К слову.

Не судите строго, видимо весна подействовала и на меня, захотелось что-нибудь написать

-----------------------------------------------------------------

К слову.

Я долго не могла понять этого, мучилась по ночам от смертельной усталости и бессонницы. Ворочалась с боку на бок, сбивая простыни в перекрученные жгуты, и думала, думала. Теперь вспоминать об этом смешно и, в общем-то, приятно: какая молодая и наивная я тогда была.… Но в то время было не до смеха.
Выжить — казалось непозволительной роскошью. После всего того, что раньше со мной случалось: бродяжничества, одиночества, домогательства пьяных дружков, воровства, наркотиков, тюрьмы и суда, наконец, казалось, что ничего в жизни удивить и сломить меня уже сможет.
Я ошибалась. Бывает, оказывается, и похуже. Самое плохое, что было у меня — равнодушие матери, тоже не идет ни в какое сравнение с тем, что я чувствовала теперь.
Если бы меня год продержали в бочке с ледяной водой, я бы, пожалуй, замерзла меньше, чем от взглядов этих людей. Да и люди ли это?
Вон тот, что каждый день, в пять утра, вытаскивает меня из постели, так и не заснувшую, уставшую, почти сошедшую с ума от неизвестности и напряжения.
Он похож на человека? С большой натяжкой, я бы даже сказала, с огромной натяжкой!
Нет-нет, внешне с ним все в порядке, более чем в порядке, хотя он и не в моем вкусе! Но я могу понять девчонок, которым нравятся подобные властные и сильные типы. Встретив такого в своей прошлой жизни, я бы даже обратила на него внимание, проводила бы взглядом поджарую, спортивную фигуру, оценила притягательность неправильного, но выразительного лица.
Теперь же, имея честь видеть его ежедневно, с раннего утра и до позднего вечера (так, во всяком случае, говорят светящиеся электронные часы, которые вижу повсюду — настоящего солнечного света не было с тех пор, как попала сюда), мечтаю только об одном, убить его.
Ха-ха-ха! Осудили на смерть за убийство, которого не совершала, только для того, что бы разбудить настоящую жажду крови! Но я не виновата, он первый начал эту войну! По-началу, казалось, что парень просто ненавидит всех женщин. Попадались на моем тернистом пути подобные идиоты, знакомо. Но я быстро поняла, что он ненавидит и мужчин тоже. А еще через небольшое время до меня дошло, что это даже не ненависть, просто людей для него не существует, существуют объекты для приложения его действий.
И таковы почти все в этом мире.
Правда, мое бедное сознание, не могло смириться с этим эмоциональным голодом, я пыталась приписать окружающим и гнев, и ненависть, и даже симпатию. Некоторых почти удалось убедить, что они эти чувства испытывают. Но реальность неумолимо разрушала фантазии, каждый раз все более жестоко. В первую очередь, страдала я сама.
На занятиях по психологии, я узнала о существовании парадоксальных реакций человеческой психики: так жертвы спустя какое-то время начинают любить и оправдывать своих палачей, а заложники — террористов, которые угрожают им гибелью. И те отвечают им взаимностью.
Картинка с выставки: Я и Майкл (мой мучитель и инструктор). Сама не заметила, что, пытаясь добиться от него человеческих реакций, влюбилась в него и сумела поколебать у бедняги постоянную отрешенность от чувств. Хотя слово «бедняга» плохо сочетается с Майклом, но тут ему на самом деле не повезло. Я, со свойственной мне энергией и убедительностью, сумела задеть в нем какие-то спящие и потаенные струны, не омертвевшие в конец, и разбудить тоску по человеческим чувствам, о существовании которых он уже очень давно не догадывался. (Лично я думаю, что просто никогда и не знал, но некоторые продолжают по этому поводу со мною спорить).
Майкл начал ощущать дискомфорт, пытаться решить проблему так, как он это умел. Но чувства, на то и чувства, что руками их не потрогать и в ящик не положить. Он совсем сбился со своей наторенной дороги, но Ромео так и не стал. Такие вещи даются от Бога. А Майклу этого просто не дано. Он отличный оперативник, сумевший превратить свое тело в машину, отличный любовник, по той же причине, но он, увы, не поэт. Возвышенность чужда ему. Это я теперь понимаю, но тогда была еще слишком молода и, несмотря на жестокую жизнь, по-юношески романтична. Пыталась получить от человека то, что он в принципе дать не может.
Мэдлин отлично знала это (Мэдлин—еще один монстр из этого моего нового мира), понимала и пыталась объяснить мне, защитив тем самым и Отдел, и Майкла. Но в чужую голову можно втолковать лишь то, что голова готова принять и до чего она сама дозрела. Очень долго я воспринимала Мэдлин только как препятствие между мной и Майклом, между мной и жизнью, которую мне хотелось вести. Вся эта шелуха и пелена не давали мне увидеть мой мир именно таким, какой он и есть--- миром неживых людей.
Правда открылась, как всегда, случайно.
Я сидела в кабинете Майкла, напротив его стола; смотрела в его безмятежно – сосредоточенное лицо, в глаза, опущенные на экран ноутбука, и ничего не выражающие, и думала: за что же мне такое наказание или может благословение? Страсть к этому человеку сжимала мое сердце, терзала меня уже долгие годы, но она же заставляла меня бороться за жизнь и совершенствоваться.
Ему этого было не надо — он уже был совершенством. (Как вам изменение мнения о моем учителе за эти годы?)
Майклу оставалось лишь иногда поддерживать мой накал слабой, едва заметной, улыбкой, или ненавязчивой заботой о моем выживании, или еще чем-то более интимным, но столь же необходимым для меня. Все это выдавалось мизерными, практически гомеопатическими, порциями, а я была довольна и этим. Мне казалось, что еще немного и его прорвет, он станет, наконец, тем Майклом, о котором я мечтала: чувствительным, открытым, нуждающимся во мне, любящим и ранимым. Но превращение куколки в бабочку все откладывалось, пока со всей ясностью, сидя в этом знакомом кабинете, я не поняла: этого никогда не будет.
--Майкл как ты попал в Отдел? Из тюрьмы?--- молчание мне было ответом, но я прекрасно поняла: «Сама знаешь, из тюрьмы, зачем спрашиваешь?» Майкл не из тех, кого можно заставить сказать лишнее слово. Минимализм во всем.
---Но ведь ты же умер, прежде чем попасть сюда, --- Короткий взгляд и телепатический ответ: «Как и все мы».
---Нет не все, я никак не могу умереть. У меня уже есть и могила «Ряд восемь, тридцатый участок», и оплакивающая меня мать, а смерти все нет.
Он посмотрел, наконец, на меня и даже (О, боже!) искренне улыбнулся:
---Да нет, Никита,--- произнес он тоном, от которого меня всегда охватывала сладостная дрожь,--- и ты умерла, просто, никак не можешь с этим смириться. Ты когда родилась, тоже не сразу поняла, что такое жизнь; жизнь приходила к тебе постепенно со своими правилами и желаниями, так почему же смерть должна стать мгновенной? Не волнуйся, просто в тебе было слишком много жажды жизни - нужно время, что бы это растерять.
Произнесенная фраза была для Майкла непомерных размеров и неконкретности. Я чувствовала, сегодня мне вряд ли удастся вытянуть из него еще что-то. Но упрямство - мое второе «Я»:
--- Так ты считаешь, что мне не долго осталось?— хмыкнула я, надеясь услышать тягучее Никита еще раз,---А по-точнее?
--- Поговори об этом с Мэдлин. --- ответил Майкл и всем видом добавил: «Я занят, у меня много работы».
Майкл превратился в глыбу льда, не видя и не слыша меня. Сидеть здесь дольше не было никакого смысла. Я встала и вышла, направляясь к лифтам. Дел на сегодня больше не было, если только не пойти, в самом деле, к Мэдлин, пофилософствовать о жизни. Мне стало смешно, когда я представила этот разговор:
«Мэдлин, как Вы считаете, я уже полу-мертвая или пока лишь на четверть? Проанализируйте, пожалуйста, процент живого человека, который во мне остался, и как долго эти проценты еще будут мне досаждать. Хотелось бы получить распечатку и подробный инструктаж по их сокращению и, в последствии, полному вытеснению».
Охотно верю, что Мэдлин не будет считать меня после этого сумасшедшей, а постарается подробно обсудить со мной проблему.
Думая о подобном, я подошла к Оружейке Вальтера.
Вальтер — яркий персонаж нашего театра Теней. Он даже может показаться полным жизни, если особенно не присматриваться. Впрочем, здесь он мой единственный друг, и я его очень люблю. Вальтер улыбается мне:
---Как дела, моя сладкая? Что-то ты слишком задумчива сегодня.
---Да, Вальтер, приступ меланхолии. Вот иду и мучаюсь вопросом.
---Такая красавица не должна мучится. Иди сюда и спроси меня. Старый Вальтер всегда рад помочь.
Мне нравилась эта игра в любезность с Вальтером. Приятно, что хоть кто-то обращает на тебя внимание, как на женщину, а не только оперативника. С ним можно просто и ненавязчиво трепаться, хотя иногда он ставит в тупик меня своими ответами: так двусмысленно и серьезно они звучат.
Я подошла к его столу и уселась на высокий табурет, наблюдая за быстрыми и точными движениями рук оружейника. Вальтер никогда не сидел без дела и, не смотря на добродушие и мягкость, занимался очень жесткими вещами. В данный момент, похоже, он совершенствовал взрыватель для своей очередной смертельной игрушки. Но работа, в отличие от Майкла, никогда не мешала Вальтеру поболтать со мной. Он взглянул на меня с улыбкой из-за очков и повторил:
---Так что за вопрос, сахарная?
---Знаешь, я просто подумала сегодня об Отделе. У каждого из нас в биографии есть дата смерти, есть могилы, есть скорбящие о потере родственники. Так может мы и правда мертвы? Вот посмотри на Майкла или на Мэдлин, или на Шефа, в конце - концов. Каждый из них беззаветный борец с любыми человеческими чувствами, причем не только в других, но и в себе. Зачем? Для беспрепятственной работы? В какой-то мере, но не только. Для них это дело принципа. Нет привязанностей, нет склонностей, нет слабостей, причем это навсегда, без срока давности. Разве живые люди такие бывают?
Я посмотрела на Вальтера и изумилась серьезности его взгляда. Мне казалось, что он просто посмеется надо мной.
--- Каждый это начинает понимать рано или поздно. Мы приходим в мир Отдела полные переживания и хлопот нашей прежней жизни. Приходим, надеясь, что это лишь очередное препятствие и далеко не сразу начинаем понимать, что Отдел не просто наш временный дом, он наш последний приют. Отсюда нет выхода, потому что попасть сюда можно, лишь умерев. Здесь никого не интересуют твои бывшие заслуги, здесь абсолютно другие правила и другая мораль. И постепенно, вся шелуха прежней жизни сходит с нас, а с нею и обычные человеческие чувства и слабости. Они больше не пригодятся. Для каждого эта дорога своей длины. Мэдлин борется с нашей человечностью не потому, что не понимает ее, а потому, что это то, от чего придется отказаться. И чем скорее это произойдет, тем легче будет твой путь. Таково здесь милосердие.
---Ты пугаешь меня, Вальтер. --- Я почувствовала холодок в груди. Уж очень серьезно прозвучали, на сей раз, слова моего старого друга. ---Зачем же тогда здесь жить? Уж лучше подставиться под первую же пулю.
Вальтер рассмеялся:
---Откуда знаешь, что это будет лучше? Твоя прежняя жизнь до Отдела была лучше нынешней? И что ты знала об Отделе, живя там?
---По крайней мере, у меня была свобода.
---Да, была, и ты использовала ее не лучшим образом. Как и каждый, кто здесь оказался. Много ошибок, много неверных шагов. Умереть из принципа, может быть, еще один из них? А если надо просто идти по той дороге, на которую вышел? Я думаю, что все мы здесь платим свою цену за свои же ошибки.
---И откуда ты знаешь, что идти надо именно туда?
--- Опыт, сладкая. Ты забываешь, что я здесь давно.
У меня, должно быть, стал испуганный взгляд, потому что Вальтер отложил паяльник и накрыл мою руку своей. Он ,будто снял свою обычную добродушную маску, и выглядел сейчас совсем по-другому, гораздо старше:
--- И тебе, и Майклу еще далеко до конца этой дороги. Не волнуйся, ты сама все поймешь и смиришься.
Я сползла с табурета, не оглядываясь, пошла к выходу из Отдела. Мне было душно и хотелось глотнуть свежего воздуха. На улице начинался серый осенний вечер, прохожие спешили по домам, торопясь укрыться от пронизывающего ветра и мелкого дождя. Но мне надо было пройтись и успокоиться. Я шла, вглядываясь в окружающий мир, и сама себе казалась бестелесным призраком, далеким и чужим здесь.
С тех пор прошло не мало времени, я попрощалась со многими, кого любила и кого, мягко говоря, любила не очень. Здесь нет теперь ни Шефа, ни Мэдлин, ни милого Биркофа, ни даже Майкла. (Впрочем, с Майклом, я уверена, мы расстались не навсегда. Он пытается вернуться в обычную жизнь ради Адама, своего маленького сына. Что ж, пусть попробует! Мне ли не знать, что Отдел отпускает только в одну сторону. Обратного пути нет).
Так странно, но чем больше проходит времени, тем ровнее и теплее мои чувства ко всем ушедшим. Нет уже ненависти, нет обид, тоски, осталась лишь тихая и светлая печаль.
И осталась любовь, она во мне. Видимо, она не относится к человеческим слабостям, значит, ее можно оставить и по эту сторону жизни: я не боюсь больше потерять Майкла. Я все еще очень скучаю по нему и хочу видеть, но это уже не та тоска, что ранее сжигала мне душу. Где бы Майкл ни был, он всегда со мной. Ведь если мы уже не живы, то какая разница, что придется умереть? Для любви, похоже, смерть не имеет значения. Наверное, мы поняли и смирились, как и предупреждал Вальтер.

Исправлено автором 31 Мар 2004, 00:30

Дай определение последнему слову.