Выходной в аду - райский выходной. - Ее звали Никита: архив фанфиков

Выходной в аду - райский выходной.

Автор - Лютик.

Никита не видела, что происходило вокруг. Она скатилась в овраг,
где пыталась совладать с заевшей береттой. Как могло произойти
такое? Вальтер всегда десять раз проверяет оружие, прежде чем выдать
его. Беретта виновато щелкала, но не желала выстрелить. Тело
покрылось холодной испариной. Перестрелка приближалась. Майкл видел,
как она бросилась к оврагу, но он не сможет удержать всех врагов,
которые, возможно, тоже это видели. В маленьком внутреннем кармане
куртки она нащупала мини-бомбу. Но разве есть возможность
воспользоваться ею? Бомба всегда остается бомбой, даже если она
помещается в кармане. Когда она взорвется, погибнут все: террористы,
оперативники и Майкл. Какой смысл? Спасение собственной жизни? А
разве до сих пор многократно не доказано, что ее жизнь ничего не
значит, если сравнивать со значением жизни Майкла?
Со склона оврага на ее голову посыпались комья земли. Никита подняла
голову и увидела Майкла, который скользил к ней по влажной скользкой
глине. Лицо его было бледным, она заметила это еще издали. Он
приблизился и присел рядом, правой рукой протягивая ей оружие. Левую
он держал в кармане.
– Что случилось? – спросил он.
– Заклинило, – она протянула ему беретту, как будто пытаясь убедить
его в том, что она не лжет и причина спуска в овраг действительно
была уважительной.
Майкл переложил ее беретту в свой карман левой рукой. На этой руке
она заметила что-то, чего обычно там не было, и быстро, но осторожно
перехватила ее. Струйка крови, стекавшая из-под рукава куртки, уже
оставила отметины на рукоятке беретты. Никита испуганно подняла
глаза.
– Ты ранен? Тяжело?
– Ранен. В плечо. Выходи наверх, – он подтолкнул ее, заставляя
встать.
– Я должна перевязать тебе рану. Ты теряешь кровь.
– Хочешь получить выговор? Хочешь, чтобы мы оба его получили? Для
этого мы уже сделали достаточно. Не испытывай терпение руководства.
– Ты не сможешь обороняться.
– Смогу. Бывало и хуже. Надеюсь, все вот-вот закончится. Потери
противника велики. Выходи быстрее, – он сам поднялся на ноги и
потянул Никиту за капюшон здоровой рукой. – Я сказал, вставай.
Никита уже встала, когда услышала над головой треск кустарника. Она
обернулась за долю секунды, инстинктивно наводя на еще не увиденного
врага оружие, которое дал ей Майкл, но еще раньше прозвучал выстрел.
Никита все же спустила курок и краем глаза заметила, как стрелявший
с края оврага террорист упал, цепляясь за сухой куст. Теперь на
голову посыпались сухие ветки, но Никита не заметила этого. Она
падала. Падала на землю вслед за Майклом, продолжавшим сжимать
капюшон ее куртки.
– Майкл! – вскрикнула она и обернулась к нему, уже лежа на пожухлых
мокрых листьях.
Его рука перестала держать ее. Он с трудом хватал ртом воздух, а
кровь теперь текла рекой из его шеи. Разговаривать он не мог. Никита
приложила ладони к ране, словно пытаясь остановить кровь таким
образом, но его кровь залила ее руки по локоть. Правую руку он
прижимал к уху, стараясь что-то ей объяснить. Она поняла: связь с
Отделом. Но ей было не до связи.
– Нет, Майкл, не нужно... Пожалуйста... – слезы прорвали плотину и
закапали на белое, как мрамор, его лицо. Она взяла его здоровую руку
в свои и прижала ее к губам. – Не нужно, не сейчас...
Она не думала о том, что момент, когда она решит, что "сейчас" уже
наступило, и она может отпустить его, никогда не наступит. Она знала
только то, что в данный момент просто не может отпустить его. Она
нуждалась в нем, как в воздухе, он был для нее ярче солнца, и
солнцем она могла пренебречь ради него. Она могла пренебречь ради
него всем. Если бы тот террорист, лежавший теперь в кустах, спросил
у нее прежде чем выстрелить, в кого он должен целиться, она не думая
заслонила бы Майкла собой. Но он не спросил. Он поплатился жизнью за
свой роковой выстрел, но какое это имеет значение, если Майкл лежит
рядом с ней на холодной земле, и его кровь насквозь пропитала
постель из листьев? А ведь это последняя постель, которую они делят
на двоих...
Майкл смотрел на нее, не отрывая взгляда от ее мокрого лица, и все
так же шумно дышал. Никите хотелось помочь ему наполнить легкие
воздухом, но она не могла дышать за него. Вдруг его ресницы
дрогнули, дыхание утихло, пальцы, слабо сжимавшие ее руку,
разжались, а зеленые глаза все так же продолжали смотреть на нее, но
уже не были такими ясными и глубокими.
Стрельба наверху прекратилась, но никто, похоже, не решался
спуститься вниз. Во внезапно нависшей тишине все еще не осознающая
до конца происшедшего Никита ясно услышала тихие отголоски голоса
Биркоффа из уха Майкла. Дрожащими руками она взяла переговорное
устройство, второй рукой все еще не отпуская руку Майкла.
– Майкл, куда ты исчез?! – кричал Биркофф в ярости. – Что произошло,
в конце концов? Почему не отвечаешь?
– Биркофф... – окликнула Никита тихо. Биркофф замолчал, понимая, что
должен замолчать. Тихий голос Никиты звонким эхом прокатился по
оврагу, заглушая крики Биркоффа. – В Майкла стреляли...
– Ранили? – вопрос был заранее обречен на отрицательный ответ, и
Биркофф уже чувствовал это, но решил все же задать его, чтобы не
произносить другое слово.
Никита не ответила и отшвырнула в сторону устройство. Теперь она и
сама точно знала ответ на вопрос Биркоффа. Этот ответ вонзился в ее
сердце раскаленной стрелой. Только что обмякшее тело наполнила
адская энергия, готовая сокрушить все на своем пути. Никита еще раз
взглянула в глаза Майкла и вскочила на ноги, поднимая к небу лицо,
мокрое от слез, смешавшихся с кровью.
– Нет! – ее вопль разнесся не только по оврагу, но достиг, казалось,
ушей адресата. – Я не отпущу тебя! Я тебя не отпущу! Майкл! Майкл!!
Вдруг она почувствовала мягкое прикосновение к своему плечу,
замолчала и обернулась. Майкл стоял рядом с ней и тоже смотрел в
небо, как будто стараясь понять, что она там увидела. Он уже не был
испачкан кровью, а на шее не было и следа раны.
– Ты что кричишь? – спросил он ласково, успокаивая. – Что случилось?
– Майкл... – прошептала она, совершенно не понимая, что происходит.
– Майкл...
– Тише, успокойся. Все в порядке. Никита... – он шепотом звал ее,
как будто силясь привлечь ее внимание, и тряс за плечо. Но зачем?
Она и так смотрела на него во все глаза. – Никита... Да открой же ты
глаза. Никита, слышишь? Что с тобой?
Открыть глаза? Что он говорит? Они же открыты. Она смотрит на него,
не мигая. А может, попытаться? Не прилагая особых усилий, она все же
открыла глаза и увидела темноту. "Я тоже умерла, " – было первой
мыслью, но тут же она увидела в темноте очертания ночного столика и
плафона светильника на нем. На своем плече она все еще чувствовала
руку Майкла, причем рука продолжала это плечо трясти.
– Ты не здорова? – прошептал Майкл прямо в ухо, и Никита резко
повернулась к нему. Он слегка взволнованно смотрел на нее. Теперь
его рука перестала сжимать ее плечо, а начала ласкать ее волосы.
– Я кричала? Извини, – теперь она начала понимать, что произошло на
самом деле. Не в силах противостоять порыву счастья от его
присутствия, она обвила его за шею и просто уткнулась носом в его
грудь.
– Ты так кричала, что я уж было испугался пробуждения всех
постояльцев гостиницы. Дома ты тоже так кричишь во сне? Мик не
приходит проверять, все ли с тобой в порядке?
– Знаешь, если я начну кричать, Мик не явится на помощь. Он знает,
что уж если я закричала, то сама себе помочь не могу, а если не могу
я, то он не сможет тем более.
– В общем-то, логика железная, – Майкл слегка улыбнулся и поцеловал
ее в висок. – Ты звала меня во сне...
– Всем снятся кошмары.
– Надо же, я снюсь тебе в кошмарах? Ты правильно делаешь, что
признаешься мне в этом, – Никита не смотрела на него, но по голосу
слышала, что он смеется. Она тоже беззвучно засмеялась. Ей стало так
хорошо в тот момент, что она просто не стала сдерживаться. Тот
кошмар оказался всего лишь сном, а живой и радостный Майкл обнимает
ее и гладит по волосам ладонью, на которой нет и следа крови. Она
чувствует запах его тела, ощущает его сонное тепло и сама не
замечает, как начинает проваливаться в сон, обволакивающий ее мягкой
сетью.
– Спи, – шепчет Майкл прямо ей в ухо, от чего мурашки приятно
ласкают ей шею. – Спи...

Никита проснулась и, не открывая глаз, вытянулась в кровати,
отдаваясь утренней неге. Как здорово просыпаться в выходной, когда
точно известно, что не нужно ехать в Отдел, не нужно проводить
никаких тренировок, моргать уставшими глазами перед экраном
компьютера, щелкать железом в оружейке, запрещать себе улыбаться и
смотреть в сторону Майкла. Просто замечательно, что этот выходной у
них с Майклом совпал и можно провести его вместе. От смеси любви,
мига свободы и опасности кружится голова. Азартный человек может
назвать это ощущение счастьем. Что ж, Никита азартна. И если раньше
она такой не была, Отдел научил ее этому. Во всем вина Отдела. Если
постараться, можно еще что-нибудь на него спихнуть, тогда день
пройдет под знаменем полупобеды.
Она потянулась к Майклу, но не обнаружила его рядом. Ночной кошмар
вспомнился и с мощностью разорвавшегося снаряда ударил в голову. Она
мгновенно открыла глаза и огляделась. Гостиничный номер, в котором
они остановились, был небольшим, но аккуратным и уютным. Большая
двуспальная кровать занимала почти половину пространства, были еще
стол с двумя стульями, два маленьких ночных столика с обеих сторон
кровати, маленький комод и камин. Несколько вазончиков с вьющимися
растениями висели на стенах, а один большой вазон стоял на полу. На
столиках – вышитые салфетки, легкие занавески на распахнутом окне
трепетали под дуновением легкого ветерка.
Майкла в комнате не было... Никита встала с кровати и, завернувшись
в легкое покрывало, босиком подошла к окну. Их маленькое бунгало
утопало в зелени. Солнце давно встало, но роса еще блестела под его
лучами на траве. Другие такие же домики почти прижимались друг к
другу и словно были созданы для уединения влюбленных. Она села на
подоконник и откинула голову, чтобы отбросить волосы с лица. Куда
исчез Майкл? После ужасного сна не хотелось расставаться с ним,
чтобы все время быть уверенной в том, что с ним все в порядке. Сон
все еще держал ее в своей власти.
Хлопнула входная дверь, и Никита обернулась. Майкл стоял на пороге в
слегка потертых джинсах и бежевом свитере, волосы его немного
растрепались, а в руках он держал кофейник и бумажный пакет, из
которого шел пар.
– Ты уже встала? – он улыбнулся и, закрывая за собой дверь, подошел
к столу. – Возвращайся обратно. Я собирался доставить тебе завтрак в
постель.
Никита задумчиво смотрела на него, пытаясь представить себе, что так
будет всегда. Она не могла отвлечься от неприятных ощущений.
– Майкл, а к чему снится кровь? – спросила она.
– Кровь? – Майкл подошел к ней и обнял. – О, да ты босая. Здесь
прохладно, – он на руках донес ее до кровати и уложил, усаживаясь
рядом и раскрывая пакет. – Кровь? Это к новой миссии. Но давай не
будем об этом разговаривать до завтра. Мы же решили забыть о крови,
о миссиях, об Отделе хотя бы на один день.
– Много крови, Майкл...
– А ну-ка перестань, – он сунул ей в рот кусочек чего-то хрустящего
и вкусного. – Мне вполне хватает крови в повседневной жизни. Угадай,
что это.
– Гренки с сыром.
– Точно. А еще булочки с джемом и кофе. И если ты еще раз скажешь
мне о чем-то из своего сна, я лишу тебя сладкого.
– А еще мне снилась осень. Почему? Ведь сейчас лето...
– Это значит, что осень наступит, несмотря на лето. Но сладкое ты
уже проиграла.
– Хорошо, – покорно согласилась она. – А что было на сладкое?
– Вот это, – он легонько коснулся губами ее губ.
– Но я же его проиграла, – она шутя отстранилась. – Давай играть по
честному.
– Все честно. Меня же никто не лишал десерта...

После затянувшегося завтрака решено было отправиться на прогулку по
городку, в котором они остановились. Городок был маленьким и уютным,
как их бунгало: настолько маленьким, чтобы заблудиться было
невозможно, и настолько уютным, что затеряться в нем было проще
простого. Они решили не теряться, а немного пошалить и развлечься в
парке аттракционов.
Никита в коротком голубом платьице и с двумя косичками напоминала
школьницу из выпускного класса. Так показалось, видимо, не только
Майклу. Мальчишки-старшеклассники толкали друг друга в бок и
косились на нее, улыбались, заигрывая. Она тоже улыбалась в ответ и
подмигивала. Майкла это развлекало.
– Мальчишки думают, что престарелый дядька соблазняет юное
очарование, у которого впереди выпускной бал, колледж и карьера
рекламного агента, – предположил Майкл. Они шли по шумной аллее
парка и ощипывали розовое облако сахарной ваты с одной палочки.
– Почему именно рекламного агента? – удивилась Никита.
– Да так, к примеру сказал.
– И почему ты престарелый? Тоже мне, пенсионер, – она прыснула.
– П сравнению с ними – да. Когда я был в их возрасте, тридцатилетние
казались мне стариками. Так со всеми было, наверное.
– Может быть, и со всеми. Только мне ужасно интересно послушать твои
рассказы о том, каким ты был в их возрасте.
– Таким же, как и они, – он умышленно уходил от ответа.
– Я знаю, почему ты не хочешь об этом говорить. Тебе нравятся твои
тайны. Их уже мало осталось по сравнению с тем мешком, который я
растаскивала по крупице с момента нашего знакомства, но то, что
осталось на дне, ты не позволишь мне вытащить. Тебе так интереснее.
Ты прав, наверное. Тайны не позволяют отвлечь от человека свое
внимание.
– Правильно, – охотно согласился Майкл.
Лицо его оставалось серьезным. Никите нравилось, что он не позволяет
себе переусердствовать с улыбками даже в выходной. Таким образом
каждая его улыбка золотой пыльцой оседает в ее сердце. Но он знает
об этом. Вот за это иногда хочется вцепиться ему в волосы. Он знает
все о ее ощущениях, о ее реакции на его поведение, о том, как лучше
подействовать на ее психику. И он пользуется этим напропалую. Но
разве можно сердиться на него за то, что он старается доставить ей
удовольствие? Какая разница, каким образом он это делает? Можно
исполнять любые ее прихоти, осыпать подарками и не выпускать из
объятий, а можно просто изредка улыбаться. Какой из способов более
эффективный – вопрос спорный.
– Хочешь мороженого? – Майкл подвел ее к киоску.
– Потом, – она вцепилась в его пальцы и потащила в сторону.
Там, посреди дорожки, блестел музыкальный квадрат, выложенный из
плиточек с подсветкой. Когда наступаешь на одну из плиточек, она
выдает звук. Если немного по нему попрыгать, получается что-то вроде
звенящей мелодии. Никита несколько раз переступила с ноги на ногу, и
плиточки весело зазвенели.
– Сейчас попробую угадать, – Майкл придерживал ее за руку, как
ребенка, бегающего по бордюру. – В детстве это был единственный
доступный для тебя аттракцион, и эти звуки напоминают тебе о чем-то
приятном. Да?
– Да, – она весело подняла на него глаза. – Хочешь попробовать?
– Когда-то я пробовал. Лет в пять.
– Попробуй снова. Сейчас ощущения острее.
– Правда? – Майкл наступил на плиточку носком туфли. Никита
зарделась от удовольствия. Он не выдержал и улыбнулся. Она просияла
победно – все-таки выдавила из него незапланированную улыбку.

– Ну, чего тебе еще хочется? – спросил Майкл, помогая Никите выйти
из кабинки карусели.
– Сегодня ты решил стать моей волшебной палочкой?
– Нет.
– Ого! Почему же так категорично?
– Потому что как только я отвечу утвердительно, ты начнешь засыпать
меня вопросами. Самое твое сокровенное желание – знать больше,
больше и еще больше. Тебе кроме этого почти ничего не нужно.
– Неправда, – она немного обиделась. – Я не собиралась требовать от
тебя превышения твоих полномочий. Просто спросила. Я шутила. Ты не
понимаешь шуток?
– Извини, – его тон был миролюбивым. – Так чем мы дальше займемся?
Хочешь, ограбим тир? У тебя дома есть плюшевые мишки?
– Нет. Боюсь, что даже плюшевого мишку мне не рекомендуется
заводить. Помнишь, как ты выживал из моей квартиры кота?
– Да. Пришлось помучиться. Тебе стоит завести осла. Сойдетесь
характером.
– Не будем играть в сравнения. Не хочется обижать тебя, – в целях
примирения Никита положила голову ему на плечо. Он обнял ее за
талию. – У нас в гостинице я видела теннисный корт. Ты играешь в
теннис?
– Нет.
– Я так и думала. Я тоже. Значит, нет опасности неравных сил. Если
уж музыку заказываю сегодня я, то предлагаю сыграть партию, а
вначале купим подходящую одежду. Как ты относишься к шортам?

Мячики упруго скакали по корту. Никита веселилась от души и
радовалась тому, что и Майкл увлекся этим занятием. Игра выходила на
удивление удачной. Сказывалась физическая подготовка, полученная за
долгие годы в Отделе. Несколько зевак даже уселись на скамейке за
сетчатой оградой корта. Вполне возможно, что они не просто наблюдали
за игрой, а любовались красивой молодой парой в белых теннисных
костюмах, их ловкими четкими движениями, снайперской точностью
попадания по мячику. Никите и Майклу было абсолютно все равно,
наблюдают за ними или нет. Они привыкли к круглосуточному
наблюдению, но ведь не все об этом знают. Эти зеваки сегодня
отдыхают, а завтра выйдут на работу. Войдут в просторный офис, минуя
пост секретарши, усядутся в мягкое кресло, включат компьютер и
начнут обычный рабочий день. А они сами завтра окажутся в аду. Зачем
же сегодня отвлекаться на пустяки, если можно сосредоточиться только
на удовольствии от возможности быть вместе?
Никите вначале было ужасно забавно созерцать Майкла в шортах и
кроссовках. В магазине, где они покупали костюмы, она насмеялась от
души. Майкл уже подумывал отказаться от всей этой затеи, но она
убедила его в том, что прекращает смеяться. Еще несколько раз она
прыскала в ладошку, но под укоряющим взглядом готового обидеться
Майкла все же решила взять себя в руки.
На корте она быстро забыла о том, что ее так забавляло, и полностью
отдалась игре. Никогда раньше она не держала в руках ракетку.
Ощущения были удивительными. Вначале мячик не желал слушаться, но
его быстро удалось укротить. Все же он частенько улетал не в ту
сторону, куда хотелось бы, но для новичков они справлялись отлично.
Легкий ветерок подхватывал и без того растрепавшиеся волосы Никиты,
щеки ее разрумянились, глаза горели, а с губ не сходила улыбка.
Майкл был серьезен, как всегда, но это не портило настроения.
Наоборот, хотелось перепрыгнуть через сетку, подбежать к нему и
утонуть в его объятиях. Самым замечательным было то, что это вполне
возможно было проделать и не получить за это ледяного осуждающего
взгляда.
Через два часа Никита наконец почувствовала приятную усталость и
решила, что посвятить остаток дня все тому же желтому мячику –
просто кощунство. Она подбежала к скамейке, на которой они оставили
вещи, бросила на нее ракетку и, вытащив из маленькой спортивной
сумки бутылку с водой, с наслаждением напилась. Майкл подошел сзади
и взял у нее бутылку, когда она закончила пить.
– Ну как? Я выиграла?
– Была ничья, – он отнял бутылку от губ.
– Ты не хочешь смириться с тем, что проиграл? А говоришь, что я
упрямая. Я играю лучше тебя.
– Конечно, – он кивнул и опять сосредоточился на бутылке. Было
непонятно, серьезен он или издевается.
– Тяжело с тобой, – на всякий случай буркнула Никита.
Майкл завинтил крышечкой горлышко бутылки, секунду понаблюдал за
тем, как Никита копается в сумке, а потом взлохматил ей волосы одним
точным движением. Она удивленно посмотрела на него. Его лицо было,
вроде бы, серьезным, но зеленые глаза искрились весельем.
– И что ты хочешь этим сказать? – Никита улыбнулась.
– Если бы мы имели возможность постоянно быть вместе, мы не уступили
бы друг другу ни в чем. Тебе не кажется?
– Я бы точно не уступила, – кивнула она, а про себя подумала: "Я?
Конечно уступила бы. Я сделала бы все возможное для того, чтобы ты
был рядом и никто не мешал нам. Вот как сейчас. Я люблю тебя, и это
девиз моего существования. Ведь мое существование нельзя назвать
жизнью. Я живу только тогда, когда ты рядом, как сейчас". Но вслух
она этого не сказала. Зачем? Он и так прекрасно это знает. Для чего
говорить то, что передается от сердца к сердцу без всяких слов?
Конечно, такое общение возможно только в том случае, если оба сердца
раскрыты друг для друга, как их сердца...
– Я так и знал, – ответил Майкл, забирая у нее сумку и перебрасывая
через плечо. Наверняка он тоже подумал о чем-то другом. Но зачем
произносить? Она знает, о чем он думал...

Когда они вышли на прогулку, уже смеркалось. Вокруг их отеля
смыкался зеленый парк. Они просто молча шли по аллее и вдыхали
полной грудью аромат летнего вечера. Майкл с удовольствием сменил
шорты и майку на джинсы и серую водолазку. Никита тоже надела джинсы
и футболку, а вокруг талии обвязала мягкий зеленый свитер.
Аллея упиралась в озеро. Они подошли поближе к воде и сели на
скамейку, пристроившуюся под кустом давно отцветшей сирени. Вокруг
не было ни единой живой души, только они. Никита осторожно
втиснулась под руку Майкла, которую он положил за ее спиной на
спинку скамейки. Он охотно приобнял ее.
Солнце медленно погружалось в озеро. Вода переливалась самыми
нежными и мягкими тонами. В парке за их спиной выводила трели
вечерняя птица.
– Можно было искупаться, – заметила Никита.
– Можно и сейчас. Хочешь?
– Нет. Но потом я могу пожалеть о том, чего мы не сделали сегодня.
– Мы могли сделать многое, но остановились на том, что сделали. У
нас будут еще выходные.
– Они были и раньше, но до сих пор мы не проводили их вместе.
– Ты думаешь, у нас больше не будет такой возможности?
– Думаю, что нет, – она грустно покачала головой. – Они не позволят
нам быть вместе. И ты знаешь об этом. Зачем спрашиваешь?
– Мне интересно, что ты думаешь по этому поводу.
– Может быть, стоило оставить все как было? Мы можем быть рядом
только пока мы всего лишь братья по оружию. Если мы начнем открыто
встречаться, нас могут разлучить навсегда.
– Мы уже начали. Механизм запущен. Отступать некуда да и невозможно.
Мы просто не сможем больше делать вид, что равнодушны друг к другу.
Теперь нам недостаточно просто видеть друг друга. По крайней мере,
мне.
Вместо ответа Никита опустила голову ему на плечо.
– Ты сегодня сказал мне, – заговорила она через несколько минут, –
что я слишком любопытна. Это правда?
– Ты любопытна, но я не считаю это твоим пороком. Если бы ты
перестала интересоваться и спрашивать, это означало бы, что ты
смирилась со своей жизнью. Тогда ты стала бы послушным зомби. Я
считаю замечательным явлением твое желание жить и знать.
– Знать что?
– Знать все, что касается тебя. Это правильно.
– Но ты всегда ругаешь меня за это желание.
– И буду ругать. Это моя работа. Но хочу, чтобы ты знала, что лично
я ничего против этого не имею и рассказал бы тебе очень много
нового. Но я не имею права.
– Я не осуждаю тебя и давно ни о чем не спрашиваю. Ты заметил?
– Заметил. Ты предпочитаешь проводить расследования сама. Это очень
опасно. Я не люблю, когда ты рискуешь без повода.
– Знать о том, ради чего я попала в Отдел – это повод.
– Ты все равно никогда об этом не узнаешь. Твои попытки
бессмысленны.
Они замолчали. Каждый думал о своем, но оба думали об одном и том
же. Они думали о том, что вместе с солнцем садится в озеро этот
день. А завтра они вернутся в свой ад. Этот выходной оказался
райским только потому, что в их аду им дали выходной. Утром от этого
дня, от этого солнца и скамейки останутся только воспоминания.
Скорее всего, они никогда уже не вернутся сюда, и этот маленький
городок с его озером, парком, аттракционами, тенистыми аллеями,
тихими улочками и сахарной ватой тоже останется всего лишь частью их
памяти.

Дрова в камине успокаивающе потрескивали, а занавески на окнах были
плотно задвинуты. Комната освещалась только каминным огнем. Никита
сидела на ковре, подтянув к себе колени и смотрела на огонь, как
завороженная. Майкл сидел за ее спиной на кровати и перебирал ее
волосы. На столе среди погашенных свечей забылись остатки ужина.
– Я уже не в первый раз сижу с тобой перед камином, – еле слышно
сказала Никита, перебирая пальцами бокал с полувыпитым красным
вином.
– Да. Я помню. Это было на ферме.
– Не только. Еще у тебя дома.
– Это грустно, Никита.
– Да, мне тогда было очень грустно. Но я многое отдала бы, чтобы
вернуть все на свои места, чтобы все осталось таким, каким было в
тот вечер.
– Ты невероятна, Никита. Разве есть еще одна женщина на земле,
которая согласилась бы делить с кем-то... ну, скажем, меня... только
ради того, чтобы я был счастлив?
– Тебе нужен Адам, а не Елена. С этим я готова смириться. Теперь я
знаю, что сердцем ты со мной.
– Ты получила возможность узнать это только после того как я потерял
Елену и Адама. Если бы они остались со мной, не было бы сегодняшнего
дня.
– Ну и что? Зато ты провел бы этот день с сыном, а завтра мы
встретились бы в Отделе и я увидела бы на твоем лице
удовлетворенность от удачно проведенного дня. Это сделало бы и меня
немного счастливее.
– Тебя не сложно сделать счастливее. И знаешь, почему? Потому что ты
несчастна, и такой делаю тебя я. Вольно или невольно.
– Неправда...
– Правда. И ты знаешь, что это так. Ты страдаешь не столько из-за
железных тисков Отдела, сколько из-за меня. К режиму и жестокости
можно привыкнуть, но нельзя привыкнуть к тому, что делаю с тобой я.
Она повернула к нему удивленное лицо. Удивление было настолько
искренним и корящим, что отпадали малейшие сомнения: она считает,
что именно он дает ей счастье, и его слова непонятны ей. Она никогда
не расценивала его как причину своих страданий, наоборот, его
присутствие в ее жизни было бальзамом для ее израненной души.
– Скажи еще, что я делаю тебя несчастным.
– Нет. Это не так. Ты заставляешь меня жить. Если бы не было тебя, я
умер бы в тот день, когда меня лишили Адама.
– А, значит я даю тебе не счастье, а просто стимул к жизни?
– В нашем с тобой случае это почти одно и то же.
– Ну, не знаю, – Никита опять повернулась к огню, а Майкл переложил
руки ей на плечи. Она поерзала и придвинулась поближе к нему. – Я не
хочу возвращаться.
– Я тоже, но на рассвете мы должны будем уехать.
– А что будет дальше?
– Ты опять начинаешь свои расспросы? Разве ты не знаешь, что будет?
То же самое, что было вчера, позавчера и год назад. Ты хочешь сейчас
разговаривать на эту тему?
– Вообще-то нет. Но мне становится очень грустно, когда я вспоминаю
об этом.
– А ты не вспоминай. Представь себе, что это не гостиница, а наш
дом, и мы вместе навсегда. Представь, что так будет завтра,
послезавтра и через год. Сложно это представить?
– Нет, не сложно, – Никита повернулась к нему и, обняв его за
голени, положила подбородок к нему на колени. – Но в таком случае,
что мы будем делать завтра?
– То есть, я тоже должен фантазировать? Хорошо. Завтра я уйду на
службу, а ты останешься дома. Вначале проконтролируешь горничную,
которая будет готовить обед, потом к тебе придет маникюрша, поедешь
за покупками, в парикмахерскую. Вечером я вернусь домой, мы
поужинаем и будем играть в шашки. А потом...
– Короче говоря, если я не буду свирепым воином, мне суждено стать
ветреной домохозяйкой? – Никита рассмеялась.
– Но не станешь же ты сама готовить обед? – Майкл шутливо округлил
глаза.
– Ладно, ладно. А что же потом?
– Когда потом?
– Ты сказал: "А потом..."
– Ах, ну да. А вот дальнейшие действия, начиная с этого момента, мы
можем воплотить и сейчас, – он потянул Никиту за локти вверх и
усадил к себе на колени. Несколько минут она внимательно смотрела на
него блестящими от привычных слез глазами, а потом закрыла их,
отдаваясь наслаждению от осыпавших ее поцелуев.

На рассвете они вернулись обратно. В Отдел приехали порознь. До
вечера следующего дня Майкл разрабатывал до мелочей план миссии в
Бельгии. Ночевали в Отделе в состоянии готовности номер один. Ни
словом, ни жестом они не напоминали друг другу о часах, проведенных
вместе в бунгало на берегу озера в маленьком городке.
Перед выходом на задание Майкл стоял у двери лифта, выпуская свою
команду. Никита шла последней. Он молча вошел за ней в лифт, и дверь
бесшумно закрылась, оставляя Отдел за их спинами. В лифте они
оказались одни.
– Что за местность, в которой будет проводиться миссия?
– Эти данные есть на твоей панели, – голос Майкла был ровным и
бесстрастным, как всегда. – Ты должна была изучить их.
– Я их изучила. Это лес.
– Да. Что это меняет?
– В принципе, ничего. Я давно не была в лесу.
– Да, возможность побывать там у тебя выдалась, но ты не сможешь
насладиться природой. Не будет времени.
– Понимаю.
Они вышли к фургону. Агенты заканчивали посадку, черными тенями
проскальзывая в заднюю дверцу. Майкл пропустил Никиту перед собой и
вошел в фургон последним. Дверца захлопнулась, а Никита еще раз
проверила свою беретту.
Лес был зеленым, по-летнему ароматным. Они долго шагали по мягкой
траве, прежде чем достигли нужной позиции. Дальше все пошло как по
накатанному: перестрелка, увертывания от пуль, голос Биркоффа в
наушнике. Все как всегда, опасаться почти нечего. Это не самая
страшная перестрелка в их жизни. Бывало похуже. Намного хуже...
А потом Никита выронила беретту. Она оказалась слишком близко к
одному из террористов. Умирая, он бросился к ней со спины и вцепился
ей в руку. От неожиданности она оступилась и выронила оружие,
которое, быстро скользя, скатилось в овраг, на краю которого она
оказалась. С ней многое случалось, но выронить оружие... Такое было
впервые. Она спрыгнула вниз, обрушивая на дно оврага комья влажной
земли, и огляделась по сторонам. Овраг был совсем не похож на тот,
который она видела во сне. Да и желтых листьев под ногами не было.
Только редкая трава. Беретта скатилась в маленькую ямку. Но была тут
же найдена. Никита уже хотела выбраться назад, как вдруг на краю
оврага показался Майкл и спрыгнул к ней. Сердце сжалось от дурного
предчувствия.
– С тобой все в порядке? – спросил он спокойно.
– Да. У меня из рук выбили оружие.
– Ты когда-нибудь видела, чтобы я терял оружие? Поднимайся наверх.
Никита внимательно смотрела на его руки в поисках крови, но на нем
были черные перчатки. Майкл подтолкнул ее к склону легким касанием
руки. Она подняла голову вверх и увидела желтый засыхающий куст. Он
был в точности таким, какой она видела во сне. Она застыла на месте.
– Нет времени, Никита. Все измеряется долями секунды, – Майкл
смотрел на нее с упреком. Она взглянула на него только на миг и тут
же почувствовала, что сделала это зря. Тут же подняла голову и
выстрелила, не глядя. Ее выстрел слился с другим, с выстрелом
человека, упавшего в осенний желтый куст. Майкл обернулся и тоже
посмотрел в ту сторону, куда смотрела Никита. Его взгляд был слегка
удивленным, но не иначе. Для него это стало только доказательством
быстрой реакции Никиты. Для нее этот эпизод значил куда больше. Она
с трудом перевела дыхание и посмотрела на Майкла.
– Идем. Что же ты остановился?
Они двинулись к краю оврага.

Никита вернулась домой поздно вечером. Квартиру наполняли сумерки,
похожие на туманную дымку. На ходу она сняла обувь, разбрасывая ее
по пути в ванную. Плеснула на лицо холодной водой. Как побороть
усталость? Только выспаться. Она включила горячую воду и, сбросив
снятую одежду на кафельный пол ванной, встала под душ. Горячие струи
воды смывали с тела пыль и напряжение. Постепенно мышцы
расслабились, но не переставали ныть.
Она набросила на себя купальный халат и вышла из ванной, шлепая по
полу мокрыми ногами. Не включая свет в спальне, она упала на
кровать. Под рукой оказалось что-то непривычное, что-то такое, чего
раньше здесь не было. Она испуганно включила ночник в изголовье
кровати и, готовая увидеть нечто страшное, расплылась в улыбке. На
подушке сидел шоколадного цвета плюшевый мишка с черными
глазами-бусинками и красным высунутым язычком. Никита взяла его на
руки и крепко обняла. К лапке была прикреплена записка, в которой
уверенным почерком Майкла было выведено: "Я узнал. Плюшевого мишку
завести можно". На глаза опять напрашивались слезы, но это были
только слезы облегчения и тихой радости. А завтра опять настанет
новый день...