Леденцы.

Волосы у Баффи черные и короткие, за темными очками глаз не видно, Спайку почему-то кажется, что зелеными им в этом мире оставаться неправильно, скорее всего, они растеряли всю яркость после многочисленных потерь. Жутко хочется узнать, какие у нее теперь глаза, и жутко хочется отругать себя за эти неуместные хотелки, они здесь по важному поводу собрались, он, один из последних охотников на вампиров, а она самый сильный вампир из выживших.
Их стороны снова не совпадают, как и при первой встрече, и ему бы хотелось думать, что в этом есть что-то символическое, но скорее всего это просто издевка судьбы за старые грехи.
Ведь когда он подумал, что искупил их, то опасная и злобная вампирша вышла из своего укрытия и явила ему свое равнодушное лицо, ни один мускул ни дрогнул.
Он не понимает, узнала ли она его. Достаточно ли прошло времени, чтобы его лицо стерлось из памяти? Ведь он тоже много лиц позабыл. Но только не ее - поэтому напрашивался такой простой и такой страшный ответ - для Баффи он никогда не был важной частью ее жизни, нечего было запоминать.
Поэтому он рассеянно прислушивается к переговорам, точно зная, что миром они не завершатся, ловушки приготовлены с обеих сторон и победит тот, кто захлопнет капкан первым. А он не имеет право подвергать своих людей опасности.
Нужно только помнить, что эта брюнетка в коже жалкая оболочка, от Баффи ничего не осталось. Черные короткие волосы, равнодушное лицо и, наверное, чужие глаза под темными стеклами. Так и незачем красться за ней в ночи, разве станет легче, если он убедится в своих подозрениях, и разве станет легче, если он найдет в этой незнакомой брюнетке что-то от Баффи?
Она стоит в непривычной позе - слишком прямая, в плаще, который никогда бы не надела Баффи, и делает что-то нечестное - достает чертов клубничный леденец.
А кто, вообще, видел, чтобы вампиры сосали леденцы? Наверняка, эта бездушная стерва заметила его и нанесла этот нечестный удар, значит, все таки-помнит и бьет по-больному. Непохоже на его Баффи. Вот только рука становится неожиданно тяжелой - не поднять и не вытащить осиновый кол, он сдается своему сентиментальному телу и растворяется в ночи.

Баффи стоит неестественно прямо, слушая ночь, сила и очки надежно охраняют ее тайну, трудно заподозрить, что она давно ослепла. Этот запах – этот дурманящий запах кожи и виски ей, разумеется, почудился.
Слишком, сентиментально для такого древнего вампира, разумеется, но просто эта ведь та самая ночь. Их ночь.
Самая жуткая годовщина на свете. Сегодня можно всё. Даже быть сентиментальной.

У Спайка за спиной люди, их осталось немного. Он знает о них всё. Он нянчил их чёртовых детей.
Спасать их не должно быть тяжело, это вошло в привычку. И это было правильным. Он так долго убивает вампиров. Это просто очередной вампир.
И совсем не важно, какие у неё глаза. Потому что, если чужие и равнодушные – это разобьёт ему сердце. А если прежние… Что ему, мать, твою, делать, если они прежние? В общем, с Баффи как всегда всё не просто.
Ему просто придумать план, как выжить и не дать умереть его людям. Всё остальное – в топку. Потому что он должен поступить правильно. Он так задолжал этому миру.

Когда мир рухнул в тартары у неё остался его кожаный плащ. И запах. Запах уже давно выветрился, но плащ отобрать у неё будет очень-очень сложно.
Уиллоу говорила, что пока существуют такие сентиментальные вампиры, конец света человечеству не грозит. Но Уиллоу давно умерла от старости в окружении рыжих правнуков.
Ей просто нужно пережить эту ночь. Всё ещё важную. Потом она снова сможет дышать. А может быть это её совесть пытается достучаться? Дело в том, что вампиры для неё, разумеется, не важны. Парочка клычков, которыми она обзавелась, не могли бы искоренить инстинкты истребительницы. Но и охотники, разумеется, не важны тоже. Важны люди. Поэтому нужно увести из города вампиров. И охотников, так беспечно вербующих людей в свои ряды. Поэтому эти парни, считающие себя крутыми, которым кажется, что они делают правое дело, не вернутся больше домой. Прежняя Баффи нашла бы другой выход. Да, наверное, клычки всё-таки что-то изменили.

Плечи у неё по-прежнему обманчиво хрупкие. Тонкая беззащитная фигурка на ветру. Но он-то знает, как больно бьют её кулачки. И взгляды. И слова. Баффи и человеком умела быть жестокой. По крайне мере к такому мусору, как он. Чего же от неё можно ожидать сейчас. Он помнит, что такое – потерять душу. У него за спиной – люди. С семьями, с душами, с сентиментальными история ими и выцветшими фотографиями жён во внутреннем кармане. Они у него есть.
Баффи – жестокой, забавной, безжалостной, презирающей, ласково, сильной, хрупкой, сексуальной, невозможной Баффи у него никогда не было.
Наверное, пора это признать. Через столько веков. Но ведь это такая важная ночь. Ночь его смерти. Когда она сказала ему, что любит его. Последние крохи доброты к умирающему вампиру. Тогда он все же позволил себе на секунду поверить, что это правда.
Но что взять с влюбленного идиота? Вот что есть у него и доверившимся ему охотниках - надежда на то, что за столько веков он хоть немного поумнел. Как призрачно. Спайк закрывает глаза и призывает на помощь лица. Обветренные бородатые лица охотников. Вечно тревожные лица их жен. Озарящиеся при его появлении улыбкой лица их детей, ведь у него всегда с собой клубничные леденцы. Нет, о леденцах впоминать не надо. Потому что если размякнуть, зеленоглазое равнодушное лицо не его блондинки затмит остальные. Как всегда.

Она так и не встретилась со Спайком после той ночи. Ночи его смерти.
Уже не вспомнить, когда она узнала, что он жив. Не от него.
Он не удосужился позвонить и сообщить. Я жив - кажется, не слишком длинная фраза.
Старая обида снова кольнула небьющееся сердце, он так и не понял, какой важной частью ее жизни был, как ее надломила его смерть. Он не мог и подумать, что все эти дни она спасала его разными способами - не по-настоящему и во сне.
Иначе сократил бы количество этих дней - одним коротким звонком. Это она наступила на горло гордости, когда узнала, что он жив. Она набрала номер. Этот неловкий разговор и та назначенная встреча - ее идея. Какая идиотка назначает свидание на кладбище? Наверное, только безумно влюбленная в вампира. Через столько веков, наверное, можно себе признаться. Все равно, никто не слышит. Интересно, позволила бы ей ее долбаная гордость признаться, если бы свидание состоялось?
Теперь она уже никогда не узнает.
Про леденцы он вспомнил зря. А еще зря их с собой таскает - слишком сентиментально для такого возраста.
Все-таки, так и не поумнел. Значит, у его команды мало шансов выжить. Огромным усилием воли он сосредотачивается на лице - голубоглазом и пятилетнем, в окружении русых локонов.
Его любимица среди детей охотников. Возможно, примерно так бы выглядела его дочь, сложись его жизнь иначе.
Будь у кого-то меньше гордости и больше мозгов. Он пойдет и выбросит эти долбаные леденцы сейчас же. Самое важное дело в его жизни.

Это было глупо-назначать свидание на кладбище, да еще в такую дату. Дату его смерти.
Она просто подумала, что он потом будет ей это каждый раз припоминать на следующих годовщинах, и это будет мило. Боже, она планировала их будущее.
Глубоко запрятаное горе вырывается с коротким сухим смешком. С почти незаметной ноткой отчаяния.

Ладонь с леденцами застывает. Они вдруг становятся такими тяжелыми. Игра ли это? Он почти выбросил их. Вместе с прошлым и несбыточными мечтами.
У него был выбор - остаться, когда обнаружил Баффи с прокушенной шеей на кладбище. Он мог бы взвалить на себя ее ношу, помочь стать вампиром. Но он позволил себя убедить Уиллоу и Ксандеру, что он только утащит начинающую вампиршу в бездну. И он сбежал. А Уиллоу сказала Баффи, что Спайк погиб на кладбище.
А сейчас Баффи узнала, что он жив. Но это настолько не важно, что он не заслужил даже удивления.
Почему он все же сомневается, что это правильный ответ? Сколько еще ему нужно доказательств? - Ох уж эти сентиментальные вампиры, - бормочет он чуть слышно.

Баффи замирает. Ей же послышалось? Чертова ночь. Когда она уже закончится? И снова этот запах. И этот голос. И этот акцент. Мертвецы иногда возвращаются. Ей ли не знать. Но будет слишком больно ошибиться. Баффи не трогается с места.
Лица Спайк не видит, да и не хочется - все еще больно обжигаться.
Но ее плечи так скорбно опускаются - всего на секунду, а ему больше и не нужно. В ее ладонь опускается что-то липкое, и не нужны ей ни какие глаза, чтобы понять, что это леденцы.

Этой ночью ни один охотник не умирает. И в последующие тоже. А глаза у Баффи по-прежнему ярко-зеленые.

Сообщение отредактировал Шарлотта Холливелл: Суббота, 27 августа 2022, 03:10:37

Абсолютно прекрасные Баффи и Спайк! Спасибо!

olga_z (Пятница, 09 сентября 2022, 11:49:08) писал:

Спасибочки за отзыв!