О любви. Майкл… (хроника февральского утра). - Ее звали Никита: архив фанфиков

Задумывались ли вы когда-нибудь насколько велико влияние сериала «La femme Nikita» на нашу будничную, каждодневную жизнь? Или, отвернувшись от экрана, мы закрываем свою душу на ключик, не пуская туда никого, кто невольным замечанием, неловким словом может разрушить песочные замки загадочных судеб, выстроенных нами в другом мире? За других не скажу… только за себя…

Сегодняшнее, вторничное утро началось самым обычным образом – впопыхах приготовленным завтраком, минутным раздумьем над черным и темно-синим костюмами и судорожной пробежкой к метро, благо, дистанция не марафонская. В спину, хорошо что не в лицо, решительно подгонял промозглый февральский ветер, делающий мысль о лете страстной мечтой.
«Ну вот, заряд бодрости получен, восстанавливать дыхание не пришлось, значит, ты в нормальной форме», - сказала я себе, преодолев линию турникетов.
Вокруг было людно, впрочем, как всегда. Настроившись на привычную получасовую поездку, я устроилась на свободном сидении примчавшегося из туннеля поезда и немедленно погрузилась в безумный мир героинь Дарьи Донцовой.

«Осторожно, двери закрываются», - нежно пропел девичий голосок, - «следующая остановка – «Чистые пруды»…»

Отрываться от забавного эпизода совсем не хотелось. Но, ничего не поделаешь, нужно готовиться на выход. Дальше будет короткая пересадка, и снова путешествие по туннелям, когда можно раствориться в перипетиях иронического детектива, забыв об окружающих. В последнее время я все чаще замечаю, что за годы езды в людном общественном транспорте научилась напрочь отключать внешнее сознание, могу совершенно не замечать толчеи и под мерное гудение окружающих «проглатывать» огромное количество текста. Хоть какая-то польза от перегруженного московского метро.
Наконец, двери передо мной плавно распахнулись, и, подняв глаза, я вдруг заметила, стоящего напротив мужчину. Доли секунды хватило, чтобы обозреть его черное пальто, ворот черной водолазки и такого же цвета брюки. Незнакомец машинально посторонился, выпустив хлынувшую наружу толпу, потом шагнул в изрядно опустевший вагон. Двери медленно закрылись и поезд продолжил свой путь, а я поспешила к ближайшему эскалатору.
«Интересно, а какую одежду носил бы Майкл на свободе?» – пронеслось вдруг в моей голове. – «Одевался бы в черное? Или выбросил бы этот цвет из своей жизни навсегда?»
Впереди маячил пятидесятиметровый переход с одной станции на другую. Справа и слева, сзади и впереди в такт мне шагали люди, озабоченные новым рабочим днем.
Странная мысль для обдумывания в утреннем метро. Ну, причем здесь Майкл?
«Нет, и все же», - ритмично кристаллизовала она себя, развиваясь с каждым шагом, - «Свобода или Отдел? Вернется или не вернется?»
Как-то так произошло, что после просмотра последней серии пятого сезона я для себя определенно решила, что Майкл непременно вернется в Первый Отдел. Вопреки всему. Даже если ему прекрасно известно, что суперсекретное заведение с бессрочной лицензией на бесчисленное убийство плохих парней – филиал ада, заполненный страхом и смертью. И в нем не живут мечты, если только очень робкие и несбыточные, не растут растения, если только в кабинете Медлин, но за ними уже давно никто не ухаживал. В нем нет дня, нет ночи, нет зимы, нет лета, все это лишь незначительные параметры ежеминутно проходящих операций. Не смотря на желание в своих мечтах сделать Майкла наконец-то свободным, дать ему возможность отдохнуть от ужаса бесконечных потерь, необходимости убивать, предательства собственного «я», нескончаемой борьбы за жизнь и не только свою, я понимаю, что оно, это желание, разбивается о камни аргументов, которые сама же уверенно выстраиваю на пути полета собственной фантазии. И эта уверенность рождается не только исходя из наших знаний о любимом герое, его характера, поступков, склонностей.

«…Осторожно… следующая станция «Октябрьская»…»

Так уж случилось, что с детства меня окружали военные, кадровые военные, люди, которые прекрасно знали, что такое «горячие точки». Мир маленьких военных городков со всеми минусами и плюсами тесен и прозрачен. Все на виду, все друг с другом знакомы, все всё про всех знают, праздники вместе, беды тоже. Будто одна большая коммунальная кухня, где перевариваются все новости, охи, вздохи, отъезды, приезды… «Твой-то где? Да, ну его… двумя словами не перекинулись, сказал: вернусь, расскажу…»
Знаете, какая самая страшная трагедия случалась с боевыми офицерами, которые, как мне тогда казалось, не боялись ничего? Жизнь заканчивалась, если их комиссовали по ранению или из-за неспособности продолжать службу переводили на обычную бумажную работу. Это будто приговор врача, что ты уже не мужчина. Странные люди… Смотришь иногда: вернулся мужик на носилках, попал в госпиталь на три месяца, кое-как вылечился… Ну все, кажется, больше ни за что не согласится лететь туда, испытано столько боли… Ан нет, еле-еле отсидел полгода отпуска и снова в командировку…
Чем объяснить это на посторонний взгляд почти маниакальное стремление играть с жизнью? Они до последнего цепляются за него. Может люди, побывавшие на войне, знают что-то, чего не знаем мы? Может быть, им, добровольно выбравшим этот хлеб, открылась какая-то древняя истина, которая расшифровывается лишь когда смотришь в лицо смерти?

«… двери закрываются… «Шаболовская»…»

И что же Майкл… Скорее всего, для меня другого варианта, в смысле дальнейшей судьбы Майкла, возникнуть не могло. Он, проживший в Первом Отделе целую жизнь (думаю, стаж работы в этой организации исчисляется как один год равен десяти), естественно, вернулся бы. Отдохнул бы полгода, на некоторое время сменил бы занятие и, в конце концов, непременно вернулся бы. Может быть, в какой-то момент мирная жизнь показалась бы ему вялой, сонливой, скучной, незаполненной сумасшедшим ритмом, всеподчинением конкретной цели. Каждодневная жизнь с пониженными ставками, когда на кон ставится не человеческая жизнь, свобода, а лишь только потерянная выгода или невозвращенный кредит, выговор за опоздание на службу или потерянные в бесконечных пробках нервы. Ну разве мог бы Майкл, который никогда не допускал напрасных жертв и безразличия к бессмысленной смерти мирных людей, детей и взрослых, равнодушно смотреть на экран телевизора, где во всей обнаженной прямоте транслируют последствия терактов? Когда кричащих от ужаса и боли людей несут к машинам скорой помощи, и взрывом разрушено полквартала… Когда толпа смертников в прямом эфире приговорила к ужасной гибели сотни обезумевших от страха друг за друга мужчин, женщин, детей… Когда полные пассажиров самолеты врезаются в полные работников небоскребы…
Майкл вдруг осознал бы, что этот ужас нужно было непременно предотвратить, и лучше него это никто сделать не смог бы, что его место среди спасателей, среди людей ответственных за всеобщую безопасность, что когда руководил он многие оставались в живых.

«…Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – «Ленинский проспект»…»
Ну вот, почти доехала, хоть совсем забыла про томик Донцовой, еще пару минут и нужно пробираться к выходу. Я медленно, фокусируя взгляд на окружающих, осматриваюсь вокруг. Никому нет дела до моих мыслей…

Кстати, мне вдруг пришел в голову еще один путь, который я раньше упускала из виду. Майкл - великолепный руководитель, грамотный стратег и тактик, создавший огромное количество протоколов и инструкций, знающий Первый Отдел как самого себя, способный даже извне, лишенный оперативной информации, предугадывать его ходы. Как Эдриан, он мог бы создать свой Первый Отдел, организацию, которая еще лучше бы справлялась с бедами, постоянно атакующими человечество. То есть дистанцировавшись от старого Отдела, он мог бы создать новое средство борьбы со злом, не отягощенное прежними ошибками и издержками.
Хотя... такую перспективу я скорее могу представить, если говорить о Никите. Это она
в душе настоящая идеалистка, это она стремится все сделать идеальным, лучшим, белым и пушистым. Это ей, из-за присущей человечности и острой, почти судейской, оценки собственного "я" важно, чтобы белоснежные перчатки при, естественно, достижении результата оставались по-прежнему белоснежными. Что, к сожалению, невозможно, и Никита, понимая тщетность своих усилий, в душе сильно страдает из-за этого.
Майклу же совершенно безразлична сравнительная оценка на уровне "лучше-хуже", если это относится к Первому Отделу. Его не волнует мировая справедливость в теории, ему важен конкретный результат. Он хорошо понимает, что, будучи святым, цели не достигнешь, что, даже если очень хотеть, добрым словом пулю, бомбу или смертника не остановить, что необходимую информацию у террористов можно добыть под час лишь пытками, а значит, близнецы-палачи все равно будут нужны. Ему важно, чтобы делалась работа, и в этом контексте Первый Отдел, как инструмент для достижения нужной цели, в целом его устраивал…

Поезд медленно затормозил и остановился. Двери с шипением распахнулись, и выталкиваемая толпой желающих покинуть тесное пространство вагона я оказалась на ярко освещенной платформе станции метро «Ленинский проспект». Ну вот и все, недолгий путь на работу подошел к концу. Впереди еще немного улицы, снега в лицо, и скоро это обычное февральское утро плавно перетечет в напряженный рабочий день.
Нет, все таки как хорошо, что в моей жизни есть «La femme Nikita»…
Иначе, о чем бы я думала в ничем непримечательное, будничное утро, сидя в переполненном вагоне метро?…
LenNik