-- Понимаешь, – говорил он, отвернувшись в темноту сада, – я никогда не думал о том, чтобы стать отцом. Тем более, таким ненормальным способом. Но за те недели, что я знал о беременности Джины, я уже привык к тому, что скоро в моей жизни появится существо, которое будет нуждаться в моей заботе и опеке... А теперь, когда его не стало, – его лицо исказилось в свете садовых фонарей, – я просто не знаю, зачем мне жить... Зачем, если я приношу всем только горе и разочарование. Никто не пожалеет, если меня не станет, – последнюю фразу он сопроводил очередным глотком из припасённой бутылки, а потом сел на пол, закрыл лицо руками и зарыдал.
Мэри стало жалко его и мерзко одновременно. Хотя выражение его глаз, когда он иногда поглядывал на неё, как на верховного судию, и затронуло что-то глубоко внутри неё, Мэри, слава богу, была под надёжной защитой. И не собиралась впускать в свой священный замок таких вот порочных словоблудов.
Но этот человек, каким бы непостижимо порочным он ни был, раскрыл перед ней душу. И уже одно это не давало ей права на осуждение. Нет, в душе не осуждать его она не могла – тут Мэри ничего не могла с собой поделать... и снова вспомнила его слова, произнесённые в запале перебранки и так срезонировавшие в ней... Может, это и впрямь не её стезя? Но надо, по крайней мере, как-то ему помочь. Возможно ли его обратить в лоно церкви? Вряд ли... Но он так пронзительно смотрел... Как утопающий, цеплявшийся даже не за спасательный круг, а за травинку, свешивающуюся над водной пучиной...
Когда он закончил, она, кажется, произнесла какую-то приличествующую ситуации цитату из Писания, а потом предложила ему заняться благим делом. Он грустно усмехнулся – кажется, он не очень-то слушал её, пробормотал что-то про общественных защитников. Тогда она сказала, что может выяснить, какие сейчас есть благотворительные проекты в церквях Санта-Барбары – она была убеждена, что ему стоит быть среди людей и делать что-то важное, чем он мог бы гордиться. Ей было тяжело от осознания, что большего она дать ему не могла. Оставаться далее не имело никакого смысла. На прощание она ещё раз пообещала позвонить ему завтра по поводу благотворительности.
Оказавшись на стоянке, Мэри шумно выдохнула. Не таким она представляла свой визит в этот дом... И повторять его ей совершенно не хотелось – да, завтра она сделает то, что пообещала Мейсону, а сама как можно скорее заберёт отсюда сестру.
***
Мейсон зашёл в домик для гостей и рухнул в кресло.
-- А чего я ждал? Прощения? Сочувствия? Помощи? Чего?! – он поднял лицо к потолку темной комнаты, как будто пытаясь разглядеть там Всевидящего и Всезнающего. Глупая была идея. И опасная – что, если бы кто-то подслушал его излияния? Сама монашка, слава богу, вернётся в свой монастырь и забудет об этом всём – желание как можно быстрее оставить его с его кучей проблем ясно читалось в её глазах. Хорошо, если не плюнет в его след. Нет, он не может больше здесь находиться...
Через пять минут из поместья Кэпвеллов вырулил тёмный «мерседес» и понёсся по шоссе. Через два часа он должен был покинуть пределы Лос-Анджелеса по 15-й трассе. Впереди было ещё сорок пять часов дороги...
***
Следующим утром Мэри сидела у постели жестоко изнасилованной младшей сестры и молила бога, чтобы та пришла в себя. Кристи вдруг что-то забормотала и стала повторять имя Теда Кэпвелла.
«Конечно, – с новой силой вспыхнула ненависть в сердце сестры Мэри. – Один брат не слишком-то отличается от другого. Один силой тащит мачеху в постель, другой – насилует мою сестру».
Сообщение отредактировал Ta-li-ya: Суббота, 22 октября 2022, 11:55:44