Я знаю, что подобных фиков со спасением Мэри и ее потерей памяти после крыши уже очень много, но рискну предложить свою версию. Если честно, изначально я не собиралась писать фик с амнезией, но совершенно случайно наткнулась на англоязычном ресурсе на краткое описание одного фика по ММ и мысленно представила себе картинку в голове, дорисовала ее в своем воображении... в результате фик оказался совсем не тем, что я себе представила, а дописанная в голове история требовала выхода, поэтому я решила все-таки ее записать.
Название: Дом там, где Мэри
Действующие лица: Мэри, Мейсон, Марк
Краткое описание: Она просыпается и не знает, где она и что с ней произошло, и самое главное - кто она. Человек, сидящий у ее кровати, называет себя ее мужем, и у нее нет оснований сомневаться в этом.
Пролог.
Ей казалось, она находилась в том состоянии между сном и явью, когда пытаешься проснуться, но не можешь. И ей снился сон, обрывки которого и сейчас ясно вставали перед глазами – но они словно проступали отдельными пятнами, никак не желая складываться в целостную картинку. Ей хотелось проснуться, хотелось, чтобы все снова было ясным. Снова? И что именно?
Боль, резкая боль внизу живота, обрывки фраз – «ребенок!» – «С ребенком все будет в порядке. И с его мамой тоже. ... Я люблю тебя! Пожалуйста, открой глаза, пожалуйста!» Она пытается открыть глаза, взглянуть на него, но не может, пытается что-то сказать, но губы не могут пошевелиться, всё ускользает от неё, она падает, проваливается в глубину, но продолжает слышать этот голос – все тише и тише, словно она удаляется все дальше в темноту… Но она не одна, и когда свет прорезает эту тьму, она знает, что Бог пришел за ней, и готова уйти - ей кажется, что она готова, она так устала… она знает, что там обретет покой, осталось только сделать шаг прочь от земной жизни, но что-то словно удерживает ее. Господи, неужели мое время пришло? Почему я все еще колеблюсь? Там, откуда исходит этот свет, такое тепло, такой покой, ощущение всеобъемлющей любви и прощения, и обещания неизведанного… Но голос, который она продолжает слышать, зовущий ее… он явно доносится не с небес. Она колеблется, она не может оставить его, и не может не стремиться к тому свету, что впереди. И тогда она слышит другой голос внутри себя, как ответ на ее невысказанный вопрос: «Еще не время, дочь Моя. Для тебя не время» – и в этом голосе неземная, невыразимая любовь, и сострадание, и твердость. Потом словно частичка ее души покидает ее, искоркой плывет к свету, в любящие руки Небесного Отца, и она чувствует внезапную пустоту там, где раньше была радость ожидания жизни. Свет тает, вместе с ним и обещание Небес и покоя, и голос Господа… когда-нибудь она снова услышит Его, но пока ее время не пришло. Что ей делать? Куда идти? Темнота, как бы она ни силилась открыть глаза, все та же темнота… и снова этот голос, зовущий ее, умоляющий не уходить. В этом голосе столько любви, и она хватается за него, словно это ее спасательный круг, единственная нить, связывающая ее с этим миром…
Она проснулась. Первое, что она почувствовала – снова боль, физическая, но несравнимая с огромным чувством потери… Реальность. Глаза так тяжело открыть, веки совсем не разлипаются. Нужно подождать, к тому же ей просто необходимо вспомнить что-то важное. Ей что-то снилось… Что?
Какой-то странный сон – очень длинный, со множеством подробностей, но чем сильнее она пыталась вспомнить, тем быстрее он ускользал, и она в конце концов сдалась и вернулась в действительность. Вот только там, где должны быть подробности ее реальной жизни – кто она, чем занималась вчера и где сейчас находится – была ужасающая пустота.
Вспомнить хоть что-то… кто она? Где она? В голове только обрывки того, что она считала сном – как умирала, и как вернулась к жизни. Был ли это сон или же реальные воспоминания? И если они были реальны, почему они ускользают, как только она пытается сосредоточиться на них?
Нужно открыть глаза, – решила она. С огромным трудом ей удалось разомкнуть веки, но она тут же зажмурилась – слишком яркий свет. Моргнув несколько раз, она попыталась разглядеть, где она была.
Человек, сидевший у ее кровати, смотрел на неё с беспокойством и с некоторым страхом. Он словно боялся ее слов, ее реакции после пробуждения.
Человек был ей совсем незнаком.
– Где я? – с трудом произнесла она.
– В больнице. Уже все хорошо, ты вне опасности. Мэри…
Звук собственного имени удивил ее. Она прикрыла глаза, примеряя это имя к себе. Мэри… ее зовут Мэри. Мэ-э-ри…
– Что… случилось?
– Просто несчастный случай. Хорошо, что ты пришла в себя. Мэри, я надеюсь, что мы все же сможем спокойно поговорить и все уладить.
– Кто вы? – спросила она.
В его взгляде промелькнуло недоверие, сомнение, и… что-то, похожее на облегчение.
– Я твой муж, Марк.
1
Дом там, где Мэри
Моя попытка воскрешения Мэри
Автор
olga_77, Воскресенье, 03 апреля 2022, 12:53:41
Последние сообщения
-
Песнь о небесах/Восхождение фениксов/The song of heaven / The Rise of Phoenixes/天堂之歌/(2018)804
kuvshinka, Сегодня, 15:06:10
-
Мейсон + Мэри - негатив ~ Без ошибок и страданий, только позитив!!!90
Катя Очкарева, Сегодня, 13:47:14
Новые темы
-
"Конец века" ("На рубеже веков") ("Fine secolo")2
Итальянские сериалыluigiperelli, 10 Ноя 2024, 08:50
-
Лучший ребенок (сын или дочь) в "Санта-Барбаре"11
Санта-Барбара | Santa BarbaraClair, 10 Ноя 2024, 06:53
добрый день опять Марк негодяй?(((((((((((((((((( а вы есть вк? у меня есть фанвы могу показать
Сообщение отредактировал Эсиер: Воскресенье, 03 апреля 2022, 13:44:04
Марк будет примерно таким как в сериале - не великим злодеем, конечно, но человеком, который видит свою картину мира и не считается с фактами. В СБ он продолжал убеждать всех, что не насиловал Мэри, и сам, кажется, в это верил. Это газлайтинг в самом худшем понимании - заставлять других верить в обман. В моем фанфике Марк тоже пытается всех, и самого себя в том числе, убедить в правоте своих поступков. Негодяй он при этом или нет - решать читателям, конечно. Мне подобные люди сильно неприятны. И фанфик прежде всего о Мэри и Мейсоне - концовка уже написана, середина еще не выстроена сюжетно, но роль Марка в сюжетной линии для меня уже определена.
olga_z (Воскресенье, 03 апреля 2022, 13:56:43) писал:
Марк будет примерно таким как в сериале - не великим злодеем, конечно, но человеком, который видит свою картину мира и не считается с фактами. В СБ он продолжал убеждать всех, что не насиловал Мэри, и сам, кажется, в это верил. Это газлайтинг в самом худшем понимании - заставлять других верить в обман. В моем фанфике Марк тоже пытается всех, и самого себя в том числе, убедить в правоте своих поступков. Негодяй он при этом или нет - решать читателям, конечно. Мне подобные люди сильно неприятны. И фанфик прежде всего о Мэри и Мейсоне - концовка уже написана, середина еще не выстроена сюжетно, но роль Марка в сюжетной линии для меня уже определена.
Глава 1. Все с чистого листа.
Постепенно подробностей ее жизни становилось все больше, но еще больше возникало вопросов - как высказанных, так и не высказанных.
Она была в больнице. Как объяснил ее лечащий врач, она провела много времени на грани между жизнью и смертью, но сейчас ее состояние стабилизировалось. Скоро она поправится. Конечно, предстоит долгий курс реабилитации, но у ее организма есть все шансы полностью восстановиться.
– Ребёнок… что с ним? – Кроме обрывочных видений её полусна, она помнила только, что была беременна… помнила ту тихую радость, которую эта мысль дарила ей… но больше ничего.
– Мне очень жаль, миссис Маккормик, – человек в халате смотрел с сочувствием.
«Этот малыш будет самым любимым и самым желанным, потому что он твой, Мэри» – в ее голове прозвучали слова, произнесенные таким родным голосом. Откуда это? Были ли эти слова реальны?
– Мэри, любимая, главное, что ты жива!
Этот голос был другим. Возможно, ее подсознание играет с ней шутки. Она почувствовала, как ей не хватает воздуха.
– Я ждала ребенка! Я помню… мы так любили его!
– Мэри, успокойся, у тебя был выкидыш. Не переживай, ты обязательно поправишься, и у нас будут ещё дети, я тебе обещаю! Обещаю!
– Нет! Не надо!
Она знала, что была резка и несправедлива, но не могла реагировать по-другому. Она не хотела сейчас слушать никаких обещаний. Ее душила эта пустота. Она ждала этого ребёнка, она готовилась стать матерью… Ещё дети? Возможно, но этого ребёнка уже не вернуть… Она так любила этого нерожденного малыша – если и было что-то, что она помнила, что-то, в чем была уверена – это в том, что этот ребенок был таким желанным и любимым его родителями. Обоими родителями. Ее муж, наверное, тоже должен быть раздавлен этой новостью… но почему он так спокоен? Конечно, у него было время смириться с этой потерей, и наверняка он больше беспокоился о ней… он ведь чуть было не потерял и ее тоже, и она была важнее для него, чем ребенок, которого он даже не видел. Наверное, это объясняет его равнодушие. Но для нее эта потеря была слишком болезненной. Мэри отчаянно заметалась по кровати – рыдания душили её. Ее муж склонился над кроватью и приобнял ее за плечи, и она прижалась к нему, ища утешения, в отчаянной попытке хоть как-то облегчить это горе.
– Мэри, успокойся, не переживай так, у тебя всего лишь был выкидыш, ты могла умереть. Давай уже, успокойся, подумай о том, как мы будем счастливы, когда ты поправишься.
Она молча замотала головой. Счастливы? Она вообще не могла думать об этом. Единственное, что ей нужно было сейчас – дать возможность выплакаться, побыть рядом. Ей просто нужны были руки, которые ее бы держали, она не могла слышать сейчас призрачные обещания будущего счастья. Разве ее муж этого не понимает? Этот резкий голос, практически раздраженный, – почему он кажется таким чужим?
– Думаю, тебе сейчас нужен отдых. Ты все еще не пришла в норму и потеряла много крови.
Он осторожно разжал руки и опустил ее на подушку, аккуратно поправив постель.
– Да, наверное, – машинально произнесла она. Он кивнул и улыбнулся, и повернулся к выходу:
– Мэри, все будет хорошо, – сказал он. – Ты поправишься, все плохие воспоминания забудутся, а потом я увезу тебя далеко-далеко, и мы всегда будем вместе.
…
Ее муж и лечащий врач вышли из палаты, и Мэри осталась одна.
Она свернулась в комок и проплакала до тех пор, пока не уснула.
…
Марк не мог поверить, насколько удачно все складывалось. Когда ему позвонили и сообщили, что его жена, как оказалось, жива, он тут же помчался по названному адресу. И потом, поняв, что есть возможность оставить ее мертвой на какое-то время для всех остальных, он сразу решил воспользоваться этой возможностью. В конце концов, разве они заслуживали правды? Мейсон даже не дал ему осмотреть ее, Джулия обманывала его, собираясь отправить за решетку, мистер Кэпвелл тоже был готов спустить на него всех собак - и за что? Он всего лишь любил свою жену и старался быть ей настоящим мужем. Но теперь у него есть возможность почувствовать свое превосходство над ними. Организовать похороны, наблюдать за их терзаниями… в особенности за Мейсоном. Да он имел на это полное право после всего того, что они все заставили его вынести!
Конечно, он понимал, что когда Мэри очнется, то ему придется иметь дело с ее гневом. Но похороны прошли, а она оставалась в коме. Теперь, если она очнется и потребует от него ответа, он просто скажет, что узнал обо всем только после похорон. Закрытый гроб, ошибка сотрудников морга – документы о смерти были у него на руках, как он мог подумать, что гроб пуст? Нет, он тут ни при чем, это все было случайной ошибкой, он не мог себя заставить открыть крышку гроба и смотреть на ее труп – она же должна это понимать? Нет, лучше даже не так – он скажет, что гроб был закрыт ради Мейсона – как он мог обречь его на такие страдания? Может быть, она даже в это поверит и согласится снять с него наконец это нелепое обвинение в изнасиловании. В конце концов, он пообещает убраться из города и больше не вставлять им палки в колеса. Ему уже самому надоело это все. Ребенка больше нет, так что давить на Мэри ему теперь нечем.
Обвинений в сокрытии ее смерти он не боялся. Он здесь ни при чем. В случае чего он свалит всё на Сэма – да, Марк ему обещал, что не расскажет никому причину появления этого свидетельства о смерти, но он и так достаточно хорошо заплатил этому парню. Подлог документов - серьезное преступление, и Марк вовсе не собирался покрывать преступника, если дойдет до этого.
Но вот только Марк даже не предполагал, что Мэри может просто все забыть. А это значит… что у него есть шанс начать всё с ней с чистого листа. И, конечно, не менее привлекательный шанс держать Мейсона и всю его семейку в неведении относительно Мэри как можно дольше – возможно, даже всегда. Нет, когда-нибудь, когда они с Мэри будут уже давно счастливой семьей с парочкой ребятишек, он организует поездку в Санта-Барбару и обязательно постарается показать Мейсону, кто на самом деле является настоящей любовью Мэри. Когда-нибудь, когда все эти страсти поутихнут. Он улыбнулся, предвкушая это. Возможно, Мейсону уже будет не до нее и он уже утешится новой пассией – но уязвленным он себя все равно почувствует, а это самое главное.
Марк настолько погрузился в обдумывание этих планов, что не заметил вошедшего в комнату Сэма.
– Марк, послушай, меня беспокоит состояние Мэри.
– Меня тоже. Она не перестаёт реветь по поводу этого выкидыша.
– Марк, это как раз абсолютно нормально. Дай ей время. Ребёнок – это все, о чем она помнит из своей жизни, это ее единственная связь с реальностью. И не забывай про физические изменения в ее теле после травмы, плюс гормональные… Это все не так просто пережить. Думаю, что отчасти проблемы с памятью из-за этого, хотя трудно сказать наверняка.
– Я просто хочу свою жену назад!
– Если ты будешь давить на нее, то как ты думаешь, она отреагирует? Марк, я помню кое-что из новостей. Ты обвинялся в ее изнасиловании, ты хочешь чтобы эти воспоминания вернулись первыми?
– Нет, конечно, нет. И вообще кто читает эти желтые газетенки? Все было совсем не так, это этот Кэпвелл заморочил ей голову. Я не насиловал ее, она моя жена, ради всего святого! Мы были готовы разобраться со всем этим, даже помирились бы, если бы не этот несчастный случай.
Чем больше Марк говорил, тем больше верил в это сам. Мэри была его женой, он имел на нее все права. Если она не хотела исполнять супружеские обязанности, он имел право ее подтолкнуть к этому. Он был абсолютно в своем праве. И она это поймет, он заставит ее понять.
– Ладно, Марк, ваши супружеские разборки – не мое дело, понимаю. Но я вообще не об этом хотел сказать. Меня беспокоит вот что… я не могу дать гарантии, что ее память вернётся в полном объёме. В комплексе травмы головы и потери ребёнка мне очень сложно делать какие-то прогнозы. У меня недостаточная квалификация, конечно – зря ты не перевезешь ее в больницу, где ей бы оказали помощь профессионалы.
– Я сам врач, ты работаешь на скорой – думаю, между нами двумя у нас достаточно профессионализма. Мы ее практически с того света вытащили.
– В физическом плане да, но вот в психологическом…
– Ну не вернется к ней память, и что с того? Самое главное у нее есть - семья. Любящая.
– Да, наверное. – Сэм звучал неуверенно. – Но все-таки позволь мне дать тебе совет – будь терпеливым, окружи ее заботой и лаской, увези ее куда-нибудь, где она будет счастлива… рассказывай ей о том времени, когда вы были вместе, о ее детстве – все, что знаешь, что поможет пробудить ее воспоминания. От тебя зависит, что именно она вспомнит первым.
– Обязательно. Именно. Я так и сделаю. Только помни, что ты обещал мне, Сэм - никто не должен знать, что она жива. Никто! Я не хочу, чтобы кто-то вмешивался и навязывал ей чужие представления о ней самой и обо мне.
Марк был в этом твердо уверен – никаких вмешательств в их жизнь он не допустит, и постепенно ее воспоминания станут такими, какими они и должны быть – воспоминаниями об их счастливой жизни. Жалко, что с интимной частью придется подождать хотя бы несколько месяцев, пока она полностью не оправится от потери плода. Ну да ничего, потом он свое возьмет. Пока рядом нет Мейсона Кэпвелла, ходящего вокруг и сбивающего его жену с толку, у него точно есть все шансы построить идеальную семью с Мэри. Хотелось бы ему посмотреть на лицо Мейсона, когда они с Мэри вернутся в Санта Барбару счастливыми супругами! Возможно, Мэри к тому времени будет снова беременна – уж теперь-то точно от него! И Мэри тогда уже никуда не денется, он ее надежно привяжет к себе. Марк довольно улыбнулся. Скорей бы уже увезти ее отсюда. Наверное, стоит поехать куда-нибудь подальше, например в Нью-Йорк – город, в котором легко затеряться, в отличие от крохотной Санта-Барбары. Возможностей там точно будет больше. Двоюродный брат поможет найти неплохую работу. Марк набрал номер телефона. Не стоит медлить. К тому времени, как Мэри выйдет из больницы, все должно быть готово.
…
Она узнавала подробности своей жизни, словно пролистывая страницы книги. Незнакомой книги. Ее звали Мэри Маккормик, она была замужем около полугода, у неё были мать и сестра. Они знали Марка с детства, и он всегда любил ее. Они ожидали их первенца, но она потеряла ребёнка в результате несчастного случая. И, скорее всего из-за пережитой потери, она потеряла память.
Почему никто не навещал ее? Марк объяснил, что она всего год как переехала в Санта-Барбару, и кроме него и ее семьи, у нее здесь не было никого из родственников. Но друзья-то должны быть?
– Тебе не нужны сейчас новые лица, это может привести к стрессу. Твоя память должна восстановиться постепенно, – уверял он ее. И Сэм был на его стороне. Возможно, они были правы, хотя почему-то ей казалось, что увидев забытые лица, ей бы это помогло вспомнить хоть что-то. Если бы у нее была хотя бы записная книжка, можно было бы позвонить. Хотя… как бы это выглядело? Предположим, она набрала бы первый попавшийся номер – вряд ли в ее записной книжке рядом с номерами были пояснения типа «лучшая подруга» или «коллега по работе». Обычно достаточно просто имени с фамилией. И что она скажет? «Здравствуйте, меня зовут Мэри и я вас не помню. Вы не подскажете, какие у нас были отношения? Может быть, мы были лучшими подругами, а может быть, просто встретились один раз и обменялись телефонами?»
Наверное, они с Марком вели достаточно замкнутую жизнь и просто не успели обзавестись хорошими друзьями, а беспокоить просто знакомых своими проблемами ей не хотелось. Мэри с нетерпением ждала встречи с матерью и сестрой – Марк пообещал, что они будут здесь, как только вернутся из своего отпуска, но почему-то их возвращение всё откладывалось.
Она не могла не доверять Марку. У неё не было сомнений в нем – в конце концов, брачная лицензия, совместные фотографии и много подробностей ее детства, рассказанных им, которые смутно казались ей правильными – всё указывало на то, что та версия их жизни, которую он поведал ей, была правдой.
Ей не терпелось поскорее попасть домой – возможно, родные стены помогут ей вспомнить больше. Она стремилась выйти из больницы и, наконец, обрести подобие прежней жизни, даже выйти на работу (Марк говорил, что она была медсестрой в благотворительной клинике, и ей нравилась идея того, чтобы продолжать работать там и дальше). Но, к её сожалению, в день выписки Марк ошеломил её словами о том, что они уезжают из города.
– Мэри, прости, но мне пришлось освободить наш дом. Счета за больницу съели все наши сбережения, и я не мог платить за дом больше… Но ты не волнуйся, я уже договорился о новом месте для нас, где мы начнем все сначала.
Она так ждала, что в конце концов попадет домой и сможет вспомнить хоть что-то! А что если все-таки попросить его отвезти ее туда? Даже если там живут другие люди, разве они откажут ей в небольшой просьбе? Ей просто хотелось увидеть те места, где она провела этот год. Места, наверняка полные счастливых воспоминаний.
– Разве нельзя просто попросить новых хозяев дома зайти и посмотреть – я уверена, что я бы вспомнила все быстрее!
– Нет, я не думаю, что они согласятся. Они не произвели на меня хорошего впечатления, а тебе не нужны сейчас негативные эмоции. И они все равно уже все переделали внутри, я видел, как они начали заниматься ремонтом с момента продажи. Я не хочу тебя волновать, Мэри.
– Может быть, заедем тогда к кому-нибудь из наших знакомых?
– Не время, мы должны успеть на самолет, у меня уже билеты на руках.
– Ты все организовал, даже не посоветовавшись со мной? Марк, я всего лишь память потеряла, но не способность принимать решения! Ты должен был предупредить меня об отъезде!
Он резко оборвал ее:
– Мэри, ты моя законная жена перед Богом и людьми. Позволь мне позаботиться о тебе. Наши так называемые друзья всё сделали для того, чтобы ты потеряла нашего ребёнка, а я чуть было не сошёл с ума от горя. Я тебе когда-нибудь обо всем расскажу, но не сейчас. Я не хочу ни с кем здесь встречаться, я не хочу оставаться в этом городе ни минутой дольше, чем это необходимо. Просто поверь мне, что так будет лучше. Я тебе все объясню позже, а сейчас у нас билеты на руках и вылет в Нью-Йорк через несколько часов. У тебя есть выбор – выйти сейчас из машины и уйти в никуда. Без дома, без денег, без семьи. Хочешь скитаться по улицам? Я тебе гарантирую, что твои так называемые друзья, которых ты не помнишь, не будут ни заботиться о тебе, ни обеспечивать тебя. Или же ты доверяешь мне и мы едем в аэропорт. Через пару дней к нам прилетит твоя мать и поможет тебе восстановить воспоминания. Ты тогда сама поймешь, что это было лучшим решением.
Она упрямо вскинула голову, хотя понимала, что в некотором роде он был прав. Куда она пойдет? У нее не было ни малейшей зацепки, куда можно здесь податься. Ни одного адреса дома, в который можно было постучаться. Ни денег, ни памяти. А он был ее мужем. Она должна доверять ему. Возможно, воспоминания вернутся скоро, и она сможет разобраться с тем, кто она и что с ней произошло. И сможет понять, стоит ли возвращаться. Захочет ли она возвращаться.
Она взглянула ему в глаза.
– Выходит, других вариантов нет. Что ж… как говорится, не стоит спорить с водителем.
В его взгляде промелькнуло явное облегчение.
– Да, я все уже устроил. Тебе понравится в Нью-Йорке. Мой двоюродный брат уже подыскал нам там квартирку и обещал помочь мне с работой.
Мэри кивнула. Видимо, придется начинать жизнь с нового листа.
как интересно .я даже приставила как Марк в церкви наблюдает за ними) почему у меня марк не такой хитрый?(((((((
Сообщение отредактировал Эсиер: Воскресенье, 03 апреля 2022, 16:18:04
olga_z (Воскресенье, 03 апреля 2022, 12:53:41) писал:
Я знаю, что подобных фиков со спасением Мэри и ее потерей памяти после крыши уже очень много, но рискну предложить свою версию. Если честно, изначально я не собиралась писать фик с амнезией, но совершенно случайно наткнулась на англоязычном ресурсе на краткое описание одного фика по ММ и мысленно представила себе картинку в голове, дорисовала ее в своем воображении... в результате фик оказался совсем не тем, что я себе представила, а дописанная в голове история требовала выхода, поэтому я решила все-таки ее записать.
Спасибо! жду продолжение! Герои похожи на сериальных. Если бы правда каким-то чудом выяснилось бы, что Мери жива, ну неужели Марк бы не воспользовался ситуаций? Сомневаюсь, что тут же рассказал бы обо всем Мейсону. Точнее, даже не сомневаюсь, что скрыл бы.
Спасибо! Да, я тоже стараюсь не читать особо ничего сейчас, но сложно удержаться))
Ох, все эти сцены настолько эмоциональны - и крыша, и все, что было после, до исчезновения Мейсона - и развидеть их невозможно, и принять их как реальность тоже. Не могу их просто так оставить, поэтому хочется что-то с этим сделать.
И вместе с тем в этих сценах есть такие моменты, которые настолько о них - не хочется их просто отбрасывать: и то, что поняла Мэри на крыше насчет Марка, и ее монолог в конце, и все, что Мейсон говорит ей после - то, что она была подарком, которого он даже не должен был получить, и его разговор с Тэдом, и прочее - все это очень ценно, и я себе не представляю историю ММ без этих моментов. И думаешь еще: а вот если бы Харли все-таки вернулась, то им бы пришлось как-то "воскрешать" ее, по-любому. Вряд ли бы они это сделали гладко, но мы бы все равно были рады любому варианту, лишь бы Мэри снова была с Мейсоном.
Ох, все эти сцены настолько эмоциональны - и крыша, и все, что было после, до исчезновения Мейсона - и развидеть их невозможно, и принять их как реальность тоже. Не могу их просто так оставить, поэтому хочется что-то с этим сделать.
И вместе с тем в этих сценах есть такие моменты, которые настолько о них - не хочется их просто отбрасывать: и то, что поняла Мэри на крыше насчет Марка, и ее монолог в конце, и все, что Мейсон говорит ей после - то, что она была подарком, которого он даже не должен был получить, и его разговор с Тэдом, и прочее - все это очень ценно, и я себе не представляю историю ММ без этих моментов. И думаешь еще: а вот если бы Харли все-таки вернулась, то им бы пришлось как-то "воскрешать" ее, по-любому. Вряд ли бы они это сделали гладко, но мы бы все равно были рады любому варианту, лишь бы Мэри снова была с Мейсоном.
Глава 2. Жизнь без тебя
Мейсон с трудом заставил себя подняться с кровати. В квартире был полный беспорядок - надо было хотя бы выбросить осколки разбившейся вчера бутылки, но сил не было ни на что. Ужасно болела голова. Он налил себе стакан воды, жадно осушил его и снова опустился на кровать. Машинально достал из кармана ключ, который оставил отец, и стал вертеть его в руках, как будто это могло помочь ему принять решение.
Вернуться домой? Он не думал, что выдержит их сочувственных взглядов - отца, Идэн, Тэда. Он сорвётся, наговорит гадостей, его опять вышвырнут из дома, как приблудного пса… Хотя отец и обещал, что не сделает этого, но Мейсон слишком хорошо знал цену его обещаний - стоили они примерно как пыль и песок, не больше.
Он плохо помнил дни… недели, прошедшие с дня похорон. Кажется, пару раз в квартире появлялась Джина, пыталась что-то говорить и даже прибраться в квартире – он выгнал ее, не хотел, чтобы она прикасалась к вещам Мэри. Она даже не обиделась, потому что на другой день пришла снова с какой-то едой… и снова говорила о том, как ей жаль.
Еще приходила Идэн. С ней Мейсон даже попробовал поговорить. Почему-то ему это показалось важным. Что-то про то, что как-то он сказал Мэри о том, что в его жизни всегда существовал некий баланс – каждая большая победа сменялась огромным проигрышем, но теперь, когда она со ним, он больше не боялся этого, потому что понял, что обрел главное в его жизни.
Повторив это Идэн, он рассмеялся бесцветным смехом:
– Если бы я только мог тогда знать, что именно приготовила мне судьба.
Идэн обняла его и сказала:
– Мейсон, возвращайся домой. Пожалуйста. Я не думаю, что тебе сейчас нужно быть одному.
Но он покачал головой.
– Я не думаю, что мне сейчас хоть что-то нужно.
Кроме одного - того единственного, что было ему дороже всех, и что у него отняли навсегда. Счастья просто быть рядом с ней.
Мейсон осознал, что так и продолжает вертеть этот дурацкий ключ в своей ладони. Оставаться здесь, в этой квартире, становилось все более невыносимо с каждым днем. И бесконечное пьянство не делало ничего яснее. И лучше тоже. Как когда-то сказала Мэри, панцирь - это просто панцирь. Но сейчас даже этого не было. Она обнажила его догола, сорвала все покровы, вытащила на свет его настоящего, дала ему почувствовать тепло своей души на его обнаженной коже… и как ему теперь жить без этого? Он не знал. Пьянство точно не помогало – он отчетливо видел, как проваливается все глубже и глубже в бездну, и что его ждало там, на дне? Вечность без Мэри? Он не хотел этого.
Мэйсон поднялся, положил ключ на стол, и тут его внимание привлек листок бумаги, на котором было несколько раз выведено «прости» – почерк был его, правда, довольно неровный. После какой по счету бутылки это было? Он не помнил, как брался за ручку. Мэри когда-то заметила, что он хорошо владеет словами, и предположила, что он мог бы заняться писательством. Ее догадка была верна - искушение взяться за бумагомарание несколько раз посещало его, но было отброшено как лишнее, отнимающее много времени и не приносящее пользы занятие. По крайней мере, так как-то раз заявил отец в ответ на преподнесенную Мейсоном в подарок сказку собственного сочинения. Си Си заметил тогда, что он уже слишком большой, чтобы заниматься подобной ерундой, и предложил ему лучше писать школьные сочинения – по которым, между прочим, у Мэйсона и так были лучшие оценки в классе. Это отбило у него охоту к сочинительству надолго – до самого университета, где попытка влиться в новую среду, тоска по дому и ощущение какой-то свободы толкнули его к попытке написания той самой повести, о которой он говорил Мэри и которая до сих пор валялась где-то в глубине коробки с памятными вещами, привезенной как-то на каникулы.
Он достал из ящика стола чистый листок и ручку.
«Мэри, – он вывел ее имя на листке бумаги, и словно поток невысказанных слов захватил его. – Ты знаешь, я кажется, собираюсь в ад. Но я этого не хочу, потому что тебя там не будет. Я надеюсь… я знаю, что ты в Раю, и даже не смею надеяться… нет, хочу надеяться, что увижу там тебя в конце моей жизни. Я не знаю, зачем мне жить без тебя, но знаю, что если есть хоть малейшая надежда, что я после своей смерти встречу тебя, то я готов ждать сколько угодно».
Мэйсон продолжил писать, рассказывая листку бумаги все то, что давило на него все эти недели – как он винил себя в произошедшем, как обвинял в ее смерти остальных и даже грозил пистолетом… отцу за то, что не успел на эту треклятую крышу хотя бы парой минут раньше… Джулии за то, что позвала ее на эту встречу. И как ему больно оттого, что стал причиной ее слез. «Мне на самом деле некого винить в твоей смерти, кроме самого себя. Я не должен был давить на тебя, я не понимал, что мое стремление защитить тебя убило тебя. Все продолжают твердить, что это был несчастный случай, но я не могу перестать думать о том, что если бы не наш последний разговор, то ты бы не стала пытаться договориться с Марком».
Он закончил письмо, аккуратно сложил его, написал на внешней стороне «Для Мэри» и положил в нижний ящик стола. Снова взял в руки ключ от дома, крепко сжал его в кулаке. Конечно, отец не будет долго его терпеть, но возможно, это даст ему хоть какую-то передышку. Потому что он больше не мог находиться здесь в полном одиночестве. Эта квартира, где все напоминало о Мэри, одновременно и убивала его, и давала призрачную несбыточную надежду. Ее вещи, кофточка, брошенная на диван – как будто Мэри просто вышла ненадолго и вот-вот появится в дверях, и он сожмет ее в объятиях и никогда больше не отпустит… все это просто сводило с ума.
…
Идэн была первой, кто встретил его в резиденции Кэпвеллов. Она выглядела обрадованной и пылко обняла его.
– Мейсон! Наконец-то ты решил вернуться!
– Не торопись, сестренка, а то очень скоро будешь радоваться обратному. Как ты думаешь, на сколько хватит терпения отца на этот раз? Держу пари, что у него уже где-то припасен очередной камень в мой огород.
– Мейсон! – Голос Си Си, спускавшегося по лестнице, прозвучал укоряюще.
– Отец, ты как всегда, вовремя. И, судя по твоему выражению лица, я уже успел тебя расстроить.
– Я рад, что ты здесь, – неожиданно искренне сказал Си Си, так что Мэйсон даже почти поверил. По крайней мере, ему вдруг захотелось в это поверить.
– Доброта тебе к лицу, отец – жаль, что ты редко ее носишь. Ну что ж, надеюсь, моя комната не занята? Боюсь, в последнее время я не очень-то приятный собеседник, так что вы должны меня простить, если я не буду участвовать в теплых семейных посиделках у камина.
– А они у нас когда-то были? – спросила Идэн.
– Нет, но ничто не мешает иметь иллюзии по поводу нашей далекой от идеала семьи.
– Я пойду спрошу Розу насчет ужина, – Идэн удалилась в сторону кухни, и Мейсон остался наедине с отцом.
Казалось, никто не знал, что еще сказать.
– София будет рада, что ты здесь, – наконец сказал Си Си, нарушив затянувшуюся паузу. – И мне кажется, это хорошая идея поужинать вместе.
Мейсон покачал головой:
– Я лучше побуду один.
– Как скажешь, – Си Си развел руками, немного помедлил, словно не знал, что еще сказать, потом неловко обнял Мейсона. – Добро пожаловать домой, сын.
…
Прошла еще пара недель, и Мейсон все еще оставался в доме отца. Они даже почти не ссорились – впрочем, причина этого, скорее всего, заключалась в том, что Мейсон почти не пересекался с отцом. Он взял отпуск, как и обещал – работать все равно не было ни малейшего желания. Иногда он подолгу гулял по пляжу, или проводил время в конюшне, если был трезв – лошади не любили запах спиртного – или запирался в своей комнате и писал письма Мэри. В них было все то, что предназначалось только ей, и никому другому.
Когда-то она попросила его показать ей ту повесть, и он так и не решился, а теперь он просто хотел рассказать ей все о себе на этих листках бумаги, которые она никогда не прочтет. Зачем? Он сам не знал, но ему словно становилось легче в эти моменты. Как будто она действительно когда-нибудь могла прочесть эти письма.
Он продолжал писать ей – не каждый день, но достаточно часто. Иногда это просто были воспоминания об их коротких моментах вместе, иногда он просто писал о себе – выискивал те моменты в своем прошлом, над которыми она бы посмеялась или искренне порадовалась бы за него, или, что было чаще, разочаровалась бы, но это было неважно, потому что он хотел довериться ей полностью, без остатка – ведь когда-то именно этого ему и не хватило смелости признать… нет, когда-то именно этого он и боялся – разочаровать ее. Но теперь ее уже не было на этом свете, а что думают ангелы о простых смертных? Им и так все известно. Что он мог скрыть от нее? Иногда он просто записывал для нее свои любимые стихотворения… все равно он бы не смог сказать лучше о своих чувствах, чем Шекспир в своих сонетах.
Он продолжал писать ей - потому что это были единственные моменты, когда он что-то чувствовал. Продолжал писать, зная, что она никогда их не прочтёт. Письма с трудом помещались в ящик - Мейсон думал их сжечь, но так и не решился. Возможно, когда-нибудь ему удастся заставить себя сходить на ее могилу и окончательно попрощаться с ней… когда-нибудь.
…
Он спускался по лестнице, когда в дверь особняка Кэпвеллов позвонили. Мейсон открыл дверь. На пороге стояла матушка Изабель.
Он не видел ее очень давно . Наверное, надо было навестить монастырь, поговорить о Мэри… нет, он не мог этого сделать. И сейчас тоже – просто стоял и смотрел на неё.
– Кхм, – она нарушила неловкое молчание, – мы так и будем стоять на пороге, Мейсон Кэпвелл?
Он сглотнул и отошёл в сторону.
– Проходите, матушка Изабель.
– Я рада, что ты дома – я как раз с тобой хотела поговорить.
Мейсон провел ее в гостиную. Он совсем не знал, что ей сказать, но был рад, что хотя бы был сегодня трезв и даже принял душ, так что представлял из себя не такое жалкое зрелище, как обычно в эти дни.
– Дело в том, что я улетаю на миссию… – начала она. – На полгода, и не могла не попрощаться. И сказать, что мне очень жаль. Мэри… очень любила тебя. Не забывай этого.
– Я никогда ее не забуду, – грустно улыбнулся он. – Я поклялся в этом. Ни о чем не сожалеть… ничего не забывать.
– Господу не нужны наши клятвы, Мейсон. Достаточно просто слов.
Они немного помолчали, и потом она вздохнула:
– Я до сих пор не могу представить, что ее больше нет с нами. Хотя, казалось бы, мне следовало бы смириться с этим, по своему положению. Но мне все равно трудно понять это… Что ж, неисповедимы пути Господни.
– Наверное, вы думаете, что если бы Мэри не ушла тогда из монастыря…
– Ничего такого я не думаю! И тебе не стоит так думать! Это порочный круг – думать, что было бы, если…
– Если бы она не встретила меня, если бы не покинула монастырь, если бы не вышла замуж за Марка… Как я могу об этом не думать? Если бы я не…
– Мейсон, кто бы тебе что ни говорил, что бы ты сам себе не говорил – это не твоя вина, – резко оборвала она его. – Мэри была счастлива с тобой. Я знаю, как она любила тебя, и видела, как ты любишь ее.
Он спрятал лицо в ладонях, не отвечая.
– Я до сих пор помню, как Мэри пришла к нам в первый раз, ещё почти ребёнком, несмотря на свое почти совершеннолетие, – улыбнулась матушка Изабель.
– Расскажите мне о ней. Пожалуйста, - попросил Мэйсон.
– Она всегда была такая упрямая. Доказывала мне, что Богу абсолютно все равно, когда человек встает на молитву – главное, чтобы молитва была искренняя. Любила читать допоздна, и вовсе не всегда это была Библия, – матушка Изабель улыбнулась своим воспоминаниям. – Как-то она с сестрой Рут задержались в клинике – произошла авария, и было много пострадавших, и было уже поздно, когда они стали собираться обратно, а машина сломалась, поэтому я посоветовала им подождать до утра, но когда я перезвонила узнать, как они устроились на ночь, выяснилось, что Мэри уговорила Рут добраться до монастыря автостопом! Как же мы волновались, несмотря на молитвы, и когда наконец часа в три ночи под окнами монастыря раздалась громкая музыка из салона какого-то потрепанного форда, я думаю, даже самые строгие из нас вздохнули с облегчением! Я была готова отругать ее как следует, но у нее было такое виноватое лицо, что я просто не смогла это сделать. Просто была благодарна Господу, что Он благополучно привел ее домой.
Они проговорили еще долго – точнее, матушка Изабель говорила, а Мейсон слушал, жадно ловя каждое ее слово. Что-то он знал из рассказов Мэри, большую часть же слышал в первый раз
– Ей было сложно привыкнуть к порядкам в монастыре, но ей нравились покой и та размеренная жизнь, которую вели монахини. Хотя, мне кажется, в глубине души она всегда чувствовала, что эта жизнь не совсем ей подходит. Но она любила служить людям, общаться с ними. Она выбрала изучать психологию и сестринское дело, потому что видела в этом свое призвание – работать с теми, кто нуждался в помощи.
– Она всегда считала, что каждый заслуживает второго шанса, – пробормотал Мейсон. – Даже те, кто этого на самом деле не заслуживает.
– Она вовсе не была ангелом и ошибалась, как и все мы, – заметила матушка Изабель, – но в ней было много любви. И она любила тебя, всегда, даже когда не хотела этого признавать.
Она встала и приготовилась уходить.
– Мне пора, а то я опоздаю в аэропорт. До свидания, Мейсон. Я буду за тебя молиться, – пообещала она.
– Боюсь, матушка Изабель, в моем случае стандартный ответ Господа на любые молитвы - это «нет».
Она посмотрела на него, и на секунду ему показалось, что она хотела отругать его, и к этому он был готов, потому что прекрасно знал, что заслуживает этого, но в следующую секунду выражение ее лица смягчилось.
– Знаешь, Мейсон, я думаю, что гораздо чаще Господь просто говорит «подожди». Я уверена, что у Него обязательно приготовлено для тебя что-то очень хорошее.
Он обнял ее, поддавшись внезапному порыву.
Спасибо, - искренне сказал Мейсон.
«Мэри, знаешь, сегодня приходила матушка Изабель. Казалось бы, она должна знать ответ, почему это все произошло, но мне показалось, что она сама не понимает, и это помогло мне в какой-то мере. Я не один, кто скорбит по тебе, и я не один, кто не понимает смысла этого, хотя она и пытается скрыть это. Мы говорили о тебе, и я просто хочу сказать, что я люблю тебя. Я надеюсь, ты знала, как сильно я тебя люблю…»
Мейсон с трудом заставил себя подняться с кровати. В квартире был полный беспорядок - надо было хотя бы выбросить осколки разбившейся вчера бутылки, но сил не было ни на что. Ужасно болела голова. Он налил себе стакан воды, жадно осушил его и снова опустился на кровать. Машинально достал из кармана ключ, который оставил отец, и стал вертеть его в руках, как будто это могло помочь ему принять решение.
Вернуться домой? Он не думал, что выдержит их сочувственных взглядов - отца, Идэн, Тэда. Он сорвётся, наговорит гадостей, его опять вышвырнут из дома, как приблудного пса… Хотя отец и обещал, что не сделает этого, но Мейсон слишком хорошо знал цену его обещаний - стоили они примерно как пыль и песок, не больше.
Он плохо помнил дни… недели, прошедшие с дня похорон. Кажется, пару раз в квартире появлялась Джина, пыталась что-то говорить и даже прибраться в квартире – он выгнал ее, не хотел, чтобы она прикасалась к вещам Мэри. Она даже не обиделась, потому что на другой день пришла снова с какой-то едой… и снова говорила о том, как ей жаль.
Еще приходила Идэн. С ней Мейсон даже попробовал поговорить. Почему-то ему это показалось важным. Что-то про то, что как-то он сказал Мэри о том, что в его жизни всегда существовал некий баланс – каждая большая победа сменялась огромным проигрышем, но теперь, когда она со ним, он больше не боялся этого, потому что понял, что обрел главное в его жизни.
Повторив это Идэн, он рассмеялся бесцветным смехом:
– Если бы я только мог тогда знать, что именно приготовила мне судьба.
Идэн обняла его и сказала:
– Мейсон, возвращайся домой. Пожалуйста. Я не думаю, что тебе сейчас нужно быть одному.
Но он покачал головой.
– Я не думаю, что мне сейчас хоть что-то нужно.
Кроме одного - того единственного, что было ему дороже всех, и что у него отняли навсегда. Счастья просто быть рядом с ней.
Мейсон осознал, что так и продолжает вертеть этот дурацкий ключ в своей ладони. Оставаться здесь, в этой квартире, становилось все более невыносимо с каждым днем. И бесконечное пьянство не делало ничего яснее. И лучше тоже. Как когда-то сказала Мэри, панцирь - это просто панцирь. Но сейчас даже этого не было. Она обнажила его догола, сорвала все покровы, вытащила на свет его настоящего, дала ему почувствовать тепло своей души на его обнаженной коже… и как ему теперь жить без этого? Он не знал. Пьянство точно не помогало – он отчетливо видел, как проваливается все глубже и глубже в бездну, и что его ждало там, на дне? Вечность без Мэри? Он не хотел этого.
Мэйсон поднялся, положил ключ на стол, и тут его внимание привлек листок бумаги, на котором было несколько раз выведено «прости» – почерк был его, правда, довольно неровный. После какой по счету бутылки это было? Он не помнил, как брался за ручку. Мэри когда-то заметила, что он хорошо владеет словами, и предположила, что он мог бы заняться писательством. Ее догадка была верна - искушение взяться за бумагомарание несколько раз посещало его, но было отброшено как лишнее, отнимающее много времени и не приносящее пользы занятие. По крайней мере, так как-то раз заявил отец в ответ на преподнесенную Мейсоном в подарок сказку собственного сочинения. Си Си заметил тогда, что он уже слишком большой, чтобы заниматься подобной ерундой, и предложил ему лучше писать школьные сочинения – по которым, между прочим, у Мэйсона и так были лучшие оценки в классе. Это отбило у него охоту к сочинительству надолго – до самого университета, где попытка влиться в новую среду, тоска по дому и ощущение какой-то свободы толкнули его к попытке написания той самой повести, о которой он говорил Мэри и которая до сих пор валялась где-то в глубине коробки с памятными вещами, привезенной как-то на каникулы.
Он достал из ящика стола чистый листок и ручку.
«Мэри, – он вывел ее имя на листке бумаги, и словно поток невысказанных слов захватил его. – Ты знаешь, я кажется, собираюсь в ад. Но я этого не хочу, потому что тебя там не будет. Я надеюсь… я знаю, что ты в Раю, и даже не смею надеяться… нет, хочу надеяться, что увижу там тебя в конце моей жизни. Я не знаю, зачем мне жить без тебя, но знаю, что если есть хоть малейшая надежда, что я после своей смерти встречу тебя, то я готов ждать сколько угодно».
Мэйсон продолжил писать, рассказывая листку бумаги все то, что давило на него все эти недели – как он винил себя в произошедшем, как обвинял в ее смерти остальных и даже грозил пистолетом… отцу за то, что не успел на эту треклятую крышу хотя бы парой минут раньше… Джулии за то, что позвала ее на эту встречу. И как ему больно оттого, что стал причиной ее слез. «Мне на самом деле некого винить в твоей смерти, кроме самого себя. Я не должен был давить на тебя, я не понимал, что мое стремление защитить тебя убило тебя. Все продолжают твердить, что это был несчастный случай, но я не могу перестать думать о том, что если бы не наш последний разговор, то ты бы не стала пытаться договориться с Марком».
Он закончил письмо, аккуратно сложил его, написал на внешней стороне «Для Мэри» и положил в нижний ящик стола. Снова взял в руки ключ от дома, крепко сжал его в кулаке. Конечно, отец не будет долго его терпеть, но возможно, это даст ему хоть какую-то передышку. Потому что он больше не мог находиться здесь в полном одиночестве. Эта квартира, где все напоминало о Мэри, одновременно и убивала его, и давала призрачную несбыточную надежду. Ее вещи, кофточка, брошенная на диван – как будто Мэри просто вышла ненадолго и вот-вот появится в дверях, и он сожмет ее в объятиях и никогда больше не отпустит… все это просто сводило с ума.
…
Идэн была первой, кто встретил его в резиденции Кэпвеллов. Она выглядела обрадованной и пылко обняла его.
– Мейсон! Наконец-то ты решил вернуться!
– Не торопись, сестренка, а то очень скоро будешь радоваться обратному. Как ты думаешь, на сколько хватит терпения отца на этот раз? Держу пари, что у него уже где-то припасен очередной камень в мой огород.
– Мейсон! – Голос Си Си, спускавшегося по лестнице, прозвучал укоряюще.
– Отец, ты как всегда, вовремя. И, судя по твоему выражению лица, я уже успел тебя расстроить.
– Я рад, что ты здесь, – неожиданно искренне сказал Си Си, так что Мэйсон даже почти поверил. По крайней мере, ему вдруг захотелось в это поверить.
– Доброта тебе к лицу, отец – жаль, что ты редко ее носишь. Ну что ж, надеюсь, моя комната не занята? Боюсь, в последнее время я не очень-то приятный собеседник, так что вы должны меня простить, если я не буду участвовать в теплых семейных посиделках у камина.
– А они у нас когда-то были? – спросила Идэн.
– Нет, но ничто не мешает иметь иллюзии по поводу нашей далекой от идеала семьи.
– Я пойду спрошу Розу насчет ужина, – Идэн удалилась в сторону кухни, и Мейсон остался наедине с отцом.
Казалось, никто не знал, что еще сказать.
– София будет рада, что ты здесь, – наконец сказал Си Си, нарушив затянувшуюся паузу. – И мне кажется, это хорошая идея поужинать вместе.
Мейсон покачал головой:
– Я лучше побуду один.
– Как скажешь, – Си Си развел руками, немного помедлил, словно не знал, что еще сказать, потом неловко обнял Мейсона. – Добро пожаловать домой, сын.
…
Прошла еще пара недель, и Мейсон все еще оставался в доме отца. Они даже почти не ссорились – впрочем, причина этого, скорее всего, заключалась в том, что Мейсон почти не пересекался с отцом. Он взял отпуск, как и обещал – работать все равно не было ни малейшего желания. Иногда он подолгу гулял по пляжу, или проводил время в конюшне, если был трезв – лошади не любили запах спиртного – или запирался в своей комнате и писал письма Мэри. В них было все то, что предназначалось только ей, и никому другому.
Когда-то она попросила его показать ей ту повесть, и он так и не решился, а теперь он просто хотел рассказать ей все о себе на этих листках бумаги, которые она никогда не прочтет. Зачем? Он сам не знал, но ему словно становилось легче в эти моменты. Как будто она действительно когда-нибудь могла прочесть эти письма.
Он продолжал писать ей – не каждый день, но достаточно часто. Иногда это просто были воспоминания об их коротких моментах вместе, иногда он просто писал о себе – выискивал те моменты в своем прошлом, над которыми она бы посмеялась или искренне порадовалась бы за него, или, что было чаще, разочаровалась бы, но это было неважно, потому что он хотел довериться ей полностью, без остатка – ведь когда-то именно этого ему и не хватило смелости признать… нет, когда-то именно этого он и боялся – разочаровать ее. Но теперь ее уже не было на этом свете, а что думают ангелы о простых смертных? Им и так все известно. Что он мог скрыть от нее? Иногда он просто записывал для нее свои любимые стихотворения… все равно он бы не смог сказать лучше о своих чувствах, чем Шекспир в своих сонетах.
Он продолжал писать ей - потому что это были единственные моменты, когда он что-то чувствовал. Продолжал писать, зная, что она никогда их не прочтёт. Письма с трудом помещались в ящик - Мейсон думал их сжечь, но так и не решился. Возможно, когда-нибудь ему удастся заставить себя сходить на ее могилу и окончательно попрощаться с ней… когда-нибудь.
…
Он спускался по лестнице, когда в дверь особняка Кэпвеллов позвонили. Мейсон открыл дверь. На пороге стояла матушка Изабель.
Он не видел ее очень давно . Наверное, надо было навестить монастырь, поговорить о Мэри… нет, он не мог этого сделать. И сейчас тоже – просто стоял и смотрел на неё.
– Кхм, – она нарушила неловкое молчание, – мы так и будем стоять на пороге, Мейсон Кэпвелл?
Он сглотнул и отошёл в сторону.
– Проходите, матушка Изабель.
– Я рада, что ты дома – я как раз с тобой хотела поговорить.
Мейсон провел ее в гостиную. Он совсем не знал, что ей сказать, но был рад, что хотя бы был сегодня трезв и даже принял душ, так что представлял из себя не такое жалкое зрелище, как обычно в эти дни.
– Дело в том, что я улетаю на миссию… – начала она. – На полгода, и не могла не попрощаться. И сказать, что мне очень жаль. Мэри… очень любила тебя. Не забывай этого.
– Я никогда ее не забуду, – грустно улыбнулся он. – Я поклялся в этом. Ни о чем не сожалеть… ничего не забывать.
– Господу не нужны наши клятвы, Мейсон. Достаточно просто слов.
Они немного помолчали, и потом она вздохнула:
– Я до сих пор не могу представить, что ее больше нет с нами. Хотя, казалось бы, мне следовало бы смириться с этим, по своему положению. Но мне все равно трудно понять это… Что ж, неисповедимы пути Господни.
– Наверное, вы думаете, что если бы Мэри не ушла тогда из монастыря…
– Ничего такого я не думаю! И тебе не стоит так думать! Это порочный круг – думать, что было бы, если…
– Если бы она не встретила меня, если бы не покинула монастырь, если бы не вышла замуж за Марка… Как я могу об этом не думать? Если бы я не…
– Мейсон, кто бы тебе что ни говорил, что бы ты сам себе не говорил – это не твоя вина, – резко оборвала она его. – Мэри была счастлива с тобой. Я знаю, как она любила тебя, и видела, как ты любишь ее.
Он спрятал лицо в ладонях, не отвечая.
– Я до сих пор помню, как Мэри пришла к нам в первый раз, ещё почти ребёнком, несмотря на свое почти совершеннолетие, – улыбнулась матушка Изабель.
– Расскажите мне о ней. Пожалуйста, - попросил Мэйсон.
– Она всегда была такая упрямая. Доказывала мне, что Богу абсолютно все равно, когда человек встает на молитву – главное, чтобы молитва была искренняя. Любила читать допоздна, и вовсе не всегда это была Библия, – матушка Изабель улыбнулась своим воспоминаниям. – Как-то она с сестрой Рут задержались в клинике – произошла авария, и было много пострадавших, и было уже поздно, когда они стали собираться обратно, а машина сломалась, поэтому я посоветовала им подождать до утра, но когда я перезвонила узнать, как они устроились на ночь, выяснилось, что Мэри уговорила Рут добраться до монастыря автостопом! Как же мы волновались, несмотря на молитвы, и когда наконец часа в три ночи под окнами монастыря раздалась громкая музыка из салона какого-то потрепанного форда, я думаю, даже самые строгие из нас вздохнули с облегчением! Я была готова отругать ее как следует, но у нее было такое виноватое лицо, что я просто не смогла это сделать. Просто была благодарна Господу, что Он благополучно привел ее домой.
Они проговорили еще долго – точнее, матушка Изабель говорила, а Мейсон слушал, жадно ловя каждое ее слово. Что-то он знал из рассказов Мэри, большую часть же слышал в первый раз
– Ей было сложно привыкнуть к порядкам в монастыре, но ей нравились покой и та размеренная жизнь, которую вели монахини. Хотя, мне кажется, в глубине души она всегда чувствовала, что эта жизнь не совсем ей подходит. Но она любила служить людям, общаться с ними. Она выбрала изучать психологию и сестринское дело, потому что видела в этом свое призвание – работать с теми, кто нуждался в помощи.
– Она всегда считала, что каждый заслуживает второго шанса, – пробормотал Мейсон. – Даже те, кто этого на самом деле не заслуживает.
– Она вовсе не была ангелом и ошибалась, как и все мы, – заметила матушка Изабель, – но в ней было много любви. И она любила тебя, всегда, даже когда не хотела этого признавать.
Она встала и приготовилась уходить.
– Мне пора, а то я опоздаю в аэропорт. До свидания, Мейсон. Я буду за тебя молиться, – пообещала она.
– Боюсь, матушка Изабель, в моем случае стандартный ответ Господа на любые молитвы - это «нет».
Она посмотрела на него, и на секунду ему показалось, что она хотела отругать его, и к этому он был готов, потому что прекрасно знал, что заслуживает этого, но в следующую секунду выражение ее лица смягчилось.
– Знаешь, Мейсон, я думаю, что гораздо чаще Господь просто говорит «подожди». Я уверена, что у Него обязательно приготовлено для тебя что-то очень хорошее.
Он обнял ее, поддавшись внезапному порыву.
Спасибо, - искренне сказал Мейсон.
«Мэри, знаешь, сегодня приходила матушка Изабель. Казалось бы, она должна знать ответ, почему это все произошло, но мне показалось, что она сама не понимает, и это помогло мне в какой-то мере. Я не один, кто скорбит по тебе, и я не один, кто не понимает смысла этого, хотя она и пытается скрыть это. Мы говорили о тебе, и я просто хочу сказать, что я люблю тебя. Я надеюсь, ты знала, как сильно я тебя люблю…»
Сообщение отредактировал olga_z: Вторник, 05 апреля 2022, 13:43:36
1 посетитель читает эту тему: 0 участников и 1 гость