ИЗБАВЛЯЯСЬ ОТ БОЛИ

Автор - Инна ЛМ


Это - мое представление о том, как могли бы развиваться события, если бы Майкл оказался на месте Никиты в серии "Время безумия". Еще один вариант на тему "быть вместе" - не из самых безоблачных.



Посвящается Наталье Сафоновой (Коноплевой) и памяти ее сына Павла



Ходила ль лодочка моя
В далекие моря,
У изумрудных островов
Бросала ль якоря -

Держит тайный якорь
Лодку у земли,
И только мой бессонный взгляд
Устремлен в Залив.

Эмили Дикинсон


Копай! - кричала рукоятка.
Кровоточи! - метался нож.
И долго хаос мой терзали,
И память вырубали сплошь.

Те, кто меня любил,
Потом хулил, потом забыл,
Опять склонились надо мной,
Иные плакали, другие были рады.

Сестра моя, трава зимы,
Как быстро вытянулась ты -
Огромней недругов моих,
Пронзительней моей мечты!

Рене Шар


Горе, хитрость, злоба, гордость - было
много бесов - страшные дела.
Больше всех сомненье истомило,
больше всех надежда извела.

<...>

Демонами нынче не волнуем,
спит он и не помнит ничего.
Что ж, сентиментальным поцелуем
разбудить попробуем его.

Николай Ушаков



"Не удивлюсь, если начальство откажет мне в ежегодном отпуске на основании того, что мое последнее задание - само по себе его равноценная замена", - думала Никита, вышагивая по коридору Отдела и сожалея о вынужденной разлуке с босоножками и купальниками. Три недели солнечной австралийской весны вместили в себя необременительную работу секретаршей у руководителя одной фирмы, выпускающей подозрительно разнообразные ядохимикаты, довольно неторопливый и благопристойный флирт с боссом, плавно переместившийся с рабочего места на лучшие пляжи и в лучшие рестораны Сиднея, и, наконец, романтический вечер на его вилле, завершившийся совсем не так, как планировал ее любвеобильный ухажер - не постелью на двоих, а его одиноким внезапным сном и начисто выпотрошенным домашним компьютером, содержимое которого оказалось еще более лакомым кусочком, чем ожидали в Отделе - через пол-земного шара было слышно, как прищелкивает языком Джейсон, бегло проглядывая заголовки перекачиваемых файлов. Чего стоила одна неофициальная клиентура этого добропорядочного производителя средств от насекомых...
Через час Никита была уже в самолете - и не в их отдельской "птичке-ничего лишнего", отличавшейся от их же фургона разве что наличием крыльев, а в нормальном комфортабельном "боинге", где можно со всеми удобствами и отдохнуть, и поесть, и написать отчет, чтобы не тратить на него драгоценное свободное время, которого у них с Майклом и так очень мало.
Им вечно не хватает времени друг для друга. А целый месяц врозь - это слишком. Майкла услали на какое-то его индивидуальное задание - неизвестно куда - за неделю до ее отъезда в Австралию, и все, что ей удалось из него вытянуть, это спокойное заверение в том, что он вернется намного раньше нее. Хоть бы он был сейчас в Отделе...
Увы, дисциплина - прежде всего. Возвращение после работы под прикрытием начинается с визита в "командную башню" для доклада и сдачи отчета, что на сей раз прошло без сучка-без задоринки - Шеф, уже ознакомившийся с уловом, был удовлетворен, и даже весьма. Слова "Ты хорошо поработала" удается услышать от него не так часто.
Все, теперь впереди - свободный вечер... осенний, бр-р! Конечно, с Майклом хорошо в любую погоду, но перенестись бы вместе с ним назад в Австралию, в ту славную квартирку с окнами на сиднейскую бухту, где ее поселили... подумать только, они ни разу не бывали вдвоем на пляже, даже на задании! А если и оказывались в воде, то не иначе как в гидрокостюмах и где-нибудь в Северном море.
На один вечер никуда не уедешь, но Майкл хотя бы оценит ее загар. Тонкие прозрачные колготки с эффектом "голых ног" и бирюзово-голубая кожаная безрукавка с низким воротником-стоечкой спереди и большим квадратным вырезом на спине давали к тому превосходную возможность. Комплиментов от него, разумеется, не дождешься (за этим нужно идти к Вальтеру), но она прочтет все в его глазах... в которые не смотрела целый месяц.
Оружейка ближе, чем его кабинет - да вот и Вальтер высунулся ей навстречу, расплываясь в самой широкой из своих улыбок.
- Здравствуй, Вальтер.
- Нет, вы только посмотрите! - он оглядел ее с головы до ног, восхищенно причмокнув. - Ну-ка сознавайся, красотка, где ты пропадала - в океанском круизе для победительниц конкурса "Мисс Сверхсекретная служба"?
- На задании, Вальтер, на самом обыкновенном задании.
- Ну уж! Побольше бы всем нам таких заданий. Чем ты там занималась в своей Австралии - небось не вылезала с пляжа?
- Главным образом, - подтвердила Никита весело, присев на краешек его рабочего стола, который, к счастью, пустовал, - можно не опасаться за целость новых колготок. - Как тут у вас?
- Да ничего нового, сплошные труды на благо человечества. Без тебя, моя радость, они особенно утомительны. В следующий раз захвати и меня с собой. Глядишь, и мне удастся снискать такую же благосклонность начальства.
- Я так и поняла, что они довольны. В кои-то веки...
- "Довольны" - еще слабо сказано. Шеф после доклада Джейсона сиял, как кот, обожравшийся сметаны. Так что тебе самое время закинуть удочку насчет прибавки к зарплате.
Никита вздохнула с легкой грустью.
- Меняю деньги на пару дополнительных выходных.
- Да, такой дивный загар грех прятать в наших подземельях. Ты ни дать ни взять - жженый сахар на палочке. Родители готовили нам такой в детстве - не помню ничего другого, что было бы так сладко облизывать.
- Только попробуй.
Вальтер в преувеличенном испуге замахал руками:
- Что ты, что ты, разве я посмею - при таком-то сопернике. - И перешел на заговорщический шепот:
- Кстати, он сейчас у себя. Ступай покажись ему, пока еще благоухаешь тропическим солнышком.
Не в правилах Майкла выбегать ей навстречу с распахнутыми объятиями и букетами роз в каждой руке, даже когда они наедине в ее квартире... а иногда так хочется чего-то подобного. Но сквозь раздвинутые планки жалюзи видно, как он поднял голову на звук ее шагов и пробежался пальцами по панели на своем столе, набирая код, открывающий дверь. Майкл здесь, живой и здоровый. Чего еще желать?
- Привет...
Майкл, не спеша отозваться, смотрел на нее... не так, точно они расстались лишь вчера. И не так, как если бы изголодался по ней за этот месяц не меньше, чем она по нему. И не так, как если бы старался скрыть это. И вообще он молчал что-то чересчур долго.
- Ты давно вернулась? - заговорил он наконец, и Никита ощутила облегчение. Их мелкие повседневные сложности, такие привычные, - непонятно, почему она все еще обращает на них внимание.
- Недавно. Я была у Шефа на докладе.
- Как задание? Все прошло благополучно?
Ах, ну да. Он же пока не читал ее отчета. Ясно, что его беспокоит - учитывая специфику сыгранной ею роли.
- Более чем. Даже не пришлось заходить в спальню.
Опять молчание. Информация принята к сведению, но непохоже, чтобы она была... ему что, это не важно?
Она подождала. Майкл не встал из-за стола, не потянулся к ней, не подозвал ее взглядом... и как будто совсем забыл о существовании кнопки, опускающей жалюзи на окне кабинета. Такое впечатление, что он тоже выжидает - когда она уйдет. Нет, этого не может быть. Он предоставляет первый шаг ей, вот и все. Как обычно.
- Когда ты сегодня заканчиваешь?
- Очень поздно.
- Ну, это не страшно, приезжай, как освободишься. Я в любом случае тебя дождусь. Если не открываю, значит, я в душе. Но предупреди, прежде чем зайдешь потереть мне спинку.
"А то был, помнится, небольшой несчастный случай незадолго до нашего расставания... ну ничего, на тренировках он получал от меня и посильнее. А все из-за его молчаливости - подал бы голос вовремя, ничего бы и не произошло. Трудно, что ли, сказать "привет", или "это я", или хоть окликнуть меня по имени, а уже потом вламываться в ванную, да к тому же в новом пальто, которого я раньше не видела?"
- Сегодня не получится.
- Да?.. Жалко. Ну, тогда завтра, если нас никуда не пошлют.
- И завтра тоже.
- Тебя отправляют на задание?
- Нет. Но у меня сейчас много работы.
- И что... ты не сможешь выкроить пару часов для нас?
- Боюсь, что нет.
Никита подтащила себе стул и села так, чтобы видеть его глаза. Чтобы ему некуда было отворачиваться.
- Майкл, в чем дело? Что случилось?
- Ничего. Извини, я очень занят. Поговорим позже.
- Когда?
- Когда у меня будет время. Пожалуйста, иди к себе.
А вот это уже по-настоящему странно.
- Что значит "к себе"? Домой?
- Туда, где ты должна сейчас быть.
И сами слова, и то, как это прозвучало... его тон... НЕ ЕГО. Что-то знакомое, вроде бы слышанное однажды, и произнесенное им, но... Неуверенность, словно он отвечает наугад на непонятный вопрос? Или он так глубоко задумался о чем-то своем, что ему ни до чего - и не до нее в том числе?
Да, кажется, второе.
Тут Майкл одарил ее столь привычным ничего не выражающим взглядом, что она моментально успокоилась.
Наверное, все дело в том, что она немножко отвыкла от него - ведь за последние три года они ни разу не разлучались дольше, чем на несколько дней. А она тревожится за него и так по нему стосковалась - вот ей и мерещится невесть что.
При их отношениях... достигнутых немереным количеством пота, крови и боли как душ, так и тел... Майкл не станет так выпроваживать ее без крайне веской причины. И она должна доверять ему.
- Ладно... Ты знаешь, где меня найти.

* * *

Весь следующий день Никита просидела дома в ожидании вызова - или Майкла. Вдруг он передумает. А его внезапные появления - самые приятные события в ее жизни, и он отлично это знает. И, бывает, пользуется этим своим знанием, чтобы доставить ей радость. Он - единственный, кто может это сделать... порадовать ее.
День прошел в одиночестве.
Потом Никиту вызвали - заурядная боевая операция в группе, ничего особенного - и она обнаружила, что Майкл с ними не едет. Мало того, и тактическое руководство из Отдела осуществлял тоже не он.
Тотчас же после возвращения она направилась прямиком к нему в кабинет.
Майкл сидел за компьютером, точь-в-точь как позавчера, и выглядел таким же спокойно-непроницаемым. Если и есть в мире человек, от которого еще труднее добиться разъяснений, когда он того не желает...
Нет уж, от нее ему так просто не отделаться.
Никита подошла вплотную к столу и, легонько толкнувшись в него бедром, уперлась костяшками пальцев в столешницу, и тогда Майкл соизволил наконец оторваться от экрана и поднять на нее глаза.
- Происходит что-то, чего я не знаю, - сказала она без предисловий; это не было вопросом и дало Майклу возможность промолчать, хотя и в умении отмалчиваться в ответ на прямые вопросы ему также нет равных. - Это касается лично тебя или твоих служебных обязанностей, или и того и другого одновременно?
- Я занимаюсь одной аналитической разработкой и временно освобожден от других дел, - проговорил он невозмутимо, и Никита, сколько ни старалась, не могла уловить в его словах ничего, помимо простого изложения ситуации. Может, это и впрямь правда... и даже вся правда?
Вряд ли, вопила интуиция.
- Какие-то игры начальства? - насторожилась она, вспомнив события годовой давности. - Тебя опять отстранили от командования?
- Нет.
- Это из-за меня... из-за нас... наших с тобой отношений?
- Нет.
Они с Майклом знакомы уже шесть лет и чего только не пережили вместе, но она так и не научилась определять со стопроцентной гарантией, когда его безапелляционным "нет" следует верить, а когда они - всего лишь кирпичи в стене, отсекающей ее от чего-то, что, по мнению Майкла, ей знать незачем. И в такие вот моменты буквально руки чешутся затащить его в "белую комнату", приковать к пресловутому железному креслу, в котором ему как-то однажды уже пришлось побывать, и, выпросив у Бьютаны и ее тихого рослого коллеги шприц и побольше ампул со всевозможными "сыворотками правды"...
- Чего они от тебя требуют?
- Ничего, - ответил Майкл терпеливо. С ангельским терпением. "Хотя с чего мы, люди, взяли, что ангелам присуще это качество? Скорее уж, "ангельское послушание", "ангельская исполнительность"... совсем как мы в Отделе." - Никита, это не понижение в должности и не наказание, а важный для Отдела проект, и ради этого сочли допустимым изменить мое рабочее расписание. Вот и все...
- ...Что мне следует знать? - закончила она. - И это самое расписание изменено так, что мы не сумеем уединиться на час-другой в "комнате отдыха"... или просто поговорить по-человечески?
- Я уже объяснил тебе, что занят.
Пожалуй, после Австралии ей стоило пожить недели две, скажем, в Новой Зеландии. А оттуда, не заезжая домой, попроситься куда-нибудь в Патагонию. Или на Алеутские острова. Или в Сибирь. С русскими, наверное, и то проще иметь дело.
- Ну что ж, не стану мешать занятому человеку.

* * *

- Вальтер! Ты где?
- Иду-иду... Чего тебе, шоколадная конфетка?
- Надо поговорить. Если ты свободен...
- Ты же знаешь, для тебя у меня всегда найдется минутка. Ну, так что стряслось?
- Скажи, в мое отсутствие ничего не случилось?
- Ты это о чем?
- Чем занимался Майкл?
- Ты что думаешь, он не утерпел в одиночестве и завел себе кого-нибудь? Можешь быть спокойна - всему Отделу известно, что он ни на кого и не поглядит, кроме тебя, как бы к нему ни липли. Да и не рискнет никто - побоятся с тобой связываться...
- Вальтер, я серьезно. Он какой-то странный в последнее время.
- Ну ты и скажешь! Можно подумать, он когда-нибудь бывал другим - эдаким рубахой-парнем с душой нараспашку. А если у него к тому же плохое настроение...
- Все верно, но сейчас что-то уж слишком.
- Детка, в любом случае ты общаешься с ним в десять раз больше, чем я, и не только здесь, но и в домашней обстановке, где вам ничто не мешает. Тебе куда проще доискаться до причин...
- Мы с ним ни разу не встречались вне Отдела с тех пор, как я вернулась.
- Что?..
- Поэтому я тебя и спрашиваю. Было что-то необычное, какие-то особые задания?
- Да вроде нет...
- А что это за операция, на которую его отправили перед тем, как я уехала?
- Я не в курсе - у здешних тайн есть свои степени засекреченности. Знаю только, что он был где-то в Европе... отсутствовал, дай бог памяти, двенадцать дней. После возвращения два дня провел в медчасти...
- Ты что, не мог сразу сказать? Что с ним было?
- Не знаю, я не видел, как его привезли. По-моему, ничего серьезного, раз через пару дней он был как огурчик. Точно не ранение - вскорости после того, как он оттуда вышел, я имел честь лично снаряжать его на операцию и облеплял датчиками сверху донизу. Все было цело, и никаких внешних следов.
- А что дальше?
- Всякая рутина - три-четыре задания, ничего сверхважного или тяжелого... потом он засел за какую-то теоретическую работу.
- Почему ее поручили именно Майклу?
- Это была его идея. Он представил проект Мэдлин, она одобрила, и Шеф тоже... А почему это тебя так беспокоит?
- Раньше никогда не бывало, чтобы его на такой срок отрывали от оперативной работы и тактического руководства и усаживали перекладывать бумажки.
- Лапочка, все когда-нибудь случается впервые. А Майкл накопил достаточно опыта, в том числе и в подготовке новичков, чтобы взяться за его обобщение и систематизацию. Самое время, по-моему...
- Ладно, пусть так, но почему при этом надо меня избегать? Или нам снова решили напомнить о "директиве номер один"?
- Подозреваю, что дело тут не в директиве, а в его переживаниях по поводу твоих австралийских похождений. Я тоже был бы не в восторге, ежели бы мою милую загнали на другой конец света соблазнять какого-то прохвоста. А поскольку начальство недоступно, то срывал бы злость на ней и тоже дулся бы и ворчал, покуда она не улестит меня нежными словами и еще чем-то, гораздо более действенным.
- Что касается соблазнения, то обошлось без постели. Я сказала об этом Майклу сразу же. Если он не поверил мне, то мог посмотреть в отчете... Может, он не ревнует меня, а наоборот?
- Это в каком смысле?
- Помнишь, когда я узнала о Елене, ты мне признался, что участвовал во внедрении?
- Вон что у тебя на уме...
- Да. Ему случайно не сватают опять какую-нибудь дочку террориста?
- Нет, что ты. Шеф и Мэдлин не дураки, они понимают, что второй раз он такое не потянет. Даже он. Этого никакое сердце не выдержит. Да и потом, если бы затевалось что-то долговременное, я бы знал, - куда им без моей техники.
- А не долговременное?
- "Блеснуть, пленить и улететь"? Нет, Майкл слишком хорош в других областях, чтобы разменивать его по пустякам, вроде амплуа героя-любовника, - для этого хватает смазливых мальчишек, которые больше ни к чему не пригодны. Разве что в тех случаях, где никто другой не справится, или если особый уровень секретности... Ты сама припомни, когда его в последний раз использовали в подобном деле?
- С Лизой Феннинг... не считая одной внутренней истории - ну, той, с Андреа.
- Ну вот... Лиза - это когда было: три с лишним года тому назад. И с тех пор ничего такого...
- Вальтер, мне не по себе.
- Да брось, мало ли у него бывало заскоков! Помаринуй его еще с недельку, и он сам прибежит и повиснет у тебя на шее, вот увидишь.
- Повиснет? Сомневаюсь...
- Ну так подкарауль его где-нибудь в укромном уголке, чтобы не вырвался, и поговори по душам.
- С ним поговоришь...

* * *

Никита не вытерпела рекомендованной Вальтером недельки, потому что ей пришло в голову до ужаса простое объяснение того, почему Майкл так себя ведет - и слово "ужас" было тут самым уместным. В Отделе настолько сживаешься с постоянной угрозой погибнуть в бою, что уже и не представляешь других причин смерти, помимо пули или взрыва. Прочие как будто и не существуют, а, значит, не вызывают страха. Но ведь их тренированные тела, в сущности, ничем не отличаются от тел обыкновенных людей. И точно так же подвержены тем опасностям, которые подкрадываются изнутри - от аппендицита и до...
Полчаса назад она, перехватив Майкла в коридоре, шепотом сказала ему, чтобы он приходил через полчаса на Четвертый уровень. Там располагался самый укромный из всех здешних уголков, открытый ими два года назад. Еще это называлось "встретиться внизу". И действительно, огромные стальные балки, наклонно торчащие из глыбообразных бетонных оснований и перекрещивающиеся не так уж и высоко над головой, создавали такое впечатление - дна. Фундамента. Предельной глубины, - хотя сколько там еще подземных этажей... наверное, даже Шеф, и тот не знает обо всех. Это впечатление не нарушалось и вечно закрытыми металлическими ставнями, между широкими планками которых пробивался свет, чересчур белый для солнечного. И горел он круглосуточно, не выключаясь и не ослабевая. Что было за тем окном?..
Никита ждала Майкла, и в голову лезли страшные слова из другого мира, мира обыкновенных людей - названия того, что заменяет им пули, хотя убивает медленнее, и чего, выходит, надо бояться и там, и здесь, независимо от того, где находишься - "рак", "лейкоз", "опухоль мозга"... что там еще может быть у молодого сильного мужчины в идеальной физической форме и без вредных привычек?
Это вполне в его духе - стремиться к тому, чтобы она узнала как можно позже, тем более о чем-то неизлечимом. Насколько Никита понимала, Майкл всегда жил в твердой убежденности, что абсолютно незачем делиться с ней тем, чему она не способна реально помочь. Понятия "облегчить душу" для него не существовало. Ее многолетняя борьба с этим представлением оставалась по больше части бесплодной... но все же на их общем счету имелось несколько совместных побед над его душевной болью, и отчаянием, и тоской, и равнодушием к жизни. И ее вклад в эти победы был оценен и удостоен высшей награды - "Я не могу без тебя". Это было чем-то гораздо большим, чем признания в любви, - которыми, к слову сказать, они так пока и не обменялись.
Может быть, уже и не надо - к чему говорить то, что они оба знают...
Майкл появился не с той стороны, откуда она ожидала, и остановился на расстоянии, достаточном для разговора. Когда она сделала шаг ему навстречу, он отступил назад. В тень? Не хочет, чтобы она видела его лицо?
- Майкл, скажи мне правду. Ты болен? У тебя нашли что-то серьезное, да? Или ты только подозреваешь... догадываешься о чем-то... и боишься, что это выяснится на очередном медосмотре?
Никита никак не могла понять выражение его лица. Неподдельное удивление, редкое для него, было истинным бальзамом - неужели она ошиблась в своих страхах?.. кажется, да... если он что-нибудь прячет, то отгораживается непрошибаемым бесстрастием, а не изображает несуществующие чувства... Но тут было и еще что-то, не поддающееся расшифровке. Уж не облегчение ли?.. С чего бы? От того, что она не догадалась... о чем - о подлинной причине?
- Я здоров, - сказал Майкл спокойно. Никто лучше нее не знает, с какой артистической невозмутимостью он умеет лгать, когда это нужно ему или Отделу; но сейчас она поверила, потому что в его голосе не было ни нажима, ни излишней беззаботности - и успокоилась ровно на одну секунду.
Он - здоров. А?..
- Что-то с твоей сестрой? - почему она начала с нее - потому что сестра ДАЛЬШЕ? - С Еленой? Или...
- Насколько мне известно, у них все хорошо, - ответил Майкл, и Никита опять поверила, - интонациям не меньше, чем словам. - Сестру и ее сына я видел летом...
Ну да, в бинокль из машины. Как всегда.
- ...А про Елену и Адама мне сообщают время от времени, как было условлено. - И добавил то, что в нормальном настроении несомненно предпочел бы оставить при себе:
- Хотя что им стоит скрыть что-то важное, особенно теперь...
Ну вот все и разъяснилось. Вот что с ним творится. Он опять тоскует по Адаму, но не хочет ей в этом признаваться - не из гордости, боже упаси, а все по тому же принципу: раз она не может помочь...
На него это накатывает изредка, хотя так плохо, как сразу после расставания, больше не бывало. И, как правило, эти приступы чем-то вызываются, какой-нибудь внешней причиной. До операции по уничтожению Стефана Вачека Майкл еще мог, как с сестрой - посмотреть в бинокль из машины, хоть так... А теперь он лишился и этого.
Скорее всего, он в очередной раз пытался тайно разыскать их - безуспешно. Или, еще того хуже, был застигнут на такой попытке и на закуску после набора стандартных угроз выслушал от Шефа очередное "Get over it". ((Справься; преодолей; привыкни; переживи; выдержи и т.д. - англ.)) Человек, впервые увидевший своего единственного сына только взрослым - взрослым преступником - и не так давно переживший его убийство, вероятно, считает себя вправе требовать соответствующей стойкости и от других...
Из той страшной депрессии Майкла вырвала необходимость спасать ее из плена. Да если это поможет, она на первом же подходящем задании... Надо всерьез продумать такой выход - на крайний случай. Если ему станет совсем худо.
- Так это из-за Адама? Ты снова скучаешь по нему?
Майкл молчал, но в этом молчании она читала согласие. Во всяком случае, у него не хватило упрямства ответить "нет".
- Мог бы и сказать мне, - проговорила Никита тихо, еле удерживаясь от того, чтобы не обнять его; она знала - выучила - что этого не следует делать в такой ситуации, - когда из-за его бывшей семьи... - Неужели ты думаешь, что я бы не поняла...
"Кто, как не я, поймет тебя? И как бы мне хотелось, чтобы ты преодолел эту свою болезненную отчужденность, любитель прятать все внутри, - где и так уже столько такого, чему лучше бы не бывать вовсе, - и открылся мне. Чтобы я тебе помогла. Ведь у меня получается иногда..."
Если спросить или предложить это напрямик, то ничего не выйдет. Ей были знакомы все варианты:
" - Я могу тебе помочь?
- Не можешь."
" - Давай поговорим. Ты не сможешь вечно держать это в себе. - Разговоры не помогут."
" - Напрасно ты это.
- Хочешь умереть?
- А тебе что?
- Мы друзья.
- Это большая ошибка.
- Почему?
- Все, кому я был дорог, так или иначе пострадали - Симона... Елена... Адам. Я не хочу, чтобы ты шла по их пути... Я уже причинил тебе много боли. Уходи, пока не поздно."
Сжаться, закрыться и отдернуться - его всегдашняя реакция. Майкл знает, что ей больно от этого, но ничего не может с собой поделать. А она, хоть и притерпелась, но продолжает стучаться. И, бывает, что-то удается...
- Ты не хочешь пожить у меня? Просто так... Обещаю, что не буду приставать к тебе со всякими глупостями.
- Нет, спасибо... это лишнее. Через несколько дней все будет в порядке.
- Точно? Ты уверен?
- Да. Просто я немного устал.
Это слово она слышала от Майкла первый раз в жизни. Можно представить, как он на самом деле себя чувствует, если сказал такое... Видно, его вконец загнали с этой разработкой, вдобавок ко всему прочему.
Никита шагнула к нему и положила руку ему на плечо, прежде чем он успел отстраниться. Нет... конечно, он успел бы, если бы захотел. Значит, ему необходимо это прикосновение. Маленькая грустная победа.
Она всматривалась Майклу в глаза - поддержать и утешить его хоть взглядом, раз уж он отказывается принимать что-либо другое - и вновь ясно заметила это непонятное, не относящееся к их разговору, скрываемое недостаточно тщательно... да нет, он попросту не в состоянии это скрыть! Напряжение и неуверенность, каких прежде не бывало - лишь в эти дни. Едва увидев Майкла после своего возвращения, она почуяла, что с ним что-то неладно. Она знает, какой он, когда притворяется и лжет, когда страдает и замыкается в себе, воздвигая многослойную защиту, чтобы никто не подобрался близко - но сейчас... он словно бы старается говорить, выглядеть и вести себя так, как всегда, но у него неважно выходит.
Что же это?..
- Майкл, что с тобой? Пожалуйста, скажи мне, я очень тебя прошу. Ты же знаешь, что можешь мне довериться. Ну пожалуйста... Я так хочу тебе помочь.
Он отвел взгляд, отвернулся... снова посмотрел на нее, и у Никиты возникло жуткое ощущение, что перед ней актер, внезапно забывший текст своей роли, но получивший от партнера нужную реплику, которая подсказала, как можно сымпровизировать.
- Я справлюсь сам. Все нормально... Извини, я должен идти.

* * *

Два выходных дня - это так много, когда твое единственное занятие - тревога о любимом человеке. Почему-то слабо верилось в то, что Майкл придет в норму так скоро, как пообещал. Значит, надо обдумать, что она должна будет сделать для того, чтобы помочь ему справиться с этим, гложущим его, что бы это ни было.
Оставлять Майкла бороться в одиночку - свыше ее сил.
К вечеру второго невыносимого дня Никита готова была отправиться к нему, усесться под дверью и сидеть так до тех пор, пока он не впустит ее. Хотя бы в дом. Что касается души... там будет видно.
Нет, нельзя так навязываться ему. В любом случае они встретятся завтра в Отделе, а там всегда найдется время, чтобы немного побыть с ним, сказать что-нибудь вроде бы совсем неважное, но... кто еще с ним поговорит?..
Поцеловать. Они ведь так и не поцеловались. Месяц и еще неделя без его поцелуев... Мало того, что у них отнимают время, которое они могли бы провести вместе, - зачем им самим делать то же самое? Лишать друг друга лучшего, что дала им жизнь?..

Re:
* * *

Сигнал сотового, разбудивший ее ни свет ни заря, был спасением - сейчас она услышит голос Майкла, пусть он и произнесет всего лишь одно слово. И она помчится в Отдел, к нему...
- Жозефина...
Получить вызов от Мэдлин - само по себе достаточно для того, чтобы выскочить из остатков сна еще стремительнее, чем из постели, и, поспешно влезая в одежду - первую подвернувшуюся, вчерашнюю, благо она валяется тут же на коврике возле кровати - приготовиться к чему угодно.
Что-то с Майклом. Что?.. Почему, ну почему она не поехала к нему вчера? Нельзя было оставлять его одного...
На выходе из лифта ее встретили и велели идти наверх. Не пошли за ней - следовательно, она свободна, и не опасаются, что она выкинет нечто непредвиденное. В отличие от?..
Шеф и Мэдлин ждали ее, стоя плечом к плечу; взгляды двух пар глаз - серо-стальных и шоколадно-карих - скрестились на ней, как лучи двух прожекторов на нарушителе... чего-нибудь там. Их излюбленная диспозиция для воспитательных бесед, допросов и тому подобных сеансов воздействия на строптивых или провинившихся подчиненных - очутившись в точке пересечения этих взглядов, чувствуешь себя так, словно тебя уже сажают в то самое кресло.
Но Отдел неплохо закалил ее, и они, безусловно, это учитывают.
Стоять безоружной под прицелом двоих снайперов? С ней бывало и такое, а она вот до сих пор жива.
Совесть у нее чиста, а если понадобится что-то утаить от них, то она будет держаться до последнего. "Вместе мы сильнее их."
Это безмолвное изучение продолжалось ровно столько, сколько им потребовалось для того, чтобы прийти к интересующим их выводам. И первой, как чаще всего в таких случаях, заговорила Мэдлин, с тем своим вечным спокойствием, которое, кажется, не поколебала бы и ядерная война, не говоря о менее значительных происшествиях:
- Майкл сбежал.
"БЕЗ МЕНЯ?.."
Вслух Никита спросила:
- Вы уверены, что это побег, а не похищение?
- Он не явился на совещание, - сказал Шеф; очевидно, он уже излил свое тщательно контролируемое бешенство перед Мэдлин и сейчас говорил почти так же сдержанно, как она:
- Дома его не оказалось. А час назад стало известно, что он каким-то образом стер все свои файлы и уничтожил маркировку. Теперь обычными способами его не найти.
- По твоей реакции видно, что для тебя это не меньшая неожиданность, чем для нас, - продолжила Мэдлин. - Однако мы обязаны спросить, знала ли ты о его намерениях.
- Нет, - ответила Никита чистосердечно. Она и правда не предполагала такого. Чего только не было в перечне ее опасений - все, кроме этого.
- Тебе ничто не показалось необычным в его поведении за последнее время?
Чуть ли не слово в слово то, что она спрашивала у Вальтера. Даже смешно...
Никита пожала плечами.
- Мы с ним почти не общались. Я видела его только в Отделе, и то мельком.
Это с равным успехом могло быть как точным ответом, так и уклонением от него, и тоже соответствовало действительности процентов на девяносто пять. А об их разговоре "внизу" никто не узнает.
- А ты предлагала ему встретиться?
- Да.
- Сколько раз?
- Дважды.
- И он каждый раз отказывался?
- Да.
- И как он объяснял свои отказы?
- Говорил, что у него много работы.
До чего приятно и легко отвечать Мэдлин правду. Ту ее часть, которую можно сообщить без опаски, - особенно если сама ничего не понимаешь.
"Когда Шеф и Мэдлин вот так стоят рядом, не говоря ничего, создается впечатление, что они переглядываются, обмениваясь мыслями - но им для этого и переглядываться не надо. Мы с Майклом не достигли такого взаимопонимания - к сожалению; и как мучительно убеждаться в этом снова и снова..."
Коротенькое телепатическое совещание, образовавшее приметную паузу в беседе, закончилось, и Шеф произнес, подводя итог:
- Надеюсь, ты знаешь, что обязана немедленно сообщить нам, если Майкл попытается связаться с тобой.
- Да, сэр.
"Как-никак, мы - военная организация, и добавить "сэр" нелишне, дабы подчеркнуть свою лояльность. Да, я ЗНАЮ, что обязана..."
Никита была убеждена, что они так и восприняли ее ответ - превосходно уловив все невысказанные оговорки. И поняли, что она это поняла. И... в общем, все как всегда... во всем блеске здешнего колорита.
Сейчас должны последовать угрозы - не вздумай ему помогать, не рассчитывай что-нибудь скрыть от нас... ну, и так далее. Но один вопрос она задаст - не для того, чтобы придать допросу видимость разговора, а потому, что не может не спросить об этом:
- Что сделают с Майклом, если его поймают?
Лучше так, чем "вы сделаете". Но - "если", а не "когда". Для них-то, несомненно, "когда", и никак иначе. Хотя... "обычными способами не найти"... Кто знает?...
- Можешь идти, Никита, - сказал Мэдлин, и стало ясно, что ответа не будет.

* * *

Сумбур в голове не помешал Никите заметить энергично-призывные знаки, которые подавал ей Вальтер из оружейки - бежать к ней через центральный зал на виду у начальства он все-таки поостерегся. Вряд ли ему известно что-то важное, что прошло мимо нее, но... Вальтер никогда не предавал ни ее, ни Майкла. Он их единственный друг в Отделе - теперь, когда больше нет Беркофа. А друг ей ох как пригодится...
- Сладкая моя, авось хоть ты мне объяснишь, что это отколол Майкл? С чего он вдруг сорвался?
- Понятия не имею.
Вальтер, искоса глянув в направлении "командной вышки", заговорил вполголоса:
- Откровенно говоря, когда сообщили насчет него, я подумал, что и тебя не увижу. Чтобы ты да не с ним...
- Я ничего не знала. Даже не подозревала, к чему он готовится...
- Так и сказала им?
- Умгу. Тебя тоже вызывали?
- А то. С меня и начали, - гордость, звучавшая в голосе Вальтера, показалась бы нелепой любому здравомыслящему человеку. Но только не ей.
Никита старалась обдумать ошарашившие ее новости, сопоставляя их со всем тем, что ей было известно о происходившем в течение этого месяца. Логичной картины не вырисовывалось.
Разве что...
- Вальтер, а он точно сбежал?
- Да уж куда точнее. Информационщики стоят на ушах с самого утра, а Джейсон лазает по всей системе и перетряхивает базы данных, седея каждую секунду на миллион волос, - проверяет, не прихватил ли Майкл с собой в качестве сувенира какие-нибудь хорошенькие файлы, чтобы обеспечить себе благополучную жизнь на свободе. Пока вроде все на месте... - Вальтер вздохнул, в его взгляде было участие. - Я понимаю, тебе трудно поверить, что он мог так поступить с тобой...
- А это не может быть заданием?
- Инсценировка побега? - недоуменно спросил Вальтер. - Опять? Зачем бы такое понадобилось?
- Ну, не знаю. Допустим, начальству нужно, чтобы я поверила в это и чтобы моя реакция на появление Майкла или его звонок была как можно более непосредственной... Что-то в этом роде.
Любые притянутые за уши версии выглядели правдоподобнее, чем то, что Майкл бросил ее так... легко? Нет, легко ему не было - она-то видела это. И, выходит, поэтому он держался с ней так, отдалившись на предельно безопасное расстояние - боялся не выдержать... боялся, что она догадается и помешает ему.
А стала бы она мешать?
"Я не знаю. Но почему ты не сказал мне?"
Потому что Майкл есть Майкл. И он уже не так молод, чтобы измениться.
Мысль о старости напугала ее своей неожиданностью. Вот уж что им не грозит, тем более сейчас...
А Вальтер состарился в Отделе. Глядишь, и она...
"Хватит, пора кончать с этой кашей в мозгах. Если это окажется всего лишь инсценировкой, то я скажу Майклу пару слов, когда мы встретимся... он еще пожалеет, что не убежал по-настоящему. А если... в этом случае он непременно свяжется со мной рано или поздно."
У них ведь уже был один фальшивый побег, который поначалу все приняли за подлинный - и она первая... У нее и капли сомнения не возникло, когда, проснувшись ночью от того, что в квартиру кто-то вошел, она увидела Майкла, остановившегося возле ее кровати, и услышала брошенное коротко и бесстрастно: "Мы уходим". Встать и пойти с ним - что еще?..
Он объяснил ей все по дороге. Какое чувство было сильнее - разочарование или облегчение от того, что новая жизнь откладывается? Такая неразделимая смесь... Поддельное бегство, реальная опасность - все ради Отдела, в очередной бессчетный раз... Но они вырвали и кое-что для самих себя - кусочек иллюзорной свободы, тот день в "сельском доме". Такие вещи и дают силы существовать дальше - моменты, которым можно радоваться.
И так сладостно было воображать (втайне от Майкла, само собой, он бы не одобрил такого), что их побег - на самом деле.
" - Майкл, мы могли бы прожить этот день, как последний."
- Он может оказаться последним."
Никогда не знаешь, что и когда будет в последний раз...
- Эй, детка, ты чего? - Вальтер засматривал ей в лицо добрыми встревоженными глазами. - Не вешай носа. Глядишь, через денек-другой что-нибудь прояснится...
И перешел на шепот:
- Будь предельно осторожна - за тобой теперь установят слежку, сама понимаешь. Если он вдруг даст о себе знать, наведайся ко мне - я склепаю для вас кой-какие полезные штучки, чтобы половчее избавляться от постороннего внимания. Вылавливать "жучков" и всякое такое...
- Спасибо. И ты тоже поделись, если узнаешь что-то.
- Непременно, сладенькая... непременно.

* * *

Они убежали вместе, прямо с задания, и это было очень просто - угнали отдельский лендровер и приехали в какую-то гавань, а там Майкл уверенно провел ее через хитросплетение причалов и узеньких деревянных мостков к ожидавшей их яхте. Никита нисколько не удивилась, что он избрал такой нестандартный транспорт для их бегства - раз Майкл вырос у моря, то наверняка умеет обращаться с парусами.
Они плавали вокруг всей Европы... бросали якорь и высаживались, где хотели. По каким только берегам им не довелось бродить. В некоторых местах они задерживались надолго - на Родосе... в Рейкьявике..
Теперь их занесло в Швецию - голубые с желтым крестом флаги висели на кирпичном фасаде то ли банка, то ли почты, куда Никита зашла снять со счета деньги. Майкл ждал ее в машине, и Никита, рассеянно оглядывая маленькую уютную площадь, на краю которой стояла, впервые за все время, прошедшее с момента их бегства, ощущала полное спокойствие. Домохозяйки с колясками оживленно беседовали, остановившись у клумбы, несколько школьников лениво перебрасывались футбольным мячом, на скамейке шепталась влюбленная парочка - и никому не было дела до них с Майклом.
Никита села в машину; Майкл повернулся к ней, и она как раз собиралась попросить его, чтобы он снял темные очки, потому что слишком любила смотреть в его глаза, а здесь можно было не опасаться, что за ними следят (а если бы и следили, мелькнула мысль, - как будто их не узнают и в очках... надо бы снять и свои...) На что это он загляделся? Им пора ехать дальше...
- Чего ты ждешь? - спросила она. Теперь Майкл смотрел прямо на нее - она и через непроницаемо темные стекла угадывала направление его взгляда.
- Мы окружены, - сказал он.
Никита огляделась и подтвердила:
- Со всех сторон.
На площади не было ни души. Все исчезли внезапно и бесшумно, за те недолгие секунды, которые понадобились ей, чтобы открыть дверцу, опуститься на сиденье и подумать о темных очках. Где-то на отдаленной улице прежняя мирная жизнь продолжала катиться как ни в чем не бывало, и в окутавшей их неестественной тишине доносящиеся из-за кирпичных стен звуки той жизни, столь похожей на испарившуюся волшебным образом с этой площади, были такими ясными и четкими...
К той жизни - к ЖИЗНИ - еще можно было вернуться... прорваться, - если предпринять что-то немедленно.
- Попробуем на машине?
Майкл качнул головой, и Никита поняла, что раз он отказывается так, с ходу - значит, шансов нет, он просчитал все лучше и быстрее, чем она.
- Трех метров не проедем.
Она раскрыла сумку, лежавшую у нее на коленях - там почему-то оказались три гранаты... самые обыкновенные боевые гранаты. Она кивнула на них:
- Можно проложить тропинку... до шоссе меньше километра.
Но Майкл даже не взглянул на сумку - и не изучал обманчивую пустоту, выискивая пути спасения. Он смотрел только на нее.
- Нет, - тихо проговорил он. - Наш день еще настанет.
Майкл снял очки, словно догадался о ее желании, и Никита увидела наконец его глаза - печальные и твердые, исполненные обещания столь же неосуществимого, как и произнесенные им слова.
Но теперь им обоим оставалось так мало - ВСЕГО... времени, жизни, уединения, друг друга - что можно было разрешить себе такую недопустимую и глупую роскошь, как эта надежда.
Им хватило минуты.
Потом они вышли из машины - нарочито замедленно, без резких движений, не задирая унизительно руки, но слегка отведя в стороны от тела, так, чтобы были на виду; и, когда возникающие отовсюду - из-за оград, кустов, вазонов с цветами, кадок с деревьями, просто из ниоткуда оперативники в такой знакомой черной форме для полевых заданий окружили их, без лишней спешки смыкаясь все теснее - они с Майклом подошли друг к другу и взялись за руки.
Их привезли в Отдел. Комнату, куда их поместили, Никита раньше не видела, и не подозревала, что здесь есть такое - близкая родственница "белой комнаты" и формой, и цветом, и смутным отголоском предназначения. Но эта была разделена по диаметру перегородкой из одного сплошного стеклянного листа от пола до потолка; чуть выше человеческого роста стекло пересекала длинная горизонтальная щель - чтобы разговаривать. В каждой половине было по двери, через которые ее и Майкла и ввели туда. Много ли пар побывало здесь? Было бы, пожалуй, чрезмерным тщеславием и самонадеянностью полагать, что это место придумали и построили специально для них двоих...
"Может, и так. Ведь мы продержались дольше всех...
И оно дожидалось в пустоте и полной готовности все месяцы нашей свободной жизни."
Майкл стоял вплотную к стеклу, приложив к нему расставленные ладони. Никита смотрела в его глаза - одна боль... и у нее было такое чувство, словно вся их жизнь в Отделе прошла в этой комнате разделения, разлуки, прозрачной неодолимой преграды, оторванности друг от друга, прощания... с возможностью беспрепятственно поговорить, которой они слишком часто пренебрегали.
Они оба откуда-то знали, что убьют только одного из них, потому что Отдел не желает терять сразу две такие дорогие единицы оборудования, - и выбрать должны они сами. Здесь, не будучи в состоянии даже дотронуться друг до друга напоследок. Видеть, слышать и говорить им все-таки позволили - чтобы помочь сделать выбор, а вернее, не упустить ни единой детали того, как они станут его делать, поскольку их досье и психологические файлы обязаны быть предельно полными.
Им было не то чтобы наплевать на то, что начальство где-то у себя сейчас наблюдает и фиксирует каждое их слово, вздох и взгляд - они просто не задумывались об этом. Это не имело никакого значения.
Никита думала в бессильном отчаянии, что мужество ей окончательно изменило, и у нее не хватает духу заговорить первой. И Майкл, как это чаще всего бывает... бывало... возьмет на себя самое трудное, и это "самое трудное" - ничто по сравнению с дальнейшим. Она знала, что он скажет, потому что ничего другого он не может сказать, и только надеялась, что Шеф, всегда ценивший Майкла гораздо больше, чем ее, не согласится с ним.
- Никита... у нас нет другого выхода.
- Нет. Пусть убивают обоих.
- На это они не пойдут. Один из нас им нужен.
- Тогда пусть пощадят обоих, - сказала она, отворачиваясь от Майкла и не хуже него сознавая бессмысленность своего упрямства. Нет - воля к жизни, своей и того, кого любишь, не бывает бессмысленной. Вот в поступках, на которые толкает эта воля, может и не быть практического смысла... да и в словах тоже. И тот, кто с первой же секунды сделал выбор, противоположный твоему, будет мягко переубеждать тебя:
- Ты ведь знаешь, это невозможно.
Никита положила ладонь на стекло напротив ладони Майкла, и он коротко взглянул на их почти соединенные руки.
- Если убьют тебя, мне жить незачем. Я подставлюсь под первую же пулю.
- Не подставишься. Ты будешь нужна мне и после смерти.
- Что это значит?
Она знала. "Ты же знаешь, и не изображай неведение, зачем напрасные вопросы", - слегка укоризненно подтвердил его взгляд, но он все же произнес вслух:
- Адам.
Что она может? Она даже не сумеет выяснить, где он и Елена. И Майкл понимает это, но что еще попросить у нее такого, что заставит ее жить - что настолько важно для него, чтобы связало ее обещанием на будущее?
- Кому еще мне довериться? - продолжал настаивать он.
Ей, только ей - но в чем? Что, она должна защитить его ребенка от Отдела... или от тех внешних угроз, с которыми не справится и Отдел? Нереально, непредставимо... абсурд. И в любом случае Майклу это удалось бы куда успешнее, чем ей.
- Лучше всего довериться себе.
Что она имела в виду?.. Но эта малопонятная в данных обстоятельствах фраза пробудила в ее изнывающем от горя и беспомощного протеста мозгу напоминание о чем-то, способном стать спасением. Никита не могла определить, что это - слишком туманно и ново... никому об этом не известно, даже Майклу, и она пока что не сообразит, что с этим делать - но оно есть. Если бы вспомнить...
Голос Майкла... нет, не мешал думать об этом. И стоит ли эта неуловимая тень шанса его прощальных слов, той бесконечной нежности и заботы, с которыми Майкл старается - нет, не утешить ее, он понимает, что ей не будет утешения - но поддержать обещанием того, что успокоение будет обретено когда-то, хотя бы такое, какое можно получить здесь:
- После моей ликвидации тебя настроят на невозможность самоубийства. Пройдет какое-то время, и ты вернешься к жизни. Поверь, все раны затягиваются...
Она прижала к его руке - через стену - и вторую руку. Очень точно, палец к пальцу... толстое стекло за время их разговора успело нагреться от ладоней Майкла, и теперь это тепло вливалось в ее ладони. Но таяло в них, не достигая тела - стекло забирало слишком много.
Отдел всегда забирал слишком много, едва ли не все - чудо, что им еще оставались какие-то крохи.
"Я МОГУ ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ. ЧТО ЖЕ?.."
- Тебе без меня... - Никита опустила голову, и те две-три секунды, что она не видела Майкла, были словно репетицией необратимого, до конца ее жизни, расставания, которое уже совсем близко; и она поспешно вскинула голову, чтобы не отнимать у него и у себя эти секунды из последних минут, - ...будет гораздо легче, чем мне без тебя.
- Нет.
Майкл не сводил с нее глаз, качая головой, а Никита думала, что, наверное, это страшный эгоизм, но она не в силах принять его решение. Пусть он живет. Несчастным, отчаявшимся, каким угодно - но живет. И вернется к жизни - когда-нибудь.
Она стиснула кулаки, но не ударила поднятыми руками со всего размаху в стекло, которое, безусловно, и не дрогнуло бы, а, сдержавшись, уткнула их в эту окаянную стену почти аккуратно. И колотиться в нее лбом тоже не следует - зачем мучить Майкла, причиняя себе напрасную боль у него на глазах.
Решение висело в стерильном воздухе этой узкоспециализированной комнаты, доступное камерам и микрофонам; все было зафиксировано, и отныне любой желающий (с соответственной степенью допуска) сможет, запросив из архива видеозапись, снова и снова воспроизводить и пересматривать короткую агонию их любви...
Дверь на половине Майкла открылась. Двое охранников стояли за ней.
Майкл повернулся и вышел к ним; руки его оставались свободными, и охранники, не прикасаясь, повели его куда-то по серому коридору, а Никита смотрела ему вслед, и в ее силах было сделать нечто такое, что все изменит - даже сейчас...

* * *

Никита проснулась. Одурманенная необычайной вещественностью сна, она какое-то мгновение ожидала увидеть Майкла рядом с собой, даже потянулась к соседней подушке, не открывая глаз, уверенная, что пальцы наткнутся на его голое плечо - раз она не в той ужасной комнате, а дома, в своей постели, значит, ей удалось то, спасительное, и они в безопасности...
Нет... все привиделось.
Все, кроме того самого крайнего средства, для которого еще не время. Она распознает момент, когда надо будет к нему прибегнуть. А сейчас нужно ждать. Все события этих дней имеют хоть какой-то смысл в том случае, если Майкл решился добыть наконец свободу для них обоих, но их одновременное бегство не входило в его планы. Значит, он в любой миг может позвать ее, чтобы она присоединилась к нему - и она должна быть готова...

* * *

Прошла неделя... и еще одна. Единственной новостью была довольно открытая и небрежная слежка, не доставлявшая Никите особых неудобств - она знала, что Майклу ничего не стоило бы остаться не замеченным этими наблюдателями невысокой квалификации, и немного удивлялась, почему это к ней не приставили кого-то посерьезнее - с каких это пор начальство такого низкого мнения о способностях Майкла?
Он не давал о себе знать, и, очевидно, следовало настроиться на длительное ожидание. Майкл не может вот так исчезнуть - он всегда возвращается к ней. Так или иначе, а они всегда оказываются вместе.
Его кабинет был заперт, пока идет расследование; Никита могла только пожалеть Джейсона и его коллег, силившихся что-то выжать из компьютера, стоявшего в том кабинете. Занимались они этим скорее для очистки совести - уж конечно, Майкл не оставил ничего такого, что помогло бы им сориентироваться в поисках.
Эти поиски... Что-то с ними было не так.
Никите понадобилось не очень много времени, чтобы заподозрить это. Когда она находилась под воздействием "методики Гельмана", ее память ничуть не пострадала, и она хорошо помнила, как искали тогда Майкла, благо и сама участвовала в этом. Даже если учесть, что ей не были известны все тонкости процедуры и что сейчас ситуация несколько другая из-за того, что он уничтожил все свои файлы, существенно осложнив задачу тем, кто занят его розысками - все равно...
Его искали ПЛОХО.
Этому можно было бы только радоваться - если быть такой тупицей, чтобы не задумываться о причине. В Отделе все необычное способно нести угрозу, каким бы безобидным ни выглядело или даже ни являлось - угроза может сама не осознавать себя и губить, не ведая. Такое случалось, -примеров было достаточно...
- Вальтер, тебе не кажется, что Майкла ищут как-то неправильно?
- А, ты тоже заметила. Значит, я еще не начал выживать из ума на старости лет.
То, что многоопытный Вальтер с такой готовностью подтвердил ее подозрения, не сулило ничего доброго.
- Скажи, раньше бывали случаи, чтобы убегали оперативники ранга Майкла? Как их искали?
- В первые годы существования Отдела, когда тут всем заправляла Эдриан - бывало, не раз и не два. Тогда система еще не успела толком устояться, да и не существовало всех этих современных штучек вроде компьютеров, мобильников, "жучков" размеров с клопа и прочих технических достижений. Уйти и скрываться было куда легче. Многие бежали... большинство переловили, правда, но некоторые так и остались на воле, ухитрились не попасться. А в последние десять-пятнадцать лет удачных побегов, считай, почти не было. Но Майкл сможет, если взялся всерьез - сейчас такое по силу, пожалуй, одному ему...
- Даже если Шеф и Мэдлин думают так же, ни за что не поверю, что они настолько быстро сдадутся и смирятся с его побегом. А сейчас все выглядит так, как будто они не надеются его найти.
- Или не стараются? Сладкая моя, инсценировкой или каким другим розыгрышем тут и не пахнет, поверь моему старому носу. Но оперативник пятого уровня, да к тому же такое сокровище, как Майкл, действительно заслуживает гораздо более активных поисков. Я уже пробовал подкатиться к Джейсону, но ведь это не Сеймур, сама знаешь, - ничегошеньки от него не добьешься. Парень здесь меньше полугода, запуган до полусмерти, хотя внешне вроде бы в порядке... Давить на него нельзя, если хотим установить с ним хорошие отношения.
- Так он ничего тебе не объяснил?
- Сказал, что для такого поведения начальства есть свои причины. Объяснением это не назовешь.
- Разумеется, причины есть, и надо их выяснить. Вальтер, меня посылают с группой в Португалию, похоже, мы там проторчим дней пять, а то и неделю. Я тебя прошу, разузнай все, что сумеешь, у тебя же столько знакомств в Отделе. Наверняка есть какие-нибудь тайные каналы, о которых неизвестно мне и вообще никому. Пожалуйста...
- Лапочка моя, я постараюсь. Но и ты гляди в оба... понимаешь?
- Боишься, что мы можем больше не увидеться?
- Не исключено, что он уже поджидает тебя там, куда вы едете. В любом случае - удачи тебе, детка.

* * *

Но в Португалии их не ждал никто, кроме команды террористов, на выслеживание и ликвидацию которой и правда ушла целая неделя. Когда они наконец возвратились в Отдел, Вальтера на месте не было, и после сдачи отчета Никита волей-неволей отправилась домой - болтаться по Отделу просто так никому не позволено.
Втайне она рассчитывала найти в своей квартире какие-то признаки того, что здесь побывал Майкл, - он сумел бы оставить такое послание, которое не заметил и не понял бы никто, кроме нее... Вместо этого Никита обнаружила кое-что похуже.
За ней перестали следить.
Поначалу она не поверила и решила, что тех намозоливших ей глаза неуклюжих лоботрясов все-таки заменили на кого-то повыше уровнем - но нет... и в самом деле никого не было.
Думать о том, что это означает, не хотелось, но пришлось.
Никита едва дождалась вызова - о счастье, не на операцию, а всего лишь на обычное дежурство, какое бывает, когда объявляют состояние повышенной готовности; можно будет поговорить с Вальтером - вдруг он что-то узнал.
"Но приготовься к тому, что столкнешься в коридоре с Майклом, которого ведут в наручниках к "белой комнате"... Если он еще жив."
Вальтер в оружейке принимал боевые комплекты у одной из только что вернувшихся групп; он кинул торопливый взгляд в ее сторону и снова сосредоточился на снаряжении, которое оперативники выкладывали на его рабочий стол. Можно было, конечно, понадеяться на то, что угрюмый вид Вальтера вызван усталостью или запаркой...
- Вальтер... - напомнила Никита о себе, выглянув из-за спины последнего в очереди.
- Молодец, что зашла, у меня тут расхождения в списке по использованному тобой оборудованию... иди-ка сюда, проверим комплектность, - самым деловым тоном проговорил Вальтер, выпроваживая оперативника, который поспешил уступить место Никите. Едва он удалился, Никита схватила Вальтера за рукав свитера:
- Ну что?..
- Сходим поговорить вниз, в двух словах этого не расскажешь. Спустись, как только освободишься.
- Он жив?
"Хотя на такой вопрос как раз можно ответить даже не двумя, а ровно одним словом. Выходит, дело не в этом... а в чем-то таком, что нельзя обсуждать здесь, на глазах у всех..."
- Да уж наверное жив, раз его ищут.
- Тогда почему с меня сняли наблюдение?
- Ступай, ступай... поговорим внизу, я же сказал.
Когда ей дали долгожданный перерыв на отдых, Никита помчалась в "подвал" - туда, где не так давно в последний раз встречалась с Майклом. Вальтер был уже там, и от выражения его лица ей стало так холодно, что она задрожала. Оказывается, в оружейке он еще небезуспешно старался выглядеть спокойным... Но Вальтер - не Майкл, и прятать чувства, тем более такие, как сейчас... это не для него. Он так не умеет и не стремится уметь.
- Ну?.. Что ты узнал?
- Я выяснил насчет той операции в Швейцарии... Только лучше бы тебе об этом не знать.
Когда Вальтер потерял Белинду, у него был примерно такой же взгляд. Но ведь Майкл жив. Жив. А остальное...
Что?..
"Я держу себя в руках, я очень хорошо владею собой и выслушаю все что угодно без воплей, слез и истерик, потому что Майкл жив, - а это главное." Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
- Вальтер, ты сам мне сказал однажды - помнишь, по какому случаю: "Правда всегда на пользу". Выкладывай.
- Ладно. Я расскажу, ты выслушай, а уж потом... Несколько месяцев назад Отдел заинтересовался некоей Кристэлой Фрэнч, торговкой компонентами химического оружия. Она выбросила на рынок свой дракиум-AS - чудовищная штука, за час превращает человека в трухлявую мумию... я видел фотографии... Единственным способом подобраться к ней был ее сын Дэвид, который лежал в клинике нервных болезней в Цюрихе - парень слетел с нарезки, когда увидел собственными глазами, чем промышляет его маменька. Он должен был знать кое-какие адреса, и, судя по оперативным разработкам и его психологическому профилю, мог разоткровенничаться с новым другом, который проявит к нему соответствующее сочувствие и понимание. А ты же знаешь, каким обаятельным умеет быть Майкл, когда нужно постараться для пользы дела... да и уровень секретности этой операции был таков, что выбирать было особо не из кого... Симуляцию в той клинике мигом бы разоблачили, так что все должно было быть взаправду. Майклу дали препарат, который вызывал психоз с возбуждением и галлюцинациями... у него начался приступ, он набросился на кого-то в ресторане, и в результате его доставили куда ему было надо. У него было при себе противоядие - таблетки, временно снимавшие действие того препарата, их полагалось принимать по определенной схеме, раз в несколько дней. Он нашел Дэвида Фрэнча и всячески старался с ним сблизиться, - нет, не соблазнял, если ты про это подумала - одно дружеское участие, чуткость, душевная близость... использовал все свои таланты по этой части. Постепенно дело пошло, и Майклу удалось раздобыть один адрес, где был склад или лаборатория, - как раз вовремя, потому что у него нашли те таблетки и отняли. Его уже совсем собрались увозить - сама Мэдлин приехала под видом родственницы, - но в последний момент оказалось, что адрес то ли неверный, то ли устаревший, в общем, ничего ценного там не нашли. И Майклу велели остаться на неопределенное время, до тех пор, пока он не вытянет из Дэвида сведения, которые позволят захватить Кристэлу. Уж и не знаю, на что они рассчитывали - верно, не иначе как на его силу воли и много раз подтверждавшееся умение вытаскивать самого себя за волосы из любого психологического болота... Но у него ничего не вышло. Довольно скоро ему стало настолько худо, что он уже ничего не мог, даже на вызовы не откликался. А Шефу как вожжа попала под хвост - с ним такое бывает, зациклился на этом дракиуме, и из Центра на него тоже нажимали, и он нипочем не желал прекращать операцию, все тянул и тянул, хотя от Майкла уже не было никакого толку. Одному богу известно, до чего бы дотянули, но тут Кристэлу Фрэнч засекли где-то в Италии, и Дэвид больше не был нужен. Майкла сразу же забрали... вылечили. Только, видать, с тем чертовым препаратом оказалось не все так просто и гладко, как ожидали. Может, от того, что Майкл слишком долго оставался без противоядия, или нейтрализатора, или как там его...
Никита порадовалась, что стоит почти вплотную к стене - есть к чему прислониться. Она вновь ощутила под своими внезапно ослабевшими ногами решетчатый пол тесной высокой клетки, раскачивающейся от малейшего движения... Майкл, прикованный к чему-то в стиле отдельского железного кресла, только стоя, а не сидя, и ее собственный безнадежный крик:
- Майкл не сдастся!
- Тогда посмотрим, как он сходит с ума...
Шприц вонзается ему в шею, остается только надавить на поршень... но Майкл все молчит.
Он и не успел бы ничего сказать, потому что заговорила она. Ничто больше не имело значения, кроме него и того ужаса, который был для него хуже смерти... с самого первого дня знакомства с Майклом она не переставала гадать, чего он боится - ведь не бывает так, чтобы человек не боялся совсем ничего, этого не добиться даже Отделу. И вот тогда - поняла...
Отдел остался в победителях, пользуясь слабостью своих сотрудников не менее искусно, чем силой. Давшееся ей в таких муках признание, предательство - то, что она в тот момент считала признанием и предательством - было просчитано заранее как ключевой пункт тщательно срежиссированной комбинации... и Майкл был едва ли не главным режиссером. "Мы знали, что ты не выдержишь, поэтому меня послали с тобой." Не выдержу ТВОИХ пыток...
Ослепленная ненавистью и отвращением, даже в лекарственной дреме отворачиваясь от его примирительного, извиняющегося поцелуя, от его губ, которые впервые прикасались к ее губам не потому, что так предписывает задание, и шепчущих: "Я не лгал тебе... не все было ложью", - она не задумывалась о том, что было неподдельным в том спектакле, помимо ее переживаний: она действительно спасла Майкла от наведенного безумия.
Если у него была хоть ничтожная доля сомнения относительно того, как она поступит, каким кошмаром должно было быть для него то задание...
Один раз она его спасла. Но тогда, в клетке у "Красной Ячейки", было кого умолять, кому кричать: "Пожалуйста! Пожалуйста..." - и от кого откупаться любыми сведениям в обмен на здравый рассудок Майкла. А теперь?.. Что она может сделать?
"НАЙТИ ЕГО РАНЬШЕ, ЧЕМ ОТДЕЛ."
Потому что он знал, от чего бежит. Наверняка начал готовиться к побегу, едва заметил первые признаки того, что пугало его больше всего на свете.
- Вальтер, что делают с теми, кто сошел с ума?
Он ответил безо всякой охоты:
- Тут у нас работают экономные люди, понимаешь ли. В смысле отношения к бесполезным ртам. Даже если сам Шеф свихнется, никто и не подумает обеспечить его пожизненным содержанием в отдельной комнате с мягкими стенами.
- Поэтому Майкл и убежал... как ты думаешь, он смог заранее подготовить для себя какое-нибудь безопасное место за то время, которое у него было?
- Когда речь идет о Майкле, то все возможно.
- Я должна отыскать его прежде, чем это сделают они.
- А ты подумала, хочет ли он этого? Он ведь держал все в тайне не в последнюю очередь из-за того, чтобы не обременять тебя собой... тем, в кого он неизбежно превратится. Он не желал, чтобы ты знала...
- Да плевать мне, чего он хочет! Не ему решать за меня, тем более если он...
Слово, обозначающее то, что случилось с Майклом, никак не шло с языка. "Лучше бы тебе об этом не знать" - конечно, полный вздор; она должна знать как можно больше, особенно теперь. Но принять это знание было невыразимо тяжело. Она никак не могла представить себе Майкла потерявшим разум. Все странности последних недель были объяснены, и ни одна, даже самая незначительная деталь не вступала в противоречие с тем, что сообщил ей Вальтер - но... может, дела обстоят не так плохо? Может, это обратимо, и Майкл исчез лишь на время, необходимое для того, чтобы выздороветь? Вдруг он нашел какую-то клинику, не попавшую в поле зрения Отдела, где ему помогут, и отправился туда для лечения - и вернется сам, когда придет в себя...
"Сколько натяжек и маловероятностей - лишь бы спрятаться от правды, страшнее которой еще не бывало. Если бы начальство считало, что это временно, за мной продолжали бы следить, и еще как... А нынешнее положение вещей означает..."
Оно означает, что Майкл более не способен ни отыскать ее дом, ни узнать ее.
Вот так и надо рассуждать - трезво, ясно, без паники и лишних эмоций, называя все своими именами и не пытаясь что-то скрывать от самой себя. Теперь она обязана быть здравомыслящей за двоих...
- Вальтер, Майкла нужно найти как можно скорее не только потому, что он не продержится один. Раз он потерял всякую ценность для Отдела, то у тех, кто занят его поисками, может вообще не быть приказа брать его живым. Они убьют его, даже не привозя в Отдел.
"Каждый из нас ценен двояко: как работник - для своих и как источник информации - для противника. А тот, кто больше не нужен НИКОМУ... с ним и поступают соответственно."
- Само собой, я тебе помогу чем сумею. Но ты учти вот что: три недели назад Майкл был еще настолько нормален, что ни у кого не возникало ни малейших подозрений, разве что тебя начали настораживать какие-то мелочи. А сейчас его, считай, почти и не ищут, и ты сама поняла почему. При таком, как выражаются врачи, быстром нарастании симптоматики... Короче говоря, когда ты его разыщешь, это будет уже не совсем он... а то и совсем не он. Ты понимаешь?
- Неважно. Это все неважно. Об этом я буду беспокоиться потом, когда найду его. Сейчас главное - найти... один он не выживет.

* * *

Никита заранее настроилась на то, что в предстоящих поисках ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя и отчасти Вальтера (которого, впрочем, не следует лишний раз подставлять под удар), поэтому удивилась и насторожилась, прочитав на своей панели просьбу от Джейсона встретиться через десять минут в одном из малопосещаемых коридоров на том уровне, где размещались склады.
Его внешнее сходство с Сеймуром до сих пор поражало ее - пока он молчит. Голос у него был совсем другой. А улыбка отличалась еще больше. А уж что касается речи и поведения... Стоило ему заговорить, и, вопреки законам биологии, он делался старше Сеймура как минимум лет на пять, и Никита ни за что не смогла бы почувствовать его кем-то вроде своего младшего брата, как иной раз бывало с Сеймуром. В этом чудился какой-то обман, подвох - точно чужая душа вселилась в знакомое тело...
Никита всегда старалась держаться с ним поприветливее, и ради Сеймура, и ради него самого, ни в чем не повинного человека, забранного в Отдел только из-за того, что потребовалось срочно заменить незаменимого - но ее усилия не имели особого эффекта. Пробиться сквозь его вежливую отгороженность не удавалось. И некоторые признаки подсказывали ей, что аналогичные старания Вальтера еще безуспешнее и доставляют тому еще больше огорчений.
Но теперь, если Джейсон сам предлагает ей свою помощь...
- Вот, возьми, - сказал он, протягивая мини-диск, который Никита поспешно положила в карман, хотя камер слежения в этом коридоре не было. - Прослушай, желательно побыстрее, и сразу же верни. Это фрагменты записей с операции "Дракиум"... не спрашивай, как я их достал, и не проси раздобыть недостающие куски, я и так рискую - а я этого терпеть не могу. И учти, что я это делаю не из дружеских чувств, которых вы все от меня почему-то ждете...
- Тебя Вальтер попросил?
- Чихать мне на его просьбы - ты что думаешь, он сумеет защитить меня от Шефа в случае чего? И не говори ему, что я давал тебе эту запись, а то он мне голову отвинтит, если узнает...
- Это Вальтер-то? Да он меньше всех в Отделе беспокоится о нарушении правил, когда надо кому-нибудь помочь...
- Не в правилах дело... - Джейсону явно не терпелось поскорее удалиться и вернуться на свое рабочее место, туда, где его не заподозрят ни в чем предосудительном или незаконном. - Ты сама все поймешь, когда прослушаешь...
- Спасибо тебе.
- Я ведь уже сказал, что делаю это не по дружбе.
- А почему тогда?
- Может, это смешно звучит... для равновесия, что ли. Когда тебя захватила "Яркая звезда", я помог Майклу с поисками. Тебя уже списали как погибшую на задании, после этого Майкл не явился на брифинг, и Шеф отправился вправлять ему мозги. Не знаю, кто что кому в итоге вправил, но Майкл обратился ко мне, и мы решили проблему за десять минут. Наша железная Мона Лиза высказала мне свое неудовольствие, но я отбрыкался. - И он продолжил торопливо, не давая ей вставить еще одно "спасибо":
- А главная причина - если бы ты узнала, что я мог достать для тебя это и не достал, то обошлась бы со мной куда суровее, чем Вальтер.
- Ты действительно так думаешь?
Похоже, он говорит серьезно... то ли смеяться, то ли плакать.
- Джейсон, да за кого ты меня принимаешь?
Он передернул плечами, и это движение, неуверенное и в то же время независимое, болезненно напомнило ей Сеймура - тут было что-то от его манеры держаться.
- За профессиональную убийцу с большим опытом.
"Он недавно у нас, и еще не привык... и попал сюда не с улицы или из тюрьмы, как многие, а из благополучной и обеспеченной жизни - компьютерная компания, удачная карьера, любимая девушка... Вообще-то он адаптируется на удивление хорошо, учитывая все обстоятельства."
Никита вздохнула и улыбнулась ободряюще.
- Джейсон, не бойся меня. Правда... тебе совершенно не стоит меня бояться.
Он нервно хмыкнул, покачав головой.
- Не бояться? Тебя? Я видел, на что ты способна, - мягко говоря, очень впечатляет... "Не бояться" - скажешь тоже...
- Это совсем другое, ты что, не понимаешь? Думаешь, я боевая машина, не отличающая своих от врагов?
- Тут у вас особый мир... о нормальных человеческих взаимоотношениях говорить не приходится.
Многое - о, слишком многое в опыте этих шести лет подтверждало его слова - и все равно он был неправ. Никита только улыбнулась снова, стараясь выглядеть милой и безобидной - надо бы сказать что-нибудь такое, что разубедит его... Но, пока она перебирала в уме наиболее весомые аргументы, Сеймур заговорил сам:
- Вообще-то на фоне многих других ты не так уж и пугаешь. А вот Майкл... ты, конечно, извини, но, если честно, я даже рад, что он сбежал. Страшнее него, по-моему, только мама с папой.
Горечь и тоска вдруг накатили на нее. Почему это непонимание так задевает? Что ей за дело до мнения Джейсона о Майкле? "Друга заменить невозможно" - и будь благодарна за любую поддержку. Ей уже давно следовало бы поблагодарить Джейсона и отправиться в укромное местечко где-нибудь в Системном секторе, чтобы послушать так неожиданно полученную запись, которая, может быть, даст хоть какие-то зацепки для дальнейших поисков Майкла - она должна в одиночку вступить в это соревнование с Отделом и победить... А она тратит время на бесплодные споры с Джейсоном, как будто он не имеет права думать о Майкле, да и о ком угодно, то, что хочет:
- Это не так... Он совсем другой, чем они.
- Я и говорю, они еще хуже.
Никита упрямо мотнула головой.
- Были случаи, когда Майкл рисковал жизнью ради Отдела - ради спасения людей, ради всех, кто здесь есть, хотя мог просто развернуться и уйти отсюда навсегда, и никто бы его не нашел... или как-то по-другому использовать ситуацию в своих личных интересах. Он никогда не предавал друзей...
Это прошедшее время резануло ей слух, - она употребила его не думая, ну сорвалось и сорвалось, ничего особенного... казалось бы. Почему же так не по себе от этой незначащей оговорки - ведь еще ничего не известно...
- Насчет друзей не знаю, может быть, - но ты всех затмеваешь, он не глядя пристрелит любого, кто встанет на пути у него или у тебя. И ты для него сделаешь то же самое. Когда вы вместе, вас никому не остановить - НИКОМУ. Как только начальство это терпело...
- А оно и не терпело. И вообще, если я вызываю у тебя такой жуткий ужас, то зачем ты наговорил мне все это?
Его ответная кривая усмешка в очередной раз напомнила, что он - не Сеймур. Но она плохо вязалась с дальнейшими словами.
- Когда я встречался с братом, он много рассказывал о тебе. Мне всегда хотелось узнать, насколько ты...
"Насколько я соответствую его неумеренно восторженным отзывам - в смысле ума и характера, потому что изучить мою наружность время было? Или насколько я терпима к неприятной для меня точке зрения? Или насколько я была привязана к Сеймуру? Так или иначе, он получил ответ на некоторые из этих вопросов... Ладно, не буду терять попусту драгоценное время."
- В любом случае спасибо.
- Только не забудь, о чем я просил.
- Помню-помню: вернуть диск как можно скорее и ничего не говорить Вальтеру.
- Да, и еще одно... - Джейсон замялся, и она приготовилась услышать о какой-нибудь новой мере предосторожности, пришедшей ему в голову. - Ближе к концу сделай звук потише.
- Не беспокойся, я буду слушать через наушники.
- Все равно. Там... там нет никакой ценной информации, только такое, что хорошо бы вообще не слышать.
В сочетании с Вальтеровым "лучше бы тебе об этом не знать"... Что еще осталось - не видеть? Теперь она уже готова ко всему...
Сеймур точно так же предупредил бы ее... все-таки они близнецы - как часто это проявляется...

Re:
* * *

Фрагменты рабочих записей, надерганные из общего фонокомплекта по операции, шли один за другим в хронологическом порядке, разделенные продолжительными паузами.
Первым Никита услышала короткий разговор Мэдлин и Шефа:
" - Я получила сообщение от Майкла. Дракиум производят в Памплоне.
- Я посылаю группу Дэйвенпорта.
- Задание Майкла выполнено.
- По-твоему, его пора выводить? Не стоит ли дождаться рапорта оперативной группы?
- Мне не нравится, в каком он состоянии. Такое ослабление самоконтроля опасно и для нас, и для него.
- Хорошо, организуй вывод."
Следующий фрагмент начинался с середины фразы - незнакомый мужской голос с немецким акцентом проговорил:
" - ...Ваш сводный брат?
- Да, от второго брака моей матери, оказавшегося, к несчастью, гораздо более неудачным, чем первый. Мой отчим был чрезвычайно неуравновешенным человеком, на грани патологии, и у Майкла это наследственное, - по интонациям Мэдлин легко было понять, что обсуждать семейные неприятности этого сорта ей приходилось уже не раз - и не только с многочисленными врачами, но и, весьма вероятно, с полицией и обратившимися туда возмущенными жертвами выходок ее злополучного брата; для всевозможных переговоров, вызволений и утрясаний семья всегда отряжает ее, и она несет свой крест безропотно и не без изящества. - У него регулярно случаются такие нервные срывы. Когда он исчезает, мы уже знаем, что нужно объехать все местные больницы вашего профиля."
Запись велась по нескольким каналам и так и была смонтирована - после этой реплики неожиданно вклинились Дэйвенпорт с Шефом:
" - В лаборатории пусто, сэр.
- Противник обнаружен?
- Нет, все чисто.
- Нашли дракиум?
- Пока нет... тут тела подопытных... Минуту..."
" - ...Еще рано выписывать.
- Мы лечим его дома. В непривычной обстановке ему станет хуже.
- Мы нашли у него лекарство - сильнодействующий препарат, мне такой еще не попадался. Зачем он его принимал?
- Видите ли... - Мэдлин явно не доставляло удовольствия говорить об этом даже с врачом, тем более незнакомым; семейный доктор, посвященный во все неприглядные домашние секреты, - другое дело. - Мой брат - наркоман.
- Нет, наркоманы таких не употребляют - судя по результатам анализа, он не вызывает эйфории, - как раз наоборот, купирует воздействие некоторых психотропных веществ.
- Наша семья владеет небольшой фармацевтической компанией, мы выпускаем экспериментальные препараты. Майкл, очевидно, стащил лекарство, решив, что это барбитурат.
- Когда у него были галлюцинации, он несколько раз упоминал какую-то Никиту. Что, это его знакомая или член вашей семьи?
- О, ни то, ни другое. Из-за тяжелого характера у него никогда не было друзей, и он с детства придумывал их себе. Эта привычка сохранилась у него по сей день. Никита - одна из его самых стойких фантазий, так же как Елена и Адам, его вымышленные жена и сын, о которых он тоже мог говорить. Он особенно склонен к этому, когда оказывается в окружении посторонних людей - дома он почувствует себя лучше, я уверена.
- Что ж... сейчас его приведут. Можете забирать", - судя по голосу, врач остался удовлетворен полученными объяснениями, но, несмотря на это, соглашался на выписку неохотно.
" - Сэр, упаковки нет.
- Подопытных доставить в Отдел. - Шеф переключился на другой канал, обращаясь к Мэдлин:
- Упаковка с товаром исчезла, Кристэлы Фрэнч тоже нет. Нужно еще поработать с ее сыном. Вывод Майкла отменяется, повторяю: отменяется."
Глухой шорох на основном канале был не помехами связи, а звуком шагов двоих людей; когда он прекратился, то послышался голос Майкла, мало отличающийся от его обычного спокойного и ровного тона, даже, пожалуй, радостный - Никита так и видела облегченную улыбку у него на лице:
- Наконец-то ты приехала. Я думал, что не дождусь.
- Ты такой бледный...
- Ему пришлось немало пережить.
- Я бы тут больше не вынес. Пойдем, Мэдлин... забери меня отсюда.
- Доктор говорит, что тебя еще рано выписывать. Здесь тебя полечат еще несколько дней.
- Да, это будет самым разумным вариантом. У вас галлюцинации, вы слышите голоса. Вам надо вылечиться.
- Я не думаю, что смогу... это слишком трудно.
- Я советовалась с доктором Вулфом, он тоже считает, что ты должен остаться здесь.
- Хорошо... но я боюсь, что не выдержу один. Попроси Никиту навестить меня, - это мне поможет.
- Майкл, мы уже много раз говорили с тобой о твоих фантазиях. Ты же не ребенок и прекрасно понимаешь, что Никита никак не может к тебе приехать, это абсолютно нереально. Постарайся взять себя в руки и пройти курс лечения до конца. После этого я заберу тебя домой.
- Приезжай поскорее. Пожалуйста."

" - Майкл, это Мэдлин. Ответь мне. Майкл, отвечай.
- Где вы?..
- Вчера ты разговаривал с Дэвидом Фрэнчем. Что он тебе сказал?
- Кто такой Дэвид Фрэнч? Кто... такой...
- Задание, Майкл. Помни о задании. Дракиум. Кристэла Фрэнч.
- Да... Дэвид... здесь... подружиться...
- Перед тем, как отправить тебя сюда, мы говорили о самоизлечении. Ты это помнишь?
- Само... излечение...
- Ты слышишь только меня. Делай то, что я тебе скажу. Встань и выйди в коридор... Теперь поверни направо.
- Куда?
- Какой рукой ты ешь?
- Еда... невкусно... не хочу... я не голоден... Где вы? Где Никита?
- Тебе нужен шкаф с лекарствами на посту дежурной медсестры. Повтори.
- Шкаф... сестра... не заглядывать на верхнюю полку... сюрприз на Рождество... я видел кукольную посуду, но не скажу... такая красивая коробка, сюрприз... мама велела не говорить... отстань, все равно не скажу... не трогай виолончель, ты еще маленькая, чтобы учиться...
- Майкл, это Мэдлин. Ты слышишь меня?.. Майкл, ответь!
- Кто... ты?.."

" - ...Говорил, что ему поможет визит Никиты, но я ясно дала ему понять, что мы не станем срывать ее с операции.
- Разумеется. Ее задание не менее важно, а, учитывая, сколько времени потребуется на перелеты, она не сумеет объяснить свое отсутствие в рамках легенды.
- Пол, я считаю, что операцию в Цюрихе необходимо прекратить. Майкл не способен работать и почти неуправляем. Он может раскрыть и себя, и Отдел.
- Никого не заинтересуют высказывания пациента с диагнозом "острый галлюцинаторный психоз". А вернуть его в рабочее состояние - это твоя задача. Сегодня же отправляйся в Цюрих и найди способ дать ему противоядие на свидании.
- График приема уже нарушен. Велика вероятность того, что эффект окажется недостаточным.
- Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Нам необходимо все, что он сумеет узнать от Дэвида.
- Сэр...
- Я занят!
- Прошу прощения, сэр, но поступили новые данные из итальянского отделения. Любительская видеосъемка в Тоскане случайно зафиксировала женщину, которая является Кристэлой Фрэнч с вероятностью более восьмидесяти девяти процентов. При ней имелся металлический кейс, идентичный обнаруженным в лаборатории. Удалось отследить один из номеров, по которому она звонила, и мы установили место...
- Я высылаю усиленную группу и бригаду экспертов-токсикологов. Затребуйте резерв из местного отделения... Хотя бы одного из покупателей взять живым, с остальными поступайте по обстановке.
- Полагаю, теперь Майкла можно забирать.
- Сначала получим подтверждение из Тосканы. Второго провала у нас быть не должно.
- Согласна. И, если мы возьмем Кристэлу и возникнут трудности с ее допросом, Дэвид нам пригодится как средство давления..."

" - Майкл, поговори со мной. Мы ведь друзья, правда? Ты теперь мой единственный друг - других у меня не осталось. Раньше, до того как тебе стало хуже, мы так хорошо разговаривали. Ну, хочешь, я еще расскажу про мою маму? Помнишь, как тебе было интересно в прошлый раз?.. Только перестань раскачиваться из стороны в сторону, а то у меня кружится голова, когда я на тебя смотрю, и мне трудно вспоминать. И если они увидят, то опять привяжут тебя к кровати, а ты от этого всегда так кричишь, что они станут делать тебе всякие уколы, и мы опять не сумеем поговорить...
- Никита?..
- Меня зовут Дэвид. Я каждый раз тебе об этом напоминаю, а ты каждый раз забываешь.
- Дай лекарство... помоги...
- Майкл, у меня ничего нет. Зачем тебе лекарства - после них ты спишь и ничего не соображаешь, а ведь друзья должны общаться друг с другом. Нам надо многое обсудить... Ты поможешь мне убежать отсюда? Мы сразу поедем туда, где быки бегут по улице, - там моя мама хранит то, что есть только у нее. Помнишь, как ты обрадовался, когда я впервые предложил это сделать?
- Где... Никита?
- Зачем она тебе, если у тебя есть я? Мы обязательно поедем туда и вместе выпьем все, что найдем у мамы на складе - чтобы не досталось никому другому. Видишь ли, моя мама всех отравит, если мы ей не помешаем. Кто-то должен ее остановить, - а лучше тебя никого нет. Ты самый замечательный друг во всей вселенной, вдвоем с тобой мы спасем очень много людей, только надо выпить все, пока она не увезла это в Италию. Мы с ней часто там бывали, когда я еще ходил в школу - там потрясающе... Мы и туда тоже съездим, когда убежим, я покажу тебе такие музеи, в которых можно провести всю жизнь и даже не заметить этого... но сначала нужно все выпить - я пришел к выводу, что это наш с тобой долг, сделать так, чтобы мама больше никого не убила. Она красивая, у нее такие светлые волосы - между прочим, она натуральная блондинка, никогда их не красила, даже теперь - она у меня ни капельки не седеет, хотя ей уже здорово за сорок. Она не любит отмечать свой день рождения. Мой - да, всегда поздравляет и присылает подарки - два подарка, за себя и за отца, хотя вообще-то у меня его никогда не было. Ребенок на каждый праздник должен получать не меньше двух подарков - так она говорит. Она отравила столько народу на том заводе... Нам бы убежать поскорее, а то будет поздно. Убежать и выпить...
- Никита... где ты?.."

" - Майкл, это Мэдлин. Ты меня слышишь? Завтра за тобой приедут. Завтра тебя увезут в Отдел. Ты понял?.. Майкл, ответь мне. Майкл, отзовись, это Мэдлин. Майкл!.."

" - Зачем вы это сделали?
- Не знаю... Голоса... они приходят и уходят...
- Вы напали на санитара, а насилие нельзя оставлять безнаказанным. На электрошок!..
- Нет! Нет! Отпустите! Никита, помоги! Вытащи меня отсюда! Спаси меня! Никита... Нет, нет, нет... Никита! Ни... ки.. та... а..."

* * *

Она так и не вспомнила о просьбе Джейсона. Она сидела, зажмурив глаза так плотно, что болели веки, и была способна думать лишь об одном, и на это уходили все силы: как можно крепче вцепиться в край стола, удержать себя - чтобы не вскочить и не броситься в Поднебесье; Шеф и Мэдлин сейчас там, она заметила их перед тем, как включить запись - и никакая охрана не успеет добежать за те секунды, которые понадобятся для двух прицельных выстрелов с такого близкого расстояния...
Нет. Нельзя. Это не поможет Майклу. А кроме нее ему никто не поможет. Она должна быть очень выдержанной, спокойной и осмотрительной, и работать так же хорошо, как всегда, но чуть-чуть снизить свои показатели - излишняя безупречность насторожит начальство, естественнее будет проявить немного беспокойства и нервозности по поводу исчезновения Майкла - ровно столько, сколько уместно при ее профиле.
Быть исполнительной и осторожной - и все время, какое останется от работы, тратить на поиски.
"Моя жизнь - это его жизнь."
Голос Майкла продолжал звучать в ушах. И не только те последние истошные крики - надрывающие сердце мольбы о спасении - но и тихое, почти лишенное надежды: "Никита... где ты?.."
Вопрос, который он задавал ей все полгода ее так называемой жизни на свободе - после того, как отпустил ее, позволил уцелеть на самоубийственном задании. Впервые она увидела эту надпись в темном купе поезда, уносившего ее, казалось, прямо на полную луну, сияющую впереди над лесом; и каждый вечер эта надпись появлялась на экранчике маленького устройства связи, которое Майкл дал ей еще в Отделе. Бывали дни, когда у нее хватало силы воли - или, наоборот, совсем уж позорной слабости? - не посмотреть... и даже не вынимать его из кармана, или сумки, или шкафа, в зависимости от того, где она в тот момент находилась: но надпись все равно была там, она знала это так же твердо, как и то, что не станет - не может - ответить. Не раз ее подмывало избавиться от этого маленького прямоугольного предмета - и от ежевечерней пытки с чтением одних и тех же слов; но это было первым и главным, о чем она думала: "Не забыть бы", - собирая вещи, чтобы в бессчетный раз сменить гостиницу, квартиру, какой-нибудь случайный угол, снятый на одну ночь, или даже опять перебраться в другой город, чтобы понадежнее спрятаться от агентов Отдела - и от Майкла. Но невозможно было лишиться последнего, что соединяло с ним. Вдруг он спросит о чем-то другом. Вдруг ему когда-нибудь понадобится ее помощь - только ее, и ничья больше...
В Лионе она успела вовремя, хотя он ни о чем не просил ее. Успеет ли сейчас?..
"Майкл, где ты?
И какой ты?"
Больная душа... больной разум... Что сохранилось от его личности, и с какой быстротой улетучивается это сохранившееся, проигрывая неравную битву с подступающим мраком?
"Одна частичка меня все же не умерла... она - это ты." Может быть, она - последний светлый уголок в его затемненном сознании, крошечный якорь, цепляющийся за реальность. Майкл звал - одну ее. От нее одной ждал помощи и избавления. Впервые он призывал ее на помощь - а она не знала. Ей не позволили услышать, когда она еще могла что-то для него сделать. Или все равно не смогла бы - поэтому и не позволили?
"Узнал бы он меня? И узнает ли теперь? Кого я найду - дергающегося, бессмысленно мычащего идиота, которого приходится привязывать к кровати, чтобы он не изувечил ни самого себя, ни других? Легко было отмахиваться: "Неважно" - в ответ на трезвое предупреждение Вальтера, что это будет уже не совсем Майкл или совсем не он. Но после того, как я наслушалась...
Меня научили бороться со страхом и преодолевать его - ОН и учил, и не было учителя прекраснее... Я все сделаю. Отыщу, спасу, вылечу... Лишь бы он был жив.
Пока человек жив, свет не может погаснуть."

* * *

Дни складывались в недели. Самодисциплина помогала справляться с сомнениями и паническими мыслями и ничем не выдавать себя - розыски в отдельских базах данных требовали тщательного заметания следов; и Никита благословляла Сеймура, поделившегося с ней в свое время некоторыми полезными секретами. Кабинет Майкла занял Марк О'Брайен; она не спешила налаживать с ним добрые отношения, хотя он как будто был вполне удовлетворен своим положением и не считал ее виновной в том, что попал в Отдел. Да и то сказать, виной этому была прежде всего его собственная настойчивость - упорство честного и дотошного следователя, который не способен бросить дело незавершенным. Из него мог бы выйти неплохой союзник, но Никита пока не находила возможным ему довериться, - слишком поверхностно она знала его, тем более что доверять пришлось бы не столько себя, сколько Майкла.
О Майкле она думала постоянно. На заданиях удавалось переключаться, убирая из головы все лишнее, кроме необходимого - чтобы выполнить порученное и вернуться живой и невредимой. Но еще в фургоне на обратном пути, если обстановка позволяла, она, заодно с отчетом об операции, планировала и ту долю сегодняшней работы, которая останется тайной от всех. Пусть в Отделе хранится самое подробное досье на Майкла, какое можно представить - есть немало и такого, что неизвестно никому, за исключением их двоих. Снова и снова Никита перебирала в памяти, стараясь восстановить дословно, все их разговоры - названия мест, где они бывали и о которых когда-либо говорили друг другу, рассказы о детстве, случайные обмолвки, планы несостоявшихся поездок... А когда она уставала от анализа, бесконечных проверок и повторяющихся запросов во все психиатрические больницы, в которые только имело смысл обращаться, то разрешала себе подремать минутку-другую, не вылезая из-за компьютера и положив голову на стол.
Правда, она зареклась так поступать после одного сна, вогнавшего ее в холодный пот. Ей приснилось типичное начало трудового дня в Отделе - их группу созвали на брифинг, все собрались за столом в центральном зале, и Шеф уже здесь, но дожидаются еще кого-то. Со стороны кабинета Майкла доносятся нечленораздельные возгласы и какой-то шум, и вот он появляется - в своем обычном черном костюме и сопровождаемый двумя дюжими охранниками, которые подтаскивают его к столу, удерживая за скрученные за спиной руки, и насильно усаживают на то место, которое он всегда занимает - рядом с ней. Шеф включает экран, и начинается инструктаж, как и положено перед операцией - все молча слушают его, и никто не обращает внимания на Майкла, который то неразборчиво бормочет что-то с бредовой скоростью, то кричит, пытаясь вырваться и убежать. Все ведут себя так, словно все в полном порядке и совещание ничем не отличается от бесчисленного множества других, проходивших здесь же - разве что охранники все крепче притискивают Майкла за плечи к спинке кресла, не давая ему подняться, да Шеф, не прерывая своей сухой деловитой речи, изредка морщится раздраженно и брезгливо от его особенно громких воплей. Она смотрит на все это и, как часто бывает в кошмарах, не может пошевелить ни рукой, ни ногой, ни раскрыть рта, чтобы сказать хотя бы слово. А Майкл не видит ее...
Потом они как-то незаметно оказываются в коридоре, у выхода; оперативники один за другим загружаются в лифт, и опять все кого-то ждут, и она молит про себя: "Только бы не его... он ведь не может... ну, как он поедет с нами - такой?" Но те же самые охранники опять приводят Майкла - на нем уже форма для полевых операций, он рвется из их рук, отчаянно мотая головой, хохочет, рыдает, воет... стальная дверь медленно открывается, Майклу вешают на шею автомат и, наконец-то отпустив, выталкивают наружу - под пули...
Никита содрогнулась всем телом, чувствуя, как от собственного бессилия останавливается сердце - и сон оборвался.
На соседних местах никого не было, и не пришлось ни с кем объясняться - "но что странного в кошмарах, при нашем-то роде деятельности..." Вспомнилось, как они с Майклом и Еленой сидели поздно вечером в гостиной у догорающего камина, и к ним спустился, тихонько хныча, полупроснувшийся Адам; и как Майкл сразу же подхватил его на руки, усадил на колени, ласково прижав к себе, и она поразилась нежности его рук, хотя ей ли не знать, как тепло и покойно в его объятиях... то была иная нежность, не та, что с женщиной... Но было тут и нечто до того привычное, что воспринималось неотделимым от Майкла, то, что он сохранял в обеих своих жизнях и что она так часто испытывала на себе в той жизни, о которой не имели на малейшего представления Елена и этот малыш: сначала - помощь, любые вопросы - потом. Всегда - только так... "Что случилось? Иди сюда... Страшный сон приснился? Ну ничего... Хочешь лечь с мамой и папой?"
Ее некому было утешать после страшных снов. Еще в незапамятно раннем детстве она прочно усвоила, что нет смысла будить маму: если пьяная - то бесполезно, а если трезвая, то самое безобидное, что услышишь - это "отцепись от меня, дай поспать"; а когда с ней ночует какой-нибудь приятель, то не стоит вообще высовывать носа из-под одеяла, если не хочешь неприятностей на свою голову и другие части тела.
Стыдно признаться, - но она тогда позавидовала Адаму, вне всякой зависимости от того, что чувствовала к Елене...
Больше Никита не разрешала себе засыпать в Системном секторе. А отдыхом было - прикрыть глаза, слезящиеся от неотрывного изучения информации на мониторе, и воображать, где в эту минуту Майкл и что он делает... каково ему сейчас, в самые холодные и темные дни зимы...

* * *

То, что произошло, мог назвать везением лишь человек, ничего не знающий о том, какой колоссальный труд она проделала за эти месяцы. Ей удалось обнаружить некий денежный перевод, который в результате вывел ее на отделение банка в небольшом городе - неподалеку от этого города находилось курортное местечко, где они с Майклом однажды провели свободный день - целый чудесный день. Перевод был сделан во время ее "австралийского задания"; нашлись и другие признаки, указывающие, что она на правильном пути...
Ей полагались два выходных. И еще одни сутки добавятся к ним благодаря Джейсону, который согласился на ее просьбу перекроить самую малость рабочее расписание.
- Не подведи меня, возвращайся без опоздания, как мы договорились, - сказал он, и Никита коротко кивнула, а сама подумала, что, возможно, и не вернется вообще; но если дела сложатся так, что она будет вынуждена прибегнуть к тому самому крайнему средству "на черный день", то Джейсон не пострадает. Никто не пострадает.
Трех дней должно хватить...
Перед уходом Никита зашла к Вальтеру. Она часто забегала к нему поболтать - не о главном для нее, здесь все было ясно и без слов - "пока ничего", и незачем было произносить это лишний раз; но сегодня Вальтер, едва подняв голову от разложенных на столе железок неопределяемого назначения, углядел в ее лице нечто такое, от чего его глаза загорелись молодым азартом.
- Ну как? У тебя что-то появилось?
- Я вычислила город... поеду туда.
- А я постараюсь раскопать все что можно о том препарате.
Вальтер отвернулся к стеллажу с реактивами и, порывшись на полке в неприметном закутке, достал оттуда коробочку с несколькими ампулами и одноразовыми шприцами.
- Тебе это может пригодиться, когда ты его найдешь. Тут сильное успокоительное, - в аптеке такого не купишь даже по рецепту... тех, кому оно нужно, держат взаперти и не выпускают из больницы... И дай мне знать, как пойдут дела.

* * *

Никита выехала в тот же день и поздним вечером добралась до цели своего путешествия. Проверив тот самый банковский счет, она убедилась, что деньги так и лежат нетронутые - значит, Майкл еще здесь, но уже не может... не может позаботиться о себе. Она готова была выскочить в ночь и бегать по улицам, заглядывая в лица всем прохожим подряд, но вместо этого, призвав себя к спокойствию, просидела до утра на так и не разобранной кровати в номере мотеля, наводя те справки, для которых не было нужно ничего, кроме портативного компьютера. Безымянные пациенты в больницах, несчастные случаи с людьми без документов, неопознанные или невостребованные трупы... слава богу, ничего.
Никита поднялась до рассвета, деятельная и собранная, как перед ответственным заданием. Теперь, когда она была так близко от Майкла, ее сводило с ума сознание того, что он может оказаться в прямом смысле слова на соседней улице - а она не узнает об этом и пройдет мимо. Обходя гостиницы, недавно купленные или взятые в аренду дома, квартиры, комнаты, расспрашивая продавцов и полицейских, она пыталась смотреть во все стороны одновременно, ловя себя на стремлении передвигаться привычной по боевым операциям чуткой перебежкой с периодическими поворотами вокруг своей оси - раз уж природа так ограничила у человека боковое зрение...
А еще - она прислушивалась. Прислушивалась постоянно, хоть и не рассчитывала всерьез услышать тот единственный голос, зовущий ее: "Никита, где ты? Помоги..."
Этот заурядный провинциальный город был чересчур большим для нее - просто огромным, и его заполняло поистине неисчислимое множество НЕНУЖНЫХ людей, которые не были Майклом и ничего не знали о нем. За вежливым взглядом на его фотографию, распечатанную из личного дела, следовало равнодушное пожатие плечами, - и Никита шла дальше.
"На сегодня довольно," - приказала она себе, после того как обернулась в сторону молодого длинноволосого мужчины, который с задумчивым видом стоял у дверей кафе, располагавшегося напротив ее мотеля. Было уже за полночь, но кафе работало круглосуточно, и она забежала туда за чем-нибудь съедобным. У нее рябило в глазах от утомления, а мужчина даже со спины ничуть не походил на Майкла... другая осанка, и волосы светлее...
Никита растянулась на кровати, механически дожевывая гамбургер. Нужна передышка. Бессонная ночь - это прежде всего ослабленное внимание на следующий день, а такого нельзя допустить.

* * *

"Честно раскладывай свой костер, а огонь упадет с неба"... кто сказал это? Точно не Майкл - Никита помнила все важное, когда-либо слышанное от него. Вероятно, понимать это высказывание надо было в том смысле, что разжечь костер самому все равно не в твоей власти, а небесный огонь может и не упасть... Или же с точностью до наоборот - рано или поздно добросовестные усилия непременно будут вознаграждены?..
Ей стало не до толкования афоризмов, когда в третьем или четвертом на сегодня полицейском участке, мирном и пустынном спозаранку, пожилой дежурный, отодвинувший свою первую утреннюю кружку с кофе ради того, чтобы посмотреть на протянутую ею фотографию, пригляделся повнимательнее и утвердительно кивнул.
- Помню такого. Приметное лицо... Мы его задерживали с неделю назад. Спер пачку крекеров в лавке.
Она забыла, как дышать. Но остававшегося в легких воздуха достало на то, чтобы спросить:
- Где он сейчас? У вас?
- Да нет, отпустили, когда разобрались что к чему. Парень был явно не в себе и здорово изголодался, так что они сняли обвинение. Отдали ему эти крекеры и велели проваливать... По-хорошему рассуждая, его стоило бы отправить в больницу, но он вел себя тихо, даже ни слова не произнес - заторможенный, но на наркомана не похож, просто тронутый... на улице таких полно, а психиатрическое отделение тоже не резиновое, если каждого такого туда класть, так не будет места для нормальных психов.... Что же это вы его бросили без присмотра?
"А потом вышвырну на улицу в каком-нибудь отдаленном городке - и пусть себе скитается... без надзора..." Кто бы мог подумать, что та давняя угроза - человека, который и мертв-то уже два года - все же осуществится.
- Я... мы с ним давно не встречались, и я не подозревала, что дела обстоят настолько плохо... а когда на днях мне сообщили наши общие знакомые, то я решила его отыскать... - Никита помимо воли сравнивала свои сбивчивые оправдания с тем, как артистически гладко и плавно излагала свою легенду Мэдлин. - Вы не видели его после этого?
- Нет... На вашем месте я бы наведался в местную ночлежку и в эти районы - здесь и здесь... - полицейский ткнул пальцем в карту города. - Там много бездомных.
Вот когда ей пригодился начинающий уже забываться опыт бродяжнической жизни. В ночлежке о Майкле ничего не знали, и Никита отправилась прочесывать ту часть города, на которую ей указал полицейский. Задние дворы продовольственных магазинов, подвалы, свалки, какие-то обшарпанные кирпичные развалюхи, который год дожидающиеся сноса... Она угадывала, куда стоит заглянуть, находила удобные для ночевок закоулки и каждому встречному совала в руки деньги и фотографию. Пару раз ей приходилось отбиваться от излишне предприимчивых обитателей здешних мест, что, однако, не составляло для нее никакого труда; других результатов не было.
Мало-помалу Никита добралась до самой окраины города: впереди тянулись сплошные пустыри, а за ними уже начинался по-весеннему прозрачный жидкий лесок... У стены закрытой навечно придорожной забегаловки, по-видимому, разорившейся давным-давно из-за отсутствия платежеспособных посетителей, сидел на хозяйственно подстеленной газете оборванный старик с неснимаемым рюкзаком за спиной; шея его была обмотана неожиданно новым красно-сине-желтым полосатым шарфиком, явно детским, подобранным за каким-нибудь малолетним растеряшкой. Он наслаждался полуденным солнцем и не проявил интереса к подъехавшей и остановившейся неподалеку машине.
Никита подошла к нему и повторила в который раз за эти дни свой ритуал. Старик с достоинством спрятал полученные купюры куда-то за пазуху, в недра своего многослойного одеяния, и безо всякого энтузиазма воззрился на фотографию, уже сильно потертую и с обтрепавшимися уголками. Прищурившись, отнес ее подальше от глаз. Задумчиво хмыкнул.
- Знаю я его, как не знать. Околачивается тут у нас последние дни... Точно, он самый и есть. Псих, придурок бессловесный... Только не такой лощеный, как здесь.
- Вы встречали его сегодня? Где?
- Не, сегодня не встречал, - отозвался старик по-прежнему неторопливо и обстоятельно. - Позавчера видел, а сегодня - нет. Он у тебя что, из психушки удрал? Сразу видно, что новичок в нашей жизни - не соображает, чего можно, чего нельзя... Говорят, вчера сунулся ночевать в старые мастерские, а там стоянка Алекса с дружками, ну они его и отлупили, раз человеческих слов не понимает... может, оттого сегодня и не показывается...
- Где эти мастерские?
- А вон они, - он равнодушно махнул рукой в направлении ветхого строения, стоявшего рядом с заброшенной дорогой, которая уходила через пустырь к леску и терялась где-то в его глубине.
Никита рванулась к машине, радуясь, что предусмотрительно взяла джип, который не завязнет даже в этой неухоженной, покрытой колдобинами грунтовке.
Если хоть кто-нибудь из этих мерзавцев еще там, то она и без арсенала "белой комнаты" сумеет допросить его так, что он мигом выложит, где Майкл и что они с ним сделали...
Но в мастерских, где некогда ремонтировали автомобили, никого не было - видимо, жители отправились на дневной промысел. Никита, проносясь из помещения в помещение, находила загородки из картонных коробок, разложенное на полу тряпье, бумажные пакеты с объедками, пивные бутылки, автоматически отмечая по старой памяти, что место действительно обжитое и полезть сюда, на чужую территорию, способен только тот, кто не в своем уме или совершенно не разбирается в уличных законах...
Она выбежала наружу и огляделась.
- Майкл! - закричала она и замерла, вслушиваясь. - Майкл!..
Ничего... Тишина...
Надо остановиться и спокойно порассуждать. Куда он мог пойти? Что сделать? Ход его мыслей и раньше часто бывал для нее непостижимой загадкой. "Но он всегда умел остаться в живых и спасти меня..." Теперь же, когда логика, по-видимому, перестала быть движущей силой его поступков - как предсказать их? Представить себя на его месте? А сколько ситуаций бывало за эти годы, когда она ни за что не поступила бы так, как Майкл, случись ей оказаться на его месте - и это относилось как к тому, что диктовал ему служебный долг, так и к сделанному "для себя", в сугубо личных целях.
Но если речь заходит уже не о миропонимании и моральных принципах, а о простейших чувствах и мотивах, в которых не участвует разум - страхе, голоде, боли, усталости, и если у человека остались только эти чувства и еще что-то из того, что составляло основу его характера, - это ведь не может не остаться... Голодный, замерзший, избитый - и бессильный от непонимания того, почему против него ополчился весь мир, и не рассчитывающий ни на чью помощь, - куда он направится?
Подальше от людей...
Никита с нарастающим страхом устремила взгляд в сторону леса. Конечно же, им преподавали курс выживания в самых разных природных условиях - но сумеет ли Майкл воспользоваться хоть чем-то? Что удержалось у него в памяти?
А ночи сейчас все еще очень холодные, несмотря на то, что уже наступила весна...
Даже город был слишком велик для поисков - а если придется искать Майкла в лесу, где некого будет расспрашивать и никто не поможет напасть на его след, что уже удалось...
Никита проехала немного по дороге, остановилась и, выйдя из машины, принялась звать его так громко, насколько хватало голоса. Здесь не было городских шумов, мешающих услышать друг друга - вот так, вживую, без микрофонов и передатчиков... на ум отчего-то пришла излюбленная стандартная шуточка инструктора-связиста: "Основной принцип радиосвязи: громче крикнешь - дальше слышно!"
- Майкл! Это я, Никита! Я здесь! Я пришла за тобой! Майкл, отзовись! Где ты?
"Он так звал меня тогда - неужели не откликнется на мой голос?"
Но в окружающем безмолвии и безлюдье звучали лишь одни ее крики, не было заметно никакого движения, и никто не спешил ей навстречу, радуясь спасению...
"А что, если он, наоборот, УБЕГАЕТ от меня? В течение того недолгого светлого промежутка, когда еще никто в Отделе ни о чем не догадывался, он сделал все от него зависящее, чтобы удержать меня в неведении - и чтобы я не смогла найти его потом... не хотел быть обузой для меня. Как он посмел поступить так...
А как бы повела себя я, узнав, что не сегодня-завтра превращусь в помешанную? Бросилась бы к нему за помощью, потому что где еще я могу ее получить? И не только от того, что он единственный родной мне человек во всем мире, но и потому, что верила бы: он обязательно отыщет выход... от неиссякаемой веры в него, в его силу, твердую волю, изобретательность, целеустремленность, преданность, ясный ум, любовь... в вечную готовность защитить меня."
Уберечь меня от самого себя - и провести остаток своей жизни где угодно, лишь бы не в Отделе; умереть на свободе. Задумывался ли он когда-нибудь прежде о том, чтобы покинуть Отдел - в менее безвыходных обстоятельствах? Быть может, этот побег был осуществлением мечты, которую он лелеял все эти десять лет, остерегаясь признаваться в ней даже себе?
Ну где же он?.."
Еще вчера вечером Майкл был жив. И если бы его убили... если бы те бродяги забили его до смерти, тот старик так и сказал бы ей, с его-то осведомленностью - он не походил на человека, намеревающегося щадить ее чувства. Но одной-единственной холодной ночи могло оказаться достаточно...
В Отделе редкостью были дни, когда бы им не угрожала смертельная опасность. Никита не отличалась суеверностью, и то, что она никогда не думала о смерти Майкла как о чем-то, могущем произойти в любую минуту, было скорее самозащитой рассудка от самого главного страха, который в противном случае стремительно и неминуемо сломил бы ее. Но именно сейчас, когда Майкл был так близко, она вдруг с необычайной отчетливостью осознала, как хрупка его жизнь и как мало нужно для того, чтобы прервать ее. "И какой будет моя жизнь без него?.. Как будет выглядеть жизнь, в которой только мертвый черный провал зияет вместо самого прекрасного и дорогого, что в ней было? Я... я переживу, выдержу, как выдерживала все, выпадавшее на мою долю - но я невозвратимо изменюсь. Закроюсь ото всех, и никто и никогда впредь не получит доступа в ту часть моей души, где будет храниться то, что погибло, разрушено и больше никогда не сможет возродиться. Я стану такой, как Майкл..."
Лес впереди уже распался на отдельные деревья, черные и голые, хотя на некоторых начинали пестреть первые почки. Здесь была развилка: старая и совсем разползшаяся грунтовка, которую, похоже, не тревожил ни один автомобиль с самой осени, уходила вглубь леса, а направо вдоль его кромки шла относительно более новая и ухоженная дорога, окруженная глубокими кюветами. Между лесом и развилкой возвышался небольшой каменистый пригорок, и Никита поднялась на него, чтобы получше осмотреть окрестности - хоть какой-то обзор...
В кювете впереди по дороге что-то темнело на фоне бесцветных пучков прошлогодней травы. Человек, лежащий ничком. Бесформенная серая куртка вся перемазана глиной, длинные спутанные волосы слиплись от грязи... каштановые волосы...
Никита уже узнала его и бежала к нему молча, увязая в мокрой земле и спотыкаясь от ужаса. Если она опоздает... опоздала...
Она слетела в кювет, упала на колени рядом с Майклом и, затаив дыхание, замерла, приложив пальцы к его шее. Сколько раз доводилось так искать пульс, и у своих, и у противников - только не у него. С ним до такого никогда не доходило...
Живой... Живой.
Никита выждала еще несколько долгих секунд - проверяя... и позволив себе в приступе сумасшедшей радости мгновенное сомнение... и убедившись окончательно. И лишь тогда она осмелилась осторожно перевернуть его на спину.
То, что она увидела, не слишком удивило ее, даже если не принимать во внимание предупреждение того старика: "Не такой лощеный". Черные тени под закрытыми глазами, бледное, страшно осунувшееся лицо обросло многодневной щетиной... ссадины на виске, разбита бровь, всю левую щеку пересекает глубокая царапина, губы рассечены... он даже не стер кровь с лица, и она так и засохла там, где стекала...
Никита, обрывая пуговицы, распахнула на нем куртку, явно позаимствованную на помойке, куда ее выкинул какой-то необъятный толстяк - под ней не было ничего, кроме незастегнутой рваной рубашки, и тело выглядело не лучше, чем лицо... в карманах пусто... схватила его руку, потемневшую от въевшейся грязи, с обломанными ногтями - совсем ледяная...
Ей не понравилось, как он лежал - лицом вниз, вытянувшись в полный рост. Когда человек спит, то, начиная мерзнуть, инстинктивно съеживается, сворачивается в клубок, чтобы сберечь тепло, не упустить ни крупицы, - она хорошо помнила это по своим бездомным ночевкам; а когда он без сознания, то тело уже ничего не чувствует и становится беззащитным перед холодом.
Никита встряхнула его за плечо, похлопала по щекам.
- Майкл, Майкл, очнись... Ты меня слышишь? Открой глаза...
Никакой реакции.
"Ладно, - главное, что он пережил эту ночь... свою последнюю ночь в одиночестве. Теперь я позабочусь о нем.
Как можно скорее согреть, вымыть и накормить. И дай бог, чтобы обошлось без воспаления легких."
Никита подхватила его обмякшее недвижное тело и поволокла к тому месту, где оставила машину. Пожалуй, рациональнее было бы, напротив, подогнать машину поближе, но она сейчас не могла заставить себя оторваться от Майкла хоть на минуту.
Добравшись наконец до джипа, она сдернула с Майкла эту жуткую куртку и, втащив его на заднее сиденье, укрыла своим пальто; потом прыгнула за руль и включила обогреватель, шаря в бардачке в поисках карты и прикидывая кратчайший маршрут до своего мотеля.
Джипу были нипочем все колдобины; он шутя преодолевал их, и на этой забытой всеми дороге, где она была единственным водителем, Никита смотрела в зеркало заднего обзора главным образом на Майкла - вообще повернулась бы к нему полностью, если бы могла. Заднее сиденье было коротковато для него, и он полусидел, неловко упираясь головой и плечами в дверцу; его тело безвольно вздрагивало в такт рывкам машины, но сам он по-прежнему не шевелился. "По крайней мере, ему тепло под моим пальто, - он пригрелся, вот и не двигается..." Невесть сколько дней не мытые волосы свешивались ему на лицо, которое на фоне белого меха капюшона казалось еще грязнее и изможденнее. "Ничего, это все ерунда..."
- Майкл, все хорошо. Я тебя нашла, теперь все у нас будет хорошо. Ты только потерпи еще немного, скоро мы приедем туда, где я жила, пока тебя искала. Я тебя вымою, уложу в постель, покормлю... сделаю все, что нужно. Ты теперь в безопасности, никто тебя не тронет... и ты больше не будешь один - я с тобой. Я не позволю, чтобы ты страдал, такого больше не повторится, я обещаю. Потерпи, скоро все будет в порядке...
В таком духе она приговаривала ему всю дорогу, хотя вряд ли он слышал хоть что-то из ее слов - но это заменяло прикосновения, а ей невыносимо хотелось обнять его и не отпускать...

* * *

Когда они приехали в мотель, Никита в первую очередь скинула с себя все, кроме трусиков и майки, чтобы было удобнее заниматься мытьем, потом раздела Майкла, отправив ту рванину, что на нем была, в мешок для мусора, и, пока наливалась ванна, осмотрела его более внимательно. Многочисленные кровоподтеки на животе и боках - следы вчерашнего избиения - не заслуживали беспокойства, и ребра были целы; гораздо сильнее Никиту потрясла непривычная худоба этого, такого близкого и изученного до последнего дюйма тела. Им, тренированным оперативникам без единой капли жира, худеть было, что называется, нечем - только за счет мышечной массы, и оттого тело, сохранявшее неизменно идеальную боевую форму с того самого первого момента, когда Никита увидела его без лишней одежды (с первой тренировки - в пять утра, на следующий день после выхода из "белой комнаты" - тренировки, состоявшей из ее бесславного ежесекундного тыканья носом в пол, застеленный жесткими матами) - это тело выглядело чужим.
"Погоди тревожиться о наружных изменениях - или ты забыла о кое-чем похуже?.."
Никаких серьезных повреждений, к счастью, не обнаружилось. На левой ладони у Майкла были несколько глубоких порезов, как от битого стекла, появившихся, видимо, одновременно с ушибами. А вот откуда взялась рана на правом предплечье - уже затягивающаяся полоса рассеченной кожи, окруженная обширным желто-зеленым синяком - определить было затруднительно. Руку прищемило металлической дверью? Или его ударили твердой тяжелой палкой или железным прутом?
Что с ним происходило? Какие муки и унижения он перенес?..
"Когда я смогу расспросить его? И расскажет ли он что-то? В таких случаях норма для него - краткое заверение, что все в порядке, или молчание..."
Пока что Майкл даже не открывал глаз. Не очнулся он и после того, как Никита втащила его в ванну, погрузив по шею в горячую воду.
Она и сама вымокла до нитки, покуда ворочала его бессильно обвисающее у нее на руках тело, намыливала, отскребала мочалкой, бережно смывала с лица запекшуюся кровь, соскабливала щетину с запавших щек, втирала шампунь в волосы, споласкивала их и расчесывала, меняла воду... Бывало, что они лежали вместе в ванне у нее дома - такое случалось не так уж часто, и она всегда устраивала из этого что-то вроде маленького праздника, наставив вокруг свечей и срезанных цветов, хотя там было так тесно для них двоих, что не повернуться - не то что лечь рядом; она оказывалась сверху, и ее колени вечно торчали наружу из слоя пены, как пышно ее ни взбивай, а плечи они с Майклом так вообще окунали строго по очереди, скорчившись для этого самым несусветным образом - их высокие мускулистые тела так плотно заполняли ванну, что для воды и места-то почти не оставалось... Надо бы установить другую, попросторнее, думала она каждый раз, безуспешно пытаясь втянуть под воду еще какой-нибудь кусочек тела, который туда не помещался, потому что Майкл, на котором она лежала, не мог сделаться меньше, чем он был; но возня с сантехникой и водопроводчиками представлялась столь пугающей и малоприятной перспективой - "растрачивать на это свое свободное время?" - что она каждый раз откладывала это мероприятие.
Тело Майкла среди горячей воды и мыльной пены - как это знакомо, успокаивающе знакомо; но такого, как сегодня, она еще для него не делала. Она отыскала его в грязи и холоде, чудом не опоздав, отогрела его и, насколько это было в ее власти, вернула ему прежний облик - обманчиво прежний, пока еще не искаженный безумием, которое проснется, когда проснется Майкл...
Никита не сразу заметила, что плачет - глазам могло быть жарко и от пара, а щеки могли намокнуть от водяных брызг; только собственные всхлипывания стали объяснением того, что с ней творится. Все эти месяцы тревоги и неизвестности прошли без слез - а сейчас она не сдержалась; и вызвала их не столько разрядка напряжения - хотя и это тоже, конечно - сколько новая неизвестность, которая таилась до поры за вот этими опущенными веками, за этими длинными ресницами, покойно лежащими на болезненно темных подглазьях. Будущее зависит от того, что она прочтет в глазах Майкла; но после того как они откроются, жизнь в любом случае уже никогда не станет прежней.
Она стояла на пороге, который отделит ее от ЕЩЕ ОДНОГО прошлого - и, чтобы набраться сил и смелости, пряталась за мелкими хлопотами, тем более что они все равно были необходимы.
Насухо вытерев Майкла, Никита достала из стенного шкафчика коробку с аптечкой и приступила к делу. Порезы на ладони вновь закровоточили; когда Никита раздвинула края самого большого из них, проверяя, нет ли внутри застрявших осколков, Майкл внезапно застонал - и ее взгляд переметнулся на его лицо в страстном нетерпении... Нет... тревога ложная. Но, значит, он понемногу начинает приходить в себя, если уже реагирует на боль... такую пустячную, на какую раньше и внимания бы никакого не обратил.
"Ты все не можешь поверить, что он стал другим, тебе нужны доказательства? Это они и есть - самое начало, как будто специально, чтобы предостеречь тебя..."
Майкл приглушенно постанывал от каждого ее прикосновения к больным местам, словно ребенок, слишком маленький для того, чтобы понимать, почему надо стараться скрывать боль и стойко молчать, когда тебя лечат, и эта по-детски непосредственная реакция побуждала и Никиту говорить ему, как ребенку - совсем как недавно в машине, по дороге сюда:
- Тише, тише, потерпи... сейчас я закончу.
УПРАШИВАТЬ ПОТЕРПЕТЬ. Это Майкла-то.
И - несбывшаяся надежда, что стоны вот-вот превратятся в членораздельную речь...
И новое ожидание, когда он закашлялся - глухим, застарелым кашлем. Обычная вещь - ни одна зима на улице не обходится без простуд; в свое время Никита имела возможность это выяснить.
"Ничего, ничего..."
Но ему безусловно стало лучше от того, что он наконец-то согрелся, пропитался теплом весь, до самых кончиков пальцев... она прижала к губам его руку - даже ногти теплые.
Никита уложила его в приготовленную постель, закутала до подбородка одеялом, набросила сверху еще и плед и присела у него в ногах - немного остыть и передохнуть. Думалось как-то не очень хорошо -и мысли были неестественно простые и короткие, не выходящие за пределы темы "что еще сделать". Съездить за покупками. С Майклом ничего не случится, если он немного побудет здесь один - его забытье перешло в глубокий сон, и в ближайшие полчаса-час он вряд ли проснется, а она тем временем... "Нужно купить еды, и плитку, на которой ее можно будет разогреть... ему понадобится одежда... заглянуть в аптеку, взять что-нибудь от кашля...
Торгуют ли в аптеках смирительными рубашками?"
Только теперь Никита подумала о том лекарстве, что вручил ей Вальтер перед отъездом - и обо всем, что с этим связано. Как скоро появится необходимость им воспользоваться? Если Вальтер считает, что болезнь Майкла вызвана тем, что лечение в Отделе дало лишь временный эффект, следовательно, Майкл должен вернуться в то же самое состояние, в котором он находился в цюрихской клинике... "ближе к концу", как выразился Джейсон. А ту страшную запись - беспристрастное свидетельство того, каким был Майкл - Никита запомнила наизусть до последнего слова и крика. Правда, рассказанное полицейским и старым бродягой в какой-то степени противоречило тому впечатлению, и это надо принять во внимание - это может оказаться важным... Но сначала нужно позаботиться о более насущных вещах.
Никите не верилось, что Майкл способен напасть на нее, и некоторые моменты той записи только укрепляли это ее неверие - он ведь до конца помнил ее имя и то, что она его друг. Но если он все-таки...
"Ну, при его нынешнем самочувствии я легко его одолею..." Картина, возникшая в воображении с той же наглядностью, как любая учебная схватка, не вызвала у нее дрожи. Если бы она дергалась от всего, что приходило ей в голову за три с лишним месяца, миновавшие со дня побега Майкла из Отдела, а в особенности - от сегодняшних мыслей, то неминуемо заработала бы нервный тик, а то и судороги. Умение отключать эмоции на заданиях сгодилось и теперь.
То, что ей было нужно, нашлось не в аптеке, а в магазине, где продавали всевозможные сумки, мешки и упаковочное оборудование - ремни подходящей длины и ширины из не слишком жесткой, но очень прочной материи, по-видимому, предназначенные для увязывания каких-то огромных мягких тюков. Говоря по правде, она захватила с собой наручники - для страховки, чтобы быть подготовленной к любому обороту событий - но у кровати, стоявшей в ее номере, была сплошная деревянная спинка, и наручники не к чему было пристегнуть, а ремни в этом смысле давали больше возможностей; укладывать же Майкла на полу у батареи - это чересчур. "Не зарекайся раньше времени, - очень может быть, что дойдет и до этого..." К тому же наручники так врезаются в запястья, когда пытаешься вырваться...
Примчавшись назад в мотель с пакетами, набитыми купленным, Никита с облегчением увидела, что Майкл по-прежнему спокойно спит. Она положила ремни и коробочку Вальтера так, чтобы были под рукой, и приготовилась ждать его пробуждения. Разбудить его самой она не решалась.

* * *

И все равно Никита пропустила тот миг, когда Майкл открыл глаза. Она просидела над ним около часа, не сводя взгляда с его лица, и напряжение, скрутившее ее, было мучительнее, чем в любой засаде. В конце концов она велела себе успокоиться и заняться чем-нибудь, на что потом может не найтись времени - в частности, перекусить. Она соорудила пару сандвичей из тех продуктов, что набрала впопыхах в супермаркете, и сжевала их за кофейно-журнальным столиком в противоположном углу комнаты, нарочно не глядя в сторону Майкла (впрочем, поскольку над своим слухом, в отличие от зрения, люди не властны, то ничто не препятствовало ей вслушиваться во все шорохи); а когда она вновь подошла к кровати, то первое, что ее встретило - это ясный и спокойный взор бесконечно родных зеленых глаз, подобных которым не было во всем мире и которых она не видела так давно.
У Никиты перехватило дыхание. Но она не бросилась к Майклу, а очень медленно опустилась на корточки у кровати, боясь, что это продлится лишь мгновение, что еще один удар сердца - и его веки опять сомкнутся.
- Майкл?.. Как ты себя чувствуешь?
Подождав, она вновь окликнула его, и вновь не заметила ничего, что могло хотя бы отдаленно сойти за ответ, - ни звука, ни движения; даже ресницы не дрогнули.
- Ты меня слышишь?
Чуть передвинувшись, чтобы опереться о кровать, Никита наклонилась к нему поближе... и поняла, что просто очутилась на линии этого равнодушного взгляда, направленного куда-то в пространство. Майкл смотрел не на нее... не смотрел...
Похолодев, она резко взмахнула рукой с растопыренными пальцами у самых его глаз. "Неужели он ослеп... такого не может быть..."
Майкл моргнул - со зрением все было нормально. Но ее он не видел.
Она готова была столкнуться с чем угодно - с испугом, недоверием, растерянностью, непониманием, мольбами о помощи, даже с тем, что Майкл примет ее за одну из своих галлюцинаций, за порождение бреда - но не с этим отсутствием и пустотой.
"Вальтер... позвонить Вальтеру. Он помог тогда - вдруг и теперь сможет что-нибудь сделать... или хотя бы узнать что-то новое, как обещал."
Вальтер отозвался сразу.
- Можешь приехать?
- Нет вопросов, сладкая моя, примчусь, едва сумею вырваться. Говори, куда.
Никита объяснила, как добраться до мотеля, а, закончив разговор, почему-то вышла из номера и, закрыв за собой дверь, прислонилась к стене. Снаружи было чересчур прохладно для того, чтобы разгуливать в одной тонкой кофточке, но она стояла и стояла, обняв себя за плечи, стараясь унять озноб.
Жизнь превращалась в прошлое у нее на глазах - их с Майклом жизнь, которую они завоевали годами усилий и страданий и так трепетно оберегали от того, что стремилось ее разрушить. С этого дня все пойдет по-другому. "Но по крайней мере одно останется незыблемым: мы будем вместе. Раньше Майкл боролся за меня, за то, чтобы спасти и вернуть - и не только тело, как раз с душой-то ему и пришлось тяжелее всего... Теперь бороться буду я."
Донесшийся из номера кашель сорвал ее с места.
В аптеке ей предложили какой-то сироп травянисто-изумрудного цвета, испускающий приторный запах меда и мяты; "по 1-2 ложки 3-4 раза в день" - прочитала она на этикетке, и, налив полную ложку, поднесла ее к губам Майкла, другой рукой приподняв его голову и уже зная, что делать, если он откажется или не сможет сам выпить - "волью ему изо рта в рот, как он мне тогда..." Но таких чрезвычайных мер не понадобилось - Майкл послушно проглотил содержимое ложки, и Никита на всякий случай дала ему еще одну дозу.
"Да ведь он никогда не простужался, - дошло до нее вдруг. - Вообще не болел ничем таким, не связанным с боевыми ранениями или последствиями допросов... Провести бок о бок с человеком шесть лет и ни разу не услышать, как он кашляет. Да, вот так. Никто такому не поверит."
Она осторожно опустила его голову на подушку, потрогала лоб, проверяя, нет ли жара... Это неправильно, невозможно - что она смотрит ему в глаза, а он ничего не сообщает ей взглядом, на худой конец хотя бы: "Оставь меня в покое, я тебе не отвечу"; не чувствует ее прикосновения... Самые прекрасные на земле глаза разучились разговаривать.
Его волосы совсем просохли; за эти месяцы они заметно отросли, и кончики лежали на плечах...
Никита всмотрелась - и увидела серебристо-белые нити у висков. Одна, другая... еще, и еще, как много... сколько же их...
Сердце сжала боль - куда сильнее, чем при виде его ран. Раны заживут, как бывало и прежде, много раз - а это... Это не просто десять лет разницы между ней и Майклом - это время, которое они потеряли и никогда уже не восполнят... суровое напоминание о несостоявшемся, явленное во всей его безжалостной наглядности. Об отнятом чужой волей и о потерянном по собственной вине. "Нет, нет - у нас еще много времени впереди... будет много. Когда он поправится...
Или "если"? Нет, "когда". Никаких "если", не смей..."
Целовать и целовать его глаза, пока они не посмотрят на нее, и его губы - пока они не заговорят с ней...
Она испробовала и это.
Так только в сказках бывает - чтобы в два счета расколдовать кого-то поцелуем... разбудить или даже оживить.
Достучаться до Майкла так и не получилось. Никита звала его, заглядывала в глаза, тормошила, точно спящего, который не желает просыпаться - тщетно. Безучастный покой, в котором он пребывал, ничто не способно было нарушить.
Оказывается, она уже некоторое время плакала - и опять не заметила, как появились слезы. Они так мало значили для нее. Пусть вытекут поскорее, сколько их там ни есть, и дело с концом. Нельзя раскисать, если рядом с тобой тот, кто нуждается в тебе, в твоей заботе.
Никита нагнулась к Майклу и прижала к груди его голову, в которой происходило что-то такое, чего она не могла исправить со всей своей любовью.
- Майкл... ты - все, что у меня есть. И больше мне ничего не надо. Я тебя люблю. Все будет хорошо... Я не допущу, чтобы было по-другому.
Однако следовало возвратиться к практическим вопросам.
Разыскав среди груды магазинных пакетов тот, в котором была маленькая электроплитка, Никита разогрела на ней банку консервированного бульона, разломала на кусочки булку, усадила Майкла в постели, подложив ему за спину подушки, и примостилась возле него с подносом в руках. Может быть, он оживится хоть при виде еды - он же наверняка очень голоден...
Ее расчеты не оправдались. Майкл не сделал ни малейшей попытки потянуться к хлебу, который Никита держала прямо перед ним. Удостоверившись, что сам он есть не станет, она взяла чашку с бульоном и ложку и неуверенно поерзала, примериваясь, как бы проделать все половчее. Ей ни разу в жизни не доводилось кормить кого-то с ложки. "А вот Майкл точно должен это уметь - с его родительским опытом; ребенка без этого не вырастишь... Жаль, что я не догадалась научиться у него еще и этому - если бы знать, что потребуется. Зато теперь у меня будет возможность потренироваться..."
Майкл ел охотно, но вовсе не с такой жадностью, какой можно было ожидать по его истощенному виду. Казалось, ему безразлично, что попадает в рот - лекарственный сироп или бульон с хлебом. Никита так и не поняла, насытился ли он или хочет еще, когда отставила на столик опустевшую чашку (сознавая, что лишь выработанная в Отделе превосходная координация движений спасла ее от того, чтобы с непривычки расплескать добрую половину в ходе этого своего первого опыта). Лучше не давать ему сразу много еды - это вредно, если человек долго не ел, хотя сама она, живя на улице, торопилась запихнуть в рот все съестное, что удавалось раздобыть; ее молодой организм, продолжавший расти и формироваться, непрестанно требовал топлива.
"Неделю назад его еще хватало на то, чтобы не просто подбирать еду, а воровать ее; а сегодня он даже не берет то, что ему протягивают... как там говорил Вальтер - "нарастание симптоматики"? Выходит, Майклу может стать еще хуже?
И не говори: "Дальше некуда". Очень даже есть куда. Хуже всегда может быть...

Re:
* * *

Вальтер прибыл, когда уже начало смеркаться.
- Ты его нашла, да? - возбужденно проговорил он, вылезая из машины. - Я по твоему голосу сразу понял... Ну что, как он?
- Посмотри сам... Твое лекарство не понадобилось.
Вальтер шагнул к кровати, склонился над Майклом - и, напряженно сощурившись, провел ладонью у него перед лицом, совсем как она... откинул одеяло, оглядывая его тело...
- Его что, пытали? Откуда ты его вытащила?
Никита покачала головой.
- Ниоткуда я его не вытаскивала. Не было никаких операций по спасению, ничего такого... Я подобрала его в обыкновенной канаве на окраине города. Его избили какие-то бродяги только за то, что он случайно забрел в их владения. Наверное, он вырвался от них и шел, сам не зная куда и зачем, до тех пор, пока не свалился... Судя по тому, как он выглядел, когда я его нашла, он жил так уже не первую неделю - скитался в полном беспамятстве, голодал и...
Вальтер наконец повернулся к ней - в глазах у него стояла боль. Сама она уже миновала этот этап и не собиралась расходовать впустую время на жалобы и рыдания, особенно пока главное остается непроясненным.
- Я не понимаю, почему он в таком оцепенении. Думала, может быть, это из-за побоев, но ему не так уж сильно досталось, и голова не повреждена... Я ожидала, что он будет другим - таким, как в Цюрихе...
- Откуда ты?.. Ох, Джейсон, Джейсон, просил же я его... Вот и доверяй после этого современной молодежи.
- Незачем на него сердиться. Я должна была узнать как можно больше, и очень хорошо, что он дал мне ту запись. Информация лишней не бывает... А ты нашел что-нибудь еще?
Вальтер угрюмо кивнул.
- Да, надавил кой на кого в медчасти... В его состоянии нет ничего удивительного, именно этим и должно было закончиться. Видишь ли, у того средства, которое ему дали, две стадии действия. Первая одинакова для всех - буйное помешательство с галлюцинациями и бредом, и эта стадия полностью обратима и ликвидируется безо всяких последствий своевременным приемом нейтрализатора. Но если с ним запоздать или вообще не получить его, то приблизительно через неделю наступает вторая стадия - индивидуального воздействия, и тут уже ничего нельзя исправить, она неизлечима. У каждого человека всегда есть какие-то страхи, неправильности характера, причуды, отклонения от идеального равновесия - так вот, этот препарат бьет именно в это самое слабое место, доводя такое отклонение до максимальных пределов. А Майкл... он всегда был "вещью в себе", подозреваю, что и до Отдела тоже. Так что другого результата и не могло получиться.
- Но он... он отгораживался только от людей, а не от всего материального мира, - "опять это прошедшее время..." - А от людей - так, что это делало его неуязвимым, а не беспомощным. Но сейчас... он даже на еду не обращал внимания, пока я не положила ему прямо в рот.
- Просто его замкнутость дошла до своего логического завершения.
- И ничего нельзя сделать?
- Сладкая моя, если бы у меня было чем тебя обнадежить или порадовать, я бы с этого и начал, неужели не ясно? До Майкла это чертово средство применяли на шестерых, каждый раз для операций под прикрытием. Один агент покончил с собой через несколько минут после того, как оно начало действовать; другого убили прежде, чем пришел срок принимать нейтрализатор; в двух случаях, когда не было никаких отступлений от графика, все кончилось благополучно. А еще двоим не повезло точно так же, как Майклу - один добрался до нейтрализатора чересчур поздно, а другой вообще не смог этого сделать. Их обоих лечили всеми мыслимыми способами - один был оперативником третьего уровня, а другой четвертого, ценные кадры, такими разбрасываться не станут... но ничего не вышло.
"Спрашивать об их участи незачем... это то, от чего я спасла Майкла. Он жив - разве этого мало? Теперь надо выполнить все то, что я пообещала ему и самой себе."
- Что ты намерена делать? - спросил Вальтер после затянувшегося молчания.
- Прежде всего обеспечить Майклу безопасность от Отдела - его же, наверное, еще ищут... И организовать нашу жизнь так, чтобы ему было удобно и спокойно.
- И как это будет выглядеть в реальности? Ты же не сможешь сидеть с ним безотлучно - тебя в любой момент могут вызвать на задание; а одного его не оставишь...
- Придумаю, как быть. Найму кого-нибудь... Но ни в какую больницу или приют я его точно не сдам. Хватит ему жить среди тех, кому на него наплевать.
- А как ты думаешь добиться разрешения от начальства, чтобы это осуществить? Я, конечно, всегда тебя поддержу, но не уверен, что они станут меня слушать...
- Есть один план.
- Не поделишься?
- Сейчас пока не могу. Если мне удастся, то ты и сам скоро все узнаешь.
Вальтер вдруг нахмурился.
- Что я знаю, так это то, что ты ведь не из тех не в меру сентиментальных дурех, которые считают, что двойное самоубийство - идеальный путь решения всех личных проблем?
- Что?.. - переспросила Никита, ошарашенная его предположением. - Что ты несешь? У меня такого и в мыслях не было и не будет никогда... Ты соображаешь, что говоришь?
- Ну вот и слава богу, я просто хотел окончательно удостовериться, чтоб на душе было спокойнее. Чтоб никаких неясностей на сей счет...
"Двойное убийство мне в голову приходило, - что верно, то верно. Если бы я не нашла его живым..."
- Не беспокойся за меня... за нас.
- Тут ты требуешь слишком многого, сладкая моя. Даже и не надейся, что я когда-нибудь перестану это делать. Беспокойство за тебя - одно из моих любимых развлечений с той секунды, когда мы впервые встретились.
Вальтер все-таки заставил ее ответить на его улыбку.
- Я знаю.
- Извини, что ничем не сумел помочь...
- Перестань. Благодаря тебе я узнала все, что мне необходимо - как обстоят дела и на что рассчитывать. Полная ясность... как раз то, что нужно.
Она посмотрела на Майкла... он заснул под их разговор. Для него это бессвязный, ничего не значащий шум, не более...
Вальтер тяжело вздохнул, проследив за ее взглядом.
- Детка, так ведь все-таки лучше, чем если бы его пришлось связывать и накачивать галоперидолом, чтобы он не бился и не кричал сутками напролет... По крайней мере, он сможет жить дома, с тобой, ты будешь заботиться о нем... и он будет чувствовать твою любовь. Самое главное заблуждение, в которое ты можешь впасть - это решить, что он действительно ничего не замечает. Поверь мне, человеку, много чего повидавшему - это не так, совсем не так. В нем живет все прежнее, как бы далеко он ни был. Есть душевные болезни, от которых превращаются в сплошной ком страха и мучений, или в безмозглый овощ - даже животным это не назовешь... когда от души и сознания не уцелеет вообще ничего. А Майкл остался самим собой, и его любовь к тебе не могла исчезнуть без следа. Помни, ты для него существуешь...
- Да если бы и не существовала...

* * *

Проводив Вальтера, Никита бесцельно послонялась по номеру. Было такое ощущение, что она - механическая игрушка, которая и рада бы остановиться, но завод никак не кончается. Надо сделать еще что-нибудь... разобрать оставшиеся покупки, повесить одежду в шкаф, вымыть чашку из-под бульона, привести в порядок ванную, принять душ... Она хваталась то за одно, то за другое; долго искала замену тряпки, чтобы вытереть залитый водой пол, пока наконец не догадалась использовать ту рубашку, которую сняла с Майкла. Когда Никита снова засовывала ее в мусорный мешок, у нее отвратительно задрожали руки, а вслед за ними и все тело. Ей было зябко, муторно, ноги гудели, да вдобавок и голова заболела, как будто двое суток беготни и бессонницы - бог весть какое тяжелое испытание при ее подготовке и выносливости. "Надо собраться... это все усталость - и реакция на события сегодняшнего дня, после которых и впрямь нелегко устоять на ногах." Слишком много было узнано, увидено своими глазами, слишком много опасений опровергнуто и подтверждено. Все впечатления этого дня до поры до времени откладывались чисто механически, прочувствовать их было некогда - нужно было действовать, а не углубляться в свои переживания по поводу происходящего. Но теперь все накопившееся в душе прорвалось разом - память обо всех терзаниях этой зимы, смятение, радость, тоска, боль от собственного бессилия, надежда, необходимость смириться с очевидным, готовность к какой-то совсем новой, не изведанной еще борьбе, гнев на судьбу и безграничная жалость к Майклу - мозг разрывался от этой разноголосицы чувств, противоречащих друг другу, и избавить от них мог один лишь сон - если только они не настигнут ее и там.
"Может, принять снотворное? Нет, нельзя - вдруг Майклу что-нибудь понадобится, а я просплю..."
Пока Никита возилась в ванной, уже совсем стемнело. Она не стала зажигать верхний свет, а включила лампу, стоявшую на тумбочке со свободной стороны кровати, натянула свежую майку вместо той, которая была пропитана потом всех сегодняшних трудов, нерешительно постояла, глядя на спящего Майкла - и прониклась ненавистью к себе за этот мимолетный приступ трусости, мешающей лечь около него. "Что со мной такое, это же Майкл... это по-прежнему он... там, внутри, он все тот же..."
Редко когда она так отчаянно нуждалась в отдыхе, поддержке и утешении - а перед ней был тот человек, который давал их всегда, и сейчас мог дать; и что с того, что в чем-то - во многом - это будет иллюзорная опора. Нет в мире такой подлинности, которой она бы не предпочла эту иллюзию. Майкл остается средоточием ее тревог и упований - пусть и не тех, что раньше; но их жизни неразделимы...
Никита настолько вымоталась и обессилела, что даже плакать не могла; скользнув под одеяло, она поняла, что необязательно лишиться рассудка для того, чтобы внешний мир, со всеми его проблемами, угрозами и треволнениями, перестал для тебя существовать - он обратился в ничто по сравнению со сладостным уютом и безмятежностью этого маленького мирка, чистого мягкого пространства постели, нагретого телом Майкла. "Чувствует ли он сейчас то же, что и я, хотя бы немного?.. Мы вместе. Мы убежали от всех и нашли друг друга, и никто нас не разлучит. А все остальное - завтра..."
Прильнув к Майклу, она еще успела подумать, что этой ночью будет спать так, как не спала ни разу со дня своего отъезда в Австралию...

* * *

Под утро Никита просыпалась несколько раз - беспокойство за Майкла заставляло ее вынырнуть на мгновение из сна, чтобы взглянуть на его расслабленное лицо с закрытыми глазами и убедиться, что все в порядке и можно подремать еще. После очередной из таких проверок она уснула надолго; и разбудило ее только движение рядом.
Никита вскочила как подброшенная - неужели и она, и Вальтер ошиблись, и Майкл все-таки...
Он перевернулся на бок и лежал лицом к ней; их глаза разделяло всего несколько дюймов, но его взгляд, устремленный в никуда, ничем на отличался от вчерашнего. "Если бы он просто онемел, было бы несравнимо легче - нам обоим было бы достаточно нашего умения общаться одними глазами... А теперь говорить буду одна я - не зная, слышит ли он меня..."
- Майкл, ты не хочешь встать? Пожалуйста, попробуй... Давай я тебе помогу...
Никита взяла его за плечи, усаживая; и у нее дух захватило, когда он спустил ноги на пол и встал. Он пошел в ванную, а она последовала за ним на цыпочках, словно любой лишний жест или шум спугнет его и он вернется к былой неподвижности. В ванной Майкл вел себя так, как будто ее здесь вообще не было. Потом он подошел к раковине и остановился - не выжидая, не прося помощи, просто стоял, сдавшись перед недоступной ему сложностью дальнейших действий. Никита пустила воду, предварительно проверив, не чересчур ли она холодная или горячая, и придержала его левую руку, чтобы он не сунул под кран забинтованную ладонь.
Майкл подставил правую руку под струю, затем набрал в пригоршню воды и напился. И опять замер.
"Господи... как же он выжил на улице? Не замерз, не умер от голода, не попал под первую же машину... Как давно он такой?.."
Кто бы мог подумать, что чистить зубы не себе, а другому человеку - тоже задача не из самых легких, тем более когда стараешься не задевать щеткой его разбитые губы и вдобавок боишься, что он наглотается пасты...
Она причесала Майкла, накинула ему на плечи халат и стала ждать, что он сделает дальше. Он шагнул к ближайшей стене и сел на пол, прислонясь к ней спиной. Поняв, что он способен просидеть так неопределенно долго, Никита подняла его и отвела назад в постель. Он лег так же безропотно, как сносил все ее манипуляции в ванной, съел и выпил то, что она ему дала, и тихо лежал, уставившись невидящим взором в глубины мира, который целиком умещался у него в голове и где он был единственным обитателем.
Половину этого тягостного дня Никита провела, сидя в кресле около кровати и наблюдая за этим новым Майклом - знакомясь с ним, если это можно назвать знакомством. Говоря по правде, смотреть было особенно не на что - он почти не шевелился, так что ей даже не надо было поправлять ни одеяло, ни подушки; он задремывал на час-другой и снова раскрывал глаза, и Никита терпеливо караулила эти беззвучные неподвижные пробуждения, каждый раз, вопреки здравому смыслу, ожидая чего-то от них, как и от приступов кашля, словно те предвещали скорое возвращение речи...
В какой-то момент она поймала себя на мысли, что лучше бы Майкл спал подольше и просыпался пореже. Этот сомнамбулический взгляд не переставал ужасать ее. В голове всплыло одно детское воспоминание - ей было тогда лет пять... Мама ни с того ни с сего расщедрилась и купила для нее новую куклу - правда, щедрость была относительной, и кукла, соответственно, - дешевой, с коротенькими ненатурально желтыми кудряшками, негнущимися руками и ногами из жесткой пластмассы и в куцем платьице в бело-оранжевую полосочку. И к тому же у нее не закрывались глаза.
Никита соорудила ей постель из лоскутов и куска старого шарфа в обувной коробке, вытряхнув оттуда мамины туфли - не все ли им равно, где лежать - и отправилась во двор поиграть с соседкой, Реджиной. У Реджининой куклы - той, которую она вынесла СЕГОДНЯ - волосы были ниже талии и точь-в-точь такого цвета, как у красавиц в модных журналах, настоящие ресницы, длинные и пушистые, над настоящими закрывающимися, а не нарисованными глазами, голубое шелковое платье до полу с кружевными оборочками и деревянная кроватка как раз по ее росту с матрасом, подушкой и одеяльцем в пододеяльнике. У Реджины было много хороших игрушек. Еще у нее, кроме мамы, которую Никита никогда не видела пьяной, были папа и бабушка. У нее вообще ВСЕ было лучше.
Новая кукла Никиты удостоилась беглого, все подметившего и оттого пренебрежительного взгляда.
- Она не может спать, - сказала Реджина, когда Никита укладывала куклу в самодельную постель. - У нее же не закроются глаза. Никто не может спать с открытыми глазами.
- Ну и что, зато она... - нужно было срочно давать отпор этой противной Реджине, хотя та была до обидного права, - зато она все время видит все вокруг себя, и к ней никто не подкрадется незаметно...
На противную Реджину этот довод не произвел впечатления - проблемы безопасности ее не волновали. Наверное, к ней домой не приходят такие люди, от которых надо прятаться. Реджина только фыркнула.
- Все равно, она не сможет спать. И никогда не уснет.
Реджину позвали обедать очень вовремя - потому что спор грозил перерасти в драку. Никита осталась во дворе одна. Она отлично знала, что есть будет после того, как мама вернется домой - другими словами, неизвестно когда. Ее раскритикованная кукла лежала в коробке, укрытая половинкой старого шарфа, и таращилась в небо круглыми нарисованными глазами. Никита положила пальцы на ее колючие ресницы и принялась усердно пригибать их книзу, чтобы хоть так создать видимость закрытых глаз, но они упруго распрямлялись, стоило ей отнять руку. Она нажала посильнее, и оба настриженных по краю бахромой кусочка пластмассы отвалились - не выдержал клей. Оголившиеся глаза выглядели еще непривлекательнее, чем раньше.
В итоге Никита все-таки додумалась, как поступить: она уложила куклу боком, спиной к себе, - так неправильные глаза были не видны, и можно было вообразить, что она спит как полагается. Ведь люди спят в такой позе...
Но вредные Реджинины слова против воли запали в память - и Никита, глядя на куклу, всякий раз вспоминала их.
Майкл сейчас лежал на спине, мало чем отличаясь от живой игрушки; Никита, испытывая неловкость от сознания того, что делает это исключительно ради своего душевного комфорта, попыталась было повернуть его на бок, но Майкл неожиданно напрягся, сопротивляясь - и это обрадовало ее. У него осталась воля, несмотря ни на что... он способен чего-то хотеть, пусть даже такой малости...
Была еще одна маленькая радость - когда Никита меняла ему повязки на обеих руках, он не издал ни единого стона, хотя бодрствовал и эта процедура не была безболезненной. Очень хотелось верить, что это от того, что к нему возвратилась частица былого самообладания. Что восстанавливается хоть что-то...
Ей наскучило безделье, а заняться было абсолютно нечем. Попозже надо будет еще раз покормить Майкла, а пока что... пока что можно отоспаться за все предыдущие ночи - бессонные или заполненные кошмарами...
Никита прикорнула рядом с ним, не раздеваясь, засунув ноги под плед. Слышное в тишине комнаты дыхание Майкла - хрипловатое, но ровное и глубокое - действовало на нее необычайно умиротворяюще после этих долгих мучительных месяцев, проведенных врозь. Теперь они будут вместе каждую ночь, и никто им не помешает... если это - ВМЕСТЕ. Никогда еще Майкл не был в такой дали от нее. Как привыкнуть к этим чистым безжизненным глазам, не освещенным нежностью и страстью, не омраченным ни болью, ни озабоченностью, ни волнением, - потерявшим тот внутренний свет, который сиял в них, когда ему дозволялось выйти наружу, а все остальное время теплился внутри, скрытый от всех, но не от нее - и она всегда знала, что он там...
Теперь все - внутри. И есть ли оно?
"Ты для него существуешь..."
А ведь это запросто могло случиться и раньше, и вовсе необязательно по такому сложному сценарию - какое-нибудь ранение в голову... Почему она никогда не боялась этого - ни для него, ни для себя?
- Майкл, пожалуйста, посмотри на меня. Я здесь, с тобой. Посмотри, это я...
Это были не те отчаянно-настойчивые поцелуи, которыми Никита осыпАла его вчера, силясь вывести из оцепенения - сейчас она ласкала его разбитое исхудалое лицо невесомыми, едва ощутимыми касаниями губ - одними губами, словно пальцы будут слишком грубыми и неуклюжими, как ни старайся... гладила это прекрасное лицо легкими поцелуями, будто стирая с него следы перенесенных страданий, и задыхалась от горя и сочувствия. Но Майкл не замечал ничего, и она так и уснула, уткнувшись ему в шею, в напрасном ожидании ответа...

* * *

Малиново-розовый закат обещал холодное утро. Завтра надо принять решение - оттягивать дальше нельзя, срок истекает. "Но как хорошо, что у нас еще есть остаток этого дня, и ночь, и часть завтрашнего, - время, принадлежащее только нам двоим и защищенное от чужого посягательства. Островок стабильности... и не стану напоминать себе о том, что он уменьшается с каждым часом."
Никита занялась ужином, а потом повела Майкла в ванную, с удовлетворением отметив, что уже приобрела некоторый навык в этих кормлениях-умываниях и делает все необходимое более сноровисто, чем в первый раз. Уход за ним не был ей в тягость - просто не мог быть, - точно так же, как на заданиях она чувствовала себя спокойнее и увереннее всего, когда была в его группе и сама прикрывала ему спину. Но есть люди, для которых такой уход - профессия, которые годами, а то и десятилетиями, делают для посторонних им людей все то, что она делала для Майкла за эти двое суток. Она встречалась с ними - после тех нескольких заданий, которые завершались ее попаданием в медчасть. "Как только у них хватает терпения... А как хватает терпения у меня на МОЮ работу? Как я выжила до сих пор? И сколько людей выжили благодрая мне... НАМ? Какие же разнообразные формы может принимать милосердие... Кто-то возвращает нам жизнь и здоровье, чтобы мы спасли других - убив ради этого тех, кто не достоин ничего другого - или погибли...
Больше мы с Майклом никогда не будем работать вместе, - осознала она с обжигающей ясностью. - Конец нашему партнерству - и всему тому, чего нам удавалось добиться плечом к плечу. Как скоро я научусь обходиться без его поддержки?"
И еще одна горькая, но неоспоримая истина - Майкл больше не нужен никому, кроме нее. Для Отдела, одним из главных украшений которого он оставался почти десять лет, он теперь - ничто. Использованное, выжатое до последней капли и отныне никчемное, заслуживающее разве что места в корзине для отходов. Списанный материал. Для всех тех, кто знал и любил его в обычном мире, он мертв - мертв ДВАЖДЫ. С несколько истерической усмешкой Никита подумала, что, так же как Майкл всегда был впереди, обгоняя всех - и ее в том числе - хоть на шаг, он и здесь обошел ее. У него целых две фальшивые могилы - одна для сестры, вторая для жены. И можно голову дать на отсечение, что эти могилы куда ухоженнее, чем ее собственная - и к ним есть кому приносить цветы, хотя зачем цветы мертвому? "Не хочешь съездить посмотреть, какое надгробие выбрала Елена и что на нем написано?"
Как же торжественно - тогда это имело для нее смысл - она сжигала в пламени свечи свой "восьмой ряд, тридцатый участок" - после первого успешно выполненного задания. После того, как она, спасая жизнь Майклу, впервые убила человека. То, что было в доставшемся ей тогда взгляде ее тренера, наставника, проводника по миру Отдела, хладнокровно-занудного истязателя, до безумия придирчивого и неутомимого командира... врага? нет, все же пусть пока и не друга, но того, кто достоин спасения - она намного позже определила как понимание, которого было даже больше, чем признательности. А еще сожаление - это она поняла тоже задним числом, лишь после дела Рене Диана; сожаление о том, что он не был таким невинным, как она, когда попал в Отдел. Именно тогда она задалась вопросом: не потому ли Майкл так стоически выносил все испытания, что считал их справедливым возмездием за то, что совершил в "Кровавом часе"?.. Что он сделал со своей кладбищенской фотографией и кто ему вручал ее - Мэдлин, Юрген? И думал ли он тогда о том, как закончится его путь?
Сожаление об удручающей краткости их совместного пути переполнило ее. Они узнали друг друга так недавно, хотя годы в Отделе до того насыщены внешними и внутренними событиями, что само время там течет по-иному... "Что, если бы я попала в Отдел одновременно с Майклом? Хотя нет... ничего путного из такого расклада не вышло бы - прежде всего потому, что он был бы таким же новичком, как я, и его ни за что не назначили бы обучать меня. Да и вообще я была бы еще подростком, - слишком маленькой для Отдела..." Сцены из ее первых тренировок - незабываемые во многих аспектах - ярко и живо нарисовались перед глазами; и Никита представила, как, будучи в полтора раза ниже и вдвое легче и тоньше, чем сейчас, с той же неумелостью подпрыгивает, ожесточенно размахивая руками и ногами и стараясь дотянуться до болевых точек невозмутимого двадцатидвухлетнего Майкла; а он, даже не удостаивая ее того, чтобы блокировать удары, некоторое время уклоняется от них, а потом, когда это ему надоедает, одним точным молниеносным движением бросает ее на пол. Зрелище выходило жалкое.
"Мы бы никогда с ним не встретились, если бы не Отдел..." Нельзя сказать, что эта простая истина не приходила ей в голову раньше - но сейчас Никита прочувствовала ее как-то по-другому. Их время - как мало его было... его всегда мало. Береги в памяти каждый день, каждую минуту - и жизнь сделается длиннее.
Как несправедливо, что за все эти годы они только раз - этим летом - смогли посвятить друг другу что-то большее, чем свободный вечер или случайно совпавший выходной... одиннадцать дней - это тянет на полноценный отпуск. Она спросила Майкла - уже после того, как он вытащил ее из подвала Коллинзов, и город остался позади... они остановились у бензоколонки заправить мотоцикл, и парнишка у кассы глазел на ее свадебное платье, выглядевшее не слишком презентабельно после всех приключений, а к ней вернулись силы на то, чтобы задавать вопросы - сколько они смогут пробыть вместе? Ответ был необычно пространным для Майкла:
- Шеф выделил мне на поиски две недели, которые он обещал нам за Вилли Кейна.
- Вот видишь, - пробормотала она, с облегченным вздохом опять обхватывая его за талию, едва он сел в седло, - видишь, правильно мы тогда их не взяли, а решили повременить...
Она сумела распознать, что Майкл улыбнулся, даже лежа щекой на его обтянутой кожаной курткой спине, не раскрывая глаз. Она ощутила эту сдержанную мимолетную улыбку, которую люди, не знакомые с Майклом близко, и улыбкой бы не сочли...
Перед ними расстилалась неведомая бесконечность совместного отпуска, манящая и неправдоподобно великолепная, и все было чудесно, несмотря на то, что у нее болела рана в боку, и след от веревочной петли на горле, а тело было противно грязным и липким от пота под шелковым платьем, которое цеплялось длинным гипюровым подолом за все что ни попадя, и сбившаяся на сторону вуаль так и норовила залезть в рот заодно с растрепанными, висящими как попало волосами...
- Куда мы едем?
- Увидишь.
Три дня они прожили в палатке - Майкл только пожал плечами, когда она поинтересовалась, почему он выбрал именно это место в лесу - а затем перебрались в сельскую гостиницу, от крыши до фундамента увешанную цветочными горшками. При гостинице функционировала собственная пекарня, и вскоре Никита стала небезосновательно бояться, что к концу отпуска от ее талии останется одно воспоминание. Но Майкл развеял ее тревогу самым что ни на есть серьезным заявлением, что она тратит достаточно калорий как днем, во время их прогулок по окрестностям, так и ночью.
Те прекрасные ночи требовали немало сил от них обоих...
"Теперь этого не будет - долго... неопределимо долго. А наши дни будут такими, как сегодняшний... неужели все? Месяц за месяцем, год за годом... Нет, - мы сильнее. Мы и сами не знаем, какие мы сильные. И вдвоем мы все продолеем. Справимся, как всегда справлялись до сих пор со всем тем, что только ни обрушивала на нас жизнь. Свет вернется..."
Так ободряла себя Никита, свернувшись калачиком в кресле на расстоянии вытянутой руки от Майкла. Она уже утолила свою столь сильную вначале потребность постоянно дотрагиваться до него, снова и снова убеждаясь, что он здесь, реальный и живой - но отойти от него никак не могла. И зачем отходить, если можно быть рядом с ним, так близко? "Помимо всего прочего, так легче обдумывать свое последующее поведение - когда смотришь на Майкла, это каким-то образом вынуждает тебя к полной честности и ясности, к пониманию главного. И это главное заключается в том, что ни в коем случае нельзя замыкаться на его болезни - нельзя, чтобы наша жизнь была заполнена только этим. Жизнь должна быть НОРМАЛЬНОЙ, такой, о которой мы мечтали - насколько это удастся. И наше общение не должно сводиться к одним его физическим нуждам, состоять из сплошного "ложись-вставай-съешь-выпей". По-видимому, я открываю самые банальные аксиомы - но то, что до чего додумался сам, усваивается надежнее, чем полученное из любых других источников."
Никита вдруг поняла, что молчала почти весь день - не считая как раз тех самых "вставай" и "посмотри на меня". Так не должно быть... Она где-то слышала, что с людьми, находящимися в коме, надо почаще разговаривать - что это привязывает их к жизни, помогая возвращению. С Майклом что-то в этом роде. И его нельзя бросать одного - ТАМ... надо звать его, устанавливать связь - и не повторяющимися заверениями, что все будет хорошо, а нормальным человеческим разговором.
И, поскольку она все еще блуждала мыслями в том их первом и единственном общем отпуске, то ей на память пришла одна мелочь, о которой она тогда почему-то не сказала Майклу - нечто совсем неважное, но запомнившееся.
- Майкл, когда ты увозил меня от Генри Коллинза, мне было не до того, чтобы смотреть по сторонам, но все равно меня позабавило - не знаю, заметил ли ты... наверное, да, ты всегда все замечаешь, - полицейский на перекрестке хотел остановить нас за то, что я была без шлема, и уже совсем было собрался засвистеть и поднять руку, я просто ощущала эту его готовность - но передумал, потому что на мне было свадебное платье. Он раздумал портить нам праздник... Забавно, да? Помнишь, ты как-то давно сказал, что мы убедительны в роли влюбленных? А с тем полицейским... я тогда решила считать, что у нас будет настоящий медовый месяц, раз от нас этого ожидают, - то есть не целый месяц, я еще не знала, на сколько нас отпустили, но на месяц с самого начала не рассчитывала... Кстати, что касается задания с Армелом, когда ты выдал мне это свое типичное насчет "убедительности" и "улучшения тактических навыков"... не то чтобы я ждала какого-то принципиально другого объяснения, но мне так и хотелось свернуть тебе шею... А ты помнишь, как?..
Никита говорила и говорила и не могла прерваться, - сначала о том отпуске и других сравнительно недавних событиях, потом о том, как искала его... и об их самой-самой первой встрече - каким она увидела его тогда... Потом воспоминания полились безо всякого порядка - одно влекло за собой другое, она выплескивала их и переходила к следующим, как будто спеша воссоздать его поврежденное сознание, - так же, как отмывала каждую клеточку кожи, каждый волосок, делая его тело прежним... заполнить пустоту этой бездны своей памятью, дотянуться до него...

* * *

Второе утро не принесло ничего нового. И захлестнувшее Никиту разочарование заставило ее признать, что она, как и раньше, продолжает надеяться на простые и быстрые средства - что ее вчерашний монолог даст какие-то плоды... что, когда Майкл отлежится в тепле и покое, лучше станет не только его телу...
После обычных - делающихся обычными - утренних хлопот она решила попытаться заинтересовать Майкла миром за пределами этой комнаты. То воскрешение ее души, которое только Майклу и было под силу - в памяти сохранилось многое из того, что он делал тогда... он берет ее на руки, завернув в плед, несет к окну и опускает на широкий деревянный подоконник... какое счастье - выбраться наконец из осточертевшего кресла, избавиться от наручников... Майкл прижимает ее к себе, он ей безразличен - уже не противен, как напоминание о проваленном задании, о невыполненном (немыслимо!) приказе убить его, а просто безразличен - но от того, что она прислоняется к нему, неутихающий озноб не так леденит ее, она даже согревается... он отдергивает короткую белую занавеску на окне - там бледно-голубое небо, высокая сухая трава, огромные золотые ивы склоняются над прудом... Она вдыхает окружающие ее запахи, начиная различать их - пыльные камни и дерево нежилого дома, кожа Майкла, до тошноты знакомый медицинский запах от повязки у него на плече... Слабость не дает отвернуться, поднять голову с его груди, и она волей-неволей принимается следить за листьями, падающими на гладкую темную воду пруда. "- Смотри... - говорит Майкл. - Смотри, как красиво..."
Процесс одевания потребовал времени и усилий. До сих пор Никита как-то не задумывалась о том, насколько сложно надеть на взрослого (высокого и тяжелого) мужчину все полагающееся для выхода на улицу в холодную погоду, если он не сопротивляется, но и ничем не помогает и совершенно равнодушен к результату. С детьми все-таки проще - они знают, что одевание означает прогулку, и относятся к нему соответственно...
Найти красивое место в это городе было не очень легко. Никита предположила, что вряд ли Майкла привлечет лес - да она и сама не жаждала туда возвращаться. Поколесив по центральной части города, она наконец обнаружила чистенький солнечный скверик, всю середину которого занимала огромная круглая клумба с распускающимися крокусами; сиреневые, белые и желто-оранжевые цветы бойко тянули к небу продолговатые головки, выпрямившись во весь свой невеликий рост. Маленькая девочка в клетчатом беретике с красным помпоном на светлых кудряшках сосредоточенно катала взад-вперед игрушечную коляску, а двое мальчиков и девочка постарше с азартными воплями гонялись друг за другом вокруг клумбы на разноцветных велосипедах.
Никита поставила машину у бордюра, вышла и, открыв переднюю дверцу со стороны Майкла, развернула его так, чтобы в поле его зрения были цветы и играющие дети.
- Смотри...
Майкл сидел не шелохнувшись; блеск в неподвижных глазах не имел ничего общего с вниманием или оживлением - просто так падал солнечный свет. Никита испытывала определенную благодарность судьбе за то, что его облик не обезображен какими-нибудь дикими гримасами или бессмысленно-тупой маской слабоумия; в общем-то, он напоминал себя прежнего и, если не присматриваться, выглядел человеком, который целиком погружен в свои мысли и не видит окружающего, потому что отвлечен тем, что проходит перед его внутренним взором - но лишь на первый взгляд. Со ВТОРОГО взгляда становилось очевидно, что естественная задумчивость здорового человека тут ни при чем.
Никита так и не поняла, воспринял ли Майкл то, что она стремилась показать ему...
Когда они ехали обратно в мотель, она три или четыре раза останавливалась и выводила Майкла из машины - не возникнет ли у него желание пойти куда-нибудь, сделать хоть что-то, что будет реакцией на внешний мир? Но он стоял без единого движения - а потом, когда она убеждалась, что ждать дольше незачем, позволял ей снова посадить себя в машину с безучастностью, немыслимой ни у ребенка, ни даже у домашнего животного. Похоже, все впечатления, которые могли пробиться к нему извне - это холод и боль. Только то, что связано с самыми настоятельными надобностями тела.
Пришло время сделать тот звонок, который обеспечит им безопасность. Не бесплатную, конечно - но после всего, что было за эти годы в Отделе, заранее известная ей цена не представлялась высокой. На самом деле, если подумать, она не только ничего не теряет, но, напротив, остается в выигрыше - меньше личного риска, меньше унижений, больше стабильности, больше свободы, власти, возможности проявить себя... даже денег, в конце концов. А расставание со всеми, кого она знает... Разве она не готова была к этому и раньше - и тоже ради Майкла? И это не слишком ее тревожило - и тогда, и теперь... Есть ли вообще что-нибудь такое, на что она не может пойти ради него?..
Она достала из кармана пальто свой сотовый и набрала номер, который ей некогда дали в Центре с пояснением: "Работайте так, как мы договорились, но если все-таки передумаете..."
- Это Никита. Я передумала.
- Почему?
Никита сильно сомневалась, что там еще не знают о причине, но четко и немногословно изложила суть вопроса и свои соображения.
- ...И я перейду к вам, как вы предлагали, если вы отдадите мне Майкла. Мы будем жить вместе, и он должен быть полностью защищен от Отдела и от угрозы ликвидации, в том числе и в случае моей смерти.
- У вас очень скромные запросы... - С ней говорил тот же человек, что дал этот номер - и, вне всякого сомнения, он заранее догадывался об условии, которое она выдвинет. Никита предпочла бы обсуждать свои дела с Миком (с бывшим Миком; она по привычке продолжала называть его так - про себя). Впрочем, общение с ним и так скоро станет очень частым...
- У нас, в свою очередь, также имеется одно требование. Через два часа к вам приедет наш эксперт, который составит официальное врачебное заключение о состоянии здоровья Майкла Сэмюэлля и его непригодности к работе в нашей системе. На основании этого будет произведено его списание. Можете рассматривать это как формальность, но мы должны быть уверены, что ничего не потеряем, учитывая то, какую большую ценность он собой представлял...

* * *

Специалист, присланный Центром, появился минута в минуту - неприметный человек лет сорока с необыкновенно спокойными и внимательными глазами. Никита заподозрила, что он уже в курсе всего, и не ошиблась. Осмотр был недолгим; он задал несколько вопросов относительно того, как вел себя Майкл на протяжении этих трех дней, и она отвечала так же кратко и ровно - но мигом вскинулась, готовая к нападению, когда он раскрыл свой чемоданчик и извлек оттуда заранее наполненный шприц.
- Что вы собираетесь ему колоть?
- Тест на использованный тогда препарат. Не бойтесь, это абсолютно безвредно.
Действительно, анализ крови ничего бы не дал - спустя столько времени... Но...
- Вы не доверяете Отделу?
Никита и без его взгляда, брошенного на нее, поняла, что вопрос глупый.
- Я работаю в Центре, - сухо отозвался он. - Даже не в Комитете по надзору.
Майкл слегка вздрогнул, его рука дернулась, когда игла вошла ему в вену, и Никита вспомнила о том случае, после которого прошло больше двух лет - с ним произошло нечто, отчасти напоминающее теперешнее, и как она брала у него кровь... Вальтер тогда сумел вылечить его...
Она не стала спрашивать, как должна подействовать эта инъекция - еще и потому, что упрямо цеплялась за последнюю несбыточную надежду: через минуту-другую Майкл встрепенется, повернет голову и, увидев ее, сядет на кровати и своим обычным бесстрастным голосом осведомится, в чем дело...
Но после того, как прошло четверь часа, и ничего не изменилось, специалист из Центра скупо кивнул в знак удовлетворения и снова укрыл Майкла одеялом.
- Я изучил отчет по операции "Дракиум"... картина чрезвычайно характерная. Это конечная стадия, можно не опасаться дальнейшего ухудшения.
- А перемены в лучшую сторону?.. - Никита не закончила, так и не выбрав между "возможны" и "когда будут".
- Со временем могут быть некоторые положительные сдвиги, но не ждите многого. И не рассчитывайте на то, что они проявятся внешне. Немало зависит и от личностных особенностей... Вы сказали, он сам встал с кровати и прошел в ванную, когда ему это понадобилось, сам зачерпнул воды, сел на пол? Удивительно много самостоятельных действий - мотивация сохранена неплохо...
- У него очень высокий болевой порог. Это могло повлиять?..
- Прямой связи тут нет... Но он безусловно находится в лучшем состоянии, чем должен быть. Очевидно, он с самого начала знал, что с ним происходит, выработал тактику сопротивления и неукоснительно следовал ей, пока это было в его силах.
Говори он это сочувственно-утешающим тоном, а не так деловито и хладнокровно, ручаясь за точность и объективность каждого слова, Никита не ухватилась бы за его последнюю фразу - о личностных особенностях и сопротивлении.
- То есть нужно, чтобы он сам захотел ВЕРНУТЬСЯ? И если специально создать ситуацию, которая вынудит его...
"Как после расставания с Адамом... И наверняка я угодила в плен не без содействия Отдела - они тоже рассудили, что это самый верный способ встряхнуть Майкла..."
- Допустим, мне будет что-то угрожать, и кроме него, никто не сможет...
Человек из Центра решительно качнул головой.
- В случае психогенного ступора это иногда срабатывает, и то необязательно; но причина его состояния совсем иная. Говоря упрощенно, одного его желания недостаточно. Даже если он увидит и поймет, что вы или другой близкий ему человек в опасности, то все равно не сможет адекватно отреагировать. И отчаяние, которое он испытает от осознания этого, заставит его уйти еще глубже. Поэтому, если вы желаете ему добра, убедительно прошу вас не проводить никакие самодеятельные эксперименты. Никаких игр с шоковой терапией и прочего в том же духе.
- Хорошо, - только и сказала она в ответ. - Спасибо, что предупредили.
Этот человек удивительно произносил слово "отчаяние". Как будто свои чувства похоронены давно и глубоко, а чужие - основное, чем он занят, содержание повседневной работы... но обыденность интонаций говорила не о безразличии.
- А что вы подразумевали под тактикой сопротивления?
- Он должен был целенаправленно вызывать у себя различные впечатления и переживания, поддерживающие контакт с реальным миром. Необходимость скрываться и частые переезды сами по себе были ему полезны - это требовало постоянной концентрации внимания на внешних нуждах. Он мог посещать места, важные для него эмоционально или как-то еще... заставлять себя как можно чаще думать о людях, которые ему дороги или много значили в его жизни. Искусство, массовые зрелища - это тоже могло помочь замедлить процесс. Судя по результатам, он проявил исключительную волю и упорство, стремясь сохранить все что можно.
Да, это Майкл... та же сила, и несгибаемость, и стремление ВЛАДЕТЬ СОБОЙ - всегда, до последнего. Она ощутила гордость за него.
И даже считая, что они расстались навсегда, он все равно сумел сделать так, чтобы ей было легче - теперь, с ним.
- Как вы намерены распорядиться его судьбой, после того как ваша опека над ним будет оформлена? Не хотите поместить его в какой-нибудь специализированный интернат или санаторий? Я могу порекомендовать вам подходящее место...
- Нет, ни в коем случае. Он будет жить дома, со мной.
- Это ваше право. У вас есть опыт общения с подобными больными?
- Нет, но я справлюсь.
- Выбирать вам, - пожал он плечами; вот теперь в его голосе отчетливо слышались нотки сочувствия. - Но вы должны учитывать, что постоянное сосуществование с таким человеком причиняет гораздо больше моральных страданий, чем разлука, причем отрицательный эффект накапливается с годами. И если окажется, что это вредно влияет на вашу работоспособность, придется искать выход, приемлемый для нас и для вас. Мы - на первом месте. Вам это понятно?
- Я выдержу. Скажите только, - когда я смогу его забрать и увезти отсюда?
- В ближайшие дни. Не думаю, что возникнут какие-то сложности с передачей его под вашу ответственность. Он больше не пригодится ни одному из Отделов.
"Странно - в его устах это звучит не безжалостным приговором, а простой констатацией факта. Выслушивать то же самое от Шефа или Мэдлин было бы несравненно тяжелее."
Человек из Центра посмотрел на Майкла, все так же лежавшего на спине с открытыми глазами, которые глядели в никуда.
- Жаль... Я прочел его досье. В Первом Отделе ему не было равных - и еще долго не будет, полагаю. - Он перевел взгляд на Никиту, и она ни с того ни с сего подумала, что если этот человек возьмется гипнотизировать, то легче легкого справится хоть с Шефом, хоть с Джорджем... да с кем угодно. - Ваш уход также станет досадной потерей для них, но и хорошим приобретением для Центра.

Re:
* * *

Никита возвращалась домой. В тихом уютном пригороде, где они поселились, дома отстояли далеко друг от друга, и каждый был хоть чем-то да не похож на соседний, а пространство между ними заполняли деревья и газоны. Не престижный район для богачей, а мирное место для обеспеченных людей, превыше всего ценящих комфорт и душевное спокойствие.
По одну сторону улицы коттеджи сменились парком, и Никита свернула к своему дому. Она выбрала его в том числе и из-за сада, порядком запущенного, в который она, однако, не торопилась звать садовника - заполонившие его травы и разросшиеся на свободе кусты были слишком красивы, чтобы возникало желание что-то с ними делать. И высокая ограда вокруг него тоже пришлась очень кстати.
Никита открыла ворота дистанционным пультом и, оставив машину у гаража, направилась к дому. Когда она гостила у Майкла и Елены... Адам вылетал навстречу с радостным воплем: "Папа!" и, нырнув в машину, повисал у Майкла на шее, а потом выволакивал с переднего сиденья его портфель и нес, гордясь своей силой (" - Никита, я чемпион по каратэ! - Это папа научил тебя? - Нет, я научился сам в спортивной школе"), пока Майкл не подхватывал его вместе с портфелем и сажал себе на плечи. Папа вернулся с работы...
Ее никто не встречал. Значит, дома все нормально, и никаких неожиданностей.
Она поднялась на идеально чистое крыльцо, отперла своим ключом дверь и вошла в холл. Бросила на столик под зеркалом свой изящный тонкий портфельчик из дорогой кожи - как раз такой, какой подобает ее положению, - постояла, прислушиваясь, и решительно свернула в кухню.
- Здравствуйте, Сун Линь.
Миниатюрная, но в то же время крепкая и спортивная кореянка средних лет, приветливо улыбаясь, вынырнула из-за дверцы посудного шкафчика, в котором расставляла вымытые миски.
- Здравствуйте, мадам. С возвращением.
Никита остановилась на ее кандидатуре после продолжительных и придирчивых поисков в самых разных агентствах по найму прислуги. Человек, которому она доверила бы ухаживать за Майклом, должен был быть безупречен во многих отношениях. Когда стало ясно, что Сун Линь О подходит, Никита проверила ее всеми средствами, какие предоставляли в ее распоряжение базы данных на новой должности, и результаты удовлетворили ее.
Они отлично поладили. Для Сун Линь О Никита была преуспевающей, но не слишком поглощенной деланием карьеры молодой бизнес-леди, делящей свое внимание между преданно любимым больным мужем и участием в руководстве фирмой, требующим частых и внезапных командировок. Сун Линь О жила в доме, когда Никита была в отъезде, вела хозяйство, прекрасно справляясь со всеми домашними обязанностями, а с Майклом была неизменно ровна и заботлива (отнюдь не только в присутствии своей нанимательницы - у Никиты была возможность в этом удостовериться).
- Как у вас дела?
- У нас все в порядке. Утром он хорошо позавтракал, и мы погуляли почти два часа - дольше, чем обычно, потому что он не хотел уходить. Мы были в парке и обошли вокруг нового пруда.
- Он на что-нибудь обращал внимание?
- Совсем немного, когда к нам подбежала собака и девочка, которая с ней гуляла, попросила меня наступить на поводок, чтобы поймать ее. Я видела, как он посмотрел на собаку. Это была довольно большая рыжая собака с прямым хвостом и висячими ушами.
"Кажется, ретривер той семьи, что живет через три дома в сторону города. Как же их... а, Лормели."
- Затем мы занимались на тренажерах по той инструкции, которую вы составили.
Если бы Майкл что-то сделал самостоятельно, Сун Линь О непременно сказала бы ей.
- Все выходные я буду дома, и вы свободны до понедельника. Можете уехать прямо сейчас.
- Спасибо, мадам. Я приготовила обед, его нужно только разогреть. В шесть часов привезут белье из прачечной, и я оставила заказ в мастерской на ремонт крыши гаража, как вы просили. Рабочие приедут завтра от девяти до десяти утра.
- Спасибо, Сун Линь. До свидания.
- До свидания, мадам.
Никита сняла пиджак, достала из холодильника бутылку сока и устало присела к столу, отхлебывая из горлышка.
Тишина... в ней слышен каждый звук. Вот через холл прошелестели легкие шаги Сун Линь О, и из гостиной донесся ее голос:
- До свидания, месье.
Она всегда заходит попрощаться с Майклом.
Тишина.
Шуршание одежды у вешалки - Сун Линь О надевает плащ и берет свою сумку. Негромко стукнула, закрываясь, входная дверь.
С этой минуты безмолвие, установившееся на два с половиной дня, будет нарушать она одна.
Никита стиснула зубы и посидела немного с закрытыми глазами. Боль, густо замешанная на надежде, сделалась столь же привычной, как и этот дом. У нее никогда не было своего дома - лишь квартира, первая и единственная в жизни, подарок Отдела. Дом - это нечто иное. Место, где тебя ждут.
Такой боли тоже никогда не было.
Со временем ей стало легче переносить ее. Но она не смирилась - просто привыкла.
В детстве Никита прочитала одну странноватую сказку - не народную, у тех всегда счастливый конец. Добрая и прекрасная девушка ради спасения страны отдала злобной и уродливой королеве свое лицо и свое сердце. Поначалу девушка никак не могла на это решиться, но ее возлюбленный сказал, что ему неважно, как она выглядит, и им хватит одного его сердца на двоих. В итоге все жертвы оказались напрасными, потому что, едва королева стала совершенством, подкупленный предатель убил ее. О дальнейшей судьбе влюбленных там ничего не говорилось.
Тогда эта сказка ей не понравилась, потому что была слишком печальной. Сейчас она нравилась ей еще меньше. Никита встала, пригладила волосы и пошла в гостиную.
Майкл сидел в кресле перед стеклянной дверью, распахнутой в сад, - там, куда его посадила Сун Линь О. Хотя иногда бывало, что он и сам выбирал себе место. Сегодня она надела на него новый белый свитер без ворота с крупным рельефным узором и джинсы. Никита с самого начала мысленно поклялась, что навсегда покончено с этим отвратительным асфальтово-черным - своеобразной униформой Отдела. Ну, разве что темные очки - если он вдруг захочет.
- Привет, Майкл.
Здоровый, чистый, причесанный, выбритый. Что называется, ухоженный. Опрятная оболочка.
Никита села к нему на колени, обняла, поцеловала. Отклика не больше, чем на "до свидания" Сун Линь. Попросить, что ли, Лормелей привести в гости их собаку?
Найти бы что-нибудь, что ему поможет.
Никита ездила в его старое жилище (трудно было назвать квартирой обширное полутемное помещение с дощатым полом, где, помимо одежды и пистолета, находились кровать, стул, плита и видеомагнитофон) и привезла оттуда то, что сочла важным - футляр с виолончелью и все видеокассеты. Когда она поставила перед Майклом виолончель, он потрогал деку. На этом его любопытство иссяк.
Стоило ей пустить кассету, выбранную наугад - попалась та, где они с Еленой и Адамом сажали сосенку перед домом и по очереди снимали друг друга - как он тут же поднялся и ушел.
Утешало то, что он хотя бы как-то отреагировал. Но те кассеты она убрала подальше.
- Я проголодалась - специально не стала есть в самолете, чтобы пообедать вместе с тобой. Сун Линь приготовила паэлью, пошли поедим. А потом съездим в город... я давно собиралась купить тебе красивое пальто. Скоро осень...
Никита соскользнула на пол, как всегда надеясь, что уж на этот раз он пойдет сам. И, как всегда, напрасно. Она взяла Майкла за руку и потянула из кресла, и он покорно двинулся за ней.
Сун Линь О он тоже слушался. "Мне с ним очень легко, мадам. У него такой чудесный характер."
Если отпустить его руку, он сделает, точно по инерции, еще несколько шагов и остановится, особенно когда дело происходит вне дома. Никита не раз проверяла это на прогулках. Однажды она ушла совсем далеко и спряталась за дерево, чтобы посмотреть, что он будет делать. Через полчаса она не выдержала и вернулась к нему. Майкл так и стоял на том же самом месте, где она оставила его, и ничем не показал, что заметил ее уход и возвращение.
Во время истории с Юргеном она в сердцах бросила Майклу: "Твой типичный ответ - пустой взгляд". Тогда она и представления не имела, что значит подлинная пустота. Такая, как теперь.
Кое-что он все-таки понимает. Например, если всунуть в его пальцы ложку и, держа его руку своей рукой, зачерпывать еду и подносить ему ко рту - вот как сейчас - то он, случается, продолжает есть уже без посторонней помощи... нет, похоже, ей придется самой его докармливать. Сегодня он не в настроении. Зато пьет он почти всегда совершенно самостоятельно - когда поставишь перед ним наполненный стакан.
"О господи, за что нам такое."
Так уж и ни за что? Обоим?
После обеда Никита надела на Майкла куртку, вывела из дома и усадила в машину. Всякий раз, когда они так ехали вместе, у нее на миг возникало ощущение, будто они снова на задании - много было ТОГДА таких поездок... И она, не забывая следить за дорогой, нет-нет да и посматривала искоса на Майкла, гадая, не вспоминает ли и он что-нибудь. Бесполезный труд.
В магазине он стоял с бесстрастием манекена, пока Никита примеряла на него то одну, то другую облюбованную ею вещь, а продавец всячески делал вид, что не замечает странностей клиента.
Когда они проезжали мимо цветочного магазинчика, ей внезапно пришло в голову, что было бы неплохо завести домашние растения. На старой квартире у нее несколько раз появлялись какие-то горшки - в основном подарки соседки или случайные приобретения - но подолгу не заживались, потому что в ее отсутствие некому было их поливать. А теперь - другое дело.
Она оставила Майкла возле кассы, велев ему подождать, и углубилась в лабиринт цветов, кустиков и деревьев самых разнообразных мастей и размеров. Бонсаи и орхидеи, выставленные на полках, вызывали в памяти кабинете Мэдлин. Где она их покупала? Покидала Отдел на произвол судьбы и отправлялась по таким же вот магазинчикам на поиски нового экземпляра для пополнения своей коллекции... Или то были подношения Шефа?
По крайней мере, Мэдлин умеет за ними ухаживать.
Нет уж, никаких орхидей. Ничего ОТТУДА...
В результате Никита выбрала крупную/метровую юкку, соблазнившись толстым шершавым серым стволом, похожим на слоновью ногу, гладкими насыщенно-зелеными мечами листьев, а также обещанной простотой ухода. И взяла к ней вазон в голубой глазури, исчерченной тонкими светлыми трещинками. Желание украшать дом накатывало на нее спорадически, и она с радостью ему подчинялась.
Покупки уложили в три пакета: самый большой - с юккой, самый хрупкий с вазоном и самый тяжелый - с упаковками земли и дренажа. Этот последний она вручила Майклу и подтолкнула его в сторону выхода, рассчитывая, что он поймет. Она была слишком занята, открывая дверь с требующими осторожного обращения грузами в каждой руке, и, опустив наконец оба пакета на тротуар перед машиной, обнаружила, что Майкл и не подумал последовать за ней.
- Майкл, иди сюда! Иди ко мне!
Изредка он выполнял словесные распоряжения - если громко и внятно, и желательно не один раз, сказать что-нибудь очень простое.
Молоденькая продавщица, все это время участливо поглядывавшая на него, махнула ей рукой - дескать, не беспокойтесь, - и приблизилась к Майклу.
- Вас зовут, - мягко обратилась она к нему. - Разрешите, я вас провожу, - и положила пальцы на его рукав.
Майкл не сбросил ее руку - он освободился от захвата. Мгновенным приемом профессионала, каким тысячу раз швырял противников на тренировках - в боевой обстановке он действовал гораздо жестче. Бедная девушка, видно, даже не успела сообразить, как очутилась на полу, у ног Майкла, который все с тем же не изменившимся равнодушием взирал в пространство.
Никита ринулась обратно в магазин.
- Простите... ради бога, простите, - она помогала встать ошеломленной продавщице, лепеча то, что лепетала бы любящая жена в подобном случае, и что было не такой уж и неправдой. - Понимаете, он служил в армии, в спецподразделении, был ранен в голову... Иногда он так реагирует, если до него дотрагиваются незнакомые.
- Ничего-ничего, - девушка поправляла свою одежду, глядя на них обоих с неприкрытым сочувствием. - Все нормально, не волнуйтесь...
"Как же нам повезло с Сун Линь - что Майкл подпускает ее к себе. Интересно, что бы я делала, если бы он соглашался слушаться меня одну..."
Следующий день был посвящен тренировкам. Никита очень старалась, чтобы Майкл восстановил прежнюю форму, насколько это удастся. Они бегали по парку, держась за руки, точно школьники, что со стороны представляло, очевидно, забавное зрелище; но по-другому не получалось. С остальным было сложнее. Спарринговать с ним не было никакой возможности - Майкл попросту не обращал внимания на любые ее атаки, а приглашать специалистов со стороны Никита не хотела, опасаясь его непредвиденной реакции. Она заставила всевозможными тренажерами комнату рядом со спальней и занималась с Майклом по полной программе каждый день, когда бывала дома; для Сун Линь О она разработала облегченный вариант, поскольку той были бы слишком тяжелы такие нагрузки. Все упражнения приходилось делать вместе с ним - тянуть, направлять, приподнимать... предоставленный самому себе, он тотчас застывал в привычной неподвижности.
По вечерам они иногда танцевали. Никите хотелось, чтобы у него было как можно больше разнообразных занятий, воскрешающих не самое худшее из того, что происходило в ТОЙ жизни. Она совершила набег на местный музыкальный магазин и повергла в легкий шок владельца, потребовав записи всех концертов для виолончели, имеющиеся в продаже. Помимо этого, она набрала и вещей по своему вкусу, так что всегда можно было поставить что-нибудь подходящее. Медлительное топтание-переступание-хождение под музыку, которое Никита твердо решила считать танцами, осуществлялось по тому же принципу, что и пробежки в парке: Майкл совершал какие-то движения, когда она увлекала его за собой. Но он ни разу сам не положил руку ей на талию - это она пристраивала его ладонь там, где следовало.
Ну и пусть. Все равно это были танцы. Особенно если учесть, что раньше они танцевали только на заданиях, - единственным исключением был тот случай, о котором она постоянно вспоминала с тех пор, как отыскала Майкла. Та его трехдневная амнезия после допроса у Орландо Переса.
Он спросил, танцевали ли они когда-нибудь, и, услышав, что нет, пригласил ее: "Пожалуйста... совсем немного". Потом он очень нерешительно - с такой чужой робостью - придвинулся поцеловать ее, а она сказала: "Не делай этого". " - Почему?" " - Потому что это не ты."
Но если бы что-то сохранилось...
" - Ты хороший друг, Никита... Я что-то не то сказал?
- Нет. Просто к этому трудно привыкнуть.
- К чему?
- К тебе.
- Я раньше не говорил тебе ничего такого?
- Нет.
- Не может быть..."
Воспоминания о том, каким он был тогда, не могли подсказать ничего полезного. Теперь было совсем другое. Стал ли он не-собой? Или временно (до чего растяжимое понятие - "время") исчез, уснул, спрятался, недосягаемый для всего, что приходит из внешнего мира? Где он сейчас?
"Майкл, где ты?"
Легче всего бывало перед сном - когда она выводила Майкла из душевой кабинки, укладывала в постель и сама устраивалась рядом с ним. Можно было положить голову ему на плечо, прижаться к нему покрепче и представлять, что все хорошо. В темноте не разберешь в подробностях, что там выражает (или не выражает) лицо, а разговаривать в постели они и прежде не любили. Собственно, они вообще мало разговаривали, оставаясь вдвоем. Поэтому каждое слово имело особое значение.
После того, как они ложились, Майкл еще долго лежал с открытыми глазами, и Никита всегда дожидалась, когда он заснет, во сколько бы ей ни нужно было завтра вставать. Ей казалось неправильным оставлять его один на один с темнотой, пускай и безразличной ему. А еще она не желала расставаться с этим временем иллюзий и надежды, которая с новой силой оживала именно ночью: вот проснемся утром, и окажется, что случилось чудо. Никита знала, откуда берется это чувство: когда она была маленькая и мама еще заботилась о ней... да, тогда она была совсем маленькая... стоило ей простудиться, она начинала отчаянно капризничать и хныкать и ни за что не хотела идти в кровать - и мама говорила ей: "Во сне все болезни проходят". Некий осколочек убежденности в этом по сию пору сохранялся у нее.
"Что-то он никак не засыпает сегодня... ну же, Майкл, закрой наконец глаза, - я так хочу спать. Маленького ребенка можно как-то там покачать, убаюкать, а что сделаешь со взрослым? Только и остается, что ждать, когда уснет сам."
Исполнение желаний, думала Никита с горечью - а ведь можно и так назвать нашу теперешнюю жизнь. Разве не об этом она всегда мечтала - чтобы они были вместе и Майкл был свободен от Отдела, хотя бы он... два отдельных желания, существовавших порознь, объединить их в одной и той же реальности мог, казалось, лишь их совместный успешный побег... И чтобы у них был собственный дом, где бы никто их не тревожил. И - уже немножко из другой области, но не менее необходимое - чтобы Майклу была нужна ее поддержка не только на заданиях, чтобы он не отвергал ее помощь... участие... ласку... чтобы она могла заботиться о нем.
И до чего же буквально все это осуществилось. Редко какие ее желания сбывались так... ТАК.
Если бы она верила, пусть и не совсем всерьез, что есть некто наверху, кто подобным образом забавляется с ними обоими - до чего ужасной была бы жизнь, превращенная в сплошное бессильное барахтание... и она боялась бы мечтать о выздоровлении Майкла, не зная, каким еще кошмаром оно может обернуться. Ей повезло, что она напрочь лишена веры в такую чепуху.
Надо стараться и ждать. Как долго еще?..
- Майкл, мне так тебя не хватает. Я знаю, ты где-то здесь. Неподалеку... Прошу тебя, возвращайся поскорее.
Никита часто пыталась представить, какой он видит ее из своего одинокого безмолвного мира. Крохотная фигурка, отодвинутая к самому горизонту, как в перевернутом бинокле, - а прочие фигурки и вовсе расплываются невнятными еле различимыми тенями... Ему не все равно, кто до него дотрагивается... Он не спутает ее с другой голубоглазой блондинкой... И Сун Линь О для него тоже не такая чужая, как другие... Они позаботятся о нем, и он больше никогда не будет один. Они вместе...
Нет, нельзя засыпать раньше него.
- Спи, Майкл. Во сне все болезни проходят.

* * *

Утро понедельника.
Молчание и пустые глаза.
Серое небо и предстоящая операция в Аргентине.
Она будет координировать действия трех групп; в одной недавно появился исключительно перспективный, несмотря на юный возраст, тактик... все должно пройти успешно.
Сегодня Майкл сам включил воду в ванной и съел тосты практически без ее участия. Правда, залил молоком полстола, но это в порядке вещей.
- Доброе утро, мадам.
- Доброе утро, Сун Линь. Мы уже позавтракали, так что вам меньше хлопот. Я вернусь в четверг, но не могу сказать точно, в какое время; если вдруг придется задержаться до пятницы, обязательно позвоню. Сдайте, пожалуйста, в химчистку те вещи, которые я отложила в зеленую корзину... Ну все, мне пора. Да, - на сегодняшнюю ночь обещали сильные дожди, проследите, чтобы он не открывал вечером окна в спальне.
- Конечно, мадам. До свидания, удачной вам поездки.
- Спасибо, Сун Линь. До свидания.
Никита чуть помедлила, прежде чем закрыть за собой дверь.
- Здравствуйте, месье.
Тишина.
Ей стало стыдно за то облегчение, с которым она уехала из дома.

* * *

Три дня в Буэнос-Айресе протекли весьма плодотворно - все, что надо, было сделано быстро и незаметно. И, что радовало, без потерь. Никита очень не любила терять людей. После того, как были сданы рапорты, руководство особо отметило прекрасную согласованность всех действий. Вальтер сказал бы, что ей нынче самое время закинуть удочку насчет прибавки к зарплате. Хотя, будем справедливы, и сейчас грех жаловаться...
Здорово, что погода выправилась. Не придется завтра бегать под дождем. Майклу-то все равно, он заметит разве что ливень с градом, а она не горит желанием еще и дома прыгать по лужам.
Сун Линь О вышла на крыльцо ей навстречу, не успела она поставить машину.
Так...
- Здравствуйте, мадам. Как удачно, что вы вернулись пораньше.
- Что с ним?
- Сейчас он уже успокоился. Я его уложила.
Хорошо, что ее научили передвигаться бегом по любой местности в любом снаряжении - в том числе и по лестнице на каблуках.
Майкл лежал на кровати одетый. На лбу - мокрое полотенце со льдом, открытые глаза устремлены в потолок. Никита присела рядом, осторожно приподняла полотенце - свежие ссадины посреди багрово-синего кровоподтека. Обо что это он так?..
- Майкл?..
Зрачки выглядят нормально, - ничего страшного.
Она обернулась к подоспевшей Сун Линь.
- Что случилось?
- Я очень сожалею, что не уследила... Он встал сам, но не захотел завтракать и отказался от прогулки. Все время ходил по дому - искал вас, как мне показалось. Я старалась объяснить ему, что вы возвратитесь скоро, сегодня, - иногда он понимает, вы же знаете...
Именно поэтому Никита каждый раз сообщала Майклу, на сколько уезжает и когда собирается вернуться, - впрочем, без особой надежды, что до него что-нибудь дойдет.
- В то время как я была на кухне, он пошел в ванную и стал биться головой о стену. Мне так жаль, что я не сразу услышала... Когда я прибежала, он был в обмороке. Я собиралась звонить в "скорую", но он через минуту пришел в себя. Как вы считаете, может быть, стоит вызвать врача?
- Нет, не надо.
Майкл морщился, пока она ощупывала ему голову - единственный признак того, что он замечает ее присутствие.
- У него сильно болит голова, но он не хочет принимать таблетки.
Тревога и озабоченность Сун Линь О были абсолютно искренними, - Никита знала это доподлинно и была благодарна ей за ее волнение. Хоть кто-то еще беспокоится о Майкле, кроме нее...
- Я попробую сама... Пожалуйста, подождите меня внизу.
Когда Сун Линь О вышла, Никита первым делом нашла на прикроватном столике оставленную той таблетку аспирина и сунула Майклу в рот; после минутного размышления добавила и другую - успокоительное.
- Ну-ка, давай... вот так, молодец. Теперь запей.
Из ее рук Майкл безропотно брал все, что она считала нужным ему предложить. Он вообще не сопротивлялся ничему, что бы она с ним ни делала, не считая редчайших исключений - и эта безвольная покорность, такая удобная с сугубо бытовой стороны, одновременно пугала и трогала. Как будто их взаимное доверие, которое они оба столько раз обманывали и испытывали на прочность любыми мыслимыми средствами, очистилось от всего лишнего и обрело предельно простую и совершенную в своей простоте форму.
Так Майкл, оказывается, скучает по ней - но лучше бы его переживания по этому поводу проявлялись каким-нибудь более безобидным способом. Без членовредительства.
" - Я тебе когда-нибудь признавался в любви?
- Вообще-то нет.
- Я тебя люблю."
В здравом уме и твердой памяти он не злоупотреблял подобными признаниями. Неужели он непременно должен быть не в себе, чтобы выражать свои чувства к ней словами или... ох, только не надо так, как сегодня...
Никита поправила сползшее полотенце и крепко сжала руку Майкла, встряхнув ее, чтобы привлечь его внимание... ну, попробовать привлечь.
- Майкл, послушай меня, пожалуйста. Ты не должен бояться, что я не вернусь. Я никогда тебя не брошу. Все свободное время, какое у меня бывает, я провожу с тобой. Но я могу спокойно работать на заданиях, только зная, что ты здесь в безопасности. А если мне придется одной рукой командовать, а другой представлять, как ты разбиваешь себе голову о первую попавшуюся стену, то ничем хорошим это не кончится. Ты же сам учил меня, как опасно отвлекаться во время операции, неважно по какому поводу. Но я не сумею сосредоточиться, если буду волноваться за тебя. Поэтому очень прошу - не вытворяй больше никаких глупостей, ладно? Не делай себе ничего плохого... хватит и того, что с тобой сделали другие. С нами обоими.
Она разговаривала с Майклом так, как будто он все понимает, потому что не могла иначе. И еще потому, что верила: что-нибудь да пробьется в тот неведомый закоулок, где притаилась его оцепеневшая от усталости душа. Какие-то ее слова дойдут до его сознания, и он поймет, как она испугалась за него. И это предотвратит повторение чего-то подобного...
Лицо Майкла слегка изменилось - она ясно увидела это. Сделалось мягче, как если бы сказанное ею достигло цели, принеся ему облегчение и уверенность.
Или, может, это подействовало лекарство, только и всего.
Так или иначе, а ему стало лучше. Этого довольно...
Никита погладила его по щеке и поднялась.
- Я схожу поговорю с Сун Линь, а ты полежи. Не вставай.
Сун Линь О ждала ее на кухне.
- Как он себя чувствует?
- Отдохнет, и все будет в порядке. Вы правильно сделали, что не стали никого вызывать. Если бы вокруг него суетились посторонние, было бы только хуже.
Сун Линь О вздохнула и сказала твердо:
- Мадам, очевидно, вам следует нанять вместо меня кого-то более сильного физически.
- Вы боитесь оставаться с ним из-за того, что случилось?
- Я опасаюсь не за себя, а за него. Если он опять попытается повредить себе, у меня не хватит сил с ним справиться. Я просто-напросто не удержу его.
- По-моему, он больше не сделает ничего такого. Я с ним поговорила... кажется, он меня услышал.
Сун Линь О явно не считала это невозможным.
- Он обрадовался вам?
- Что-то такое было... едва заметное.
Сун Линь О удовлетворенно покивала - она тоже замечательно умела распознавать подобные мелочи.
И Никита, поколебавшись, продолжила - в конце концов, эта была всего лишь полезная для Сунь Линь информация:
- Знаете, он всегда был очень сдержанный и неразговорчивый... и улыбался редко. Не любил внешних проявлений чувств. Поэтому я думаю, что сегодняшнее - это случайность. Такие поступки совершенно не в его характере, - он всегда умел ждать... и терпеть все, что потребуется, даже самое невыносимое.
- Да, это видно. У него было пять или шесть пулевых ранений, - непроглядно черные узкие глаза Сун Линь О смотрели на нее со спокойным пониманием, от которого становилось легче на душе. - Очень типичные шрамы.
Левая рука, левая лопатка, живот и обе ноги. Никита и не думала, что от Сун Линь О что-то укроется. И ее радовало, что та не задает никаких вопросов - и не задаст, хотя на этот случай была заготовлена соответствующая легенда, приблизительно того же типа, что и сообщенная продавщице. Приятно иметь дело с человеком, не лезущим в душу, но готовым выслушать.
- Ваша медицинская подготовка, оказывается, еще лучше, чем указано в ваших рекомендациях...
Сун Линь О покачала головой.
- В молодости я жила в США и работала там в семье вьетнамского ветерана-инвалида. Пришлось много узнать о войне.
Никита почему-то подумала о Шефе. О том, что говорил про него Стивен. И что он сам рассказал о себе им с Майклом, когда просил их защитить Вилли Кейна. И что заставило их отказаться, не сговариваясь заранее, от двухнедельного отпуска - награды за работу, так и оставшуюся не сделанной.
Шеф с видимой легкостью нес бремя всего того, что пережил - и никогда не снимал своего значка военнопленного. К кому он обращался?..
- Вам было очень трудно?
- Я в то время была не такая... - Сун Линь О поискала слово, - закаленная, как сейчас. И часто не удавалось выспаться, потому что ночь была для него самым тяжелым временем.
Как там сказал глава "Красной ячейки": "Майкл, ты живешь во власти своих снов, ночных кошмаров". Майкл ни разу не говорил ей ни слова о своих снах, как, впрочем, и о многом другом. Сколько же всего, о чем они никогда не говорили...
Теперь он спит так спокойно. Снится ли ему что-нибудь?..
- Пожалуйста, Сун Линь, не уходите от нас. У вас с Майклом такой прекрасный контакт... он вам доверяет, слушается... Для него имеет значение, кто находится рядом с ним, - он не каждому это позволит, поверьте. И физическая сила тут не поможет - скорее, наборот...
Сун Линь О помолчала задумчиво, а потом сказала:
- Однажды я ухаживала за больной девочкой-подростком. Она боялась всех людей, а со мной освоилась быстрее, чем рассчитывали. Я расспросила ее родителей, и выяснилось, что в детстве у нее была любимая игрушка - кукла-японка, которую она сама выбрала в Токио во время туристической поездки. Может быть, здесь нечто в этом роде - я напоминаю ему кого-то, с кем у него были хорошие отношения... Извините, если я сказала что-нибудь неприятное вам.
- Нет-нет, ничего. На самом деле мне это уже приходило в голову, когда я знакомила вас с ним. Его первая жена была наполовину тайка. Она погибла совсем молодой...
"Едва он нашел ее после того, как три года считал мертвой. Погибла у него (и у меня) на глазах и по своей воле - он не сумел ни уговорить ее, ни силой вытащить до взрыва оттуда, где она заперлась. Я не помню, чтобы он еще когда-нибудь так кричал. Как он колотился в ту железную дверь... а, поняв, что - бесполезно - привалился к ней и замер, свесив руки. Мне все же удалось его увести до того, как стало бы непоправимо поздно для нас обоих... почему? Потому, что мы не из тех, кто способен покончить с собой, хотя и не боимся смерти от чужой руки? Мы всегда возвращаемся, выживаем, воскресаем, снова и снова... И вот мы опять вместе, живые, и, надеюсь, таковыми и останемся. И все наладится в его несчастной голове, а если нет... Это не самое худшее из того, что могло нам достаться. Нам. Теперь-то уж навсегда - нам..."
- Хорошо, мадам, я останусь, если вы готовы рискнуть... Вы знаете его лучше, чем я. И я постараюсь быть как можно более внимательной.
- Спасибо. И я собираюсь выпросить на работе недельный отпуск и свозить его куда-нибудь на побережье, для смены обстановки.
- Это было бы очень правильно. Мне поехать с вами?
- Нет, это не потребуется, я управлюсь одна.

* * *


Продолжение следует...

простите, что влезаю!!!
идея - супер. рассказ супер, правда я еще только на начале.
кто есть посвященная дама с сыном?
любопытство: - это сколько ж она писала? коммент - меня скорее пристрелят. чем позволят распечатать это...
brother-gu@hotmail.ru

Re:
Прочитала,растрогалась!)
Написано, прям скажем,талантливо,образно(вообщем восторги сплош и рядом).
Единственное, надеюсь, продолжение будет столь же впечатляющим (самое главное: закончи все хорошо, пусть Майкл вернется в нормальное состояние)

Re:
подошла к завершающей фазе рассказа. и почему-то была увереначто к этому времени Ира нам чего-нить уже доваляет. как насчет : на него упал кирпич, и он сразу все вспомнил???
понимаю что глупо, но написано профессионально до дикости. уже второй раз в моей жизни - хоть бери и кино снимай...
brother-gu@hotmail.ru

Re:
Почему глупо? :warring:
Больше позитива в нашей жизни!!!
Пусть упадет кирпич!!!
Даешь счастливфй конец!!!

Re:Очень хочется продолжения!!!!
Отличный рассказ... или это уже повесть? Очень хочется узнать окончание и желательно побыстреее Счастливо- несчастно, не важно, главное так же красиво! Спасибо!