Киллер.

Киллер.

Автор - Лютик.

Это была крыша старого шестиэтажного дома, и человек был на ней
один. Черноту ночи пронзал острый взгляд зеленых глаз, привыкших видеть
даже в кромешной темноте, твердая рука крепко сжимала холодный металл,
дыхание было ровным и незаметным, а инстинкты и пластика – кошачьими.
Он весь превратился во внимание и слышал даже шаги паука, плетшего сети
над его головой. Вокруг спали дома, устало поблескивая всего несколькими
окнами, а летняя ночь разливала повсюду свой густой и пряный аромат
свежести, делая человеческий сон еще более крепким и сладким.
Это стоило очень дорого – пригласить его на эту крышу, настолько же
дорого, сколько стоила человеческая жизнь, настолько же дорого, сколько
стоило его дежурство в чьем-то темном подъезде, в парке или на пожарной
лестнице, и почти столько же, сколько стоил его визит на выставку или
изысканный прием. Только он знал, сколько стоит жизнь, только он решал,
быть ей или не быть. И он знал свое дело.
В окне напротив появился человек, который был ему нужен. Окно
было окном кухни, а человек был завернут в алый купальный халат с
капюшоном. Халат и должен был быть алым, человек и должен был
появиться в кухне именно в это время. Ветер колыхал занавески в
распахнутом настежь окне, а где-то в парке у дома вовсю пели цикады.
Маленький кусочек свинца с едва слышным присвистом в мгновение ока
пересек расстояние между двумя домами, и алый купальный халат потемнел
и стал багровым. Капюшон упал на спину, и лишь на миг убийца увидел
глаза своей жертвы, взглянувшие прямо на него в свое последнее мгновение.
Во взгляде был вопрос, был укор, было удивление. Это были темные, как
сама ночь, глаза юной девушки-подростка, девушки, которая жила на этом
свете свою последнюю ночь своего последнего, шестнадцатого лета. Один
лишь миг взгляд убийцы был прикован к этим глазам, на один миг он замер,
завороженный падением уже мертвого тела, а в следующий миг его уже не
было на крыше.
Ветер все так же колыхал занавески на окне и все так же пели цикады,
а юная девочка была уже чересчур далеко, чтобы наслаждаться этими
прелестями теплой ночи. Человек, лишивший ее жизни, слишком хорошо
знал свое дело...


– Вчера я убил ребенка, – голос был тихим, спокойным, бесцветным и
завораживающим, но заворожить собеседника нельзя было никакими
интонациями.
– Пойми, Майкл, никто не мог бы сделать это так безукоризненно и...
безболезненно, как ты, – человек, стоявший у окна, развернулся и посмотрел
на убийцу светлыми, почти прозрачными глазами. Он был похож на
коршуна, но на довольно спокойного коршуна. Майкл знал, какая опасность
таится под этой внешностью доброго дядюшки, но его нимало не волновала
эта опасность.
– Мистер Вульф, иными словами, вы хотите сказать, что намеренно
послали меня уничтожить эту девушку?
– Именно это я и хочу сказать.
– Чем же она была опасна?
– Она кое-что знала... – Поль Вульф подошел к письменному столу и
налил виски в два стакана из тонкого хрусталя. Один протянул Майклу. –
Кое-что, что мне не хотелось бы афишировать. Выпьем за успешно
проведенную операцию и забудем об этом инциденте.
– Я не убиваю детей, я предупреждал вас об этом в день нашей первой
встречи. Я предупреждаю об этом всех заказчиков. Это мое правило, и я не
собираюсь от него отступать. Я надеялся на вашу деловую порядочность.
Голос был по-прежнему твердым и тихим, взгляд не отрывался от
Вульфа. В принципе, на Майкла было трудно не обратить внимания,
столкнувшись с ним в темном подъезде, трудно было его не запомнить.
Пусть черты его лица не были правильными, они были даже не совсем
красивыми, пусть одевался он всегда исключительно в черное, пусть
движения и слова его были всегда скупыми и неброскими, но невозможно
было пройти мимо и не заметить его пронзительных глаз, его силы, энергии,
опасности и отчаянного бесстрашия. Тем не менее, он был идеальным
киллером благодаря своему умению убивать быстро, безболезненно и
бесследно. Он просто исчезал и больше никогда не появлялся в том месте,
где лишил кого-то жизни. Да и об отсутствии свидетелей он тоже умел
заботиться безукоризненно.
Казалось, его спокойствие нельзя нарушить, нельзя поколебать его
невозмутимость, но Поль Вульф не мог не заметить напряжения, вызванного
запрещенным убийством, и прекрасно понимал, что все, сделанное против
воли Майкла, обернется только против человека, совершившего это, а в
данном случае – именно против него самого, против Поля Вульфа.
– Давай не будем искажать факты, Майкл, – Вульф все еще протягивал
ему стакан с виски. – Эта девушка уже не была ребенком и она была опасна
для меня. Я заплатил тебе приличные деньги за это дело, и, если ты хочешь, я
заплачу тебе еще больше, раз уж ты так отнесся к тому, что случилось.
Сколько ты хочешь?
– Не в моих правилах, – Майкл решительным жестом отвел от себя
руку Вульфа со стаканом, – копаться в личных делах моих жертв, и на сей
раз я тоже этого не сделал. Но я могу предположить, что девушка была
дочерью или внучкой одного из ваших партнеров, которая случайно
наткнулась на важные бумаги или файлы, услышала секретный разговор. Я
не стал бы упрекать вас за подобный подход к любому другому человеку,
потому что я действительно получаю деньги за молчание, но здесь, учитывая
возраст девушки, вы могли бы использовать другие методы. Я не собираюсь
идти на компромиссы и забывать о нечистоплотности моих партнеров,
поэтому я не собираюсь больше иметь с вами никаких дел.
– Напрасно, – Вульф несколько секунд помолчал, размышляя о чем-то
своем и покачивая виски в своем стакане, потом словно вспомнил о Майкле и
натянуто улыбнулся. – Ты же знаешь, мальчик, что я не могу позволить тебе
просто так отказаться от сотрудничества. Ты видел многих людей, ты
можешь сказать где-то что-нибудь не то и тем самым помешать моим делам.
Так дела не делаются, Майкл Сэмьюэл.
– Я привык делать дела именно так.
– Нет, ты так не поступишь. Ты во многом проиграешь.
– Вы – не единственный мой заказчик, я безболезненно откажусь от
вас.
– Я мог бы пойти на какие-то уступки, раз ТЫ такой гордый. Давай,
говори, какие у тебя условия.
– У меня было одно условие, и вы его нарушили. Больше условий нет,
– Майкл повернулся к двери, чтобы уйти.
– Ты слышал когда-нибудь об Аспиде? – настиг его вопрос Вульфа и
заставил остановиться.
– Слышал, но не видел его.
– Естественно. Его мало кто видел и почти все – в последний раз в
своей жизни, в последнее мгновение. Этот киллер – единственный, кто может
с тобой посоперничать в мастерстве. Он согласился поработать со мной
некоторое время, Майкл. Если ты сейчас уйдешь, боюсь, вам посоперничать
все же придется. Я буду наслаждаться зрелищем и, возможно, даже сделаю
ставку. На него, не на тебя. Остановись, у тебя все еще есть выбор.
– Видите, вы уже нашли достойную замену. Я рад, что не будете обо
мне грустить, – Майкл посмотрел прямо в душу Поля Вульфа, и озноб
пронизал эту душу до самых пяток. После такого взгляда больше никому не
хотелось задерживать Майкла, и Вульф не стал исключением. Дверь тихо
закрылась, как будто и не открывалась вовсе.


Поздно вечером Майкл вошел в огромную гостиную, дремавшую в
полумраке из-за спущенных тяжелых темно-синих штор. Тихая музыка
разливалась по комнате, что свидетельствовало о том, что Медлин
придавалась расслабляющей неге. Она действительно возлежала в большом
мягком кресле с бокалом красного вина в руке. Откуда-то из глубины
большой квартиры доносились голоса. По всей видимости, кто-то серьезно
ссорился.
Майкл подошел к Медлин и молча поцеловал ее в висок. Она так же
молча подняла на него глаза и внимательно посмотрела. Майкл сел на диван
и откинулся на его спинку, прикрыв глаза.
– Я ждала тебя немного раньше, – отметила Медлин.
– У меня был серьезный разговор.
– Все утряслось?
– Да. В общем, да. Что там происходит? – Майкл кивнул в ту сторону,
где шумели.
– Это Сеймур. Он привел сюда свою новую подружку, чтобы
познакомить ее со мной.
– И тебе она не понравилась, – закончил Майкл без улыбки, но с
намеком на нее.
– Как видишь. Кстати, я ни слова не сказала и была очень мила.
– Догадываюсь. Ты умеешь повлиять на него.
– Он похож на своего отца.
– На кого бы он ни был похож, ты мастер своего дела.
– Да... – Медлин помолчала, поднеся бокал к губам, а потом добавила:
– Хорошо, что ты не потребовал у меня ребенка. Твой ребенок женился бы,
не знакомя со мной свою невесту.
– Да, ты права, судьба оказалась благосклонна.
Майкл какое-то время просто разглядывал Медлин, а она, словно не
обращая на него внимания, продолжала слушать музыку. Она была старше
его, по крайней мере, на десять лет, но все еще не собиралась терять свою
привлекательность. Она была верхом элегантности и сдержанности, ее ум
граничил с гениальностью, а красота сбила с ног не одного мужчину. Темные
волосы и темные глаза, потрясающая фигура, паранормальные способности
психолога, аристократичность и сила – это были основные ее черты. Они с
Майклом стоили друг друга и ни в чем друг другу не уступали, знали об этом
и знали о том, что с легкостью воспримут разлуку, помня друг друга всю
оставшуюся жизнь.
Откуда-то из недр квартиры вырвался взъерошенный Сеймур,
преследовавший заплаканную блондинку в таком коротком платье, что было
не совсем понятно, зачем оно ей вообще нужно. Сеймуру уже перевалило за
двадцать и он был очень смышленым парнем, слегка сдвинутым на
компьютерах и всем, что с ними связано. Майкл даже подозревал, что он
подпольный хакер. Но что касается личной жизни, в этом Сеймур полностью
зависел от матери, сам того не подозревая. Его мучили неискоренимые
комплексы, и он предпочитал жизнь затворника общению со сверстницами,
тем более что они почему-то все равно в его жизни не задерживались.
– Что у вас стряслось? – Медлин приподняла тонкие брови, изображая
крайнюю степень удивления.
Сеймур никак не отреагировал на ее вопрос, а девушка обернулась,
устремив на Медлин взгляд блестящих от слез аквамариново-голубых глаз.
Она была очень хорошенькая, но Майкл не сказал бы, что у нее была
внешность типичной блондинки, которой залюбуешься, но никогда не
запомнишь. Эта девушка была даже слегка грубовата, но было в ней что-то
милое, привлекательное, что заставляло задуматься о ней. Озорной носик,
россыпь веснушек на нем, пухленькие губки, к тому же, надутые от обиды,
длинные волосы цвета спелой ржи, сама очень высокая, больше похожая на
спортсменку, чем на манекенщицу, – такие девушки в окружении Сеймура до
сих пор не наблюдались. Парень явно делает успехи.
Воспользовавшись возникшей паузой, Сеймур схватил свою подружку
за руку, да так крепко, что девушка вскрикнула и обернулась к нему.
– С ума сошел? Сломаешь мне руку! – голос ее оказался на удивление
низким, хрипловатым, чувственным.
– Куда ты идешь? Уже поздно.
– Ничего страшного, я не дам себя в обиду.
Она с силой вырвалась и исчезла за дверью. Сеймур на мгновение
остановился и умоляюще посмотрел на мать и Майкла, но понял, что помощи
ждать неоткуда, и метнулся следом за девушкой.
– Никита! – кричал он, грохоча подошвами тяжелых ботинок по
лестнице. – Никита!
– Можно поставить на этом точку, – Медлин довольно улыбнулась,
встала из своего кресла, подошла к Майклу со спины и приобняла его за
плечи. – Она не вернется.
– Ты почти мурлычешь. Может быть, дашь парню немного свободы?
– Свободу нужно заслужить, а он меня пока не убедил в этом, –
Медлин медленно склонилась над Майклом и поцеловала его в мочку уха,
потом добралась губами до скулы и в самое ухо до мурашек горячо
прошептала: – В отличие от тебя.
– Что за имя Никита? – Майкл обернулся к ней.
– Не знаю, – Медлин пожала плечами и села на спинку дивана. – Мне
тоже не понравилось. Майкл, кто такой Аспид?
– А что? – взгляд Майкла был спокойным, но испытующим.
– Позвонил мужчина и сказал, что тебя ищет Аспид. Это связано с
твоим бизнесом?
– Да.
– Но я так и не поняла, то ли это и звонил Аспид, то ли для тебя просто
передали от него информацию...
Вернулся Сеймур с потерянным видом. Он остановился в дверях, с
трудом соображая, на каком он свете, потом затуманено посмотрел на мать и
Майкла.
– Она ушла. Я не догнал ее. Вообще не нашел. Наверное, спряталась.
– Нужно было получше искать, – сделала вывод Медлин.
– Я искал, но она обвела меня вокруг пальца.
– Мужчина ты или нет? Неужели тебе нравится, когда с тобой это
проделывают?
– Она тебе понравилась? – с надеждой в голосе спросил парень.
– На первый взгляд – не очень, но я могла бы привыкнуть к ней.
Сеймур задумчиво поморгал близорукими глазами за стеклами очков в
тонкой оправе, пригладил рукой мягкий ежик русых волос.
– А тебе? – обратился он к Майклу.
– Нас не познакомили. Что я могу ответить? Кажется, обычная девочка.
– Она не девочка! – возмутился вдруг Сеймур. – Она на год старше
меня.
– И что тебя так рассердило? – удивилась Медлин.
– Неужели вы и меня считаете ребенком?
– Боже упаси. – Медлин улыбнулась своей универсальной улыбкой,
которая абсолютно ничего не означала, тем самым заканчивая разговор.
Раздосадованный Сеймур скрылся в одной из комнат.
– Познакомился с ней на вечеринке в интернет-кафе месяц назад, –
объяснила Медлин. – Собирался жениться, во всяком случае, мосты уже
наводил.
– И что ты им сказала?
– Да ничего особенного, просто отметила, что у Сеймура большие
планы на будущее. Естественно, я скрыла это под ликом рекламирования его
достоинств, но на нее подействовало.
– Так что тебе передал Аспид?
– Что он тебя ищет.
– И все?
– Да. Я сказала, что ты должен быть дома к двенадцати и он может
перезвонить.
– Спасибо.
– Ах да, тебе есть почта, – Медлин встала со спинки дивана и взяла со
столика несколько конвертов.
– Можешь приготовить мне чашку кофе?
– На ночь?
– Пожалуйста.
Когда она вышла в кухню, Майкл открыл один из конвертов и
пробежал содержимое глазами. Дойдя до конца, он удовлетворенно кивнул и
устало прикрыл глаза. Когда вернулась Медлин с подносом, на котором
дымился горячий кофе и благоухали свежестью булочки с джемом, он
мгновенно отогнал от себя наползавшую дрему и благодарно принял из ее
рук чашку.
– Я должен уехать, Медлин, – сообщил он. – Мне предложили работу
на юге. Думаю, это продлится недели две.
– Что, прямо сейчас?
– Да. Прямо сейчас. Я бы подождал до утра, но времени у меня мало, а
я не привык опаздывать.
– Но ты хотя бы позвонишь мне? Я не знаю, когда тебя ждать.
– Меня не нужно ждать. Я вернусь, когда закончу свои дела. Если
позвонит этот Аспид, передай ему, пожалуйста, чтобы продолжал искать. Я
жду его.
– Майкл Сэмьюэл, – она села к нему на колени и пристально
посмотрела прямо в его глаза, – придет когда-нибудь день, когда тебе не
нужно будет никуда ехать?
– Не думал, что тебя это тяготит.
– Не тяготит. Меня это бесит, – она встала на ноги и, слегка оттолкнув
Майкла, вышла из комнаты.


Когда Майкл вышел из подъезда, перекинув через плечо тяжелую
сумку, на дне которой лежал его неизменный чемоданчик с оружием, часовая
стрелка переползла за полночь. Он должен был ехать немедленно – новый
заказ был ему на руку, потому что позволит поводить за нос Аспида и Поля
Вульфа, выиграть время и одержать верх. Это была далеко не первая
опасность в жизни Майкла, и он отнесся к ней спокойно – пока никому не
удалось выиграть у него поединок. Конечно, Аспид был не похож на других
стилем и славой, которая о нем ходила, но тем интереснее будет оказаться с
ним один на один и испробовать свои силы.
Майкл подошел к своей машине – серебристому "Мерседесу"
новейшей модификации, – открыл дверцу, бросил сумку на заднее сидение и
хотел было сесть за руль, но услышал в двух шагах от себя странный звук.
Сработали выработанные годами инстинкты, он в мгновение ока обернулся,
нащупав в кармане курок, и его глаза, казалось, осветили стоянку. Во всяком
случае, он ясно увидел всю окружавшую его обстановку. Обнаружив
существо, издававшее подозрительные звуки, он едва не улыбнулся своей
реакции. Рядом с его машиной на высоком бетонном бордюре сидела,
уткнувшись лицом в голые коленки, подружка Сеймура и сдавленно
всхлипывала.
Не в правилах Майкла было вмешиваться в такие ситуации. Он опять
повернулся к машине, но что-то остановило его. Девушка сидела одна на
стоянке перед чужим домом среди ночи и плакала. Ему было наплевать на ее
слезы, но это была девчонка Сеймура, оказавшаяся жертвой Медлин, а это
обычно очень дорого жертве стоило. К тому же Медлин была бы рада, если
бы Майкл поставил точку под всей этой историей, а Никита навсегда ушла из
ее жизни.
– Ты что здесь делаешь? – почти со вздохом спросил он, обернувшись к
девушке.
Она подняла на него взгляд, обиженный на весь мир, и всхлипнула.
Смешная, заплаканная, в этом своем коротеньком платьице, с оттопыренной
от обиды губкой, она почти развеселила не умевшего смеяться Майкла, но он
все же не улыбнулся.
– Не видишь? Сижу, – расплывчато ответила она.
– Почему здесь?
– Больше негде. Я не вернусь к Сеймуру и к его стерве-мамочке.
Думаешь, я не поняла, что это она управляет всеми его мыслями?
– А ты не полная дура, – заключил Майкл.
– Спасибо, – обиженная губка выпятилась еще больше.
– А домой почему не идешь?
– Не могу. Я живу за городом, а электрички пойдут только утром.
– А такси зачем?
– На такси мне не хватит, – она потрясла над травой своей сумочкой,
которая от такого жесткого обращения отчаянно задребезжала всем своим
содержимым. По всей видимости, этим она попыталась доказать отсутствие в
этой сумочке необходимой суммы денег.
– Я добавлю. Сколько тебе нужно?
– Еще чего! – она даже на ноги вскочила от возмущения. – Не надо мне
платить, я и сама уйду. Ты же хахаль Медлин? Мне не нужны от тебя
никакие подачки.
– Как хочешь, – пожал плечами Майкл. – Тогда сиди и жди электричку.
Три секунды она помолчала, выдерживая паузу, а потом окликнула его,
уже севшего в машину:
– А сам ты куда едешь?
– Не твое дело.
– Может, ты меня подвезешь? Это совсем не далеко, в десяти
километрах от Сан-Франциско.
– Нет.
Майкл решил плюнуть на девчонку и сосредоточиться на своих делах.
Не хватало еще терпеть кого-то хлюпающего носом по правую руку от себя.
И, опять же, не в его правилах брать с собой попутчиков. Мотор завелся, как
будто ждал этого – чуть ли не с радостью. Машина тронулась с места, мягко
зашуршав шинами по асфальту. Никита уже не плакала и смотрела на него
почти с испугом. Видимо, она представила себе светлые перспективы
сидения на стоянке до утра. Но какое ему до нее может быть дело? Он
заметил, что она судорожно вздохнула и отвернулась от него. Действительно,
чего можно ждать от любовника только что разбившей ее сердце женщины?
Рука сама собой потянулась к рычагу, и машина дала задний ход.
– Садись, – коротко сказал Майкл, открывая дверцу прямо перед ее
носом. – Только пообещай не всхлипывать, потому что высажу на первом же
перекрестке.
– Вот еще, – Никита, не заставляя его повторять, скользнула на место
пассажира и уютно затихла.
Майклу показалось, что она задремала, и он облегченно вздохнул – по
крайней мере, будет молчать. До пригорода он доберется быстро и забудет об
этой девчонке и обо всем, что с ней связано. В конце концов, разве она ему
помеха? Пусть себе едет, не высаживать же ее в самом деле посреди дороги и
не оставлять на холодном бордюре стоянки в одном лишь легеньком летнем
платье.
Когда он уже почти забыл о ее существовании, Никита вдруг
заворочалась и открыла глаза.
– Почему ты решил, что я собираюсь реветь всю дорогу? – спросила
она, подперев щеки кулаками, и уставилась на него большими любопытными
глазами.
– Послушай, у меня нет желания с тобой болтать. Давай ты поедешь
молча.
– Я не люблю ездить молча. Почему ты так со мной разговариваешь? Я,
между прочим, женщина. Не можешь позволить мне пококетничать?
– Кокетничай с Сеймуром. Я перерос этот возраст.
– А сколько тебе лет?
Майкл смерил ее тяжелым взглядом в надежде, что она потеряет охоту
болтать и перестанет на него смотреть. Нет, не подействовало, она только
пожала плечами в ожидании ответа.
– Тридцать три.
– Ну на тебе, а говоришь, что перерос. Отличный возраст.
Символический, можно сказать.
– Только без безумных параллелей, – Майкл начинал считать
километры до ее пригорода.
– Тебя зовут Майкл. Сеймур говорил мне. Он сказал, что ты не любишь
разговаривать и когда тебе капают на мозги.
– Видишь, он очень хорошо тебе меня описал. Странно только, почему
ты не сделала выводов.
– Знаешь, я решила, что меня это не касается. Мне же все равно, как ты
будешь вспоминать обо мне, когда высадишь у моего подъезда. Правда же?
– С чего ты взяла, что я буду о тебе вспоминать?
– Не будешь?
– Нет. Послушай, Никита, сколько тебе самой лет?
– Двадцать два, – она удивленно моргнула.
– А с виду не дашь и семи. Помолчи, пожалуйста, я должен смотреть на
дорогу.
– Я же не заставляю тебя смотреть на меня, – девушка лукаво
прищурилась, но потом вспомнила, что ее обидели, и отвернулась. Майкл не
смотрел на нее, но знал и так, что сейчас она развлекается тем, что
оттопыривает свою губку. По крайней мере, замолчала.


Они уже въехали в маленький поселок недалеко от Сан-Франциско,
когда Майкл заметил, что Никита спит. Она откинула голову на спинку
сидения, повернув лицо к Майклу. Ее волосы легонько поглаживал ветер, и
Майкл подумал, что она специально отвернулась, чтобы ей не дуло в лицо. А
он и не подумал прикрыть окошко. Какие глупости! Какое ему дело до того,
что на нее немного подует из окна? На стоянке ей было бы не намного
теплее.
Во сне она казалась куда взрослее, чем Майклу показалось поначалу.
Может быть, если бы она поменьше действовала ему на нервы, могла бы
даже не вызвать антипатии. Но причем здесь антипатия? Он просто не любит
назойливых людей вообще и назойливых женщин в частности. Все-таки у
Сеймура дурной вкус, ничем его уже не исправить. Медлин придется тратить
много сил и энергии на то, чтобы бороться с такими белоснежками из года в
год. Майкл легонько потряс Никиту за плечо.
– Просыпайся. Приехали. Где твой дом?
Она открыла глаза и пару секунд усиленно соображала, где вообще
находится. Потом провела ладонью по лицу, убирая навеянные ветром
волосы, и улыбнулась.
– Я уснула. Совсем выдохлась. Вон там, возле сломанного дерева,
поверни направо.
На повороте Майклу показалось, что он слышит странное дребезжание,
и машину слегка повело в сторону. Он резко затормозил и свернул к
тротуару. Шина была не просто спущена, он давно ехал на ободах. Никита
совсем выбила его из колеи, если он не почувствовал этого раньше. Он
поднял голову и увидел ее лицо прямо над собой. Она выглядывала в
открытое окошко с нескрываемым любопытством.
– Шина лопнула? И что теперь? Запаска есть у тебя?
– Есть. Поменяю и поеду дальше.
– Слушай, да куда ты несешься на ночь глядя? Далеко, что ли? Ну я же
не спрашиваю, к кому и зачем. В какой хоть город?
– В Лос-Анджелес.
– И когда тебе нужно там быть?
– Послезавтра.
– Успеваешь еще. Ну что туда ехать? Тем более на такой машине. Она
же как лань летит. Не понимаю: чего ты так нервничаешь? Случилось что-
нибудь?
– Ты сказала, что не будешь больше ни о чем спрашивать.
– Ну извини, извини. Меняй свое колесо, а я дальше и пешком дойду.
– Иди, – Майкл встал на ноги и пошел к багажнику за запасным
колесом. Он слышал, как хлопнула дверца, и Никита двинулась по
направлению к нему.
– Спасибо, что не оставил замерзать на стоянке, – услышал он рядом со
своим ухом. – Пока.
– Пока, – не поворачиваясь ответил он. Инцидент был исчерпан, и
теперь можно было спокойно ехать по намеченному пути.
Майкл поменял колесо, по своему обыкновению аккуратно сложил
инструменты и лопнувшую камеру в багажник и продолжил свое
путешествие. Ему было о чем подумать в тишине, благо сейчас тишина была
ему обеспечена – Никита охотно удалилась, а колесо больше не дребезжало и
не лопалось.
Предстоявшая работа в Лос-Анджелесе не представляла собой ничего
сверхъестественного, обычное убийство в любом удобном месте. Значит,
даже рисковать не придется. Заказчик сам по себе представлял куда больший
интерес, чем работа, которую он собирался поручить Майклу. Его звали
мистер Джонс, и он был одним из самых богатых людей Северной Америки.
Естественно, Майклу он выслал не открытое письмо, а использовал условные
обозначения и не уточнял никаких подробностей. Дело хорошее и на этом
можно неплохо заработать, а потом, вероятно, в чем-то изменить свою жизнь.
Последнее убийство подействовало на него сильнее, чем он мог
предположить. Он лишил жизни не одного человека и давно научился
отключать свои эмоции, но впервые он убил подростка. Темные глаза
девочки, полные укора и смерти, то и дело возникали перед его мысленным
взором. В такие моменты он вдруг начинал жалеть о том, что когда-то избрал
этот путь. Но ничего изменить уже нельзя – девочка мертва, а он жив и
должен добраться до Лос-Анджелеса как можно скорее, чтобы встретиться с
единственным человеком на свете, которому можно довериться и выслушать
от него дельный совет. Это был Вальтер, старый учитель Майкла. Почему-то
вдруг возникло непреодолимое желание повидаться с ним, а письмо мистера
Джонса оказалось как раз на руку.
Мысли Майкла опять были жестоко прерваны. Он проехал мимо
старого трехэтажного дома, из которого, как ему показалось, прямо вслед за
машиной несся затхлый запах напичканности-по-завязку-людьми. Уже
проехав метров сто от дома, он вдруг сообразил, что привлекло его
внимание, – на крыльце одного из двух темных подъездов громоздились два
чемодана, а рядом с ними уныло сидела Никита. Это было выше его сил!
Неужели он не избавится от нее сегодня? Ну нет уж, пусть сидит и решает
свои проблемы без него. Он достаточно наигрался с ней этой ночью, а теперь
вполне имеет право проехать мимо и не заметить. Вспомнились ее глаза –
живые, любопытные, немного наивные. Она, конечно, постарше той девочки
в красном халате и девочкой ее уже не назовешь – лучше просто
молоденькой женщиной, – но вполне возможно, если он ей поможет, так
редко мучившая его до сих пор собранная в кулак совесть замолчит и
перестанет терзать память.
Майкл с досадой затормозил и дал задний ход. Никита, опустившая
голову на один из своих чемоданов, удивленно на него посмотрела и
привстала.
– Ты зачем вернулся? – спросила она без тени раздражения, когда он
опять, как на стоянке, открыл перед ней дверцу.
– Задаешь слишком много вопросов, – холодно отметил Майкл. – Куда
тебя еще отвезти?
– Никуда. Я дождусь утра и пойду к подружке, а сейчас она у своего
парня. Придется подождать. Ну сколько там до того утра?
– А почему ты с чемоданами? Еще с кем-то поссорилась?
– Да. С хозяйкой. Не заплатила ей вовремя, она и выставила чемоданы
за дверь. Глупая история.
– Подумай хорошо, куда тебя везти.
– Да ты поезжай в свой Анджелес, опоздаешь ведь. Все равно тебе не
нравится меня катать. Я уж как-нибудь сама разберусь со своими
проблемами.
– Как хочешь, – Майкл почти с досадой захлопнул дверцу. Ему надоело
играть в сестру милосердия, он должен был быть уже далеко отсюда и был
бы, если бы не Никита с ее ссорами и выселениями отовсюду.
– Эй, стой! – закричала вдруг девушка и энергично замахала руками. –
Я придумала.
Майкл постарался держать себя в руках, что обычно удавалось ему без
особого труда, благодаря постоянной работе над собой и элементарной
привычке. Он мог совершенно спокойно убить человека и уйти с места
преступления, не привлекая внимания собравшейся толпы, но выдерживать
эту юлу он не мог и опасался, что еще минут десять, и он просто повредится
рассудком. Прикрыв глаза, чтобы собраться, он снова открыл дверцу, не
произнося ни слова.
– Знаешь, у меня мать в Санта-Марии, наверное, я к ней съезжу. Все
равно жить негде.
– Нет, Санта-Мария – это слишком, – Майкл даже предположить не
мог, что ей приспичит ехать в такую даль.
– Но тебе же почти по пути! Я не прошу тебя везти меня в Мэн.
– Далеко.
– А тебе жалко, да? Слушай, я заплачу тебе.
– Тебе нечем платить за квартиру и такси. Чем ты мне заплатишь?
– У матери попрошу.
– Не нужны мне твои деньги, только поменьше разговаривай.
Майкл вышел из машины, уложил чемоданы Никиты в багажник и
снова сел за руль. Девушка к тому времени уже скрутилась калачиком на
переднем сидении и сосредоточенно ковыряла ногтем царапину на коленке.
Надо отдать ей должное, до самого выезда из поселка она не проронила ни
слова и даже не смотрела в сторону Майкла. По всей вероятности, придется
привыкать – раньше, чем в Санта-Марии, от нее не избавиться.
Когда выехали на трассу, Майкл обратил внимание на то, что нервы его
на пределе, и какое-то время пытался сообразить, что именно так его
раздражает. Оказалось, Никита вынула из сумочки пакетик арахиса и
задумчиво грызла орешки, издавая душераздирающий хруст.
– Ты можешь не делать этого? – взмолился Майкл.
– Чего не делать? – не поняла девушка, удивленно моргнув.
– Не хрустеть.
– Извини, я не подумала, что это может тебя раздражать. Я просто
проголодалась. Какой ты нервный.
– Я не нервный, но этот звук терпеть не могу.
– Медлин что, не любит орешки?
– Не любит.
– А ты попробуй сам, тогда перестанешь слышать меня.
– Нет, спасибо.
Никита спрятала орешки и устроилась спать. Ей было не совсем удобно
– валик давил в ухо, а правая рука никак не могла найти себе места.
Несколько минут Майкл наблюдал за ее действиями, а потом нажал на
рычажок под ее сидением, и оно разложилось, превращаясь в удобное ложе.
Девушка благодарно улыбнулась и тут же затихла.


Незадолго до рассвета Майкл остановил машину, чтобы немного
поспать. Никита так сладко посапывала рядом, что просто невозможно было
бодрствовать рядом с ней. Обычно в подобных ситуациях ему было
достаточно двух часов, чтобы почувствовать себя бодрее, ими он и решил
воспользоваться. Разложив и свое сидение, он погрузился в крепкий сон.
Он был разбужен первыми лучами солнца. Увидев рядом какую-то
девушку, первые несколько секунд не мог понять, где находится. Потом
реальность вернулась, и он вспомнил все события минувшей ночи. Никита
все еще спала, подложив под голову руку. Коротенькое голубое платьице
поддернулось вверх, полностью открывая ее стройные загорелые ножки.
Сумочка упала на пол, и злополучные орешки рассыпались по всему салону.
Почему-то Майкла это в ярость не привело, хоть он и не любил сора в
машине. Он сам удивился этому своему спокойствию, но решил списать это
на еще не совсем ушедший сон. Чтобы окончательно проснуться, он вышел
из машины и умылся. Начинался новый день.
Майкл завел мотор осторожно, чтобы не разбудить Никиту. Ему не
хотелось, чтобы она проснулась и начала говорить, поэтому пусть лучше
поспит подольше. Доехав до маленького городка, не доезжая до которого они
устроили ночевку, Майкл зашел в небольшое кафе и вернулся нагруженный
пакетиками с курицей гриль, овощами и пирожными, а пока Никита спала,
сунул в рот ломтик хлеба и принялся осматривать лопнувшее колесо. Через
пятнадцать минут он обнаружил причину – крохотная пуля с иглой на конце.
При выстреле шина не разрывается на куски с громким треском, а просто
постепенно спускается. Видимо, человек, который выстрелил в колесо, хотел
всего лишь указать на свое существование, предупредить о преследовании,
значит ему хотелось игры, а не просто меткого выстрела, сделанного рукой
профессионала. Аспид действительно не прочь испробовать свои силы. Что
ж, пусть пробует. Интересно знать, что у него получится.
– Что это? – Майкл чуть не вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним
присела на корточки Никита и внимательно разглядывала пулю в его руке.
Она была слегка заспанная и то и дело проводила рукой по глазам, еще не
совсем проснувшимся. Ее платьице измялось и имело не товарный вид, а
волосы были растрепаны и торчали во все стороны.
– Этим было проколото колесо, – сухо ответил Майкл, не желая
вдаваться в подробности.
– Это что-то вроде гвоздя?
– Да, что-то вроде. – Он не желал продолжать разговор. – Я купил
курицу, нужно позавтракать и ехать дальше.
– Я хочу привести себя в порядок: умыться, переодеться. Можно?
– Да. Канистра с водой в багажнике. Умывайся.
– Спасибо, – Никита улыбнулась и помчалась к багажнику.
Странная девушка – он не сказал ей ни одного доброго слова, но она ни
капельки не обиделась и даже улыбается. Другая на ее месте давно вышла бы
из его машины и пошла в свою Санта-Марию пешком. Видимо, она права –
нужно быть терпимее к людям, и это возместится. Вот уже и он сам не
чувствует раздражения. Нормальная девушка – веселая, общительная, ну не
всем же быть похожими на него.
Майкл разложил на траве лоскут темной клеенки, а на нем – нехитрый,
но вкусный завтрак. Усевшись прямо на траву, он согнул одно колено и
уперся в него подбородком. Как же выудить Аспида? Очень странно, что он
не чувствует преследования, обычно это замечается сразу, особенно когда
ожидаешь такого поворота событий. Чего ждать дальше? Нужно поскорее
избавиться от Никиты. Если Аспиду надоест играть, он может взорвать
машину или попросту убрать свидетеля. Находясь так близко от Майкла, она
рискует жизнью, не больше и не меньше.
Через десять минут Никита предстала перед ним в уже совсем
дорожном виде – в голубых джинсах в обтяжку, синих мокасинах, связанной
на животе в узел белой кофточке и в джинсовой панамке на голове.
– Так лучше, – заключил Майкл, жестом приглашая ее "к столу".
– Тебе не нравилось мое платье? – без обиды уточнила она, шмякаясь
пятой точкой в траву. – Версаче!
– Не ври, – Майкл покачал головой. – Наверное, на него пожалели
ткани.
– Столько было. Я сама его сшила, – смущенно призналась она. – Мне
когда-то нравилось шить, но потом это отошло на задний план.
– А что же вышло на передний?
– Мне показалось, что тебе не интересно ничего, что связано со мной, –
прищурилась девушка.
Майкл удивился – она была права, но он не задавал вопросов не только
ей. Это вообще не было его привычкой. Даже о Медлин он знал далеко не
все, и не потому, что она от него что-то скрывала, а потому, что он не
спрашивал. Странно, что ему приспичило о чем-то спрашивать у Никиты,
которую он до минувшей ночи не знал и собирался выбросить ее из головы
после Санта-Марии.
– Ну извини, – она заметила его задумчивость и решила, видимо, что
он обиделся. – Хорошо, я расскажу. Я уехала в Сан-Франциско
подзаработать денег да и прекратить зависеть от матери, работала
официанткой, продавала гамбургеры на улице, занималась стриптизом в
одном ночном клубе...
– Стриптизом? – Майкл слегка приподнял брови и непроизвольно
окинул Никиту критическим взглядом. В общем-то, до этого ее признания он
не смотрел на нее с этой точки зрения. Надо признать, что фигура у нее все
же совсем неплохая. Может, она немного худенькая, с небольшой грудью,
узенькими бедрами и широкими плечами, но в целом очень привлекательная.
Наверное, мужчины все время провожают ее похотливыми взглядами, когда
она идет по улице, а тут еще и этот стриптиз...
– Испугался или обрадовался? – рассмеялась она. – Не переживай, это
был только стриптиз. Собой я не торговала.
– Я и не думал переживать.
– Хорошо, – она удовлетворенно кивнула и отправила в рот очередной
кусочек курицы. Видимо, она была очень голодной – отщипывала от окорока
немаленькие кусочки и с аппетитом поглощала овощи. А он еще и орешков
не дал ей поесть вечером, неизвестно, как давно она ела в последний раз.
– Вставай, – попросил Майкл, когда она обсасывала последнюю
косточку. – Поешь пирожных по дороге.
– Потом, – она похлопала себя ладонью по животу, что должно было
означать состояние крайней сытости, и потащила в рот горлышко бутылки с
лимонадом.
Через пять минут они были уже в пути и Никита с энтузиазмом крутила
настройки радио. Майкл не любил треск и хрипы настраиваемого приемника,
но только периодически косился на нее, ожидая, когда наконец это
закончится.
– Ты какую музыку любишь? – спросила девушка.
– Никакую. Я не слушаю музыку.
– Совсем? – она удивленно поморгала.
– Совсем.
– И танцевать не умеешь?
– Умею. Но не танцую.
– Какой ты странный, Майкл. Ну хорошо, а что тебе интересно? Чем ты
занимаешься? Что ты делаешь, когда приходишь домой? О чем ты
разговариваешь с Медлин?
– Я мало разговариваю, – ответил он только на последний вопрос.
– Я заметила. А когда разговариваешь, то открываешь рот в основном
для того, чтобы заткнуть собеседника. Ты таким родился или так решил?
– И то, и другое.
– А ты когда-нибудь улыбаешься?
– Не знаю.
– Черт, ну ты и тип, – она рассмеялась и выключила радио. – Когда мы
приедем в Санта-Марию?
– Думаю, часам к двум.
Никита удовлетворенно кивнула и надвинула на глаза солнцезащитные
очки. По всей видимости, она решила молчать до двух часов. Странно, но
Майкл вдруг подумал, что совсем не рад этому.


В Санта-Марию они приехали, как и предполагал Майкл, около двух.
За все это время Никита не проронила ни слова, но, тем не менее, она совсем
не унывала и довольно весело рассматривала окрестности. Майкл изредка
косился на нее и удивлялся ее терпеливому молчанию. Он-то думал, что
заставить ее не разговаривать фактически невозможно. Оказалось, ошибся.
– Ты здесь родилась? – наконец спросил он сам, когда они проезжали
по улицам города.
– Нет. Я жила здесь с мамой после того, как она уехала из Лос-
Анджелеса, – охотно ответила она. – Отец остался там, а мы уехали. Я всю
жизнь жалею, что не осталась с отцом. Но он сам велел мне уехать когда-то,
сказал, что девочке лучше остаться с матерью. Это была ошибка. Все равно я
приехала к нему, когда мне было плохо, и он принял меня.
– Только не говори, что теперь тебя выставит из дому мать и я буду
везти тебя до самого Лос-Анджелеса.
– А ты не говори, что я так уж сильно тебе надоела, – она лукаво
прищурилась. – Я была паинькой, если ты сумел заметить. Да ладно, не
бойся, я останусь здесь. Это было бы слишком – эксплуатировать тебя так
долго. Я вообще не понимаю, как ты, с твоим характером, согласился взять
меня с той стоянки.
Майкл посмотрел на нее, изучая. Как она была права! Он и сам не
понимал, что делал. Мало того, что он подвергал эту девушку смертельной
опасности, так еще и противоречил своим принципам и установкам. Что
происходит? Неужели он начинает терять контроль над собой? А может
быть, все это касается только Никиты? Только этого еще не хватало. Ну
ладно, теперь он оставит ее у матери, а сам уедет и забудет о ней навсегда.
– Поверни вот сюда. Вот дом моей мамы – желтенький.
Никита указала на небольшой аккуратный домик в зеленом саду. На
невысоком беленьком заборчике лениво сидел огромный белый кот. Он
приоткрыл один глаз, оценивающе окинул взглядом прибывших и, не
заинтересовавшись, опять закрыл его. Никита выскочила из машины, сгребла
кота в охапку и принялась тискать. Несчастное животное от неожиданности
замяукало и принялось вырываться, но не тут то было – хватка Никиты
оказалась железной.
– Милки, маленький мой котик, ты скучал? – заворковала девушка.
Майкл обошел машину, открыл багажник, чтобы вынуть чемоданы
Никиты, и опешил: под одним из них залег посторонний предмет –
небольшое взрывное устройство, способное разнести на кусочки не только
машину, но и желтый домик, и соседний домик тоже. Майкл обернулся,
Никита все еще стояла у калитки с котом на руках и терлась щекой о мягкую
шерстку любимца. На миг он представил себе, что бомба может взорваться, и
эта девушка погибнет, не успев сообразить, что происходит. От страшной
кровавой картины, представшей перед глазами, похолодело все внутри. Сам
он не боялся смерти, но эта невинная девочка с толстым котом на руках
может лишиться жизни совершенно незаслуженно и по его вине.
Уверенными умелыми движениями Майкл приподнял бомбу,
перевернул ее и разъединил нужные проводки. Таймер остановился. На табло
высвечивались пятнадцать минут и двадцать три секунды. Если бы он
замешкался в пути, через пятнадцать минут их бы уже не было в живых.
Чтобы не привлекать внимания Никиты, Майкл опустил устройство
обратно в багажник и захлопнул его. Взял в каждую руку по чемодану и
поднес к калитке. Никита с улыбкой посмотрела на него.
– Спасибо. Ты мне очень помог.
– Спасибо за компанию, – неожиданно для себя ответил он.
Если бы он умел краснеть, щеки наверняка залились бы румянцем, но,
по счастью, краснеть он не умел. Майкл отвел глаза и пальцем погладил
мурлычущего кота по голове. Кот выдернул лапу из крепких объятий
Никиты и с силой всадил когти в запястье незнакомца. Майкл непроизвольно
отдернул руку, на ней тут же проступили три багровые царапины, пошла
кровь. Никита охнула, выпустила кота из рук и схватила Майкла за руку. От
этого прикосновения ее горячих пальцев внутри у него что-то сжалось и
резко выпрямилось, по щекам все же прошел жар, а рука опять отдернулась.
Никита тоже отдернула руку и покраснела.
– Тебе больно? – пробормотала она. – Милки не любит чужих. Я не
успела предупредить тебя.
– Не страшно, – Майкл с удивлением посмотрел на руку. После того
как Никита дотронулась до него, он и думать забыл о царапинках, на которые
вообще никогда не обращал внимания.
– Никита? – послышался из сада чей-то удивленный голос. Они
обернулись. Из-за изгороди на них смотрела пожилая женщина с большой
корзиной в руках. Видимо, в молодости она была очень привлекательной, и
оттенки этой привлекательности сохранились до сих пор. Седые волосы
были аккуратно собраны в незатейливую прическу, желтое домашнее платье
было безупречно чистым и выглаженным, как будто она только что сняла его
с гладильной доски, выражение лица – строгое, без признаков радости или
умиления.
– Мама... – Никита растерялась и принялась нервно накручивать на
палец прядь волос. – Я решила навестить тебя.
– Решила навестить? – женщина окинула дочь придирчивым взглядом.
– Не очень это на тебя похоже. Наверное, деньги закончились или решила
заглянуть по дороге к папочке.
– Давай потом поговорим, – Никита расстроено покосилась на Майкла.
– Ты меня еще в дом не впустила.
– Ладно, – женщина пожала плечами и открыла калитку. – Входите.
– Нет, нет, – покачал головой Майкл и сделал шаг назад, – я...
– Раз уж приехали, нужно хотя бы войти и пообедать, – тон хозяйки
дома не допускал возражений.
– Он торопится, мама, – ответила за него Никита. – Он просто подвез
меня. Спасибо, Майкл.
– Тем более. Он оказал тебе услугу, за это его как минимум нужно
накормить. Я подозреваю, что платить за билеты тебе просто было нечем.
Майкл заметил, что взгляд женщины на Никиту был ледяным, холодом
повеяло даже на него. Никита искоса взглянула на него, и он увидел
беспомощные глаза маленькой нашалившей девочки, которую мама
собирается как минимум выпороть. Девушка тут же отвела глаза, видимо, не
желая давить на него, но Майкл уже успел понять, что она нуждается в
поддержке постороннего человека по крайней мере на время этого обеда с
матерью. Но как же она собирается оставаться здесь, если не решается даже
сделать шаг в сад родной матери? В конце концов, это его уж точно не
касается, но поддержать ее еще хотя бы полчаса он вполне в силах.
– Хорошо, спасибо. Я пообедаю с вами, – Майкл опять шагнул вперед
и тут же почувствовал, как вмиг похолодевшие пальцы Никиты благодарно
сжали его руку.
– Тогда знакомьтесь, – предложила Никита. – Мама, это Майкл, Майкл,
это Эдриан, моя мама.
Они пошли по аккуратно присыпанной просеянным песком дорожке к
дому. Никита шла следом за матерью, и по ее спине Майкл видел, что
настроение ее отнюдь не радужное.
Порядок в доме был таким, как будто здесь стояли какие-то
пылеотлавливатели, не позволяя пылинкам оседать на безупречно блестящую
поверхность мебели. Здесь не было лишних предметов, все было на своих
местах. Даже страшно было ступать на пол. Майкл и сам был сторонником
порядка, но такого он еще не видел. Наверное, Никите было трудно жить в
этом доме с ее веселой безбашенностью и склонностью к авантюризму.
Мама, вероятно, не давала ей спуску, вот она и сбежала от нее куда глаза
глядят. К тому же, весь дом был заставлен и увешан вазонами и вазами с
цветами и напоминал тропический лес. Это было безумно красиво. Зелень
сада подступала к огромным, во всю стену окнам, поэтому создавалось
впечатление, будто дом утопает в джунглях.
– Входите, – пригласила Эдриан и скрылась в зарослях, вероятно,
пошла в кухню.
Когда она вышла, Никита виновато обернулась к Майклу и горестно
вздохнула. Видимо, она не рассчитывала на то, что ей понадобится его
помощь в общении с матерью.
– Извини, что так получилось. У мамы нелегкий характер, думаю, что
ты это заметил. Если бы ты не остался на обед, я долго слушала бы ее
рассказы о том, что я некультурная и навязчивая девица, не пожелавшая
получить в свое время должного воспитания, что я таскаюсь по ночам в
машинах неизвестно с кем, причем настолько неизвестно, что эти
подозрительные типы удирают от ее матери, как черти от ладана.
– Ты права, ситуация действительно похожа на ту, которую ты описала.
Мама переживает о тебе.
– О себе скорее. Она же воспитала такую легкомысленную дочь.
– Не расстраивайся.
– Ты очень сердишься?
– Не сержусь. Никита, я никогда не сержусь, у меня такое правило.
Главное – действия, а мои эмоции никому не интересны.
– Ты не прав. Они интересны. По тебе никогда нельзя догадаться, что
ты чувствуешь, о чем думаешь.
– По-твоему, это плохо?
– Для меня – да. Мне все время кажется, что ты недоволен.
– Наверное, изменить меня нельзя, придется терпеть, к тому же, не
долго, всего полчаса обеда.
– Не вредничай, – Никита слегка оттопырила губку и шмякнулась на
диван. Чем-то она осталась недовольна.
– Прошу к столу, – появилась из-за внушительных размеров пальмы
Эдриан с дымящейся супницей в руках. То ли Майклу показалось, то ли она
действительно послала Никите испепеляющий взгляд. Что бы он ни сказал
вслух, но ему жалко было эту задорную девчонку и он не понимал, как при
таком воспитании она могла вырасти такой, какой он ее узнал.

После обеда, проходившего по большей части в молчании, Майкл
засобирался уезжать. Он все время ловил себя на том, что ищет любой мало-
мальски подходящий предлог для того, чтобы побыть здесь хоть на пять
минут дольше. Но наконец все предлоги исчерпались и придумывать что-то
новое было бы глупо. Он чувствовал себя, как мальчишка, впервые
почувствовавший симпатию к девочке из параллельного класса. Его пугало
то, что Никита вдруг вызвала в нем симпатию. Он чувствовал, что не сможет
забыть ее так быстро, как рассчитывал. Возможно даже придется погрустить,
а грусть отвлекает от работы.
Воспользовавшись тем, что Никита отправилась в кухню помочь
матери с посудой, Майкл вышел на зеленую террасу, благоухающую
ароматом диких роз, кусты которых обрамляли эту часть здания. Что
происходит, почему он вдруг вспомнил, где находится его сердце, почему
вдруг оно начало так сильно биться, как будто пытается вырваться наружу?
Почему ему так не хочется оставлять Никиту здесь, с суровой матерью?
Почему когда Эдриан смотрит на нее этим своим фирменным взглядом, ему
так хочется приласкать ее и утешить? Почему никогда у него не возникало
такого желания по отношению к другим женщинам? Что же происходит?
Почему? Зачем? Как вообще с ним такое могло случиться? Почему так
внезапно и быстро, что он не успел даже взять себя в руки и предотвратить
эту зависимость?
Он жил с Медлин четыре года потому, что это было для него удобно:
Медлин никогда не задавала вопросов, ни на чем не настаивала и давала ему
полную свободу. Именно такая женщина была ему нужна, он никогда не
стремился к новым связям. Медлин – женщина киллера, Никита – женщина-
мечта, которой у него никогда не будет, которой он не заслуживает, которую
не имеет права привязать к себе.
Но чем вдруг она привлекла его внимание? Что она сделала для этого?
Неужели все дело было только в том, что она выводила его из себя своей
болтовней, а потом полдня молчала? Или, быть может, она просто оказалась
непохожей ни на одну женщину, с кем ему до сих пор приходилось
общаться...
Запах роз смешивался с запахом табака, Майкл не заметил, что
выкурил уже три сигареты. Уехать сейчас – значит навсегда потерять это
необычное ощущение легкости и грусти, которого он никогда не испытывал,
а если и было что-то подобное, что когда-то давно, в прошлой жизни – до
того как он стал таким, каким стал. Но как можно не уехать? На что он
надеется и хочет ли надеяться на что-то вообще?
– Я потеряла тебя, – услышал он за своей спиной низкий голос Никиты
и обернулся. Она стояла в дверях на террасу и вытирала мокрые руки
кухонным полотенцем, таким же безупречно чистым, как и все в этом доме.
Взгляд ее был грустным, но она явно старалась скрыть это.
– Я должен ехать, – твердо сказал Майкл, отправляя ей для осмысления
свой фирменный пустой взгляд.
– Да, конечно. Ты и так задержался. Я собрала тебе немного еды в
дорогу, чтобы тебе не пришлось искать место, где можно поживиться.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Ты очень меня выручил.
– Мне кажется, не очень-то и выручил. Ты неуютно чувствуешь себя
здесь.
– Не выдумывай, это мой дом и моя мама. У тебя есть мама?
– Нет, у меня никого нет.
– Ну да! А Медлин и Сеймур?
– Они есть сами по себе, но не у меня.
– Никита! – послышался требовательный голос Эдриан из кухни. –
Подойди ко мне, будь добра.
Девушка сунула в руку Майкла пакет со снедью и выскользнула с
террасы. А он засобирался уходить. Нечего оттягивать отъезд, все равно
придется ехать, а она останется в этом желтом доме, окруженном кустами
роз, но надолго она здесь не останется, раз уже сбежала отсюда однажды.
Помочь он больше не может ничем. А может, уехать, не прощаясь? Уехать,
унося в памяти смешное личико с золотистыми веснушками и
добродушными аквамариновыми глазами – красивыми, как отражение
солнца в чистом ручье... Уехать, так и не узнав, что она думает о нем…
Уехать с надеждой на то, что больше никогда ничего подобного с ним не
произойдет – что никогда больше он не почувствует себя привязанным к
человеку...
Майкл вошел в дом и направился к выходу. Уйти по-английски – как
раз то, что сейчас ему нужно, и тогда к вечеру все эмоции стушуются и
перестанут его беспокоить. Проходя мимо кадки с удивительным деревцем,
цветущим ароматными лиловыми цветами, он услышал обрывок разговора
Никиты и Эдриан.
– ... то напрасно ты так думаешь. Когда я перестала быть тебе нужна,
ты сбежала к своему отцу и он сделал из тебя такое же ничтожество, каким
является сам. Со мной ты жить не будешь, потому что я отвыкла от твоих
выходок и не хочу привыкать заново, ведь придет день, когда ты опять
сбежишь в Лос-Анджелес и начнешь плакаться в жилетку папочке.
– Мама, плакаться кому-то в жилетку не в моих правилах...
– Ты поехала в Анджелес, научилась всяким гадостям в духе отца,
потом занималась Бог знает чем в Сан-Франциско, а теперь появляешься
здесь и собираешься остаться.
– Я здесь долго не пробуду.
– Да, естественно! Ты влезла в дерьмо по самые уши и решила меня
использовать. Нет, моя милая, тебе достаточно лет для того, чтобы
прекратить отыгрываться на мне за все свои неудачи.
– Кто сказал тебе о каких-то неудачах? У меня все в порядке...
– Если бы было все в порядке, ты даже не вспомнила бы о моем
существовании, но ты здесь, а значит я тебе понадобилась зачем-то. Я ушла
от твоего отца потому, что он поступал со мной точно так же и я ненавидела
его образ жизни. Потом ты уехала к нему и он научил тебя всем этим своим
штучкам. Теперь можешь даже не просить меня понять тебя. Я никогда не
поняла его, не пойму и тебя. И не рассказывай сказки о том, что ты
занималась стриптизом – уверена, что ты лжешь. То, чем ты занимаешься, –
смертный грех, запомни эти мои слова.
– Мама! – Майкл на расстоянии ощутил кипение Никиты. – Как ты
можешь говорить такие вещи!
– Могу. Я – твоя мать. В любом случае мои слова не дадут никакого
эффекта, к сожалению. Мне просто страшно существовать с тобой под одной
крышей.
– Спасибо, мама, – в голосе девушки слышались слезы.
– Ты приехала ко мне, но я не буду говорить, что это твой дом, в
котором ты можешь оставаться сколько душе угодно. Твой дом в Лос-
Анджелесе, рядом с твоим сумасшедшим отцом.
Какая-то внутренняя сила толкнула Майкла за кадку с деревом в
кухню. В мгновение ока он оказался прямо перед заплаканной Никитой и
разъяренной Эдриан. Обе вмиг замолчали и удивленно уставились на него.
– Извините, – уверенным голосом без интонаций произнес он. –
Никита, я должен ехать. Выйди на минутку, пожалуйста.
Девушка выскользнула вслед за ним, и по ее лицу он понял, что она
испытала облегчение, когда он прервал ее более чем неприятный разговор с
матерью. Майкл повлек ее на крыльцо и закрыл дверь в дом.
– Я уезжаю, Никита.
– Да, конечно, извини, что я вышла в кухню в самый неподходящий
момент. Тебе же нужно торопиться.
– Я хотел уехать, не попрощавшись. Это вполне в моих правилах.
– Не попрощавшись? – она смешалась и отвела глаза.
– Да. Но я случайно услышал часть вашего с Эдриан разговора и я
делаю тебе предложение: ты можешь остаться здесь, как ты и хотела, а
можешь поехать в Лос-Анджелес. Я довезу тебя, раз уж изначально за это
дело взялся. Решайся, только поскорее, пожалуйста. Почему-то мне
показалось, что тебе не очень уютно в этом доме, хоть это и дом твоей
матери. Думай десять секунд и говори о своем решении. К сожалению,
больше времени у меня нет.
– А что я буду делать в Анджелесе? Думаешь, отец будет больше рад
меня видеть, чем мама?
– Я не знаю, как к тебе относится отец, но, если хочешь, можешь
просто поехать... со мной.
– С тобой? Как это – с тобой?
– Примерно так, как мы ехали сюда.
– А дальше что?
– Увидим. Пока просто предлагаю тебе ехать. У тебя есть десять
секунд. Время пошло.
– Подожди, подожди! – воскликнула девушка. – Мне же надо вещи
забрать.
Она скрылась в доме, а Майкл застыл на крыльце. Что это он такое
наговорил ей? Ехать с ним? Действительно: что же дальше? Бросить ее в
Лос-Анджелесе? Сдать на руки таинственному отцу? Забрать обратно в Сан-
Франциско? А как быть с простреленными колесами и бомбами в багажнике?
Имеет ли он право предлагать Никите ехать с ним, если его в любой момент
могут убить? Честно ли это по отношению к ней? А всегда ли он поступал в
жизни честно? Наверное, нет, но обычно для этого бывали причины, а здесь
веских причин нет. Но если уж предложил, деваться некуда и нужно ехать.
Зато эта жизнерадостная неунывающая болтунья, белокурая егоза опять
окажется радом с ним в машине и дальнейший путь в Лос-Анджелес не
пройдет в угрюмой, одинокой тишине. Интересно, с каких пор он полюбил
чье-то общество в дороге?..
– Я готова, – Никита опять возникла на пороге со своими чемоданами в
руках. Надо отметить, поднимала она их без особого напряжения, а они были
не легенькими. Тем не менее, Майкл отнял у нее чемоданы и пошел по
дорожке к машине. Девушка двинулась следом.
Укладывая поклажу в багажник, Майкл опять бросил взгляд на бомбу.
Не совершает ли он ошибку, непростительный промах, идя на поводу у
минутной слабости и отдаваясь собственным инстинктам? Не подвергает ли
он смертельной опасности человека, который волей судьбы вдруг стал ему
небезразличным? Конечно подвергает. Оправдан ли этот риск? Чего ради
Никита должна висеть на волосок от смерти? Только потому, что ей трудно
выносить суровый нрав матери? Стоит ли это такого риска? Да и потом, раз
уж он везет ее в Лос-Анджелес, сумеет ли он оставить ее там, если не смог
уехать от нее здесь, оставив в ее родном доме?
Вопросов очень много и практически все они сводятся к этой бомбе в
багажнике. Единственная ли она? Будут ли другие? Почему они до сих пор
живы, если Аспид обладает всеми теми достоинствами киллера, которые ему
приписывает молва? Ясно одно: он просто играет в кошки-мышки, но на
какой период затянется эта игра? Когда Майкл почувствует, что пришло
время и ему вступить в игру? Что будет в таком случае с этой озорной
девочкой, которую он тащит за собой по пыльным дорогам Калифорнии
навстречу мрачной неизвестности, о которой она еще не подозревает?
Вопросы, вопросы, сплошные вопросы. Вывод один: он совершает
непростительную глупость и чуть ли не впервые в жизни не может и не хочет
совладать с собой. Как будто небо на землю упало...
– Ну, что ты там застрял? – Никита высунула голову из окошка и
прищурилась на солнце. – Передумал?
– Нет, – по своему обыкновению сухо ответил Майкл и захлопнул
багажник. Решение было принято окончательно и бесповоротно.


Теперь Никита не сдерживалась и говорила все, что ей вздумается: она
была уже не навязавшейся попутчицей, а официально приглашенной
путешественницей, и права ее автоматически перестали быть птичьими.
Правда, она особо не усердствовала и все же не надоедала.
Майкл был предельно собран и внимательно следил за дорогой. Его
волновали события, связанные с Аспидом. Бомба и лопнувшее колесо – они
не будут последними, что-то еще обязательно случится. Если бы рядом не
было Никиты, он бы не волновался – не было еще случая, чтобы он не
почувствовал опасность, упустил момент. Если бы такое хоть раз случилось,
его давно не было бы в живых. Но он взял c собой Никиту, и у нее нет этой
пружины, нет третьего глаза и вообще с ней в любой момент может
случиться что угодно. Ну зачем он везет ее в Анджелес?!
– Ты сказала матери, что уезжаешь? – спросил он, чтобы хоть немного
разрядиться.
– Тебе показалось, что ее могло бы это заинтересовать?
– Что она подумает?
– Знаешь, мне не интересно, что она может подумать. Она мне все
сказала – все, что думает обо мне. Этого достаточно, в дальнейшие
дискуссии я не вступаю.
– Сложные у вас отношения.
– Мы обе – я и мама – сложные люди, нам не ужиться вместе, это стало
ясно еще когда я была ребенком. Мы никогда ни в чем не уступим друг
другу, а мне эта борьба порядком надоела.
– Ты – ее единственный ребенок?
– Нет, у меня есть старший брат. Он живет в Ванкувере и здесь не
появляется. Если у меня с матерью отношения сложные, то у него с ней
вообще никаких отношений нет. А ей от этого и легче – она не привыкла
нести за кого-то ответственность, поддерживать кого-то и любить. Она живет
так, как ей живется и не признает никаких связей.
– Она работает?
– Да. У нее своя небольшая посредническая контора. Ее это увлекает,
потому что посредник есть посредник, ему не надо ни к кому привязываться.
– Почему ты не разубедишь ее в том, что она о тебе думает?
– О чем ты? – Никита насторожилась.
– Я слышал часть вашего разговора. Последнюю его часть. Она
упрекала тебя, подозревая в чем-то неприятном. Она считает, что ты
зарабатываешь проституцией?
На несколько секунд девушка замолчала, явно что-то вспоминая и
взвешивая. Она задумчиво покусала губу, а потом улыбнулась.
– Ерунда все это. Слушай, давай чуть свернем, я хочу увидеть океан.
– В Лос-Анджелесе есть океан. Может быть, доберемся туда?
– Я не люблю пляжи Лос-Анджелеса. Там очень много людей, шумно,
куда ни глянь – признаки цивилизации. Пожалуйста, всего на десять минут.
– А в Сан-Франциско ты на него не насмотрелась?
– Там то же самое... Прошу тебя.
Майкл лишь на сотую долю секунды взглянул на нее, и бурлящий
аквамариновый поток отнял у него остатки воли. Он мог противостоять
человеческим подлостям, вооруженным командам головорезов, клиентам-
самодурам вроде Поля Вульфа, всему миру, вздумай он ополчиться против
него. При этом он мог не обронить ни единого слова, не единой эмоцией не
показать свои мысли. А тут рядом с ним сидит эта непонятная девочка, и он
готов по первому ее слову свернуть с дороги и везти ее к океану, в Лос-
Анджелес, к черту на кулички или куда ей еще может вздуматься поехать.
Легким движением он повернул руль и машина, съехав с удобного ровного
шоссе, тронулась по пыльной проселочной дороге, едва заметно
выделявшейся в местных песках.
Никита развернулась на 180 градусов и принялась изучать клубы пыли,
поднимавшиеся из-под колес. Она свесила руки со спинки сидения и
уперлась подбородком в валик. Это затрудняло работу ее нижней челюсти,
поэтому до самого побережья она молчала, а Майкл размышлял о том, что
долго не слышать ее голос слишком утомительно и он не прочь был бы
поговорить с ней и опять ощутить на себе тепло ее искристого взгляда. Что
делать с ней в Лос-Анджелесе? Просто отпустить и попросить идти к отцу? А
если она не хочет к нему идти? У них какие-то совершенно странные
отношения – она любит его, но поехала не к нему, а к матери, с которой, если
ей конечно верить, не ладила чуть ли не со дня собственного рождения.
Правда, от матери она сбежала довольно быстро, но непонятно, что будет у
нее с отцом. В глубине души Майкл понимал, что так просто теперь
отпустить ее нет никакой возможности. Неужели он так и будет возить ее до
конца своих дней? Наверное, так и будет – у него нет сил расстаться с ней,
это надо признать, ведь он сильный человек и слабостей у него практически
нет. Зато теперь есть уязвимое место...
– Посмотри, – наплевав на сдержанность, он протянул правую руку к
Никите и провел пальцами по ее предплечью. Она вздрогнула от такого
ненавязчивого и определенно ласкающего прикосновения и обернулась,
испуганно глядя на него. Он не понял ее испуга – она словно боялась того,
что несомненно уже произошло. Он чувствовал каждой клеточкой, что не он
один чувствует сейчас такое притяжение, что она ощущает то же самое. Он
видел, слышал, осязал и вдыхал это чувство, от которого уже нельзя было
отказаться и отбросить в сторону, как ненужную вещь, случайно
оказавшуюся в руках. Даже если бы Никита старалась скрыть то, что
творилось в ее душе, Майкл увидел бы все, а она, как ни странно, старалась...
Это он понял только сейчас, когда увидел в ее глазах испуг. Чего ты
боишься, мышонок? Что мешает тебе чувствовать? Ведь ты не вынуждена
отказываться от слабостей, тебе можно иметь уязвимые места. Так почему?
Как объяснить этот трепет, эту затравленность, на одно мгновение
мелькнувшую в больших широко раскрытых глазах? Почему, когда тебя
бросил Сеймур, ты позволила себе громко скандалить с ним и открыто
рыдать на стоянке, хоть и среди ночи, а тут вдруг испугалась настолько, что
вскакиваешь от невинного прикосновения к своей руке?
– Что? – спросила она, быстро взяв себя в руки. Майкл кивком указал
ей в направлении их движения. Перед ними темно-синей перламутровой
равниной расстилался океан.
Майкл остановил машину, и Никита выскользнула из нее прежде, чем
он успел что-то сказать. Она бежала к воде, не оборачиваясь, и сжимала в
кулаке свою панамку. Майкл не отставал от нее, но видел только ее спину, и
по этой спине отметил, что ей сейчас очень плохо, в ее душе что-то
произошло в тот момент, когда он дотронулся до нее, и она изо всех сил
старается совладать с собой. С кошачьей ловкостью девушка взобралась на
каменную гряду над самой кромкой воды и остановилась на краю. Метрах в
семи под ее ногами бились волны, а она смотрела на них, как завороженная,
и Майкл вдруг испугался, что она прыгнет, просто возьмет и прыгнет, а
внизу, вполне возможно, глубина всего в пару дюймов. Он инстинктивно
крепко схватил ее за запястье и потянул на себя. Она обернулась, и в ее
глазах засветились сила и решительность, способные сейчас перевернуть эту
гряду всеми камнями дыбом.
– Что с тобой? – тихо, но жестко спросил Майкл. – Ты почему
побежала? Ты за этим сюда ехала? Чтобы бегать по камням?
– Зачем ты взял меня с собой? – Никита ответила вопросом на вопрос с
его же интонацией.
– Что я должен был сделать?
– Зачем ты взял меня с собой? – переспросила она. – Да, я поссорилась
с матерью, но это моя жизнь, а ты и сейчас знаешь меня меньше суток. Ты
хоть понимаешь, что теперь тебе от меня не отцепиться по всем законам
жанра?
– Какого еще жанра? – Майкл почувствовал нарастающее раздражение.
Вместо ответа Никита выдернула руку, в мгновение ока оттолкнулась и
соскользнула с камня. Майкл не успел даже выдохнуть, а она уже летела
вниз. Как вернуть мгновение, когда он еще сжимал ее руку? Как схватить ее
еще сильнее, а если надо – поднять на руки и унести с этих проклятых
камней? Как остановить ее теперь, когда она летит вниз и неотвратимо
встретится с океанской горькой водой, а если не повезет, то и с каменистым
дном?.. Все бесконечное время, пока она летела вниз, Майкл выстоял со все
еще протянутой к ней рукой и застывшим взглядом человека, не привыкшего
пугаться чего бы то ни было. А уже в следующую секунду он увидел, как она
вынырнула и, тряхнув головой, поплыла к берегу.
Изо всех сил сдерживая ярость, Майкл медленно спустился с камней и
направился к девушке. Когда он подошел, она, вся мокрая, стояла на берегу и
выжимала волосы рукой, в другой руке все еще была панама. Ее одежда
прилипла к телу, и Майкл к своему неудовольствию отметил, что под ее
белой блузкой нет и намека на бюстгальтер.
– Извини, – сказала Никита, поднимая на него глаза. – На меня что-то
нашло.
– Ты могла разбиться, – он с трудом сдерживался, чтобы не
заскрежетать зубами.
– Не могла. Я бывала здесь раньше, когда ездила в Санта Барбару.
– Ты ездила в Санта Барбару? У тебя есть там друзья, знакомые или
родственники? Вот там я тебя и высажу. Пошли.
Майкл резко отвернулся от нее и пошел к машине, а Никита виновато
засеменила следом. Он спиной чувствовал эту ее виноватость, но и не думал
оборачиваться. Вместе с тем он знал, что ни в какой Санта Барбаре он ее не
высадит...


В машине Никита сползла с сидения и забилась под бардачок, откуда
посматривала на Майкла расстроенными влажными глазами. Он делал вид,
что не замечает ее, и думал о том, что впихнуться в такое узкое пространство
под сидением довольно нелегко, и ему придется, скорее всего, помогать ей
покинуть эту неуютную норку. А с нее по-прежнему стекает вода, белая
блузка стала совсем прозрачной и липнет к юной упругой груди... Ну за что
такое наказание? Может, она не в своем уме? Уже на окраине города Майкл
заметил, что пальцы девушки мертвой хваткой сжимают ручку, как будто она
готова в любой момент выскочить из машины – как только он этого
потребует.
– Ты почему туда забралась? – бесцветно спросил он, сосредоточенно
глядя на дорогу.
– Я мокрая, – Никита шмыгнула носом. – Все вымочу.
– Там ты не высохнешь. Перебирайся на заднее сидение. Сейчас
выедем за город и переоденешься.
– Ты же собрался меня высаживать, – напомнила она.
Майкл замолчал минут на пять, а Никита положила голову на сидение
и принялась выводить на нем пальцем какие-то замысловатые узоры.
– Есть хочешь? – уже мягче спросил Майкл, когда машина выбралась
на шоссе.
Девушка отрицательно покачала головой. Майкл запустил руку в
бардачок над ее головой, извлек оттуда пакетик соленых орешков и протянул
Никите. Она удивленно посмотрела на него – такого жеста она явно ожидала
меньше всего.
– Ты же их не любишь...
– Зато любишь ты. Я их еще утром купил, когда ходил за завтраком.
Погрызи пока. Доедем до какого-нибудь мотеля, я куплю там горячего кофе
и мы поужинаем.
– Опять будем ночевать в машине?
– А что ты предлагаешь?
– Отсюда до Анджелеса рукой подать. Может, успеем доехать?
– Успеем.
– А дальше что?
– В каком смысле?
– Ты уже решил, почему везешь меня с собой?
– Не хочешь остаться с отцом?
– Не хочу. И он не хочет. Он дал мне все, что мог. Все мы эгоисты по
отношению к своим родителям. Теперь мы живем независимо друг от друга.
– Тогда посмотрим, что будет дальше. Ты лучше объясни, что с тобой
случилось на пляже. Куда ты бежала? Зачем прыгала?
– Хотела охладиться. Что-то происходит... Что-то непонятное, и я не
могу это остановить. Меня пугает то, что я почувствовала. Извини за
откровенность.
– Почему пугает?
Она посмотрела на него долгим глубоким взглядом, изучая и что-то
обдумывая. Майкл видел, что она абсолютно серьезна, и сейчас она
показалась ему куда более взрослой, чем он привык воспринимать ее.
– Не знаю.
Она не была искренней, и Майкл чувствовал это всеми фибрами души.
Что она скрывает? Что все это значит?
– Это из-за Сеймура? Ты тяжело переживаешь ссору? – где-то внутри
больно провернулась ревность – совершенно незнакомое или давно забытое
чувство.
– Нет, – ее неожиданная улыбка облегчила его страдания. – Сеймур не
для меня, я никогда не влюблялась в таких парней. Он чересчур юный и
слишком зависимый.
– Что же произошло вчера вечером? Ты плакала так, как будто твоя
жизнь разбита.
– Это была минутная слабость. Я не привыкла к такому отношению...
Просто не ожидала, что мы расстанемся вот так, из-за его матери. Я не
думала, что со мной вообще может произойти что-то похожее.
– Не бери в голову. Такой уж Медлин человек.
– За что ты любишь ее в таком случае?
Теперь Майкл увидел искру ревности уже в ее глазах, и искра эта была
настолько неподдельной и неконтролируемой, что ему захотелось
немедленно извлечь Никиту из ее подполья, прижать к себе и успокоить
поцелуем. Но делать этого он не стал, а лишь постарался быть как можно
откровеннее.
– Честно говоря, я не знаю, что чувствую к ней на самом деле. Она –
именно такая женщина, какая, как мне кажется, мне подходит. Умная,
красивая, независимая, изысканная и... – он помолчал, обдумывая следующее
определение, – и она никогда ни о чем не спрашивает.
В глазах Никиты заблестели слезы.
– Я не хотела поднимать эту тему. Само собой получилось.
Майкл остановил машину на обочине, наклонился к ней и взял ее лицо
в свои ладони. Она смотрела на него, не отводя взгляда, и не могла сдержать
слезы, хоть старалась сделать это изо всех сил. Губы ее дрожали, она кусала
их, и Майкл уже видел проступающие капельки крови. Что за война идет
сейчас в маленьком сердечке? Что здесь намешано?
– Что с тобой? Почему ты расплакалась? – нежно спросил он и сам не
узнал своего голоса – такие интонации не были ему свойственны.
– Все, что ты перечислил, прямо противоположно моим качествам.
Дело здесь не в Медлин, а именно во мне. Я просто попыталась примерить
все это на себя и проиграла по всем параметрам.
Сильными руками Майкл вынул Никиту из ее норки и привлек к себе,
не обращая внимания на ее прозрачную блузку и отсутствие под ней белья,
на мокрые волосы, на слезы, хлынувшие неудержимым потоком, на
странный запах, заполнивший салон автомобиля. Хотя... на запах он
внимание обратил. Почувствовав его, он резко распахнул дверцу и
вытолкнул Никиту на улицу, бросился следом за ней сам и остановился,
наблюдая, как почти прозрачный, не заметный не наметанному глазу газ
заполняет салон его машины. Никита закашлялась, прижимая ладони к груди.
Видимо, ее легкие оказались более чувствительными к этому испытанию,
чем его собственные.
– Что это? Что случилось? – спросила она, откашлявшись.
– Это яд, – неохотно признался Майкл. – Отравленный газ. Если бы я
не заметил его появления, мы могли погибнуть.
– Откуда он взялся? – в глазах Никиты мелькнуло подобие ужаса.
– Не знаю, нужно выяснить. Но в машину возвращаться я не стал бы.
По крайней мере, в ближайшую неделю.
– Майкл, откуда это взялось? – Никита схватила его за рукав. – Тебя
хотят убить? Почему?
– Это слишком долгая и запутанная история, – он с досадой отвернулся
от нее. А чего еще он ждал? Конечно, она задает вопросы. Да, если бы здесь
была Медлин, она промолчала бы и сделала свои выводы, кивнув чему-то
своему. Никита совершенно не похожа на Медлин, и он знал об этом
изначально, а тем более когда предлагал ей отправиться с ним в это опасное
путешествие. Ну что теперь ответить ей? Как объяснить, откуда в его машине
появился источник ядовитого газа? Как можно сказать ей о себе, о том, что
он киллер и убил на своем веку не один десяток людей? Как можно
объяснить истинные причины попытки его убийства? Сказать, что за ним
охотится профессионал, в чем-то менее, но в чем-то и более искусный, чем
он сам? Да такие слова навсегда выбьют из нее способность спать по ночам.
– Не хочешь рассказать мне?
Майкл удивился – ее голос был мягким и спокойным, словно она
говорила с ребенком, которого терзают проблемы со сверстниками или
ночные кошмары. Он внимательно посмотрел на нее, но ее взгляд отражал
именно те интонации, с которыми она говорила. Не хватало только ее руки,
успокаивающе гладящей его по волосам. Откуда вдруг появились эти
материнские инстинкты к молчаливому, угрюмому волку, по отношению к
которому, как ему всегда казалось, нежные чувства возникать не могли?
– Я расскажу, – сказал он вдруг. – Но не сейчас. Ладно? Давай
доберемся до Лос-Анджелеса, а там посмотрим. Я должен довезти тебя туда
невредимой, а потом ты сама будешь решать, как тебе быть.
– Я уже сейчас знаю, как мне быть, – твердо ответила она. – Ты мне
только скажи: как ты собираешься ехать дальше?
– Вначале мы, как и планировали, доберемся до ближайшего мотеля, а
оттуда я перезвоню своему другу и попрошу его забрать нас и отбуксировать
в Анджелес мою машину. К сожалению, твои вещи придется оставить в
багажнике. Возьми только самое необходимое. Тебе ведь нужно переодеться.
Он окинул ее взглядом и отметил, что блузка ее подсохла и перестала
липнуть к телу. Как ни странно, он даже почувствовал сожаление по этому
поводу. Никита развязала узел на животе и внимательно осмотрела свой
влажный наряд.
– Да ладно, пошли в мотель. Я переоденусь уже там. Даже лучше – не
будет так жарко идти. Я возьму пару вещичек, и этого будет достаточно. А
твой друг точно приедет?
– Да. Это же друг, а не приятель.
– Тогда приедет, – согласно кивнула девушка и отправилась к
багажнику за самым необходимым.


Они добрались до мотеля за сорок минут. Всю дорогу они молчали и
каждый думал о чем-то своем. Их отношения перестали быть беззаботно
наигранными, теперь обоим явно было о чем подумать. Майкл нес на одном
плече небольшой рюкзачок, извлеченный из недр одного из чемоданов
Никиты, в который она по честному уложила всего пару вещичек. Видимо,
она не была одной из тех тряпичниц, кто с трудом расстается с любимым
вечерним платьем и чрезвычайно необходимой в любой ситуации красной
тушью даже на один вечер.
– Мотель был маленьким и неприглядным, но большого выбора у них
не было. На небольшой стоянке стояли три запыленных автомобиля, которые
охраняла большая облезлая старая собака неопределенной породы. Она
устало приоткрыла левый глаз, окинула равнодушным взглядом посетителей,
не заинтересовалась ими и опять задремала.
– Отличная охранная сигнализация, – отметила Никита, подмигивая
Майклу. – С таким сторожем можно спать спокойно.
– Предпочитаю видеть его в таком виде, чем бросающимся на меня и
норовящим вцепиться в горло, – резонно возразил он и почувствовал, что
отвечает на ее улыбку.
В небольшом холле мотеля пахло жареным мясом и сыростью. Окна
были прикрыты запыленными, некогда белыми жалюзями. Несколько мух
лениво перелетали с одного окна на другое и тихо жужжали. В кадке между
двумя диванами стояла большая пальма со слегка пожелтевшими листьями, а
перед ней красовался потертый журнальный столик со стопочкой
потрепанных газет – предположительно прошлогодних. На одном из диванов
дремал очень полный человек с блестящей лысиной. Услышав, что дверь
открылась, он проснулся и посмотрел на вошедших взглядом, очень похожим
на взгляд его свирепого сторожа на стоянке.
– Добрый вечер, – кивнул ему Майкл. – Вы хозяин мотеля?
– Да, – протянул толстяк, прищуриваясь и оценивая появившуюся
пару. – Хотите снять комнату на ночь?
– Две, если можно, – бесстрастно ответил Майкл, снимая с плеча
рюкзак и укладывая его на высокую стойку в углу.
– Отчего же, можно, – крякнув, хозяин поднялся, придерживая руками
поясницу, подошел к стойке и вынул из нее две бумажки – отдаленное
подобие бланков. – Нужно заполнить... Майра! – крикнул он внезапно и
исчез за дверью.
– Заполняй, – Майкл протянул Никите одну из бумажек.
– А давай выдумаем что-нибудь. Давай скажем, что мы брат и сестра...
Думаешь, он потребует паспорта?
– Этот? Потребует. Бланки ведь дал.
– Боюсь, он плохо читает без очков, – прыснула девушка.
– Будешь издеваться над хозяином – останешься без комнаты, –
шутливо пригрозил Майкл. На самом деле она уже заразила его своим
весельем.
– На, заполни мой бланк, – она подула на листок, и он плавно
переместился по стойке к Майклу.
– Ты не напишешь без очков свою фамилию? – он подул в обратную
сторону, и бумажка послушно вернулась к Никите.
– Бланки обычно заполняет мужчина.
– Да я даже фамилии твоей не знаю, – отметил Майкл.
– Так выдумай что-нибудь. Вот у тебя какая фамилия?
– Сэмьюэл.
– Вот и напиши, что я тоже Сэмьюэл. Может, я твоя дочь.
– Что за дикие намеки?
– Ты старше меня на целых одиннадцать лет! На вид мне можно дать и
меньше двадцати двух.
– Когда-то в детстве у меня неплохо получалось щелкать обидчика по
носу, – Майкл почувствовал, как проглотил ее смешинку и на несколько
минут опять стал одиннадцатилетним мальчишкой – как раз того возраста,
когда, по ее мнению, уже мог стать ее отцом.
Путая листки и толкаясь локтями, они заполнили свои бланки и
уселись на диван с потертой обивкой в ожидании хозяина. Никита устроила
рюкзак у себя на коленях и положила на него голову. Майкл видел, что она
устала, у нее выдались не самые легкие сутки, а сон в машине прошлой
ночью не добавил ей особенно много сил. Он вспомнил ее недавние слезы, и
сердце сжалось от нежности.
– Почему ты расстроилась? – напомнил он, и Никита подняла голову.
Теперь она уже держала себя в руках и была вполне спокойной.
– Тогда, в машине? Не будем об этом. Ведь мы оба понимаем, что все
это не надолго, что скоро придется навсегда расстаться. Мои слезы – просто
блажь, минутная потеря ума. Я сравнила себя с женщиной твоей мечты и
расстроилась, что мне далеко до нее.
– Не уверен, что Медлин – женщина моей мечты. Мне с ней
комфортно, не более того. Я много лет не задумывался о том, чего мне на
самом деле хочется, я лишил себя потребностей.
– Зачем?
– Так удобнее жить – ни о чем не задумываясь.
– Хорошо... – она кивнула чему-то своему и, хитро прикусив губу,
отвернулась.
– Что хорошо? – не понял Майкл.
– Я просто учусь не задавать вопросов. Кто знает, может быть, за пару
лет дорасту до твоего идеала, – она лукаво покосилась на него.
– У меня нет идеалов, Никита. У меня есть только цель.
– Какая цель?
– Любая. Просто в любой момент у меня есть одна определенная цель,
к которой я стремлюсь.
– А к чему ты стремишься сейчас?
– Я еду в Лос-Анджелес. Но ты опять задаешь вопросы.
Никита, расстроено рассмеявшись, легонько ткнула его кулаком в бок и
снова улеглась на рюкзак.
В дом вошла очень худая девушка с горой подушек с руках. По всей
видимости, это и была Майра, которую звал хозяин. У нее были ярко-рыжие
волосы и лицо, покрытое корой веснушек.
– Я покажу вам ваши комнаты, – очень высоким голосом сказала она и
жестом пригласила их за собой.
– Заметь – никакие анкеты она не потребовала, – прошептала Никита в
ухо Майклу, вставая с дивана. Он только презрительно хмыкнул – еще бы, в
этой дыре только тщательной проверки не хватает. Если бы все хозяева
затрапезных мотелей были бдительными, у властей было бы поменьше
проблем. Но проблемы властей его не интересовали, а потому он тоже встал
и пошел следом за рыжей Майрой.
Комнаты были небольшими, не совсем уютными, но ведь мотели
рассчитаны на то, что постояльцы остаются здесь на одну ночь, а значит
хозяевам можно не беспокоиться об уюте. Майклу было все равно, стоят ли
цветы в вазе на его туалетном столике, поэтому он только удовлетворенно
кивнул – кровать в номере была, а это самое важное. Никита тоже не
проявила недовольства после осмотра своих апартаментов. По всей
видимости, она не была избалована роскошью, что было Майклу очень на
руку – у него не было настроения выслушивать сейчас чьи-то капризы.
– А телефон у вас есть? – спросил Майкл у Майры, укладывавшей
подушки на его кровати. – Мне нужно позвонить.
– Телефон внизу, в холле.
Майкл опять спустился вниз. Хозяин опять сидел на диване, но на сей
раз уже с газетой в руках. Заметив своего постояльца, он дружелюбно
помахал ему измятым листом. Постояльцы – не случайные прохожие,
которые могут и мимо пройти, с ними ухо востро можно уже не держать.
– Пишут всякие ужасы, – пожаловался толстяк. – В Техасе опять
засуха.
Майкл с пониманием кивнул, но не ответил ни словом.
– Мне нужно сделать важный звонок, – вместо ответа сказал он.
– Да, конечно, – хозяин понял, что собеседник из стоявшего перед ним
человека никудышный, и со вздохом указал на стойку. Там правда стоял
старый телефонный аппарат неопределенного цвета с испачканными
кнопками на корпусе.
Майкл набрал номер Вальтера, молясь, чтобы тот был на месте, и ни в
коем случае не желая общаться с автоответчиком. Старик снял трубку сам и
Майкл почувствовал прилив бодрости при первых же звуках голоса своего
друга.
– А, это ты, парень? – обрадовался Вальтер. – Где ты?
– Я в мотеле за Санта-Барбарой. Вальтер, у меня проблема с машиной.
Не мог бы ты приехать и отбуксировать ее в Анджелес?
– Что там случилось? – насторожился старик.
– Приедешь – узнаешь. У меня утром встреча в городе, мне надо
непременно быть там вовремя. Я надеялся оказаться на месте за день до
встречи, но обстоятельства подвели. Сможешь выручить меня?
– Хм... Да. А когда у тебя встреча?
– В одиннадцать.
– Отлично. В восемь утра я буду в твоем мотеле. Сейчас у меня очень
важное дело и, если ты не против, я приеду завтра. Мы все успеем, парень.
– Хорошо. Я согласен на такой вариант.
– Говори, как мне найти дыру, в которой ты остановился.
Когда Майкл положил трубку, хозяин снова возник перед ним, как
джинн из бутылки.
– Что вы будете есть на ужин? У меня есть жаркое и булочки.
– Зачем тогда спрашивать, если выбирать не из чего? – Майкл пожал
плечами.
– Майра могла бы приготовить что-то еще.
– Не нужно, спасибо. Давайте жаркое и булочки мне и моей спутнице,
а в придачу – бутылку красного вина.
Майкл и сам не знал, зачем заказал вино, но в последние несколько
часов он вообще с трудом себя понимал, поэтому предпочел махнуть на все
рукой и отправился в свой номер.
Открыв дверь, он удивленно остановился на пороге. Окно в комнате
было распахнуто, а на подоконнике восседала Никита с только что
вымытыми волосами и в лиловом сарафане куда более консервативной
длины, чем платье, в котором она была во время первой их встречи вечность
назад. Она рассматривала окрестные пейзажи и даже не обернулась в его
сторону.
– Отсюда виден океан, – сообщила она задумчиво. – Вон там, вдалеке.
– Ты так любишь океан? – Майкл решил реагировать спокойно и
присел на край кровати. Только сейчас он получил возможность
прислушаться к своим ощущениям и понял, что его душа и тело реагируют
на ее присутствие совершенно неадекватно и он не может сохранять
спокойствие, разве что соберет в кулак всю свою волю.
– Очень люблю. Я могу смотреть на него часами.
– Значит, тебе повезло – можешь любоваться им до самого утра. Утром
за нами приедет мой друг и отвезет по назначению.
– Утром? – она была все так же спокойна и не оборачивалась. – Я
думала, он заберет нас уже сегодня. Значит, придется ночевать здесь.
– Ничего не поделаешь.
– Это не страшно. Не под мостом же. Нас покормят?
– Да. Сейчас принесут жаркое и булочки.
– Странное меню для ужина. Я понимаю, почему у хозяина такая
комплекция.
– Да, но выбор был не велик.
– Ну и ладно. Я ем все, что дают.
Теперь она обернулась и с мягкой улыбкой посмотрела на Майкла. Он
понял, что не только его терзают эти ощущения, ей было не легче. К тому же,
где-то в глубине ее глаз он опять разглядел тяжесть, борьбу, даже
опустошенность. А может быть, она догадывается о том, чем он занимается?
Хотя бы приблизительно. Ведь есть причина, по которой она ни разу не
спросила, зачем он едет в Лос-Анджелес. Но откуда она может знать?..
– Что Сеймур рассказывал тебе обо мне? – спросил он, внимательно
глядя на нее и не отпуская ее взгляд. Ни Сеймур, ни Медлин никогда ни о
чем не спрашивали его, хоть, он был уверен, Медлин знала о нем все. Но
Сеймур тоже мог о чем-то догадываться и поделиться догадками с любимой
девушкой.
– Ничего, – она слегка удивленно пожала плечами. – Только говорил,
что ты любовник его матери. Меня любовники Медлин интересовали мало,
если честно.
– А что ты сама думаешь обо мне?
– Ты очень таинственный и тебе нравится быть таким. Так ты держишь
человека, который с тобой общается, на определенном расстоянии, но и не
отпускаешь, завораживая.
– Ты правда так думаешь?
– Раз говорю, значит думаю. А почему ты вдруг спрашиваешь об этом?
– Мне интересно. И ты не спрашиваешь ничего обо мне, потому что я
такой таинственный и тебя саму это устраивает?
– Не поэтому. Просто ты ничего не ответишь мне, даже если я спрошу.
Меня это пугает немного. И потом, ты же сам все время просишь меня
молчать.
– А ты всегда такая послушная?
– Не всегда. Но мне не хочется сердить тебя. Наверное, ты сам
думаешь, что ты не очень хороший человек. Правда ведь? Но ты
ошибаешься, очень сильно ошибаешься. Ты заставляешь себя быть угрюмым
и никого не любить, а твое сердце истосковалось по теплым чувствам, но
тебя оно об этом не предупреждает. Вот увидишь – в один прекрасный день
оно тебя удивит.
– Не хотелось бы.
– А почему ты так не любишь сюрпризы? Ты их боишься?
– Не думаю.
– Вот! Это ты тоже от себя скрываешь – способность бояться чего-
либо. Но я видела, что ты испугался там, в машине, когда почувствовал запах
газа. Я видела твой взгляд.
– Я не боюсь умереть.
– Не боишься, да, я вижу это. Но ты боишься чего-то другого. Чего?
Майкл не ответил. Он потянулся к ней и она послушно сползла с
подоконника в его объятия. Майкл впервые ощутил вкус ее губ и понял, что
мечтал об этом с того самого момента, когда увидел ее в дверях комнаты
Сеймура. Она обвила его руками за шею и ласково поглаживала его волосы.
Майкл почувствовал, что еще немного – и он потеряет сознание от этого
внезапного порыва нежности. Это ли не счастье? Неужели он понял, в чем
заключается его счастье? Разве ради этого не стоило жить? Бережно
прижимая к себе свое белокурое сокровище, он положил ее на кровать и
наклонился над ней, убирая мягкие пряди волос с ее лица.
– Знаешь, Никита, то, то я позволил себе что-то почувствовать к тебе –
большая ошибка, но я уже ошибся и теперь не изменю ничего. Я просто не
хочу ничего менять. Если я и погибну по вине этой бреши в моей обороне,
это будет достойная смерть. Я хочу, чтобы ты знала – то, что происходит со
мной сейчас, происходит впервые.
– Да, – прошептала она чуть слышно. – Я могу сказать тебе то же самое
слово в слово, Майкл.
– О чем ты хочешь рассказать мне? – он счастливо засмеялся,
приподнял ее и прижал к своей груди. – Об обороне и ошибках? Не надо
ничего говорить. Твое положение сильно отличается от моего.
Она отрицательно покачала головой, и Майкл заметил, что ее глаза
блестят от слез, почувствовал, что сейчас она способна сказать ему гораздо
больше, чем он того ожидал. Ее взгляд светился искренностью и чем-то
неописуемым, что обычно толкает человека на самые огромные глупости,
когда он гибнет ради кого-то, кто еще вчера был никем – безликим
любовником матери твоего парня...
В дверь постучали и Майкл инстинктивно отпустил Никиту и
отстранился от нее. В комнату вошла Майра с подносом, на котором
громоздились две большие тарелки жаркого, блюдо с чуть подгоревшими
булочками, бутылка красного вина и два пустых бокала со следами ворсинок
от полотенца, которым их только что протирали.
– Спасибо, – сухо сказал Майкл и покосился на Никиту. Она все так же
лежала на кровати, но отвернулась к окну – то ли чтобы не привлекать
внимания Майры выражением своего лица, то ли чтобы не привлекать ЕГО
внимания. Скорее всего, она успокаивала себя, а она могла это сделать –
Майкл уже несколько раз подмечал за ней такую особенность. Воистину, эта
девушка была намного сильнее, чем пыталась показать.
Майра вышла, видимо заметив, что совершенно лишняя в этом номере,
а Майкл подошел к окну и закурил. Никита какое-то время не двигалась, а
потом встала и заходила по комнате за его спиной. Наверное, это был второй
этап самоуспокоения. Майкл не оборачивался и сам занимался
аутотренингом. Нужно держать себя в руках, как он делал всегда. Нужно,
нужно, нужно... Но зачем?..
Он погасил сигарету и обернулся. Никита сидела за столом и ела
булочку. Она решила отвлечься таким образом? Что ж, можно и поужинать.
– Ты хотела сказать мне о чем-то? – напомнил Майкл, подсаживаясь к
столу, без всякой надежды на то, что она вернет свой порыв. Как он и
ожидал, она отрицательно покачала головой.
– Не хотела. С чего ты взял?
– Показалось. Поешь жаркого.
– Знаешь, у меня нет аппетита, – она внимательно осмотрела свою
булку и аккуратно отщипнула маленький кусочек мякиша. – А что ТЫ
думаешь обо мне? Я рассказала тебе о своих мыслях, теперь твоя очередь.
Только не говори, что ты еще не определился – ты не можешь ничего не
думать.
– Ты права, в обычной ситуации я ответил бы именно так. Просто я не
привык много говорить.
– Ладно, будь краток.
– Ты – человек, не менее скрытный, чем я, причем даже это ты
тщательно скрываешь. Ты, казалось бы, вся как на ладони, а на самом деле
прячешься где-то настолько глубоко, что тебя даже опытный охотник не
поймает. Ты твердо знаешь, чего хочешь, хоть с виду и мечешься в
безразличном поиске. Но я пока не понял, что именно тебе нужно.
– Интересно... Наверное, мне стоит задуматься над твоими словами и
сделать выводы.
– Постараться спрятаться еще дальше, чтобы все то, о чем я рассказал,
тоже стало незаметным? У тебя не получится. Поверь – невооруженному
глазу это не видно.
– А чем вооружен твой глаз? – она прищурилась.
– Опытом.
Майкл откупорил бутылку, налил вина в бокалы и приподнял свой.
– Извини, я не буду говорить тост. Ситуация настолько сложная, что я
просто не знаю, за что сейчас мне хотелось бы выпить с тобой.
– Согласна.
Девушка поднесла бокал к губам и сделала глоток. Майкл сделал то же
самое, но глотнуть не успел – инстинкты свернулись в комок и сковали его
дыхание. Что-то было не так. Вино... Опять запах... Но на сей раз уже не
запах газа. Майкл был хорошо знаком с ядами и не раз сам умело применял
их. Он прошел суровую школу у Вальтера – непревзойденного знатока всего,
что может убить человека, а в ядах старик разбирался не хуже, чем в оружии.
В сотую долю секунды Майкл выхватил бокал из рук Никиты и тоже поднес
его к носу. Тот же запах... Бутылка... Вино в бутылке было чистым. Значит,
бокалы. Но как? Аспид остановился с ними в одном мотеле или подкупил
хозяев? Не время думать об этом.
– Что случилось? – услышал он голос Никиты и тут же вскочил с
места, потянув ее за руку к ванной.
– Ты пила вино? Ты же глотала его.
– Да, кажется, я глотнула, – испугалась она. – Не нужно было?
– Немедленно промой желудок, – Майкл с силой открыл кран с
холодной водой.
– Нужно же пить кипяченую воду... – попыталась возразить Никита.
– Некогда кипятить воду. Немедленно пей, а потом я объясню, зачем
ты это делаешь.
Проследив, чтобы девушка выпила как можно больше воды, Майкл
оставил ее наедине с собой в ванной и вернулся в комнату. С Никитой все
должно обойтись, но что было бы, если бы он вовремя не почувствовал
запах? Да что это за Аспид такой? У этой знаменитости не получается даже
отравить жертву по-человечески. Долго он еще будет вести эту глупую игру?
Ведь если он следует за ними по пятам, у него была сотня возможностей
просто выпустить единственную пулю, когда Майкл вел машину на большой
скорости, ходил в магазин или обедал в столовой у матери Никиты. Пулю он
не выпустил. Но чего же в таком случае он добивается? Ведь должно же ему
быть что-то нужно, раз он так ведет себя...
– Что случилось? – Никита вышла из ванной, завернувшись в большое
полотенце и дрожа всем телом. Майкл встал ей навстречу и прижал к себе. Ее
бил озноб – похоже, она сильно испугалась.
– Теперь все должно быть в порядке, – неуверенно постарался
успокоить ее Майкл.
– Все не будет в порядке. Нас опять пытались убить. Не слишком ли
для одного дня? Что происходит?
– Я – не самая подходящая для тебя компания, – признался он. – Меня
правда хотят убить. Я не должен был брать тебя с собой хотя бы по этой
причине, но так уж получилось, что взял.
– Постой, это не важно, – девушка слегка отстранилась, чтобы видеть
его глаза. – Важно, кто именно хочет убить тебя и за что.
– Я не хочу рассказывать тебе подробности, – твердо ответил Майкл. –
Тебе достаточно будет услышать, что это мой конкурент и он очень опасен?
– Нет, не достаточно. Конкуренты обычно не убивают друг друга.
– Здесь все куда сложнее, чем обычно. К тому же, ты так мало знаешь
об этом мире, если так считаешь...
– Я не хочу ничего знать о мире, если ничего не знаю о тебе.
– Я очень опасный человек, Никита. Но не для тебя. Есть люди,
которые боятся меня и мое существование мешает им спать по ночам. Эти
люди решили очистить от меня мир. В принципе, поступок благородный, но,
как ты понимаешь, просто так я им себя не отдам. У меня нет слабых мест.
То есть, не было до вчерашнего дня. Теперь ситуация стала крайне опасной
для тебя и я не хочу, чтобы все продолжалось. Яд был в обоих бокалах,
значит человек, который меня преследует, уже знает, как вывести меня из
состояния равновесия.
– Убить меня?
– Пока речь об этом не идет. Если бы ему хотелось, он убил бы нас
обоих еще в Сан-Франциско, можешь мне поверить. Но мне показали,
насколько хрупко твое присутствие рядом со мной.
– И что дальше? Ты будешь искать этого человека?
– Рано или поздно мы встретимся, но я не хочу, чтобы ты была рядом в
этот момент. Ты должна уйти, причем сделать это немедленно. Я не
предлагаю, я требую.
– Уйти и оставить тебя одного?
– Именно так. Отсюда довольно просто добраться до Лос-Анджелеса, а
там ты сориентируешься. Можешь найти отца, а можешь вернуться обратно в
Сан-Франциско. Я дам тебе денег на билет...
– И ты решил, что я уйду?
– Не делай глупостей. Ты должна уйти.
– Ничего я не должна. Разреши мне думать своей головой и поступать
так, как я считаю нужным, – ее глаза воинственно блеснули. – Ты забрал
меня от матери и сейчас ты от меня просто так не избавишься. Если ты
забыл, я тебе напомню: я не еду в Лос-Анджелес, я еду С ТОБОЙ. Это разные
вещи. Я согласилась ехать с тобой, вот и буду с тобой до конца. Или ты
считаешь, что я согласилась бы путешествовать с кем угодно, лишь бы
сбежать от мамочки? Как ты ошибаешься. Если ты не боишься своего врага,
я тоже не буду. Пусть он удивится. Если ты сейчас оттолкнешь меня и
выставишь из этого мотеля, я сама найду человека, отравившего вино, и
выцарапаю ему глаза. Ты хочешь этого?
Майкл почувствовал, что смеется, и опять обнял ее. Маленький,
упрямый мышонок... Как же можно спорить с ней, когда она так настроена?
Но как оставить ее рядом с собой? И как оттолкнуть ее?
– Но почему?..
– Потому что я люблю тебя, – опять сверкнули ее глаза, и Майкл
понял, что она говорит правду...

Утро началось с оглушительного сигнала клаксона с шоссе. Звук был
таким резким, что зазвенели стекла. Никита сонно поморщилась, когда
Майкл достал из-под ее головы свою руку. Он подошел к окну и выглянул.
Вальтер постарался на славу – прикатил машину с подъемником, что
облегчит транспортировку машины до крайности. Сам Вальтер –
шестидесятилетний мальчишка с седыми волосами, собранными в пучок,
банданой и серьгами в ушах – стоял рядом с этой махиной и усиленно жал на
клаксон.
– Ты еще в таком виде? – крикнул он, указывая на обнаженный торс
Майкла. – Одевайся немедленно.
– Зайди, – Майкл жестом позвал его. – Сейчас соберусь.
Он обернулся и увидел Никиту, в утреннем блаженстве
раскинувшуюся в постели. Она уже не спала, но глаза ее оставались
закрытыми. Она была так близка и желанна, но к ним в номер уже
поднимался Вальтер и нужно было быстро вынимать ее из уютного
гнездышка. Он присел на край кровати и пощекотал ее нос кончиками ее же
волос. Все так же не открывая глаз, она улыбнулась и обвила его шею
руками.
– Доброе утро, – пробормотала девушка сонно.
– Привет. Пора вставать.
– Мне не хочется, – теперь она посмотрела на него. – У нас уже нет
времени?
– Совсем нет. К нам поднимается мой друг. Хочешь, чтобы он застал
тебя в таком виде?
Никита ахнула, вскочила и, путаясь в прихваченной простыне,
бросилась в ванную. Момент пробуждения был осквернен, но не испорчен.
– Требуешь, чтобы я приехал как можно скорее, а сам спишь, как
сурок, – послышалось ворчание Вальтера, и тут же он сам явился на пороге. –
Привет, амиго! Как же я рад видеть тебя!
– Привет, Вальтер, – они обменялись крепкими дружескими
рукопожатиями.
– Снова по делам? Вот бы хоть раз ты приехал просто так, чтобы мы
могли съездить на рыбалку, поболтать о жизни. Нельзя до такой степени
уходить в себя, нужно периодически отвлекаться. Ты пытаешься создать
образ идеального...
Взгляд его остановился на чем-то, находящемся за спиной Майкла.
Майкл обернулся и увидел Никиту во вчерашнем лиловом сарафане,
выходящую из ванной. На какой-то миг ему показалось, что она поражена, но
тут же все пришло в норму. Может быть, она ожидала увидеть кого-нибудь
другого, а не старого ловеласа в бандане.
– Знакомьтесь: Вальтер – мой друг, Никита – моя... девушка.
– Чудесно, – буркнул Вальтер, кивая Никите. Майкл не совсем понял
эту сухость, потому что обычно Вальтер был приветлив со всеми, а особенно
– с хорошенькими девушками. Но, вполне возможно, старик просто
заревновал – ему хотелось поболтать с другом наедине. Ничего не
попишешь, что есть, то есть.
– Поехали? – предложил Майкл.
– Поехали. Но, наверное, нам стоит оставить леди здесь и забрать ее на
обратном пути, когда твоя машина уже будет с нами. Зачем ей кататься туда-
сюда? Наверное, ей хочется принять душ и попудрить носик. Так ведь,
сладкая?
– Да, я совсем не против.
То ли Майклу казалось, то ли Никита тоже была не совсем довольна
встречей. Да что происходит, в конце концов?
Но когда они вышли из мотеля, Вальтер стал вести себя как ни в чем ни
бывало. Он шутил, смеялся и вспоминал их былые приключения, то и дело
похлопывая Майкла по плечу. До оставленного на обочине "Мерседеса" они
добрались в считанные минуты и принялись колдовать над подъемником.
Тут Вальтер насупился.
– Ну, и кто напустил тебе полную машину этой дряни? Ты можешь мне
объяснить?
– Да так... Так получилось.
– Можешь не играть со мной в угадалки, а говорить прямо. Ты знаешь,
что за тобой следят и собираются порешить? Знаешь, что за человек охотится
на тебя?
– Я-то знаю, но откуда это известно тебе?
– Да уж известно. Мне многое известно. Вот только ты ведешь себя
неразумно. Тебя чуть не удушили этим газом, а ты остаешься на всю ночь в
занюханном мотеле с девицей и в ус не дуешь. Что за барышня? Где твоя
Медлин? Шикарная женщина была, помнится.
– Медлин в Сан-Франциско, а с Никитой я знаком не так давно, –
признался Майкл. – Но ты лучше расскажи мне, что знаешь о моем
преследователе.
– Мне не нравится, что ТЫ о нем ничего не знаешь. Где твоя хватка?
Ты ведешь себя как-то пассивно. Неужели влюбился? – Вальтер
подозрительно покосился на него.
– Во всяком случае, я еще никогда не чувствовал себя таким идиотом,
как сейчас.
– Да, я тоже никогда еще не видел тебя таким идиотом. Так вот, этого
человека зовут Аспид. Слышал о нем?
– Не только слышал, но и был предупрежден человеком, который
Аспида нанял.
– Ага, значит, он не по своей воле это делает? – Вальтер задумался. –
Это слегка меняет дело. Ведь ты сам мог оказаться на его месте и сто раз
оказывался. Но ты понимаешь, какое у него есть преимущество? Он знает,
как ты выглядишь и неотступно следит за тобой. А вот ты, вместо того,
чтобы держать ухо востро, влюбляешься в девочек, которые моложе тебя как
минимум на десять лет.
– Да чем она тебе так не нравится? – не выдержал Майкл.
– Кто тебе сказал, что она мне не нравится? Напротив, я от нее в
восторге. Но она усыпляет твою бдительность. Послушай меня, парень, –
Вальтер отвлекся от подъемника и оперся о него спиной, – Аспид – очень
опасный убийца. Я знаю это наверняка. Ситуация здесь запутанная, поверь
мне на слово. Почему-то он оттягивает твою смерть, и теперь я понимаю,
почему: это не его инициатива, он нанят. Могу поклясться, что ему не
хочется убивать тебя, но он должен, потому что для него это вопрос чести.
– Откуда тебе знать это?
– Да уж знаю. И у меня есть к тебе одна очень большая просьба,
Майкл. Я как к старому другу сейчас к тебе обращаюсь. Пообещай, что когда
ты узнаешь, кто такой Аспид, и он окажется перед тобой, ты не станешь
убивать его.
– Что? – Майкл опешил. Его давно никто так не удивлял, а тем более
Вальтер.
– Я объясню. Если он до сих пор не убил тебя, то шансов погибнуть от
его руки у тебя все меньше и меньше. Не буду объяснять тебе причины,
просто поверь на слово. Я не хочу, чтобы этот человек погиб, но и не хочу,
чтобы погиб ты.
– Но какое тебе до него дело?
– Ты – мой ученик, Майкл, и ты очень дорог мне. Как сын. Я никогда
не говорил тебе, да и разговора у нас об этом не было, но Аспид – тоже мой
ученик, и его я тоже люблю. Я не хочу, чтобы один из вас погиб от руки
другого. Можешь понять меня?
– Постой, Вальтер... Ты знаешь Аспида? Ты сам учил его? Хорошо, я
попытаюсь выполнить твою просьбу, но и ты должен помочь мне: скажи, где
мне его искать.
– Не могу. Это ваша игра, и я не могу помочь одному из вас, предав
второго. Уж поверь мне, с Аспидом я тоже поговорю и он получит от меня
куда больше тумаков, чем ты.
– Только не нужно вмешательств доброго папочки.
– Именно поэтому я и предлагаю тебе самому разобраться в данной
ситуации и поймать Аспида за хвост. Если хочешь, я подскажу тебе, но над
моей подсказкой тебе придется поразмышлять. Вы оба – мастера, но подход к
делу у вас разный, совершенно разный. Вы и сами разные, потому что Аспид
для тебя – инакомыслящий, и тебе не под силу раскусить его и понять его
логику. Но за это можно зацепиться. Логика – вот тебе подсказка, это твое
ключевое слово, ниточка, за которую можно дернуть и распутать клубок.
– Спасибо, Вальтер. Ты очень помог мне, – буркнул Майкл, опять
возвращаясь к подъемнику. – Это ключевое слово поможет мне очень сильно.
– Будь осторожен, Майкл. Аспид следит за тобой и знает, что сейчас я
разговариваю с тобой. Возможно, он даже догадывается, о чем. Если он все
еще хочет убить тебя, он сделает это в ближайшие два часа, а если нет, лови
его, пока он не решился.
– Ты учил нас одинаково, Вальтер. Почему же мы разные? Что ты
хочешь сказать этим?
– Подумай сам. Больше я ничего не скажу тебе. Ты и так знаешь о
своем противнике куда больше, чем думаешь. А теперь влезай в машину и
поехали. Нам еще твою строптивую красавицу из мотеля забирать.
– С чего ты взял, то она строптивая? – пожал плечами Майкл.
– А разве нет? – Вальтер прищурился. – Да по глазам видно.


Они добрались до Лос-Анджелеса без приключений. Никита всю
дорогу молчала на заднем сидении, и Майклу казалось, что если бы его
"Мерседес" не был заполнен ядовитым газом, она с удовольствием
перебралась бы в него. Что могло случиться с этой неугомонной болтушкой?
Неужели правда ей Вальтер не понравился? Странно – обычно он располагал
к себе любого, кто не знал о профиле его работы. Сам Вальтер тоже не особо
стремился к общению с ней. Он будто забыл о ее присутствии и как ни в чем
ни бывало рассказывал Майклу невинные новости, не касавшиеся их общего
дела.
К мистеру Джонсу Майкл попал вовремя, по своему обыкновению
успев принять душ и как следует привести себя в порядок, не изменяя своему
коронному черному цвету безупречной глубины.
– Я знаю о вашем умении сделать стерильно то, что я доверю вам,
мистер Сэмьюэл, – говорил мистер Джонс, поглядывая на Майкла поверх
очков и прохаживаясь по огромному кабинету, опираясь на дорогую трость.
Майкл слушал его краем уха, заранее зная обо всем, что тот скажет, а сам
продолжал анализировать слова Вальтера об Аспиде.
– Надеюсь оправдать ваши надежды, – автоматически ответил он, и
мистер Джонс удовлетворенно кивнул.
– Вот досье на человека, с которым мне не хотелось бы больше
встречаться, – он протянул Майклу плотную папку. – Предоставляю вам
полную свободу действий – любой удобный случай. И я не буду сейчас
рассказывать, насколько это важно и нужно. Наверное, вы выслушиваете
такие речи от каждого своего заказчика.
Майкл согласно кивнул.
– Это нужно мне, а вам нужны деньги. Мы оба получаем необходимое,
так что долго объясняться, думаю, не стоит.
– Согласен. О моих условиях вы знаете, я полагаю.
– Да. Я ознакомился с ними, к тому же наслышан о вас от людей,
которые мне вас рекомендовали.
– Тогда, можно сказать, мы договорились.
Майкл встал с шикарного стула, на котором сидел, и вышел из
кабинета неслышно, как черная тень. Он всегда поступал так, потому что
знал, что это внушает заказчику непоколебимую уверенность в его
мастерстве.
Никиту он оставил в отеле очень угрюмой. Он не мог понять, что с ней
вдруг случилось. Может быть, она жалеет о том, что произошло между ними
минувшей ночью? Но не может же она быть настолько сентиментальной и
мусолить это восхитительное происшествие, выжимая из него все соки и
снова и снова раскладывая все по полочкам. Это не в ее духе, к тому же, он
сам не давал ей повода для волнений, свойственных сахарным недотрогам, к
которым эта темпераментная упрямица не относилась. Да и с утра она
проснулась довольно приветливой и милой, а вот появление Вальтера вывело
ее из себя. Совершенно непонятная ситуация.
Майкл поймал такси и, устроившись на заднем сидении, нервно
закурил. А с Аспидом что? Вальтер молодец – вместо того, чтобы лично
посодействовать их личному знакомству, дает сто указаний и исчезает в
кустах. Да, естественно, у него было множество учеников, но далеко не ко
всем он относился так же, как к Майклу, а здесь... Странно, что он никогда не
рассказывал об Аспиде. Разве что... Аспида он учил позже, уже после того,
как тренировал Майкла. Ну хорошо, допустим, так и было, но что это дает?
Вальтер берется тренировать только молодых, значит Аспид должен быть
моложе своего соперника не на один год. А что следует из этого? Абсолютно
ничего. Молодой киллер, свежий ум, непонятная логика... Но причем здесь
логика? Понятно, что все люди мыслят по-разному, так почему же именно
это слово Вальтер охарактеризовал как ключевое?
Что может быть связано с логикой? На нее могут влиять любые
факторы. К примеру, те же гены или общество. Да что угодно! Вальтер
сказал, что Майкл знает об Аспиде больше, чем думает. Так быть может, он
знает и самого Аспида, только не догадывается об этом? Но как такое могло
случиться? Аспид все знает, все видит, но остается совершенно незаметным,
просто мистически невидимым. Такое может быть? По идее, нет, потому что
Майкл всегда чувствует опасность и присутствие врага, здесь же он ощущал
себя беспомощным младенцем, потому что натыкался на следы
преследования только после того, как они становились реальной угрозой
вроде бомбы в багажнике или яда в бокалах. Как этот человек мог
оказываться настолько близко и при этом оставаться незамеченным? К тому
же, Майкл практически ни минуты не был один – рядом находилась Никита,
которая хоть и не обладала способностью видеть затылком, но в привычном
месте глаза имела.
Никита... Нужно будет расспросить ее обо всех подозрительных
подробностях – а вдруг она скажет что-то полезное. Конечно, она, зная обо
опасности уже не раз прокрутила в памяти все их путешествие, но если он
натолкнет ее, она может вспомнить что-нибудь неожиданное. Да, идея
совсем не плохая – она женщина и, может быть, подкинет свежую мысль,
ведь женщины думают совсем иначе...
У Майкла похолодело внутри. Женщины думают иначе...
"Аспид для тебя – инакомыслящий..."
Инакомыслящие...
"Тебе не под силу раскусить его и понять его логику..."
Логика...
"Логика – вот тебе подсказка, это твое ключевое слово, ниточка, за
которую можно дернуть и распутать клубок."
ЖЕНСКАЯ логика!
Аспид – женщина!
"... Ты и так знаешь о своем противнике куда больше, чем думаешь."
Больше, чем думаешь... Знаешь больше, чем думаешь...
Никита... Аспид – это Никита...
Так вот чем объясняется их с Вальтером поведение при встрече – она
поняла, что ее прикрытие перестало быть столь надежным, ведь она не
рассчитывала, что другом Майкла окажется именно Вальтер, ее собственный
наставник. А Вальтер сразу понял, что угрожает Майклу, и ничего он не знал
заранее. Знакомство с Сеймуром, скандал в квартире Медлин, слезы на
стоянке, ссора с матерью, прыжок в воду, трогательное признание в любви и
неописуемо прекрасная прошлая ночь в номере придорожного мотеля – все
это было продумано и спланировано заранее, а он, Майкл Сэмьюэл, мастер
своего дела, безупречный киллер, попался на такой примитивный крючок,
как мальчишка. К тому же, он был влюблен, как все тот же мальчишка, и не
мог найти себе оправдания. Хотя нет, он не был влюблен, он любил, причем
любил с такой силой, что уже не мог ни отказаться от этого совершенно
нового для себя чувства, ни бросить все как есть, ни убить человека, так
подло проведшего его.
Он вышел из такси, чувствуя себя металлическим автоматом, не
способным ни думать, ни разговаривать, ни принимать решения. Сейчас он
войдет в их номер и она получит возможность убить его на месте, не вступая
в долгие дискуссии, а он не будет сопротивляться. Вальтер наверняка
поговорил с ней, и она приняла окончательное решение. Только вот какое?
Ему не нужна пощада, выпрошенная Вальтером. Если эта женщина решила
убить его, пусть сделает это сейчас, когда он представляется себе вдребезги
разбитой чашкой, пусть убьет его, пока осколки не собраны. Она победила
его, уже победила. Она заставила его почувствовать и пережить то, на что он
не мог и надеяться, чего он не мог себе даже представить. Заставила и тут же
столкнула чашку с полки, вынудив страдать человека, много лет не
чувствовавшего абсолютно ничего, даже физической боли.
Майкл поднимался по лестнице, протаскивая за собой пудовые гири,
привязанные к каждой ноге. Он оттягивал момент их встречи до крайности и
в тоже время пытался приблизить его. А может, ерунда это все, а Вальтер
пытался сказать что-то другое? Может быть, Никита – самое невинное
существо на свете? Может быть, сейчас она ждет его в номере и в глазах ее
опять светится та искренняя любовь, которую он рассмотрел там вчера
вечером? Неужели эти глаза могли лгать? Нет, не могли.
Она ждет его, и вместе они рассекретят Аспида, а перед этим он
расскажет ей о себе все, абсолютно все – как жил все эти годы, чем жил,
зачем жил и как ждал ее, ждал той встречи на стоянке и возможности отвезти
ее в Лос-Анджелес.
С этой надеждой, даже уверенностью Майкл толкнул дверь номера.
Он увидел перед собой прекрасные аквамариновые глаза – те самые, которые
поразили его в гостиной Медлин. Теперь он видел в них не искренний и
горячий, а металлический блеск. Перед ним стояла не взбалмошная девочка,
он увидел перед собой убийцу – хладнокровную, непревзойденную,
коварную. Она лгала ему, все время лгала. Он был стариком-миллионером,
женившимся на манекенщице в поисках любви, а она была Аспидом, ловким
и неумолимым.
Лицо Майкла выражало полное спокойствие. Он не боялся смерти, и
она об этом знала. О чем можно было сказать в этот последний миг? Лучше
было молчать, ведь в любом случае его последним желанием мог стать
только прощальный взгляд в эти глаза, а их он видел и без просьб, они были
последним, что он должен был увидеть в жизни.
В его сердце, бьющееся под тонким черным гольфом, упиралось
ледяное дуло пистолета, а в его душу упирался взгляд любимых глаз. Он был
уже мертв... Мертв уже от одного этого взгляда. И он закрыл глаза.

* * *

Никита чувствовала под пальцем твердый бездушный курок и сама не
знала, зачем встретила Майкла в такой позе. Она была взволнована,
растеряна и наказана – нельзя было так самоуверенно идти на это задание,
нельзя было соглашаться убить человека, до которого ей самой еще расти и
расти. Что это было? Желание показать свое преимущество, выделиться?
Может быть, желание что-то кому-то доказать? Наверное, доказать себе в
который раз собственную способность выстоять и пройти через все.
Доказала? Естественно! Вот сейчас этот сильный человек, имя которого
стало нарицательным в ее кругу, стоял перед ней безоружный, обманутый и
обреченно смиренный. Но то ли это, чего ей хотелось? Неужели она хотела
унизить его? Вовсе нет! Она хотела выйти победительницей в этой игре,
хотела, чтобы сам Майкл признал за ней первенство. Но что делать с этим
первенством дальше? Неужели она в самом деле собирается спустить
курок?..
Она услышала за спиной голос толпы. Некоторые просили пощады.
Она обернулась назад, прямо за спиной увидела свою Совесть, свою
Подлость и Даму в белом, прятавшую лицо в густой вуали. Совесть
требовала милости, Подлость с ухмылкой опускала большой палец вниз, а
Дама в белом молчала. Вдруг она сложила перед собой руки в безмолвной
мольбе, отпустив вуаль. Порыв ветра взметнул невесомую ткань, и Никита
увидела прекрасное лицо и огромные глаза, полные слез. Дама в белом была
ее Любовью – несчастной, юной и заплаканной, возможно, обреченной на
мучительную смерть. Быть может, это ее последнее желание...
– Входи, – Никита опустила пистолет и отступила.
Майкл стоял там же, у двери. Он открыл глаза и наградил ее холодным,
чужим взглядом. На мгновение вспомнились его глаза минувшей ночью –
полные тепла и любви, – его нежные и сильные руки, мягкое прикосновение
шелковистых волос к раскрасневшейся щеке. Сердце сжалось в колючий
комок, но Никита заставила себя не меняться в лице.
– Спасибо, – его тихий голос прозвучал, как металлический отзвук. Он
медленно прошелся по комнате и сел на подлокотник кресла.
– Готов был умереть? – Никита не допускала мягкости в своем голосе,
но чувствовала, что могла бы сорваться на плач.
– Чего ты хочешь? Выносишь приговор? Решаешь, какой смертью мне
лучше погибнуть? Поверь, для меня это не имеет никакого значения.
– А если я отпущу тебя?
– Совсем не важно. Ты меня уже убила и выбрала самую мучительную
смерть.
– Так уж и убила. Всего лишь подразнила.
– Я не назвал бы это так, но дело твое. Раз ты так это видишь, будь по-
твоему.
– Ты хотел знать, кто тебя преследует? Теперь ты знаешь. Мало того –
можем устроить открытый поединок, без загадок.
– Хочешь дуэли? Кто выстрелит первым? Как глупо. Тебе заплатили за
то, чтобы ты меня убила, вот ты и действуй. Я был на твоем месте сотни раз
и прекрасно могу понять тебя. Не понимаю одного: зачем нужно было такое
долгое вступление?
– Не понимаешь? Мне было интересно познакомиться с тобой, чему-то
научиться прежде, чем ты погибнешь. Я добилась своего.
– И чему, интересно, ты научилась? Наивности и доверчивости?
– Нет, бдительности, силе и спокойствию. Мы оба погибли бы, если бы
не эти твои качества.
– Ты из простого любопытства подставляла свою голову в петлю? Ты
могла улететь под откос или взорваться вместе с машиной, отравиться газом
или ядом в бокале, из которого ты непонятно зачем пила. Ну и ради чего все
это делалось?
– Для правдоподобия, конечно.
– А если бы я не почувствовал запах, ты указала бы мне на него?
– К тому времени я уже знала, что почувствуешь.
– Ну вот что, – Майкл встал со своего подлокотника и прошелся по
комнате, – давай заканчивать с этими рассуждениями. Ты или стреляй, или
делай что-то полезное. У меня мало времени и я не хочу тратить его таким
образом.
Никита опять направила на него дуло пистолета. Чего добивается этот
человек? Почему его не страшит абсолютно ничего? Он придерживается
только собственного мнения, никогда и ни на кого не полагаясь, никогда не
высказывает свои мысли вслух, полностью закупорен для внешнего мира.
Для окружающих существует свой Майкл, но на самом деле все они
ошибаются: для того, чтобы понять его, нужно приложить множество
усилий, но никто и не пытается их прилагать, потому что сам он никому не
позволит забраться к себе в душу. Позволил только ей... А может быть,
притворился? Но зачем?
В мгновение ока она оказалась на полу, и ее лопатки больно уперлись в
отполированный паркет. Перед глазами ее блеснула крохотная молния
острейшего лезвия бритвы и тут же холодком прижалась к горлу. Майкл
прижимал ее к полу своим телом, его взгляд ничего не выражал, а дыхание
было ровным и спокойным. Никита почувствовала, как гулко бьется ее
собственное сердце. Мозг пронзала единственная мысль: "Какая же я дура!"
– Ты хотела получить урок прежде, чем я умру? Выдержка и сила – это
далеко не все, что ты имела возможность почерпнуть из нашего общения.
Если бы ты спросила, я бы и так ответил на твои вопросы. Так вот,
ответственное решение принимается на протяжении четверти секунды, а не
взвешивается и обдумывается полчаса. Ты хотела убить меня? Ты должна
была спустить курок в тот момент, когда я открыл дверь. Ты киллер, а значит
слова – не твой хлеб, но тебе хотелось обсудить ситуацию. Вот это ты
должна была впитать – тем более, что поначалу я на этом настаивал.
– Отец просил не убивать тебя, – прошипела девушка, стараясь не
шевелиться, потому что уже чувствовала запах собственной крови,
сочившейся из неглубокого пореза.
– Чей отец? – она увидела промелькнувшее в его глазах удивление и
возликовала в душе неизвестно почему.
– Мой отец. Вальтер.
– Он твой отец? Тогда это многое объясняет.
– Например?
– Например, твою необычную профессию. Вальтер – мастер своего
дела.
Никита чувствовала, что от такой близости Майкла начинает терять
самообладание и обмякает. Некстати вспомнилась прошлая ночь в мотеле,
неисчерпаемое море нежности, выходящее из берегов и затапливающее ее
волю, желание изменить всю свою жизнь, начиная с самого рождения,
желание изменить и его жизнь тоже и никогда не отпускать его от себя. Ей
было страшно в этом признаваться, но она любила этого человека,
действительно любила, несмотря на то, что все в этом мире было против
этого чувства. Сама не заметила, когда поддалась слабости, когда позволила
себе окунуться с головой в чувство, которого раньше не ведала, когда
позволила Майклу на это чувство ответить.
– И моя мать никогда не считала, что я занимаюсь проституцией, –
сказала она вслух, стараясь сдерживать сбивчивое дыхание. – Она прекрасно
знает, чем занимается отец, догадывается, чему он научил меня, пока я жила
в Лос-Анджелесе.
– Ты считаешь, что пришло время для исповеди? – Майкл не моргнул и
глазом.
– Но ты постепенно углубляешься, – отметила девушка, глазами
указывая в сторону лезвия.
Майкл встал на ноги, а Никита осталась лежать на полу. Он смотрел на
нее сверху вниз и в его глазах она не видела ни боли, ни презрения – они
вообще ничего не выражали, как будто Майкл не был человеком.
– Что же ты сам тянешь и не убиваешь меня? – она попыталась придать
голосу ехидство.
– А я и не собирался тебя убивать, я просто показал тебе, что в данной
ситуации победу одержала не ты.
– Но и не ты! – праведный гнев залил ее щеки красной краской и она
стукнулась локтями о пол.
– И не я. Но сейчас сила была на моей стороне.
– Но почему бы тебе не убить меня сейчас? Я твой враг, ты знаешь, что
я взяла на себя задачу лишить тебя жизни и пыталась это сделать несколько
раз. В чем же дело?
– Знаешь, я – киллер, а киллер – не маньяк и не убивает ради
собственной выгоды. Мне же не платили за твою смерть...
Он повернулся к ней спиной и направился к двери. Уже открыв ее,
обернулся и посмотрел на Никиту в последний раз.
– Хочешь еще один урок? Когда нападаешь сзади, бей по почкам...
Но она не напала, и дверь захлопнулась за спиной человека, который на
протяжении двух последних дней стал для Никиты самым близким и
дорогим.


Никита шла по воде, стараясь наслаждаться солнечным днем и не
думать о Майкле и обо всем, что с ним было связано. Она уже видела дом
отца, окруженный зеленью и пляжем – небольшой дом с белоснежными
стенами и красной черепицей. Когда-то они переселялись сюда вместе,
вместе все проектировали и продумывали, ведь она так любила шум прибоя и
прохладу океанских волн. Но жить вместе они не стали, потому что две такие
сильные личности под одной крышей уживаются крайне тяжело, а поэтому
они решили не портить свои отношения и расстаться. И вот теперь Никита
шла к отцу с босоножками в руках и с тяжелым камнем на душе. Она знала,
что сейчас отец не расположен быть с ней ласковым, а значит, придется
послушать его нравоучения. Но, если вдуматься, как раз его нравоучения
обычно оказываются самыми полезными для нее. Иногда стоит потерпеть,
чтобы набраться опыта.
Вальтер сидел в шезлонге у воды перед домом и сосредоточенно читал
газету. Никита села перед ним на песок и подобрала под себя ноги. Отец
покосился на нее, но опять вернулся к чтению.
– Ладно, я виновата, но только перед тобой лично, – согласилась с его
молчанием Никита. – В остальном я делала все именно так, как ты меня учил
поступать.
– Ты не передо мной виновата, – Вальтер аккуратно свернул газету и
посмотрел на дочь родными мудрыми глазами. – Ты перед Майклом
провинилась. И потом, разве этому я тебя учил? Не все в этом мире
измеряется деньгами, цены бывают разными. Ну кто тебе мешал просто
прихлопнуть его на месте, раз уж пошла на это дело? Раз – и нету. Так нет
же, ты за ним поехала в Анджелес. Ну и зачем?
– Мне было интересно познакомиться с ним.
– Обычно с людьми при других обстоятельствах знакомятся, а убивать
проще незнакомых. Ты киллер, а не психолог. Зачем тебе понадобилось вести
такую сложную игру?
– Ты сам попросил меня не убивать его, а теперь сам же и упрекаешь за
то, что я тебя послушалась.
– Я тебя совсем не за это упрекаю. Зачем же ты дала мне возможность
о чем-то тебя просить? По-хорошему, я должен был узнать о смерти Майкла
от общих знакомых, в худшем случае – из газет. А как я обо всем узнал?
Увидев тебя в его спальне! Вообще-то родители плохо реагируют на
подобные сцены, должен сказать. Уж и не знаю, станешь ли ты когда-нибудь
матерью, но если станешь, поймешь, о чем я.
– Не ворчи. Ты никогда не относился ко мне, как к дочери.
– А как, интересно, я относился к тебе?
– Обычно детей лелеют и балуют, а ты выучил меня своему ремеслу.
– Ты считаешь, что отцовская любовь всегда проявляется одинаково? А
ты не задумалась, почему я не выучил ремеслу твоего брата?
– Потому что он не захотел.
– Ошибаешься. Я даже не спрашивал его об этом, отпустил с миром – и
привет. Может быть, как отец в классическом понимании этого слова я и не
удался, так я вообще не классический человек. И когда я чему-либо учил
тебя, я ведь всегда спрашивал твоего мнения, не правда ли, сладкая? Или я
насильно вложил в твои хорошенькие ручки оружие и ткнул ногой под зад
заниматься тем, чем ты сейчас занимаешься? Нет, моя милая, мы с тобой
занимались долго и плодотворно, но даже после этого ты имела все права
забыть обо всем, осесть в маленьком уютном городке и работать
учительницей младших классов. Ты этого не сделала, так что теперь будь
добра выслушивать мои замечания безропотно. Я собаку съел в этом деле.
Да, действительно, если ты берешь на себя какое-то дело, ты должна довести
его до конца без сучка и без задоринки. Но кто тебя заставлял за ЭТО дело
браться?
– Чем оно отличается от других?
– Вот сама мне скажи, чем оно отличается. Будем считать это твоей
аттестацией.
Никита промолчала, рисуя пальцем на горячем песке замысловатые
узоры.
– Не хочешь говорить? Ладно, я расскажу тебе сам. Создам словесную
оболочку нашим общим мыслям. Убивать лучшего киллера нельзя, во-
первых, потому, что он единственный в своем роде, а ты – ему подобная. Я
уж не говорю о том, чем это чревато. Во-вторых, сколько бы тебе ни
заплатили за его смерть, в данной ситуации ты бралась не за смерть
политика, бизнесмена, случайного свидетеля, мошенника или полицейского –
ты взялась за убийство своего коллеги, который никогда не стоял на твоем
пути и сомневаюсь, что появился бы там хоть однажды. Этика существует и
у киллеров тоже. Ну хорошо, допустим, ты все же начихала на этику и на все,
что я тебе сейчас сказал. Но за каким чертом ты поехала с Майклом за
тридевять земель, а не пристрелила его сразу? Зачем тебе понадобилось
знакомиться с ним? Я не могу уложить это себе в голову, сладкая. Объясни.
– Я же сказала уже: мне было любопытно.
– И ты только ради любопытства затеяла весь этот сыр-бор? Никита, я
не верю, что это ты мне говоришь, – Вальтер приподнялся с шезлонга.
Никита не помнила, когда раньше видела спокойного и улыбчивого отца в
таком гневе.
– Это я тебе говорю. Мне интересно было увидеть человека, которым
ты мне все уши прожужжал в свое время, о котором говорят все, с кем я
знакома, кумира моей юности. Это так уж предосудительно?
– Впервые слышу, чтобы кумира юности кто-то собирался
пристрелить, а прежде взять у него автограф, – гнев Вальтера постепенно
начал переходить в ворчание.
– Папа, ну хорошо, согласна: я ошиблась. Но как я теперь могу
искупить свою вину? Или ты считаешь, что я всего лишь должна попросить
прощения у Майкла?
– Не смеши меня, – Вальтер устало махнул рукой. – Просьбы о
прощении... К чему они? Сама подумай, как тебе лучше поступить, а Майклу
на глаза не попадайся больше. И имей в виду, что здесь впросак попал не он,
а ты. Он тоже хорош – доверился девчонке с дурью в голове, но в конечном
итоге он оказался благороднее, чем ты, что делает ему немалую честь. Вот и
поучись у него, раз уж случай выдался.
– Хорошо, папа, я запомню, – Никита отвела глаза и грустно кивнула.
– А теперь вставай с песка и пойдем в дом пить зеленый чай – в такую
жару очень хорошо спасает. Заодно расскажешь мне о том, как жила
последние несколько месяцев. И ни слова об этом случае, а то опять начну
раздражаться.
Они обнялись и пошли к дому, шутливо пиная друг друга босыми
ногами.


– То есть, как это ты отказываешься? – глаза Поля Вульфа были
круглыми, как медали, а нижняя челюсть слегка приопустилась от гнева.
– Я возвращаю вам чек, мистер Вульф.
Голос Никиты был таким же ровным и спокойным, как у Майкла,
просившего ее не грызть орешки. Она сидела в удобном кожаном кресле
перед столом заказчика и глядела прямо в его глаза. Она была восхитительна
и неприступна в светло-сером легком брючном костюме и со строгой
элегантной прической – жаль, что Вульф не видел ее в панаме и мокрых
джинсах, ему бы просто было с чем сравнить. В любом случае, сейчас он не
был расположен рассматривать свою посетительницу, потому что был
неописуемо зол.
– Ну и расскажи мне, чем Майкл Сэмьюэл так испугал тебя? Почему ты
решила отказаться? – Поль едва сдерживался, чтобы не запустить в голову
Никиты кадку с фикусом.
Никита видела это и испытывала совершенно противоречивый чувства.
С одной стороны, она знала, что Вульф опасен, а с другой стороны, ей
нравилось ходить по острию ножа, в этом была ее сущность. А была еще и
третья сторона: ей до дрожи в коленках нравилось думать, что она
подставила этого человека, не выполнив его задание, и он ничего не может с
ней поделать, разве что убить, но здесь ему придется очень хорошо
постараться. Он пытается задеть ее своими словами, но ее так просто из себя
не вывести – учителя были хорошие. Пусть теперь побьется в конвульсиях.
Лицо же Никиты оставалось бесстрастным, и на нем даже поблескивала
легкая, спокойная полуулыбка.
– Я пообщалась с мистером Сэмьюэлом и пришла к выводу, что убить
такого мастера – просто кощунство.
– Иными словами, ветер поддул на него твою юбку? – не выдержал
Поль.
– Не пытайтесь меня оскорбить, – Никита провела по лакированной
поверхности стола пальцем, как бы демонстрируя посягательство на чужую
территорию. – Вы знаете, мистер Вульф, насколько я опасный человек.
Одного сильного врага вы уже имеете. Зачем вам второй? Вы же понимаете,
что еще пара слов в мой огород – и спать спокойно вы уже не будете. Очень
неосмотрительно ссориться с киллерами.
– Да, одна школа, – все еще со злостью проговорил Поль, но слегка
поутих.
– Итак, давайте договоримся полюбовно: я возвращаю ваши деньги, а
вы оставляете меня в покое.
– Считаешь, что на тебя не найдется своего киллера?
– Как глупо – решать свои проблемы только при помощи киллеров, –
Никита усмехнулась. Она понимала, что напрашивается на неприятности, но,
очень странно, они ее совершенно не волновали.
– Мир жесток, детка, – язвительно скривился Поль.
Никита разжалась, как пружина, мгновенно оказалась на ногах, а ее
пальцы уверенно сжали горло Вульфа, прижимая особые точки. Лицо ее не
исказилось и выглядело так, будто она присела отдохнуть на скамейке в
парке.
– Можете считать это последним предупреждением. Управы на меня
нет, я – сама себе хозяйка. Если хотите – убейте меня сами, а если вам это не
под силу, не наживите себе грыжу.
– Нет человека, на которого не найдется управы, – угрожающе
прохрипел Поль, но Никита увидела в его глазах страх и сжала пальцы
немного сильнее. Она знала, что еще совсем немного силы – и обидчика
можно будет даже не пытаться спасать. По глазам Вульфа она понимала, что
и он об этом догадывается.
– Хорошо, можешь позвать Майкла Сэмьюэла и попросить его убить
меня, – девушка язвительно улыбнулась и убрала руки. Поль потер шею,
искоса поглядывая на столь агрессивно настроенную посетительницу.
– Хорошая идея. Ты его обманула, и он с удовольствием перережет
тебе горло. Только мне это не выгодно. Вставать между вами я не собираюсь,
но сама увидишь: пройдет совсем немного времени и вы поубиваете друг
друга, без моего вмешательства.
– Сомневаюсь. Я не собираюсь впредь переходить дорогу Майклу и
уверена, что он того же мнения.
– Напрасно ты так о нем думаешь. Убийца сам по себе жестокий и
непредсказуемый человек.
– По себе сУдите, мистер Вульф.
– Скольких людей ты убила за свою юную жизнь, Никита?
– А скольких убили вы?
– Лично я не убил ни одного.
– Правда? Так знайте, что я не убила ни одного человека, испытывая к
нему ненависть, а вы таким образом избавляетесь от тех, кто вам не угоден.
Что хуже?
– Это вопрос. Неизвестно, что хуже – убить человека что-то к нему
чувствуя или совершенно хладнокровно. Но мы не будем искать ответ на
этот вопрос. Это все равно, что выяснять, что было раньше – яйцо или
курица. Но ты еще вспомнишь мои слова насчет Майкла. Слишком просто
было бы, если бы киллер его уровня просто взял и забыл обиду.
– Это наши личные дела с Майклом. Не понимаю, почему этот вопрос
так вас волнует.
– Я хочу, чтобы вас не было, – с твердой яростью произнес Поль,
чеканя слова.
– Кто знает... – Никита подошла к двери и обернулась с ослепительной,
но фальшивой улыбкой. – Кто знает, мистер Вульф, возможно, ваша мечта
осуществится, но мне бы хотелось, чтобы вы узнали об этом последним.


Настойчивое летнее солнце жаркими лучами пыталось проникнуть в
комнату через щели жалюзей, но все, что ему удавалось, – всего лишь слегка
освещать стены. Никита нарочно заказала себе темные жалюзи, чтобы не
было всего этого безобразия со светом. Она вернулась в Сан-Франциско,
сходила к Вульфу и купила темные жалюзи. С тех пор она не делала
абсолютно ничего целых три недели. Она лежала на кровати, свернувшись
калачиком, и то ли умирала, то ли рождалась заново. Иногда ее бил озноб,
иногда ей было нестерпимо жарко, а иногда она даже подумывала о том,
чтобы начать свою жизнь сначала. Но кому это нужно?..
Иногда звонил телефон – маленький мобильный телефон в ее сумочке,
но Никита не брала его, ей даже не было интересно, кто звонит. Может быть,
это отец, может быть, кто-то из знакомых, а может, и заказчики. Да какая
разница?
Ей было плохо. Она понимала, что совершила самую большую ошибку
в своей жизни, и из этой истории ей уже не выпутаться. С каждым днем, с
каждым часом и минутой ей все больше хотелось повернуть жизнь вспять
только ради того, чтобы опять увидеть Майкла, услышать его тихий
бархатный голос, окунуться в самые глубокие на свете зеленые глаза... Ей
казалось, что это сумасшествие, паранойя, но она не могла от всего этого
избавиться.
Будь проклят тот день, когда она согласилась на эту авантюру!
Лучше было никогда не встречаться с Майклом и жить своей обычной
полнокровной жизнью. Но что случилось, то случилось. Теперь нельзя
ничего сделать, остается только вспоминать. Он правда любил ее, она видела
это в его неповторимых глазах, она слышала это в интонациях его голоса, она
чувствовала это в его нежных руках и губах, так мягко ласкавших ее
счастливое тело той единственной ночью, какой больше никогда у них не
будет.
– Майкл... – шептали губы, а по щекам текли слезы. Она так давно не
плакала, а теперь ее лицо не высыхает от слез. Если бы кто-то знал о том, чем
она занимается три недели, запершись дома, этот человек явно потерял бы
сознание от неожиданности, но что ей было за дело до какого-то там
человека?
А может быть, плюнуть на все, выбежать из дома, добраться до
злополучной стоянки у дома Медлин, дождаться Майкла, рассказать ему
абсолютно все, что она чувствует, а потом вместе посмеяться над глупой
историей? Они посмеются, поймут, насколько все было недостойно ссоры,
обнимутся и навсегда останутся вместе. Сколько раз Никита порывалась
встать, но тут же опять падала на кровать и сжималась клубком, как от
нестерпимой боли. Нет, гордый Майкл никогда не поймет и не простит ее.
Но тогда она хотя бы снова увидит его! Еще один рывок с кровати и еще
одно падение: от этого будет еще больнее, новой встречи она уже не
переживет.
Но что, в конце концов, произошло? Влюбилась? Не ты первая, не ты
последняя. Зачем же волосы на себе рвать? Самого страшного не случилось,
Майкл остался жив, а важнее этого нет ничего на этом свете... Фу, ну что за
глупости? Необходимо взять себя в руки и отвлечься. Никогда Никита не
страдала такой сентиментальностью, а тут вдруг три недели не занимается
ничем другим, как будто стремится отыграться за всю прошедшую жизнь.
Такие мысли стали посещать ее к концу третьей недели, причем чем дальше
– тем чаще.
Наконец она излечилась до такой степени, что даже нашла в себе силы
на то, чтобы поднять трубку вновь зазвонившего телефона. Откуда-то из
мира, в котором все проблемы были разрешимыми и забавными, донесся
голос Вальтера:
– Эй, сладкая, ты куда пропала?
– Меня не было в городе, – Никита постаралась придать голосу
твердость.
– Я так и понял. И, наверное, ты была за пределами зоны покрытия,
потому что у тебя мобильный телефон.
– Да... Да, именно так.
Не было ни сил что-либо выдумывать, ни желания делать это, потому
что отец и так всегда знал гораздо больше, чем хотелось бы.
– Хорошо, что вернулась. Для тебя есть работенка.
– С каких пор ты ищешь мне работу?
– Ее нужно сделать в Сан-Франциско. Кого еще я могу попросить?
– Майкла, к примеру.
– Если бы Майкл так долго был вне зоны досягаемости, наверное, я
просил бы его. Мне почему-то кажется, что хорошая работа тебе сейчас не
помешала бы.
– Ну что там у тебя? – недовольство в ее голосе было нескрываемым.
– Ты решила выйти на пенсию или ты со всеми так разговариваешь?
– Ну ладно тебе. Работа – так работа. Что нужно сделать?
– Мне позвонила твоя мать...
– Только не это!
– Ты послушай вначале. В конце концов, почему интересы твоей
матери должен защищать кто-то другой, а не ты? Вот тебе и повод найти
общий язык.
– На это у нас было двадцать два года. Не нашли почему-то. Что у нее
стряслось?
– Ей кто-то угрожает. Она не знает, кто, но стала получать анонимные
письма. Ей слегка не по себе.
– И я должна неотступно находиться при ней? Папа, я не
телохранитель. И вообще, представляю себе этот ваш разговор: "Раз ты все
равно занимаешься такими делами, такой-сякой, может быть, спасешь мою
задницу?"
– Не груби. Речь идет о твоей матери. Тебе безразлична ее судьба?
– Я могу заплатить человеку, который занимается именно этим.
Хочешь? Я не согласна сидеть в Санта-Марии до пенсии, а тем более –
неотступно следовать за мамой. Наш с ней последний разговор был очень
живописным.
– Тебя никто об этом не просит. Напрягись и узнай, кому есть до нее
дело.
– Если этим занимается какой-нибудь мелкий одинокий романтик, я
ничем не помогу. Как я его обнаружу?
– У меня есть одна мысль, – Вальтер покашлял. – Угрожать могут не
ей, а тебе. Вспомни, кому ты насолила в последнее время, и прими меры.
– Кому я насолила?! Да мало ли кому я насолила! – вспылила девушка.
– Я здесь причем?
– Твое имя фигурировало в этих письмах.
– То есть?
– Упоминалось. Просто упоминалось.
– Пап, тебе не кажется, что это не телефонный разговор?
– Иначе с тобой не поговорить. Не обращай внимания. В общем, ты
подумай и скажи мне, что намерена делать. Если не поедешь к матери,
придется ехать мне. Но я останусь не совсем тобой доволен.
– Это не страшно.
– Не делай вид, будто ты равнодушна к моему мнению. Если бы это
было так, ты была бы не очень хорошим человеком, но я же знаю, какая ты.
– Какая?
– Ты – моя любимая девочка, именно такая, какой должна быть. И у
меня к тебе еще одна просьба: встань с дивана и пойди прогуляйся, скажем,
по магазинам. Три недели отсидки в местах, где не работает сотовый, – это
уж слишком. Тебе так не кажется?
– Папа... – Никита помолчала. – Я поступила подло.
– Не бери в голову. Согласись, что это не самый страшный поступок в
твоей жизни.
– Ты даже не представляешь, насколько он страшен.
– Не принимай близко к сердцу и забудь обо всем, что случилось. Я
серьезно советую тебе забыть об этом. Так будет лучше для всех.
– Спасибо, папа. Я ухожу в магазин.
– Отлично, сладкая. Приятной прогулки.
Никита отложила телефон в сторону и уронила голову на руки. Нужно
было оживать и приводить себя в порядок. Жизнь продолжается, к тому же,
ее собственный внутренний голос говорил словами отца: "Обо всем, что
случилось, немедленно нужно забыть..."

Никита остановилась перед маленькой лужицей, по форме
напоминавшей пятиконечную звезду. Это было распутье, и она могла идти в
любую из пяти сторон, предложенных ложкой воды. В жарком летнем
воздухе носился распаренный запах мяты, океана и теплой земли, влажной от
недавней грозы. Над головой сомкнулись кронами деревья, но Никита не
могла поднимать голову, чтобы листва своим цветом не напоминала ей
любимые глаза. И свой любимый океан она теперь тоже не могла видеть по
той же причине. Не слушая напутствий лужицы, она подошла к машине и
бросила на заднее сидение бумажный пакет с продуктами. Пора было ехать
домой, но снова видеть диван, впитавший в себя за последние дни столько
страданий, было просто невыносимо.
– Никита! – услышала она радостный голос позади себя, обернулась и
увидела Сеймура Биркоффа, спешившего к ней через дорогу.
Стоило посмотреть на его сияющее лицо, и тоска ледяным потоком
опять наполнила все существо девушки. Ну откуда? Ну зачем? Ну почему
именно он? Что сейчас говорить ему? Сочинять, оправдываться, пытаться
отвязаться... Как это сейчас не кстати...
– Привет, Никита! – Сеймур не мог удалить счастливую улыбку с лица,
хоть и очень старался, судя по всему.
– Привет, – она устало облокотилась о капот и, вместо того, чтобы
придумывать оправдания, просто стала ждать развязки.
– Послушай, я так испугался, что не смогу больше найти тебя. Поехал к
тебе домой, но мне сказали, что ты съехала с той квартиры, а куда – никто не
знал. Я решил, что это все. Как дела? – он просто остановился рядом, не
сводя восхищенных глаз с девушки.
– Все в порядке. А у тебя?
– Почему так сухо, Никита? Ну прости меня! Поверь, что меньше всего
на свете мне хотелось ссориться с тобой. Где ты теперь?
– Теперь я в городе. Сняла квартиру недалеко от центра.
– И машину купила? – Сеймур кивнул на элегантный "Вольво" цвета
мокрого асфальта.
– Да, – Никита окинула автомобиль критичным взглядом. –
Подержанную.
Ей стало почти смешно – она купила эту машину всего пару месяцев
назад, причем она только сошла с конвейера и еще пахла свежей краской.
Поверит ли Сеймур в чрезмерную подержанность этой роскоши? Но он,
казалось, даже не обратил на это внимания.
– Хорошая, – почти не глядя на машину, сказал он и поток его мыслей
тут же устремился совсем в другую сторону.
– А как мама? – язвительно прищурилась девушка.
– Мама в порядке. Слушай, ты не обращай на нее внимания. Знаешь,
мамы ведь не очень любят смиряться с тем, что их сыновья вырастают и
начинают любить других женщин.
– Ой, только не обобщай. Я сейчас не имею в виду всех мам на свете, а
конкретно – одну единственную – твою. Мне глубоко наплевать на то, как
относятся женщины к девушкам своих сыновей. Меня интересует только
один случай – мой.
– Эта история так тебя задела? – Сеймур так скривился, что Никита
едва сдержала смех. Неужели он не видит, насколько она равнодушна к той
истории и, если честно, то и к нему самому?
– Да ладно, я переживу.
– У тебя... есть кто-нибудь?
– Был. Уже нет.
– Уже после меня был и нет? – глаза Сеймура полезли на лоб. Он явно
не ожидал такой ветрености от своей возлюбленной.
– А что тебя так удивляет? Какое тебе теперь до этого дело?
– Никита... – Сеймур покраснел и усиленно подбирал слова. – Ты так
сердишься или тебе совсем на меня наплевать? Только честно.
– Совсем честно? Я отношусь ко всему этому равнодушно. И к тебе – в
том числе.
– И давно?
– Да. А ты думал, что я буду хныкать, прижимая к сердцу плюшевого
медвежонка, еще года два? Понимаешь, Сеймур, я не привыкла оставаться
обиженной. На обиженных воду возят, сам знаешь.
– Ты стала такой резкой, – удивленно протянул парень, и Никита опять
с трудом сдержала улыбку – теперь ей уже не обязательно было
притворяться наивной ранимой девочкой – игра была окончена. Самое
неприятное, что вся эта игра была затеяна с одной целью – выйти на Майкла,
поэтому после позорного провала операции в ее интересах было вообще
забыть обо всей этой истории и о Сеймуре – в первую очередь. Тем не менее,
обижать его особого желания не было, а уж тем более – раскрывать перед
ним свои карты. Зачем? Лучше быть покинутым любовником, чем
обманутым никем.
– Не могу смотреть на тебя без содрогания, – усмехнулась девушка.
– Ну не язви. Не хочешь больше со мной встречаться – давай хотя бы
останемся друзьями.
– Ты хотел сказать – расстанемся друзьями?
– Нет, останемся. Мне совсем не хочется терять тебя насовсем.
– Я нужна тебе как напоминание о неудачном романе?
Сеймур насуплено замолчал, и Никита поняла, что сейчас ему
совершенно не по себе. Жизнь пока не научила его сдерживать свои эмоции и
держать чувства под контролем. Ничего не поделаешь, сама она –
стрелянный воробей, а ситуация с Майклом вышла из-под ее контроля, и она
позволила себе влюбиться, как старшеклассница. Может быть, сделать
скидку на необстрелянность Сеймура и дать возможность хоть одному
страдальцу выйти из положения более или менее не деформированным?
Вполне возможно, тогда и самой станет немного полегче.
– Хорошо, – сдалась она. – Хочешь, пойдем прогуляемся?
– Да, конечно! – охотно согласился он.
Они пошли по тротуару бок о бок, и Никита просто физически
почувствовала облегчение Сеймура. Наверное, так и стоит поступать с
людьми – оставлять им надежду на что-то приятное, на то, чего они хотят.
Странно, что такие выводы она стала делать только сейчас, после истории с
Майклом. Неужели этот мрачный сфинкс, лишивший жизни не один десяток
людей, способен зарождать в чьем-то сознании крупицы доброго и вечного?
А Сеймур совсем еще мальчишка, и ей в нормальной ситуации даже в голову
не пришло бы обратить на него внимание, а уж тем более – допустить мысль
о том, что он мог бы стать ее любовником. Но в жизни всякое случается,
неожиданный поворот – и ты вынужден удивиться. Что ж теперь делать?
Сама отказалась от прошлого, имея большой опыт подобных отказов и живя
только настоящим, но разве это повод для того, чтобы требовать этого от
мальчишки, который до сих пор не знал, что такое серьезная эмоциональная
встряска?
– Знаешь, я решил поселиться отдельно от матери, – сообщил Сеймур.
– Зачем?
– Она сильно на меня влияет, а мне этого не хочется, – признался он.
– А хватит духу оставить ее одну?
– Но ты же свою как-то оставила...
Никита рассмеялась.
– Ну что ты сравниваешь? У меня совсем другая ситуация. Я уехала из
дому в достаточно юном возрасте, чтобы не задумываться о тех, кого
покидаю, а тем более – о матери, я ведь от нее и убегала. А ты задержался.
Знаешь, скажу откровенно: если бы Я была на твоем месте, я бы и от твоей
сбежала, но мы с тобой слишком разные. Для меня самое важное –
абсолютная свобода, а для тебя – что-то совершенно другое.
– Хочешь знать, что?
– Если ты хочешь сказать мне об этом.
– Понимаешь, я сам никогда об этом не задумывался. Живу, как
живется, и все.
– В этом и есть твоя беда. Чтобы добиться от жизни желаемого, нужно
знать, чего именно хочешь добиться. И не позволяй никому собой помыкать.
Хотя... Может быть, ТАК жить тебе удобнее...
– Издеваешься?
– Нисколько. Каждому свое. Никому же не нужно, чтобы мы с тобой
были одинаковыми, правда? Вот твоя мать – властный человек, а ты не
похож на нее, по крайней мере, в этом отношении. И разве она испытывает
необходимость в том, чтобы кто-то ее поддерживал?
– У всех есть такая потребность, – не согласился Сеймур. – От моей
поддержки мама не отказалась бы ни за что.
– Ты говоришь о своем присутствии рядом, но не о поддержке. Рядом с
ней есть ты и Майкл, но ждет ли она от вас хотя бы моральной помощи?
– Я не знаю. Мне кажется, в помощи она никогда не нуждалась.
– Вот именно. Об этом я и говорю, – Никиту сердило то, что она никак
не может перевести разговор на Майкла, просто не находила повода и
опасалась, что Сеймур может что-то заподозрить по блеску в ее глазах. Но
она должна была знать о нем хоть что-то, по крайней мере, знать, что он в
Сан-Франциско, совсем рядом, что можно случайно столкнуться с ним на
улице и возненавидеть себя за эту случайность. Имя Майкла, слетевшее с
губ, сладкой горечью разлилось по сознанию, захотелось повторять его снова
и снова, а потом опять восстанавливать дыхание, сорвавшееся от восторга:
"Я люблю этого человека! Это настоящее счастье – любить его, потому что
лучше никого на свете нет... И вместе с тем, это настоящее несчастье..."
– Она все так же живет с тем Майклом? – пошла напролом девушка.
Она во что бы то ни стало должна говорить на эту тему, ничто другое сейчас
ее не интересует. Сеймур, как ни странно, не удивился. По всей видимости,
ему было все равно, о чем разговаривать, лишь бы вот так идти рядом с
Никитой по тротуару и слышать ее голос. Ах, как же она понимала его!
– Так ведь он не живет с нами. У него где-то есть своя квартира. Не
знаю, где, я там никогда не был. Честно говоря, мне все равно.
– А раньше он жил с вами...
– С матерью. Я их дел не касаюсь, у меня есть свои проблемы. Теперь
он две недели где-то ездил по делам, а когда вернулся, все больше пропадает
у себя. Иногда мать сама к нему ездит. Вот, кстати, поэтому я и решил жить
отдельно – понял, насколько комфортно себя чувствую, когда матери нет
дома.
– Ты всегда комфортно себя чувствуешь, – отмахнулась Никита.
Значит, на самом деле Майкл живет неизвестно где? Почему же он
перестал обитать у любовницы? Кто-то спугнул его или... Нет, не может
быть, чтобы он переживал хотя бы на сотую долю от ее переживаний. А
вдруг? Не стоит и надеяться на это, потому что на самом деле он ненавидит
ее за все, что она сделала. А что бы сама она чувствовала на его месте? Ну, с
ней все понятно. Допустим, она даже влюбилась бы в человека, который
обманул ее с целью убить, а что дальше? Возненавидела бы, если бы это был
Майкл? Нет! Всего лишь решила бы, что не любима, и попыталась бы
забыть, отгородиться от всего мира. Собственно говоря, было бы то же
самое, что происходит с ней сейчас... А что если он чувствует то же самое?
Не может быть... Но если это так, то насколько же он сейчас несчастен!
Сердце сжалось от боли, когда она представила себе страдания
Майкла. А ведь он смотрел на нее так нежно, его взгляд был таким
глубоким... Он любил ее, были минуты, когда она не сомневалась в этом. Да
что там минуты! Она была уверена в его искренности. Перед глазами
пронеслись мгновения счастья, омраченного ужасающей миссией, черным
обманом и собственной подлостью. Ночью в мотеле она долго не могла
уснуть и, уютно устроившись в объятиях Майкла, наблюдала за ним,
спящим. Она не подозревала, что ее сердце способно умещать в себе столько
нежности, она готова была мурлыкать и смотреть на него весь остаток своей
жизни.
А может, стоило прикинуться шлангом и убедить Майкла в том, что
Аспид – это не она? Нет, на данном этапе уже ничего не исправлялось –
вмешался отец. Тогда нельзя было хвататься за оружие и спокойно объяснить
человеку, что данное Вульфу обещание перестало что-то значить для нее еще
в ту минуту, когда она прыгала со скалы неподалеку от Санта-Барбары. Да, в
этом и была основная ошибка, доказательство по-женски необъяснимой
безбашенности. Но что можно сделать теперь?
– Ты меня не слушаешь? – донеслось до сознания Никиты обиженное
восклицание Сеймура.
– Извини... Давай вернемся.
– Почему? Я сказал что-нибудь не то?
– Сеймур, – она задумчиво провела пальцем по вороту его свитера, –
скажи мне честно: вот мы разбежались со скандалом и больше ничего
хорошего нашим отношениям не светит. Ты несчастен, ты страдаешь или
просто раздосадован?
– Я не знаю... Наверное... Наверное, и правда раздосадован.
– Тогда даже не думай об этой истории. Ты быстро забудешь о ней. А
ведь случается такое, что человек в подобной ситуации прекращает жить и
собственное существование ему не интересно.
– Тебя настолько это затронуло? – Сеймур нервно подергал очки.
– Нет, не волнуйся. Со мной все в порядке. Я пережила наш разрыв
очень стойко. Мне хочется успокоить тебя. И я правда знаю, что то, о чем я
тебе сейчас рассказала, – не выдумки, это и правда бывает. И это очень
больно. А сейчас извини. Я должна бежать. Мне еще к матери сегодня нужно
ехать, дел невпроворот.
– Но мы еще увидимся?
– Да, конечно. Помнишь номер моего мобильного?
– Помню.
– Ну, вот и позвони как-нибудь.
Махнув на прощание рукой, Никита помчалась к своей машине.
Действительно, нужно съездить в Санта-Марию. Отрицательные эмоции
другого плана могут на какое-то время уравновесить микрофлору души.
Да, а еще стоит сменить номер мобильного телефона...


Эдриан стояла у плиты и задумчиво помешивала что-то в большой
кастрюле. Никита вошла в кухню и прислонилась спиной к дверному косяку.
Почему же в жизни ничего до назойливости не меняется? Почему вместо
того, чтобы радостно броситься в объятия матери, хочется забиться в угол и
громко завыть? Мать могла бы проклинать судьбу за то, что та, злодейка,
связала ее жизнь с убийцей, на ту же тропу бросила дочь, а сына зашвырнула
так далеко, что стало довольно сомнительно, есть ли он у нее вообще. Так
нет же, ее все устраивает, ей абсолютно все равно, что происходит с
окружающими. Сейчас она попросила о помощи, но ведь обернет все так,
будто сама же делает кому-то одолжение.
– Привет, мама, – привлекла Никита внимание Эдриан.
– Здравствуй, здравствуй, – та обернулась и изобразила на лице
крайнюю степень усталости. – Решила навестить меня? Просто как будто и
не ты сбежала отсюда недавно, даже не попрощавшись.
– Отец сказал, тебе нужна помощь.
– Он склонен преувеличивать. Просто я поделилась с ним своими
мыслями относительно одной странной записки, вот и все.
– Мама, мне уехать? Я же помочь хочу.
– Если бы тебе не велел Вальтер, ты ни за что не приехала бы.
– Уверена? Считаешь, что очень хорошо знаешь меня? Послушай,
давай не будем ссориться. Я тебя прошу.
Эдриан, не отвечая, села за стол и принялась намазывать тосты маслом,
Никита осталась стоять у двери. Она не знала, как реагировать. Повернуться
и уйти, зная характер матери, – глупо. Ведь ее все равно не изменишь. А что
делать? Стоять и ждать, что она там себе решит?
– Садись, – Эдриан вдруг кивнула на стул. – Обедать будем.
– А письмо покажешь?
– Ты прямо с места в карьер хочешь? Поешь. У меня как раз рагу
дошло до кондиции.
Она наполнила две тарелки ароматными тушеными овощами и Никита
почувствовала, как теплая волна благодарности разливается по телу. Как
редко она была благодарна матери, а тут вдруг из-за полнейшей ерунды –
тарелки рагу – такие ощущения. Неужели на нее настолько сильно
подействовала эта история с Майклом? А может, он полностью сломал ее
мировоззрение? Нет, с этим срочно нужно что-то делать, потому что от
подобной мягкотелости сплошные неприятности, особенно в ее работе. Хотя,
с другой стороны, мать-то тут причем? Но матери глубоко наплевать на
всякие благодарности и приступы сентиментальности. Если этого не
учитывать, можно будет провалиться сквозь землю уже через десять минут.
Здесь нельзя расслабляться, иначе растеряются все навыки в общении с
матерью, кропотливо собранные за всю прожитую жизнь.
Никита подцепила вилкой кусочек тушеного баклажана и принялась с
воодушевлением жевать – поесть она, естественно забыла. Последние три
недели она редко вспоминала о собственном голоде. Се ля ви.
– Ты купила машину? – О, ну да, конечно, Эдриан не могла не заметить
ее торжественного внедрения на свою территорию. Серебристый "Вольво"
уже мял зеленую травку на подъездной дорожке.
– Да. Совсем недавно. Нравится?
– Это очень дорого?
– Это дорого.
– А я думала, что ты без денег, когда тебя привез парень, с которым ты
потом в конечном итоге и сбежала.
– Я не сбежала, а уехала.
– А зачем приезжала?
– Не начинай, пожалуйста. И не делай вид, будто тебя сильно огорчил
мой побег.
– Делай, что хочешь. Я всего лишь констатирую факт. И где же тот
парень?
Как по мановению волшебной палочки, она увидела прямо перед собой
невозмутимое лицо Майкла с глазами, напоминающими океанскую гладь во
время штиля. С трудом подавила глубокий вздох.
– В Сан-Франциско.
– Это не ответ. Чем закончился ваш побег?
– Неужели это тебя касается? – как проблемный подросток,
огрызнулась девушка.
– Я хочу тебе сказать, что ты никогда ничего в жизни не достигнешь.
Что для тебя важно? Какое ты себе избрала дело? Я содрогаюсь, когда
думаю, КТО ты на самом деле. Я не знаю, сколько у тебя было мужчин, да и
знать не хочу. Они разлетаются от тебя, как пух из вспоротой подушки. Этот
человек смотрел на тебя с нежностью. Я никогда еще не видела, чтобы на
тебя так кто-нибудь смотрел. И что? Никита, у тебя не хватило ума
превратить этот побег во что-то важное для себя? Прошло три недели, а ты
снова одна. И это навсегда. Ты не предназначена для чего-то постоянного.
Волк-одиночка, как и твой отец.
– Мама! – слезы еще не прорвали плотину, но уже нещадно обжигали.
Никита вскочила из-за стола, с силой сжав побелевшими пальцами
белоснежную скатерть с вышитыми яблоками и сливами.
– Что? – Эдриан была совершенно спокойна. – Задело? То-то! Всю
жизнь слушаешь только отца. И что же? Хорошо тебе живется? Я не
собираюсь тебе ничего советовать, ведь ты не принимаешь от меня советов.
– Почему ты так любишь вмиг все испортить? Я почти начала
успокаиваться.
– На твоем месте я бы не смогла быть спокойной ни минуты. Ты сама
выбрала такой путь и даже не представляешь, насколько он кривой.
– Мама... – прошептала Никита и почувствовала, как ее покидают силы.
Еще немного, и она просто осядет на пол. Все ужасы последних недель
вернулись к ней, связали по рукам и ногам и потянули вниз, голова
закружилась, а предательские слезы все-таки покатились по щекам. Как же
давно она не плакала! Вернее, в последнее время это происходит с ней очень
часто, но до этого она не плакала лет десять и совсем забыла эти ощущения.
– Просто ужас какой-то. Что я сделала не так? Почему моя дочь стала
убийцей? Чего не хватало ей в жизни?
– А ты считаешь, что у меня все было?
– У тебя было твое дурацкое упрямство и желание во что бы то ни
стало делать все мне назло.
– Да причем тут ты?!
– Я ни при чем?
– Ты всю мою жизнь требовала, чтобы я не морочила тебе голову
своими проблемами. Зачем же ты теперь вмешиваешься и выражаешь свое
недовольство? Не хватало еще, чтобы я советовалась с тобой в том, чем мне
заниматься.
– В этом вся твоя беда – ты ни с кем не советуешься, кроме своего
отца, да и это делаешь только назло мне.
– Отцу всегда было до меня дело!
– Да что ты говоришь? Если бы это было так, он бы не позволил тебе
заниматься своим бизнесом. Неужто он не знает, что это означает?
– Это был мой выбор.
– Он сломал тебе жизнь.
– Неправда! Это моя жизнь, и я счастлива, что она такая.
– Не лги! Сегодня ты приехала сюда со взглядом загнанной лани. Это
просто так? От большого счастья?
– Неужели тебе не все равно?!
Несколько секунд Эдриан молча смотрела на дочь, а потом очень
спокойно и тихо ответила:
– Мне все равно. Сядь и доешь. Я принесу тебе письмо.
Она вышла из кухни, а Никита села за стол и взялась за вилку. Вилка
вибрировала в руке, как отбойный молоток. К тому же, девушка забыла, как
нужно правильно пережевывать пищу, не говоря уже о том, что она
совершенно не чувствовала голода. Слезы капали в тарелку, пересаливая
пищу. Мать права? Мать права! Во всем права. А она сама действительно
слишком упряма, чтобы признать это. Но ничего в жизни уже не исправить.
Да и зачем? В чем сейчас главная беда? В потере Майкла. И разве было бы
легче, если бы она работала продавцом в супермаркете или воспитателем в
детском саду? Да нет, в таком случае они просто не познакомились бы
никогда. Ведь Майкл занимается тем же, чем и она, и за этот выбор он
никогда не осудит ее. Ее вина перед ним совсем в другом...
Но мать не знает об этом. А говорила ли она о Майкле сейчас? Нет.
Она говорила о жизни Никиты вообще и о ее сущности. Почему? Она боится
потерять дочь? А ведь дочь потеряна для нее уже давно в любом случае. Или
нет? А может быть, у Эдриан, как и у каждой матери, существует
уверенность в том, что ее ребенок, пусть и оступившийся, пусть и
находящийся на другом конце света, – прежде всего ее ребенок, неразумный
и беспомощный без ее опеки? Не может быть! Это была бы не Эдриан.
А если представить себя на ее месте? Вот она, Никита, счастливая
склоняется над колыбелью, из которой смотрит на нее ее собственная кроха.
Кроха подрастает, учится ходить и разговаривать, собирает в парке букетики
осенних листьев, начинает чертить в тетради первые буковки, потом вдруг
все обрывается, и это родное и близкое существо вдруг отдаляется от нее,
преступает грань дозволенного, совершает непростительные поступки и
избирает путь, не соответствующий элементарным нормам морали... Как она
сама отреагировала бы на такое? Ну, во-первых, ее собственный ребенок ни
за что так не поступил бы, потому что если бы он у нее был, она приложила
бы все усилия для того, чтобы сделать из него человека, вложила бы в него
всю свою любовь, терпение и усердие. В отличие от Эдриан... Но ведь и
Эдриан могла навсегда отречься от нее после того, как она стала наемным
убийцей, а она по-прежнему всего лишь ругает дочь и осыпает упреками.
Может быть, это минимальное наказание? А может, проявление полного
равнодушия?
Но что это за мысли? Откуда у нее, Никиты, может вдруг взяться
ребенок? Она никогда и не задумывалась на эту тему. Представить себя
матерью не могла даже в самом кошмарном сне. Ну, и что опять произошло?
Дети? Да что за идеи?
Да, маленький попискивающий сверток на руках... Крошка открывает
глазки, внимательно смотрит на нее бархатно-зелеными умненькими
глазками... Она чувствует прикосновение к своему плечу сильной теплой
руки и знает, что рядом с ней Майкл, самый близкий человек на свете...
Никита подняла заплаканное лицо и почувствовала, как к горлу
подступает непреодолимая тошнота. Роняя стул, она с трудом добежала до
уборной, зажимая рот рукой. Минут десять ушло на то, чтобы умыться,
привести себя в божеский вид и хоть немного придти в себя. Когда она опять
появилась на кухне, мать стояла у раковины и мыла посуду. Никита оглядела
ее с ног до головы. Скромное, идеально выглаженное домашнее платье,
накрахмаленный белоснежный передник, ни один волос не выбивается из
безупречной прически. Какова цена этой безупречности? Какой в ней смысл?
На столе лежал конверт. Никита присела на уже водруженный на
ножки стул и взяла конверт дрожащими руками.
– Все болезни – от нервов, – заключила мать, не оборачиваясь.
– Ты права. Я чересчур близко к сердцу приняла твое ворчание, – как
можно спокойнее ответила девушка.
– Правильно, не принимай ничего близко к сердцу, – Эдриан пожала
плечами, – иначе скоро попадешь в сумасшедший дом. Ты к этому уже очень
близка.
Никита возмущенно приподнялась, но мать, все так же не
оборачиваясь, погрозила ей половником:
– Хватит уже. Я принесла тебе занятие, вот и занимайся.
– Все равно последнее слово должно быть за тобой, – буркнула дочь.
Эдриан только пожала плечами.
Естественно, письмо было распечатано на принтере. Все стали
умными. По почерку никого не опознаешь, меры принимать будет сложно.

"На Вашем месте мне было бы жаль, что у меня есть дочь. По ее вине
Вы можете лишиться многого.
Доброжелатель."

– Это ты называешь "анонимными письмами с угрозами"? – Никита
устало подняла глаза.
– Я назвала это немного иначе. Что тебе сказал отец, я не знаю.
– Ага, я поняла. Это письмо послужило толчком к нашему
сегодняшнему разговору. Этот "доброжелатель" решил с твоей помощью
сделать из меня праведницу. Интересно, кто это. Хорошо, это правда похоже
на угрозу, но, скорее всего, угрожают мне, а не тебе. Чего от тебя можно
хотеть?
– Почему же его прислали мне, а не тебе?
– Чтобы меня позлить. Человек, который это сделал, знает о наших с
тобой отношениях. Может быть, таким образом он решил вызвать меня на
дуэль.
– И что, ты примешь вызов? – Эдриан посмотрела на дочь с
любопытством.
– Если бы я знала, от кого он...
– Тогда подумай хорошо, иначе, как видишь, я могу многого лишиться.
– Ой, мама... Если бы еще знать, чего именно ты боишься лишиться...
Ты-то сама знаешь?
Эдриан в который раз пожала плечами и опять повернулась к раковине.
Разговор был окончен.


Ночь прошла без сна, и Никита снова и снова перебирала в мыслях
возможные варианты. Голова металась по подушке в пахнущей альпийской
свежестью белоснежной наволочке. Мать ненавидела цветное постельное
белье, и в ее комоде можно было найти пару десятков совершенно
одинаковых, выстиранных до хруста комплектов. Да уж, рано или поздно
отец все равно должен был уехать из этого дома.
Эта комната никогда не была обустроена по подобию детской. Большая
кровать, шкаф, письменный стол, ночной столик, овальное зеркало в строгой
оправе, даже часы на столе – олицетворение строгости и безупречности, этой
извечной безупречности Эдриан. На книжных полках теперь не громоздятся
сказки о Винни-Пухе и Золушке, здесь заняли свои места многочисленные
цветочные горшки. Ящик с игрушками, пестревший яркими наклейками,
исчез, а на его месте появился вазон с пальмой. Итак, чтобы превратить
бывшую детскую в просто комнату, достаточным оказалось всего лишь
вынести отсюда книги и игрушки.
В лицо всевидящим оком заглядывала румяная луна. Никита вскочила,
чтобы задернуть шторы и остановилась у окна. В саду стрекотали цикады,
заливался дивными трелями соловей. В такие ночи влюбленные
прохаживаются по паркам, то и дело норовя прижаться друг к другу
потеснее, чтобы ощутить близость любимого как можно острее. И она сейчас
не отказалась бы очутиться на месте какой-нибудь девчушки-
старшеклассницы, только чтобы рядом обязательно был самый любимый
человек на свете... Вместо того, чтобы задернуть шторы, девушка открыла
настежь окно, впуская в комнату ароматную прохладу летней ночи. Она
чувствовала, как сильно колотится в груди сердце, и понимала, что никогда
не любила так сильно и, скорее всего, уже не полюбит. За что же такие муки?
Ну за что?..
Девушка вернулась в постель и раскинулась поверх одеяла. Ну и кто же
может угрожать матери? Да кто угодно! Единственное "но": таинственный
доброжелатель обязательно должен быть в курсе ее отношений с матерью,
иначе это была бы уже не травма больного мозоля. А вот при таких условиях
круг значительно сужается. Врагов у нее должно быть много, она в этом не
сомневается, хотя совсем немногих может назвать по именам. Назвался
груздем – полезай в кузов, многие люди, по ее вине потерявшие близких,
отказники и свои же "коллеги" могут хотеть стереть ее с лица земли. Нужно
быть хорошим мастером, чтобы остаться в этом мире с минимальными
потерями.
Ну так кто же знает адрес матери, кто знает, куда стоит надавить?
Жаждущий мести родственник не станет слать дурацкие записочки, а будет
идти напролом – кувалдой по голове. Клиент, с которым не заладились
отношения, скорее устроил бы неприятность посерьезнее, чем запугивание
матери, которую, по сути, не так-то просто запугать. Полиции тем более это
не интересно. А вот... Может быть...
Майкл слышал ее ссору с Эдриан, и он вполне может хотеть отомстить
за подлость. Почему бы не отправить письмо с угрозой? Очень даже
запросто, причем только для того, чтобы она сама поломала голову над этой
глупостью. Может ли он реально причинить вред Эдриан? Да он все может,
ведь действия этого человека совершенно непредсказуемы, но для этого он
должен быть достаточно злым. В принципе, рассердила она его на славу, вот
теперь и можно пожинать плоды своей бурной деятельности. И что делать
дальше? Сидеть в Санта-Марии и ждать у моря погоды? Нетушки! Нужно
вернуться в Сан-Франциско и решить свою проблему на месте, а заодно и...
посмотреть на Майкла хотя бы раз. Возможно, этот раз будет последним, но
он будет.
Но как найти Майкла, если он теперь почти не бывает у Медлин?!
Расспросить у Сеймура? Самая глупая идея из всех возможных. Усесться под
подъездом и ждать, когда он соизволит забежать на чашку кофе к
любовнице? А если ждать придется неделю? А может, придти к Сеймуру на
часок и постараться раздобыть адрес собственными силами? В общем, в
любом случае идти туда нужно, другого выхода нет. Хорошо хоть с
Сеймуром помирилась, иначе как можно было бы объяснить свой визит?
Впрочем, объяснила бы как-то, даже если бы пришлось запихнуть гордость в
карман. Игра стоит свеч, а здесь все будет выглядеть вполне удобно. А уж
после визита не грех будет и номер мобильного сменить. Надоели все...


Естественно, до утра Никита не сомкнула глаз. Как можно было спать,
если на завтра назначила такой ответственный шаг? То и дело она садилась и
опять с приглушенным стоном падала на подушку. Цикады постепенно,
стали раздражать, а подушка так измялась, как будто ее пожевал бегемот. Так
и не уснув ни на минуту, усталая, она поднялась в шесть утра, быстро
собралась и отправилась в Сан-Франциско, на сей раз попрощавшись с
матерью, но ничего ей не объясняя.
С трудом добравшись до своей квартиры, она стала дожидаться вечера,
ведь по утрам в гости мало кто ходит, и Майкл тут же сообразит, как она
спешила. Да и Сеймура в такой ранний час дома точно не будет.
Чтобы убить время, Никита приготовила себе большую миску
попкорна, вооружилась книгой потолще и отправилась на балкон читать. К
вечеру она прочитала семь с половиной страниц и никак не могла вспомнить,
о чем шла речь. От съеденного попкорна тошнило, но больше ничего есть она
не могла.
Ровно в семь часов девушка стояла у двери квартиры Медлин и
старалась придать своему лицу беспечное выражение. Совсем беспечным оно
не получалось, но это как раз было кстати, ведь ей уже не нужно было
изображать взбалмошную дурочку, хотя и собственную сущность лучше
всего было не демонстрировать. Дабы разубедить Майкла в собственном
легкомыслии, джинсы и панаму она оставила дома, а вместо них облачилась
в светло-розовый деловой костюм с белоснежной блузкой, стараясь выдавить
из себя капли материнской безупречности и искренне надеясь на то, что эти
капли могли передаться ей по наследству. Она много лет подавляла в себе
природную безбашенность, но совершенно не сожалела о том, что
унаследовала отцовский характер, не стала она жалеть об этом и сейчас. Но
нельзя ни единым жестом показать Майклу свое душевное беспокойство, и
материнская холодность пришлась бы сейчас очень кстати. В конце концов,
использует же она ее в общении с клиентами.
Дверь открыла Медлин и слегка приподняла брови, как бы удивляясь.
Прочитать ее мысли было невыполнимой задачей, но Никита отчего-то знала,
что на самом деле эту женщину так просто не удивишь.
– Добрый вечер, – приветливо улыбнулась девушка. – Я бы очень
хотела увидеться с Сеймуром.
– Входите, – Медлин впустила ее в дом. – Он у себя. Я позову его, а вы
располагайтесь в гостиной. Будете пить кофе или сок?
– Спасибо, мне не хочется.
– Как угодно, – по-королевски кивнула Медлин и так же по-королевски
удалилась в комнату к Сеймуру.
Никита присела на диван около телефонного столика и принялась
искать записную книжку. Может ли случиться такое, чтобы Медлин записала
адрес любовника в записной книжке? Почему бы и нет? Может быть, там
хотя бы есть номер его телефона?
Сеймур ворвался в гостиную так быстро, что Никита успела только
лишь нащупать книжку на второй полочке сверху. С неохотой она отдернула
руку и лучезарно засияла.
– Сюрприз! Мне показалось, что ты расстроился во время нашей
последней встречи.
– Честно говоря, я расстроился немного раньше, – признался Сеймур.
Тем не менее, вид у него был довольно счастливый. – Но теперь все уже в
порядке, раз ты здесь.
– Я проходила мимо и решила зайти...
– Ты правильно сделала! – почти завопил он и неуклюже схватил ее за
руку.
– Сей-мур! – на пороге появилась Медлин. Укоризненно глядя на сына,
она пожала плечами. – Разве можно так кричать?
Парень смущенно посмотрел на мать и опять устремил все свое
внимание на Никиту.
– Извини. Я правда очень обрадовался.
– Понимаю. Ты знаешь...
– Пойдем в мою комнату. Пожалуйста, пойдем, – Сеймур за руку
потащил ее с дивана, косясь на Медлин. – Я должен показать тебе кое-что.
С досадой удаляясь от вожделенной книжки, Никита подчинилась и
последовала за Сеймуром в его хакерское логово. Она знала эту комнату, как
свои пять пальцев. Сеймур приводил ее сюда раньше, когда матери не было
дома. Глядя на заваленные книгами полки и загроможденный железками
компьютерный стол, она с содроганием вспомнила, с каким усердием играла
она здесь свою роль целый месяц, и ведь делала это только для того, чтобы
покрасивее убить Майкла. Она и сейчас с готовностью убила бы его, если бы
не нуждалась так остро в его жизни.
– Как же здорово, что ты пришла! – Сеймур принялся с остервенением
хватать ее за руки, не отводя от нее восторженного взгляда. Никита
попыталась освободиться.
– Сеймур, мы же договорились оставаться друзьями, и я к тебе зашла
по-дружески, проведать. Прошу тебя: не перегибай палку.
– Ты же обманываешь меня и себя: мы нужны друг другу.
– Прекрати, пожалуйста. Лучше принеси мне чашку кофе. Я
передумала.
Бросая на нее обиженные взгляды, Сеймур вышел из комнаты.
Воспитание не позволяло ему отказаться или повременить с исполнением
просьбы. А на то, чтобы сварить кофе, необходимо было потратить какое-то
время. Никита подсела к вечно включенному компьютеру и принялась
искать. За 15 секунд она обнаружила электронный номеронабиратель и
открыла список телефонных номеров. Сеймур скрупулезно собирает любую
информацию, поэтому у него просто обязан быть номер телефона Майкла, и
если повезет – то не мобильного. Да, конечно, не мобильного! Он же терпеть
не может, когда его беспокоят, поэтому вручение любовнице номера
мобильного телефона счел бы преступлением.
Так и есть! Аккуратно внесен в нужную графу номер городского
телефона некого Майкла Сэмьюэла. Отлично. В считанные секунды она
записала номер на клочке бумаги и спрятала лоскуток в карман. Полдела
было сделано.
Когда Сеймур вернулся с двумя чашками кофе и полной тарелкой
печенья, девушка уже ждала его на диване и делала вид, будто с огромным
интересом изучает толстенный талмуд хакерских инструкций.
– Знаешь, я же на минутку всего забежала, проведать, – сообщила
Никита, отхлебывая густую ароматную жидкость. – А вообще у меня еще дел
сегодня по горло.
– Как это? – опешил Сеймур. – Ты же только вошла.
– Правильно. Увиделись – и ладушки. А мне нужно бежать.
– Я сделал что-нибудь не так?
– Нет, все в порядке, не переживай. Может быть, я заскочу еще раз. На
днях. Но сейчас мне действительно нужно идти.
– Тогда я совсем не понял, зачем ты приходила...
– Извини, но я объяснила – просто проведать. Да и мама твоя
недовольна.
– С чего ты взяла?! Она хоть слово тебе сказала?
– Достаточно взгляда. Но не бери в голову, ты тут ни при чем.
Она вскочила с дивана, не в силах больше терпеть эту муку. Она
должна была как можно скорее увидеть Майкла, а для этого нужно было еще
узнать его адрес. Лишь бы только он был дома!
Насилу распрощавшись с растерянным Сеймуром и сухо кивнув своей
ни о чем не ведающей сопернице, она выскочила из квартиры и помчалась
вниз по ступенькам, не тратя драгоценных секунд на вызов лифта. Рука уже
выхватывала из сумочки телефон, чтобы набрать номер справочного. Вот
если бы разобраться с собой и понять, верит ли она на самом деле в то, что
Майкл всерьез решил стать ее врагом. А может, мнимые подозрения – всего
лишь повод? Да зачем размышлять об этом? Ну, повод – так повод.
Подумаешь! Майкл ведь не узнает, как долго она этот самый повод искала.
– Добрый вечер. Мне нужно узнать адрес по номеру телефона. Да. Вы
понимаете, попала в Сан-Франциско неожиданно, переночевать негде, а здесь
родственник живет. Знаю только телефон... Да... Майкл Сэмьюэл. Диктую
номер...
Пока Никита дошла до машины, у нее уже был адрес Майкла. До его
дома было довольно далеко, но разве это проблема, если ты на колесах, а
новая машина так быстро едет? Перекресток, еще перекресток, несколько
простоев на светофорах... Эти светофоры всегда так медленно работают или
сегодня у них большие личные проблемы?..


Майкл жил на четвертом этаже высотного здания. Это очень удобно –
труднее попасться на глаза соседям. Можно жить тихо, не привлекая ничьего
внимания, и, если очень повезет, соседи не будут догадываться о твоем
существовании. Никита знала это точно – она и сама жила в похожем доме. С
трудом сдерживая разгулявшееся дыхание, девушка нажала на кнопку
звонка. Звонок не работал. Она погромче постучала в дверь, но результата не
последовало – дверь никто не открыл. Спустившись обратно во двор, Никита
вычислила окна нужной ей квартиры, но они оказались темными. Майкла не
было дома.
И что же делать дальше? Уйти и вернуться завтра? Пережить еще одну
бессонную ночь? А если он уехал и вернется через месяц? Все может быть. А
если он вообще пойдет ночевать к Медлин, и все, что она предприняла,
сегодня ей не пригодится? Но зачем же гадать, если можно подождать
Майкла здесь хотя бы пару часов?
В киоске возле дома Никита купила пару газет, опять поднялась на
четвертый этаж и устроилась на подоконнике между четвертым и пятым.
Оттуда ей хорошо была видна дверь Майкла, а он, если выйдет из лифта,
заметит ее не сразу. Уставившись невидящим взглядом в газету, девушка
принялась ждать. Время стало осязаемым, каждая секунда с болью
проходила сквозь ее тело, словно огненная стрела. Она вздрагивала от
любого шороха, готовясь увидеть подходящего к своей двери Майкла, но его
все не было. За окном нависла жестокая темнота, и Никита стала подумывать
о том, что Майкл давно у Медлин и ему дела нет до того, что кто-то ждет его
у двери на замызганном подоконнике.
В голову стали лезть разные глупости, как это бывает, когда очень
сильно устанешь, и она с еще более ощутимой остротой вспомнила, что
началась вторая бессонная ночь. Звезды за окном принялись пьяно
подмигивать, а деревья своим шелестом расслабляли и убаюкивали. "Не
спать, только не спать," – мысленно приказывала себе девушка, изо всех сил
впиваясь ногтями в ладони. Она отложила газету и смотрела на плавно
покачивающуюся луну. Почему она качается? Кажется, ей положено
неподвижно висеть на звездном небе, а она болтается там, как маятник. А
деревья уже не просто шелестели, а шептали слова из детской колыбельной,
которую в детстве пела Никите старенькая нянечка.
Как хочется спать! А она не может отвести взгляда от темноты за
окном. Какой глубокий мрак! Она уже не видит ни звезд, ни луны, а только
кроны деревьев, ставших вдруг гигантскими, как баобабы. И они все пели и
пели. Никита открыла окно, один из баобабов протянул к ней свои ветки и
поднял с подоконника. Не успев испугаться, она успокоилась, наслаждаясь
мягким покачиванием. Она оказалась на толстом и мягком суку, на нее
посыпалось великое множество опавших листьев. Они укутали ее уставшее и
начавшее замерзать тело, и она почувствовала, что еще немного – и уснет.
"Не спать, не спать..." – сверлила мозг навязчивая мысль. – "Только не
спать..."
Призвав на помощь всю силу своей воли, она с огромным трудом
заставила подняться налившиеся свинцом веки и чуть не упала со своей
ветки. Оказалось, что она сидит не на подоконнике, не на полу под
подоконником и даже не на ветке баобаба. Это была совершенно незнакомая
темная комната, а она преспокойно проспала неизвестно сколько времени на
диване, укрытая мягким одеялом. На спинке стула у изголовья висел ее
пиджак, а на сидении лежала сумочка и газеты. Шторы на окнах были плотно
задернуты. Людей в комнате не было.
Никита инстинктивно сунула руку в сумочку, надеясь нащупать
пистолет, но пистолет там отсутствовал, что повергло девушку в состояние
глубокого шока. Несколько секунд она без движения сидела на диване с
открытым ртом, а потом резко вскочила, нащупала на полу свои туфли и
метнулась к двери. Нужно было немедленно бежать, потому что кем бы ни
был приютивший ее человек, а оружие он конфисковал и теперь можно
ждать от него любых неприятностей.
Стараясь создавать поменьше шума, она выскользнула в прихожую и
устремилась к входной двери. Нужно немедленно покинуть эту квартиру!
Она уже держалась рукой за дверную ручку, как вдруг за спиной вспыхнул
свет, и девушка развернулась одним рывком, готовая отразить нападение
пусть даже без оружия – она в совершенстве владела боевыми приемами. В
дверном проеме стоял Майкл, направляя на нее дуло пистолета. Выражение
его лица, как всегда, было безмятежно спокойным, и никаких эмоций
прочитать было невозможно.
– Вернись, – чуть слышно произнес он и поманил ее пистолетом
обратно в комнату, из которой она только что выскочила.
– Я не... – начала было говорить она, но Майкл перебил ее:
– Отойди от двери и вернись туда, откуда встала.
Никита послушно подчинилась. В конце концов, если бы он хотел
убить ее, сделал бы это сразу, а не тащил ее на руках к себе домой. Она опять
села на диван, а Майкл включил свет в комнате. Комната была обставлена со
вкусом, но, на ее взгляд, была мрачноватой. Майкл предпочитал темные тона
не только в одежде. По всему было видно, что здесь обитает мужчина,
причем живет здесь не так уж часто – комната выглядела практически не
обжитой. Ничего лишнего, никаких пусть даже не заметных невооруженному
глазу деталей, создающих уют. Жилище человека, не щадящего себя и не
ставящего перед собой в жизни глобальных целей, человека в душе
одинокого и, возможно, несчастного. Но ведь сам он об этом не
догадывается...
Майкл присел перед ней на стул, не опуская пистолет. Его глаза
пристально смотрели ей в душу, и она поймала себя на мысли, что радуется
тому, что этот взгляд посвящен только ей и никому больше, что опять может
видеть его, что он так близко и, в конце концов, хотя бы жив и здоров.
– Очередная попытка убить меня? – тихо, как будто в соседней комнате
спал ребенок, спросил Майкл.
– Нет, – как-то чересчур энергично покачала головой Никита. – Но я
сердита, – добавила она поспешно.
– Сердита? На меня? – он едва заметно приподнял брови.
– Там кто-нибудь есть? – на всякий случай спросила девушка, кивая на
стенку, разделяющую гостиную, в которой они находились, с соседней
комнатой.
– Нет.
– Зачем ты пишешь письма с угрозами моей матери? – перешла она к
штурму. В конце концов, давно известно, что лучшая защита – нападение.
– Твоей матери? – никаких эмоций. – Вряд ли. Это делает кто-нибудь
другой.
– Но кому это нужно?!
– Подумай лучше, зачем это нужно мне.
– Ты решил отомстить мне за обман...
– Ты придала инциденту слишком большое значение. Я и не думал
мстить, более того – давно забыл о тебе. Всего лишь сделал выводы и теперь
осторожнее отношусь к попутчикам, особенно к попутчицам.
– Не лги, – она почувствовала, как что-то важное внутри нее дрогнуло,
а дыхание на секунду прервалось.
– Итак, зачем ты пришла? Спросить, не я ли писал твоей матери
угрозы? Не я. Теперь ты можешь идти. Или вначале ты хочешь побить меня
или, может, накормить своим любимым ядом?
– А говоришь, что забыл обо мне...
– Но не о твоих живописных методах сведения в могилу. Было чему
поучиться. А вот ты меня удивляешь. Как можно выслеживать жертву,
будучи погруженной в глубокий сон на подоконнике в подъезде?
– Почему ты не разбудил меня, а притащил сюда?
– Побоялся, что ты от неожиданности выпадешь в окно.
– Ну ладно. Ты меня убьешь? – Никита кивнула на пистолет.
– Зачем мне это нужно? Я не убиваю ради удовольствия и уже говорил
тебе об этом, – Майкл отложил пистолет на стол.
– Майкл, послушай, – не выдержала Никита, – но я же не убила тебя!
– Да. И все время попрекаешь меня этим. Я бы не очень обиделся, если
бы ты довела начатое до конца, но ты упустила момент.
– Не очень обиделся бы?..
– Да. Все равно твой удар был сокрушительным, и на тот момент пуля
была бы для меня отличным выходом. Ты оставила меня в живых и теперь
мне расхотелось умирать. Ты извини, но жизнь идет своим чередом, а моя и
так напоминает глубокий и темный колодец. Можно сказать, что ничего не
изменилось.
– Для меня это было всего лишь заданием, каких ты сам выполнил на
своем веку не один десяток. Ты каждый раз взвешиваешь ситуацию перед
тем как спустить курок? Размышляешь, насколько тебе симпатична жертва?
– Никогда. И ты тоже сделала это напрасно и совершенно
непрофессионально.
– Но ты не был обычной жертвой, пойми это!
– Почему? Потому, что мы прошли одну школу?
– Не только. По многим причинам. Мы с тобой не соперники, Майкл,
мы равноправны в НАШЕМ мире. Я поняла, что не имею права причинить
тебе вред. Ну просто права не имею! – в запале Никита вскочила на ноги.
– Не шуми, – Майкл приложил палец к губам. – Ты разбудишь соседей
и они вызовут полицию, решив, что я насилую здесь юных девушек. В конце
концов, ты поступила в соответствии со своим имиджем кровавого Аспида –
как змея, подкарауливала жертву и, глядя прямо ей в глаза, вонзилась зубами
в горло. Только вот яд решил не выпускать.
– Майкл, прости, – она тяжело опустилась на диван и закрыла лицо
ладонями.
– Никогда не проси прощения, ведь ты не простая смертная.
– Ты тоже не простой смертный.
– Да, и я никогда не прошу прощения.
– Даже у своих друзей? – тихо спросила девушка, отнимая руки от
лица.
– Но разве ты мне друг? У меня есть только один друг – твой отец. Ты
пожелала быть всего лишь врагом, а их так не ценят. По крайней мере, я,
потому что врагов у меня куда больше, чем друзей.
– Я не враг тебе, – устало покачала головой Никита.
– Я тоже тебе не враг, поэтому можешь выбирать: останешься здесь до
утра или поедешь домой прямо сейчас?
– Здесь до утра?.. – сердце предательски громыхнуло. Что он имеет в
виду?
– Да. Можешь выспаться здесь, на этом диване, а утром уедешь.
– Нет, я уеду сейчас. Отдай мой пистолет.
Майкл молча кивнул на лежавшее на столе оружие. Никита забрала
предмет, которым зарабатывала себе на хлеб, немного нервно схватилась за
пиджак и в который раз за последние полчаса встала с дивана. В конце
концов, о чем им еще говорить? Доверять ей Майкл не станет уже никогда, а
в то, что письма матери слал не он, она уже поверила. И вообще, скорее
всего, она изначально была уверена в этом.
Она вышла в прихожую, стараясь не медлить, хоть все ее существо
противилось этому. Уйти означало расстаться с Майклом навсегда, а она не
чувствовала себя готовой к такому шагу. Но что делать? Остаться до утра? И
на что это будет похоже? Ведь она потом никогда не простит себе подобной
слабости. Нет, нужно уходить и постараться как можно быстрее навсегда
забыть эту историю.
Уже стоя в открытой двери на лестничную клетку, Никита обернулась.
Этому она могла найти оправдание: этот раз – последний, и она будет
жалеть, если не унесет навсегда в памяти этот самый что ни на есть
последний миг. Майкл все так же сидел на стуле и смотрел ей вслед пустым
взглядом. Его вроде и не интересовало ни то, что она уходит, ни то, что она
вообще здесь была. Сделав последний выдох, она отвернулась и сделала шаг
"в пропасть" – вышла в подъезд и захлопнула за собой дверь.
Четвертый этаж – не невесть какая высота, и она отправилась пешком,
с трудом поднимая отяжелевшие ноги. Ее не покидало ощущение, будто в ее
жизни закончился очень важный, самый лучший этап. Будущее виделось не
просто смутно, а очень мрачно... Неужели это правда, что человека
начинаешь особенно сильно ценить, когда теряешь?..
– Я подумал... – услышала Никита в полушаге от себя и вздрогнула от
неожиданности. В дверях только что спустившегося лифта стоял задумчивый
Майкл. – У тебя есть с собой одно из писем, которые пришли твоей матери?..


– Как ты могла подумать, что я способен на такие глупости? – Майкл
внимательно изучал записку в то время, пока Никита мазала теплый тост
маслом. Она вдруг вспомнила, что не ела больше суток, если не считать тазик
попкорна, поэтому от предложения перекусить не отказалась.
– Даже не знаю. Наверное, чересчур глубоко задумалась, – девушка с
аппетитом захрустела тостом.
– Чересчур...
– Да, ты слишком благороден для такой мерзости.
– Речь не обо мне. Давай подумаем вместе: кто-то пишет письма твоей
матери, в которых обращается, по сути, к тебе. Это признак трусости. Если
бы этот "доброжелатель" не боялся тебя, он сказал бы все, что думает, тебе в
глаза. По крайней мере, не использовал бы твою маму. Давай вспомним, с
кем ты в последнее время ссорилась.
– Разве мне обязательно с кем-то ссориться, чтобы меня
возненавидели?
– Может быть, и не обязательно, но я предлагаю начать отсюда.
Вспомни.
– С Сеймуром.
– Я понимаю, что тебе хочется спать, – Майкл устало вздохнул. – Мы
продолжим анализировать ситуацию или ты вначале выспишься?
– Извини, давай анализировать.
– Нет, решай сама. Я ведь не тороплю, дело может подождать до утра.
– Нет, нет... Все в порядке. Ладно, Поль Вульф был очень недоволен
тем, что я отказалась от его задания.
– Это уже больше похоже на правду. У него мелкая грязная душонка, и
я с легкостью могу поверить, что он способен на запугивания. Ты
официально отказалась от задания? От какого?
– Не догадался? Отказалась убивать тебя.
– Выходит, что неприятности у тебя из-за меня.
– Нет, причем тут ты? Это было моим личным решением.
– Не спорь. Я виноват, поэтому помогу тебе.
– Для того, чтобы мне помочь, тебе не обязательно искать причину. И
потом, ты же еще и виноват?!
– Ну хорошо. Ты согласна принять от меня помощь?
– Конечно, согласна, – тост уже не жевался, а мечты стали самыми
радужными. – У тебя есть какие-то идеи?
– Пока нет, но если человек настолько подлый и трусливый, его можно
серьезно припугнуть. Он ссорится не с теми людьми, и мы должны указать
ему на эту ошибку, делая упор на то, что вдвоем мы куда опаснее, чем по
одиночке. Хотя... Для него каждый из нас в отдельности мог бы вызвать
мигрени и бессонницу.
– Сходить к нему на аудиенцию и сказать об этом?
– Зачем же на аудиенцию? Можно просто использовать его метод –
записки. Выслать ему письмо на обратной стороне плодов его собственного
творчества. Это должно подействовать куда лучше, ведь он надеется на то,
что ты не догадаешься что угрозы исходят именно от него, а если и
догадаешься, ничего не сможешь ему сделать. Такое письмо может сделать
его заикой. Насколько я знаю Поля Вульфа, именно так с ним и нужно
бороться.
– Я бы не сказала, что он такой уж трусливый.
– Никита, человек, который устраняет с пути препятствия чужими
руками, обязательно чего-то очень сильно боится, а Поль Вульф только так и
поступает. Ты стала бы платить кому-то деньги, чтобы убрать мешающего
тебе человека?
– Нет. Но я специально этому обучена.
– Но ведь он тоже чему-то обучен. Неужели нет других путей? Ты
знаешь, почему я отказался от сотрудничества с ним?
Никита отрицательно покачала головой.
– Мне пришлось убить девочку-подростка. С его стороны было
подлостью заставить меня пойти против моих правил.
– И ты не знал, кого убиваешь?
– Нет.
– Эта история не дает тебе покоя?
– Да, – признался Майкл с неохотой.
– Но чем же провинилась та девочка?
– Только тем, что услышала обрывок какого-то важного разговора.
– Это действительно низость, – Никита поморщилась. – Не бери в
голову, Майкл. Да, убийство совершилось твоими руками, но в остальном
вина не твоя.
– Так ты себя успокаиваешь?
– Да. Нужно же как-то успокаиваться, – она скорее неосознанно, чем
обдуманно, дотронулась пальцами до запястья Майкла и тут же отдернула
руку, как от костра. Он сделал вид, будто не заметил этого, и Никита
почувствовала, как заливаются краской ее щеки.
– Ладно, хватит об этом. Отдохни, а завтра осуществим наш коварный
план.
– Я поеду домой.
– Три часа ночи.
– Я не собиралась ночевать здесь, мне просто нужно было с тобой
поговорить.
– Мы поговорили. Не беспокойся: грубо приставать к тебе я не
собираюсь и обещаю не входить в эту комнату до тех пор, пока ты не
выйдешь сама. Конечно, это твое дело, и ты можешь уехать, но мне не очень
хотелось бы, чтобы ты уснула за рулем. Мне кажется, что это не первая
бессонная ночь у тебя.
– Ты прав, вчерашняя была не лучше. Я... – ну не признаваться же в
том. что она не спала из-за него! – Я работала.
– Я понимаю. В общем, выбирать тебе, – он встал со стула. – Погоди, я
кое-что тебе покажу.
Майкл вышел из комнаты и вернулся с какими-то бумагами, но Никита
спала, уронив голову на усыпанный крошками стол. Ей больше не снился
шепот баобабов, она провалилась в глубокий и темный сон без сновидений.


Майкл вынул из принтера еще теплый лист бумаги и протянул Никите,
старательно расправлявшей на себе измятую за ночь юбку. Она умудрилась
проспать до десяти утра и теперь то и дело виновато поглядывала на Майкла,
но он на ее взгляды не реагировал никак.

"На Вашем месте, уважаемый доброжелатель, мы пожалели бы о
том, что родились на свет. Потерять многое можно очень легко, сложнее
восстановить здоровье.
Искренне Ваши, М&Н."

На обратной стороне листа красовался оригинал письма
"доброжелателя".
– Не слишком ли много сарказма? – засомневалась Никита.
– Это уж как тебе угодно. Много писать – вообще не в моих правилах.
Я написал бы кратко: "Бойтесь...", – но выдержал стиль автора.
– А подпись?.. Ты думаешь, стоит раскрывать ему наши карты?
– Я думаю, что стоит. Это заставит его серьезно задуматься о
последствиях своего хулиганства.
– Ты называешь это хулиганством? – Никита прыснула.
– А как ты предлагаешь это назвать? Взрослый человек занимается
непонятно чем: записочки, намеки, отсутствие подписи.
– Он же написал, что он доброжелатель.
– Скажи еще, что его так зовут, – Майкл уже почти улыбался, и Никита
почувствовала себя почти оттаявшей и успокоившейся. Ей вдруг стало так
уютно в этой комнате, пусть даже на ней был измятый костюм, а волосы
были слегка растрепаны, пусть ее жизни кто-то угрожал, да пусть бы даже
весь свет ополчился против нее... Но она сидела на мягком диване, удобно
поджав под себя ноги, а рядом сидел человек, который сейчас был для нее
самым необходимым компонентом жизни, и этот человек улыбался, и он
готов был помочь, и, кажется, он простил ее. Ну разве это не повод для
радости?
– Майкл, ты думаешь, меня он тоже попытается убить?
– Думаю, что только попытается. Как я уже понял, голыми руками тебя
не возьмешь.
– Как и тебя.
– Странно, что после всего происшедшего ты сделала именно такой
вывод.
– Ты все еще дуешься? Майкл, – она проникновенно посмотрела ему в
глаза, и он не отвел взгляд, – да не убила бы я тебя! Ну это же была не моя
идея. Но если бы ты знал, какое наслаждение мне доставила эта игра! Я
старалась загнать в ловушку самого мудрого человека на свете, в какой-то
момент этот процесс действительно стал просто игрой, мне было интересно,
когда ты догадаешься, что Аспид – это именно я. Может, это было не совсем
честно по отношению к тебе, но я не хотела огорчить тебя до такой степени,
видит Бог. Да и убивать тебя я давно передумала.
– Зачем же ты встретила меня с пистолетом в гостинице?
– Я знала, что тебе уже все известно, и не могла предугадать твою
реакцию. А может, ты первым спустил бы курок...
– Если бы ты получше проанализировала ситуацию, могла бы понять,
что я не сделал бы этого.
– То же самое я могу сказать и о тебе.
– В этом я не был уверен.
– А сейчас?
Майкл замолчал и отвернулся. Никита видела, что в его душе идет
борьба, он слишком осторожен, чтобы просто так взять и поверить человеку,
пытавшемуся лишить его жизни. Может быть, смерти как таковой он боялся
поменьше, чем большинство смертных, но благом он ее тоже не считал, это
точно. Считать смерть благом может только псих или безнадежно больной
человек.
– Майкл, а сейчас? – повторила она свой вопрос и легонько провела
пальцами по его плечу. Он вздрогнул всем телом, перехватил ее руку и опять
обернулся к ней. Его взгляд выражал долго скрываемую надрывную боль,
мольбу, отчаяние.
– Я не знаю. Я пытаюсь дать ответ на этот вопрос самому себе, но
никак не приду ни к чему определенному.
– Сейчас я прозрачна, как стекло, – грустно вздохнула девушка. – Что
мне сделать, чтобы ты это увидел? Да и тогда я лгала тебе не во всем.
Майкл молчал. Он сосредоточенно смотрел на пальцы Никиты,
которые все еще держал в своей руке, осторожно поглаживал их, то ли
успокаиваясь, то ли пытаясь сосредоточиться, то ли заряжаясь энергией. От
этой нехитрой ласки по коже Никиты забегали мурашки, и она прикрыла
глаза, мечтая растянуть эту минуту до бесконечности. Но Майкл отнял руку
и виновато посмотрел на девушку.
– Знаешь, тогда наши отношения стали развиваться слишком
стремительно. Давай пустим все в более спокойное русло и посмотрим, что
из этого выйдет. А сейчас сосредоточимся на других отношениях – с Полем
Вульфом.
– Но скажи: ТЫ ВЕРИШЬ МНЕ?!
– Да, – чуть слышно, но твердо ответил Майкл. – Я тебе верю.
Никита облегченно вздохнула, опять нашла его руку и благодарно
сжала ее. Жизнь снова забурлила в ней, а в окна грянуло солнце. И тихо
улыбнулся Майкл...

Кокетливо поправляя прическу и подмигивая мужчинам, обращавшим
на нее внимание, Никита грациозно направлялась в "дамскую комнату"
ресторана "Алисия". Невозмутимо протиснуться сквозь толпу танцующих
было сложно – приходилось пританцовывать и изгибаться, уворачиваясь от
"случайных" прикосновений. Крохотное черное коктейльное платье
располагало к этому, да и вообще она выглядела шикарно. Она знала об этом
– в этом был смысл ее профессионализма.
Солидный мужчина в черном, которому она строила глазки весь вечер,
встал из-за столика, за которым сидел с томного вида девицей, уровень
интеллекта которой легко читался по лицу. Он направился в ту же сторону,
что и Никита. Она повернула за угол и остановилась в коридорчике, из
которого выходило три двери – две уборные и кладовая для инвентаря.
Быстро вынув из потайного кармашка на подоле платья крохотный
металлический предмет, похожий на шпильку, она ковырнула им в замке
кладовой, дверь охотно открылась.
Через три секунды солидный господин тоже показался в коридорчике.
Он вплотную приблизился к Никите и сладострастно запустил руки под ее
платье. Девушка кокетливо увернулась и поманила его в кладовую. Она не
чувствовала ни досады, ни отвращения. Она годами развивала в себе это
безразличие и достигла больших успехов. Нужно просто уметь отвлечься,
автоматически исполняя свою роль.
Они оказались в тесном и темном чуланчике, Никита прикрыла дверь
за своей спиной, позволяя жертве забыть обо всем, наслаждаясь
прижиманием ее к стене. Сама она выждала несколько секунд, в мгновение
ока плавным и точным движением подняла руку и ребром ладони ударила
сластолюбца в особую точку на шее. Лицо его побагровело, и он тяжело упал
на пол. Никита попыталась нащупать пульс на его шее, но пульс
отсутствовал. Она знала свое дело, за это и получала сполна овации, деньги и
проклятия.
Девушка отряхнулась, как бы смахивая с себя мерзость прикосновений
убитого, вышла из кладовой, опять вынула свою "шпильку", закрыла дверь и
вернулась в зал, как ни в чем ни бывало, рассыпая улыбки во все стороны.
– Никита! – услышала она знакомый голос и чуть не взвыла от досады.
Только Сеймур Биркофф умел появляться везде исключительно в
неподходящий момент. Он подскочил к ней и радостно схватил за руку. –
Это же надо было нам здесь встретиться!
– Вот уж воистину, – не покривила душой девушка. – В таком
громадном городе, как Сан-Франциско, мы умудряемся случайно встречаться
с поразительной регулярностью. Ты не следишь за мной случайно?
– Перестань! – не понял шутки Сеймур. – Я никогда не стал бы
заниматься такими низостями.
– Подумаешь, – примирительно улыбнулась Никита. – Не велика
низость.
– Я здесь с друзьями. В основном обмениваемся е-мэйлами, а тут вдруг
решили повидаться. Веселая компания. Присоединишься?
– Нет, спасибо. Я должна уйти.
– Так сразу? Ты нарочно это делаешь?
– Нет, милый. Мне позвонил старый друг и попросил зайти к нему. Я
же не могу отказать ему, правда?
– Если бы тебе позвонил я, ты нашла бы какую-нибудь отговорку и не
пришла.
– Ну извини, – она с трудом удержалась от того, чтобы не потрепать
парня по волосам. – Садись-ка, – увлекла его на длинную скамейку у стены. –
Я приду к тебе, когда переедешь от мамы. Свистнешь тогда и сообщишь мне
свой новый адрес.
– Знаешь... – он помедлил. – Я, наверное, пока не буду переезжать...
– Почему? Что случилось? Мама против?
– Она не против. Она вообще не разговорчивый человек и только
пожала бы плечами, скажи я ей о своем решении, но я даже говорить не стал.
Понимаешь, у нее сейчас тяжелый период – она рассталась с Майклом.
– Рассталась с Майклом?! – это был неожиданный поворот, и Никита
на несколько секунд забыла, что должна уходить. – Как же так получилось?
Они выглядели такой слаженной парой.
– Ну откуда тебе знать? Ты видела маму два раза, а Майкла – всего
один.
– Но этого может быть достаточно для первого впечатления.
– Знаешь, я и сам привязался к Майклу. Они с мамой были вместе
несколько лет. Он кажется угрюмым, себе на уме, но я-то знаю, что на самом
деле он отличный парень.
– Так ведь они могли всего лишь повздорить. А через неделю
помириться. Не отчаивайся.
– Нет, – Сеймур упрямо покачал головой. – Я видел Майкла сразу
после их разговора, и он был твердым, как кремень. Когда он такой, он уже
не передумает.
– Так это было его решение? И что случилось? Ты знаешь? –
осторожно стала углублять тему Никита.
– Мама никогда не скажет мне, но я догнал Майкла во дворе и спросил
об этом его самого. Он долго молчал, а потом ответил, что любит другую
женщину... Я знаю, что мне не стоило бы рассказывать тебе об этом, но ведь
ты им почти посторонний человек, а мне так хочется поделиться с тобой.
Знаешь, я даже не думал, что эта история может так на меня подействовать,
не представлял, что привязался к Майклу. И теперь он исчезнет из нашей
жизни...
– Не сгущай краски. Никто ведь не мешает тебе поддерживать с ним
отношения.
– Причин нет. Я ведь не ребенок, которому нужен отец...
– О каком отце речь? Майкл старше тебя всего на десять лет. Можешь
просто созваниваться с ним, ездить рыбачить.
– Нет, – Сеймур грустно качал головой. – Не такой он человек. Если он
уходит, то сжигает все мосты.
– Да, – вздохнула Никита, – это правда.
– Ты о чем? – он удивленно захлопал ресницами.
– Это я о своем, о женском, – опомнилась она и вскочила. – Мне
действительно нужно идти. Я позвоню тебе на днях, честное слово. Мы
встретимся в маленьком кафе, как раньше, и будем разговаривать долго-
долго.
Краем глаза она увидела, как белокурая интеллектуалка – спутница
покойного господина из чулана, ходит по залу и о чем-то спрашивает
служащих. Видимо, она начала поиски своего сопровождающего, а ничем
хорошим это обернуться не могло. Никита спешно покинула зал.
Она вела машину по ночному городу, автоматически притормаживая
перед светофорами и пропуская редких прохожих, и раздумывала о том, что
рассказал Сеймур. Странно, но она почему-то всерьез не задумывалась о том,
что Майкл может уйти от Медлин. Почему же он ушел? Сказал, что любит
другую... Ведь они ничего не решили, и он просил не торопиться, а сам ушел
от Медлин, с которой прожил вместе несколько лет. О чем может говорить
такой скоропалительный поступок?
А что если есть еще и третья?
А что если другая женщина – всего лишь прикрытие для Сеймура?
А что если Майкл уже принял решение?..
Из раздумий ее грубо вырвала трель мобильного телефона. Неверной
рукой она нажала на кнопку.
– Слушаю.
– Я получил ваше письмо, Никита, – из трубки донесся голос Поля
Вульфа, и Никита болезненно поморщилась.
– Да? А я получила ваше. Теперь мы квиты?
– С чего ты взяла, что это был я?
– Я профессионал, не забывайте об этом. Это моя работа.
– Работа следователя?
– Аналитика.
– А мне казалось, что твоя работа менее интеллектуальна.
– Вам только так казалось.
– Это письмо было угрозой? – он старался заморозить свой голос, но
Никита чувствовала в этом голосе нотки страха.
– Все зависит от ВАШЕГО письма. Если это продолжится, то да, наше
письмо станет угрожающим.
– Ты теперь в команде с Майклом? Не боишься, что угроза исходит от
него?
– Я ничего не боюсь, мистер Вульф, в отличие от вас. Как я понимаю,
сейчас вы боитесь собственной тени.
– Не перегибай палку, девочка.
– Вы имеете дело с двумя самыми коварными людьми из всех, с кем
вам приходилось иметь дело в своей жизни. На вашем месте я боялась бы.
– Имей в виду: я просто так не стану ждать вашего появления.
– Что вы, я даже подумать об этом не могла.
Не выжидая ответа, Никита нажала на кнопку и отсоединилась. На
одном дыхании набрала она номер телефона Майкла. Он тут же ответил.
Секунду понаслаждавшись звуками его голоса, она тихонько сказала в
трубку:
– Вульф на крючке...


Они встретились в маленьком кафе неподалеку от дома Никиты и
проговорили три часа. Темы их разговоров большей частью были слишком
далеки от происходящих событий, чтобы назвать беседу деловой, и Никита
чувствовала, что может сидеть за этим столиком еще несколько суток, не
вставая. Майкл, как обычно, говорил очень мало, но это не тяготило ни
одного из них. Очень разные и, вместе с тем, невероятно похожие, они
отлично дополняли друг друга. Никита захлебывалась своей радостью, даже
не пытаясь скрыть от Майкла свое отличное настроение, а он не изображал
усталость, как мог поступить равнодушный человек. Он радовался вместе с
ней, но очень тихо и ненавязчиво.
Они шли к дому Никиты пешком. Только что прошел мимолетный
летний ливень, и воздух был наполнен душистой влагой. Никита вдыхала его
всеми легкими, стараясь надышаться этим звенящим счастьем, это минутой
полной душевной гармонии, присутствием Майкла и теплой летней ночью.
Они остановились у подъезда и оба застыли в нерешительности.
Следовало бы и очень хотелось пригласить Майкла на чашку кофе, но
совершенно неизвестно, как он к этому отнесется. Вполне возможно, что
отрицательно кивнет головой и уйдет в ночь. Одна только мысль об этом
заставляла вздрагивать. Но откуда узнать, как он поступит, если не
пригласить? Вот в чем вопрос. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
– Зайдешь? – чуть слышно спросила девушка, и на целую вечность
вокруг них повисла тишина. Казалось, затихло абсолютно все – шум
моторов, постукивание каблуков одиноких прохожих, шелест листьев,
биение сердца... Наверное, так бывает всегда в подобных ситуациях: ты
задаешь важный для себя вопрос и ждешь на него ответа, а ответ
задерживается на целую вечность, время становится густым, как
расплавленная карамель, и таким же горячим. Кажется, что еще немножко, и
этот жар сожжет тебя дотла, если тебе немедленно не ответят.
– А не испортим ли мы этот вечер?
– Мы просто выпьем кофе...
– Именно кофе я и имел в виду.
– Ты всегда просчитываешь все на десять шагов вперед. Что плохого
ты высмотрел в моем предложении?
– С некоторых пор я не люблю перепрыгивать через три ступеньки.
– Я тебя не тороплю. Я просто...
– Ну? – Майкл приподнял ее подбородок, внимательно заглядывая в
глаза.
– Я просто не хочу, чтобы ты ушел сейчас.
– Почему? Ведь я вернусь.
– Как я могу быть в этом уверена?
– Видимо, вся эта история слишком повлияла на тебя, – без тени
улыбки сказал Майкл.
– Ты тоже стал другим – не доверяешь даже самому себе, – тихо
отметила Никита.
– Да, в этой ситуации я себе не доверяю.
– Почему?
– Мне сложно себя контролировать.
– Зачем контролировать? Чтобы все не повторилось? Ничего плохого
уже не может быть.
– Тебе так только кажется. Бывает кое-что и похуже.
– Не бывает, – чуть слышно прошептала она. – Для меня нет ничего
хуже.
– Не бери в голову. Хватит думать об этом.
– Майкл... – она помолчала. – Я встретила Сеймура... В очень
неподходящем месте в совершенно неподходящее время. Но это не так уж и
важно. Он сказал...
Не в силах продолжать, она подняла глаза на Майкла, надеясь, что он
сам закончит ее фразу. Но его лицо оставалось непроницаемым. Он
выжидающе смотрел на нее, а она жалела, что затронула эту тему.
– Сказал, что ты больше не бываешь у них.
– Не понимаю, почему тебя это заинтересовало.
– Ты ушел от Медлин?
– Прости, но я не хочу обсуждать эту тему, – Майкл покачал головой.
– Извини, – ее щеки залились румянцем. – Я пойду домой. Спасибо,
что провел.
– Спасибо тебе за вечер.
– У нас было деловое свидание, – жестко отрезала Никита и
устремилась в подъезд.
На душе скребли кошки, и она поймала себя на том, что совсем не
думает ни о чем, кроме Майкла. Ее мало интересуют даже угрозы Вульфа,
хоть должны были бы. Но что поделаешь? Как научиться контролировать
свои мысли? Это умеет делать, кажется, только Майкл, и часто это просто
бесит. Как можно быть таким бездушным?!
Из холодного киллера она превратилась в самую обыкновенную
девушку, причем эмоции ее больше подходили к тому возрасту, через
который она благополучно перескочила в то время, когда отец учил ее
обращаться с оружием, бить противника ногами и умело пользоваться ядами.
Теперь она вспомнила, что такое слезы, что такое румянец и бессонные ночи.
Но почему? За что такое наказание? А не за что наказывать? Как же все эти
убийства? Теперь она расплачивается за содеянное. Но не слишком ли
жестоко?.. Фу, какие глупости лезут в голову! Но ведь действительно
никогда в жизни она еще не принимала ничего так близко к сердцу.
Никита вошла в квартиру, отбросила в угол прихожей сумку, на
автопилоте добралась до дивана в гостиной и упала на него, как была, в
одежде. Она не понимала, зачем ей жить дальше. Отец говорил, что в жизни
каждого киллера бывают такие моменты, когда просто не осознаешь своей
цели, не видишь никакого смысла в своем существовании. Наверное, вот он,
этот момент. Но с ней это впервые. Интересно: когда чувствуешь себя хуже –
в первый раз или с каждым последующим? Хотелось бы, чтобы в первый –
более сильной волны опустошения ей не пережить. Она не винила себя за то,
что делала, ни о чем не жалела, но не видела перед собой будущего, что было
не менее невыносимо.
Девушка перевернулась на спину и застонала от невыносимой муки.
Она сама не могла понять, что ее так тяготит, но что-то же тяготило... Опять
пошел дождь и забарабанил в окно, каждым звуком отдаваясь в висках.
С дивана ее сорвал неожиданный звонок в дверь. Не понимая, кто мог
бы придти в такой поздний час и опять подозревая во всех тяжких грехах
Сеймура, появлявшегося в последнее время где попало, но не знавшего ее
настоящего адреса, она подошла к двери и немного помедлила прежде, чем
повернуть ключ. А может, это люди Вульфа? Да какая разница? Если это они,
ей все равно не уберечься – откроет ли она дверь или выглянет в окно. Она
щелкнула ключом.
На пороге стоял Майкл. Он был весь мокрый от дождя, и волосы
прилипли ко лбу мелкими колечками. Естественно, мужчины его пошиба не
носят с собой зонт. Интересно, как бы он смотрелся с зонтом... Никите вдруг
стало смешно и она прыснула в ладонь, но тут же взяла себя в руки. Майкл
никак не отреагировал на ее смех и все так же стоял в дверях. Никита
посторонилась, чтобы впустить его, но он не пошевелился.
– Давай начнем сначала, – предложил он наконец.
– С какого места?
– С приглашения на кофе.
– Ладно... Зайдешь ко мне на чашку кофе?
– С удовольствием.
– Тогда входи, не стой на пороге.
Майкл вошел в прихожую, и Никита заперла дверь на все завесы. Ей не
хотелось, чтобы сейчас пришел кто-нибудь еще, будь то почтальон, залитая
соседка снизу или Поль Вульф с базукой. От Майкла пахло влагой,
свежестью дождливой летней ночи, легким ветром и шепотом травы. Так и
хотелось дотронуться до него, коснуться щекой влажного плеча кожаной
куртки, провести пальцами по колючей щеке. Но она не стала этого делать и,
пока Майкл раздевался в коридоре, направилась в кухню варить кофе.
Пальцы слегка подрагивали, и она несколько раз не попала ложечкой в
банку, а потом ошпарила палец паром из чайника и сунула его в рот.
Она почувствовала, как сильные и нежные руки Майкла сжали ее со
спины и слегка приподняли над полом. Она прикрыла глаза и выпустила из
рук кофеварку. Та с печальным звоном упала на пол и чудом не разбилась,
зато из нее хлынула бурая кофейная вода и брызнула на ноги.
– Оставь этот кофе, – прошептал в ухо Майкл.
– Ты же хотел...
– Пить ночью кофе вредно, а я искал предлог, чтобы остаться.
– Я предложила тебе это изначально.
– Если бы ты знала, какие причины я придумывал, чтобы оказаться
здесь.
– Тебе не нужно было ничего придумывать. Я не буду спрашивать тебя
об этих причинах.
– Я сам буду себя о них спрашивать.
– Майкл, ты иногда бываешь таким нудным... – Никита с силой
разжала его руки и повернулась к нему лицом. Ее обдало таким желанным и
родным теплом любимого человека, что девушка потеряла дар речи. Она
приникла к нему всем телом, обвила за шею и прижалась губами к его губам.
Минут через пять, когда они оторвались друг от друга, чтобы набрать в
легкие воздуха, она добавила: – Но, в принципе, несмотря ни на что, с тобой
не соскучишься.


Телефон заходился в истерике и требовал, чтобы кто-нибудь
немедленно снял трубку. Никита, прилагая неимоверные усилия, пыталась
проснуться и понять, что происходит. Она давно не спала так крепко и
беззаботно, и кто-то же должен был разбудить своим звонком именно в тот
предрассветный час, когда спится особенно сладко! Не открывая глаз,
девушка высвободила свои пальцы из ласково сжимавшей их во сне руки
Майкла и принялась наощупь искать визжавшую трубку. С ночного столика
со звоном слетела чайная ложечка, испачканная сливками, но, по большому
счету, Никите было наплевать на ложечку и жирное пятно, образовавшееся
от сливок, брызнувших на кремовый палас.
– Я слушаю, – прохрипела она в с трудом найденную трубку.
– Никита... – донесся оттуда голос матери.
– Привет, мама, – Никита все-таки открыла глаза и вынула вторую руку
из-под спины Майкла, чтобы потереть их. Майкл явно не спал, но не
шевелился. Никита нежно провела ладонью по его груди и сосредоточилась
на разговоре. – Как-то часто мы с тобой стали разговаривать в последнее
время. Тебе было одиноко и ты решила пообщаться со мной?
– Никита, не язви. Я не знаю, во что ты там ввязалась, но постарайся
принять меры. Только что ко мне в дом проник человек. Я проснулась даже
не от шороха, а от ощущения чужого присутствия. Я вышла из спальни и
видела, как тень мелькнула между пальмами в гостиной и исчезла в окне.
– Может, это была кошка? – мир в ее душе был разрушен одним
ударом.
– За кого ты меня принимаешь?
– И что мне сделать?
– Разберись с своими делами. Почему-то твои недоброжелатели взяли
за моду отыгрываться на мне.
– Ладно, я приму к сведению, – как можно спокойнее ответила Никита.
– А ты пока закрывай на ночь окна или поставь сигнализацию.
– Мне больше нечем заняться – только ставить сигнализацию.
– Это твое дело. Я не могу приехать и стоять под твоим окном с
дубиной, у меня много дел и здесь. Не хочешь слушаться моих советов – твое
дело.
Майкл наконец открыл глаза и успокаивающе погладил Никиту по
плечу. Она постаралась взять себя в руки.
– Хорошо, мама. Я разберусь со своими делами.
– В общем, как я поняла, тебе все равно, что сделают со мной, – в
голове Эдриан сквозила обида.
– Мне не хотелось бы, чтобы тебя убили.
– А ты считаешь, что этот человек забрался ко мне в дом для того,
чтобы стащить столовое серебро?
– Между прочим, не исключено и такое. Но если бы тебя
действительно хотели убить те люди, о которых я думаю, они сделали бы это,
можешь быть в этом уверена. Ложись спать и запри покрепче дверь. А свою
часть работы я проделаю, не сомневайся.
– Думаешь, я смогу уснуть теперь? – ворчливо отозвалась мать и
отключилась.
Никита со вздохом откинулась на подушку. Майкл молча смотрел на
нее, а она не могла сказать ни слова. Теперь, когда желанный человек был
рядом с ней, из забытья всплыли другие проблемы, и они начинали серьезно
волновать ее. Майкл продолжал поглаживать ее плечо, а потом его рука
постепенно соскользнула по предплечью к запястью и стала перебирать
каждый палец. Он по-прежнему не говорил ни слова, и в данный момент его
молчаливость была очень кстати. Человек, рядом с которым можно просто
помолчать – это самая родная душа. Никита повернулась на бок и уткнулась
носом в шею любимого.
– Маму хотели убить, – прошептала она наконец. – Если ее убьют... –
голос дрогнул, – ... я не прощу себе этого.
– Ты правильно сказала: если бы хотели, убили бы, – чуть слышно
ответил Майкл.
– Это я так думаю, но я не могу ручаться за Вульфа.
– Давай думать, что все будет хорошо, и не отвлекаться от
поставленной задачи.
– Я убью его, – твердо сказала девушка и выбралась из своего убежища
за ухом Майкла. – Сейчас поеду к нему и убью, и пусть потом делают со
мной что хотят. Пусть оставят ее в покое!
– Я не пущу тебя, – он с силой сжал ее плечи, и она не смогла бы встать
с кровати даже если бы очень постаралась.
– Она не заслужила того, чтобы ее убили вот так вот, среди ночи в
собственном доме. Во всем виновата я. И я убью Вульфа! – она попыталась
вырваться, но хватка Майкла была железной.
– Ты должна научиться преодолевать свою ярость, – спокойно говорил
он. – Если не научишься, в один прекрасный день окажешься без головы.
Слышишь меня или нет?
– Я не могу быть твоим отражением!
– Это я понимаю, но ты можешь прислушаться к моему совету?
– Не желаю! Я его убью... Задушу, раздавлю...
Девушка продолжала извиваться, как уж, и в порыве ярости ударила
Майкла ногой в коленную чашечку. Он резко отпустил ее плечи и сел на
кровати, даже не дотронувшись до больного места, хоть боль – Никита точно
это знала – была очень сильной. Его взгляд выражал равнодушие.
– Хорошо, иди. Иди и убей его. Ты – великолепный киллер, Никита,
мастер своего дела, лучшая из лучших. Но у тебя есть недостаток, который
ты не хочешь искоренить – неумение контролировать свои эмоции. Однажды
тебя это погубит. Человек, который занимается нашим делом, должен быть
абсолютно хладнокровным, а ты импульсивная и готова подчиняться своим
импульсам. Если бы ты взяла себе за правило в таких ситуациях садиться на
край стула, брать голову в руки и ровно пять минут размышлять над тем, что
ты собираешься сделать, у тебя было бы куда больше шансов избавиться
даже от меня как от соперника.
– Ты мне не соперник, – уже более миролюбиво буркнула девушка. Ей
стало стыдно за свою истерику, и она не стала подниматься с кровати. – Я
постараюсь последовать твоему совету.
– Попробуй. Вот так, – Майкл сам обхватил ладонями ее щеки и
немного подержал так, пристально глядя ей в глаза.
Никита почувствовала, как волна ярости постепенно откатывает,
отпуская из цепких щупальцев ее сознание. Она смотрела в ясные зеленые
глаза Майкла и впитывала в себя его спокойствие, его силу, его любовь.
– Так легче? – полушепотом спросил Майкл через пару минут.
– Да. Спасибо, – Никита благодарно улыбнулась ему и, когда он
отпустил ее лицо, осторожно провела ладонью по его ушибленному колену. –
Очень больно?
– Нет, – его взгляд оставался спокойным.
– Если я буду часто видеть тебя, я стану самым большим мастером
своего дела, – девушка продолжала ласкать его колено, едва касаясь ушиба,
чтобы не причинять лишней боли. – Только ты почаще напоминай, чтобы я
тебя слушалась. Я такая упрямая...
– Я тоже упрямый, – заверил ее Майкл. – Без упрямства тут не
обойтись.
– Два упрямца... Как мы только умудряемся найти общий язык?
– Сама видишь – с переменным успехом.
– Это временные трудности, – она потянулась губами к его губам и он
охотно перехватил ее инициативу, запуская пальцы в ее взъерошенные
длинные волосы.
– Ты думаешь, мы их преодолеем? – вдохнул он в нее свой вопрос.
– Если ты этого захочешь.
– Я хочу...
И она задохнулась своим счастьем.


Внушить себе мысль о том, что нужно быть невозмутимо спокойной,
было сложной задачей лишь поначалу. Потом справляться с новыми
установками стало полегче, и к обеду Никита пришла в себя окончательно.
Она заставляла себя не думать о том, что произошло с матерью, надеясь, что
Вульф всего лишь берет ее на испуг.
Не говоря ни слова, Майкл отправился куда-то по своим делам, а она
поймала себя на мысли о том, что ей совсем не обязательно слышать от него
обо всех его планах. Так уж сложились их отношения, таким уж человеком
был Майкл.
Сама она не планировала ничего на этот день и никаких неотложных
дел не было. А может быть, испробовать себя в непривычной роли
домохозяйки, поджидающей дома своего любимого? Правда, данный
любимый не удосужился сказать, когда думает вернуться, и остается
надеяться только на то, что возвращение запланировано у него на
сегодняшний день. Но ведь есть еще и мобильный телефон, который
отключается лишь в случае крайней необходимости, что очень облегчает
положение. Совершенно не хотелось гадать, вернется ли он вообще.
Вернется, конечно! Никита всегда презрительно относилась к женщинам,
способным надумывать себе неприятности и страдать по этому поводу,
причем совершенно необоснованно. В последнее время она стала достаточно
часто подлавливать себя на собственных мыслях такого мрачного характера.
Неужели романтические бредни настолько изменяют человека? Интересно:
изменился ли Майкл?..
Тихонько подмурлыкивая весело поющему радио, Никита переоделась
в обтягивающие черные брючки, натянула широкую розовую футболку,
волосы привычным движением стянула в узел, набрала в таз теплой воды и
вскарабкалась на подоконник. Любая генеральная уборка должна начинаться
с мойки окон, иначе не будет видно, что еще нужно вымыть и протереть. Она
весело пританцовывала на широком подоконнике, бодро помахивая тряпкой.
Какой-то парень высунулся из окна дома напротив и принялся активно
приставать на расстоянии. Он размахивал руками, обнажал все тридцать два
зуба и пытался что-то кричать. Никита улыбалась и показывала ему язык. На
душе было совсем легко и ясно, несмотря на то, что утром она билась в
истерике.
Она никогда, с самого детства не чувствовала себя беззащитной и
слабой. Она всегда была сильной и полагалась только на себя. Почему же
теперь она должна вести себя иначе? Из-за чего ей волноваться? Из-за
сумасшедшего Поля Вульфа, терзаемого многочисленными комплексами?
Какая чушь! Он не посмеет причинить ей вреда, он не посмеет даже
приблизиться к ней на расстояние, более короткое, чем дом ее матери. И
вообще... Достаточно посмотреть на незыблемое спокойствие Майкла, чтобы
зарядиться этим спокойствием и активной энергией надолго.
Стекла заблестели так, что на них больно было посмотреть. Решив, что
на один день достаточно всего одного окна, девушка спрыгнула на пол и
окинула взглядом комнату. В принципе, совсем неплохо, можно генеральную
уборку не проводить, а ограничиться влажной, поверхностной, тем более, что
она уже слегка подустала от одного только окна.
Дверь тихонько хлопнула, и девушка насторожилась. Она не любила
таких осторожных звуков. В комнату вошел Майкл и бросил на журнальный
столик ключи от машины. Молча и очень внимательно он смотрел на
Никиту, сидевшую на ковре и бултыхавшую в тазу поролоновой губкой. Так
же молча он подошел к ней, поднял за покрытые мыльной пеной локти на
ноги и поцеловал быстро, как порыв ветра, в приоткрытые губы.
– Давай ты съездишь на недельку к Вальтеру в Лос-Анджелес, – сказал
он неожиданно и застал ее этим врасплох.
– Как это? Зачем?
– У тебя есть заказы?
– Сейчас нет, я...
– Просто отдохни и позагорай на пляже.
– Почему? Что случилось?
Он взял ее лицо в свои ладони и пронзил ее взглядом гипнотизера,
пытающегося внушить "жертве" свою правоту.
– Ничего не случилось. Тебе мало звонка матери?
– Никуда я не поеду, – она вырвалась из его рук и упрямо оттопырила
губу. – Не забывай, что я не девочка из провинциального колледжа и умею за
себя постоять.
– Я в этом не сомневаюсь, но очень хочется, чтобы ты выполнила мою
просьбу.
– Я без тебя никуда не поеду.
– Ты же говоришь, что не девочка из колледжа, а ведешь себя подобно
ей.
– Ты хочешь остаться здесь, чтобы взять огонь на себя? – рассердилась
Никита. – Даже не думай водить меня за нос!
– Нет никакого огня. Чтобы Вульф забыл об этой истории, тебе нужно
уехать на какое-то время...
– МНЕ нужно уехать?! А ты вспомни, из-за чего он стал точить на меня
зуб. Вспомни, в чем я отказала ему. Я должна была убить тебя, значит, ты в
его списке первый.
– Он не станет никого убивать. Он же не сумасшедший.
– Ты так уверен в том, что с головой у него все в порядке? Ой, Майкл,
тараканов там достаточно, и совсем он не нормальный человек, раз решает
свои проблемы при помощи кусочков свинца.
– Ну хорошо. А мы с тобой нормальные?
– Да. Потому что таким образом мы решаем чужие проблемы.
– Я бы очень в этом сомневался, если бы придерживался твоей точки
зрения.
– Я никуда не поеду, – Никита с силой дернулась, пытаясь
высвободиться из сильных рук Майкла, сжимавших ее запястья, но ничего у
нее не вышло. – Отпусти меня!
– Никита, мы с тобой – одиночки, мы не будем работать вместе. Все
равно не будем.
– Работать, может быть, вместе мы и не будем, – согласилась девушка
и слегка притихла. – Но одного в Сан-Франциско я тебя не оставлю.
– Ну до чего же ты упряма! – Майкл с досадой выпустил ее руки и
подошел к окну, отвернувшись от нее. Никита молча смотрела на его спину,
на пальцы, крепко сжавшие подоконник, на бессильно склоненную голову...
Она подошла к нему, обвила его руками сзади и прижалась щекой к твердому
холмику лопатки. Она чувствовала себя виноватой в том, что лучший
человек на свете так переживает из-за нее, но знала, что не уступит ему ни за
что и все равно настоит на своем.
– Что он сказал тебе? – тихо спросила Никита.
– Кто? – Майкл очнулся и удивленно обернулся, тем самым разрывая
ее объятия.
– Вульф.
– Когда?
– Только что. Ты пришел чем-то озабоченный, как будто что-то
случилось за время твоего отсутствия.
– Если я расскажу тебе, ты уедешь? – во взгляде Майкла читалась
усталость.
– Нет. Но ты расскажи.
– Нельзя быть такой упрямой в ущерб себе, Никита, – чуть слышно
произнес он и пошел к двери.
– Куда ты?! – воскликнула девушка, тем не менее, не двигаясь с места.
– У меня дела.
– Ты вернешься?
– Да.
Дверь хлопнула, хлопок вонзился под ложечку и заставил вздрогнуть
всем телом.
"Умею же я довести его до белого каления..." – грустно подумала
Никита.
Но нужно было срочно что-то делать. От Майкла правды не добиться,
по крайней мере, в ближайшие два часа. А если все настолько серьезно, эти
часы могут оказаться роковыми? На раздумья времени нет. Никита
потянулась к телефону и набрала номер Вульфа.
– Я слушаю.
– Мистер Вульф... – она старалась говорить как можно тише, придавая
голосу зловещие интонации. – Я по поводу Майкла и ваших угроз.
– Это не угрозы, моя дорогая, – в голосе Поля послышался смешок. –
Это реальная попытка убрать его со своей дороги, да и тебя заодно, если ты
не одумаешься в ближайшие минуты.
– Даже не подумаю. Оставьте Майкла в покое.
– Милая, через час я отдам распоряжение своему человеку спустить
курок. Пойми, мне не нужны такие враги, как вы с Майклом. Это слишком
суетно.
– Вы сами сделали нас своими врагами. И вы считаете, что кто-то из
ваших людей окажется более ловким и умелым, чем Майкл?
– Куда более ловким, чем Майкл и чем ты. У него будет одно
существенное преимущество: он будет невидим. Сама знаешь, что это
значит, когда пытаешься убрать кого-то.
– Очень сомневаюсь в том, что у вас что-нибудь получится.
– Ты хочешь поспорить? Лучше не нужно, потому что ты проиграешь
дважды.
– Вы затеяли опасную игру, мистер Вульф. В выигрыше будете не вы.
Пытаться установить свои правила в игре с профессионалами – значит
подписывать себе смертный приговор.
– Не пытайся испугать меня, Аспид. Это глупо. Через час для Майкла
все закончится. Посоветуй ему закончить с важными делами, потому что
такая возможность может в ближайшем будущем ему больше не улыбнуться.
В трубке послышались короткие гудки, и Никита в ярости запустила
ею о стену. Майкла предупредили о том, что через час в его голову выпустят
пулю, а он, вместо того, чтобы принять меры, отправляет ее в Анджелес. И
сейчас они не сели и не продумали вместе все варианты. Она вынуждена
вскакивать, мчаться неизвестно куда, делать неизвестно что, лишь бы только
за час успеть спасти его жизнь. А как же иначе? Нельзя сидеть сложа руки
или звонить Майклу и пытаться убедить его зарыться поглубже в землю.
Нужно уничтожать проблему в корне, у ее истоков, а для этого нужно
схватить Вульфа за горло не общаясь с ним по телефону и понапрасну
сотрясая воздух, а хватаясь за это горло настоящими цепкими пальцами. И
сделать это нужно быстро!
Не теряя времени на долгие сборы, Никита бросилась к шкафу и
извлекла из него черную сумку, в которой хранила оружие. Доставая
необходимые леденящие пальцы, но такие знакомые на ощупь предметы, она
вспоминала слова отца о том, что настоящий уважающий себя киллер не
может использовать оружие в личных целях и убивать ради собственной
выгоды. Все правильно, но сейчас она воспользуется данными ей умениями
не ради себя, а ради всего святого, что есть в ее жизни. Забыв закрыть
входную дверь, она выскочила на лестницу и бросилась вниз, не видя под
ногами ступенек. Сердце билось так часто, а руки так дрожали, что, усевшись
в машину, она никак не могла вставить ключ в замок зажигания.
– Папа, папа, прости меня, папа, - шептала она непонятно зачем, как
будто Вальтер решал в ее жизни абсолютно все и только к нему одному она и
прислушивалась… А может быть, так оно и было, только в данный момент
некогда было об этом задумываться, и Никита взывала к отцу, как будто
произносила молитву.
Темный "Вольво" мощной молнией разрезал горячий летний воздух, и
Никита едва не задохнулась, как будто встречный воздух наполнил ее легкие
стремительным потоком.
– Папа, почему это случилось?.. – шептали губы, не советуясь с
разумом. А разум в это время изобретал самые мучительные варианты
смерти для Поля Вульфа и самые изощренные способы спасения Майкла. –
Папа...
Слезы ярости покатились по разгоряченным щекам. Нужно взять себя в
руки, необходимо успокоиться. Майкл сам постоянно твердил ей об этом.
Она несдержанна и импульсивна, а для того, чтобы выполнять подобную
работу, нельзя выпускать эмоции из-под замка. Если попытаться сейчас
последовать советам Майкла, это пойдет только на пользу. Упрямство –
непозволительная роскошь в данный момент. Совершенно некогда сейчас
доказывать Майклу, что с самой сложной задачей можно справиться и в
"творческом запале".
Рука потянулась к трубке и набрала знакомый номер. Телефон Майкла
не отвечал... Жив ли он еще? Должен быть жив, иначе эта авантюра не имеет
смысла... Еще один номер...
– Я слушаю, – донесся до нее родной голос.
– Папа, я сейчас совершу глупость, но она не будет ошибкой, – с
трудом сдерживая дрожь в голосе, произнесла девушка.
– Любая глупость является ошибкой изначально, – она чувствовала, что
Вальтер тоже сдерживает волнение.
– Я убью человека по собственной инициативе.
– Тебе в руки было вложено оружие не с этой целью. Если ты умеешь
что-то делать, из этого вовсе не следует, что ты можешь использовать это
умение в собственных нуждах.
– Это глупо! А если бы я защищалась?
– Ты защищаешься, Никита? Сейчас, в данный момент, ты
защищаешься?
– Да.
– Что произошло?
– Я не могу говорить, иначе попаду в аварию раньше, чем выполню
задуманное.
– Соберись с мыслями.
– Помнишь, ты просил меня оставить жизнь Майклу? Совсем недавно
просил... Так вот, я выполняю твою просьбу, я хочу, чтобы он жил.
– Ты сама этого хочешь или ты делаешь это только потому, что это моя
просьба?
– Я не хочу этого, я НУЖДАЮСЬ в его жизни.
– Это совсем другое дело, сладкая. Только одно учти: в твоей жизни
нуждаюсь я, и не смей погибнуть, иначе я в твоем Сан-Франциско не
оставлю камня на камне. Слышишь меня?
– Да, папа, я тебя слышу.
Никита отключилась и попыталась сосредоточиться на дороге.
Как ни странно, несмотря на сковывавшую мышцы нервозность, она
вмиг успокоилась, когда увидела перед собой ограду у дома Вульфа.
Движения стали четкими и твердыми, а мысли чистыми, как родниковая
вода. Теперь она четко знала, что должна сделать и как будет действовать.
Убить легко, труднее решиться на это, а с этим у нее все было в порядке –
она была уверена в своем решении, и времени было совсем мало.
Перед тем, как выйти из машины, девушка еще раз попыталась
дозвониться до Майкла, но безуспешно – он просто отключил телефон.
Видимо, решил подействовать ей на нервы за то, что она отказалась уехать к
отцу. Его упрямство раздражало и хватало за горло холодным страхом. Разве
можно так поступать? Разве это поступок взрослого мужчины, равного своим
разумом Майклу?
Как войти в дом? Там наверняка полно охраны и приспешников
Вульфа, которые не позволят ей и шагу ступить, убьют без раздумий. Нельзя
наткнуться ни на кого, и первым встречным должен стать Вульф, иначе вся
затея потеряет свой смысл. Единственная возможность – окно. Она бывала в
этом доме не раз, и если сейчас получше сосредоточиться, можно мысленно
представить себе планировку дома и вычислить расположение кабинета
Вульфа. Вот только будет ли он ждать ее там? Сидит и ждет своей смерти?
Не очень на него похоже. С другой стороны, он уверен в своих людях и
считает, что ей не проскользнуть мимо них.
Девушка вышла из машины, подошла к ограде и осторожно заглянула
сквозь прутья во двор. У дома Вульфа было как минимум пятеро охранников,
и они не собирались игнорировать свои обязанности. Идея с окном отпадала,
устраивать спектакли с маскировкой и переодеванием не было времени. Но
как быть? Выход только один: идти напролом, через парадный вход, как
будто так и нужно. Это единственный шанс добраться живой до Вульфа.
Живой, но безоружной... А какой смысл идти туда без оружия? Да уж куда
больший, чем не идти совсем. В конце концов, можно же и кулаком в висок
ударить, была бы только возможность.
Никита вернулась в машину, оставила там оружие и все, что можно
было за него принять, и пешком отправилась к воротам. Охранник лениво
окинул ее взглядом и тут же насторожился. По всей видимости, ее ждали, но
она не знала, какие распоряжения на этот счет получила охрана.
– Я к мистеру Вульфу, – обезоруживающе улыбнулась девушка.
– Мистер Вульф занят, просил никого на территорию не впускать.
– Я разговаривала с ним по телефону около получаса назад. Думаю, он
знает, что я приеду. Не ссорьтесь со мной.
– Как о вас доложить?
– Скажите, что приехала Никита.
Охранник кивнул, впустил ее за ворота и, плотно прижимая руки к ее
телу, старательно обыскал. Она прикрыла глаза, чтобы отвлечься от
унизительной процедуры, и закусила губу. Нужно думать о своей цели и о
Майкле, тогда все остальное покажется мелочами, даже руки охранника,
задержавшиеся на бедрах. Хотелось отпустить колкость по поводу
гранатомета под футболкой, но опять же пришлось сдержаться, чтобы не
быть выставленной вон.
– Входите, – наконец выдавил из себя стражник.
– Спасибо, вы очень любезны.
Никита отправилась к крыльцу. Остальные охранники настороженно
замерли, глядя на нее. Определенно ее ждали, но зачем впустили? Скорее
всего, это подвох, и из дома она может уже не выйти. Но это единственный
шанс для нее и для Майкла. Пока очередной охранник проверял ее нехитрую
одежду на наличие оружия, она как молитву повторяла про себя дорогое имя.
Если удастся выпутаться из этой передряги, они больше никогда не
расстанутся, чего бы это ни стоило. Пусть даже ради этого придется стать
воспитательницей в яслях, Майкла она никуда не отпустит, даже если он
будет сопротивляться.
На переднем сидении машины заливался мелодичной трелью
мобильный телефон...


– Входи, я знал, что ты приедешь, – сообщил Поль Вульф, когда
Никита переступила порог его кабинета. – Хорошо выглядишь, Аспид.
– Спасибо, – Никита растянула на губах улыбку.
– Пришла навестить меня, поговорить о погоде?
– Нет.
– Тогда присядь, побеседуем о более важных вещах. К примеру, о
жизни и смерти.
Никита брезгливо присела на краешек стула и молча уставилась на
оппонента. Тот удовлетворенно кивнул.
– Вот и хорошо, так я могу с тобой разговаривать. Мне, знаешь ли, не
нравится смотреть на человека снизу вверх. Так что же, как мы будем
договариваться?
– Чего вам нужно? – Никита удивленно отметила, что ее голос вдруг
стал бесцветным и едва слышным, как у Майкла.
– Мне нужно, чтобы одного из вас не было. Вдвоем вы слишком
опасны, если называть вещи своими именами. Мне не нужны такие враги,
мне нужны такие союзники. Пока вы вместе, мне не склонить вас на свою
сторону. Думаю, что не склоню и Майкла, если он опять станет одиночкой.
Правильно? Я хочу, чтобы ты работала на меня, Аспид.
– Мы уже говорили на эту тему. Вам хочется еще раз услышать от меня
мое о вас мнение?
– Да, я был бы не против, особенно если бы ты его изменила.
– Это вряд ли получится.
– Девочка, у входа в дом тебя ждут вооруженные люди, а ты, моя
милая, абсолютно безоружна. Понимаешь, к чему я клоню? Ты или выйдешь
отсюда моей союзницей, или не выйдешь никогда, и Майкла спасти будет
уже некому. Как тебе нравится такое положение вещей?
– Майкл погибнет в любом случае?
– Если нам с тобой удастся договориться, я приму твои условия.
Никита яростно сжала кулаки, и ногти впились в ладони. Она не мигая
смотрела в водянистые глаза Вульфа и ненавидела его всей душой почти так
же, как любила Майкла. Ей не выйти из этого дома в любом случае. Он ждет
победы над ней, ее унижения, а на самом деле охрана давно получила приказ
убить ее при выходе из дома. И Майкла никто не сможет предупредить...
– Хорошо, – процедила она сквозь зубы, – я согласна работать с вами
на прежних условиях, плюс к этому мне необходима жизнь Майкла.
– Договорились, – просиял Вульф. – Такой я тебя люблю еще больше,
Аспид.
– Мне не нужна ваша любовь.
Она встала со стула, повернулась к двери и сделала шаг, чувствуя
спиной буравящий взгляд Вульфа. Вдруг она резко развернулась и в
мгновение ока бросилась к своему врагу, одним движениям ломая его руку,
потянувшуюся к кнопке вызова охраны. Вульф охнул и скорчился от боли, а
Никита сцепила пальцы на его горле. Она никогда не получала удовольствия
от чьих-либо мук, но то, что почувствовала в тот момент, было похоже на
удовольствие. Под ее рукой бился его пульс, и она готова была навсегда
остановить его. Вульф задыхался и едва хрипел, а Никита смотрела на него с
завидным спокойствием, и ее собственное сердце, казалось, не забилось чаще
ни на один удар.
Вдруг в коридоре послышались шаги, приближавшиеся к кабинету.
Никита разжала пальцы и внимательно посмотрела на Поля. Он был без
сознания, она не убила его, но заканчивать свою грязную работу было
некогда – ее вот-вот застанут над бездыханным телом. Она оторвала от
подошвы мокасина тоненькую пленку и вложила ее в карман пиджака
Вульфа. Крохотная бомба, подарок отца, взорвется раньше, чем ее
обнаружат, а Никита тем временем уже успеет отъехать от дома на
безопасное расстояние.
Девушка подбежала к открытому окну и вскочила на подоконник.
Второй этаж – не так уж высоко. Лишь бы только ее не поджидали в кустах.
В любом случае думать некогда. Она зажмурилась и прыгнула, ни на секунду
не почувствовав себя птицей. Приземлилась, как кошка, на ноги и тут же,
спружинив, побежала прочь от дома. Кто-то тяжело прыгнул ей на спину, но
она одним четким ударом вывела противника из строя и обернулась. Кроме
человека в черном, лежавшего у ног, в поле ее зрения не было больше
никого. Путь был открыт. Она с легкостью достигла забора, за которым ее
поджидала машина, села за руль и сорвала железного друга с места. Через
три минуты прозвучит взрыв, который унесет несколько жизней. Жалела ли
она об этом? Нет. Никаких мук совести, как это ни страшно...
На соседнем сидении зазвонил телефон, и Никита нервно поднесла его
к уху.
– Где ты? – послышался любимый голос. Он не выражал никаких
эмоций, но Никита чувствовала его напряжение.
– В машине.
– Точнее.
– Зачем тебе знать? – возмущенно вспыхнула она. – Я не могла до тебя
дозвониться, я чуть не умерла от волнения, а ты взял и выключил телефон.
– Где ты? – повторил Майкл свой вопрос.
– Лучше тебе не знать об этом, потому что если я тебя сейчас увижу,
убью на месте, – она разрыдалась.
– Хорошо, приходи в себя, – из трубки донеслись короткие гудки, и
Никита в сердцах забросила ее на заднее сидение.
Зачем она нагрубила ему? Да какая разница? Главное то, что теперь он
останется жив, а ей действительно нужно побыть одной и успокоиться.
Девушка направила машину за город, к океану, к одному из тех редких
мест в их мегаполисе, где почти никогда не бывает людей. Это была
маленькая бухточка, укрытая от мира двумя скалами. Никита вышла из
машины, сбросила с ног мокасины и пошла босиком по песку. По щекам
текли слезы, и она смахивала их тыльной стороной ладони. Она сердилась на
Майкла, но вместе с тем была счастлива от того, что ей удалось положить
конец их неприятностям. Вместе с тем, она чувствовала, что больше никогда
не сможет взять в руки оружие...
Теплые волны ласково омыли ее ноги пенистой лаской. Никита
присела на корточки и глубоко вдохнула в себя йодистый запах океана. На
тысячи миль перед ней расстилалась зеленоватая водная гладь. Девушка
провела ладонью по поверхности воды, как бы лаская океан в ответ. Она
любила этого могучего друга с детства, она разговаривала с ним, как с
живым, и доверяла ему свои тайны и желания. Неслышно, одними губами,
она стала нашептывать нежности, как будто говорила с ребенком. Волны
щекотали ее ладонь, и постепенно она успокаивалась, приходила в себя,
собиралась с мыслями.
– Я хочу... – говорила она, а океан заворачивал ее пожелание в волну и
уносил за тридевять земель для рассмотрения. Она, как ребенок, верила в то,
что ее желания сбудутся, если поведать их такому всемогущему союзнику,
как этот.
За спиной послышался щелчок, и Никита обернулась. Это
захлопнулась дверца машины. К ней по песку шел Майкл. Она встала с
корточек, сделала шаг ему навстречу, остановилась в нерешительности,
сделала еще один шаг и опять встала, как вкопанная.
– Никита... – она увидела на его лице откровенное волнение, даже
испуг. – Никита... – и прижал ее к себе.
– Что? Что? Ну что? – она провела пальцами по его руке, как бы
успокаивая.
– Почему ты так поступаешь, Никита? Неужели ты не можешь хотя бы
раз послушаться меня? Нельзя быть такой упрямой.
– Не сердись, – Никита виновато потерлась носом о его плечо. – Зато
теперь все в порядке. Ты знаешь...
– Знаю. Я все знаю. Мне только что звонил Поль Вульф.
– Только что – это когда?
– Пять минут назад.
– Не может быть! – девушка встрепенулась. – Ты пугаешь меня.
– К сожалению, я говорю правду, а бомбу, которую ты подложила в его
карман, обезвредили раньше, чем ты успела сесть в машину.
– Но откуда...
– Во всяком случае, не я им об этом сказал, Никита.
– Вульф убьет нас?
– Думаю, что он попытается это сделать, но мы выпутаемся.
– Нужно было перегрызть ему горло... – задумчиво произнесла Никита.
– Ну да ладно... Выпутаемся, ты прав. Только больше никогда не выключай
телефон, когда нужен мне! – она в сердцах ударила Майкла ладонью по
плечу.
– Я надеялся, что это удержит тебя от поспешных решений.
– Это меня как раз и подхлестнуло.
– Ты неисправима. Давай уедем отсюда.
– Куда?
– Куда-нибудь. Мы же свободны, весь мир перед нами. Поедешь?
– Конечно, Майкл... Только... Ты действительно согласен уехать вместе
со мной? Ты уверен в том, что сможешь простить мне кашу, которую я
заварила?
– Какую еще кашу? Мы с тобой экстремалы, никакие трудности не
должны нас волновать. Да, я хочу уехать с тобой, пусть даже ты всю дорогу
будешь грызть орехи и обсуждать мой характер.
– Постараюсь воздержаться, – счастливо рассмеялась Никита. – А как
ты нашел меня? – пришло вдруг ей в голову.
– Я подумал, куда бы отправился я, если бы был тобой. Это
единственное место, которое пришло мне на ум. Видишь, я не ошибся – ты
поехала к океану. Когда ты волнуешься и должна собраться с мыслями, ты
стремишься к нему, как тогда, под Санта-Барбарой.
– Откуда ты знаешь, что я волновалась?
– Теперь уже знаю, – Майкл улыбнулся, и в его неповторимых глазах
блеснули зеленые искорки. Сердце Никиты гулко забилось, и она обняла его,
как обнимают самого близкого и дорогого человека на свете, кем бы он ни
был. Она чувствовала ответный стук его сердца, и этот стук успокаивал ее,
заставлял верить в то, что все теперь будет хорошо – теперь, когда Майкл
рядом...
– Честно говоря, я не особо торопился, будучи уверенным в том, что
застану здесь такую идиллию!
Они обернулись и увидели Поля Вульфа, стоящего над их головами на
скале. Его ухмылка, как, собственно, и само его появление здесь, не
предвещала ничего хорошего.
– Вульф, что ты здесь делаешь? – Никита почувствовала, что Майкл
отстраняет ее себе за спину, стараясь заслонить ее от Поля.
– Милый мальчик, неужели ты считаешь, что мои люди отпустили
твою девушку без жучков? Она была слишком взволнована, чтобы
исследовать свою одежду. Видишь, как опасно для людей вашей профессии
становиться романтиками – сразу теряются бдительность и
профессионализм.
– Подумал бы лучше о собственном профессионализме, – спокойным
голосом предложил Майкл. – Твои методы тебя позорят.
– Меня это не волнует. Самое важное то, что я наконец-то избавлюсь
от таких врагов, как вы, и смогу вздохнуть спокойно. Жизнь – борьба, и я не
думаю, что вам есть что возразить на это.
Никита нащупала в кармане Майкла рукоятку оружия, но боялась
вынуть его слишком резко – Вульф мог спустить курок в любой момент. Он
прицеливался из своего пистолета прямо в сердце Майкла, и цена
поспешности могла бы быть слишком высокой для Никиты.
– Не стану возражать, – отвечал Майкл, – но борьба должна быть
честной.
– Она честная – сильный съедает слабого. Это закон природы, а против
природы не попрешь.
– Хочешь назвать себя сильным? Что ж, ты выше, тебе на твоей скале и
карты в руки. Но ты хочешь убить и беззащитную женщину?
– Беззащитную женщину? – Вульф громко рассмеялся. – Это же Аспид,
Майкл! Она пыталась убить тебя и убила бы, не окажись, к несчастью,
женщиной. И теперь ты ее защищаешь? А что если она продолжает работать
на меня до сих пор?
– Пусть так. Но если ты убьешь нас обоих, кто будет работать на тебя в
таком случае?
– Лучшие из тех, кто останется в живых. Ты не переживай.
Послышался гул мотора, и из-за скалы возник джип с людьми Вульфа,
которые спешили показаться на глаза противникам. Никита ощутила едва
заметное движение Майкла и в первый момент не поняла, что он сделал. Его
машина вдруг взлетела в воздух столбом пламени, словно праздничный
фейерверк, разрывая на куски торжественно въехавший на пляж джип. От
душераздирающего взрыва Вульф вздрогнул, и краем глаза Никита успела
заметить, как он спускает курок. Раздумывать было уже некогда, не было
даже секунды на то, чтобы собраться с духом. В мгновение ока она
выдернула из кармана Майкла пистолет, сделала шаг вперед, тем самым
заслонив Майкла собой и сделала ответный выстрел, который прозвучал,
увы, долей секунды позже, чем выстрел Вульфа.
Она не видела, как ее враг падал с камней на песок с простреленной
грудью, потому что падала сама. Она проваливалась в темноту, стараясь
открыть глаза пошире, чтобы хоть на мгновение еще раз увидеть Майкла,
увидеть перед тем, как темнота скроет его от нее навсегда. Невыносимая
боль пронзала ее живот где-то в районе солнечного сплетения, и она
старалась унять ее, прижимая к больному месту обе руки. Руки тонули в чем-
то густом и вязком.
– Майкл... – прошептала она, собирая остатки воли, и сама не
услышала своего голоса, настолько он был слабым. Но после этого рывка она
смогла наконец открыть глаза. Майкл нес ее на руках к ее машине, которая,
по счастью, оказалась в стороне от взрыва. В его глазах она увидела слезы и
невыносимую боль.
– Никита, держись, – шептал он. – Сейчас мы будем в городе.
Заклинаю тебя: держись.
– Прости... Прости... – пытались прошептать ее губы.
– Ну почему ты сделала это?! – воскликнул Майкл. – За что ты сделала
это?..
Она почувствовала, как ее губы трогает улыбка облегчения – она
сделала все, что могла, она выполнила свою миссию, и теперь со спокойной
душой могла закрыть глаза, тем более, что держать их открытыми у нее
больше не получалось... Последнее, что она видела, прежде чем погрузиться
во мрак, были глаза Майкла...

* * *

Лето в Калифорнии – основная пора года. Оно лишь ненадолго
сменяется прохладными, дождливыми днями зимы, но всему свое время, и
зима все же наступила. Майкл вел машину вдоль океанского берега в Лос-
Анджелесе и лицо его, как всегда, не выражало никаких эмоций. Океан с
некоторых пор напоминал ему о грустном, о том, что не очень хотелось
вспоминать. Прошло уже полгода с тех пор, как случилось страшное, а он до
сих пор видел словно наяву тот маленький пляж, как только закрывал глаза.
Ведь продумал же он вариант со взрывом машины, заминировал ее и
все время сжимал в руке детонатор. Как же он мог допустить тот роковой
выстрел? Как не удержал Никиту за своей спиной? Он закрывал глаза и видел
пятно крови, стремительно расползавшееся по розовой ткани футболки, ее
руки, судорожно сжимавшие рану, вмиг пересохшие губы, пытавшиеся что-
то шептать... Как он мог допустить это? И если бы не океан и не эти сны, он
вполне мог бы уже придти в себя и забыться. Но как избавиться от снов?
Он остановил машину у цветочного магазина и вышел, чтобы купить
букет. Каждый раз, приезжая в Лос-Анджелес, он останавливался здесь и
покупал букет белых роз – белых потому, что красные напоминали ему цвет
пятна на розовой футболке. Девушка-продавец узнала его, кокетливо
улыбнулась и протянула шикарный букет.
– Я ждала вас, давно вы не появлялись.
– Две недели, – сухо констатировал Майкл, отдавая ей деньги. Его не
интересовали девушки, продающие розы, и их улыбки. С некоторых пор его
перестали трогать какие-либо девушки вообще, особенно если они не были
похожими на ту, которая снилась ему в каждом страшном сне, на ту, кому
предназначались эти розы.
Он продолжил свой путь, и наконец перед ним вырос знакомый дом на
пляже. Майкл вышел из машины и направился к крыльцу, на котором
Вальтер пил пиво из жестяной банки, облокотившись о перила.
– Привет, амиго! – приветствовал он прибывшего друга. – Давай,
давай, взбирайся сюда, выпьем пива для начала.
– Привет, – Майкл пожал ему руку и тоже уперся руками в перила,
положив перед собой букет.
– Да, при таких обстоятельствах невольно станешь романтиком, –
Вальтер кивнул на цветы. – Интересно, как долго ты будешь приезжать сюда
с одним и тем же букетом?
– Ты знаешь, я не могу проехать мимо цветочного магазина и не могу
это объяснить.
– Даже не пытайся. Думаешь, твои объяснения столь важны? Не думал,
что хоть что-то может на тебя повлиять так сильно, как то, что случилось.
– Я тоже не думал. Но знаешь, вчера я выполнил заказ и впервые за
полгода при виде крови не вернул себя на тот пляж.
– Вот видишь, все забывается, тем более что...
– Да ладно тебе, Вальтер. Никаких "тем более". Я действительно стал
приходить в себя, несмотря на то, что смягчающие обстоятельства так и не
появились.
– Они появились. Пойдем к ней.
Вальтер открыл дверь в дом, и они прошли его насквозь, до самого
пляжа на другой стороне. Огромная стеклянная дверь на пляж была
распахнута, и они вышли к океану. Зимний ветер носил по пляжу ветки и
засохшую траву, а волны бились о берег и уносили с собой клочья пены. У
самой кромки воды стоял шезлонг, в котором, закутанная в плед, сидела
Никита. Глаза ее были прикрыты, и она наслаждалась шумом прибоя,
который так любила.
– Привет, – Майкл присел перед ней на корточки и положил на
укутанные пледом колени свой букет. – Извини, я не оригинален.
Она открыла глаза, с улыбкой посмотрела на него и убрала с его лба
завиток темных волос.
– Тебя долго не было. Я решила, что на сей раз останусь без букета.
– Я же обещал тебе приехать.
– Да... – она посмотрела на улыбающегося отца и опять перевела взгляд
на Майкла. – А у меня есть сюрприз для тебя. Папа пообещал не говорить
тебе...
– Сюрприз? Какой? – Майкл поднес к губам ее пальцы.
– Смотри!
Она отстранила его от себя, приподнялась в кресле на руках и встала на
ноги. Майкл ошарашено смотрел на нее – после того как пуля вонзилась в ее
позвоночник, он почти не надеялся на чудо.
– Смотри! – повторила Никита и сделала несколько шагов, лицо ее
сияло. – Теперь я смогу вернуться с тобой в Сан-Франциско! Ты вспомни:
обратной дороги у нас с тобой так и не было.
Она споткнулась, и Майкл подхватил ее на руки, счастливо
рассмеявшись. Теперь он готов был проделать с самого начала весь тот путь,
который прошел с тех пор, как увидел у своей машины плачущую девчонку в
коротеньком платье. И он ничего не хотел бы менять в этой жизни, разве
что... Разве что он все-таки не позволил бы ей подставиться под ту пулю.
Холодные волны исподтишка уносили неосторожно брошенные на
песок белые розы. Ветер все так же носил по пляжу травинки и трепал
белокурые волосы Аспида. Майкл почти ревновал, потому что и сам любил
перебирать их. Но кто же ревнует к ветру?..

Альтернативный финал.
Опубликован с разрешения автора.

* * *

Лето в Калифорнии – основная пора года. Оно лишь ненадолго сменяется прохладными, дождливыми днями зимы, но всему свое время, и зима все же наступила. Питер вел машину вдоль океанского берега в Лос-Анджелесе и лицо его, как всегда, не выражало никаких эмоций. Океан с некоторых пор напоминал ему о грустном, о том, что не очень хотелось вспоминать. Прошло уже полгода с тех пор, как случилось страшное, а он до сих пор видел словно наяву тот маленький пляж, как только закрывал глаза.

Ведь продумал же он вариант со взрывом машины, заминировал ее и все время сжимал в руке детонатор. Как же он мог допустить тот роковой выстрел? Как не удержал Алекс за своей спиной? Он закрывал глаза и видел пятно крови, стремительно расползавшееся по розовой ткани футболки, ее руки, судорожно сжимавшие рану, вмиг пересохшие губы, пытавшиеся что-то шептать ... Как он мог допустить это? И если бы не океан и не эти сны, он вполне мог бы уже придти в себя и забыться. Но как избавиться от снов?

Остановив машину у знакомого дома на пляже, Питер вышел из машины и направился к крыльцу, на котором Морис пил пиво из жестяной банки, облокотившись о перила.

– Привет, амиго! – приветствовал он прибывшего друга. – Давай, давай, взбирайся сюда, выпьем пива для начала.

– Привет, – Питер пожал ему руку и тоже уперся руками в перила.

Они долго молчали и только банка с пивом потрескивала под пальцами Питера, когда он нервно разминал ее. Его глаза отстраненно смотрели вдаль и видели перед собой не стену дома напротив, а что-то, что в тот момент открывалось только его взору.

– Как ты? – спросил наконец он, не глядя на Мориса.

– В порядке. Почему спрашиваешь? – голос старика стал непривычно хриплым и тихим.

– Ты считаешь, у меня нет повода для такого вопроса?

– Такой вопрос можно задать и без повода – например когда больше нечего сказать.

– Ты считаешь, я виноват в том, что это произошло?

– Нет.

– Я только неделю назад впервые взял оружие в руки и не содрогнулся.

– Если бы это говорил мне не ты, Питер, я сделал бы тебе замечание и отметил бы, что о таких вещах не говорят вслух. Но ты знаешь это как никто другой, значит это тебя действительно гложет.

Питер опять замолчал, все крепче сжимая банку. Наконец она не выдержала и треснула, обливая брюки Питера пивом. Он смотрел на растекающуюся по доскам настила жидкость, как посторонний наблюдатель, он был далеко от этого дома и от лужи пива под ногами.

– Ты должен понять, амиго, – Морис сжал его плечо теплой ладонью, – что жизнь продолжается. Именно понять, а не повторять это себе постоянно. Толку в том мало.

– Ты сам понял?

– Мне незачем, я заканчиваю свою жизнь, а ты должен начать все сначала. И если ты чувствуешь, что больше не можешь выполнять свою работу, найди себе другое применение. Самое время. Я научил тебя всему, что знаю сам, но я же говорю тебе то, что сказал. Не ты, а я не уберег свою девочку. Видимо, где-то я дал слабинку и не научил ее хладнокровию, она пропускала все через себя, не умела отключаться. Не вини себя, ты сделал для нее все, что мог. По крайней мере, она покинула этот мир с любовью в сердце, а это самое главное. Есть люди, которым суждено умереть молодыми, а кто-то даже мечтает об этом. Не думаю, что Алекс об этом мечтала, но она не исключала такой возможности, когда пришла ко мне и сказала, что хочет научиться у меня всему, что я знаю и умею. Наверное, тогда мне следовало взять мокрое полотенце и протянуть им по ее спине, как это делала ее мать, но я не сделал этого. Так на ком лежит вина в ее гибели?

– Просишь меня не винить себя, а сам что делаешь?

– Питер, я – старый ворчун, но не любитель заниматься самокопанием. А в данной ситуации я потерял самого дорогого для меня человека и при этом знаю, что если бы взял тогда в руки мокрое полотенце, она была бы жива.

– Но я мог бы...

– Ты ничего не мог поделать. Погибнуть ради спасения твоей жизни было ее собственным решением. Пусть у нее было мало времени для размышлений, но я не сомневаюсь в том, что она была уверена в своих действиях. Теперь, если верить старым сказкам, ты должен стать неуязвимым, находясь под ореолом ее поступка.

– Я более уязвим, чем был когда-либо.

– Тогда бросай это дело.

– Я еще не решил, как мне поступить, но я думаю уехать отсюда и начать, как ты и сказал, все с нуля.

– Куда поедешь?

– Не знаю пока. Может быть, в Мексику. Меня здесь ничего не держит, как всегда.

– Хорошо, поезжай. Но не забывай старика, звони иногда, если даже решишь не сообщать мне, где осядешь.

– Непременно. Я приехал попрощаться, Морис, хоть и сам не знал этого.

– Пока, амиго, – Морис по-дружески обнял его и похлопал по спине шершавой ладонью. – Мы еще увидимся, старик Морис это видит.

– Да, увидимся, – Питер отстранился и на его лице появилась одна из редких улыбок. Еще несколько секунд он всматривался в морщинистое лицо старого друга, а потом резко повернулся и пошел к своей машине. Этот дом был единственным, что осталось дорого ему в этом мире.





Он уверенно вел машину, все больше удаляясь от того места, где навсегда оставил свою белокурую девочку, которую не увидит больше никогда. Никогда в жизни ему, хладнокровному киллеру, отнявшему жизнь не у одного десятка людей, не было так плохо, никогда камень на душе не был таким тяжелым и не прижимал к земле с такой силой.

Волей-неволей Питер перебирал в памяти все, что было связано с Алекс. Казалось бы, они знали друг друга совсем недолго, но как много оказалось мгновений, оставшихся в памяти, и каждое из них занимало свой собственный уголок и не собиралось покидать его. Все, что раньше сердило и раздражало, теперь казалось милым и необходимым. Любая мелочь составляла образ Алекс и ничего нельзя было отбросить и не учитывать. Как бы он хотел, чтобы она опять оказалась рядом с ним с пакетом соленых орешков в руках! Он отдал бы все за то, чтобы опять услышать так рассердившее его тогда похрустывание, но время – то единственное, что нельзя изменить и вернуть.

Он вспоминал странный взгляд Алекс, когда она стояла на краю обрыва над океаном и в ней боролись два чувства – чувство долга и нечто робкое, незнакомое, едва начавшее зарождаться, но уже мешавшее ей этот самый долго исполнить.

"Зачем ты взял меня с собой?.."

Только сейчас он мог ответить а тот ее вопрос, но тогда ответа он не знал.

"Ты хоть понимаешь, что теперь тебе от меня не отцепиться по всем законам жанра?"

В ее голосе было столько досады и сожаления, а он, опять же, ее не понял... А потом не поверил ей...

И в тот страшный день в крохотной церквушке всего три человека прощались с Алекс: он сам и ее родители. Больше у этого очаровательного олицетворения смерти для многих десятков погибших не было близких людей, которые захотели бы проститься с ней. Тогда Питер уже знал ответы на все свои вопросы, но поздно было произносить их вслух. Он только коснулся губами ее холодных губ и чуть слышно повторил свои первые слова, обращенные когда-то к ней на автостоянке перед домом Жанин:

– Что ты здесь делаешь, милая? Что ты здесь делаешь?..

Но она не отвечала...

А сейчас его автомобиль проносился по мексиканской дороге вдоль кромки океана. Алекс больше всего на свете любила океан. Почему он так захватывал ее? О чем она с ним говорила? Почему он не спросил ее об этом?

Вдруг он увидел перед собой нечто, что заставило его резко нажать на педаль тормоза. Спиной к нему на камне над самой водой сидела девушка в голубых джинсах, такой же панамке и короткой белой кофточке. Она внимательно смотрела на воду, упершись подбородком в поднятые колени. Чуть спутанные белокурые волосы струились по спине, с ними ласково играл ветер.

Питеру казалось, что он всматривается в ее спину целую вечность, но уже в следующую секунду она обернулась и сердце с грохотом оборвалось. Конечно, это была не Алекс, а совершенно другая девушка, как он мог сомневаться в этом. Но как похожа... А может быть, теперь в любой красивой девочке он будет замечать знакомые черты?

– Вы что-то хотели? – спросила она, и Питер отметил, что и голос у нее гораздо выше, чем был у Алекс, и не такой мелодичный и бархатный.

– Нет, простите, – тихо ответил он. – Я... обознался.

– Бывает, – улыбнулась она, и ее улыбка была совсем чужой, незнакомой.

Он хотел было снова завести мотор, но что-то остановило его. Он посмотрел на девушку, все еще продолжавшую разглядывать его. Она была довольно хорошенькая – сероглазая, с курносым носиком и ямочками на щеках. Самым главным ее недостатком был тот, что она не была Алекс.

– Вы едете на юг? – спросила она.

– Да.

– Не подбросите меня до Гуаймаса? У меня там мама, а я опоздала на автобус.

– Мама? – Питер задумался ни о чем, пытаясь понять, о чем вообще думает. – Садись, раз мама. Только не грызи в салоне орешки, меня это раздражает.

– Я не люблю орешки. Как ты относишься к карамелькам?

Питер молча скривился и открыл перед ней дверцу машины. Она скользнула внутрь и бросила себе под ноги маленький рюкзачок.

– Ну что, на юг? – подытожил Питер, обозначив очередную веху в своей жизни.

– На юг, – она вздохнула, обозначая свою веху.

И Питер надавил на педаль газа...

А почему в альтернативном продолжение другие имена?
Все же мне первое продолжение нравится больше, но почему-то уверена, что вторая концовка должна быть финалом, а автор просто не хотел расстраивать поклонников МиН.
По второй концовке... И грустно с одной стороны, потому что началась новая веха в жизни Майкла, намек на новые отношения и ясно, что Никита будет забыта, с другой стороны, не хоронить же ему себя вместе с погибшей Никитой. Двоякие чувства....

http://www.teleseria...y/3259-killeri/
В этой теме тот же самый фик.