пальцем, – не слишком усердствуй. Я понимаю, что он может в твоей душе кувалдой ковыряться, но не в ране же.
– Я его люблю, Уолтер, – она была серьезна. – Я сама выбрала этот путь и долго шла к этому. Я хочу, чтобы ты помнил об этом всегда.
– Я помню, – он опять внимательно окинул ее взглядом. – Это второе, о чем я вспоминаю, глядя на тебя.
– А что же первое?
– Первое – это моя старость. Эх, солнышко, как бы я потягался с Майклом, если бы был помоложе хотя бы лет на двадцать. Да и на тридцать лет помолодеть было бы мило.
– Врешь ты все, Уолтер, – она провела рукой по седым волосам старика. – Ты меня совсем иначе любишь.
– Тебе откуда знать?
– Я тебя тоже люблю. И тоже иначе. Помнишь Мадрид?
– Конечно помню, котенок, – его взгляд стал удивленным. – У нас вечер воспоминаний?
– Скорее вечер подведения итогов, – она повернулась и пошла прочь. Уолтер долго смотрел ей вслед.
– Дай Бог, чтобы ты знала, что делаешь, – тихо сказал он, когда она скрылась за поворотом коридора.

Головная боль была нестерпимой. Минуты, когда ей удавалось забыться, казались счастьем. Перед глазами летали огненные искры даже тогда, когда глаза были закрыты. Елена чувствовала, что умирает. Только бы еще раз увидеть Адама… Что с ним будет теперь? Из глаз покатились слезы.
Вдруг она почувствовала прикосновение. Кто-то осторожно поглаживал кисть ее руки. Она вздрогнула. Она узнала это прикосновение. Так гладил ее только один человек.
– Майкл… – прошептала она и с трудом подняла веки. Перед ней действительно был Майкл. Он сидел у ее кровати и смотрел печальными зелеными глазами, как тогда, много лет назад, в последний день его жизни.
– Не нужно много разговаривать, – попросил он, а у нее не было сил даже удивиться.
– Я умерла? Почему тогда голова не проходит?
– Ты не умерла, милая.
– Ты пришел, чтобы забрать меня на тот свет? Любимый мой, ты ведь в раю? – она подняла пудовую руку, чтобы прикоснуться к его волосам. – Ты заберешь меня с собой? Не нужно. Оставь меня здесь. Мне нужно остаться с Адамом. Он будет совсем один, если я умру.
– Елена, я хочу кое-что рассказать тебе. Ты послушай немного. Я понимаю, что тебе больно и трудно сосредоточиться, но постарайся. У меня очень мало времени, – он приложил ладонь к ее пылающему лбу. Она кивнула, согласившись слушать. – Я хочу забрать Адама.
– Нет… Забери меня… – ужас сковал ее мышцы.
– Перестань, пожалуйста. Я не умер, Елена, я жив. Я не на том, а на этом свете. Если… с тобой что-нибудь случится, будет уже поздно забирать его.
– Ты жив? – она не могла осредоточиться на чем-то еще. – Где же ты был?
– Я все время был рядом. Я наблюдал за вами и оберегал вас.
– Ты… Просто бросил меня? Зачем так жестоко?
– Это не так. Я вынужден был уйти. Я секретный агент, Елена, и был им все то время, что ты знала меня. В моей жизни было очень мало правды, и тебе я лгал почти все время. Прости. Я должен рассказать тебе правду сейчас. Я не мог сделать это тогда. Теперь я собираюсь изменить свою жизнь и уйти из того места, где работаю. Это опасно, но иного выхода я не вижу. Я хочу спасти Адама.
– Он будет в опасности?
– Не в смертельной. Это единственный шанс дать ему семью.
– Я умру, Майкл?

– Не знаю, – он отвел взгляд. – Разве можно знать это наверняка? Если ты поправишься и окрепнешь, я вернусь и мы поговорим снова. Прости меня, Елена. Я не мог поступить иначе.
– А зачем ты женился на мне? Только честно.
– Я… Хотел этого. Наша жизнь была замечательной, но… Агенты не имеют права иметь семьи. Особенно детей. Это слабое место. Очень печально.
– Ты сказал, что у Адама будет семья. Я поняла, что сейчас ты женат.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Елена пристально изучала его.
– Да. Я женат. И у меня есть еще один ребенок. Моя жена агент. Я могу ничего не скрывать от нее. За многие годы мы научились не быть слабым местом друг у друга. С браками на стороне сложнее. Если бы я рассказал тебе правду тогда, мы с тобой давно уже были бы на том свете, только ты в раю, а я… не думаю.
– Ты уверен в том, что твоя жена примет Адама?
– Уверен. Она примет и полюбит кого угодно. Она – самое бескорыстное и открытое существо, которого я знаю.
– Ты говоришь о ней… с такой любовью, Майкл. Расскажи мне о ней. Я должна знать, кому доверяю ребенка.
– Ты знаешь ее, – он говорил с неохотой. Ему не хотелось рассказывать Елене так много правды и этой правдой оглушать ее, усугубляя ее состояние, но иного выбора у него не было. Он пришел сюда для того, чтобы получить благословение, а без правды его не получить. – Это Никита.
– Никита? Твоя кузина? – губы Елены задрожали. – Она… не твоя кузина на самом деле?
– Нет. Я соврал тебе и в этом. Я был ее наставником. Когда она пришла к нам в дом впервые, ей нужна была моя помощь. Она не знала моего адреса и того, что у меня есть семья. Об этом знали немногие. Тогда мне пришлось очень быстро придумать историю с кузиной, так как я не мог сказать тебе, кто она такая.
– И ты… изменял мне в нашем доме, когда она жила у нас?
– Я вообще не изменял тебе. Она жила у нас потому, что мы вместе выполняли задание. Так было нужно для дела. Мы поженились намного позже. Тогда у нас уже была дочь.
– Значит, это девочка? – Елена грустно улыбнулась пересохшими от боли губами.
– Да. Виола. Сейчас ей пять.
– У тебя есть с собой ее фото?
– Нет. Я не ношу с собой фотографий. Если со мной что-нибудь случится, никто не должен знать о том, что у меня есть семья.
– А на кого она похожа?
– Не знаю. Мы особо не сравнивали. Она светленькая, у нее зеленые глаза, носик-кнопка. Очень веселая, озорная. Хорошая девочка. Они с Адамом поладят. Ей запрещают общаться с другими детьми. Она будет счастлива узнать, что у нее есть старший брат. Адам тоже давно просил сестренку. Помнишь?
– И до сих пор жалеет, что ее у него нет.
– Елена… – Майкл помедлил. – Мне нужно спешить. Я должен услышать твой ответ. Ты согласна отпустить Адама со мной? Обещаю найти тебя, когда ты поправишься, и вернуть его тебе. Обещаю.
– Мы оба знаем, что я не поправлюсь. Иначе ты и не пришел бы.
– Мне нужен мой ребенок. А я нужен ему. Я не всегда сдерживаю обещания, признаюсь честно, но это я сдержу.
– В этом не будет необходимости.
– Решай, прошу тебя. Если меня найдут здесь – все пропало. Скажи только "да" или "нет". Только одно слово.
– Майкл… – она изо всех оставшихся сил сжала его запястье. – Да. Возьми его. Только… Сохрани. Это все, что у меня есть. раньше я считала самым драгоценным в своей жизни вас двоих. Теперь я не могу думать о тебе настолько хорошо, как раньше. Прости.
– Ты меня прости, – Майкл поцеловал ее руку. – Я знаю, что не заслуживаю прощения. Знаешь, очень многие люди не отпустили мне грехи. Ты стоишь их всех. Для меня очень важно твое прощение на самом деле, – он встал, чтобы уйти, но Елена держала его взглядом.
– Скажи: ты ведь не любил меня никогда?
Он долго смотрел на нее на прощание, стараясь унести с собой каждую ее черточку. Эта женщина была очень дорога ему. Она была его женой долгие тяжелые для него годы. Она подарила ему первенца. Она… А на самом деле, любил ли он ее? Он все время был с кем-то другим. Вначале у него была еще одна жена, потом она погибла, он страдал. Потом, в разгаре его страданий, появилась Никита. Он полюбил ее невыносимо сильно, страстно, нежно, дико. Он глушил в себе это чувство, боролся с самим собой, с Никитой, со всем миром. И при этом оставался мужем Елены. Она была рядом. Она не должна была даже допустить мысль о том, что его собственные мысли далеко. А были ли они далеко всегда? Нет, были моменты, когда он думал только о ней, и больше ни о ком. Моменты. Только моменты. Но они были.
– Да, Елена, я любил тебя, – он нежно улыбнулся ей. – И сейчас люблю.
Он вернулся к ее кровати, медленно наклонился и легонько коснулся губами ее губ. Елена с трудом ответила на поцелуй. Ответила и слабой рукой провела по его волосам.
– Спасибо, что ты был, – прошептала она. – Я забуду о том, что ты рассказал мне сейчас. Ты любил меня, и ты умер. Это все, что я хочу помнить. Возьми Адама. Это будет правильно. И еще… Я простила тебя. Простила, потому что… Люблю тебя очень сильно. Иди, Майкл. Иди. Тебе пора. Береги сына.
Она прикрыла веки, погружаясь в тяжелый сон. Майкл посмотрел на нее еще несколько секунд, а потом тихо вышел из палаты.

Майкл вернулся из больницы хмурый, недовольный. Никита заметила это сразу и решила даже не заговаривать с ним до вечера. Он готовил группу к миссии и старался увлечь себя этим. Никита выполняла свою работу и только изредка поглядывала на него. Как он рискует! Ведь Шеф или Медлин тоже могли заметить перемены в его настроении. Обычно оно ровное, а теперь он позволил себе нервничать. Им прекрасно известно, что Елена умирает, значит они могли следить за ее палатой. Что же творит Майкл? Если все продолжится в том же духе, она может потерять его… Но Шеф и Медлин молчали. Подозрительно молчали.
Уже около девяти вечера Никита зашла в кабинет Майкла. Он сосредоточенно смотрел на экран компьютера и даже не взглянул на нее. Никита зашла ему за спину и взялась руками за спинку его кресла.
– Ты видела информацию на своей панели? Что ты думаешь о шестой позиции Ральфа? Мне кажется, его нужно сместить ближе к забору, – тон Майкла был спокойным, но суховатым. Что-то неприятное колыхнулось в душе. Никита попыталась понять, что именно. Майкл был в больнице, разговаривал с бывшей женой (а почему с бывшей?!), пришел расстроенный. Батюшки, да она же ревнует! Нашла время. Никита отбросила от себя этот мусор.
– Даже не к забору, а к северной части стены. Вот сюда, – она провела пальцем по экрану, где был план завода. – Отсюда ему легче будет проникнуть в здание с тыла. Я так думаю.
– Правильно. Так и сделаем.
Никита осторожно выдвинула кодовую панель и отключила микрофоны нажатием нескольких клавиш. Майкл поднял голову и внимательно посмотрел на нее.
– Что? – только-то и спросил он.
– Я устала, – только-то и ответила она.
– Можешь ехать домой, – разрешил Майкл.
– А как же тактическая поддержка?
– Завтра. Я скоро тоже поеду. Не буду ночевать здесь. Забирай Виолу.
– Майкл, – она обняла его сзади и легонько уперлась подбородком в его затылок, – я тебя люблю.
– Спасибо, – был ответ в духе Майкла.
– Нет, мне нужно, чтобы ты ответил как положено.
– Тебе нужен стандартный ответ? Эти разговоры напоминают мне заготовку. Сейчас ты почувствовала потребность сказать то, что сказала. Завтра почувствую я и скажу. Зачем доводить это до автоматизма? Я ведь могу ответить, не думая. Тебе это нужно?
– Мне не это нужно. Просто ты такой потребности не чувствуешь никогда, а я могу говорить одно и то же, не замолкая ни на миг. Чем это объяснить?
– Да что с тобой? – Майкл протянул руку и дернул шнурок жалюзей, закрывая кабинет от глаз Отдела. – У тебя ностальгия по старым временам, когда я слышал одни лишь укоры в свой адрес?
– Я боюсь, – ее глаза наполнились слезами. – Они убьют тебя.
Майкл резко вывел ее из-за своей спины, одним движением усадил к себе на колени и прикрыл ей рот рукой. Она испуганно смотрела на него, подрагивая всем телом.
– Молчи, – прошептал он ей в ухо. – Вообще не разговаривай на эту тему, даже когда микрофоны выключены.
Теперь слезы полились из ее глаз двумя прозрачными ручейками. Майкл посмотрел на нее еще пару мгновений, а потом убрал ладонь с ее рта и вытер этой ладонью ее слезы.
– Ну успокойся, – он прижал плачущую Никиту к своей груди и ласково провел рукой по ее спине. – Не плачь, родная. Все будет хорошо. Мы вместе, и это главное. Конечно я тебя люблю, мое солнышко, моя нежная девочка. Прости меня. Прости. Я часто бываю грубым. Скоро все изменится.
– Молчи, – она отстранилась от него и сама положила ладонь на его губы. – Не разговаривай на эту тему. Знаешь, мое отношение к тебе настолько противоречиво, что чаще всего я одновременно хочу растерзать тебя в ярости и задушить от нежности.
– И в любом случае ты хочешь меня убить, – он убрал ее руку со своего лица и изобразил на лице кривое подобие усмешки.
– Прости. Я знаю, насколько ты не любишь слышать от меня откровения.
– Не сейчас, – он встал, поднимая и ее, тем самым давая понять, что разговор окончен. – Я должен работать, а ты поезжай домой.
– Что мне делать дома?
– Что хочешь. Можешь заняться делами, которые не закончила утром, а можешь упасть на диван и смотреть телевизор. Разве я должен диктовать тебе твои действия? Иди, пожалуйста, – он подошел к двери и открыл. Никита вышла, не оборачиваясь.

Майкл приехал домой, когда Никита уже уложила Виолу и легла сама. Дочка долго не могла уснуть, ворочалась, хныкала. Когда после пятой сказки она наконец затихла и ровно задышала, уставшая Никита выключила ночник в детской и отправилась в спальню. Сон не приходил, но это радовало: она хотела дождаться Майкла. Когда в голову приходила мысль о том, что он может не вернуться из Отдела, все внутри обрывалось. Но он приехал. Она слышала, как звякнули запоры ворот, колеса прошуршали по осенним листьям подъездной дорожки, хлопнула дверца, потом запоры звякнули опять, тихо открылась и закрылась входная дверь. Минут десять шумела вода в душе на первом этаже. Потом – шаги на лестнице, чуть слышно открылась дверь детской, да так и осталась приоткрытой. Майкл всегда так делал, так как Виола боялась темноты и просила не бросать ее одну на ночь. Когда Никита ложилась спать пораньше, Майкл приоткрывал дверь, чтобы дочка чувствовала себя ближе к ним в этой пугающей темноте. Неужели он считает, что Никита ни о чем не догадывается? Вряд ли. В любом случае она не собирается ему говорить о своей осведомленности.
Он тихо вошел в спальню и,сбросив с себя купальный халат, осторожно нырнул под одеяло. Никита лежала к нему спиной и не двигалась. Он замер, о чем-то размышляя, потом осторожно провел рукой по ее волосам, легонько прикоснулся губами к ее плечу и устроился спать.
– Ты поздно, – сказала она едва слышно. – Я волновалась.
– Извини. Биркофф задержал. Он обнаружил новые ходы в здании.
– Что сказала Елена? – Никита повернулась к нему лицом. В темноте Майкл внимательно смотрел на нее.
– Она разрешила забрать Адама.
– А как она среагировала на то, что ты жив?
– Она слишком больна для того, чтобы бурно на что-то реагировать. Мне пришлось рассказать ей много из того, что мне хотелось бы скрыть от умирающего человека.
– Например, о чем? О ее отце?
– Нет. До этого не дошло. Ну… о нас с тобой. Она хотела знать, с кем будет ее ребенок после ее смерти. Я сказал о тебе и Виоле. Знаешь, я подумал, что лучше, если она узнает о тебе. Она знает тебя и любит, ей прекрасно известно, как ты относишься к Адаму.
– Мне было бы все равно, как относится к Виоле чужая женщина, которая однажды уже обманула меня и потом вышла замуж за моего мужа.
– Это ваша женская логика?
– Это нормальная логика, как мне кажется. Ну ладно, – она улыбнулась, успокаивая его, и провела рукой по его волосам. – Давай спать. Ты устал. Я тоже. Виола совсем вышла из строя после воздушной миссии. Она плохо спит и плохо ест. Весь вечер просидела перед телевизором, абсолютно не вникая в то, что видела на экране.
– Мне кажется, я знаю, что именно на нее подействовало больше всего, – Майкл прикрыл глаза. – Гибель той женщины-камикадзе, матери Кайла. Она сознательно пошла на смерть, зная, что причинит этим боль Кайлу. Виола боится, что ты способна сделать то же самое. Она видела горе Кайла и теперь боится оказаться на его месте.
– Для ребенка это ужасно.
– Это ужасно для кого угодно. Когда мы заберем Адама, нужно будет урегулировать их отношения сразу. Нельзя ей опять столкнуться со страданием человека, потерявшего мать.
– О чем ты говоришь? Это твой сын. Ты должен будешь помочь ему пережить этот этап.
– Именно я, а не Виола. Не нужно впутывать ее.
– Она вникнет во все в любом случае.
– Это я понимаю. Придется контролировать процесс какое-то время.
– Ничего у тебя не получится. Они будут общаться, и мы не будем воздвигать между ними стену, пусть и картонную. Адам может почувствовать себя обделенным.
– Ладно, посмотрим. Давай спать, – Майкл решительно перевернул Никиту спиной к себе и прижал ее голову к подушке. – Завтра нужно рано встать, чтобы успеть подготовиться к миссии.
Никита решила не сопротивляться такому натиску и, поуютнее прижавшись к обнявшему ее сзади Майклу, сразу уснула.
Проснулась она среди ночи от какого-то странного ощущения. Ей показалось, будто в доме присутствует кто-то посторонний. Она не слышала ни шагов, ни скрипов, но идея была навязчивой. Конечно, можно было предположить, что это последствия дурного сна. Майкл спал, все так же обнимая ее со спины. Она осторожно высвободилась и встала с кровати. Босиком, стараясь не наступать на скрипящие половицы, она дошла до детской, сжимая в руке пистолет. Виола разметалась во сне. Обе ножки покоились поверх одеяла, большой палец левой руки был всунут в рот. Обычно Никита исправляла эти нечеткости, но в данный момент она была слишком возбуждена и, еще раз окинув взглядом детскую, вышла в темный коридор. Заглянула в ванную, спустилась на первый этаж. Не включая свет, обследовала все подозрительные места. Нигде никого не было. Но ощущение дискомфорта оставалось. Она остановилась и прислушалась к тишине. Тишина была напряженной.
Никите захотелось немедленно уйти. В воздухе витала опасность. Она была незримой, но осязаемой. Да, уйти. Нужно сейчас же уходить. Ее годами тренированные инстинкты подводили редко. Ей постоянно приходилось уворачиваться от пуль наобум. Судя по тому, что она до сих пор жива и жив Майкл, инстинкты были на высоте.
Она взлетела вверх по лестнице, опять вбежала в детскую и выхватила Виолу из кроватки прямо в одеяле. Девочка открыла глаза и испуганно посмотрела на мать.
– Все в порядке, дорогая, – попыталась успокоить ее Никита, на ходу выхватывая из шкафа какие-то детские вещи. – Держи вот это. Мы должны уехать.
– В Отдел? – не понимала дочка.
– Нет. В другое место. Ты увидишь.
– Что случилось? – в дверях появился сонный Майкл и тут же отобрал у Никиты пистолет. – Ты сошла с ума? В одной руке держишь ребенка, а в другой оружие со взведенным курком? Что на тебя нашло?
– Одевайся скорее. Мы уходим.
– Да что произошло? – не понимал Майкл.
– Не знаю. Если ничего не произошло, вернемся. Давай же, одевайся быстрее.
– Эта история на тебя подействовала хуже, чем я предполагал, – пожал плечами он, но все же повернулся и пошел одеваться.
Никита, все еще прижимая к себе ребенка, бросилась следом и попыталась надеть брюки. Уже одетый Майкл, привыкший делать все четко и быстро, какое-то время наблюдал за ней, потом молча отобрал Виолу, усадил вместе с одеялом на кровать, мгновенно втянул Никиту в штаны и застегнул ремень. Снял ей через голову ночную сорочку и натянул длинный свитер, лежавший рядом на стуле. Застегнул на ней молнию куртки и завязал шнурки на ботинках. Все это – в считанные секунды. Потом он взял Виолу на руки и понес к двери, сунув при этом в руки Никите все тот же пистолет.
Они выбежали из дома и Никита бросилась к машине Майкла, которую он оставил на подъездной дорожке, но Майкл потянул ее за руку.
– Нет. Машина выдаст нас. Придется воспользоваться услугами такси. Только ловить его будем не здесь и не сейчас. Сейчас быстро уйдем в парк, где оденем Виолу. Ребенок в одеяле среди ночи может вызвать подозрения.
Так они и сделали. Парк был метрах в четырехстах от дома. Они бежали быстро, как если бы их кто-то преследовал. Виола молча обнимала Майкла за шею. Она привыкла молчать в тех ситуациях, когда родители были взволнованы, и им явно было не до ее капризов. Усевшись на скамейку в темном сквере, Майкл усадил Виолу к себе на колени, а Никита принялась одевать ее.

– Теперь ты объяснишь мне, что мы делаем? – Майкл внимательно наблюдал за женой.
– Не знаю. Мне показалось, что в доме творится что-то странное, – она сосредоточенно наморщила лоб и принялась натаскивать на пассивно застывшую Виолу джинсовый комбинезон.
– А ты не подумала, что тебе что-то могло присниться? Я понимаю, что немного всполошил тебя, но это не значит, что нас кто-нибудь преследует.
– Я знаю. Мне не понравилась тишина, – Никита подняла на него глаза.
– Тишина? Не понимаю тебя. Тебе нравится, когда ночью в доме шумно? Мы могли бы не выключать телевизор или эксплуатировать по ночам стиральную машину, если тебе так спокойнее. Зачем же бегать по улицам среди ночи?
Он не закончил свою мысль, так как его слова заглушил страшный грохот, донесшийся с той стороны, откуда они только что прибежали. Над ночной улицей взметнулся сноп огня. Лицо Майкла окаменело. С него стерлись эмоции. Он смотрел на столб огня и дыма немигающим взглядом и инстинктивно прижимал к себе испуганную дочь. Никита от грохота взрыва вздрогнула и села на траву.
– Мама… – прошептала Виола и тихо заплакала.
– Все в порядке, родная, – опомнился Майкл, целуя девочку. – Это просто одна из боевых операций. Ничего страшного ведь не случилось? Просто взорвался мусорный контейнер.
– Это… – в глазах Никиты заблестели слезы. – Это же…
– Да, – коротко отрезал Майкл, вставая со скамейки. – Пойдем быстрее. Мы должны успеть в больницу.
– В больницу, Майкл? – Никита удивленно посмотрела на него, отрывая взгляд от горящего дома. – Зачем нам в больницу?
– Потому что там Елена. Кто знает, что они с ней сделали.
– Мы не можем терять время. Что бы они ни сделали с Еленой, главное сейчас найти Адама. Мы должны уезжать как можно скорее.
– Да. Я понимаю. Но боюсь, что теперь только Елена знает, где Адам. Скорее, Никита, – он потащил ее за руку. Виола крепко держалась за его шею, чем избавляла его от проблемы удерживать ее, чтобы не уронить.
– Кто такой Адам, папочка? – Виола немного успокоилась. Ее мало интересовала судьба мусорного контейнера, просто ее испугала ночная пробежка и звук взрыва. Теперь она решила, что все-таки волновалась напрасно и начала расспросы.
– Потом, моя радость. Я отвечу на все потом. Сейчас мы поедем в такси. Постарайся притвориться спящей и не задавать вопросов, – попросил Майкл. – Я могу на тебя положиться?
Виола кивнула, доверчиво укладываясь щекой на его плечо. У выхода из парка стояли три машины с шашечками такси. Никита, стараясь быть спокойной, заглянула в приоткрытое окошко одной из них. Пока она уточняла маршрут, Майкл стоял в пяти метрах от дороги и внимательно оглядывался по сторонам. Конечно, такси могли принадлежать Отделу, но иного выхода нет. Нужно торопиться. Никита махнула рукой, приглашая садиться. Майкл сел на переднее сидение, а Виолу сунул на заднее, в руки Никиты. Машина покатила по ночным улицам.
– И что вам не спится в такое время? – усмехнулся седой таксист и кивнул в сторону изображавшей крепкий сон Виолы. – Да еще с ребенком.
– Засиделись в гостях, – Никита улыбнулась слегка виновато.
– Эх, молодо-зелено. Когда-то и я домой не торопился. Все, знаете ли, гости, вечеринки. Теперь бы и в постельку неплохо, а нужно работать.
Майкл, не обращая никакого внимания на болтовню шофера, взволнованно обернулся к Никите. Она ответила ему таким же взглядом. Никакие слова не могли бы быть более красноречивыми.
Машина остановилась в ста метрах от больницы, как и велела Никита. Майкл рассчитался с таксистом и вышел, помогая выбраться Никите. Машина отъехала.
– Что теперь? – шепотом спросила Никита, прижимая к себе задремавшую дочь.
– Теперь оставайся здесь, а я пойду к Елене сам. Если не вернусь через десять минут, уходи, – он вложил в ее руку что-то похожее на бумажник. – Здесь все, что тебе понадобится: документы, деньги наличными, адрес квартиры, которую я снял, ключ от нее. Короче говоря, все.
– Нет, – сердце Никиты пропустило удар. – Я не отпущу тебя одного. Они знают, что ты придешь.
– Ты хочешь оставить Виолу здесь одну? Как ты считаешь, у кого больше шансов на спасение: у меня или у нее?
– Пожалуйста, вернись, – во взгляде Никиты на Майкла читалась мольба. – Очень тебя прошу.
– Я сделаю для этого все, – он провел рукой по ее волосам, ласково прикоснулся к щеке Виолы, проверил заряды в пистолете и направился в темноту. Никита прислонилась спиной к стене здания, у которого стояла. Слезы затуманили ее зрение. Когда же все это закончится? Закончится ли? Будет ли хотя бы Виола знать, что такое свобода? Почему они вынуждены бороться за выживание таким образом? И на это должна уйти вся жизнь, пусть и короткая?
Так Никита простояла минут пять. Вдруг она почувствовала чье-то прикосновение к своей руке. Она и не заметила, как вернулся Майкл. Его взгляд был не просто взволнованным. Скорее это походило на испуг. Наверное, это и был бы испуг, если бы перед Никитой стоял другой человек, а не Майкл.

– Скорее идем отсюда, – скомандовал он, и она привычно подчинилась.
– Что случилось? – спрашивала она уже на ходу.
– Елены нет. В коридорах полно оперативников.
– Они видели тебя?
– Нет. Я воспользовался водосточной трубой.
– Смешно. Они не поставили пост у водосточной трубы? Не нужно быть секретным агентом, чтобы знать о таком пути.
– Подозреваю, что они ищут не меня, а как раз Елену. Или Адама, – Майкл подошел к одной из припаркованных у обочины машин и, легко выдавив стекло, быстро отключил взвывшую было сигнализацию. – Садись скорее. Придется сделать это.
– Куда мы едем? – спросила Никита, когда Майкл успешно завел мотор, и машина понеслась по улице.
– К Елене домой.
– Ты что?! Если они действительно ищут ее, там уже собрался весь Отдел.
– Пусть. Я не оставлю Адама, – голос Майкла был решительным и жестким. Никита не стала спорить. У нее не было аргументов. Нельзя пытаться отговорить Майкла спасти сына. Это было бы глупо.
– Я не понимаю их мотивов, – проверив, спит ли Виола на заднем сидении, Никита приблизила лицо поближе к Майклу и зашептала ему в ухо. – Как они могли взорвать наш дом, если знали, что там Виола?
– Подозреваю, что они видели, как мы ушли, а уж потом взорвали.
– Тогда они следят за нами?
– Может, и следят, – лицо Майкла ничего не выражало, только глаза напряженно следили за ночной дорогой.
– И что тогда? Что будет, когда они нас поймают?
– Обязательно узнаем об этом, если они нас поймают.
– А не подвергнем ли мы опасности и Адама, если поедем к нему?
– Боюсь, что сейчас он в еще большей опасности. Они решили привезти его в Отдел, как я понимаю, и сделать из него оперативника.
– Почему ты так решил?
– Подумай сама. Все очень просто. Елена умирает, и мальчик остается один, так как у него больше никого нет. Никого, кроме меня. Что я делаю в такой ситуации? Пытаюсь опекать его. А это запрещено правилами Отдела. В любом случае Адам окажется там, значит, стоит сделать это пораньше, пока я не наделал глупостей. Правильно?
– Похоже на правду. Но ты считаешь, что если они решили найти Адама, они до сих пор этого не сделали? Не так уж сложно найти десятилетнего ребенка, мать которого смертельно больна и не может защитить его.
– Я хочу выяснить, что у них вышло. Поэтому мы и едем к Елене.
– Майкл… – Никита помолчала и откинулась на спинку сидения. – Я боюсь за Виолу. Давай что-нибудь придумаем и не повезем ее с собой.
Он несколько минут не отвечал, лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций. Никита знала, насколько ему тяжело сейчас. Она ласково провела кончиками пальцев по его руке. Он отвел взгляд от дороги и посмотрел на нее. В глубине его зеленых глаз читалась такая непередаваемая боль, что у Никиты защемило сердце.
– Что мы придумаем? – отозвался он наконец, опять переводя взгляд на дорогу. – Высадим ее на обочине, а потом заберем? И что она будет делать, если мы не вернемся? Знаешь, пусть уж лучше она будет с нами. Мы сами обрекли ее на такую судьбу, когда решили дать ей возможность родиться. Помнишь? Мы не совсем обычная семья, мы живем только пока мы вместе. Давай будем оставаться вместе до конца. Не нужно ничего придумывать. Они не убьют Виолу. В худшем случае ее вернут в Отдел. Для нее Отдел – почти дом. Она к нему привыкла. То ли дело Адам…
– Да, Майкл, я понимаю. Ты прав, наверное. И потом… Мне сейчас настолько хочется положиться на тебя и пустить все по течению, что просто нет сил спорить.
– Нет сил, а желание есть? А может, я когда-то лишил тебя возможности иметь желания?
– Ну что ты придумываешь?
– Шеф требовал от меня исправить тебя, сделать тебя такой, какими со временем становились почти все в Отделе: хладнокровной, послушной, бесчувственной. Я не смог довести это до конца, так как понял, что лишу мир редкой души. Но полностью выйти из повиновения Шефа я не решился. Я ломал твой характер не один год. Теперь ты не такая, какой пришла в Отдел… Мне только нужно знать, до какой степени ты изменилась.
– А разве ты сам не знаешь? – удивилась она. – Я твоя жена. И потом, мне всегда казалось, что ты знаешь меня лучше, чем я сама.
– Тебе это только казалось. Я не смог бы полюбить тебя, если бы в тебе не было загадок. Таков закон природы.

Конец.

В смысле конец?
И чем же закончилось? (Вопрос конечно риторический)
Жаль, я уже настроилась на долгое чтение)

Я не знаю. У меня файл кончился.