Снегопад длиною в жизнь

Всем привет! Хочу поделиться с уважаемым сообществом своим наброском на тему отношений Мейсона и Мэри. Прежде чем появится сам текст фика, пару слов, почему именно такой сюжет пришел мне в голову. Я прочитала море альтернативных историй, в большинстве которых присутствовал жесткий экшн: похищения, мафия, сломанные позвоночники, ослепление, оглушение, где Марк представал то крестным отцом ОПГ, то несчастным влюбленным, и почти везде Мэри требовалась суперкритическая ситуация, чтобы осознать или признать свою любовь к Мейсону. Между тем, на мой взгляд, вся история ММ в сериале выстроена на психологии персонажей и выстроена очень грамотно, кстати (если не считать, бездарный финал). Не зря в ней намного меньше искусственных внешних вмешательств, чем у Иден и Круза, к примеру, и она поэтому очень жизненная и живая. Кстати, Агата Кристи говорила, что если детективный писатель не знает, как распутать им же запутанный клубок сюжета, он делает преступником маньяка, у которого нет внятной мотивации. Периодически это явно случалось со сценаристами СБ в историях многих пар.

Так что любителям перчика в историях моя, думаю, покажется пресной, но почему-то мне кажется, отутствие внешних потрясений больше соответствует духу реальных героев, которые шли друг к другу, продираясь сквозь предрассудки, догмы, комплексы. Для своего сюжета я выбрала момент с путешествием в горы Мэри и Марка, но в моей реальности туда никто не заманивал Круза и Иден, соответственно, не было никакого взрыва, соответственно Мэри и Марк спокойно вернулись домой после неспокойного уик-энда. Почему именно этот момент? Я очень хорошо помню, в каком Мэри была состоянии. По сути, ей нужно было всего лишь спокойно поговорить с Мейсоном наедине для того, чтобы многое понять о нем, и о себе. Но это Крузу и Иден давали возможность до бесконечности выяснять отношения, а ММ довольствовались обрывочными встречами на людях, где успевали бросить друг другу несколько фраз. Вот я и решила это исправить)) Ну что, начнем?

Часть 1.
В Санта-Барбаре бушевала гроза, и стеной лил дождь. По мере того, как джип поднимался все выше в горы, струи воды становились реже, словно замерзая на лету, и падали на стекло машины льдинками или инеем. Ближе к горному домику дождь окончательно превратился в метель.
Но Мейсону Кепвеллу, выбравшему для путешествия в горы столь неподходящее время, было все равно. Даже если ему предсказали бы извержение вулкана, землетрясение и сход лавин одновременно. Может, в этом случае он еще и поторопился бы туда, чтобы не пропустить ничего и точно попасть под лавину или лаву. Ибо иного выхода уже не видел.
Он никогда не задумывался, каково это – любить. Посмеивался над сахарно-мармеладными «малышками» в исполнении Круза и женихов Келли, над их сюсюканьем и ясно сознавал, что у него так не будет никогда. Не станет он никого звать «детка» и по сто раз повторять одни и те же убогие банальности.
У него так и не было. Никогда, даже мысленно, он не произносил в адрес Мэри – «детка», «рыбка» или тому подобное. Какая-то глупость легковесная, если не сказать – пошлость. А всякая пошлость, приторность или наигрыш были Мэри настолько чужды… Это придавало особенное значение любой, даже самой обыкновенной фразе в ее устах. И о чем бы они ни разговаривали – о музыке, поэзии или его бесперспективных отношениях с отцом, Мейсону казалось, будто луч света мягко касается предмета беседы и раздвигает тьму. Ему до того нравилось это ощущение, что он в эти моменты всегда улыбался удивительной улыбкой – как в детстве – открытой, доверчиво-восхищенной и заразительной. Без обычной примеси сарказма или скепсиса.
Когда Мейсон видел Мэри, он забывал все на свете слова. Она казалась ему слишком необыкновенной, чтобы можно было подобрать какие-то конкретные эпитеты. Они не передавали, а только обедняли то, что он чувствовал. Мейсон и Мэри… Звучало, как красивая мелодия, и к ней не требовались «текстовые пояснения».
Как же он пропустил точку невозврата, после которой без человека уже невозможно жить? Он просто не думал об этом, захваченный водоворотом незнакомых чувств. И никто ему тогда не сказал, что любовь – это не всегда восторг полета. На «земле» ждут страх, сомнения, ядовитая змея ревности, разрывающая грудь боль потери. И невыносимая тяжесть на сердце, когда ты любишь, а тебя отвергают. Мейсон все перепробовал, он был готов навсегда позабыть о гордости ради хотя бы крошечной надежды вернуть Мэри. Но не существовало и крошечной надежды.
Ему было достаточно только ее взгляда с проблеском сочувствия или тени одобрительной улыбки на губах, чтобы со всей силой безумия снова поверить: когда-нибудь она простит и вернется. Он тут же выбрасывал на свалку все свои благие намерения забыть ее, отпустить, начать все с начала с кем-то еще. Иногда ему казалось, что он совсем близко, и ей нужно только чуть-чуть времени, чтобы перестать бояться своей любви к нему. Ведь былая магия между ними никуда не делась, Мейсон это видел. Но на минувший уик-энд Мэри уехала с Марком в горы… Да, она не выглядела счастливой невестой, но ведь уехала же…

Когда Марк из друга детства Мэри внезапно превратился в соискателя ее руки и сердца, Мейсону стало вдвойне горько. Он слонялся по городу, желая и одновременно страшась встретить ее. Сталкиваясь с ней и Марком, неизменно об этом жалел, потому что ему доставались ледяные колкости и убийственные ярлыки, а «мистеру Надежность» - поддержка, внимание и просто радостный блеск глаз. Еще совсем недавно так ее глаза сияли только для него – Мейсона… А теперь она не оставила ему права даже на ревность.
Все-таки он считал, что эти новые отношения, в которые Мэри нырнула, не успев осушить слез от их разрыва, больше способ проучить его. Мейсон причинил ей боль, она теперь подсознательно, а может, осознанно пыталась ответить тем же. Законы милосердия не работают в любви, даже у бывших монахинь… Но романтическое путешествие в горы – это уже другое. Это чересчур для самого жестокого урока. Мэри не могла не понимать: согласие провести вместе выходные в уединенном месте для Марка означает половину победы.
Но даже теперь Мейсон не способен был озлобиться на нее. Он просто смертельно устал и не знал, как жить дальше. Любить было нельзя, а не любить не получалось…
Его собственное поведение после расставания с Мэри вызывало у него чувство презрения. Никогда в жизни он столько не умолял и не унижался, не глотал столько обидных и резких слов. Иногда он словно видел себя со стороны и искренне изумлялся, до чего докатился. Но стоило ему встретить Мэри, все вытесняло желание подольше смотреть на нее, говорить с ней. Даже ценой противных пресмыканий и потери остатков самоуважения.
О, сердце, замолчи или разбейся! [1]
Поездка в горы, в тот же самый домик, в котором накануне отдыхали Мэри и Марк, напоминала попытку бегства с элементами самоистязания. Разве вылечит его затворничество длиной в несколько дней? Да еще в том самом месте, где подушка еще, наверное, хранит запах ее волос, а стены – отзвук любовных признаний Марка. Но Мейсону хотелось уединения, и он внушил себе, что неделя в горах в компании Шекспира и лорда Байрона поможет ему привести мысли и чувства в порядок. Кроме того, больше всего на свете он сейчас боялся столкнуться с Мэри, взглянуть ей в глаза и прочесть там окончательный приговор. Жить, ежеминутно сверля мозг вопросом: случилось ли что-нибудь между нею и Марком, было иезуитской пыткой. Но уж лучше неизвестность с приправой надежды, чем беспощадная ясность.
Когда он подкатил к домику в горах, снег еще был скорее красив, нежели страшен. Мейсон поставил машину как можно ближе к дому, под специальный навес и вылез наружу, вдыхая полной грудью морозный воздух. Было здорово чувствовать, как снежинки ложились и таяли на лице, словно пытались охладить его жгучие мысли. Как же здесь тихо и покойно… «Озябших звезд неяркий свет, и на улице пустой ни души и ни огня. Как будто не было и нет ни любви, ни тебя, ни меня»… Кажется, именно такое состояние Мейсон пытался вызвать в себе, когда затевал этот вояж в горы.
Дорожки быстро закрашивало белым, словно кто-то уверенно работал мягкой кистью. Мейсон сделал несколько шагов к входной двери, с удовольствием ступая по пушистому покрывалу, и вытащил ключи.
В домике никого не было, он заранее позвонил и отпустил «смотрителя заимки», попросив предварительно закупить продукты и заготовить дрова для камина. Это последнее распоряжение оказалось очень кстати. Ветер и снег усиливались, а отопление в помещении, кажется, не работало.
Мейсон бросил ключи на столик и зябко поежился. Комната разве что не заиндевела. Не похоже, что здесь совсем недавно кто-то был. Золы в камине, правда, скопилось много.
- Надеюсь, они грелись обычным огнем, а не любовным пылом, - пробормотал Мейсон, невольно представляя себе Мэри и Марка сидящими в обнимку в отсветах пламени.
Он разжег камин. Лицо и руки обдало приятным теплом. Мейсон засмотрелся на огонь. Ему вспомнилось начало – он, уверенный в неотразимости своих чар ловелас, и девушка, только что покинувшая монастырь, легко попадавшаяся на самые элементарные приемы из его богатого арсенала. Его тогда искренне забавляло, как действует на Мэри его взгляд «со смыслом». Она тут же в панике прятала глаза, краснела и словно мечтала провалиться сквозь землю. А он все видел и понимал, но отчего-то не мог просто подойти и взять… Она хотела, чтобы он ее любил. И Мейсон, сам того не замечая, становился таким, как хотела она, и делал то, что просила она. Дорого бы он дал, чтобы вернуть себе ту былую насмешливость и снисходительность, ощущение полного контроля над собой и ситуацией. Но он все бросил ей под ноги, а она испугалась…



[1] Дж.Гордон Байрон «Ты счастлива…»

Мейсон тяжело вздохнул. Конечно, испугалась. Незнакомых чувств, влечения, а еще больше, их силы. Роман развивался стремительно, они как будто неслись в потоке и видели только друг друга. Тем временем вокруг была масса людей, и все норовили подсказать, помочь, направить… Как могла Мэри справиться с этим, когда у него среди доброхотов не нашлось ни одного союзника? Наверное, в монастыре принято считать, что все страстное – греховно. А тут еще история с Джиной – образец духовного падения. После этого репутацию Мейсона было не спасти. Он сам отобрал у Мэри последние доводы в свою защиту, хоть и не был ни в чем перед ней виноват. Парадокс…
В окно ветром швырнуло горсть снега. Мейсон отодвинул занавеску и всмотрелся в сумерки. На улице завывало и мело так, что даже рамы вибрировали. Пожалуй, без отопления не обойтись. Один камин при такой погоде не спасет. Мейсон накинул куртку и отворил дверь. Немедленно шквальный порыв зло вырвал ее у него из рук, вломился снежными вихрями внутрь дома, обжег лицо колючим холодом.
- Ого! – не сдержался Мейсон. Он с усилием прикрыл за собой дверь и бегом двинулся в подсобку, где стоял газовый котел. Снега местами намело уже по колено. «Кажется, мое желание исполняется, - с усмешкой подумал Мейсон. – Еще пара часов, и меня уже никто не потревожит в этом снежном плену».
Он знал, как это бывает, хотя на себе и не испытывал. Февральские бураны отрезали горы от побережья на три-четыре дня. Ни телефонной связи, ни электричества, ни дорог… Стопроцентное затворничество.
Газовый вентиль на котел был перекрыт. Мейсон попытался его повернуть, однако безуспешно. Котлом давно не пользовались, и кран то ли заржавел, то ли заклинило. Голыми руками его не сдвинешь. Вот почему Мэри и Марк топили камин… Нет, о Марке лучше не думать. Пока он размышлял только о Мэри и молча разговаривал с ней, становилось даже как будто легче, но Марк - это уже другое, это больно.
Он также счастлив, избранный тобою -
И как его завиден мне удел!
Когда б он не любил тебя – враждою
К нему бы я безмерною кипел… -

вспомнились строчки Байрона. В том-то и дело, что нет у Марка безоглядной любви к Мэри. А что есть? Черт его знает! Тщеславие, вожделение, азарт гонки, но не любовь… Что он за человек? Мэри помнит его мальчишкой, с тех пор он мог кардинально измениться. Что-то знает только Дженис, и Дженис ничего хорошего о нем не рассказывала. Хотя она, при столь общительном нраве, о своем браке с Марком вообще предпочитала не распространяться. Конечно, странно было бы испытывать симпатию к сопернику, но почему-то этот бородатый доктор, вынырнувший из ниоткуда, казался Мейсону злым персонажем, от которого Мэри нужно защитить. Она, естественно, с этим была категорически не согласна, полагая, что защита ей нужна только от Мейсона. Уперлась, как с нею иногда случалось, и яростно отказывалась хотя бы взглянуть на ситуацию под другим углом. Тоже, наверное, из страха потерять опору.
Так, а где же ящик с инструментами? Мейсон одну за другой проверил полки на стеллаже, в углу на нижней обнаружил то, что искал. Вооружившись плоскогубцами, вернулся к котлу. Для этой операции хватило и его скромных слесарных способностей. Он зажал инструментом вентиль и начал медленно усиливать нажим. Пару раз плоскогубцы срывались, но затем кран все-таки поддался и повернулся уже без особого сопротивления.
Мейсон залил воду в расширительный бачок и запустил котел. Через полчаса в доме потеплеет. А пока имело смысл проверить дизельный генератор – электричество могло отключиться в любую минуту.
Управляющий обо всем позаботился – топливо было залито по максимуму, оставалось только в случае необходимости раскрутить стартер. Мейсон поплотнее прикрыл дверь в подсобку и принялся торить тропу обратно к дому. Ветер просто сбивал с ног, в лицо летел колючий снег. Не пробыв на улице и трех минут, Мейсон успел продрогнуть до костей и, ввалившись в комнату, первым делом кинулся к камину.

О! Я только увидела, что у нас тут новый фик по Мейсону и Мэри.) Прошу прощения, что не увидела это произведение раньше.С удовольствием начала читать и с нетерпением жду продолжения.
Начало мне очень понравилось.

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:23:03) писал:

Да, был такой момент в их отношениях.) Он наступил примерно в тот период, когда Мэри устроилась работать к Кэпам, может чуть раньше. Мэри со всей ужасающей ясностью осознала- нет, еще не любовь, но свое влечение к этому мужчине, а Мейсон- опытный ловелас, конечно же это заметил.) Тем более, что самого его потянуло к ней еще с того момента, как только он ее увидел впервые.

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:23:03) писал:

Не мог.
Я вспоминаю, как он сказал ей:
кажется, всё, что мне хочется делать - это защищать тебя... держать тебя в своих объятиях... Мне кажется, это в определенной степени вызвано твоей неиспорченностью... твоей невинностью... по сравнению со всеми женщинами, кого я когда-либо знал.

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:23:03) писал:

Справедливости ради отмечу, что причина испугаться у Мэри была веская.

На мой взгляд очень хорошо описано состояние Мейсона в период ссоры с Мэри:

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:20:22) писал:

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:23:03) писал:

И вот этот эпизод тоже понравился очень:

Bereza163 (Четверг, 28 марта 2019, 13:20:22) писал:

Хорошо отражает суть отношений Мейсона и Мэри, ту магию, которая была в этих отношениях.

Bereza163, у меня увлечение этой парой уже много лет назад минуло острую стадию, я мало какие фанфики читаю, но Ваш меня действительно заинтересовал, я как раз психологию предпочитаю экшену да перчинке. Не то чтобы я во всем с Вами согласна, но за Вашим фанфиком обязательно буду следить. Очень жду продолжения.

Clair (Пятница, 29 марта 2019, 05:56:32) писал:

Спасибо. Я вас помню по обсуждениям в 2006-2008 году, когда сама иногда в них участвовала) Постараюсь не разочаровать

Elena78 (Четверг, 28 марта 2019, 22:47:43) писал:

Елена, вам спасибо за первый отзыв) И вдвойне - за то, что отметили важные для меня моменты.

Дрова, облизываемые языками пламени, уютно потрескивали. Глухо гудели рамы под атаками снежной стихии. Отблески огня танцевали на стенах, в оконных стеклах, на боках фужера с красным вином. Мейсон сбросил куртку и, забрав бутылку с бокалом, вернулся к камину. На него снизошло умиротворение. Вот так бы всю жизнь… Только Мэри не хватает… Быть может, окажись она сейчас здесь, где нет ни его родственников, ни ее друзей – всего этого сонма советчиков, им бы удалось просто поговорить… Ведь убежать отсюда, как она всегда делала, если боялась смотреть в лицо истине, тоже нельзя. И тогда она бы наконец выслушала его и, возможно, даже поняла…
Им ведь так и не суждено было по-настоящему побыть вдвоем. Всего лишь пара вечеров в ресторане, пикник на природе в честь спущенной покрышки да та незабываемая ночь, когда отца пытались убить, - вот и все, что позволила ему судьба. Вокруг всегда были люди. А путешествие на яхте так и осталось мечтой… Джина… Мейсон сжал зубы от злости и досады. Запри он тогда дверь в комнату, увези Мэри сразу из дома, все могло бы получиться по-другому. Одна минута решила целую жизнь.
Странно, но, несмотря на всю тяжесть последствий, Мейсон никогда не жалел о первопричине своих бед – связи с Джиной. На себя из того времени он теперь смотрел как в кино - на другого, просто внешне очень похожего, человека. У того Мейсона были свои мотивы спать с мачехой, что-то он в этом находил азартное, терпкий вкус опасности и мести… Для него нынешнего все это было так далеко, мелко и несущественно. Причина исчезла, но осталось бесконечное следствие и расплата…

Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, -

Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.
Пускай она, безмолвный мой ходатай,
Идет к тебе с признаньем и мольбой
И справедливой требует расплаты.

Прочтешь ли ты слова любви немой?
Услышишь ли глазами голос мой?[1]

Мейсон произносил слова негромко, неотрывно глядя на огонь. А может, прав старина Шекспир? Может быть, напрасно Мейсон не писал Мэри? Если она не хочет слушать его, может быть хотя бы прочтет письмо?
Он сделал маленький глоток из бокала и задумался. Смог бы он найти нужные слова? Самые главные, которые пробились бы к ее ожесточившемуся сердцу? О, для этого сначала пришлось бы описать всю его одинокую жизнь, полную несправедливых обид, детской ревности, безуспешных попыток завоевать уважение и признание отца, неоцененных душевных порывов. Пришлось бы написать роман, чтобы объяснить Мэри, как год за годом, день за днем мечтательный юноша с грустными глазами превращался в обаятельного циника и хладнокровного манипулятора. Как он учился использовать и унижать людей и получать от этого удовольствие. Как поставил на службу своим целям даже любовь, которой никогда не испытывал к женщинам, с которыми спал. Как, стараясь оградить себя от боли, постоянно стремился причинять ее окружающим. Одним словом, откуда взялось в нем все то, что ненавидела Мэри. Хотя до Дориана Грея он все равно никогда не дотягивал – он не был безжалостным и беспринципным, он любил своих родных, несмотря ни на что, и был готов на многое во благо семьи. Только это уже не имеет значения…
Он думал, что надежно забаррикадировался от любых сантиментов, и вся его романтичная натура давно погребена под сотнями масок, но вот появилась Мэри, и мгновенно вызвала к жизни его настоящего. Он снова чувствовал себя мальчишкой – добрым, хорошим, который любил весь мир. Но теперь Мэри нет в его жизни, а что же прикажете делать с этой начинкой? Ведь искренность, ранимость, чуткость – это прекрасно, но делает его страшно уязвимым перед отцом, прежде всего. Си Си и так уже из кожи вон вылез, чтобы толкнуть Мэри в объятия Марка из единственного желания побольнее ударить старшего сына. Счастье самой Мэри его заботило постольку-поскольку. А ведь она спасла Си Си жизнь… Впрочем, ничего нового. Эти лирические нюансы никогда особенно не трогали его отца. Он и обожаемую дочь не пожалел, крепко-накрепко привязав ее к нелюбимому мужу, что уж говорить о сиделке…



[1] Шекспир. Сонеты (пер. С.Маршака)