Нет покоя для грешников.

Услышав приближение шагов Роберта к ее комнате, пока он вставлял ключ в замочную скважину и открывал дверь, Флейм молниеносно схватила лезвие, провела им по руке, чуть выше видневшихся вен, чтобы образовалась небольшая царапина и выступила кровь. Затем открыла лак и вылила содержимое на рану.
Приняла бесчувственную позу, в ожидании появления Барра.
— Надеюсь, ты стала более сговорчивой после дня…
Роберт вошел в комнату и застыл на месте. В это раз он пришел без еды, посчитав, что сначала нужно убедиться, съела ли Флейм обед, а уж потом пытаться накормить ее ужином. Он понимал, что голодовка плохо отразится в первую очередь на ребенке, но рискнуть стоило, иначе как заставить ее делать то, что нужно ему. В любом случае, если Флейм продолжит капризничать и отказываться от еды, придется заставить ее поесть силой.
Только сейчас все это стало неважно. Флейм лежала на кровати без сознания, и по ее руке текла кровь.
В два шага оказавшись рядом с кроватью, Роберт заметил лезвие на одеяле рядом с ее рукой, на которой виднелся четкий след от пореза.
Его дыхание сбилось. Он не понимал, где Флейм взяла лезвие для попытки покончить с собой. Вытащила из бритвы? Черт! И почему он не предусмотрел этого!
Растерялся он буквально на несколько секунд, а потом бросился к Флейм. Необходимо срочно перетянуть рану и остановить кровь, а также проверить ее дыхание и пульс. Кожа Флейм все еще была теплой, а значит, порезала вены она недавно. Что вызвало некое облегчение. Да, когда-то он желал самых страшных мучений для Флейм, но сейчас… Сейчас внутри нее находится его ребенок!
Едва он поднес руку к ее шее, чтобы проверить пульс, внезапно Флейм ожила. С силой оттолкнула его от себя, и от неожиданности он полетел на пол, не сумев удержаться на ногах.
Флейм же вскочила с кровати и побежала к двери.
Роберт чертыхаясь поднялся и кинулся за ней. Она, конечно, надеялась выбраться из дома, но он запер и парадную, и заднюю двери, спрятав ключи, предполагая, возможность подобного развития ситуации.
Роберт нагнал ее перед самой лестницей, не дав спуститься вниз. Он схватил ее за руку, причиняя боль, и потащил обратно в комнату.
Она кричала и старалась вырваться из железной хватки его руки.
— Заткнись и не дергайся, ребенку навредишь.
— Я надеюсь, он сдохнет! И тогда ты оставишь меня в покое!
Роберт не любил насилие, тем более в отношении женщин, но Флейм всегда находила способ дойти до грани его терпения. Сейчас ему хотелось отвесить ей оплеуху. Но он сдержался. Затащил ее обратно в комнату и бросил на кровать.
Ее руки и одежда были выпачканы красным лаком, впрочем, как и его. Он понял, что Флейм использовала лак, чтобы сымитировать кровь, увидев на полу баночку.
— Тебе меня не удержать!
Роберт ничего ей не ответил, но по его лицу было видно, он сам это прекрасно осознает. А затем в его взгляде появилось что-то хищное и опасное.
— Чтобы ты не собирался со мной сделать, это может плохо отразиться на твоем драгоценном ребенке.
Роберт снова промолчал, в этот раз двинувшись на нее. Она и опомниться не успела, как оказалась вдавленной в кровать под его весом. Попыталась оттолкнуть его. В ответ он одной рукой поймал кисти обеих ее рук и завел их ей за голову, с силой удерживая. Попробовал поцеловать, но она ворочала головой из стороны в сторону, чтобы ему помещать.
— Не смей меня трогать! — Зло шипела она.
Свободной рукой Роберт схватил ее за челюсть, пресекая любые попытки к сопротивлению. Поцеловал грубо и настойчиво, вызвав головокружение. Затем разорвал пуговицы на ее блузке, обнажая вздымающуюся грудь в бюстгальтере. Юбку стаскивать не стал, просто задрав до талии.
Флейм отказывалась верить, что Роберт ее изнасилует. Не только потому, что знал, что именно это делал с ней ее отец. Роберт временами был тем еще гадом, но эту грань, она была уверена, не перейдет. И, конечно, так и вышло. Он приготовил для нее более изощренную пытку.
На секунду Роберт отстранился, ожидая увидеть страх в глазах Флейм, даже ненависть. Происходящее вполне могло ей напомнить об ужасающих событиях ее детства. Он осознавал, что поступает скверно, но остановиться не мог. Был на взводе. Ведь на какое-то мгновение поверил, что она решила умереть. Но во взгляде Флейм читался вызов, нежелание подчиняться, уступить. Поэтому вместо того, чтобы прекратить происходящее, снова начал ее целовать.
Продолжая целовать, едва давая ей нормально дышать, Роберт стянул с ее трусики. Рукой принялся ласкать ее, возбуждая. И ее тело откликнулось. Только почувствовав, что она, наконец, расслабилась, отпустил ее руки, которые все еще удерживал над ее головой, и принялся раздеваться сам.
Флейм, учащенно дыша, знала, что позволит делать Роберту с собой все, что он захочет. Неистово желала его, но признавать своего поражения хотя бы на словах не хотела.
— Ненавижу тебя…
— Знаю.
Ответил Роберт и снова ее поцеловал.

Прерывая поцелуй, Роберт тяжело выдохнул. Что на него нашло? Почему он так поступает? Секс должен ассоциироваться с наслаждением, а не насилием. А у них с Флейм вечно все…
Она уже почти полностью растворилась в объятиях и поцелуях Роберта, настойчиво целуя в ответ, гладя его обнаженные плечи, спину и грудь, когда он неожиданно прервал поцелуй и отстранился.
Флейм с вопросительным разочарованием уставилась на него.
— Роберт?
Но он не ответил. Слез с нее и опустился на пол, облокотившись головой о кровать. И лишь потом, тяжело вздохнув, с сожалением произнес, смотря перед собой, а не на нее.
— Прости.
Флейм понимала, что Роберт прав. Нельзя, чтобы безумие, происходившее между ним минуту назад, было доведено до конца. Но все равно испытывала разочарование. Тело продолжало требовать так необходимой ему разрядки.
Она села, поправив юбку и запахнув порванную блузку на груди.
— За что? За попытку изнасилования? Или что запер меня?
Тон Флейм был холодным, презрительным и недовольным. Но злилась ли она на то, что он сделал или чего в итоге не сделал, ему не хотелось разбираться прямо сейчас.
— За все.
Нога ныла от боли, но Роберт пытался игнорировать неприятные пульсирующие ощущения. Он наконец нашел смелость посмотреть на Флейм. Она сидела на кровати с растрепанными волосами, макияж ее был немного смазан, юбка измята, порванная блузка пришла в абсолютную негодность. Алые следы лака размазаны по ее руке и одежде, также яркими пятная впитавшись в одеяло.
Взгляд Роберта упал на его футболку, валяющуюся на полу, которую он снял, собираясь заняться с Флейм сексом. На ней тоже были разводы от лака. Все доказательства его вины.
— Мило и благородно извиняться после того… Ты… ублюдок.
— Я не твой отец.
— Ты хуже.
Конечно, на самом деле она так не думала, но ей хотелось причинить Роберту боль, заставив страдать от осознания… Черт! Флейм ощущала злость и бессилие одновременно. И как она только умудрилась вляпаться во все это дерьмо!
— Так не может продолжаться, Флейм.
— По-твоему, я хочу всего этого?!
Роберт стал массировать больную ногу, пытаясь размять. Чтобы отвлечься хоть на что-то, удержаться на поверхности затопившего его чувства вины.
— Больно?
— Скоро пройдет.
— Стоило подумать о ноге, прежде чем носиться по коридору или пытаться…
— Флейм, давай не менять тему.
— А что ты хочешь обсудить? Наше будущее? Или плода внутри меня?
— Насчет аборта ты не передумаешь?
— Нет.
Флейм встала с кровати, решив, что ей стоит принять душ. К сожалению, вещи, которые были на ней, придется выкинуть. Нет смысла чинить блузку или пытаться отстирать лак.
— И не вздумай мне снова мешать.
— Но я хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь, Роберт.
Флейм стояла за его спиной. Сейчас они были разделены кроватью, внезапно превратившуюся в бесконечную пропасть между ними. Поэтому Роберту пришлось обернуться.
— Я все еще хочу отомстить твоему брату. Так что насчет того, что мы будем делать. Сначала аборт, далее поездка в Мадрид. После чего наши с тобой пути разойдутся навсегда.
Роберт тоже встал, пристально смотря на Флейм. Несомненно, она была убеждена в своих словах и принятом решении. Горечь заполнила его душу от понимания, что он не в силах ничего изменить. Но разве это не справедливо, после того, что он пытался сделать с ней буквально пять минут назад?
— Все еще может быть иначе.
— Не может. Уходи.

После того, как Роберт покинул ее комнату, Флейм, вытащила ключ с обратной стороны двери и заперлась изнутри, а затем отправилась в ванную. Ей хотелось срочно смыть с себя следы случившегося только что. Прикосновения Роберта, его запах, собственные желания. В чем бы ей сейчас не хотелось обвинить Барра, она знала, что также виновата, как и он, ведь…
Флейм сорвала с себя испорченную одежду, кинув ее на пол.
Включила душ на полную мощность, прошла в кабинку и села на пол. Теплая вода потоком лилась на нее сверху, но она словно не замечала этого. Обхватив ноги руками и уткнувшись лицом в колени, горько заплакала. Ей было больно и плохо. Но не физически. Ее душа разрывалась в клочья. Как она дошла до такого? В какой момент позволила Роберту… Она ведь так любила Куинна.
« — Ты как раковая опухоль…
— Я лишь надеюсь, что камера, в которой ты закончишь свою жизнь, будет такой же уютной и удобной, как моя клетка.
— Чего ты опять рыдаешь? Я же знаю, ты тоже хочешь… Ты маленькая шлюшка, как и твоя мать.
— Ты больна, Флейм. Не мне, а тебе самое место в «Норфолке».
— У нас был секс, хороший секс. Но и только. Не обманывай себя.
— Это твоя вина, Флейм. Лишь твоя. Я не хочу делать этого, но ты меня вынуждаешь.
— Я беру лишь то, что мне предлагают бесплатно.
— Уложишь братца Роберта в постель, выяснишь детали и проинструктируешь меня. Я получу информацию из первых рук.
— Если тебе так будет проще, представить, что вместо меня был Куинн.
— Ты как раковая опухоль, пожирающая меня изнутри.»
Нет, думать об унижения, которым подверг ее отец, Куинн или Роберт, она не станет. Лучше вспомнить, насколько окрыленной чувствовала себя перед поездкой в «Норфолк». Какими радужными красками рисовала будущее. Как отомстит Куинну с помощью брата и отпустит, наконец, терзающее прошлое. Станет свободной от него. Начнет жизнь заново. И что получила взамен?
Мужчину, ненавидящего ее, снова использующего. А тут еще эта нелепая беременность, которая все усугубила. Зачем Роберту нужен этот ребенок? К чему его намеки, что они могли бы… Нет, конечно, не могли.
Внезапно Флейм осознала две вещи. Она действительно не хотела ребёнка, которого носит под сердцем. Как можно привести ребенка в мир, полный боли, зла и жестокости, обрекая жить в нем. Но Роберт… Ему боль она причинять не хотела. Если попробовать объяснить… рассказать… Да, в итоге он, возможно, еще сильнее станет презирать ее. Но, возможно, и поймет, почему этот ребенок ни в коем случае не может появиться на свет. Почему она не в силах пойти на поводу у кармической насмешки судьбы.
« — Флейм, даже если бы судьба всего человечества зависела от моего отношения к тебе, думаю, даже тогда, оно вряд ли стало бы лучше. Так что почему бы тебе не вернуться в ту грязь, из которой ты возникла, дорогая.»
Ее родители. Отец и мать. Флейм мало знала о их браке. Так до сих пор и не решив, можно ли верить тому, о чем отец иногда рассказывал ей о своих взаимоотношениях с ее матерью, пока насиловал. Или он просто искал себе оправдания. Мать одержимо любила ее отца, всю жизнь угождая ему. Отец же к матери был холоден и безразличен большую часть их семейной жизни. Бесспорно одно, она появилась на свет через семь месяцем после их официального венчания. Брак из-за случайной беременности ее матери был самым логичным вариантом, почему эти двое вообще оказались вместе.
Случайная беременность — причина ее появления на свет. И судьбе зачем-то угодно отправить и ее по тому же пути. Вот только она сделает все, чтобы получить иной исход.
« — Почему ты так смотришь на меня? Не думал же, что я решу рожать? Не после того, что было в моей детстве. Не после всего остального.
— И права голоса у меня нет?
— Еще немного и я подумаю, что ты хочешь этого ребенка.
— А если это так?»
Флейм запрокинула голову, подставляя лицо под льющуюся воду. Нет, она должна быть сильной. Не проявлять слабость, особенно при Роберте. Открыв ему душу, позволив узнать… Ничего хорошего этим она не добьется, даст ему лишь больший простор для манипуляции собой. И уж точно не связывать себя с ним общим ребёнком. Ведь стоит лишь взглянуть в зеркало, и станет предельно ясно, какими могут быть последствия для ребенка, рожденного при подобных обстоятельствах. Роберт, конечно, не ее отец, но все прочее…
« — Ты убила моего ребёнка.
— Это вышло случайно. Я не виновата. Я сделала это потому что любила тебя. Я любила тебя. Куинн, я любила тебя. И ты тоже меня любишь.
— Нет.
— Лжешь! Ты лжёшь! Ты любил меня! Пока Келли не заняла мое место! Она отняла тебя, она изменила тебя. Я так боялась потерять тебя. Я готова была пойти на все.
— Ты не хочешь убивать нашего ребенка, просто признай.
— Чушь! Я одинаково ненавижу и тебя, и его.
— Я хочу, чтобы наш ребенок родился.
— Я не могу позволить родиться этому ребенку.
— И поэтому убила моего ребенка? Думала, что таким образом сможешь вернуть меня? Ты как раковая опухоль…»
Флейм потянулась за шампунем, чтобы вымыть голову, начиная успокаиваться. Утром она позвонит доктору Марион, запишется на новый приём, сделает аборт, они с Робертом соберут вещи и полетят в Мадрид. И как только Куинн окажется в подвале их временного испанского дома, она тут же его убьет, чтобы Роберт не успел ничего предпринять, помешав ей. Что далее намерен делать Барр, ей плевать, даже если захочет продолжать играть роль брата при бывшей жене и сыне. Она избавится от трупа Куинна, затем исчезнет, и конец истории.

На следующее утро Флейм спустилась вниз довольно поздно. Роберт к тому моменту уже успел плодотворно поработать, намеренно заставив себя отвлечься на пару часов, чем-то забить голову и не думать о вчерашнем.
Ночью ему едва ли удалось поспать из-за терзавшего его чувства вины. Он даже предпринял новую попытку попросить прощения у Флейм, вернувшись в ее комнату буквально тут же, но ожидаемо наткнулся на запертую дверь.
Всю ночь его преследовал обвиняющий образ Флейм, сидящей на кровати, с растрепанными волосами, с черными кругами под глазами из-за размазанной туши, в порванной блузке. Заставляя тошнить от себя самого. Поэтому с рассветом он уже был на ногах.
И, в целом не раскаивался, что запер ее вчера, временно лишив возможности сделать аборт, сожалел обо всем том, что случилось, когда Флейм попыталась сбежать. Знал, что перешел грань. И не пытался искать себе оправданий.
Поэтому утром Роберт с нетерпением ждал, когда сможет увидеть Флейм.
Но спустилась она полностью одетая для выхода с сумочкой в руках. Явно решив уйти, просто проигнорировав его.
— Не думаешь, что нам надо поговорить?
— Мне с тобой не о чем говорить, Роберт!
Флейм решительно направилась к входной двери.
Роберт встал, поспешив за ней. Заслонил дверь спиной, чтобы не дать ей выйти на улицу.
— Куда ты идешь?
— Хотелось бы сказать, что делать аборт, но, увы. Из-за того, что ты вчера все испортил, мне теперь снова придется ждать. — С вызовом бросила Флейм.
Что было правдой. Впереди два выходных, а у доктора Марион загруженный рабочий график, поэтому вновь записать на аборт ей удалось лишь на середину следующей недели. Флейм едва удавалось сдерживать себя, чтобы не ударить Барра. И всю вчерашнюю боль, даже не из-за поступка Роберта, а из-за того, что в принципе представляли собой их отношения, сегодня она переродила в гнев.
— Не стану делать вид, что огорчен этим.
— Кто бы сомневался.
— Так куда ты собралась, Флейм?
— К тетушке. Лучше уж слушать ее невыносимую болтовню, чем находиться рядом с тобой. Отойди!
— Сбегаешь?
Барр смотрел на нее снисходительно, словно на трусиху, словно у нее не было веских причин хотеть не видеть его, не быть рядом. Сбегает ли она от него? Определенно. Но сдержаться, чтобы не нанести ему ответный удар, уязвить посильнее, не смогла. Лишь бы стереть с лица Роберта выражение, что он знает все лучше других или сожалеет о вчерашнем. И у нее был припрятан еще один козырь о прошлом в рукаве.
— Пока меня не будет, знаешь, о чем тебе следует подумать?
— О чем же?
— Келли была беременна от Куинна. Да-да, Роберт, у твоего братца и Келли мог быть ребенок! Но я травила ее наркотиками, хотела… Это не важно. Так вот, ребенок не родился, у Келли случился выкидыш, как следствие того, что я ей давала. И ты действительно хочешь такую мать, как я, для своего ребенка? Убившую чужого? Твоего племянника или племянницу?
Келли была беременна от Куинна. Роберт повторил слова Флейм у себя в голове. Затем снова, еще раз и еще. Это все? Сколько еще неприятных сюрпризов его ждет?! Может, у Куинна и с Иден был роман? Может и она была от него беременна?! Чертов близнец!
Роберт тяжело выдохнул, выбрасывая абсурдные мысли об Иден и Куинне из головы, с досадой продолжая думать не только о том, сколько всего пропустил, пока был мертв, сколько пришлось пережить той же Келли, насколько глубоко Куинн проник в ее жизнь и судьбу, заменяя его, но и как много еще скрывает Флейм о событиях прошлого.
— Ясно. Из-за тебя не родился ребенок Келли и Куинна, поэтому ты хочешь убить и своего? Из-за чувства вины? Чтобы наказать себя? Из-за своего детства? Из-за отца?
— Иди к черту!
Флейм не верила, что Роберту плевать на только что сказанное. Новость о неродившемся ребенке Келли и Куинна должна была задеть его не меньше, чем факт того, что Келли предпочла его брата-близнеца. Тогда, откуда это спокойствие на его лице? Маска безразличия. Ведь его брат влез в каждый аспект его жизни, полностью вытеснил и заменил, а Барр только и думает об эмбрионе внутри нее. Но как бы он запел, если бы тот ребенок Келли и Куинна родился, и сейчас они были бы замечательной семейкой с глянцевой обложки?
Флейм продолжала зло смотреть на него. Роберт знал, что может попытаться удержать ее, задержать хотя бы ненадолго, чтобы все-таки поговорить о вчерашнем. Но не видел в этом смысла. Она испепеляла его взглядом, а он не хотел, чтобы их разговор снова перешел в физическое насилие. Возможно, ей действительно лучше отвлечься и остыть. Да и ему тоже.
Поэтому Роберт, положив руку на дверную ручку, распахнул дверь прямо перед Флейм.
— Хочешь или нет, но поговорить нам придется.
Флейм зыркнула на Барра. Он, как обычно, решил оставить последнее слово за собой.
— Не нравится чувствовать себя насильником, Роберт? Только это не моя проблема. Единственная тема, которая меня интересует относительно тебя, наша поездка в Мадрид. Прочее я с тобой обсуждать не намерена. И точно не ребенка внутри себя.